Голоса в угольном ящике
Когда они приехали, было уже темно. Майк свернул с грунтовой дороги на длинную подъездную дорожку и остановил машину перед коттеджем. Агент по недвижимости обещала, что в доме будет тепло и включен свет. Она явно не верила в экономию электричества.
Над входом тускло желтела лампа от насекомых, рассеянные лучи дрожали в капельках мороси. Сквозь прикрытые жалюзи пробивался слабый свет, едва очерчивая окна с мелким переплетом.
Майк потянулся. За последние три дня он проводил за рулем по четырнадцать часов, и это заметно сказалось на его мышцах. Он откинул со лба темно-каштановые волосы, сожалея, что не подстригся перед отъездом из Нью-Йорка. Когда у Майка отрастали волосы, Лори всякий раз принималась его дразнить. «Кудрявый, ты выглядишь тридцатилетним римским императором, – заявляла она. – Для комплекта не хватает только тоги и лаврового венка».
Она уснула около часа назад. Сейчас ее голова покоилась у него на бедре. Майку ужасно не хотелось ее будить. Даже сейчас, едва различая ее черты, он знал: во сне напряженные морщинки вокруг рта разгладились, а с лица исчез страх.
Четыре месяца назад у нее начались повторяющиеся кошмары, которые заставляли ее кричать: «Нет! Я не пойду с вами! Я не буду с вами петь!»
Потом крики переходили в истерические рыдания. «Майк, я не знаю, кто они, но они хотят меня. Я не вижу лиц, но они стоят кучкой и манят меня».
Он отвел Лори к психиатру, который выписал лекарства и начал интенсивную терапию. Но кошмары продолжались и не ослабевали. Они превратили одаренную двадцатичетырехлетнюю певицу, только что закончившую выступать в своем первом бродвейском мюзикле, в дрожащую тень, которая боялась оставаться одна после наступления темноты.
Психиатр предложил им съездить в отпуск. Майк рассказал ему о летних днях, которые он проводил на озере Ошби в доме своей бабушки, в сорока милях от Милуоки.
– Моя бабушка умерла в прошлом сентябре, – пояснил он. – Дом выставлен на продажу. Лори никогда не была там, и она любит воду.
Врач одобрил эту идею.
– Но будьте осторожны, – предостерег он. – Она в тяжелой депрессии. Я уверен, что эти кошмары – реакция на детские переживания, но они подавляют ее.
Лори с готовностью подписалась под возможностью уехать. Майк был младшим партнером в юридической фирме отца.
– Делай что угодно, если это поможет Лори, – сказал ему отец. – Поживите там столько, сколько понадобится.
«Я помню чистые звуки, – думал Майк, с растущей тревогой изучая сумрачный коттедж. – Помню воду, в которую я ныряю, теплое солнце на лице, ветер в парусах и лодку, плывущую по озеру».
На дворе был конец июня, но с таким же успехом это могло оказаться начало марта. Судя по радиопрогнозу, холодный фронт захватывал Висконсин еще на три дня. «Хорошо бы в ящике оказалось достаточно угля для печи, – подумал Майк. – Или агент лишится этого лота».
Придется разбудить Лори. Не стоило оставлять ее одну в машине, даже на минуту.
– Солнышко, мы приехали, – с деланой бодростью произнес он.
Лори вздрогнула. Майк почувствовал, как она сначала напряглась, а потом, когда он ее обнял, расслабилась.
– Тут так темно, – прошептала она.
– Сейчас мы зайдем в дом и включим побольше света.
Он помнил, что замок на двери требует особого подхода. Нужно потянуть дверь на себя, и только потом ключ войдет в цилиндр. В маленькой прихожей горел ночник, включенный в розетку. Тепла в доме почти не было, но не было и того пронизывающего холода, которого он боялся.
Майк торопливо включил верхний свет. Обои с рисунком из ползущего плюща выцвели и запачкались. Пять последних лет бабушка провела в доме престарелых, и на лето дом сдавался. Майк помнил, как в нем было чисто, тепло и уютно, когда бабушка жила здесь.
