Книга: Клятва на стали
Назад: 12
Дальше: 14

13

Через три дня, как было обещано, я нашел йазани сидевшим на корточках у стены в Нижнем Городе. Он показывал танец теневых кукол. Вокруг столпились дети и подростки, галдевшие и смеявшиеся над представлением. Никого не заботило то, что силуэты плясали сами по себе и все участие йазани сводилось к редкому слову и помаванию тонкой оливковой веточкой. Когда мы приблизились, он сунул ее под мышку, подставил руки под солнечный луч и изобразил на пыльных кирпичах тень петуха. Несколько невнятных слов – и вот петух выпорхнул из своей тени, присоединившись к безмолвному танцу черного пса, слона, дракона и человека.
Толпа заулюлюкала и разразилась аплодисментами. Человек улыбнулся. Затем он поднял взгляд и увидел нас с Птицеловкой.
– На этом все, друзья мои, – объявил он, вставая.
Подростки принялись издавать гадкие звуки, а младшие взмолились, но мужчина помотал головой.
– Нет, – сказал он. – У меня дела. Идите помучайте кого-нибудь еще.
Толпа рассеялась. Пара мальчишек постарше наградила нас обвиняющими взглядами. Я ответил тем же, постаравшись смотреть сурово, но с бесстрастным лицом. Да, это были щенки и волчата, но при неправильном обращении могли и завалить, тем более незнакомца.
Мужчина отряхнул штаны и усмехнулся под нос. Он был одет на «городской», как я начинал догадываться, манер: в подвернутые портки, тунику до колен и короткий жилет. Цвета были сплошь ржавые и красные; кремовая куфия намотана на голову, как тюрбан. С нижних краев рукавов и жилета свисали светлые кисточки. По дороге сюда наш караванщик серьезно объяснил, что это делается для отвлечения джиннов, которые предположительно обитали по всей пустыне, откуда и прибывали.
Что касалось самого Рта, йазани, то он был скользким и вертким, как его теневые куклы. Мне он поклонился по обязанности, Птицеловке – не совсем. И та залилась краской.
Хм.
– Ваша светлость, – заговорил он по-имперски с акцентом.
– Прошу прощения? – откликнулся я.
На его спокойном лице отразилось недоумение.
– Виноват, – молвил он. – Вы своего рода эмир, то есть Принц. Вам угодно, чтобы вас почитали иным обращением?
Птицеловка фыркнула.
– Меня устроит наименование Дрот, – ответил я.
– Дрот, – повторил он, пробуя слово на вкус. Я знал, что Джелем упомянул меня в письме, которое отправил вперед, но это не означало, что истинное звучание моего имени соответствовало тому, что он прочитал. – Дрот. Да. Превосходно. Я имею удовольствие быть Рассаном ибн Азим бе-Махлаком, родственником Джелема бар-Джана, прежде звавшегося Джелем ибн Абу Джхиббар эль-Тазан эль-Куаддис. – Он выдержал паузу и добавил: – Но вы можете называть меня Раазом.
Я уже открывал рот, когда Птицеловка пихнула меня локтем под ребра. Я глянул на нее. Она выгнула бровь и кивнула на Рааза.
– Это Птицеловка Джесс, – сказал я.
Очередной поклон, еще один долгий взгляд.
– Мои извинения за столь несовершенный для ваших ушей имперский язык, Птицеловка Джесс.
Снова румянец.
Я откашлялся.
– Значит, родственник Джелема? – переспросил я, вспоминая слова Джелема о его семействе: родные, дескать, будут счастливы видеть его исключительно мертвым.
Моя левая рука неспешно потянулась за сталью. Я прикинул, что сработает быстрее, если до этого дойдет, – моя кисть или его рот.
– Со стороны его жены Ахнийи, – уточнил Рааз, вновь повернувшись ко мне. – Через дядю мужа ее сестры. Я родственник, в лучшем случае, по имени и закону, но не по крови. В отличие от сородичей Джелема, мое племя не имеет причин от него отрекаться даже после его изгнания. – Он посмотрел на мою руку. – Или желать ему смерти.
– Однако ты называешь его родней, – заметил я. – Мне казалось, что джанийцы не признают семейной связи с изгоями.
