Глава 16
Нейша. Ее глаза. Ее кожа. Ее запах. Ее вкус.
Она уже дома. Я возвращаюсь к себе, но в мыслях и чувствах – только она. Вспоминаю, как впервые ее увидел, как мечтал о ней. Я хотел ее, когда она была с Робом. Но все это ничто по сравнению с тем, что я сейчас чувствую.
Я ее поцеловал.
Она не накричала на меня, не залепила пощечину.
Просто держала за руку.
Я иду по бетону и асфальту, по гравию и траве, но на самом деле плыву по воздуху. Жизнь – хаос, наполненный жестокостями, и все-таки иногда она дарит божественные минуты. Что-то невероятно, неправдоподобно хорошее. Хочется остаться в этих ощущениях, но у меня, конечно же, не получается. В памяти открылись шлюзы. Меня бомбардируют цунами воспоминаний с лавинами картин и голосов. Они кружатся в бешеном вихре, пока не остается одна. Я и она. Нейша и я.
И Роб.
– Ты ее любишь?
Он смеется.
– Конечно же нет.
– Тогда отпусти.
– Чтобы ты ее зацапал? Да я лучше ее убью.
– Не глупи.
– А глупый-то у нас как раз ты. Думаешь, она тебя захочет, когда увидит твою детскую маленькую пипку?
– Заткнись. Слышишь, заткнись.
– Ей придется рассматривать твою штучку под увеличительным стеклом. Она обмочится со смеху. Этим все и кончится.
– Заткнись. Она совсем не такая.
– Представь себе, такая. Все девки одинаковы.
– Можно подумать, ты знаешь. Знаток выискался.
Он увидел нас сидящими в парке, потому и злится. Но на этот раз я не дам ему спуску. На этот раз я дам сдачи.
– Я ей нравлюсь. Она меня целовала. Она…
– Что?
– Она меня целовала, я целовал тоже, и ей понравилось.
– Врешь. Если бы я знал, что ты клеишься к ней у меня за спиной, убил бы. Обоих.
Тогда я ему действительно солгал, но мне очень хотелось, чтобы мое вранье оказалось правдой. Вот когда он протаранил кулаком дверь, а потом врезал мне. Он был вне себя от злости. Это я завел его и разозлил.
Кусочки пазла потихоньку складываются в общую картину. Нейша призналась, что Роб ее бьет. Потом я соврал ему про поцелуи, и он рассвирепел…
Я вспомнил целый пласт. Но до конца ли? Может, еще остались важные моменты?
Тогда я соврал Робу, однако сегодня все было по-настоящему.
Я продолжаю путь домой. Выхожу на центральную улицу. Прохожу мимо кондитерского магазина. Оттуда вырывается струя теплого воздуха, слегка пахнущего ванилью. Воздух говорит мне: «Нейша». Я понимаю: это знак. Мое будущее, где тепло и сладостно пахнет. Я заработал себе такое будущее. Я ее спас. Но она по-прежнему в опасности. Нутром чую: придется еще не раз вызволять ее из беды.
Вернувшись, слышу в кухне голоса, подхожу, приоткрываю дверь. Меня встречает оглушительный вопль. Женщина, похожая на маму, только постарше и потолще, вскакивает со стула и, не переставая вопить, несется ко мне.
– Неужели это ты? Быть не может. Божже мой. Карл! Карл!
Она сжимает меня в объятиях. В одной руке держит кружку, в другой – сигарету. От нее пахнет, как от пепельницы в пабе.
– Это так ужасно, так ужасно, так ужасно.
Она утыкается мне в шею, продолжая бормотать. Я смотрю через ее плечо на маму. У мамы припухшие, блестящие от слез глаза. Опять плакала. И выпивала. В кружках совсем не кофе.
– Ты ведь не забыл свою тетушку Дебби? – спрашивает мама.
Нет. Это я очень хорошо помню. Семейные празднования Рождества. Перед застольем мать с теткой угощались шерри и щебетали, как лучшие подруги. Во время обеда обе налегали на белое вино и весело смеялись, а к моменту поздравительной речи королевы хлестали кофейный ликер «Тиа Мария» и шипели, как дерущиеся уличные кошки.
– Дебс, угомонись. Ты задушишь его.
Тетка разжимает руки и отступает.
– Дай мне взглянуть на тебя. Божже мой, вылитый брат. Божже мой, как такое могло случиться?
У нее по щекам текут слезы, тетка вытирает их рукой. Потом той же ладонью гладит меня по лицу, заставляя вдыхать сигаретный дым. (Она не может расстаться с сигаретой.) От дыма я моргаю и кашляю.
– Сейчас я тебе водички принесу.
Сквозь кашель слышу, как тетка Дебби идет к мойке, наливает воды и несет мне. Она держит кружку возле моего лица, словно я еще маленький и не умею пить самостоятельно.
– Давай пей, – приговаривает она, поднося кружку к моим губам.
«Пей водичку. Глотай. Вдыхай». Роб снова здесь. Я слышу его издевательский шепот. В кружке вода не из-под крана, а со дна озера. Холодная и зловонная, она пытается меня задушить, забить горло и легкие.
– Нет!
Я выхватываю у нее кружку и отшвыриваю подальше от себя. Кружка ударяется о стену и разбивается вдребезги.
– Карл, это что за выходки? – кричит мама.
Тетка Дебби тоже вопит:
– Я же только хотела помочь. Керри, он совсем рехнулся. Что с ним?
– Заткнитесь! Замолчите обе! Вы ничего не понимаете!
Выхожу из кухни, тащусь наверх, к себе в комнату, но успеваю услышать теткины слова:
– Дикие звери. Керри, все как ты и говорила! Я тебе тогда не поверила. Теперь сама вижу: просто звереныш какой-то…
В комнате пахнет плесенью, запах сильнее, чем прежде. Я валюсь на матрас и пытаюсь успокоиться. «Все нормально, – говорю я себе. – Нейше ты нравишься. Помнишь, как ты ее поцеловал? Все будет хорошо».
Это на словах. А в действительности становится только хуже.
Пятно на потолке потемнело. Оно разрастается, переползает на стены. Его щупальца тянутся ко мне. Я чувствую присутствие Роба… Он здесь, во влажной плесени. Это его запах.
«Ты ведь всегда ее хотел. Правда, братишка?»
Его голос – галлюцинация, не более. Никакого Роба рядом нет.
«Она этого заслуживает. Вы оба заслуживаете».
Я затыкаю уши, поворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди.
– Прекрати! Слышишь, прекрати!
«Я убью тебя, Си. Можешь не сомневаться…»
– Прекрати! Я не желаю тебя слушать. Отстань от меня.
На моей спине чья-то рука. Это он. Я его чувствую. Не хочу на него смотреть. Вообще не хочу, чтобы он здесь находился. Я этого не выдержу. Бью наотмашь и натыкаюсь на что-то теплое. Раздается два крика: один – совсем рядом, второй – поодаль. Оборачиваюсь через плечо. Мама лежит на спине, широко открыв рот, она похожа на рыбу, вытащенную из воды. Тетка Дебби застыла в проеме.
Я слышу не только крики, но и смех. Хохот отражается от стен и гремит в ушах.
