12

– Аади эль-Амах? – повторил джанийский туг, изображая неведение и глядя на меня сверху вниз.

Он погладил раздвоенную бороду. На кончиках половинок не было латунных колец, что говорило о готовности наняться, если мне будет угодно. Мне не было угодно.

Мы стояли в сторонке на людной улице Нижнего Города, обтекаемые толпой средь пыльного зноя. Я вытер пот, собравшийся под куфией, и продолжил ждать его откровений насчет знакомства с членом Закура, которого я искал. Я подозревал, что уже знал ответ.

– Мне известен Аади, – медленно произнес наемник, – но его родовое имя – Маруд. Не он ли тебе нужен?

– Нет, – ответил я, стараясь говорить тише. – Нужен Амах.

– Ты уверен?

– Уверен.

Он кивнул, вскинул голову и поискал взглядом на улице. Мигом позже он оживился и крикнул:

– Хаи, Дауд!

Через улицу и чуть наискосок обернулся – как и половина прохожих – детина еще крупнее, одетый в куцую полотняную жилетку, просторные бриджи, желтые чулки и короткие красные сапоги уличного наемника. Я поморщился.

– Хаи, Гилан! – Дауд остановился, но к нам не пошел.

– Этот империшка ищет кого-то по имени Аади эль-Амах! – прокричал мой туг, указав на меня. – Знаешь такого?

Многочисленные головы повернулись в ожидании ответа Дауда.

– Я знаю Аади эль-Мурада! – заорал Дауд. – Это не тот?

Головы обратились к нам.

– Ты уверен, что не Мурад? – Мой собеседник, Гилан, посмотрел на меня.

Я ответил яростным взглядом.

– Это не Мурад! – завопил Гилан.

– А ты не спрашивал Юзефа бен…

Я выругался и бросился наутек. Позади грянул утробный, хриплый хохот.

Через квартал я свернул на извилистую боковую улочку. Пробежав половину, достиг чайной и остановился под навесом перевести дух. А заодно улыбнуться.

Мы находились в Нижнем Городе уже шесть дней, и пять из них я трудился на улицах. Это было нелегко. Я забыл, как медленно и тяжко завоевывается новый город, где у тебя нет ни связей, ни влияния. Последний раз я попал в отдаленно похожую ситуацию, когда впервые прибыл в Илдрекку с Кристианой на буксире. Тогда я был слишком наивен и чересчур занят выживанием, чтобы ловить себя на косяках: не понял намека, получил от ворот поворот, угостился лапшой на уши. Теперь, однако, я отслеживал такие вещи – другая беда, что без влияния и репутации не мог ничего поделать.

Время, проведенное с хозяином каравана и его погонщиками, принесло награду лишь в виде имени Аади. Оказалось, что двое из них были из Эль-Куаддиса. С неделю посидев у их костра, я кое-что узнал о Нижнем Городе; еще через несколько дней стал понимать намеки о его теневой жизни. Я не знал, пригодятся ли мне эти сведения. В конце концов, моя задача сводилась к тому, чтобы выдержать смотр и получить доступ ко всему городу для поисков Дегана, но я уяснил, что заблаговременное знакомство с изнанкой рабочего места никогда не бывает лишним.

Именно так и обстояли дела сейчас – тем более после того, как стало ясно, что испытание откладывается надолго. Оказалось, что падишах устраивает прослушивания всего раз в месяц. Очередная проба ожидалась через три дня. Наше место в очереди означало, что мы не управимся и за два месяца.

Столько ждать у меня не было ни времени, ни налички. Поэтому я и вышел на улицу искать представителя Закура, чье имя всплывало снова и снова при разговоре с людьми о возможности сдвинуть нашу очередь. Человеком, с которым можно было об этом договориться, слыл Аади эль-Амах.

Еще его было чертовски трудно найти.

Я не считал это случайностью. Проблема заключалась не только в скрытности местных – я был не просто имперцем посреди Деспотии, но и Кентом в окружении Закура. На родине мы всячески старались не подпускать к себе тамошнее подобие джанийского подполья, и нам теперь платили той же монетой. Единственное различие состояло в том, что мне в Эль-Куаддисе приходилось намного труднее, ибо тут вовсе не было Круга. О да, здесь шныряли отдельные имперские жулики, а в Нижнем Городе даже орудовала пара убогих банд, но все они действовали вне паханов высшего уровня. Здесь не было ни единого уважаемого человека – никого со связями на родине, на которые я мог бы опереться. Каждый имперец был сам по себе, и это означало, что я мог надеяться только на себя.