– Это племенные особенности, – отмахнулся тот. – Очень сложные. Из моих сородичей одни согласятся с вами, другие – нет. Джелем помог мне поступить в эль-куаддийский вахик-тал, и я глубоко почитал его еще до того, как он женился на Ахнийе и стал моим дальним родственником. Когда от него отказались свои, я предпочел по-прежнему считать его родней. Что касается тазанов… – он отвернулся и якобы небрежно сплюнул, но я не сомневался в продуманности всех его действий, – это мелкие недоумки. Их старейшины не властны над тем, что я храню в моем сердце.
Мы с Птицеловкой переглянулись. Она вздернула плечи, ясно показывая: «Ты старший, тебе и решать».
Из того немногого, что я вынес из бесед с Джелемом, мне было известно, что джанийское общество представляло собой хитроумное переплетение кровных уз и социальных связей, причем то и другое нередко пребывало в противоречии. По вертикали выстраивались отношения племенные, и каждый джаниец принадлежал к некой группе, которую именовал «семьей и домом». Внутри племени существовали кланы и прочие объединения, но решающей считалась верность племени, которая определяла выбор джанийца, когда речь заходила о политических интересах. Одновременно существовала и горизонтальная составляющая, образованная разнообразными общественными кастами. Она определяла повседневную жизнь большинства джанийцев, начиная от промысла и заканчивая местом жительства и кругом общения. Человек рождался в касте, проживал в ней жизнь и там же умирал. Единственными исключениями были две просвещенные касты: Путь Пера и Путь Света – писцы и маги. Попасть в них при наличии способностей и упорства теоретически мог любой, повысив тем самым свой статус благодаря прилежанию и покровительству. Но, по словам Джелема, это был трудный путь, который охраняла элита, препятствовавшая вторжению низов.
Если Джелем помог Раазу поступить в вахик-тал, магическую академию в Эль-Куаддисе, то я полагал, что тот находился перед ним в серьезном долгу. Джелем же долгов никогда не забывал и не прощал.
Я скрестил руки, показывая, что не берусь за оружие. Рааз улыбнулся.
– Идемте же, – позвал он. – О встрече уже условлено.
– О встрече? – не понял я. – Но в письме было сказано искать тебя здесь.
– Я всего лишь курьер. Мои ранг и положение не позволяют вести переговоры о том, чего вам угодно. Если вы хотите обсудить влияние на прослушивание и его стоимость, то вам придется обратиться к старейшинам. Пожалуйте за мной.
Рааз пошел вглубь извилистых улиц, и мы покорно последовали за ним. Через несколько поворотов я спросил:
– Скажи, а как относится Деспотия к вещам, которыми ты занимался?
– Что вы имеете в виду?
– Тени, – пояснил я. – Глиммер.
Рааз недоуменно взглянул, затем рассмеялся.
– Глиммер? Вы про магию? – Он всплеснул руками. – Восхитительно! Я должен запомнить: «глиммер». Очень хорошо. – Рааз с улыбкой покачал головой. – Я получил подготовку в вахик-тале. Как у всякого йазани, моя магия принадлежит деспоту. – Он поднял левую руку и приспустил рукав, показав железный обруч на запястье. – Это знак моего долга перед деспотом во всем. Академии существуют лишь благодаря его покровительству. Применяя свой дар на потеху его подданным, я служу ему службу – в какой-то малой степени возвращаю долг.
– А что же деспот получает взамен?
– Возможность призвать вахик-талы и их учащихся, разумеется.
– Для какого-то дела?
– Для большинства дел.
Я кивнул. Нешуточная опора.
– Как относится деспот к магии более стойкой? Или более мощной?
– Мы делаем то, что необходимо и потребно. Высшие Волхвы Пятнадцати Блистательных Вахиков прописали ограничения – конечно, после совещания с деспотом и его визирями, но очень многое остается на усмотрение практикующего, иначе как нам исполнить долг перед деспотом? – Рааз покосился на меня. – Разве в вашей империи не так?
– Не совсем. – Я хмыкнул. – О да, у нас имеются уличные маги, которые латают кастрюли и устраивают мелкие представления. Но более искусные Рты – те, что знают свое ремесло, как вы с Джелемом, – ходят по лезвию. В Илдрекке можно творить заклинания за деньги, но вещи более прочные и серьезные запрещены.
