Книга: Смерть под маской красоты (сборник)
Назад: Маскарад на Кейп-Код
Дальше: Мужчина по соседству

Определенно страсть

– Остерегайтесь гнева терпеливых, – с грустью заметил Генри Паркер Бритлэнд IV, изучая в газете фотографию своего бывшего госсекретаря.
Он только что узнал, что его близкий друг и политический союзник был обвинен в убийстве любовницы, Арабеллы Янг.
– Ты думаешь, бедняга Томми действительно убил ее? – вздохнула Сандра О’Брайен Бритлэнд, намазывая домашний джем на горячую свежеиспеченную лепешку.
Было раннее утро, и пара все еще пребывала в огромной уютной кровати в Драмдо, их сельском поместье в Бернардсвилле, штат Нью-Джерси. Повсюду были разбросаны газеты, открытые на разных страницах: «Вашингтон пост», «Уолл-стрит джорнал», «Нью-Йорк таймс», лондонская «Таймс», «Обсерваторе романо», «Пари ревью». Некоторые лежали на мягчайшем, изысканно украшенном цветами одеяле, другие свалились на пол. Прямо перед парой стояли подносы с завтраком, на каждом – одинокая роза в высокой серебряной вазе.
– Вообще-то нет, – отозвался Генри, медленно покачав головой. – На мой взгляд, в это невозможно поверить. Том всегда отлично держал себя в руках. Это и сделало его таким прекрасным госсекретарем. Но со смертью Констанс – она умерла во время моего второго срока – он сильно изменился. И всем было очевидно: когда он познакомился с Арабеллой, то влюбился в нее до безумия. Конечно, через какое-то время стало так же очевидно, что Томми утратил заметную часть своей выдержки. Никогда не забуду тот раз, когда он поскользнулся и назвал Арабеллу «Какашкой» прямо перед леди Тэтчер…
– Хотела бы я тогда с тобой познакомиться, – с сожалением заметила Сандра. – Конечно, я не всегда с тобой соглашалась, но думаю, ты был отличным президентом. Однако девять лет назад, когда тебя впервые привели к присяге, ты наверняка счел бы меня скучной девчонкой. Чем студентка юридического факультета может заинтересовать президента Соединенных Штатов? Ну, то есть, надеюсь, я бы тебе понравилась, но вряд ли ты воспринял бы меня всерьез. По крайней мере, когда мы встретились, я уже была членом Конгресса и ты отнесся ко мне с определенным уважением.
Генри повернулся и ласково посмотрел на женщину, с которой они были женаты уже восемь месяцев. Ее волосы пшеничного цвета растрепались. Взгляд ярко-голубых глаз каким-то образом умудрялся одновременно выражать интеллект, теплоту, остроумие и юмор. А иногда – некий детский интерес. Генри улыбнулся, вспомнив их первую встречу: тогда он спросил у Сандры, неужели она до сих пор верит в Санта-Клауса.
Они познакомились на приеме, устроенном в Белом доме в честь новых членов Конгресса. Генри в последний раз принимал там гостей, на следующий день должна была состояться инаугурация его преемника.
– Я верю в то, что воплощает Санта-Клаус, сэр, – ответила ему Сандра. – А вы – нет?
Позже, когда гости уже разошлись, он пригласил ее остаться на тихий ужин.
– Простите, – сказала она. – Я встречаюсь с родителями. Я не могу их огорчить.
В свой последний вечер в Белом доме Генри ужинал в одиночестве и размышлял, сколько женщин за последние восемь лет в долю секунды отказались бы в такой ситуации от всех планов. Тогда он понял, что наконец-то нашел женщину своей мечты. Через шесть недель они поженились.
Сначала казалось, что шумиха в СМИ никогда не уляжется. Брак самого завидного холостяка страны – сорокачетырехлетнего бывшего президента – и очаровательной женщины-конгрессмена на двенадцать лет его моложе вызвал безумный ажиотаж среди журналистов. Уже много лет ни одна свадьба не захватывала с такой силой интерес и воображение публики.
Отец Сандры был мотористом на Центральной Нью-Джерсийской железной дороге. Сама она справилась с колледжем Святого Петра и юридическим факультетом Фордхэмского университета, семь лет работала государственным защитником, а потом, ко всеобщему потрясению, выиграла выборы в Конгресс у давнего хозяина этого кресла от Нью-Джерси. Такая биография заранее сделала ее не только чемпионом для всех женщин, но и любимицей СМИ.
Статус Генри – один из двух наиболее любимых президентов двадцатого столетия, обладатель значительного семейного состояния и вдобавок мужчина, который регулярно появлялся в топах самых сексуальных мужчин Штатов – сделал его излюбленным предметом обсуждения в газетах и на телевидении, а заодно – объектом зависти людей, недоумевающих, почему судьба так явно благоволит одному человеку.
В день их свадьбы один из таблоидов вышел под заголовком: «Лорд Генри Бринтроп женится на нашей девчонке в воскресенье!» Это являлось намеком на некогда безумно популярную на радио мыльную оперу, в которой изо дня в день, пять раз в неделю, долгие годы задавался один и тот же вопрос: «Сможет ли девушка из шахтерского городка на Западе найти счастье в качестве жены богатейшего и красивейшего джентльмена Англии, лорда Генри Бринтропа?»
После этого все и каждый, не исключая любящего мужа, переименовали Сандру в Санди. Поначалу она не выносила это прозвище, но потом успокоилась, особенно когда Генри заявил, что для него тут кроется второй смысл, что он вспоминает о «воскресной любви», имея в виду одну из своих любимых песен.
– Кроме того, – добавил он, – оно тебе годится. У Типа О’Нила было прозвище, вполне подходящее для него, а Санди отлично подходит тебе.
Сейчас, глядя на мужа, Санди думала о месяцах, которые они провели вместе, о днях, практически беззаботных вплоть до этого утра. Увидев в глазах мужа искреннюю озабоченность, она накрыла его руку своей.
– Ты беспокоишься о Томми. Я вижу. Как нам ему помочь?
– Боюсь, особо нечем. Я, конечно, проверю, какого адвоката он нанял для этого дела, но кто бы его ни представлял, перспективы довольно мрачные. Суди сама. Жестокое убийство, а если посмотреть на обстоятельства, сложно предположить, что это не Томми. В женщину стреляли три раза из пистолета Томми, в его библиотеке. Вдобавок это случилось после того, как он говорил разным людям, что очень огорчен разрывом с ней.
Санди взяла одну из газет и посмотрела на фотографию сияющего Томми Шипмана. Его рука обнимала тридцатилетнюю женщину, которая помогла ему перестать оплакивать жену.
– А сколько Томми лет? – спросила Санди.
– Не помню точно. Кажется, шестьдесят пять плюс-минус год.
Оба посмотрели на фотографию. Томми был аккуратным худощавым мужчиной с редеющими седыми волосами и лицом ученого. По контрасту с ним Арабелла Янг, чьи художественно взбитые волосы обрамляли красивое личико, демонстрировала изгибы, вполне годные для обложки «Плейбоя».
– Типичный случай декабря и мая, – заметила Санди.
– Наверное, то же говорят и о нас, – небрежно бросил Генри, выдавив улыбку.
– Ох, Генри, прекрати, – ответила Санди, потом взяла мужа за руку. – И как бы ты ни притворялся, я прекрасно вижу, что ты всерьез огорчен. Мы, конечно, еще молодожены, но я слишком хорошо тебя знаю.
– Ты права, я действительно беспокоюсь, – ответил Генри. – Когда бы я ни вспоминал о прошедших годах, я не могу представить себя в Овальном кабинете без Томми. До того как стать президентом, я провел всего один срок в Сенате и во многих отношениях был еще зелен. И спасибо Томми, что я пережил первые месяцы, ни разу не уронив лица. Когда я собрался обсудить все эти дела с Советами, Томми – в своей спокойной, взвешенной манере – показал мне, насколько я не прав, идя на конфронтацию, а потом ухитрился создать у общественности впечатление, будто он лишь рупор для моих решений. Томми – истинный государственный деятель, но более того, он джентльмен до кончиков ногтей. Он честен, умен и верен.
– Кроме того, он человек, который должен был знать, какие шуточки отпускают люди насчет него и Арабеллы и насколько он утонул в своей новой любви. И когда она решила порвать с ним, он потерял все, – заметила Санди. – Примерно так ты все это видишь, верно?
– Возможно, – вздохнул Генри. – Временное помешательство? Все может быть.
Он поднял поднос с завтраком и переставил его на тумбочку.
– Тем не менее он всегда поддерживал меня, и теперь я должен поддержать его. Его отпустили под залог. Я собираюсь с ним встретиться.
Санди быстро отставила поднос, едва успев подхватить недопитую чашку кофе.
– Я пойду с тобой, – заявила она. – Дай мне десять минут в джакузи, и я буду готова.
Генри залюбовался стройными ножками жены, которая выбиралась из постели.
– Джакузи? Какая прекрасная мысль, – с энтузиазмом воскликнул он. – Я с тобой.

