Книга: Темное торжество
Назад: ГЛАВА 27
Дальше: ГЛАВА 29

ГЛАВА 28

Несмотря на действие снотворного, приготовленного Исмэй, я сплю очень беспокойно, буквально урывками. У меня не идет из головы услышанное от нее, мой разум судорожно трудится, силясь заново воссоздать рассыпавшийся мир и понять, что в нем делаю я.
К тому же я не убеждена, стоит ли уж так безоглядно ей верить. Исмэй всегда старалась видеть лишь хорошее во всем, что касалось и Мортейна, и монастыря.
Тем не менее пищи для раздумий у меня предостаточно.
Когда я окончательно просыпаюсь, голова точно ватой набита. До меня даже не сразу доходит, что в дверь кто-то стучится. Кое-как выпутываюсь из смятой постели, спускаю ноги на пол и, спотыкаясь, добираюсь до двери. Чуть приоткрываю ее и выглядываю. В коридоре стоит паж, облаченный в ливрею. Надо отдать мальчику должное: оценив мой растрепанный вид, он возвращает взгляд к моему лицу и более не сводит его.
— Герцогиня, — говорит он, — сердечно приглашает вас, госпожа, присоединиться к ней в зимнем саду, как только вы сможете.
— Очень хорошо. Сообщи ей, что я прибуду незамедлительно.
Паж спешит откланяться. Прежде чем он уносится прочь, я прошу прислать ко мне служанку.
Вызов государыни мигом разгоняет последние остатки сна. Я гадаю, что нужно от меня герцогине. Может, узнав о моем происхождении, она вовсе отлучит меня от двора? Или, наоборот, попытается выведать еще какие-то тайны?
И что в этом случае я сумею ей рассказать? Уж кому-кому, а ей не откажешь в праве все знать о деяниях самого вероломного из ее подданных, за которого вдобавок кое-кто желает замуж ее выдать.
Что ж, в зимнем саду, скорее всего, будут присутствовать лишь сама герцогиня да ее наиболее надежные фрейлины, и мне не придется — во всяком случае пока — выдерживать враждебный взгляд Чудища. В отличие от него, Исмэй от меня не отвернулась, но ей было проще. Моя семья ничем не обидела ни ее саму, ни тех, кто был ей дорог. Чудище имеет полное право чувствовать себя преданным. Моя вина перед ним не исчерпывалась секретом, утаенным от подруги детства.
К приходу служанки я успеваю умыться. Остатки холодной воды из кувшина возвращают мне ясность рассудка. Я надеваю второе платье, оставленное мне Исмэй: аскетично скроенное, из простого черного шелка. Опоясываюсь золотой цепью, подвешиваю к ней тяжелый, украшенный гранатами крест. Вот теперь я готова.
Девушка ведет меня в зимний сад, расположенный двумя этажами выше моей комнаты. Она вполголоса говорит мое имя стражнику. Тот кивает, распахивает дверь и возвещает о моем появлении.
— Входите! — звенит в ответ девичий голосок герцогини.
Я не без опаски вхожу, щурясь на золотой солнечный свет, льющийся сквозь многостворчатые окна.
Герцогиня сидит возле дивана, окруженная тремя фрейлинами. Все они исподтишка разглядывают меня, и я поневоле гадаю, не достигла ли новость о моем происхождении их розовых ушек? Счел ли совет эти сведения тайной, заслуживающей неразглашения?
На диване отдыхает девочка лет десяти, не старше. Она очень худенькая и хрупкая, вид у нее нездоровый.
— Госпожа Сибелла! — машет мне рукой герцогиня.
Я прохожу в глубину комнаты, радуясь, что мою фамилию государыня не упомянула. Склоняясь в глубоком поклоне, чувствую некоторое облегчение: вряд ли она меня сюда вызвала, чтобы порицать в присутствии младшей сестры.
— Посидите с нами. — Государыня указывает мне на пустующее кресло между собой и диваном, и я понимаю: меня приняли. И открыто объявляют об этом. Просто дух захватывает от удивительной доброты, которую выказывает мне герцогиня.
— С превеликим удовольствием, ваша светлость.
Под перекрестными взглядами фрейлин я прохожу вперед и усаживаюсь. Герцогиня улыбается мне:
— Я собиралась пригласить вас повышивать вместе с нами, но потом вспомнила, что вы, верно, не захватили с собой ни катушек, ни иголок, когда уезжали из Нанта.
Ее милая шутка заставляет меня улыбнуться в ответ.
— Так и получилось, ваша светлость.
Одна из дам внимательно и с тревогой наклоняется ко мне:
— И как вам показался Нант, госпожа?
Герцогиня сразу устремляет взгляд на фрейлину и слегка качает головой, указывая взглядом на Изабо. Женщина понимающе кивает.
Я отвечаю:
— Город великолепен, как всегда. Настоящее доказательство величия дома Монфоров.
Герцогиня с некоторым облегчением продолжает:
— Я думаю, вы еще не знакомы с моей милой сестрицей. Изабо, радость моя, это госпожа Сибелла, очень важная наша союзница.