Именно поэтому торговля переносным глиммером и самыми мощными устными заклятиями была вотчиной Круга. Черный рынок магических услуг являлся детищем Круга и его первого и последнего короля Исидора.
– Но перед вашими имперскими магами, Эталонами, трепещут и в Джане, и за его пределами. – Рааз покачал головой. – Как может империя сдерживать магию, творимую такими могущественными людьми?
– Эталоны – другое дело. Это личные маги императора. Им ведомы заклинания, неизвестные более никому; они имеют доступ к знанию, за которое обычному Рту грозила бы смерть. – (Или Носу, или Серому Принцу, если на то пошло.) – Насколько я понимаю, их магия находится за пределами возможностей прочих Ртов.
– Вы говорите о ваших Ангелах? – осведомился Рааз с учтивой неуверенностью. – Хотите сказать, что они каким-то образом наделяют властью ваших Эталонов?
– Такова имперская точка зрения.
– И что же?
– Разве я похож на священнослужителя?
После этого мы умолкли, но я, пока мы шли, время от времени ловил на себе взгляд Рааза. Я знал правду о могуществе Эталонов и об имперской магии: о том, как применявшие ее мужчины и женщины использовали свои души для собирания и обуздания силы, а также о том, как она калечила и пожирала эти души. Я прочел об этом в старинном дневнике, но не собирался рассказывать джанийскому Рту.
Рааз вел нас кривыми путаными улочками, которые казались типичными для большинства джанийских городов. Чистые или грязные, людные или пустынные, они единой нитью вились через все населенные пункты Джана, где я побывал. Исключения – широкие, прямые бульвары, которые тянулись от одного общественного места до другого, будь то храмы, парки, рынки или пекарни, – выделялись именно уникальностью.
Правда и прямота напоказ, уклончивость и коварство подспудно – да, это выглядело вполне по-джанийски.
Мы достигли небольшой двери, порог которой находился ниже уровня мостовой. Железный ключ и приглушенное бормотание позволили нам войти. Три шага вниз, пять вперед, четыре вверх. Там стоял дюжий джаниец с кривой саблей. Он кивнул Раазу, когда тот отпер дверь, и уставился на нас с Птицеловкой. Позади него виднелась винтовая лестница, уходившая в подполье.
Как только страж затворил за нами дверь, свет в комнате наверху погас. Внизу остался, но слабый. По ходу спуска я чувствовал, как оживало ночное зрение.
В канделябре у подножия лестницы горела небольшая свеча – мало, чтобы ослепить меня, но достаточно, чтобы причинить боль. Я отвел глаза, тогда как Рааз отворил очередную дверь, на сей раз обойдясь без заклинания.
За ней открылось вытянутое и низкое помещение с цилиндрическим сводом, который с обеих сторон был погружен в темноту. Оно скорее напоминало туннель, чем комнату. Между колоннами в стенах виднелись глубокие ниши высотой в человеческий рост и такие широкие, что можно было спрятать несколько человек. Я принял бы это место за винный погреб, разве что без вина.
На каменном полу стояла пара глиняных масляных светильников. Их уже зажгли. В остальном вокруг было пусто. Я моргнул на свету и задержался на пороге, давая глазам время обжечься и приспособиться.
– Прошу вас, заходите, – пригласил Рааз, на сей раз по-имперски.
Птицеловка вошла, огляделась и кивнула. Я последовал за ней.
– Вы должны понять, – произнес Рааз, шагнув вперед и оказавшись между дальней стеной и светильниками так, что пролегли две тени. – Джелема… не жалуют в Джане и тем паче в Эль-Куаддисе. Коль скоро вы что-то от него приносите, нам приходится соблюдать осторожность. Поистине опасно быть застигнутым с письмами или посылками от такого изгоя. Мы должны проявлять осмотрительность.
– Мы? – переспросила Птицеловка, берясь за рукоять своего длинного ножа. Я не стал ей мешать. – Не вижу здесь никого, кроме нас.
– Я говорю это только для того, чтобы вы поняли: то, что я сделаю дальше, является предосторожностью, а вовсе не пренебрежением к тебе, о шейх Круга.
