Я помог папе подняться и отвел его в спальню, где он свалился на мою кровать. Я закрыл дверь, чтобы не видеть это мерзкое кровавое зрелище, оставшееся в гостиной. Папа осторожно ощупывал затылок. Потом опустил руку и уставился на свои трясущиеся ладони.

Ребекка повела дедушку и Рокки обратно в приют, чтобы препоручить их там заботам мамы. Я решил, что вернется она не скоро. Нам удалось остановить дедушку, прежде чем он успел добраться до лестничной площадки, но потребуется некоторое время, чтобы его успокоить, а как только мама увидит лицо Ребекки и ее залитую кровью майку, она настоит на том, чтобы немедленно заняться ее ранениями. Ребекка обречена – ее сейчас завалят вопросами, ни на один из которых она не сумеет найти быстрый и простой ответ.

Ее отсутствие давало мне возможность переговорить с папой наедине. И, несмотря на то, через что ему сейчас пришлось пройти, я считал, что такую возможность никак нельзя упускать. В кухне у меня лежал мертвый мужчина – мужчина, которого я знал как убийцу и, весьма вероятно, как агента британского правительства. И нам скоро придется решать, что со всем этим делать.

– Папа, – сказал я и положил руку ему на колено. Я сидел, скрестив ноги, на полу прямо перед ним. – Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

Он поднял голову. Медленно, словно забыл, что я здесь нахожусь. Глаза у него были мокрые и покрасневшие. Он вытер уголки глаз возле переносицы.

– По поводу Лоры, – добавил я.

Папа кивнул. Словно знал, что это неизбежно.

– Откуда у тебя этот телефон?

– Его нашли в ее машине, – ответил он хриплым, едва слышным голосом. Потом сглотнул. Постучал себя по груди. – В бардачке. После катастрофы. Мик мне его отдал.

– Ты имеешь в виду детектива-инспектора Шиммина?

Папа кивнул и закрыл глаза, словно от боли.

– У твоей сестры оказалось в машине два телефона, когда до нее добрались. Тот, по которому ты мне звонил, был новый. Никаких сведений в памяти. Ни входящих звонков, ни исходящих. Я держал его заряженным. И всегда при себе.

– Разве он не понадобился Шиммину в качестве вещдока?

– Вещдока? Зачем?

Да, именно так. Зачем? И тут я задал вопрос, который действительно очень хотел задать. Я изложил ему теорию Ребекки. Объяснил, что мы уже начали сильно сомневаться, что Лора и впрямь погибла, начали подозревать, что она имитировала собственную смерть. Что падение с Марин-Драйв было и впрямь искусно подготовленной дымовой завесой, способом избегнуть какой-то опасности или угрозы, связанной с ее работой. Я сообщил ему также, что уже знаю, что это была за работа. Добавив, что имею вполне ясное представление, что за опасность угрожала Лоре и что эта угроза имела прямое отношение к этому лысому мужчине, который только что держал его под прицелом пистолета.

Папа долго обдумывал все то, что я ему сказал. По его лицу ничего нельзя было понять. Потом он протянул руку и осторожно потрогал пальцем засохшую кровь у меня на лбу, словно пытался стереть масляное пятно. Взяв меня за затылок, наклонил мою голову вперед, чтобы обследовать рану на голове.

– Да, надо было все тебе рассказать еще тогда, – сказал он тоном, в котором сквозили раскаяние и сожаление. – И тебе, и маме. Результатом, конечно, мог стать сердечный приступ, но это все же было бы лучше, чем такое.

– Какое – такое?

– Все было так, как ты сказал. – Папа говорил с таким видом, словно я уже знал все ответы на все вопросы. – Твоя сестра пришла ко мне и сказала, что попала в беду. И что ей надо скрыться. Она считала, что есть только один способ это проделать. – Папа улыбнулся при этом воспоминании. Но потом выражение его лица стало мрачным, он опустил руку. – Ты ведь сам знаешь, какой она могла быть упрямой. Решение Лора уже приняла. Я-то всегда ей говорил, что эта карьера ее погубит. А тут она сказала, что теперь это вполне может случиться, но таким образом, чтобы дать ей возможность исчезнуть.

– И что произошло?

Папа посмотрел мне прямо в глаза. Такое ощущение, что он это сделал в первый раз за очень долгое время.

– Лора была очень напугана, Роб. Здорово напугана. И не желала ничего слушать, никаких доводов. Она даже думать не могла о том, чтобы обратиться к кому-то у себя на работе, в своей конторе, или пойти в полицию. Лора уже разработала план. Все решила. И хотела, чтобы это произошло именно здесь, чтобы мы могли полностью контролировать все события.

– Шиммин был в курсе?