Молчание Лори являлось плохим признаком. Взяв ее под руку, Майк провел женщину в гостиную. Мягкая велюровая мебель, на которой было так удобно пристраиваться с книгой, стояла на прежних местах, но тоже испачкалась и протерлась.
Майк беспокойно нахмурился.
– Прости, милая. Приезд сюда – паршивая идея. Не хочешь поехать в мотель? Мы проезжали мимо парочки вполне приличных.
Лори вырастила ее бабушка. Охваченная страхами невротичка, которая старалась привить Лори боязнь темноты и незнакомцев, боязнь самолетов и машин, боязнь животных. Когда Майк два года назад познакомился с Лори, она поражала и веселила его, пересказывая страшилки, которыми ее регулярно кормила бабка.
– Как же тебе удалось вырасти такой нормальной и такой веселой? – часто спрашивал ее Майк.
– Черта с два я бы позволила ей превратить меня в сертифицированную психопатку.
Но последние четыре месяца доказали, что Лори все же не удалось сбежать, что психологический ущерб уже нанесен и с ним нужно справляться.
А сейчас Майк улыбнулся ей, любуясь яркими глазами цвета морской волны, густыми темными ресницами, оттеняющими фарфоровую белизну кожи, и прядями каштановых волос, обрамляющих овал лица.
– Ты безумно красива, – сказал он. – Я расскажу тебе про мою бабушку. Ты познакомилась с ней, когда она уже была инвалидом. Но я расскажу тебе, как мы с ней рыбачили в шторм, как бегали трусцой вокруг озера, а она кричала мне не отставать; как я впервые обогнал ее вплавь, только когда ей исполнилось шестьдесят.
Лори взяла в руки его лицо.
– Ты поможешь мне стать похожей на нее.
Они внесли в дом сумки и продукты, которые купили по дороге. Потом Майк спустился в подвал, заглянул в угольный ящик и поморщился. Ящик был довольно большим, дощатая загородка четыре на шесть футов. Он стоял неподалеку от печи и прямо под окном, к которому был пристроен желоб для засыпки угля из грузовика. Майк помнил, как в восемь лет помогал бабушке менять несколько досок. Сейчас все доски заметно подгнили.
– Даже летом бывают холодные ночи, но нам, Майк, всегда будет тепло, – весело приговаривала бабушка, пока он подбрасывал уголь в старую почерневшую печь.
На памяти Майка ящик всегда был полон черных бороздчатых орехов. Сейчас он почти опустел. Угля едва могло хватить на два-три дня. Майк потянулся за лопатой.
Печь была исправна. Ее урчание быстро разошлось по всему дому. Горячий воздух побежал по воздуховодам, и они начали поскрипывать и громыхать.
На кухне Лори уже распаковала продукты и принялась делать салат. Майк поджарил стейки. Они открыли бутылку бордо и сели рядышком за старым лакированным столом, по-приятельски касаясь друг друга плечами.
Они уже поднимались по лестнице в спальню, когда Майк заметил на столике в прихожей записку от агента: «Надеюсь, в доме вас все устроит. Жаль, что выдалась такая погода. Уголь доставят в пятницу».
Они решили спать в бабушкиной комнате.
– Она обожала эту пружинную кровать, – сказал Майк. – Всегда говорила, что каждую ночь спит в ней как младенец.
– Будем надеяться, что на меня это тоже подействует, – вздохнула Лори.
В шкафу было чистое белье, но оно оказалось влажным и липким. Пружины и матрас отдавали затхлостью.
– Согрей меня, – прошептала Лори, дрожа и подтягивая одеяло.
– С удовольствием.
Они уснули, обнявшись. Но в три часа ночи Лори закричала пронзительным, воющим криком, который отозвался во всем доме. «Убирайтесь. Убирайтесь! Я не стану. Не стану!»
Только к рассвету ее рыдания умолкли.