Тобин с компанией, естественно, предложили содействие. Руководитель труппы изъявил готовность выступать на улицах или, если это не выйдет, прикинуться купцами, паломниками или контрабандистами. Все, что угодно, пообещал он, заговорщицки поигрывая бровями, – лишь бы разжиться для меня парой слухов.

Я приложил все старания, дабы убедить их оставаться в караван-сарае и репетировать свою партию для прослушивания. Последнее, в чем я нуждался, так это в гибели половины моего пропуска в Старый Город или его аресте за какое-то непотребство.

Что касалось Птицеловки, то она просто хотела меня прикрыть. Я оценил предложение, но мысль о миниатюрной злобной блондинке, которая будет следовать за мной по пятам в городе темноволосых, смуглых джанийцев, не показалась мне удачной. Я убедил ее, что лучше остаться и присматривать за Лицедеями. Ей это не понравилось, но она согласилась.

И все-таки я был рад выбраться на волю, пусть даже без прикрытия. Впервые выйти на незнакомые улицы; вникать в круговращение слухов в чужом городе; не быть отягощенным ни прошлым, ни притязаниями, ни репутацией. Я давно научился читать пестрые новостные сводки илдрекканских улиц, но здесь, где каждый обычай был в новинку, каждый слух оборачивался испытанием. Где правда, где ложь? Что это – часть чего-то большего или пустяк, которым можно пренебречь? И заплатил ли я за него разумную цену?

Одним словом, все это возбуждало, и я насыщался.

Я оглянулся, проверяя, не пошли ли за мной туги, после чего занял место за низеньким общим столиком снаружи чайной. Трое мужчин, обосновавшиеся там, – два джанийца и кавалерийский священник-риссулиец – наградили меня гневными взглядами, подчеркнуто забрали пиалы и пересели за соседний стол, невзирая на то что там сидели еще двое. Когда джаниец вспомнил об оставленной тарелке с вафлями и обернулся, я уже угощался ими.

– Мм, миндаль, – произнес я по-джанийски и малость выждал перед тем, как откусить.

Тот глянул на клинок у меня на боку, затем на меч Дегана за спиной, помрачнел еще больше и переключился на своих спутников.

– Вафли стоят шесть суппов, – неуверенно сообщили сзади.

Я обернулся и увидел девчонку лет тринадцати: явно нервничая, она демонстративно уперлась взглядом в стол. Простая рубаха с истертой вышивкой на вороте и рукавах, длинная поддевка, ноги босые.

– В самом деле? – спросил я.

Она помялась и оглянулась через плечо. Суровое круглое бородатое лицо втянулось за штору, перекрывавшую вход в лавку.

– Нет, не в самом, – признала она и вновь приковалась взором к столу. – Мой дядя велел передать вам.

– Зачем?

– Мне кажется, он боится вас выгнать.

– Умный человек. Сколько ты обычно берешь за сласти?

– Два.

– А те трое уже заплатили?

Пауза.

– Да.

Я холодно посмотрел на колыхавшуюся штору.

Затем полез в карман, извлек серебряный дхарм и пять медных суппов.

– Серебро тебе за смелость, – сказал я и подался вперед, чтобы незаметно вручить ей квадратные монеты.

Девчушка ахнула и сделала большие глаза.

– Спрячь. Потом отдай дяде медяки и скажи, что я хочу еще тарелку вафель и два чая с медом. Передай, что, если он вздумает снова меня нагреть, я доходчиво объясню, почему меня нужно бояться.

Девчонка уперла руки в бока, пылко поклонилась и умчалась в лавку.

Я взял следующую вафлю.

– Не лучший способ подладиться к местному Закуру, – проговорили слева.

– Я имперец и Кент, – отозвался я, подчеркнуто наблюдая за улицей. – Вашим не люб.

– Да, но бывает не люб, а бывает и туп. – Голос мужчины, похоже, когда-то был нежным тенором; ныне он наводил на мысли о высохшем речном русле. – В этой округе заправляет женщина по имени Добрый Поступок. Ей не нравятся люди, которые угрожают торговцам, находящимся под ее опекой.

– Добрый Поступок? – Я сдался и посмотрел на него. – Ты шутишь.