 

Томас Экер Шипман пытался не замечать армию репортеров, столпившихся на подъезде к его дому. Когда они с адвокатом вылезли из машины, Шипман, не глядя по сторонам, двинулся напрямик к зданию, изо всех сил стараясь пропускать мимо ушей рев выкрикиваемых вопросов. Однако, оказавшись внутри, он больше не мог притворяться и заметно ссутулился.
– Думаю, сейчас самое время для скотча, – тихо произнес Шипман.
Адвокат Леонард Харт сочувственно посмотрел на своего клиента.
– Я бы сказал, что он вам положен, – заметил он. – Но сначала позвольте еще раз заверить вас, что, если вы настаиваете, мы пойдем на сделку о признании вины. Однако вынужден повторить – мы можем собрать очень сильную защиту с позиции невменяемости, и я хочу, чтобы вы согласились предстать перед судом. Ситуация ясна, и ее поймет любой состав присяжных: вы мучительно переживали потерю любимой жены и на этой волне влюбились в привлекательную молодую женщину, которая сначала принимала ваши подарки, а потом отвергла вас. Это классический расклад, причем такой, который наверняка будет воспринят сочувственно, особенно в сочетании с заявлением о временном помешательстве.
По мере того как Харт говорил, в его голосе все сильнее слышалась страсть, как будто он уже обращался к присяжным.
– Вы попросили ее приехать сюда, надеясь уговорить, но она только отпускала колкости. Последовала ссора. Вы внезапно потеряли голову и в приступе ярости, который помните только смутно, выстрелили в нее. Обычно вы держали пистолет взаперти, но в этот вечер достали его, поскольку были так расстроены, что на самом деле думали покончить с собой.
Адвокат сделал паузу, и в этот момент бывший госсекретарь озадаченно взглянул на него.
– Вы действительно так все видите? – спросил он.
Казалось, Харт удивился вопросу.
– Ну да, конечно, – ответил он. – Конечно, нам еще нужно пригладить кое-какие детали… Я еще не со всем разобрался. Например, нам нужно объяснить, почему вы оставили мисс Янг истекать кровью на полу, а сами отправились спать, причем спали так крепко, что даже не услышали крики экономки, когда она на следующее утро нашла тело. На основании того, что мне уже известно, я полагаю, на суде мы будем утверждать, что вы находились в шоковом состоянии.
– Правда? – устало спросил Шипман. – Но я не был в шоковом состоянии. После того как я выпил, мне показалось, что я поплыл. Я с трудом вспоминаю, о чем мы вообще говорили с Арабеллой, не говоря уже о какой-то стрельбе.
Лицо адвоката исказила страдальческая гримаса.
– Том, я очень прошу вас не делать никому таких заявлений. Пожалуйста, пообещайте мне. И мне хотелось бы попросить вас в обозримом будущем не налегать на виски; это явно не согласуется с вашим образом.
Томас Шипман стоял у окна и, прикрываясь занавеской, смотрел, как его пухлый адвокат пытается отбиться от репортеров. «Это больше похоже на львов, терзающих одинокого христианина», – подумал он. Правда, львы требуют крови не адвоката Харта. Им нужна кровь Шипмана. К сожалению, у него нет вкуса к мученичеству.
По счастью, он успел предупредить свою экономку, Лилиан Уэст, чтобы она сегодня осталась дома. Вчера вечером, после предъявления обвинения, Шипман знал, что перед его домом поставят телекамеры, которые будут смотреть и записывать каждый его шаг. Выход из дома в наручниках, последующие процедуры, отпечатки пальцев, заявление о невиновности и сегодняшнее, отнюдь не триумфальное, возвращение. Нет уж, чтобы сегодня попасть в его дом, нужно пройти сквозь строй, и незачем подвергать экономку подобным испытаниям.
Хотя сейчас ему не хватало живой души. Дом казался слишком тихим и пустым. Шипман неожиданно вспомнил, как они с Констанс тридцать лет назад купили этот дом. Они приехали с Манхэттена пообедать в «Птице и бутылке» рядом с Медвежьей горой, а потом неторопливо поехали обратно в город. По дороге они внезапно решили проехать через красивые жилые кварталы Тарритауна и именно тогда случайно натолкнулись на вывеску «Продается» у этого дома начала века, выходящего на Гудзон и утесы Пэлисейдз.
«И следующие двадцать восемь лет, два месяца и десять дней мы жили здесь, долго и счастливо», – подумал Шипман.
– Ах, Констанс, если бы у нас было еще двадцать восемь лет, – тихо произнес он и пошел на кухню, решив, что сейчас кофе будет предпочтительнее виски.
Этот дом был для них особым местом. Даже когда он занимал пост госсекретаря и постоянно находился в разъездах, время от времени им удавалось проводить здесь выходные, и это всегда укрепляло его душу. А два года назад, утром, Констанс вдруг сказала: «Том, кажется, мне нехорошо». И мгновение спустя она ушла.
Работа по двадцать часов в день помогала немного притупить боль. «Слава богу, что у меня была такая работа, – подумал он, улыбнувшись, когда вспомнил прозвище, полученное от прессы, – Летучий Секретарь. – Но я не просто работал как вол; нам с Генри удалось сделать немало хорошего. Мы оставили Вашингтон и всю страну в хорошей форме. Лучшей, чем за многие годы».
Шипман добрался до кухни, тщательно отмерил кофе на четыре чашки, потом налил воды. «Смотри-ка, я могу и сам о себе позаботиться, – подумал он. – Жаль, что я так мало думал о себе после смерти Констанс. А потом на сцену вышла Арабелла. Всегда готовая утешить, соблазнительная… А теперь – мертвая».
Он вспомнил позавчерашний вечер. Что они говорили друг другу в библиотеке? Шипман смутно помнил, как рассердился. Неужели он действительно настолько разозлился, что совершил такую жестокость? И как он мог оставить Арабеллу на полу истекать кровью и пойти спать? Томас покачал головой. Какая-то бессмыслица.
Зазвонил телефон, но Шипман не стал брать трубку. Он подождал, пока звонки не прекратятся, потом снял трубку и положил на стол.
Когда кофе был готов, Шипман налил себе чашку и, держа ее трясущейся рукой, понес в гостиную. Обычно он устраивался в большом кожаном кресле в библиотеке. Обычно, но не сегодня. Сейчас он думал, сможет ли когда-нибудь еще войти в эту комнату. Шипман уселся и вновь услышал крики с улицы. Понятно, что репортеры прочно окопались на улице, но с чего бы им сейчас так вопить? Но не успел он еще отодвинуть штору, как догадался, чем вызван такой фурор.
На сцену вышел бывший президент Соединенных Штатов, готовый предложить ему свою дружбу и поддержку.

 

Люди из Секретной службы доблестно пытались очистить проход для Бритлэндов, которые пробивались сквозь толпу репортеров и операторов. Прикрывая рукой жену, Генри остановился, демонстрируя готовность сделать хотя бы краткое заявление.
– В нашей великой стране человек считается невиновным, пока не доказано обратное. Томас Шипман был выдающимся государственным секретарем и остается моим близким другом. Мы с Санди приехали сюда ради этой дружбы.
Сделав заявление, бывший президент направился прямо к дому, не обращая внимания на шквал вопросов. Шипман подождал, пока Генри с женой не поднимутся по лестнице, потом отпер и распахнул входную дверь. Пара беспрепятственно скользнула в дом.
Дверь за Бритлэндами закрылась, Генри от всей души обнял своего друга. И только тогда Томас Шипман зарыдал.

 

