Пока мы ехали, я с Ребеккой не разговаривал. Да и говорить-то было не о чем. Мысли скакали в голове, но все они были какие-то неясные и перемешанные. Меня швыряло от одной заботы к другой. От одной беды к следующей. От одной причины для беспокойства к другой. Но мало-помалу, и довольно скоро, все мои страхи как-то стерли и смыли друг друга, и я впал в состояние непонятного спокойствия, словно так долго прислушивался к «белому шуму» в эфире, что уже начал принимать его за тишину.

Улицы пригорода Онкана в этот полдень показались мне странно незнакомыми. Мамаши толкали коляски с младенцами. Пенсионеры толпились в очереди на даблдекер, двухэтажный автобус. Люди подстригали свои газоны или просматривали газеты, сидя в залитых солнцем оранжереях. Все вокруг было таким, словно я ехал через съемочную площадку с установленными декорациями. По ту сторону лобового стекла располагался нереальный мир. Такой, в котором никто не поверил бы, что в заднем отсеке моего фургона находится связанный человек с заклеенным ртом, и в котором никто не понял бы, что это такое – чувствовать, как у человека, который только что собирался тебя убить, пропадает пульс.

Приют для престарелых выглядел как обычно. Солидно. Неприметно. Спокойно.

Мы поставили фургон на гравиевой площадке перед парадной дверью. Там уже стояла чья-то незнакомая машина. Синий «Воксхолл Инсигния». Она выглядела совершенно новой. Видимо, недавнее приобретение. Но ее невредно было бы помыть. Кузов весь в грязи. И на стеклах пыль и сажа.

Ребекка согнулась и вся съежилась на своем сиденье. И под прикрытием приборной панели изучила «беретту». Выщелкнула магазин, пересчитала, сколько в нем осталось патронов. Удовлетворив любопытство, вставила патроны обратно, загнала магазин в рукоятку и засунула пистолет себе сзади за пояс, прикрыв его полой кожаной куртки.

– Ты готов?

– Не-а.

Льюис улыбнулась, потом скривилась. Я заметил, что ей очень больно от ран и ссадин на лице. По-видимому, по мере заживания ран кожа стягивалась.

Я стиснул в руке красную флешку. Сильно стиснул.

– Надо идти внутрь, – сказала Ребекка. – Время поджимает.

Я вывалился из машины и пошел к парадной двери, заглянув по пути в «Воксхолл», но не заметил там никого и ничего важного. Вставил ключ в замок и прошел внутрь. Как будто ничего не случилось, все идет как обычно. Словно просто вернулся домой, как в любой другой день.

Если не считать того, что сердце усиленно колотилось в груди. Волосы на голове встали дыбом, а ладони страшно вспотели.

Взобрался по лестнице наверх. Четырнадцать ступенек. Ноги дрожали, словно я восходил на гору.

Ребекка шла следом за мной. Я чувствовал ей присутствие прямо за спиной.

Достигнув лестничной площадки, я повернул вбок и тут наконец их увидел. Мне пришлось пустить в ход все силы, чтобы не рухнуть на колени.

Папа сидел на одном из стульев с прямой спинкой в середине комнаты. Сидел, подсунув под себя ладони и тесно сомкнув ноги, низко опустив лицо, так что его подбородок скреб по груди.

– Мне очень жаль, – раздался его голос. Это было сказано очень сухим тоном.

– Все нормально, – ответил я.

Это, конечно, неправда. Все тут далеко не нормально.

Папа нагнул голову, потому что к его затылку было прижато дуло пистолета. А пистолет держал в руке мужчина с лысым, как бильярдный шар, черепом, тот самый, что напал на меня в спортивном центре.

На виске у него красовалась ссадина, там, куда я ему врезал коленом. Ссадина уже пожелтела. Глаза у лысого налились кровью, припухли, из них сочилась влага, ноздри были красные, словно он страдал от жуткой простуды с насморком. Последствия применения мной химического оружия – того спрея, которым я его угостил.