Теперь и моя рука потянулась к клинку.
– Какая еще предосторожность? – спросил я, вглядываясь во мрак, который царил по обе стороны.
При таком освещении янтарь моего ночного зрения представлял собой в лучшем случае размытую позолоту, обозначавшую абрис вещей, однако его хватило, чтобы выявить безлюдность темного пространства за светильниками.
– Я испытываю тревогу, когда люди начинают произносить речи о «предосторожности» и «пренебрежении». Мне, если на то пошло, не нравится, когда людей, с которыми у меня назначена встреча, не оказывается там, где я рассчитываю их увидеть. Такого рода события обычно означают кровь. – Я повернулся к Раазу и чуть обнажил клинок. – Где твои старейшины, Рот? Где твои волхвы?
– Я ничего не говорил о волхвах. – Рааз прищурился в полумраке.
– Нет, зато другие говорили, и я ни на миг не поверю, что ты предпринял все это ради моей беседы с парой племенных старейшин.
Рааз перевел взгляд с меня на Птицеловку и снова на меня. Затем кивнул.
– Джелем сказал, что ты хитер. Да, вам предстоит беседа с членами Маджима – двумя. Оба они сочувствуют положению Джелема.
– Да что же это за положение?
Дело, выглядевшее как простое изгнание, теперь казалось куда более запутанным.
– Я не могу сказать. Вы должны понять, что теперь участвуете в джанийской политике, не будучи членами ни племени, ни клана. Джелем отзывался о вас хорошо, но мы не можем полностью вам довериться – между нами нет ни кровных, ни каких-то других уз. Отсюда и предосторожности.
– И все же, несмотря на этот… пробел… между нами, твои хозяева готовы помочь мне попасть в Старый Город. Разве не странно?
– Странность странности рознь, о шейх. – Рааз издал негромкий смешок. – То, что другим кажется препятствием, Маджим считает неудобством. Но не думайте, что обретете желаемое, ибо мои хозяева лишь согласились поговорить. Они выслушают вас и решат, исходя из многих соображений помимо ваших нужд. Или их собственных.
Я глубоко вдохнул, выдохнул. Пахло сыростью, пылью и плесенью. По меньшей мере два ингредиента казались неуместными в Джане. Мне были отлично знакомы эти ощущения.
– Хорошо, – сказал я, убрав клинок. – Принимай свои меры предосторожности, и кончим с этим.
– Как тебе будет угодно.
Рааз повернулся лицом к стене и широко раскинул руки, из-за чего его тени как бы сцепили кисти. Делая так, он негромко заговорил. Не по-джанийски, но я узнал язык, если можно назвать «узнаванием» знакомство со звуками, которые слетали с губ Джелема.
Мы наблюдали, и вот обе тени Рааза начали двигаться и меняться. Одна стала короче и шире, другая приняла более вытянутую форму. Светильники замигали, понуждая тени плясать и тем усиливая впечатление о перемене. В фигуре справа, которая была постройнее, безошибочно угадывался силуэт женщины с длинными распущенными волосами и острыми плечами. Вторая увенчалась выростом, в котором я признал тюрбан, а вокруг шеи обозначилось утолщение – по-видимому, борода.
Теперь они двигались независимо от Рта, но в целом еще следовали его примеру. Он ронял руку – они роняли тоже, но в собственном темпе, и останавливали по-разному: одна тень задерживала ее на бедре, вторая сгибала в локте. Когда он отклонялся влево, туда же подавались и они, но первая тень делала шаг, а вторая склонялась.
Светильники снова мигнули. На этот раз колебание света вообще не отразилось на тенях. Было ясно, что их теперь порождает кто-то другой, и близко не подходивший к помещению.
– Ты видел, чтобы Джелем… – Птицеловка подалась ко мне.
– Ни разу, – упредил я ее вопрос.
– Ха!
Рааз неодобрительно оглянулся, не прекращая творить свои чары. Мы заткнулись.
Через пару минут Рааз умолк. Он уронил руки, поклонился теням и повернулся к нам.