Санди понимала, что мужчинам нужно какое-то время побыть наедине, и, как Шипман ни сопротивлялся, отправилась на кухню готовить обед на троих. Бывший госсекретарь продолжал твердить, что может позвонить экономке, но Санди настояла на своем.
– С полным животом, Том, вы почувствуете себя намного лучше, – сказала она. – Вы, ребята, поболтайте, а потом приходите ко мне. Я уверена, что все необходимое для омлета тут есть. Еда будет готова через несколько минут.
Шипман и вправду быстро пришел в себя. Стоило Генри Бритлэнду оказаться рядом, и Шипману, пусть и ненадолго, показалось, что теперь он может справиться со всем, что бы ему ни выпало. Мужчины отправились на кухню, где Санди уже трудилась над омлетом. Ее быстрые уверенные движения у разделочной доски оживили в памяти Шипмана недавние сцены в Палм-Бич: женщина готовит салат, а он грезит о будущем, которое теперь никогда не наступит.
Шипман взглянул в окно и неожиданно подумал, что шторы подняты и если кто-нибудь украдкой подберется к задней части дома, то получит отличную возможность щелкнуть их троих в домашней обстановке. Он торопливо прошел через комнату, опустил шторы, повернулся к Генри и Санди и печально улыбнулся.
– Знаете, я недавно договорился насчет установки электрического привода на шторы во всех остальных комнатах, чтобы они могли подниматься и опускаться по таймеру или простым щелчком выключателя. Правда, я никогда не думал, что они понадобятся мне здесь. Я редко сталкивался с готовкой, да и Арабелла не относилась к любителям «Бетти Крокер».
Он умолк и покачал головой.
– Ладно. Теперь это не важно. Да и потом, мне никогда не нравились эти чертовы штуковины. В библиотеке они до сих пор плохо работают. Каждый раз, когда их поднимаешь или опускаешь, они издают такой треск, будто кто-то стреляет из пистолета… Странно, правда? Я хочу сказать, там ведь действительно стреляли из пистолета, еще двух суток не прошло. Вы уже слышали, какие события предшествовали тому вечеру? Ну…
Он на секунду отвернулся, тишину в кухне заполнял только шелест ножа. Потом Шипман подошел к кухонному столу и уселся напротив Генри. Ему сразу вспомнились те времена, когда они сидели за столом напротив друг друга в Овальном кабинете.
– Знаете, мистер президент, я…
– Томми, брось. Это я. Генри.
– Хорошо, Генри. Я просто подумал, что мы оба юристы, и…
– Не забудь, Санди тоже юрист, – напомнил ему Генри. – До Сената она порядочно проработала государственным защитником.
Шипман слабо улыбнулся.
– Тогда она будет нашим экспертом.
Он обернулся к женщине:
– Санди, тебе когда-нибудь приходилось защищать клиента, который был настолько пьян в момент совершения преступления, что не просто трижды выстрелил в свою… э… подругу, но оставил ее истекать на полу кровью, а сам поплелся наверх спать?
Она ответила, не отворачиваясь от плиты:
– Возможно, не совсем при таких обстоятельствах, но мне приходилось защищать немало клиентов, которые были настолько обдолбаны в момент совершения преступления, что даже не могли вспомнить, а что им, собственно, вменяют. Обычно, правда, находились свидетели, которые давали против них показания под присягой. Это трудные дела.
– И их, разумеется, признавали виновными? – уточнил Шипман.
Санди обернулась к нему с грустной улыбкой.
– Им давали максимальные сроки, – призналась она.
– Именно. Мой адвокат, Лен Харт, – хороший и способный парень. Он хочет, чтобы я признал себя виновным, ссылаясь на помешательство. Разумеется, временное. Но, насколько мне это видится, единственный вариант – пойти на сделку со следствием, признать вину, надеясь, что государство не станет требовать смертного приговора.
Генри и Санди смотрели на своего друга, который говорил, глядя прямо перед собой.
– Понимаете, я убил молодую женщину, которой предстояло еще лет пятьдесят радоваться жизни. Если я отправлюсь в тюрьму, то вряд ли протяну больше пяти или десяти лет. Тюремное заключение, сколько бы долго оно ни длилось, поможет немного искупить эту ужасную вину, прежде чем я предстану перед Создателем.
Все трое молчали, пока Санди заканчивала готовить еду. Она поворошила салат, потом вылила на разогретую сковородку взбитые яйца, добавила нарезанные помидоры, лук, ветчину, завернула края пузырящихся яиц и наконец перевернула омлет. Первый тост был готов как раз к тому моменту, когда женщина сдвинула первую порцию омлета на нагретую тарелку и поставила ее перед Шипманом.
– Ешьте, – распорядилась она.
Двадцать минут спустя Томас Шипман уложил последний листок салата на корку тоста и уставился на пустую тарелку.
– Вот она, обремененность изобилием, – заметил он. – Мало того, Генри, что на твоей кухне работает французский шеф-повар, ты благословлен женой – кулинарным мастером.
– Благодарю вас, добрый сэр, – бодро отозвалась Санди. – Но, по правде говоря, все свои кулинарные таланты я приобрела, когда работала поваром в буфете во время учебы в Фордхэме.
Шипман улыбнулся и рассеянно посмотрел на пустую тарелку.
– Талант, достойный восхищения. Один из тех, которыми не обладала Арабелла… – Он медленно покачал головой. – Трудно поверить, что я был таким глупцом.
Санди дотронулась до его руки и негромко сказала:
– Томми, есть немало смягчающих обстоятельств, которые сыграют в вашу пользу. Вы отдали много лет государственной службе, участвовали во множестве благотворительных проектов. Суд воспользуется любой возможностью, чтобы смягчить приговор – при условии, конечно, что до него вообще дойдет. Мы с Генри приехали помочь вам всем, чем сможем, и останемся на вашей стороне при любом исходе.
Генри Бритлэнд положил руку на плечо Шипману.
– Все верно, дружище, мы приехали ради тебя. Только попроси, и мы постараемся оказать тебе любую помощь. Но прежде нам нужно знать, что же на самом деле случилось. Мы слышали, что Арабелла порвала с тобой, так почему же она оказалась здесь тем вечером?
Шипман ответил не сразу.
– Она просто зашла, – неопределенно ответил он.
– Так вы ее не ждали? – быстро спросила Санди.
Он замешкался.
– Нет… вроде бы нет. Нет, не ждал.
Генри подался вперед.
– Ладно, Том. Но, как говорил Уилл Роджерс: «Я знаю только то, что прочел в газетах». Судя по отчетам прессы, ты в тот день звонил Арабелле и упрашивал ее поговорить с тобой. И она приехала вечером, около девяти.
– Так и есть, – без дальнейших пояснений ответил Шипман.
Генри и Санди встревоженно переглянулись. Том явно чего-то недоговаривал.
– А что с пистолетом? – спросил Генри. – Если честно, я поразился, что у тебя вообще есть пистолет, да еще зарегистрированный на твое имя. Ты всегда был убежденным сторонником закона Брэди и считался врагом Национальной стрелковой ассоциации. Где ты его держал?
– По правде сказать, я совсем забыл о нем, – невыразительно ответил Шипман. – Я купил его, когда мы сюда переехали, и все эти годы он валялся у меня в сейфе. Потом я случайно его нашел, как раз когда услышал, что местная полиция запустила акцию по обмену оружия на игрушки. Тогда я вытащил его из сейфа и положил на стол в библиотеке, вместе с патронами. На следующее утро я собирался отнести его в полицейский участок. Ну, там он в конце концов и оказался – правда, не так, как я планировал.
Санди видела, что у них с Генри возникла одна и та же мысль. Ситуация становится все хуже и хуже: Том не только стрелял в Арабеллу, он еще и зарядил пистолет после ее появления.
– Том, а что ты делал до появления Арабеллы? – спросил Генри.
Пара наблюдала, как Шипман обдумывает вопрос и только потом отвечает.
– Я был на годовом собрании акционеров «Америкэн майкро». Это был тяжелый день, вдобавок я ужасно замерз. Моя экономка, Лилиан Уэст, приготовила ужин к семи тридцати. Я немного поел, а потом сразу пошел наверх, потому что неважно себя чувствовал. Честно говоря, у меня даже начался озноб, поэтому я встал под горячий душ, а потом сразу отправился в постель. Я плохо спал уже несколько ночей, поэтому принял снотворное. Потом меня разбудила – должен сказать, от очень глубокого сна – Лилиан. Она постучала в дверь и сказала, что приехала Арабелла и она хочет со мной поговорить.
– И ты спустился вниз?
– Да. Я помню, что к этому времени Лилиан как раз собиралась уходить, а Арабелла уже прошла в библиотеку.
– Ты был рад ее видеть?
Шипман немного помолчал, потом ответил:
– Нет, не был. Я помню, что меня еще покачивало от снотворного и я с трудом удерживал глаза открытыми. К тому же я злился, что сначала она игнорировала мои звонки, а потом вдруг заявилась без предупреждения. Ты, наверное, помнишь, в библиотеке есть бар. Арабелла уже устроилась как дома: сделала нам обоим «Мартини».
– Том, но как тебе вообще пришло в голову пить коктейль после снотворного? – удивился Генри.
– Потому что я дурак, – огрызнулся Шипман. – А еще потому, что меня так тошнило от громкого смеха Арабеллы, так раздражал ее голос, что я боялся сойти с ума, если не заглушу их.
Генри и Санди уставились на своего друга.
– Я думал, ты от нее без ума, – сказал Генри.
– Какое-то время – да, но потом именно я разорвал наши отношения, – ответил Шипман. – Правда, будучи джентльменом, я решил, что уместнее будет объявить об этом как о ее решении. Всякий, кому бросалась в глаза наша разница в возрасте, ожидал бы именно такого исхода. Правда же заключается в том, что я – хоть и временно, как оказалось, – пришел в себя.
– Тогда зачем вы звонили ей? – спросила Санди. – Я не улавливаю мысль.
– Потому что она названивала мне посреди ночи, иногда – по нескольку раз за ночь, час за часом. Обычно она вешала трубку, как только слышала мой голос, но я знал, что это Арабелла. Поэтому я позвонил ей предупредить, что дальше так продолжаться не может. Но я определенно не приглашал ее приехать.
– Том, почему ты не рассказал полиции? Судя по тому, что я читал и слышал, все считают это убийством в состоянии аффекта.
Том Шипман печально покачал головой.
– Думаю, в конечном счете оно таковым и было. В тот вечер Арабелла заявила, что собирается связаться с одной из бульварных газет и продать им рассказ о безумных вечеринках, которые мы с тобой устраивали во время твоего срока.
– Но это же нелепо, – возмутился Генри.
– Шантаж, – негромко заметила Санди.
– Верно. И вы думаете, моему делу поможет, если я расскажу это полиции? – спросил Шипман и покачал головой. – Нет, даже если все было и не так, есть некое достоинство в том, чтобы быть осужденным за убийство женщины, которую я слишком любил и боялся потерять. Достоинство для нее и, возможно, немного для меня.

 

Санди настояла на уборке кухни, а Генри повел Тома наверх, отдохнуть.
– Томми, кто-то должен побыть с тобой, пока это все не закончится, – сказал бывший президент. – Мне ужасно не нравится оставлять тебя одного.
– Ох, Генри, не волнуйся, со мной все в порядке. Да и потом, вы приехали, и я уже не чувствую себя в одиночестве.
Несмотря на заверения друга, Генри волновался и потому начал действовать, как только Шипман скрылся в ванной. У Констанс и Томми не было детей, а почти все близкие друзья уже вышли в отставку и разъехались, в основном во Флориду.
Раздумья Генри прервал звук постоянно носимого бипера. Он тут же достал сотовый телефон и ответил. Звонил Джек Коллинз, начальник приданной ему группы Секретной службы.
– Простите за беспокойство, мистер президент, но некая соседка очень хочет передать сообщение мистеру Шипману. Она говорит, что его хороший друг, графиня Кондацци, живущая в Палм-Бич, пытается связаться с ним, но он не отвечает по телефону и, вероятно, отключил автоответчик, поэтому она не может оставить ему сообщение. Насколько я понял, она уже несколько не в себе и настаивает, чтобы мистера Шипмана предупредили – она ждет его звонка.
– Спасибо, Джек. Я передам это сообщение госсекретарю Шипману. Мы с Санди выйдем через пару минут.
– Хорошо, сэр. Мы будем готовы.
«Графиня Кондацци, – подумал Генри. – Как интересно… Кто бы это мог быть?»
Его любопытство только усилилось, когда, узнав о сообщении, Томас Экер Шипман просветлел и даже почти улыбнулся.
– Бетси звонила, а? – сказал он. – Как мило с ее стороны.
Но улыбка почти сразу исчезла, а глаза вновь потускнели.
– Может, тебе передать соседке, что я не принимаю ничьих звонков? – сказал он. – Похоже, на этом этапе мне бессмысленно общаться с кем-либо, кроме моего адвоката.