Пистолет мужчина держал в левой руке. Правая висела вдоль тела, согнутая в запястье под болезненно-неприятным углом. Я вспомнил то ощущение, которое испытал, наступив ему на локоть и вбив его запястье в пол. И вызывающий тошноту хруст. Но лысый, кажется, не обращал на эту травму особого внимания. Он целиком сосредоточился на стоящей перед ним задаче.

На полу возле ног папы валялся мобильный телефон. Дешевая модель, такие обычно на ходу покупают. Я был вполне уверен, что это тот самый телефон, с которого он мне ответил. И, конечно, не его собственный.

Ничего особенного он мне сказать не успел, отвечая на мой звонок. В трубке прозвучало лишь «алло», произнесенное напряженным голосом, а потом у него эту трубку вырвали, и в ней раздался другой голос, который выдвинул ультиматум: вернуться домой вместе с Ребеккой не позднее чем через тридцать минут, причем обязательно привезти с собой то, что Лора оставила в раздевалке спортцентра. Мне очень четко дали понять, что я не должен звонить в полицию или пытаться связаться с кем-то еще. Заявили, что от этого зависит жизнь папы.

Не похоже было, что этот тип блефует. А теперь я уже точно знал, что он и не собирался.

– Привез? – спросил лысый.

Я раскрыл пальцы. Показал ему флешку.

– Это все?

Я кивнул.

– Ничего больше?

Я помотал головой.

– Тогда зачем тебе была нужна сумка?

Я сглотнул, но когда стал отвечать, голос все равно звучал хрипло, как карканье.

– Я же не знал, что там обнаружу. Думал, что может оказаться что-нибудь большое.

Лысый смотрел на меня, переваривая мой ответ. Он не спешил, словно в моих словах могли содержаться какие-то скрытые соображения и нюансы, которые он хотел обдумать и о масштабе которых я не имел никакого представления.

– И что там записано? – спросил мужчина.

Ребекка сделала шаг вперед и встала рядом со мной.

– Этого мы не знаем, – сказала она. – И, если честно, на самом деле нам на это наплевать.

Лысый обдумал ее ответ. Глаза у него прищурились, и он еще сильнее прижал пистолет к голове папы. Ствол поддел растрепанные седые волосы, словно этот тип старался вскрыть папе череп, вращая стволом, как штопором.

– Что у вас с лицом? – спросил он Ребекку.

– Люди Эрика Зеегера постарались, – ответила она. – Мы напоролись на них возле спортивного центра. Они тоже хотели заполучить эту флешку.

– Я вам не верю. – Голос лысого звучал твердо и неспешно. – Если бы это было правдой, вас бы здесь вообще не было.

– Нам просто повезло.

У папы испуганно расширились глаза, когда он увидел, на что похоже избитое лицо Ребекки. Видимо, он решил, что ее выражение «повезло» при этом совершенно неуместно.

Мужчина с пистолетом кивнул в сторону флешки:

– Вы сделали копию записи?

– Нет.

– Вы намерены спекулировать тем, что на ней записано? Хотите пойти в полицию или обратиться в прессу?

– Мы просто хотим, чтобы все это наконец закончилось. Нам вовсе не нужно, чтобы пострадал кто-то еще.

– Тогда хорошо. Потому что это в любом случае ни к чему вас не приведет. Я сейчас исчезну. И вы никогда больше меня не увидите и не услышите обо мне. Но люди, на которых я работаю, очень могущественны. С огромными возможностями. Они могут здорово навредить и вам, и вашим семьям, да так, что вы даже представить себе не можете. Кроме того, дело еще и в твоей сестре. В памяти о ней. Ты ведь не хочешь, чтобы ее память кто-то марал?

Память о ней.

Мне уже больше не хотелось спрашивать, жива Лора или действительно погибла. Видимо, она все-таки мертва. Теперь я это понимал. Я ведь хорошо ее знал. Знал, какая она добрая. И несмотря на предположение Ребекки, было просто невероятно, что она могла оставаться в тени, когда нас затянуло в такую кровавую кашу. Как только стало ясно, что ее семья находится в опасном положении, она бы наверняка дала о себе знать.