– Его пришлось посвятить. Это была часть ее плана. – Папа помолчал. – Но именно в этой части у нас ничего не получилось. Лора была настолько уверена в том, что эту ее затею можно осуществить, что не могла смириться с отказом. А тут еще Мик начал совать свой нос куда не следует, ставить под сомнение то, что она предлагала.

– Ему не понравились ваши идеи?

– Мик хороший человек. И мой добрый друг. Он хотел нам помочь. И если бы все зависело только от него, он бы все сделал как надо, я уверен. Но он сказал, что следует привлечь к этому и других людей. По крайней мере, пятерых. И сказал, что это слишком много. Он не мог гарантировать, что все они будут держать язык за зубами.

– Стало быть, Шиммин остановил это дело?

– Он попытался.

– Попытался?

Папа раздраженно помотал головой.

– Лора не стала его слушать. Заявила, что все пройдет отлично. У нее были отложены деньги. Достаточно, чтобы покрыть все расходы. А когда Мик все же сказал нет, она решила заставить его.

– Не понял?

– Твоя сестра позвонила Мику среди ночи и сообщила ему, что она намерена сделать. Она к тому моменту была уже в высшей точке Марин-Драйв. Лора ему сказала, что собирается спихнуть свою машину с обрыва, а потом спуститься к ней и устроить все так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Сказала, что у нее с собой есть какой-то седатив, который она собирается ввести себе. Лора полагала, что если тело не будут осматривать слишком внимательно, то все будет смотреться так, как будто она погибла. Мертва. Сказала Мику, что ему следует приехать и обнаружить ее до того, как на нее наткнется кто-нибудь другой, иначе вся задумка пойдет прахом.

– И что он?

Папа тяжко вздохнул.

– Он сказал, что не поедет. Сказал, что не может в этом участвовать. И повесил трубку. И не отвечал, когда Лора ему перезвонила. – Он приложил руку ко лбу. Провел ею по лицу. – Мы считаем, что после этого у нее сдали нервы. Наверное, тут она начала думать, что у нее не осталось никакого выхода. И проделала все по-настоящему, Роб. Сама съехала с обрыва.

Я откинулся назад, качая головой:

– Но сержант Тир сказала нам, что Шиммин был первым, кто приехал на место катастрофы и обнаружил Лору.

– Так оно и случилось. Он сразу пожалел, что повесил трубку и больше не отвечал. Поэтому он поехал туда, хотел с ней поговорить. Отговорить ее от этого. Но когда он туда добрался, было уже поздно.

– Это вздор, это лишено всякого смысла, – сказал я. – Лора оставила след – для меня. Хотела, чтобы я нашел эту ее флешку. Хотела, чтобы я позвонил по номеру мобильника, по которому я говорил с тобой.

Папа быстро отвернулся.

– В самом начале она, возможно, так и планировала. Я про это ничего не знаю. Но потом она передумала, сынок. Сделала свой выбор. Очень жаль, что нельзя вернуться назад и все проделать иначе. Я бы, наверное, сумел убедить ее не делать этого. Но я пытался, Роб. Поверь мне, я действительно пытался ее переубедить.

Лена решила рискнуть и зайти в это замызганное кафе, потому что там было пусто. Ни единого посетителя. Никого из обслуги. Девушка прижала лицо к стеклянной, армированной проволокой двери. Осмотрела шесть незанятых кабинок со столиками и пустую стойку. Дверь позади стойки была прикрыта занавеской, сделанной из длинных разноцветных полос пластика.

Электронный колокольчик звякнул, когда Лена толчком отворила наружную дверь. Она вздрогнула от этого звука и даже подскочила, когда пластиковые полоски раздвинула женщина, выглянувшая из задней двери. Женщина была чернокожая и жутко толстая. Ее огромный рот был прямо-таки заполнен зубами и деснами. Полосы цветного пластика, улегшиеся вокруг сферической головы и округлых плеч дамы, лишь подчеркивали ее гигантские размеры.

Легкая улыбка, игравшая на губах женщины, тут же исчезла, как только она увидела Лену. Ее грязные взъерошенные волосы. Засохшую кровь на руке и на блузке. Ее распухшую, посиневшую кисть. Грязные носки на ногах.

Девушка вся сжалась. Она привыкла, что все на нее смотрят, когда она входит в ресторан. Но обычно эти рестораны были роскошные, и смотрели на нее совсем иначе.

– Бог ты мой, деточка, что это с тобой стряслось? – спросила женщина. У нее был какой-то экзотический акцент. Ямайский, наверное.

– Мне нужен телефон, – ответила Лена. Голос у нее сильно дрожал, больше, чем ей хотелось бы. – Денег у меня нет совсем.

Женщина подняла мозолистую руку:

– Тебя кто-то побил, детка?

– Пожалуйста, – сказала Лена и оглянулась назад, на дверь. – Всего один звонок.