 

Через несколько минут, когда Генри и Санди торопливо шли мимо репортеров, на подъездную дорожку к дому Шипмана свернул «Лексус». Пара видела, как из машины выскочила женщина. Она воспользовалась сумятицей среди журналистов, вызванной отъездом бывшего президента, и без помех добралась до дверей. Открыла дверь своим ключом и исчезла внутри.
– Видимо, это экономка, – сказала Санди, заметив, что женщина лет пятидесяти с лишним была одета просто и укладывала заплетенные косы в «корону». – На вид похожа, да и у кого еще может быть ключ от дома? Ну, Том хотя бы не останется в одиночестве.
– Должно быть, он хорошо ей платит, – заметил Генри. – Это дорогая машина.
По дороге домой он рассказал Санди о загадочном телефонном звонке графини из Палм-Бич. Санди никак не комментировала эту историю, однако по тому, как она склонила голову набок и наморщила лоб, Генри понял, что жена озадачена и ушла глубоко в раздумья.
Они ехали в невзрачном восьмилетнем «шеви», одной из тех специально оборудованных подержанных машин, которые Генри придерживал для себя. Такие машины оказывались особенно полезными, когда им требовалось поехать куда-то, не привлекая излишнего внимания. Как всегда, с ними ехали двое агентов Секретной службы – один вел машину, второй сидел рядом. Толстое стекло разделяло передние и задние сиденья, так что Генри и Санди могли спокойно разговаривать, не боясь быть подслушанными.
– Генри, в этом деле что-то не так, – наконец произнесла Санди. – Даже газетные статьи дают такое ощущение, но после разговора с Томом я в этом уверена.
– Полностью согласен, – кивнул Генри. – Сначала я решил, что имеются некие настолько ужасные подробности, что Том не может признаться в этом преступлении даже самому себе.
Он умолк, потом покачал головой:
– Но сейчас я вижу, что речь не идет об отрицании. Томми действительно не знает, что произошло. И это так на него не похоже! – воскликнул он. – Не важно, как его провоцировали – шантажом или как-то еще, – но я не могу допустить, чтобы даже под действием снотворного с коктейлем Томми настолько вышел из себя, что убил женщину! Мне достаточно было посмотреть на него, чтобы осознать, насколько это невероятно. Санди, тогда ты еще не была с ним знакома, но он обожал Констанс. Однако когда она умерла, он проявил исключительную выдержку. Страдал – да, но сохранял спокойствие во время всех испытаний… – Генри вновь покачал головой. – Нет, Томми не тот человек, который может внезапно взорваться, как бы его ни провоцировали.
– Ну, может, он и проявил выдержку после смерти жены, но потом проглотил наживку Арабеллы Янг вместе с крючком, когда Конни едва остыла в своей могиле. Согласись, это кое-что говорит о человеке.
– Да, но это может быть реакцией. Или отрицанием.
– Верно, – ответила Санди. – Конечно, иногда люди влюбляются практически сразу после серьезной утраты, и временами это срабатывает, но чаще нет.
– Наверное, ты права. Сам факт, что Томми так и не женился на Арабелле, хотя подарил ей обручальное кольцо… когда, почти два года назад? – говорит мне, что он едва ли не сразу понял свою ошибку.
– Ну, все это было еще до меня, разумеется, – задумчиво произнесла Санди, – но я примерно в курсе дел из таблоидов. В то время они подняли большую шумиху. Как же, степенный госсекретарь влюбился в яркую девицу из связей с общественностью, которая вполовину его моложе!.. Но я помню две его фотографии, напечатанные рядом. Одна – на публике, там к нему прижимается Арабелла. Другая сделана на похоронах жены и явно в момент, когда его самообладание дало трещину. Ни один человек, настолько убитый горем, не может быть так счастлив всего через пару месяцев. И то, как она одевалась… Она просто не выглядела женщиной, подходящей для Томми.
Санди скорее почувствовала, чем увидела, как ее муж поднял бровь.
– Ой, да ладно. Я же знаю, что ты прочитываешь таблоиды от корки до корки, как только я с ними заканчиваю. Скажи честно, что ты думал об Арабелле?
– Честно говоря, я думал о ней как можно меньше.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я стараюсь никогда не говорить о мертвых дурно, – ответил Генри, потом немного помолчал. – Но если тебе действительно нужно знать, я считал ее шумной, вульгарной и противной. У нее был довольно проницательный ум, но она все время так тараторила, что ее мозг просто не поспевал за ртом. А когда она смеялась, я боялся, что сейчас рухнет люстра.
– Ну, это вполне соответствует тому, что я о ней читала, – заметила Санди.
Она немного помолчала, потом обернулась к мужу:
– Генри, если Арабелла действительно собиралась шантажировать Томми, тебе не кажется, что она могла проделать это и раньше, с кем-то другим? Я хочу сказать, вполне возможно, что Томми отключился где-то между снотворным и «Мартини», и в это время в дом пробрался кто-то еще. Некто, последовавший за Арабеллой, кто внезапно увидел возможность избавиться от нее и свалить вину на беднягу Томми.
– А потом отвел Томми наверх и уложил в кровать? – скептически поинтересовался Генри, вновь подняв бровь.
Оба замолчали. Машина свернула к бульвару Гарден-Стейт. Санди смотрела в окно; деревья под поздним солнцем сияли медными, золотыми и красными листьями.
– Я люблю осень, – печально сказала она. – Больно думать, что в позднюю осень своей жизни Томми вынужден пройти такое испытание…
Женщина помолчала.
– Ладно, давай попробуем другой сценарий. Ты хорошо знаешь Томми. Предположим, он разозлился, даже пришел в ярость, но в таком сумеречном состоянии, что у него даже мысли путаются. Поставь себя на его место: что бы ты сделал в такой ситуации?
– Я бы сделал то же самое, что делали мы с Томми, когда доходили до подобного состояния на серьезных совещаниях. Когда мы чувствовали, что слишком устали, разозлились – или и то и другое сразу – и не можем здраво рассуждать, мы шли спать.
Санди пожала мужу руку.
– Именно к этому я и веду. Предположим, Томми в одиночку ковыляет по лестнице, оставив Арабеллу внизу. И предположим, что за нею увязался кто-то еще. Человек, которому известно, куда она направляется этим вечером. Нам нужно выяснить, с кем виделась Арабелла до приезда к Томми. И, кроме того, поговорить с его экономкой. Она ушла вскоре после прихода Арабеллы. Возможно, заметила на улице припаркованную машину. А еще эта графиня с Палм-Бич, которая так хотела срочно поговорить с Томми… Нужно связаться с нею; возможно, толку от этого не будет, но кто знает, что она сможет нам рассказать…
– Полностью согласен, – с восхищением заметил Генри. – Как всегда, мы работаем на одной волне, но ты меня заметно опередила. У меня даже мысли не возникло поговорить с графиней.
Он обнял Санди, привлек ее к себе и нежно спросил:
– Иди сюда. Ты в курсе, что с одиннадцати утра мы еще ни разу не целовались?
Санди прижала к его губам кончик пальца.
– Ага, значит, тебя привлекает не только стальной капкан моего разума?
– Ты наблюдательна.
Генри поцеловал ее руку, потом опустил, избавляясь от единственного препятствия, мешающего целовать ее губы.
Санди немного отстранилась.
– Генри, есть еще один момент. Ты должен позаботиться, чтобы Томми не соглашался идти на сделку о признании вины, пока мы не попытаемся ему помочь.
– И как я должен это сделать? – спросил он.
– Правительственным распоряжением, разумеется.
– Дорогая, я уже не президент.
– Но для Томми все осталось по-прежнему.
– Ладно, я попробую. Но тогда вот тебе еще одно президентское распоряжение – хватит разговоров.
Сидящие спереди агенты Секретной службы посмотрели в зеркало заднего вида и с улыбкой переглянулись.