Седой человек, стоявший возле стола, пожал плечами.

– Она из шаркаев, – объяснил он, как будто названия племени было достаточно. – Что тут поделать?

Он сел.

Помимо голоса, в нем не было ничего примечательного: худые щеки, потемневшая от солнца кожа и недельная щетина, которую можно либо сбрить, либо оставить расти в зависимости от надобности изменить внешность. Зеленая шапочка на макушке почти не скрывала залысин, зато все остальное пряталось под то́бой, достигавшей лодыжек.

Я подтолкнул к нему тарелку с последней вафлей. Он посмотрел на нее, кивнул и взял. Джаниец принял мое гостеприимство – значит, никто никого пока не убьет.

– О чем ты разговаривал с Красными Сапогами? – спросил он, жуя. – Заставил выкрикивать мое имя на всю улицу? Толково.

– Понравилось?

– Понравилось? – повторил Аади эль-Амах. – Ко мне ломилась шпана с трех районов, докладывая, что на меня охотится имперец, и надеясь на монету за хлопоты. Мне повезет, если шейхи Закура не спросят, с какой такой радости на улице кричат о моем занятии – а следовательно, могут выйти и на них. Все уважаемые люди криминальной среды будут чураться меня много дней. Они решат, что либо я слишком стар, чтобы держать мое ремесло в тайне, либо чересчур знаменит, чтобы хранить их секреты. Ты обошелся мне в недельный заработок, а то и больше.

– Но все-таки привлек твое внимание.

– Пфф! – Изо рта у него полетели крошки. Он утерся и откусил еще. – Мальчик, ты привлек мое внимание четыре дня назад, когда начал расспрашивать обо мне.

– Пять.

– Считая с нынешним закатом, а солнце еще высоко. Не перебивай. Я с самого начала знал, что ты меня ищешь.

– И почему же предоставил мне шляться по улицам?

– Я не знаю тебя. И ты Кент. А те актеры, с которыми ты странствуешь, дают тебе слишком много воли для простого Шлепка или Гудка. Ты не похож на типичного разбойника или грабителя, даже когда работаешь на улицах в Нижнем Городе. – Он отодвинул пустую тарелку. – Я собирался игнорировать тебя, пока ты не заставил тех болванов блажить, как мулы; теперь мне стало любопытно. И я не на шутку раздражен. С чем-то одним я бы справился, но с тем и другим? – Он пожал плечами. – Я из тех, кто чешется, когда зудит. А ты, имперец, причиняешь мне зуд.

Я изучал его, покуда девчонка, принесшая чай, наполняла сперва мою пиалу, затем Аади; она задержалась и ждала, пока я не сниму пробу. Чай был хорош: крепкий и ароматный, с тончайшим привкусом меда. Толковая девка, хоть и мала. Я одобрительно кивнул, и она упорхнула.

Аади отведал своего, добавил меда и отпил еще. Он тоже кивнул.

– Ты знаешь, чем я занимаюсь? – осведомился он.

– Ты Посредник.

– Имперское слово. – Он улыбнулся, не поднимая глаз от пиалы. – Кто такой Посредник?

– Ты сводишь братву… преступников. Когда замышляется дело и нужен, скажем, Говорун или Удильщик, то обращаются к тебе.

– И я их свожу?

– За мзду. Или за процент. Но только при доверии к сторонам. Хороший Посредник не позволяет кидать ни себя, ни друг дружку.

– Посредник. – Аади отхлебнул чаю и улыбнулся. – Да. Очень хорошо. Итак, чего ты от меня хочешь? Помимо, конечно, сведений о том большом имперце, о котором ты спрашивал.

Я ждал, что этот вопрос рано или поздно прозвучит. Я не только интересовался Аади, но и тишком искал наводки на Дегана. Имени я, разумеется, не называл – откуда мне было знать, как он звался теперь, когда покинул орден, но довольно подробно расписывал высокого, белокурого и светлокожего имперца, искусно владевшего клинком. Последняя реплика Аади была единственным, чего я добился, если ее можно назвать наводкой. Скорее всего, он просто повторил услышанное обо мне на улице.

Но если действительно что-то знал…

– Ты… – начал я.

– Я ничего не знаю о нем и просто хотел выяснить, насколько он для тебя важен. Похоже, что ответом будет «очень».

– У меня свой интерес.

