ГЛАВА 22
Я невольно оглядываюсь — не крадется ли кто-нибудь за мной? Впрочем, вряд ли чудовище, способное растерзать вооруженных солдат, станет подбираться незаметно. И почему только в процессе эволюции у нас не возникли глаза на спине?
Чем дальше я захожу в лес, тем плотнее смыкается вокруг тьма. Я пытаюсь убедить себя в том, что мой поступок — не самоубийство. В лесу полно живых существ — белок, птиц, оленей, кроликов, — и чудовище не может убить их всех. Так что чисто статистически мои шансы пережить ночь в этом лесу довольно велики. Разве нет?
Я иду сквозь темную чащу, следуя инстинкту. Вскоре возникают серьезные сомнения насчет того, что я двигаюсь на север. Где-то я читала, что заблудившийся обычно ходит большими кругами.
Сомнения разъедают мозг, в груди поднимается паника.
Я мысленно даю себе пинка. Не время терять голову. Я обещаю, что позволю себе это, лишь когда окажусь в безопасности, в каком-нибудь симпатичном домике с запасом съестного вместе с Пейдж и мамой. Губы мои вздрагивают в усмешке. Похоже, у меня и впрямь едет крыша.
Я чувствую угрозу в каждом шорохе и движущейся тени, в каждой взлетающей птице и взбегающей по ветке белке.
Мне кажется, будто я бреду по темному лесу уже многие часы, когда на фоне дерева мелькает тень. Ветер шевельнул ветку? Вот только тень эта удаляется от дерева. Отделившись от более крупных теней, она снова сливается с темнотой.
Я застываю на месте.
Это может быть просто олень. Но ноги у обладателя тени движутся иначе. Похоже, это двуногое. Или, точнее, несколько двуногих.
Моя догадка подтверждается, когда тени разворачиваются веером, окружая меня. Ненавижу постоянно оказываться правой.
Что же это такое — двуногое ростом три-четыре фута, рычащее по-собачьи? Мысли мои постоянно возвращаются к разбросанным по лесу трупам.
Одна из теней черной молнией бросается ко мне. Получаю удар по руке. Я отступаю на шаг, но тот, кто налетел на меня, уже исчез.
Рядом перемещаются другие тени. Некоторые мечутся туда-сюда. Прежде чем я успеваю заметить еще одну устремившуюся ко мне тень, что-то ударяется о мою другую руку.
Я пячусь.
У нашего соседа Джастина стояли на каминной полке челюсти пираньи. Он как-то рассказывал, что эти хищные рыбы, порой не чурающиеся каннибализма, на самом деле довольно робкие. Обычно перед нападением они толкают добычу головой, обретая уверенность. Это зловеще напоминает то, что происходит сейчас.
Звуки становятся громче, походя на смесь звериного ворчания и человеческого бормотания.
Еще один удар. На этот раз резкая боль пронизывает мое бедро, словно по нему резанули бритвой. Я вздрагиваю, чувствуя, как вокруг раны расползается теплое пятно.
Затем я получаю еще два удара, один за другим. Неужели кровь приводит тварей в неистовство?
Еще удар, по запястью. Я вскрикиваю.
Боль настигает лишь через секунду после того, как я понимаю, что меня... кусают!
Наверняка было бы не столь страшно, если бы я ясно видела врагов. Кошмарнее всего, когда не знаешь, кто на тебя нападает.
Из моего рта вырывается судорожный хрип. Еще немного — и я закричу.