 

Следующим утром Генри встал еще до восхода солнца, ему нужно было объехать с управляющим часть своих владений размером в две тысячи акров. Он вернулся в 8.30 и встретился с Санди в утренней столовой, которая выходила на классический английский сад позади дома. Комната была задекорирована так, чтобы дополнять вид из окон: многочисленные изображения растений, висящие на фоне бельгийских полосатых текстильных обоев. Этот интерьер создавал впечатление, что комната всегда заполнена цветами и, как часто замечала Санди, слабо походила на квартирку в двухквартирном доме в Джерси, в которой девушка выросла и где до сих пор жили ее родители.
– Не забудь, на следующей неделе начинается очередная сессия Конгресса, – сказала Санди, допивая вторую чашку кофе. – Чем бы я ни смогла помочь Томми, мне нужно приниматься за дело прямо сейчас. Полагаю, я начну со сбора всей возможной информации об Арабелле. Марвин закончил проверку ее прошлого, о которой мы просили?
Марвин Клейн возглавлял офис Генри, располагавшийся в бывшем каретном сарае усадьбы. Марвин, обладающий своеобразным чувством юмора, называл себя главой администрации правительства в изгнании, подразумевая, что после второго срока Генри Бритлэнда появилось движение за снятие ограничения, не позволяющего одному человеку занимать пост президента США больше двух раз. Опросы показывали, что восемьдесят процентов избирателей хотят внести в закон поправку, относящую запрет только к двум срокам подряд. Было совершенно ясно, что подавляющее большинство американцев желают вернуть Генри Паркера Бритлэнда IV в резиденцию по адресу Пенсильвания-авеню, 1600.
– Я получил его, когда вернулся, – ответил Генри. – И только что прочел. Похоже, Арабелле многое удалось скрыть. Вот самые лакомые кусочки, которые нарыли ребята Марвина: ее предыдущий брак закончился разводом, в ходе которого она обчистила своего бывшего до нитки, и что ее давний «сошлись-разбежались» парень, Альфред Баркер, провел некоторое время в тюрьме за подкуп спортсменов.
– Серьезно? Он уже вышел из тюрьмы?
– Не только вышел, дорогая моя, но и ужинал с Арабеллой в вечер ее смерти.
– Дорогой, но каким образом Марвин это выяснил?
– А как Марвин выясняет все остальное? У него есть свои источники. И, кроме того, Альфред Баркер живет в Йонкерсе, который, как известно, находится неподалеку от Тэрритауна. Ее бывший муж, по слухам, счастлив во втором браке и живет где-то в других краях.
– И Марвин выяснил все это за ночь? – спросила Санди, возбужденно сверкая глазами.
Генри кивнул; Симс, дворецкий, как раз наливал ему вторую чашку кофе.
– Спасибо, Симс. И он узнал не только это, – продолжил экс-президент. – Он выяснил, что Альфред Баркер по-прежнему сохнет по Арабелле, как ни странно это прозвучит, и недавно хвастался друзьям, что теперь, когда та бросила старика, она вернется к нему.
– А чем Баркер занимается? – спросила Санди.
– Ну, технически ему принадлежит магазин сантехники, но источники Марвина утверждают, что это ширма для разных афер, которыми он в основном и занимается. Однако больше всего мне нравится тот фрагмент отчета, где говорится, что наш мистер Баркер отличается изрядной вспыльчивостью, особенно когда его накалывают.
Санди наморщила лоб, уйдя в глубокие раздумья.
– Хм… Давай-ка посмотрим. Он ужинает с Арабеллой, после чего она врывается к Томми. Он ненавидит, когда его накалывают, а значит, почти наверняка очень ревнив и имеет ужасный характер… – Она посмотрела на мужа: – Мы думаем об одном и том же?
– Именно.
– Я так и знала, это преступление на почве страсти, – возбужденно заявила Санди. – Только, похоже, страсть тут не по части Томми. Хорошо, тогда я сегодня взгляну на Баркера, а потом повидаюсь с экономкой Томми. Как ее зовут?
– Кажется, Дора, – ответил Генри, но тут же исправился: – Нет-нет, так звали экономку, которая работала у него много лет. Славная пожилая дама. Кажется, Томми упоминал, что она ушла от него вскоре после смерти Констанс… Нет, если мне не изменяет память, нынешнюю экономку, которую мы вчера видели краем глаза, зовут Лилиан Уэст.
– Ага, точно. Женщина с короной из кос и «Лексусом», – заметила Санди. – Значит, я беру на себя Баркера и экономку. А ты чем займешься?
– Слетаю в Палм-Бич, встречусь с этой графиней Кондацци, но к ужину вернусь. А ты, моя дорогая, должна пообещать, что будешь осторожна. Помни, Альфред Баркер – явно сомнительная личность. Мне бы не хотелось, чтобы ты сбегала от ребят из Секретной службы.
– Ладно.
– Санди, я серьезно, – негромко произнес Генри тем внушающим тревогу тоном, который заставлял вздрагивать членов кабинета министров.
– О, да ты нынче суровый парень, – улыбнулась Санди. – Хорошо, обещаю. Буду липнуть к ним, как приклеенная. Хорошего тебе полета.
Она поцеловала мужа в макушку и вышла из столовой, мурлыча «Привет Вождю».

 

Примерно через четыре часа, доведя свой самолет до аэропорта Уэст Палм-Бич, Генри подъехал к особняку в испанском стиле, дому графини Кондацци.
– Подождите снаружи, – предупредил он свое сопровождение из Секретной службы.
Графиня оказалась невысокой стройной женщиной лет шестидесяти пяти, с изысканными чертами лица и спокойным взглядом серых глаз.
Она тепло поздоровалась с Генри, а потом сразу перешла к делу.
– Мистер президент, я была так рада, когда вы позвонили, – сказала она. – Я прочитала в новостях об ужасной ситуации Томми и очень хотела поговорить с ним. Я не сомневаюсь, что он страдает, но он отказывается отвечать на мои звонки. Послушайте, я знаю, что Томми не мог совершить это преступление. Мы дружили с детства, вместе ходили в школу, в колледж, и все это время не было ни минуты, когда бы он потерял самообладание. Даже когда все остальные дерзили и хулиганили, как бывает на выпускном вечере, даже когда он пил, Томми всегда оставался джентльменом. Он заботился обо мне и даже проводил до дома после выпускного. Нет, Томми просто не мог такого сделать.
– Именно так я и думаю, – согласился Генри. – Так вы выросли вместе с ним?
– Мы жили в Райе на одной улице, в домах напротив. Мы встречались с ним, пока учились в колледже, но потом он встретил Констанс, а я – Эдуардо Кондацци из Испании. Я вышла за него, а через год, когда его старший брат умер и титул вместе с виноградниками перешли к Эдуардо, мы переехали в Испанию. Эдуардо скончался три года назад. Граф теперь – мой сын, и он в Испании, но я решила, что пора вернуться домой. А потом, после стольких лет, я столкнулась с Томми, когда он приезжал сюда на выходные поиграть с друзьями в гольф. Было так здорово снова с ним увидеться… Как будто годы вдруг исчезли.
«И любовь возродилась», – подумал Генри.
– Графиня…
– Бетси, – твердо распорядилась она.
– Хорошо, Бетси, но я вынужден быть прямолинейным. Вы с Томми продолжили с того места, где много лет назад остановились?
– Ну… и да, и нет, – медленно произнесла Бетси. – Я дала ему ясно понять, что очень рада его видеть, и, думаю, он испытал те же чувства. Но вы понимаете, Томми не позволил себе оплакать Констанс. Мы с ним долго об этом говорили. Мне было понятно, что его связь с Арабеллой Янг – попытка избежать печали по жене. Я посоветовала ему оставить Арабеллу и взять какое-то время на траур, полгода или год. А потом, сказала я, он должен позвонить мне и отвести на танцы.
Генри изучал лицо Бетси Кондацци, ее задумчивую улыбку, взгляд, погруженный в воспоминания.
– Он согласился?
– Не совсем. Он сказал, что продает дом и собирается перебраться сюда, – ответила она и улыбнулась. – Сказал, что мне не придется ждать приглашения на танцы даже шесть месяцев.
Генри помолчал, потом задал следующий вопрос:
– Если б Арабелла Янг отправилась в бульварную газету с историей, будто во время моей администрации и до смерти его жены мы с Томми устраивали разгульные вечеринки в Белом доме, как бы вы отреагировали?
– Ну, я же прекрасно знаю, что это вранье, – просто ответила она. – И Томми отлично меня знает. Он прекрасно понимает, что всегда может рассчитывать на мою поддержку.

 

На пути в аэропорт Ньюарк Генри уступил штурвал своему пилоту и провел полет в глубоком раздумье. Становилось все очевиднее, что Томми подставили. Он прекрасно знал, что будущее обещает ему второй шанс, и не стал бы рисковать этим будущим, стреляя в кого-то… Нет, бессмысленно даже допускать, что он убил Арабеллу Янг. Но как это доказать? «Интересно, повезло ли Санди? – подумал Генри. – Может, ей удалось отыскать вероятный мотив убийства Арабеллы?»

 