Краем глаза я уловил какое-то движение. Ребекка чуть отступила в сторону от меня. Ненамного, но достаточно, чтобы обеспечить себе полную свободу маневра. Мне это не понравилось. Я догадывался, что она собирается сделать.

Я подумал про «беретту», спрятанную у нее за поясом. Я подумал о том, как ей придется разом отвести руку назад, отодвинуть полу куртки, ухватить пистолет, выпрямить руку, поплотнее сжать рукоятку, прицелиться, нажать на спусковой крючок. Льюис, наверное, хороший стрелок. Может, даже очень хороший. Она уже много раз доказывала мне, какой она отличный профессионал. Но лысый держит пистолет у головы папы. И палец у него на спусковом крючке. И хотя то, как он выхватил пистолет там, в спортивном центре, показало, что он от природы правша, я все же был уверен, что и левой рукой он действует ничуть не хуже. Так что у Ребекки нет возможности успеть сделать выстрел. Даже если она выстрелит, есть опасность, что попадет в папу.

Я уставился на Ребекку. Страстно желая, чтобы она ничего не предпринимала.

Лысый проследил мой взгляд.

– Что бы вы там ни задумали, – сказал он, – советую вам об этом забыть. – Он ткнул папу стволом в голову, заставив его еще ниже согнуться, к самым коленям. – Поднимите руки! – рявкнул он.

Я тотчас же послушался, подняв правую руку. Левой я не мог сделать ни одного движения, разве что держать ее неподвижно.

Ребекка помедлила.

– Пожалуйста! – прошипел я.

Она помедлила еще мгновение. Потом подняла руки и сплела пальцы у себя на затылке.

– Хорошо. Теперь положи флешку на кухонную стойку, – велел мне лысый.

Я сделал, как он сказал.

– Теперь отойди назад. Руки держи повыше.

Я отступил назад, встал рядом с Ребеккой, держа руки поднятыми.

– А теперь шагайте вон туда. – Лысый мотнул пистолетом в ту сторону, куда хотел нас направить. – Оба шагайте.

Мы отступили вправо. Прошли дальше в гостиную, отступили подальше от кухни. И от лестницы.

Лысый дождался, пока мы доберемся до угла, где стоял телевизор. Потом слегка стукнул папу пистолетом по темени.

– Вставай! – велел он. – Медленно. Руки на голову.

Папа был не в состоянии быстро двигаться. Я не знал, сколько времени он сидел вот так, подсунув ладони под себя, но, наверное, достаточно долго, чтобы теперь его движения были скованными и замедленными. Ноги у него всегда немеют, если он время от времени ими не двигает: это результат наличия множества скоб, которыми скреплены его разбитые и переломанные кости. Я вспомнил его руки, все утыканные иглами и скрепами. Он не в той форме, чтобы играть сейчас героические роли, даже если бы ему этого захотелось. Сейчас я впервые в жизни понял, что он совсем старик.

Лысый занял позицию позади папы и велел ему шагать по направлению к кухне, к стойке. И они вместе, синхронно, двинулись туда. Один шаг. Второй. Третий.

На четвертом шаге лысый оказался рядом со стойкой, чтобы схватить флешку. Но тут у него возникла проблема. Его сломанная правая рука не могла ничего поднять и удержать. Она сейчас была ничуть не лучше руки куклы. А левой рукой он сжимал пистолет. Если он потянется ею за флешкой, какую-то долю секунды будет не в состоянии произвести выстрел. Это даст папе возможность что-нибудь предпринять.

Лысый остановился, обдумывая свои последующие действия. У меня уже сложилось такое впечатление, что это очень осторожный типчик, любящий все хорошенько просчитывать.

Папа посмотрел на меня, вопросительно подняв брови, словно спрашивая, не пришло ли время на него напасть.

Я чуть качнул головой.

Прошло несколько очень долгих секунд. Лысый наконец пришел к какому-то выводу.