Я чувствую, что краснею. Это я-то важная союзница? Повернувшись, по всей форме приветствую младшую сестру герцогини. Девочка кажется мне совершенно прозрачной, сплошные глаза на бледном худеньком личике. А ее сердечко!.. Оно бьется слабо и медленно, готовое в любой миг остановиться совсем! Как похожа она на мою сестренку Луизу, такую же хрупкую и так же изнемогающую в борьбе с долгой болезнью. Это счастье, что обе мои сестры живут-поживают в одном из самых дальних имений отца, на благополучном удалении от его интриг и политических схем.
Присутствие юной принцессы будит такие болезненные воспоминания, что сперва мне даже не хочется с ней общаться. Но девочка столь мала, слаба и очаровательна, что я в итоге оттаиваю. Пяльцы забытыми лежат у нее на коленях, ручки безотчетно теребят шнуровку корсажа, словно ей тяжеловато дышать. Чтобы отвлечь ее, я прошу герцогиню поделиться ярко-алыми шелковыми нитками и приступаю к работе.
То, что я делаю, немедленно привлекает внимание Изабо.
— Что это такое, госпожа Сибелла? — спрашивает она и тянется ко мне, чтобы получше разглядеть.
— Это «кошкина люлька», или «веревочка», нитяная головоломка.
Еще несколько движений, и мои пальцы выплетают нечто вроде подвесного моста. Лицо девочки проясняется, ротик от восторга складывается буквой «О».
— Зажмите пальчиками вот тут и вон там, где пересекаются нити, — говорю я.
Она для начала оглядывается на герцогиню: можно ли? Та согласно кивает. Тонкие пальцы Изабо нерешительно смыкаются на перекрещенных нитях.
Я спрашиваю:
— Готовы?
Она взглядывает на меня, потом сосредоточенно опускает глаза на «кошкину люльку» и кивает.
— Держите крепче, — даю я указания. — Теперь тяните в стороны, вот так. А сейчас осторожно сведите руки и проденьте их под мои.
Закусив губу, Изабо выполняет все в точности, неловко и неумело, но очень старательно. Теперь нитки надеты уже на ее пальцы, и лицо девочки розовеет от торжества.
— Как здорово у тебя получилось, — негромко хвалит ее герцогиня.
Я улыбаюсь Изабо, и та улыбается мне в ответ. Она больше не теребит завязки, да и сердечко застучало уверенней. Точно так же бывало и с Луизой. Моя сестренка все переживала из-за своей немощи, и от этого ей становилось только хуже. Мысль о том, что я вполне могу не увидеть больше ни Луизу, ни Шарлотту, обрушивается на меня, подобно тяжкому кузнечному молоту. Можно ли, в самом деле, надеяться на встречу с ними после моей измены графу?
— Госпожа, — заботливо спрашивает герцогиня, — вы в порядке?
— Да, ваша светлость. Просто пыталась вспомнить еще фокусы с ниткой.
Я заталкиваю все помыслы о сестренках в потайной сундучок моего сердца, запираю на крепкий замок и для верности обматываю цепями.
Следующий час пролетает незаметно. Изабо увлеченно постигает все хитрости «кошкиной люльки», а герцогиня негромко переговаривается с дамами. Им определенно не до меня, и я незаметно приглядываюсь к каждой. Давно ли государыня с ними знакома? Насколько они ей верны? Что-то я в Геранде их не видала, а это значит, что они призваны ко двору из знатнейших семей Ренна.
Будем надеяться, эти женщины будут служить герцогине надежнее некоторых других.
Я чувствую, как они, в свою очередь, изучают меня, их взгляды подобны кусачим мошкам. Поди угадай, что прячется за этими взглядами. Простое любопытство? Тайное знание и осуждение?
Когда наступает время ужина, дамы откладывают рукоделие. Сегодня Изабо будет позволено присутствовать в общей трапезной: герцогиня распорядилась насчет выступления менестрелей в надежде развлечь больную сестру.
Когда мы покидаем зимний сад, одна из приближенных дам провожает Изабо, сама же герцогиня идет рядом со мной. Вот она замедляет шаг, и я поневоле делаю то же: не могу же я, в самом деле, уйти вперед и бросить ее одну!
Когда поблизости не оказывается никого, герцогиня тянется к моему уху:
— Госпожа, я хочу, чтобы вы знали: я безмерно благодарна вам за жертву, которую вы принесли. Мне известно, как нелегко идти против своей семьи, даже во имя правого дела. Вам также следует знать, что я нимало не сомневаюсь в истинности всего сказанного вами вчера. Более того, ваше донесение полностью совпадает с теми подозрениями, что давно питали я и мой государь-брат. Жалею лишь о том, что вам выпало узнать столь прискорбные вещи.
Сказав так, герцогиня ласково пожимает мне руку. Затем вступает в беседу с собравшимися менестрелями: она наслышана об их талантах, которые ценит высоко.
Я все слышу, но не понимаю ни слова. Однако в душе лелею драгоценную крупицу надежды, которой государыне было угодно поделиться со мной.