«Альфред Баркер не относится к числу людей, вызывающих инстинктивную симпатию», – думала Санди, сидя перед ним в его кабинете, расположенном прямо в магазине сантехники.
На вид сорок с чем-то лет, широкогрудый, глаза с тяжелыми веками, желтоватое лицо и волосы с проседью, которые Баркер эффектно зачесывал назад, скрывая растущую лысину. Открытая рубашка демонстрировала заросшую волосами грудь. Единственной примечательной деталью, замеченной Санди, был неровный шрам на тыльной стороне правой руки.
На мгновение женщина с удовольствием вспомнила мускулистую, подтянутую фигуру Генри, его приятную внешность, знаменитый «упрямый» подбородок и темно-карие глаза, взгляд которых прекрасно передавал – а при необходимости скрывал – эмоции. И хотя Санди часто потешалась над вездесущими людьми из Секретной службы – в конце концов, она никогда не была первой леди, так зачем ей эта охрана? – сейчас, сидя в тесной убогой комнатушке с враждебно настроенным мужчиной, она радовалась, что ее охрана ждет снаружи, у неплотно закрытой двери.
Она представилась Сандрой О’Брайен, и было очевидно, что Баркер не подозревает о наличии у нее еще одной части фамилии – Бритлэнд.
– Так с чего вы решили поговорить со мной об Арабелле? – спросил он, закуривая сигару.
– Прежде всего я хочу сказать, что очень сожалею о ее смерти, – искренне заявила Санди. – Я понимаю, вы с нею были очень близки. Но, видите ли, я знакома с мистером Шипманом…
Она сделала паузу и пояснила:
– Одно время с ним работал мой муж. И, кажется, существуют разные версии насчет того, кто был инициатором разрыва его отношений с мисс Янг.
– Да какая разница? Арабеллу тошнило от этого старого урода, – сказал Баркер. – Она всегда любила меня.
– Но обручилась с Томасом Шипманом, – возразила Санди.
– Ага, но я знал, это ненадолго. Кроме толстого бумажника, у него ничего не имелось. Знаете, Арабелла выскочила за одного придурка, когда ей было восемнадцать. Такой тупой парень; ему нужно было по утрам напоминать, как его зовут. Но Арабелла-то умница. Может, парень и дурак, но на нем стоило виснуть, в семейке большие деньги были. Так что она околачивалась там года три или четыре, пока он оплачивал ей колледж, зубы красивые делал, ну и все такое, дождалась, пока его богатый дядюшка помер, заставила объединить деньги, а потом бросила. Обчистила при разводе до цента.
Альфред Баркер заново раскурил сигару, шумно выдохнул и откинулся на спинку стула.
– Да, хитрая штучка она была. Талант.
– И тогда она начала с вами встречаться? – уточнила Санди, направляя разговор в нужное русло.
– Точно. Но потом у меня случилось маленькое недоразумение с властями, и я сел отдохнуть за решеткой. Она нашла себе работенку в модной конторе по связям с общественностью, а когда получила шанс перевестись в их филиал в Вашингтоне, тут же за него ухватилась.
Баркер глубоко затянулся сигарой и громко закашлялся.
– Неа, Арабелла была такая, что не удержишь, даже если б захотелось. Когда я в прошлом году откинулся, она стала мне названивать и рассказывать про этого придурка Шипмана, но он был для нее хорошим раскладом, все время дарил драгоценности и знакомил с модными людьми.
Баркер перегнулся через стол и многозначительно произнес:
– Включая президента Соединенных Штатов, Генри Паркера Бритлэнда Четвертого.
Он помолчал, потом снова откинулся на спинку стула и осуждающе посмотрел на Санди.
– Сколько человек во всей этой стране когда-нибудь сидели за одним столом с президентом и перешучивались с ним? Вот вы сидели хоть раз?
– Нет, не доводилось, – честно ответила Санди, вспомнив первый вечер в Белом доме, когда она отклонила приглашение Генри поужинать.
– Видите, о чем я! – торжествующе вскрикнул Баркер.
– Ну, разумеется, будучи госсекретарем, Томас Шипман мог обеспечить Арабелле хорошие связи. Но, по словам мистера Шипмана, именно он настоял на разрыве их отношений. Он, а не Арабелла.
– Ага. Ну и что?
– Тогда почему он ее убил?
Лицо Баркера потемнело, и он ударил кулаком по столу.
– Я предупреждал Арабеллу не угрожать ему этой чепухой с таблоидами. Я говорил ей, что сейчас она имеет дело совсем с другими людьми. Но раньше у нее такое прокатывало, и она меня не послушала.
– А, так раньше прокатывало? – воскликнула Санди, вспомнив, что она предлагала Генри именно такой сценарий. – А кого она пыталась шантажировать?
– Какого-то парня, с которым работала. Не знаю, как его звали. Никчемный человечишка. Но если парень выступает в весе Шипмана, ссориться с ним – хреновая идея. Помните, что он сделал с Кастро?
– Она часто говорила о своих попытках шантажировать его?
– Нечасто, и только мне. Я все твердил ей прекратить, но она решила, что срубит на этом пару баксов.
Глаза Альфреда Баркера внезапно наполнились слезами.
– Я ведь вправду ее любил. Но она была такая упрямая… Ничего не слушала.
Он умолк, на мгновение полностью уйдя в свои переживания.
– Я предупреждал ее. Даже показывал ей цитату.
От такого поразительного заявления Санди непроизвольно вздрогнула.
– Мне нравятся цитаты, – сказал Баркер. – Я их читаю, чтобы посмеяться или подумать, в общем, для всего, если вы меня понимаете.
Санди кивнула.
– Мой муж очень любит цитаты. Он говорит, они содержат мудрость.
– Ага, вот и я о том! А чем занимается ваш муж?
– Он сейчас без работы, – ответила Санди, рассматривая свои руки.
– Да, нелегко. А в сантехнике он разбирается?
– Не очень.
– А с цифрами работать может?
Санди грустно покачала головой.
– Нет, в основном он просто сидит дома. И много читает, вроде тех цитат, о которых вы упомянули, – ответила она, стараясь подвести собеседника к нужной теме.
– Ага, я прочел одну Арабелле, и просто удивительно, как она подходила. Я наткнулся на эту цитату и показал ей. Я всегда твердил ей, что большой рот доведет ее до беды; так оно и вышло…
Баркер порылся в верхнем ящике стола и достал потрепанную бумажку.
– Вот она. Читайте.
Он протянул Санди страницу, явно вырванную из сборника цитат. Один фрагмент текста был обведен красным:

 

Под этим камнем, комком глины,
Лежит Арабелла Янг,
Которая только 24 мая
Научилась держать язык за зубами

 

– Это с какого-то старого английского надгробья. Вот так вот! Кроме даты, сплошное совпадение… – Баркер тяжело вздохнул и снова откинулся на спинку стула. – Да, мне будет точно не хватать Арабеллы. Она была забавная.
– Вы ужинали с нею в тот вечер, когда она умерла, верно?
– Ага.
– Вы не подвозили ее к дому Шипмана?
– Неа. Я говорил ей, что хватит уже, но она не слушала. Так что я посадил ее в такси. Она собиралась одолжить его машину, чтобы вернуться домой… – Баркер покачал головой. – Только не собиралась ее возвращать. Арабелла была уверена, что он ей все отдаст, лишь бы она не пошла в таблоид, – заметил он, потом немного помолчал. – И вот, посмотрите, что он с ней сделал!
Баркер вскочил, его лицо перекосилось от гнева.
– Надеюсь, они его поджарят!
Санди тоже встала.
– В штате Нью-Йорк смертный приговор приводится в исполнение путем летальной инъекции, но я уловила вашу мысль. Скажите, мистер Баркер, а что вы делали после того, как усадили Арабеллу в такси?
– Знаете, я ждал, что меня будут об этом спрашивать, но копы даже не потрудились поговорить со мной. Они сразу знали, что схватили убийцу Арабеллы. Короче, когда я усадил ее в такси, то поехал к матери и повез ее в кино. Я так делаю раз в месяц. Я был у нее дома до без четверти девять и в очереди за билетами без двух минут девять. Парень в билетной кассе меня знает. Мальчишка, который продает в кино попкорн, тоже меня знает. Рядом с нами сидела женщина, мамина подруга, и она знает, что я сидел там до конца фильма. Так что я не убивал Арабеллу, но я знаю, кто ее убил!
Баркер грохнул кулаком по столу, свалив на пол пустую бутылку из-под газировки.
– Хотите помочь Шипману? Украшайте его камеру!
Рядом с Санди неожиданно возникли двое охранников из Секретной службы. Оба мужчины пристально смотрели на Баркера.
– Не стоит колотить по столу в присутствии этой дамы, – холодно посоветовал один из них.
Впервые с той минуты, когда Санди вошла в его кабинет, Альфред Баркер потерял дар речи.

 

Томас Экер Шипман не обрадовался звонку Марвина Клейна, помощника Генри Бритлэнда, который передал ему просьбу президента повременить с признанием вины. «Какой в этом смысл?» – подумал Шипман, недовольный, что не может уладить дело. Все равно он неизбежно отправится за решетку, и хочется быстрее покончить с этим. Кроме того, дом уже стал напоминать ему тюрьму. Как только сделка о признании вины будет согласована, пресса живо заинтересуется его делом, но потом Шипмана посадят, и они переключатся на следующего недотепу. Шестидесятипятилетний мужчина, который отправляется за решетку на десять или пятнадцать лет, не может надолго остаться горячим материалом.
«Они до сих пор тут толпятся», – думал он, в очередной раз глядя на скопище репортеров, разбивших лагерь возле его дома, только потому, что было неизвестно, пойдет ли он в суд. Как только станет ясно, что он собирается принять лекарство, не вступая в драку, их интерес тут же испарится.
Экономка, Лилиан Уэст, приехала ровно в восемь утра. Шипман надеялся помешать ей войти, закрыв дверь на цепочку, но, похоже, только усилил этим ее решимость попасть внутрь. Когда она обнаружила, что не может отпереть дверь, то нажала кнопку звонка и звала Шипмана до тех пор, пока он не впустил ее.
– О вас нужно заботиться, хотите вы того или нет, – заявила Лилиан, резко отметая все его вчерашние возражения: он не хочет, чтобы пресса вторгалась в ее частную жизнь, и на самом деле предпочел бы остаться в одиночестве.
Затем она принялась за повседневные заботы, убирая комнаты, в которых ему больше не придется жить, и готовя еду, к которой он не испытывал аппетита. Шипман наблюдал, как она ходит по дому. Лилиан была привлекательной женщиной, отличной экономкой и прекрасным поваром, но ее властность временами заставляла Шипмана с тоской вспоминать о Доре, которая проработала экономкой у них с Констанс двадцать лет. И даже если у нее иногда подгорал бекон, она все равно оставалась очень славной женщиной.
Кроме того, Дора относилась к старой школе, тогда как Лилиан всем сердцем верила в равенство работника и работодателя. Тем не менее на то недолгое время, которое ему осталось провести в этом доме, можно было примириться с привычкой Лилиан делать все самой. Ему стоило просто брать от жизни лучшее, наслаждаться вкусными блюдами и правильно выбранным вином.
Признав, что он не может отрезать себя от внешнего мира и должен быть доступен хотя бы для своего адвоката, Шипман включил автоответчик и стал прослушивать звонки, отсеивая ненужные. Однако, услышав голос Санди, он с радостью взял трубку.
– Томми, я в машине, еду к тебе из Йонкерса, – пояснила Санди. – Я хочу поговорить с твоей экономкой, если она у тебя. А если нет, ты не знаешь, как с нею связаться?
– Лилиан здесь.
– Великолепно. Не отпускай ее, пока я не приеду. Я буду примерно через час.
– Не представляю, что она может рассказать такого, о чем еще не слышала полиция.
– Томми, я только что говорила с дружком Арабеллы. Он знал о ее плане вытянуть у вас деньги, и, судя по его словам, она уже как минимум один раз проделывала такое с другим человеком. Нам нужно выяснить, кто это был. Вполне возможно, что кто-то в тот вечер следовал за Арабеллой до вашего дома. Мы надеемся, Лилиан, уходя, могла заметить нечто – возможно, машину, – что в тот момент показалось ей несущественным. Полиция не занималась всерьез поисками других подозреваемых, и поскольку мы с Генри убеждены, что вы этого не делали, то пытаемся разнюхать обстоятельства за них. Так что встряхнитесь! Мы еще посмотрим, кто кого.
Шипман повесил трубку и обернулся. В дверях его кабинета стояла Лилиан Уэст. Очевидно, она слышала разговор. Тем не менее Шипман любезно улыбнулся.
– Миссис Бритлэнд едет сюда поговорить с вами, – сказал он. – Кажется, они с президентом верят, что я не убивал Арабеллу, и решили сами поиграть в детективов. У них есть теория, подтверждение которой может пойти мне на пользу, и она хочет поговорить с вами об этом.
– Замечательно, – ледяным тоном ответила Лилиан Уэст. – Я с нетерпением жду этого разговора.