– Они приближаются ко мне, – сказала она Майку. – Они все ближе.
Днем шел дождь. Наружный термометр показывал четыре градуса. Все утро они читали, свернувшись калачиком на мягких диванах. Майк наблюдал, как Лори потихоньку расслабляется. Когда после обеда она глубоко заснула, он прошел на кухню и позвонил психиатру.
– Ее ощущение, что они приближаются, может оказаться хорошим признаком, – сказал ему врач. – Возможно, она на грани прорыва. Я убежден, что корень всех этих кошмаров – в тех старых сказках, которые Лори слушала на ночь. Если удастся выделить ту, которая является причиной ее страхов, мы сможем изгнать и ее, и все остальные. Внимательно наблюдайте за ней, но помните: она сильная девушка и хочет выздороветь. Это уже полдела.
Когда Лори проснулась, они с Майком решили провести инвентаризацию дома.
– Папа сказал, мы можем взять, что захотим, – напомнил Майк. – Здесь пара антикварных столов, а часы на каминной полке – просто жемчужина.
В прихожей была кладовка, и они начали перетаскивать ее содержимое в гостиную. Лори, одетая в джинсы и джемпер, выглядела на восемнадцать с волосами, собранными в пучок; она заметно оживилась, перебирая сокровища.
– Местные художники – так себе, – смеялась Лори, – зато рамы просто шикарные. Представляешь, как они будут смотреться у нас дома?
В прошлом году семья Майка сделала им свадебный подарок – подарила лофт в Гринвич-Виллидж. С тех пор, за исключением последних четырех месяцев, пара проводила свободное время на аукционах и гаражных распродажах. Но когда у Лори начались кошмары, она потеряла интерес к обстановке квартиры. Майк скрестил пальцы. Может, ей потихоньку становится лучше…
На верхней полке, засыпанный лоскутными одеялами, нашелся патефон.
– Господи, я и забыл о нем! – воскликнул Майк. – Вот это находка! Смотри. Тут куча старых записей.
Не замечая, что Лори внезапно умолкла, он смахнул с патефона пыль и поднял крышку. На внутренней стороне виднелась торговая марка «Эдисона» – пес, который прислушивается к трубе, и надпись «Голос его хозяина».
– В нем даже есть иголка, – заметил Майк.
Он быстро поставил пластинку, покрутил ручку, сдвинул переключатель на «Включено» и стал смотреть на вращающийся диск. Потом осторожно поставил тонкую иголку в первую бороздку.
Пластинка была поцарапана. Голоса исполнителей оказались мужскими, но высокими, почти до фальцета. Музыка играла слишком быстро, не совпадая с голосами.
– Не могу разобрать слова, – сказал Майк. – Ты узнаешь песню?
– Это «Чайнатаун», – ответила Лори.
Она начала подпевать, присоединив к хору свое прекрасное сопрано. «Сердца, что не знают другой земли, бродят здесь и там». Ее голос оборвался. Она задохнулась и выкрикнула:
– Майк, выключи его. Выключи!
Лори зажала уши руками и опустилась на колени, ее лицо побелело.
Майк рывком снял иглу с пластинки.
– Милая, что случилось?
– Не знаю. Я просто не знаю.
В эту ночь кошмар изменился. Приближающиеся фигуры пели «Чайнатаун», и их высокие голоса требовали, чтобы Лори пела с ними.
На рассвете Майк и Лори сидели на кухне и пили кофе.
– Майк, оно возвращается ко мне, – сказала Лори. – Я тогда была маленькой. У моей бабушки был такой же патефон. И такая же пластинка. Я спросила ее, где люди, которые поют. Я думала, они прячутся где-то в доме. Она отвела меня в подвал и указала на угольный ящик. Сказала, что голоса идут оттуда. Она клялась мне, что люди, которые поют, сидят в угольном ящике.
Майк поставил чашку на стол.
– Господи боже, – выдохнул он.
– После этого я больше ни разу не ходила в подвал. Я боялась. Потом мы переехали в квартиру, и она отдала патефон. Наверное, поэтому я и забыла.