 

Главный зал Реннского замка уступает Нантскому размерами, но ни в коем случае не роскошью. Повсюду здесь резное дерево и красочные шпалеры, играющие в ярком свете десятков свечей. Воздух густо пропитан ароматами благовоний; пахнет розами, цибетином, гвоздикой и серой амброй.
Я ощущаю биение самое меньшее десятка сердец. Это во всех смыслах насилие над моим восприятием. Хуже того, все присутствующие пребывают в самом радужном настроении, и долгий опыт подсказывает мне, что добром это не кончится. Когда мы вот так безоглядно веселимся и радуемся, боги неизменно чувствуют это — и считают необходимым напомнить нам, на каком свете мы живем.
Первым долгом я оглядываю зал в поисках Чудища, но безобразного пентюха нигде не видно. Облегченно вздыхаю: то-то удовольствие было бы целый вечер делать вид, будто я не замечаю его гнева! Какое, ведь у меня, небось, от одного его взгляда волдыри бы пошли.
Тем не менее остальные советники, все как один, здесь. Аббатиса о чем-то перешептывается с епископом. Словно почувствовав мой взгляд, настоятельница смотрит на меня и спокойно кивает. Я приседаю в поклоне, но близко не подхожу.
Честный капитан Дюнуа занят беседой с канцлером. Разговор у них явно серьезный: капитан сдвинул и без того нависшие брови, сделавшись окончательно похожим на медведя. Я ненавязчиво приближаюсь к нему. Хочется проверить, как он отнесется ко мне теперь, когда знает мою подноготную.
Вот он замечает меня и рассеянно кивает, не прекращая беседы. А может, не столько рассеянно, сколько холодновато, как аббатиса, чтобы у меня пропало желание подходить. Я не так хорошо знаю капитана, чтобы судить о нем. Правда, канцлера Монтобана я не знаю совсем, но безошибочно угадываю неприязнь в его взгляде. Он даже и не пытается ее скрыть.
Я отворачиваюсь от них — и на глаза попадается невысокая сгорбленная фигурка, маячащая непосредственно за порогом. Янник. Без сомнения, это Чудище прислал его проследить, чем я занята.
Рассердившись, я вновь оглядываю зал, ищу, к кому бы присоединиться. Не станет Чудище думать, что я лью слезы и страдаю от разбитого сердца. И я не отверженная, какой он, вероятно, желал бы видеть меня!
В нескольких шагах от себя я вижу кузена государыни — Жана де Шалона. Наши взгляды встречаются, и он улыбается мне. Даже странно, ведь в прошлый раз, когда мы виделись, он держался довольно-таки замкнуто и отстраненно. Однако он красив, и титул у него высокий… словом, Яннику будет что рассказать своему господину.
Я вновь улыбаюсь Шалону. Не очень искрометно, но донельзя таинственно; я же понимаю, что этого человека простыми уловками не обольстишь.
Он подходит и кланяется мне:
— Никак, скучаете в одиночестве, сударыня?
— Ах, что вы, господин мой! Всего лишь раздумываю, чье общество предпочесть.
— В этом мы с вами схожи, — говорит он.
Взяв у пажа кубок с вином, он передает его мне. Принимая угощение, я как бы невзначай касаюсь пальцев Шалона своими и тотчас чувствую, как ускоряется его пульс.
Вот бы «горгулья» как раз в этот момент за нами следил! А то чего ради я стараюсь?
Шалон окидывает меня алчным взглядом. Его самого никак не назовешь непривлекательным. Рослый, гибко-мускулистый… грациозный и чуточку нагловатый, как и полагается принцу. Я вовсю флиртую, но не чувствую к нему ровным счетом ничего. Наверное, жестоко использовать этого человека таким образом, ведь его мужское внимание мне даром не нужно. Я лишь Яннику хочу пустить пыль в глаза.
Еще некоторое время я бормочу какие-то глупости, потом украдкой проверяю, смотрит ли «горгулья». Но Янника больше не видно, и я с облегчением завершаю свою маленькую игру. Шалон весь такой обтекаемый, такой… ручной. И слишком смазливый, чтобы заинтересовать меня сколько-нибудь надолго.
Вся радость от этого вечера — наблюдать за милой маленькой Изабо. Девочка без остатка поглощена музыкой, она внимает менестрелям, сложив ладошки, ее глаза так и сияют. И все бы хорошо, но опять наплывают воспоминания о Луизе и Шарлотте, и подкатывает тоска. Вот уже почти год я с ними не виделась. С тех самых пор, как забота о безопасности и благополучии девочек вынудила меня вырвать их из своего сердца, из своих мыслей.
Изабо — словно живое напоминание обо всем, от чего я была вынуждена отказаться, обо всем, что потеряла. Зал полон народу, но вокруг меня точно ров выкопали. Я невольно озираюсь в поисках Исмэй, единственной родной души в этом проклятом дворце, но она как раз отлучилась от герцогини, чтобы побыть немножко наедине с Дювалем.
Грех был бы попрекать ее обретенной любовью, но как же я ей завидую! Ведь для меня надежда на счастье утеряна навсегда.
Назад: ГЛАВА 27
Дальше: ГЛАВА 29