 

Следующий звонок Санди сделала Генри, на его самолет. Они обменялись отчетами о своих разговорах, ее с Баркером и его с графиней. Когда дело дошло до привычки Арабеллы шантажировать мужчин, с которыми встречается, Санди отметила неприятный нюанс:
– Есть одна проблема. Кто бы ни желал убить Арабеллу, будет очень трудно доказать, что этот человек незамеченным пробрался в дом Томми, зарядил пистолет и нажал на спуск.
– Трудно, но возможно, – заверил ее Генри. – Я прямо сейчас попрошу Марвина проверить последнее место работы Арабеллы. Не исключено, что ему удастся выяснить, с кем она была связана.
Генри попрощался с Санди, уселся поудобнее и задумался о том, что узнал о прошлом Арабеллы. Его что-то сильно тревожило, только было непонятно, что именно. Во всем этом деле имелась какая-то неправильность, но в чем она заключалась?
Генри откинулся на спинку вращающегося кресла, его любимого места в самолете, не считая кресла пилота. «Какие-то слова Санди, – подумал он, – но какие?» Ну разумеется, понял он, прокрутив разговор в памяти, ее замечание о том, как трудно доказать, что неизвестный человек незаметно пробрался в дом, зарядил пистолет и нажал на спуск.
Вот оно! Это вовсе не чужак. Есть один человек, который мог это сделать, который знал, что Томми ужасно устал и плохо себя чувствует, который знал о приезде Арабеллы. Человек, который впустил ее в дом. Экономка!
Она относительно недавно работала у Томми. Скорее всего, он ее особо не проверял. Не исключено, что он вообще немногое о ней знает.
Генри торопливо набрал графиню Кондацци. «Только бы она оказалась дома», – взмолился он. Когда ему ответил уже знакомый голос, Генри, не теряя времени, сразу перешел к цели своего звонка:
– Бетси, Том что-нибудь рассказывал вам о своей новой экономке?
Она помешкала.
– Да, но разве что в шутку.
– В каком смысле?
– О, знаете, как это бывает, – отозвалась она. – На пятом-шестом десятке есть много одиноких женщин, но очень мало мужчин. Когда я последний раз говорила с Томми – утром того дня, когда убили эту бедную девушку, – я сказала, у меня есть десяток подруг, вдовых или разведенных, которые станут ревновать из-за его интереса ко мне, и если он заявится сюда валять дурака, то окажется в центре их внимания. Он ответил, что, за исключением меня, он намерен избегать одиноких женщин и что совсем недавно имел весьма неприятные переживания на этой почве.
Она помолчала, потом продолжила:
– Кажется, именно тем утром Томми сообщил своей новой экономке, что намерен продать этот дом и перебраться в Палм-Бич. Он признался ей, что расстался с Арабеллой, поскольку для него стал важен совсем другой человек. Потом, когда он заново обдумал этот разговор и ее реакцию, то понял: у экономки могла возникнуть безумная идея, что речь идет о ней. Поэтому Том ясно дал ей понять: ее услуги больше не понадобятся, поскольку дом будет продан, и он определенно не возьмет ее с собой во Флориду. Он сказал мне, что сначала она была потрясена, а потом стала холодной и отстраненной.
Графиня вновь умолкла, потом выдохнула:
– Господи, вы же не думаете, что она как-то связана с этими ужасными событиями?
– Боюсь, Бетси, что уже задумываюсь над этим, – ответил Генри. – Послушайте, я вам перезвоню. Мне нужно срочно подключить к этому моих людей.
Он повесил трубку, быстро набрал Марвина Клейна и произнес:
– Марвин, у меня нехорошее предчувствие насчет экономки госсекретаря Шипмана, Лилиан Уэст. Проверь ее как следует. Срочно.

 

Марвин Клейн не любил нарушать закон, влезая в личные компьютерные архивы, но когда его босс говорил: «Срочно», стоило поторопиться.
Через несколько минут он уже собрал досье на Лилиан Уэст, пятидесяти шести лет, включая обширный список нарушений правил движения и, главное, перечень мест ее работы. Марвин начал читать, потом нахмурился. Уэст окончила колледж со степенью магистра, потом преподавала в нескольких колледжах домоводство. Последним был колледж Рена в Нью-Гемпшире. Затем, шесть лет назад, она ушла оттуда и стала работать экономкой.
С тех пор эта Уэст сменила четыре места. Отзывы – в них отмечались ее пунктуальность, высокие стандарты работы и способности повара – были хорошими, но не восторженными. Марвин решил проверить их сам.
Не прошло и получаса после звонка Генри, как он позвонил бывшему президенту, который все еще летел домой из Флориды.
– Сэр, судя по документам, у Лилиан Уэст во время преподавательской работы на различных должностях имелись проблемы с начальством. Шесть лет назад она оставила преподавание и пошла работать экономкой к одному вдовцу в Вермонте. Через десять месяцев он умер, по-видимому, от сердечного приступа. Затем работала на разведенного директора какой-то компании, который, к несчастью, умер через год. До прихода к госсекретарю Шипману работала у восьмидесятилетнего миллионера. Он уволил ее, но дал хорошую характеристику. Я говорил с ним. Он сказал, что миссис Уэст была прекрасной экономкой и поваром, однако была исключительно самонадеянной и, похоже, не слишком верила в традиционные отношения между главой дома и его экономкой. В действительности он сказал, что как только узнал о ее намерении выйти за него замуж, то решил избавиться от нее и вскоре указал ей на дверь.
– А у этого человека были какие-нибудь проблемы со здоровьем? – тихо спросил Генри, постепенно осознавая беспокойное прошлое Лилиан Уэст.
– Я спросил его об этом, сэр. Он сказал, что сейчас все отлично, но в последние несколько недель работы мисс Уэст, особенно после его предупреждения об увольнении, начал быстро уставать, а потом пережил какую-то недиагностированную болезнь, которая завершилась пневмонией.
Томми жаловался на холод и быструю утомляемость. Генри стиснул в руке телефон.
– Хорошая работа, Марвин. Спасибо.
– Сэр, боюсь, это еще не всё. Судя по документам, у мисс Уэст есть хобби – охота, и она хорошо знакома с оружием. И последнее. Я говорил с президентом колледжа Рена, последним местом преподавательской работы мисс Уэст. Насколько президент помнит, мисс Уэст вынудили уйти в отставку. Он сказал, что мисс Уэст демонстрировала все симптомы глубокого душевного разлада, но категорически отказалась от любой помощи.
Генри закончил разговор со своим помощником и положил трубку. Его захлестывали волны тревоги. Санди едет встретиться с Лилиан Уэст, не имея ни малейшего представления о ее прошлом, раскопанном Марвином. Она, не желая того, предупредит экономку, что они считают убийцей Арабеллы Янг не Томаса Шипмана, а кого-то другого. Невозможно угадать, как эта женщина отреагирует на такое известие. У Генри никогда, даже на самых сложных встречах на высшем уровне, не дрожали руки, но сейчас он с трудом набрал номер телефона Санди, установленного в машине.
Ему ответил агент Секретной службы Арт Даулинг.
– Мы сейчас у дома госсекретаря Шипмана, сэр. Миссис Бритлэнд внутри.
– Вызовите ее! – рявкнул Генри. – Скажите, мне нужно срочно с нею поговорить.
– Сейчас, сэр.
Через несколько минут в телефоне вновь послышался голос агента Даулинга:
– Сэр, возможно, у нас проблема. Мы несколько раз звонили в дверь, но никто не ответил.