– Возьми эту штуку, – велел он папе и ткнул ему дулом пистолета в ухо, так что папе пришлось наклониться над кухонной стойкой. – Медленно, левой рукой. Вот так, правильно. А теперь вытяни руку перед собой и иди к лестнице.

Папа сжал флешку в ладони и сделал, как ему было велено. Лысый зашаркал следом за ним, шагая нога в ногу.

– Погодите, – сказал я. – Не надо увозить его с собой. Не надо!

– Все хорошо, Роб, – сказал папа напряженным голосом.

– Нет, не хорошо, – ответил я ему. – В этом нет никакой необходимости.

– Не волнуйся, – сказал лысый. – Никто не пострадает, если вы все будете делать то, что скажу.

Я глянул на Ребекку, не сомневаясь, что она уже приняла какое-то решение. Но по ее виду было не заметно, что она что-то задумала.

Лысый опять перехватил мой взгляд.

– В чем дело? – спросил он. – Чего вы испугались? У вас там кто-то остался снаружи? Вы полицию вызвали?

– Нет, – ответил я, качая головой.

– А что, если и вызвали? – спросила Ребекка.

Я уставился на нее.

– Никого мы не вызывали, – сказал я лысому очень настоятельным тоном.

Он некоторое время стоял неподвижно, не зная, что предпринять дальше. Он был всего в паре шагов от верхней ступеньки лестницы. И как только он начнет по ним спускаться, он обречен.

– Чего вы, собственно, добиваетесь? – спросил лысый, обращаясь наполовину к самому себе. – Хотите, чтобы я один вышел наружу? И именно поэтому не желаете, чтобы он вышел вместе со мной?

– Там никого нет, – сказал я. – Мы никого не вызывали.

– Это ты, может, никого не вызывал, – возразила Ребекка.

Мне хотелось ее ударить. Я изо всех сил замотал головой.

– Она врет! – заявил я лысому. – Можете мне верить. Никого она не вызывала. Никто из нас не вызывал. И никого там, внизу, нет. Вообще ни единой души.

Лысый бросил взгляд вниз. Облизал губы.

– Другой выход здесь имеется?

– Вам он не нужен. Двор пуст. Там никого…

Фразу мне закончить не удалось.

Все произошло очень быстро.

Возле парадной двери раздался шум, дверь отворилась, ударившись о стену. Донесся топот ног по ступенькам. И громовой беззаботный голос снизу провозгласил:

– Привет, мой мальчик, это я, твой дедушка! Я тебе Рокки привел.

Едва он успел произнести первые слова, как лысый оттолкнул папу в сторону и прыгнул к верхней ступеньке лестницы. Его рука, сжимающая пистолет, описала широкий круг, пройдя у него над головой, и начала опускаться.

Папа упал на пол, тяжело стукнувшись коленями.

Я увидел, как в середине лестницы мелькнуло золотистое пятно. Рокки на полной скорости мчался прямо ко мне.

У лысого расширились глаза. Пистолет опустился еще ниже. Уверенно и четко.

И тут я почувствовал толчок в бок. Ребекка ткнула меня локтем в поясницу, расширяя себе пространство. Ее рука уже вынырнула из-за спины. «Беретта» мелькнула в воздухе, описав дугу. Детектив быстро прицелилась и нажала на спуск, еще не успев полностью вытянуть руку.

Грохот был оглушительный. Он просто-таки взорвался у меня в голове, как будто кто-то наступил мне прямо на барабанную перепонку.

Мужчина с пистолетом согнулся в пояснице. Его левое плечо отбросило назад, словно его кто-то ударил в грудь. Рука, сжимающая ствол, взлетела вверх свободно и бессильно. Ноги подогнулись в коленях под воздействием мощной силы удара пули, который развернул все тело, крутанув его вокруг собственной оси. Лысый оступился и начал валиться назад, в кухню. Пистолет выпал из руки. Потом снова раздался жуткий грохот, и голова лысого превратилась в мерзкую розовую массу, веером брызнувшую во все стороны.