– Полно! У моего третьего сына есть «интерес» к дочке пекаря в конце улицы. Ты хочешь найти этого человека – возможно, должен найти. Это написано у тебя на лице и отпечатано в осанке. – Аади отставил пиалу: прибыли вафли. Взяв сразу две, он спросил: – Не потому ли ты меня искал?

Меня подмывало ответить утвердительно; подключиться к сети, которой этот тип опутал Нижний Город; пустить его по следу Дегана. Мне было отлично известно, на что способен в родном краю такой человек, как Аади, что он может выяснить и каким образом. Но я знал и то, что цена окажется высока: для Дегана, а вероятнее – для меня. Против меня было слишком многое, чтобы рассчитывать на честное предложение, а если бы оно и прозвучало, не существовало гарантий того, что Аади не заведет меня в мертвый тупик – той или иной разновидности.

Я посмотрел ему в глаза. Нет, не сегодня. Не с этого мы начнем. Ни слова о Дегане.

– Сейчас мне нужно кое-что другое, – ответил я. – Информация и, может быть, услуга.

Аади кивнул.

– Тогда дело упрощается. Информация не сбежит и не даст сдачи. Что касается услуг… – Он пожал плечами. – Скажи мне, о чем идет речь, и я отвечу, стоит ли мне расходовать время на помощь имперцу.

– Мне нужно разобраться вот с этим. – Я вынул глиняную табличку, которую получил Тобин, когда внес нашу труппу в список талантов для падишаха. – Хотелось бы продвинуться в очереди и, может быть, изучить возможность благоприятного исхода.

Аади переводил взгляд с таблички на меня. Затем его разобрал смех. Я стиснул зубы и подождал, пока он успокоится.

– Итак? – спросил я.

– Спасибо за чай, – отозвался он. – И за вафли.

Он взял три последние, сунул в рукав и приготовился встать.

– Подожди, – остановил его я и потянулся, но в последний миг отказался от мысли схватить его за руку. Он был в родном городе, а я в нем нуждался.

– Нет, – произнес Аади, вновь опустившись на колени и подавшись ко мне. – Никаких «подожди». – Он указал на кружок обожженной глины в моих пальцах. – Никто не вмешивается в прослушивания для шестого сына высочайшего. Никогда. Последний из Закура, кто попытался, был шейхом с тремя – тремя! – поясами заслуг к своему имени. Говорят, что если ночь тихая, то из дворцовых подвалов до сих пор доносятся его вопли. Я могу устроить многое, но только не собственную смерть.

– Мне говорили, что в Джане для Закура возможно все.

– Все, но ни один из нас не в силах повлиять на исход падишахской аудиенции.

– Ладно, – сказал я и чуть склонился к нему, создавая иллюзию близости и тем удерживая Аади от ухода. – Как насчет изменения очереди? Чуток продвинуть нас?

– Это можно, – прищурился Аади.

Я заулыбался.

– Но не для тебя.

– Что? – Моя улыбка погасла. – Почему бы и нет?

– Потому что ты Кент, потому что не убедил меня и потому что, если бы я даже не возражал, мне не хочется переходить дорогу доверенным лицам.

Я раздосадованно хмыкнул. Под доверенными лицами разумелась местная торговая монополия, которая правила бал в районе Нижнего Города под названием Садок. Все чаяния наталкивались на эту препону и ею оценивались; должный процент отстегивался падишахским министрам. Я разместил нас в караван-сарае за цену, перед которой бледнело всякое вымогательство.

– Пробовал, – сказал я.

– И что?

– Они не заинтересовались.

– Ах вот как! Значит, ты уже знал, что это бесполезно.

– Я знал только то, что они отказали мне. Это не означает, что они откажут другому, кто выступит от моего имени. Человеку, имеющему здесь вес.

Его губы чуть дрогнули в улыбке. Он склонил голову набок.

– Ценю твою уверенность во мне, но ответ по-прежнему отрицательный.

– Но должен же быть способ…

– Его нет. – Аади уселся на пятки. – Не для тебя. Лучше дождитесь своей очереди и потратьте время на репетиции. Падишахский визирь придерживается строгих стандартов, и если его высочество будет склонен приветить актеров на этот сезон, то он, в свою очередь, нет. Лишнее время может обернуться для вас благом.

Я неразборчиво буркнул и отвернулся.

– Прошу тебя воздержаться от дальнейших поисков меня. – Аади крякнул, поднимаясь на ноги.