– Могу ли я представить… полагаю, что это люди, с которыми вы хотели поговорить, – изрек он с тончайшей усмешкой. – Ты поймешь меня, о шейх Темных Путей, если я не назову имен.
– Во благо себе или мне?
– Давай пока ограничимся тем, что обоим так спокойнее.
Я невольно улыбнулся и повернулся к теням.
Те обрели вполне отчетливые очертания – два самостоятельных силуэта на стене, где полагалось быть разным теням. Мужчина с небрежным изяществом помахал, а женщина как будто скрестила руки и исполнилась ожидания. Пусть она была тенью, но на телесном языке ее поза выдавала крайнее нетерпение.
Я с любопытством глянул вниз и увидел, что теневые полосы по-прежнему тянулись от стоп Рааза к основанию стены. Тот проследил за моим взглядом и кивнул.
– Да, я все еще отбрасываю их, – молвил он. – Точно так же, как они отбрасывают мою тень там, где находятся.
– Им слышно меня?
– Услышат, как только ты присоединишь к ним свою тень.
– Что?
– Тебе придется выйти на свет и отбросить на стену собственную тень, – объяснил Рааз. – Когда она пересечется с их тенями, вы сможете общаться.
Я оглянулся на Птицеловку. Она хмуро смотрела на силуэты. Затем помотала головой. Я почти прочел ее мысли: мы плохо знаем этого Рта и понятия не имеем, что сделает со мной его глиммер, как только я под него подпаду.
Я повернулся обратно.
Мужская тень приложила ладони к вискам и покачала головой взад и вперед, вытянув пальцы.
Почему-то это не походило на ловушку.
Я по-прежнему не понимал, как передать посылку, да и мог ли вообще это сделать, но знал, что должен хотя бы наладить с ними связь. Джелем сказал, что они помогут мне, когда я попаду в Старый Город, но сейчас я нуждался в большем: помощи с прослушиванием. Исходя из того, что им хватило бы влияния на то и другое.
– Итак, я просто… – Я перевел взгляд с теней на Рааза.
– Да, выйди на свет. Советую держать руки за спиной, пока тень не станет четкой и примерно того же размера, как эти.
– Для лучшего контакта? – спросил я, шагнув вперед.
– Нет. Если твоя тень будет слишком велика, ты можешь проделать брешь в их физических телах.
– Что? – Я остановился.
– Я шучу. Да, для лучшей связи.
Рааз издал смешок, и я отвернулся. Плоть от плоти Джелема, сразу видно – родственничек.
Я сделал шаг, другой. Свет снова дрогнул от пляски масляного пламени во мраке.
– Это с ними часто бывает? – осведомился я, поравнявшись со светильниками.
– Что бывает? – не понял Рааз.
– С лампами. Мерцание не помешает установить контакт?
– Мерцание? – переспросил Рааз тоном, который заставил меня замолчать. – Лампы неподвижны. Такими они и были с того момента… – Его голос пресекся.
Что-то было неладно.
Моя рука еще тянулась к рапире, когда фигура, выскочившая из тьмы, метнулась между мной и стеной. Человек и сам немногим отличался от силуэта, будучи закутан в черно-синие одеяния. Лицо его было плотно укрыто платком. Единственным, в чем я не усомнился, когда он проплыл по воздуху, был кривой клинок, который прыгун направил к стене на середине прыжка. Я услышал скрежет металла о камень; увидел, как тень незнакомца скользнула поверх мужчины и женщины, после чего он приземлился и укатился во тьму по другую сторону светового пятна.
Я уже изготовился гнаться за ним, успев обнажить клинок, когда позади раздался вопль. Я оглянулся и застыл. Женщина-тень шаталась, и ее голова отчетливо отделялась от шеи. Мужчина отводил кисть, которая была бы похожа на сжатый кулак, не будь мне ясно, что она как минимум лишилась пальцев.
Что до Рааза, то он, давясь и задыхаясь, вцепился себе в горло одной рукой и тянулся другой к светильникам. Растопыренные пальцы почернели и будто дымились. Или растворялись.
Я прыгнул назад и наподдал светильник; второй ударил рапирой. Достал оба, и в комнате воцарилась тьма.
Затем раздался новый крик.
На сей раз – Птицеловки.
Назад: 12
Дальше: 14