 

Санди и Томми сидели рядышком на кожаном диване в библиотеке и смотрели в дуло револьвера. Напротив них, выпрямив спину, сидела Лилиан Уэст. Дверной звонок непрерывно трезвонил, но женщина не обращала на него внимания.
– Наверняка ваша дворцовая стража, – язвительно заметила она.
«Она сумасшедшая, – подумала Санди, глядя в безумные глаза экономки. – Безумие и отчаяние. Она уже ничего не потеряет, если убьет нас, и достаточно съехала с катушек, чтобы нажать на спуск».
Санди подумала об агентах Секретной службы, которые ждали снаружи. Сегодня с ней ездили Арт Даулинг и Клинт Карр. Что они станут делать, когда никто не откроет дверь? Скорее всего, вломятся внутрь. «И в этот момент она застрелит нас с Томми. Испугается и застрелит. Я знаю, так и случится».
– У тебя есть всё, – заявила Лилиан Уэст Санди, не отрывая взгляда от своих пленников; ее голос был низким и злым. – Ты красива, молода, у тебя важная работа, и ты замужем за богатым и привлекательным мужчиной. Ну, надеюсь, тебе понравилось время, которое ты провела с ним.
– Да, – спокойно ответила Санди. – Он замечательный человек и муж, и мне хотелось бы провести с ним больше времени.
– Жаль, но этого не будет. А виновата во всем ты. Если б ты не лезла не в свое дело, ничего бы не случилось. Какая тебе разница, если он, – она сделала паузу, и ее взгляд на мгновение метнулся к Томми, – отправится за решетку? Он не стоит твоих забот. Он плохой. Он обманул меня. Он лгал мне. Он обещал увезти меня во Флориду. Он собирался жениться на мне.
Она вновь умолкла и уставилась на бывшего госсекретаря.
– Конечно, он не так богат, как другие, но мне бы хватило. Я видела все его бумаги, я знаю.
На ее губах заиграла улыбка.
– И он симпатичнее других. Мне это особенно нравилось. Мы могли быть так счастливы…
– Лилиан, я не лгал вам, – тихо произнес Томми. – Вспомните все, что я когда-либо говорил, и, мне кажется, вы согласитесь. Вы тоже мне нравитесь, но я думаю, вам нужна помощь. Я хочу позаботиться, чтобы вы ее получили. Я обещаю, что мы оба, я и Санди, сделаем для вас все возможное.
– Что, найдете мне новое место экономки? – огрызнулась Лилиан. – Уборка, готовка, покупки… Нет уж, спасибо! Я сменила учебу глупых девчонок на эту каторгу, потому что думала, кто-нибудь рано или поздно оценит меня, захочет заботиться обо мне. Но этого так и не произошло. Я прислуживала им, а они все равно обращались со мной как с грязью.
Она снова уставилась на Томми.
– Я думала, ты будешь другим, а вышло иначе. Ты точно такой, как все остальные.
Пока они разговаривали, дверной звонок заткнулся.
Санди знала, люди из Секретной службы будут искать другой способ попасть в дом, и не сомневалась, что у них получится. И тут она застыла. Когда Лилиан Уэст впустила ее, она включила сигнализацию.
– Мы не хотим, чтобы один из тех репортеров пробрался внутрь, – пояснила она.
«Если Арт или Клинт попробуют открыть окно, – подумала Санди, – включится сирена, и как только это случится, мы с Томми – покойники». Она почувствовала, как Томми коснулся ее руки. Он подумал о том же, сообразила Санди. «Господи, что же нам делать?» Она часто слышала выражение «смотреть смерти в лицо», но только сейчас поняла его смысл. «Генри, – думала она. – Генри! Пожалуйста, не дай этой женщине отнять наши будущие годы».
Томми вновь коснулся ее рукой. Он настойчиво тыкал пальцем в тыльную сторону ее ладони, пытаясь послать ей какой-то сигнал. Но какой? Что она должна сделать?

 

Генри оставался на линии, не желая разрывать связь с агентом Секретной службы, стоявшим у дома Томаса Шипмана. Сейчас агент Даулинг разговаривал по сотовому телефону и, не прекращая говорить с бывшим президентом, осторожно обходил дом по периметру.
– Сэр, все шторы опущены, буквально в каждой комнате. Мы связались с местной полицией, они будут здесь с минуты на минуту. Клинт позади дома, он залез на дерево, ветки которого доходят до нескольких окон. Возможно, по ним нам удастся незаметно пробраться внутрь. Проблема в том, что мы не можем выяснить, в какой части дома они находятся.
«Господи, – подумал Генри. – Чтобы доставить оборудование, которое позволит следить за перемещениями внутри дома, потребуется не меньше часа. Вряд ли у нас есть столько времени». Перед его глазами стояло лицо Санди. «Санди! Санди!» Только бы с ней ничего не случилось. Ему хотелось выскочить и подталкивать самолет, чтобы тот летел быстрее. Хотелось вызвать армию. Хотелось быть там. Немедленно! Он покачал головой. Никогда еще Генри не чувствовал себя таким беспомощным. Потом он услышал, как Даунинг громко выругался.
– Арт, что там? – крикнул экс-президент. – Что случилось?
– Сэр, в правой передней комнате только что открылись шторы, и я уверен, что в доме стреляли.

 

– Эта глупая женщина дала мне прекрасную возможность, – говорила Лилиан Уэст. – Я знала, мне не хватит времени убить тебя медленно, так, как мне хотелось. Но и это тоже неплохо. Так я наказала не только тебя, но и эту ужасную девку.
– Так это вы убили Арабеллу? – воскликнул Томми.
– Разумеется, – нетерпеливо отрезала она. – Это было очень легко. Знаете, я ведь никуда не уходила в тот вечер. Я отвела ее в ту комнату, разбудила тебя, сказала «спокойной ночи», хлопнула входной дверью и спряталась в шкафу. Я все слышала. И знала, что пистолет здесь. А когда ты полез наверх, я понимала, что через несколько минут ты отключишься.
Она замолчала и злорадно улыбнулась.
– Мое снотворное намного эффективнее, чем то, к которому ты привык, верно? Там есть особые ингредиенты… – Еще одна улыбка. – И пара интересных вирусов. Как ты думаешь, почему с той ночи у тебя ослаб насморк? Потому что ты не пустил меня и я не смогла дать тебе таблетки. Иначе сейчас твой насморк уже перешел бы в пневмонию.
– Вы травили Томми? – воскликнула Санди.
Лилиан Уэст возмущенно взглянула на молодую женщину.
– Я его наказывала, – твердо сказала она, потом снова обернулась к Шипману: – Как только ты ушел наверх, я вернулась в библиотеку. Арабелла рылась в твоем столе и сначала разволновалась, что я ее поймала за этим. Она сказала, что ищет ключи от твоей машины, что ты плохо себя чувствуешь и велел ей ехать домой и что она вернет машину завтра утром. Потом спросила меня, почему я вернулась, если уже распрощалась с ними. Я сказала, что обещала отнести этот старый пистолет в полицейский участок, но забыла. Эта дурочка стояла и смотрела, как я беру пистолет и заряжаю его. Напоследок она успела сказать: «Разве его не опасно заряжать? Мистер Шипман наверняка не собирался…»
Лилиан Уэст начала смеяться. Ее хохот был пронзительным, почти истерическим. По щекам текли слезы, женщина вздрагивала всем телом, но продолжала целиться из пистолета в своих пленников.
«Она готовится убить нас», – подумала Санди, только сейчас до конца осознав, как мало осталось надежды на спасение. Палец Томми все еще тыкался в ее руку.
– Разве его не опасно заряжать? – повторила Лилиан, передразнивая последние слова Арабеллы. Голос женщины подрагивал от громкого хриплого смеха. – Мистер Шипман наверняка не собирался!
Она подперла руку с пистолетом левой рукой. Смех внезапно умолк.
– Вы не против открыть шторы? – спросил Шипман. – Мне хотелось бы еще раз взглянуть на солнечный свет.
Лилиан Уэст безрадостно улыбнулась.
– Зачем столько возни? Ты скоро увидишь сияющий свет в конце тоннеля, – сказала она.
Шторы, внезапно вспомнила Санди. Вот что пытался донести до нее Томми. Вчера, когда он опускал шторы на кухне, он заметил, что в этой комнате устройство неисправно, что оно срабатывает со звуком пистолетного выстрела. Санди осторожно огляделась. Пульт управления шторами лежал на подлокотнике дивана. Ей нужно до него добраться. Это их единственная надежда.
Санди пожала Томми руку, показывая, что она наконец-то поняла. Потом, мысленно взмолившись об успехе, молниеносно протянула руку и нажала кнопку, поднимающую шторы.
Звук, действительно похожий на пистолетный выстрел, заставил Лилиан Уэст резко обернуться. В то же мгновение Томми и Санди спрыгнули с дивана. Томми бросился женщине в ноги, а Санди схватила руку с пистолетом и резко дернула вверх, когда Лилиан уже нажимала на спуск. Пока они боролись, раздалось несколько выстрелов. Санди почувствовала, как что-то обожгло ей левую руку, но это не остановило женщину. Не в силах вырвать у Лилиан пистолет, Санди навалилась на нее и толкнула стул, так что все трое рухнули на пол. В это мгновение громкий звон стекла возвестил о долгожданном прибытии Секретной службы.
Через десять минут Санди, чью поверхностную рану уже перевязали платком, разговаривала по телефону с совершенно расстроенным бывшим президентом Соединенных Штатов.
– Со мной все хорошо, – в пятнадцатый раз заверила она. – Просто отлично. И с Томми тоже. Лилиан Уэст в смирительной рубашке, и ее уже увозят. Так что перестань нервничать. Обо всем уже позаботились.
– Но тебя же могли убить, – уже не первый раз произнес Генри.
Ему не хотелось класть трубку. Пусть жена поговорит с ним подольше. Все едва обошлось. Ему была невыносима мысль, что он мог больше никогда не услышать ее голоса.
– Но ведь не убили, – бодро ответила Санди. – И, Генри, мы оба оказались правы. Это определенно преступление на почве страсти. Мы просто не сразу разобрались, чья именно страсть явилась его причиной.
Назад: Маскарад на Кейп-Код
Дальше: Мужчина по соседству