– Не могу обещать. Я больше никого не знаю в Эль-Куаддисе.

– Тогда советую завести новых знакомых или забыть имеющегося.

Он сделал официальный глубокий поклон, поблагодарил за гостеприимство и ушел.

Что ж, паршиво.

Я запрокинул голову и посмотрел на резные скалы и белые стены Старого Города. Их было видно почти отовсюду. Они высились как обещание великолепия, которого никогда не достичь, или, в моем случае, как непозволительное фиаско.

Две недели, сказано Волком. Я не знал, что он сделает, если мне не удастся проникнуть к этому времени в Старый Город, но после действий, которыми он привлек мое внимание в Илдрекке, желанием выяснить не горел. Перед мысленным взором возникла картина: меня ведут в Старый Город закованным в цепи и дело кончается тем, что Деган, разбив их, бросает меня изгоем на чужеземных улицах. Это была неприятная мысль.

Занятно было то, что я все же знал еще одного человека, и не просто члена Закура, или доверенное лицо, или какого-то уличного толкача из Нижнего Города. Я располагал именем йазани из Старого Города, которое назвал мне Джелем, когда вручал свои письма. Имя, при помощи которого я надеялся, очутившись внутри, распахивать двери и разыскивать Дегана – при условии, что люди пойдут навстречу и цена будет не слишком высокой. Но чтобы связаться с этим йазани, я должен был сперва попасть в Старый Город.

– Еще чаю или вафель? – спросила девчонка.

– Нет, спасибо. – Я моргнул и посмотрел на нее.

– Бывали там? – Она кивнула и глянула вверх, куда был устремлен мой взор.

– Нет.

– Обязательно побывайте. Там на рынке в третьем кольце торгует старуха, у которой с ума сойти какие цукаты. Лимоны, абрикосы, иногда манго. Объедение!

– Да, здорово.

– Точно, – серьезно подтвердила она. – Кисло-сладкие и очень вкусные. Правда, дорогие, и я их редко беру. Но теперь… – Она застенчиво зыркнула на меня и коснулась туники, в которой спрятала мой дхарм. – Как пойду, прочту за вас благодарственную молитву.

– Рад, что сумел… Погоди. – Я сел прямо. – Ты бывала в Старом Городе?

– Конечно.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть патронаж? – Я уставился на нее, не веря ушам.

– Патронаж? – удивилась она. – Нет. Зачем же мне… о-о! – Она прикрыла ладонью рот и густо зарделась. – Ой, правда же, вы не джаниец! Вам-то он нужен! Извините. Я не хотела, чтобы вы чувствовали…

– Нет-нет, – возразил я быстро и нацепил улыбку. Чувствовал я другое: зарождение мысли и, что важнее, – шанса. – Все в порядке, я просто забыл, что покровитель тебе ни к чему. В конце концов, это священное место для джанийцев.

– Ну да, правильно. – Она одернула тунику, так что я понял вполне, как часто она посещала Старый Город по религиозным соображениям.

– И там замечательные цукаты, – добавил я.

Быстрая улыбка.

– И это тоже.

– Скажи-ка, – произнес я, сделав последний глоток чая и отставив пиалу. Когда моя рука убралась, в чайной гуще сверкнули три серебряных дхарма. – А мне ты этих цукатов не достанешь? У меня от разговоров слюнки потекли.

– Я не… – Ее взгляд метнулся от монет к завешенной двери.

– Могу вернуться завтра, если так будет проще.

– Да, завтра будет проще. – Она глотнула, кивнула.

– А еще лучше, если я и дяде оставлю несколько суппов?

– Да. – Долгий, облегченный выдох.

– Отлично. – Я изготовился встать, но помедлил, держа руку на кошельке. – Ах, еще одно. Раз уж ты будешь там, наверху, не передашь ли весточку? Буквально словечко, моему другу.

– Другу? – Она чуть отпрянула, как ива на ветру.

– Не волнуйся, – успокоил я. – Он ученый.

Ладно, йазани – тот самый, от Джелема, – но я не хотел ее пугать.

– Просто передашь ему записку. Можно оставить у двери.

– Только записку? – Она взглянула на серебряные прямоугольники в чашке и ковырнула носком ковер.

– Только записку.

Наподдала еще, глянула снова. Закусила губу и кивнула.

– Ладно.

– Замечательно, – сказал я. – Тогда мне осталось найти лавку писца. Не знаешь такой поблизости?