Во взгляде Лори просыпалась надежда.
– Майк, может, есть причина, по которой этот старый страх догнал меня. К тому времени, когда мюзикл закрылся, я ужасно устала. И сразу после этого начались кошмары. Майк, эту запись сделали много лет назад; певцы, скорее всего, уже умерли. И теперь я прекрасно знаю, откуда берется звук в патефоне. Может, скоро все наладится…
– Я уверен, что скоро все наладится.
Майк встал и дотронулся до ее руки.
– Давай кое-что попробуем. Тут в подвале есть угольный ящик. Пойдем вместе, ты на него посмотришь.
Во взгляде Лори мелькнул страх, потом она закусила губу.
– Пойдем, – ответила она.
Майк следил за лицом Лори. Ее взгляд метался по подвалу. Он попробовал посмотреть на подвал ее глазами и понял, как тут грязно. С потолка свисала одинокая лампочка. На стенах из шлакобетона блестела влага. К тапочкам липла цементная пыль. Бетонная лестница вела к железным дверям, которые открывались на задний двор. Двери запирал ржавый болт, который выглядел так, будто его не вынимали уже много лет.
Угольный ящик стоял рядом с печью, ближе к фасадной части дома. Когда они шли к ящику, Майк почувствовал, как в его ладонь впиваются ногти Лори.
– У нас практически не осталось угля, – заметил он. – Очень кстати, что его должны сегодня привезти. Скажи мне, солнышко, что ты тут видишь?
– Ящик. В котором лежит от силы десять лопат угля. Окно. Я помню, когда приезжал грузовик, они выставляли в окно желоб, и по нему грохотал уголь. И я каждый раз думала, не больно ли певцам, когда он на них падает.
Лори попыталась рассмеяться.
– Да, здесь определенно никто не живет. Кошмары упокоились с миром, и слава богу.
Рука об руку они поднялись наверх. Лори зевнула.
– Майк, я очень устала. И ты, бедняжечка, уже несколько месяцев не высыпаешься нормально из-за меня… Давай вернемся в кровать и проспим весь день. Могу поспорить, сейчас я не стану вскакивать из-за снов.
Они задремали. Ее рука лежала на его груди, его руки обнимали ее.
– Сладких снов, любимая, – прошептал Майк.
– Обещаю, такими они и будут. Майк, я тебя люблю. Спасибо тебе за все.
Майка разбудил грохот угля, катящегося по желобу. Он моргнул. За шторами было светло. Он посмотрел на часы. Почти три. Господи, должно быть, он и вправду устал. Лори уже встала. Он натянул штаны цвета хаки, засунул ноги в тенниски, прислушался к звукам из ванной. Там было тихо. Халат и тапочки Лори лежали на стуле. Скорее всего, она уже оделась. В приступе беспричинного страха Майк торопливо напялил джемпер.
Гостиная. Столовая. Кухня. На столе стояли их чашки кофе, стулья отодвинуты. У Майка перехватило горло. Грохот катящегося угля стихал. Уголь. Наверное. Он помчался в подвал, перепрыгивая через две ступеньки. Над ящиком возвышалась горка поблескивающих черных самородков. Он искал на полу следы. Вот отпечатки его теннисок. Вот две пары следов от тапочек, когда они с Лори спускались сюда.
И тут он увидел еще одну цепочку следов. Босые ноги. Лори. Ее красивые ступни с характерным высоким подъемом. Следы вели к угольному ящику. И не возвращались к лестнице.
Наверху заверещал звонок, пронзительный, настойчивый звук, который всегда раздражал Майка и веселил бабушку. Майк побежал наверх. Лори. Только бы это была Лори…
Водитель грузовика держал в руке счет.
– Распишитесь в доставке, сэр.
Доставка. Майк схватил мужчину за руку.
– Когда вы начали высыпать уголь, вы заглянули в ящик?