Женщина потерла подбородок и еще некоторое время рассматривала гостью. Потом перенесла весь свой значительный вес на одну ногу и уставилась за плечо Лены, на улицу.

– Я недолго, – сказала ей Лена.

– Нет, детка, ты останешься здесь столько, сколько потребуется. Иди сюда. Телефон у нас тут, в задней комнате.

Женщину звали Энжела. Она все время беззаботно болтала, время от времени готовила какие-то блюда для случайных посетителей, пока Лена дожидалась приезда человека, которому позвонила по телефону. Энжела помогла ему с нужными указаниями, как сюда добраться. Объяснила, что они находятся в Манчестере, взяла трубку и рассказала мужчине, как найти ее кафе. Она не спросила Лену, кто такой этот человек. И не стала расспрашивать, в какую беду девушка угодила.

Прошло более трех часов, прежде чем человек приехал. Лена услышала рев и грохот плохо отрегулированного мотора, потом звонок электрического колокольчика. И вся напряженно сжалась на стуле.

Энжела вытерла руки о скатерть и раздвинула занавеску, проверяя, кто пришел. Потом впустила мужчину в заднюю комнату и четко дала понять, что будет стоять сразу за дверью с телефонным аппаратом под рукой.

Незнакомец оказался старше, чем Лена ожидала. Сорок с чем-то лет, невысокий и мускулистый. На нем были военный плащ, явно купленный на распродаже армейских излишков, зеленые рабочие штаны и тяжелые замшевые ботинки. В носу у него было кольцо, а одно ухо украшала целая коллекция пирсинга.

– Приведите достойную причину, по которой мне не следует вызвать полицию, – сказал он.

Лена привела ему целый ряд причин. Во-первых, это не она убила Алекса. Зато имеет некоторое представление о людях, которые связаны с его смертью, она только что сбежала от них. Объяснила, как – с его помощью – она получит возможность доказать свою невиновность, если только им удастся связаться с одним парнем, ремонтником систем отопления с острова Мэн. Потом передала мужчине слова Алекса. Именно Алекс заставил ее пообещать ему, что она обязательно свяжется с этим человеком, если попадет в беду. И Алекс убедил ее, что это человек, на которого Лена вполне может положиться.

Мужчина немного поиграл с одной из своих сережек, переваривая то, что ему сообщила Лена. Он сделал долгий вдох, задумчиво покачал головой и наконец выпустил воздух из легких.

– Ну, тогда выходите наружу и залезайте в мой джип, – сказал он. – Вас ждет целая группа людей, с которыми вам непременно нужно увидеться.

Лена заколебалась. Прикусила нижнюю губу и пристально уставилась на мужчину.

– Я хочу, чтобы эти гады за все заплатили, – проговорила она. – За то, что сделали со мной и с людьми, которые пытались мне помочь. Но более всего – за смерть Алекса.

– Я вас услышал, – кивнул мужчина. – Можете поверить, как раз этим мы и занимаемся – ищем способ заставить этих людей за все заплатить.

Мы решили позвонить Шиммину. Папа попросил его немедленно приехать к нам. Он не стал объяснять зачем, сказал просто, что это очень срочно. Шиммин явно не хотел никуда ехать – он занимался расследованием смерти Джеки Тир. Но когда папа стал настаивать, инспектор сдался.

Пока мы дожидались его приезда, я отправился в ванную и занялся своей рваной раной на голове. Пустил воду в раковину и смоченными в воде тампонами из туалетной бумаги как можно аккуратнее промыл травму. Потом намылил ладонь и смыл кровь с лица. Вода на фоне белого фаянса выглядела темно-розовой. Перевязь была в безобразном состоянии, вся в красных пятнах. Плечо жутко болело и не желало двигаться, да и все тело ныло. Я чувствовал себя столетним старикашкой. Вытащив пробку из раковины, я уставился на себя в зеркало, пытаясь переварить информацию, которую папа сообщил мне насчет Лоры. Это оказалось нелегко. Я понимал, что мы с сестрой здорово разошлись в последние годы и уже не делились всем, как раньше, когда были детьми, но мне трудно было смириться с мыслью, что она не обратилась ко мне за помощью в тяжелой ситуации.

Будь сестра сейчас здесь, думаю, она бы сказала, что старалась свести к минимуму риски, которым подвергала близких. Что, поделившись бедами с папой, она и так зашла слишком далеко. Но вряд ли я бы ей поверил.

Схватив полотенце, я вытер лицо. Прижал его к ране на голове, а после швырнул в ванну.

Чувствовал я себя так, словно сильно подвел Лору, не оправдал ее надежд. Впрочем, в глубине души я понимал, что так оно и произошло. Моя сестра попала в беду и опасалась за свою жизнь, а я этого даже не заметил. Да, разумеется, Лора сама сделала свой выбор. Уехала в Лондон. Поставила карьеру выше семьи. Но только теперь я начал осознавать, что она так поступила ради нашей безопасности. И самое скверное, что у меня уже никогда не будет возможности ей об этом сказать.