С симпатичного обветренного лица на Майка смотрели озадаченные светло-голубые глаза.
– Ну, само собой. Я взглянул проверить, сколько вам нужно. Там почти ничего не осталось. Вы бы и дня не протянули. Дождь кончился, но все равно холодина жуткая.
Майк пытался сохранять спокойствие.
– Если бы кто-то был в ящике, вы бы его увидели? В смысле, в подвале темно… Вы бы заметили стройную молодую женщину, если бы она лежала там в обмороке?
Он видел, о чем думает водитель. «Этот парень на наркотиках или пьян».
– Да черт возьми! – заорал Майк. – Моя жена пропала. Моя жена пропала!
Лори искали четыре дня. Майк тоже искал. Он осмотрел каждый дюйм заросших лесом окрестностей коттеджа. Он, сгорбившись и дрожа, сидел на палубе, пока озеро прочесывали драгой. Он недоверчиво смотрел, как из ящика выбрасывают на подвальный пол свежедоставленный уголь. Окруженный полицейскими, чьи фамилии и звания не задерживались в памяти, Майк поговорил с врачом Лори, ровным скептическим тоном рассказав ему о страхе Лори – голосах из угольного ящика. Когда он закончил, с врачом переговорил начальник полиции. Повесив трубку, он сжал плечо Майка.
– Мы будем ее искать.
Четыре дня спустя Лори нашел ныряльщик. Ее тело запуталось в водорослях. Смерть от утопления. На ней была ночная рубашка. На коже и волосах остались следы угольной пыли. Начальник полиции пытался, но не мог смягчить трагедию ее гибели.
– Вот почему ее следы вели только к угольному ящику. Она забралась внутрь и вылезла в окно. Окно довольно широкое, сами понимаете, а Лори была стройной девушкой. Я еще раз говорил с ее врачом. Если бы не вы, скорее всего, она бы покончила жизнь самоубийством еще раньше. Просто ужас, что люди творят со своими детьми… Ее врач сказал мне, что бабка начала пичкать девочку всякими безумными россказнями еще до того, как та научилась ходить.
– Она говорила мне. Ее тянуло туда.
Майк слышал его возражения, слышал, как он сам договаривается о кремации тела.
На следующее утро, когда он упаковывал вещи, приехала агент, практично одетая седая женщина с худым лицом. Под ее бодрым настроем прятался сочувственный взгляд.
– У нас уже есть покупатель, – сказала она. – Я договорюсь, чтобы вам отправили все вещи, которые вы хотите сохранить.
Часы. Антикварные столы. Картины, над которыми смеялась Лори, в красивых рамах. Майк пытался представить себе лофт в Гринвич-Виллидж без Лори – и не мог.
– А как насчет патефона? – поинтересовалась агент. – Это же настоящее сокровище.
Майк засунул его обратно в кладовку. Сейчас, достав его оттуда, Майк вновь видел страх Лори, слышал, как она начинает петь «Чайнатаун» и ее голос сливается с фальцетами певцов на старой пластинке.
– Не уверен, что я его хочу, – сказал он.
Взгляд агента выражал неодобрение.
– Этот предмет – мечта коллекционера. Мне пора ехать. Дайте мне знать, что вы решите.
Майк смотрел, как ее машина исчезает за поворотом дороги. «Лори, я хочу тебя». Он поднял крышку патефона, как сделал пять дней назад, вечность назад. Покрутил ручку, нашел пластинку с «Чайнатауном», положил ее на круг и щелкнул выключателем. Проследил, как пластинка набирает скорость, потом поставил иглу на первую бороздку.
«Чайнатаун, мой Чайнатаун…»
Майку стало холодно. «Нет! Нет!» Не в силах двинуться, не в силах вздохнуть, он смотрел на крутящуюся пластинку.
«…сердца, что не знают другой земли, бродят здесь и там…»
Над скрипучими фальцетами давно ушедших певцов взмывало совершенное сопрано Лори, заполняя комнату и заставляя сердце замирать от скорбной красоты.