Единственным утешением служило то, что сестра попросила Лену положиться на меня, оставив мне и флешку, и пароль для ее прочтения. Думаю, Лора решила поровну разделить все риски между мной и папой. Она верила, что я пойму, чего она от меня хотела, когда дело дойдет до этого, и теперь я спрашивал себя, каким именно образом я буду это воплощать.

У меня есть флешка. И видеофайл, который на ней записан. Но я так и не понял, что мне с ним делать. Может, Лора хотела, чтобы я эту съемку обнародовал? Или же она старалась избежать этого, пока была жива, и имела на то причины? Вдруг появление сестры в фильме указывает на ее причастность к убийству Алекса Тайлера? Или, наоборот, освобождает ее от ответственности за это? Я так и не смог прийти к окончательному решению. И понятия не имел, как быть.

Детектив-инспектор Шиммин приехал до того, как я окончательно определился с дальнейшими шагами. Выйдя из ванной, я увидел, что папа здоровается с ним перед моей парадной дверью. Они о чем-то говорили приглушенными голосами. Сам разговор я не слышал, поскольку стоял на лестничной площадке, но видел, как Шиммин то и дело бросает взгляды в мою сторону. Выражение его лица становилось все мрачнее и суровее. Отекшие глаза сощурились так, что превратились в узкие щелочки, придав инспектору еще более настороженный вид.

Он не заговорил со мной, пока не осмотрел тело, опустившись на колени. Проделал Шиммин это быстро, резким движением перевернув голову лысого на другой бок кончиком своей ручки. Крякнул, потом ткнул ручкой в ствол убитого.

– Его из этого пистолета застрелили? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой. И сказал, что пистолет, из которого его убили, лежит на моем кофейном столике. Ребекка вытащила из него магазин и поставила пистолет на предохранитель, прежде чем проводить дедушку в его комнату.

Шиммин оставил пистолет лежать на полу и обшарил карманы лысого. Достал удостоверение, которое этот тип показывал мне в спортцентре. Бумажник. Мобильный телефон. Связку ключей от машины. Нетрудно догадаться, что это ключи от «Воксхолла», который стоял припаркованный снаружи.

Шиммин открыл кожаный бумажник и просмотрел его содержимое. По-прежнему сидя на корточках возле мертвого, поднял взгляд на меня и на папу и показал папе удостоверение.

Папа просмотрел документ и задумался. Я подошел поближе и глянул сам. Там красовался впечатляющий государственный герб. Фотография погибшего. И его имя – Джон Энтони Мензер.

– Это имя ничего мне не говорит, – сказал папа.

Шиммин вопросительно поднял бровь, повернувшись ко мне.

– И мне тоже ничего, – пожал я плечами.

Папа закрыл удостоверение и вернул его Шиммину. Инспектор шлепнул себя корочкой по колену, погруженный в собственные раздумья.

– Кто-нибудь мог слышать выстрелы? – спросил он.

Вопрос очень меня удивил. Мне даже потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

– Сомневаюсь, – ответил я. – Отсюда довольно далеко до нашего приюта. Многие наши жильцы туговаты на ухо, к тому же в это время дня большинство из них, должно быть, сидят у телевизора. И звук там включен на полную мощность.

– А как насчет персонала?

– Это возможно. Они могли их услышать – из кухни.

– А соседи?

– Может быть. А что?

Взгляд инспектора переместился на стул, так и стоявший посредине комнаты. Тот самый, на котором лысый удерживал папу. Шиммин поднялся на ноги, выпрямился и забрал с кухонной стойки флешку, потом поднял с пола дешевый мобильник.

– Садись, – указал он на диван. – Ты мне сейчас подробно и в деталях расскажешь, что именно происходило и происходит.

На этот раз я действительно рассказал все, что знал. Во всех деталях и подробностях, которые смог припомнить. Ничего не скрыл и не оставил при себе. Мне уже осточертело справляться со всем этим в одиночку. Хватит с меня этой возни в разрозненных фактах, бесконечным потоком крутящихся в голове.

Шиммин не произнес ни слова, пока я не закончил свой рассказ. Добрых двадцать минут. Может, даже больше. Он сидел на кофейном столике, уперев локти в колени и сложив ладони под своей мощной челюстью завзятого обжоры. Предметы, которые инспектор извлек из карманов мертвеца, были разложены перед ним на столике рядом с «береттой».

Наконец Шиммин прокашлялся.

– Джимми, – обратился он к папе, не оборачиваясь, – почему бы тебе не проверить, как там твой тесть? Мне надо поговорить с Робом. Наедине.