32

Епископ Лекро устроился подле брата Свечки, который смотрел, как солнце клонится к далекой дымчатой синеве гор. Монах сидел прислонясь спиной к миндальному дереву, растущему в небольшой рощице. Эти деревья когда-то завезли на Шиппен праманские захватчики.

Багровый раздувшийся шар сплющивался о горизонт. От него болели глаза.

Залитое причудливыми цветами небо напоминало палитру безумного живописца. Жители Шиппена говорили, что такие закаты бывают здесь из-за северных потухших вулканов.

— Прости, что побеспокоил, — сказал Лекро, — но я хотел, чтоб ты знал. Слухи не врали — король Питер действительно отправится на материк.

— Так пожелал Безупречный?

— Шутишь? После окончания войны он будет бояться Питера не меньше, чем самого императора.

— Так, может, это идея императора?

— Питеру и самому ума не занимать.

Брат Свечка сразу понял, зачем королю ехать в Кальзир.

Во-первых, он закрепится на материке и упрочит свою репутацию в Фиральдии, где его пока не очень хорошо знают. Во-вторых, разместит дружественные Коннеку силы прямо под боком у патриарха — на тот случай, если тот вдруг вздумает устроить еще один священный поход, на этот раз на Коннек. Потратив не очень много средств и потеряв не очень много людей, Питер утроит свои земли и превратит Наваю в самое сильное чалдарянское государство запада.

Свечка не мог не восхищаться королем: ведь Питер явно предвидел эту возможность еще до того, как согласился перевезти коннекские войска и поддержать герцога Тормонда. Может, Тормонд и отдал их в распоряжение патриарха лишь по указке Изабет.

Безупречный оказался в незавидном положении: теперь ему не удастся сдержать те силы, которые так жаждали заполучить в свое распоряжение все бротские патриархи.

Брат Свечка сделался совершенным, но циником и скептиком при этом быть не перестал. Печальная же правда заключалась в следующем: ни один из последних двенадцати бротских патриархов не выказал ни малейшего уважения к своим обязанностям перед паствой. Да и в политике они, как правило, не были сильны.

— Понятно, чем все это закончится.

— И чем же?

— Ты будешь до конца верен Непорочному?

— Разумеется! Только он имеет законное право…

По напряженному тону и бегающим глазам епископа Свечка понял: агенты Безупречного уже говорили с ним, и он пока не ответил отказом.

— Скорее всего, Непорочный станет последним вискесментским патриархом.

— В каком смысле?

— Все просто. Имеет или не имеет истинный патриарх законные права, сторонников у него осталось мало. А те, кто остался, заключают разного рода сделки, чтобы не пострадать после его смерти. Держу пари: новых выборов в Вискесменте не будет.

И это монаха весьма печалило. У церкви, которую раздирали внутренние противоречия, не оставалось сил на преследование тех, кто сомневался в епископальных постулатах.

— Это так, — понурился Лекро. — Бротские патриархи нас пересидели. Но война была проиграна изначально. Достойному Шестому следовало умолять императора о помощи.

Но согласился ли бы император помочь? Достойный и Воромюнд (или Спайномюнд, или кто тогда правил империей) недолюбливали друг друга.

Достойный отличался мягкотелостью и в историю вошел как Достойный Презрения. Но даже возьмись его поддерживать Братство Войны, никто не смог бы разубедить бротскую чернь, что их не ущемили в правах.

Сгущались сумерки.

— Я вот думаю, — сказал брат Свечка, обращаясь, по всей видимости, к миндальным деревьям, потому что епископ Лекро уже ушел, — твоя церковь стоит на продажности, так почему же ты так удивляешься, когда люди ищут иного пути?

Монах вздохнул и постарался успокоиться. Ищущие свет хорошо знали: продажность свойственна человеческой природе. Что толку осуждать понапрасну? Нужно показать пример, пусть люди узнают, что продажность — зло.

Граф Реймон стоял перед коннекскими командирами и теми, кто прибыл на остров вместе с войсками. На собрании присутствовал и брат Свечка вместе с другими священниками.

— Король Питер регулярно получает донесения от своих платадурских союзников. А у них есть шпионы в Кальзире. Кальзир вот-вот падет, держатся разве что упрямцы в Аль-Хазене. Поэтому местные жители хотят обратиться к чалдарянскому военачальнику, который с уважением отнесется к их вере. То есть к королю Питеру, великому герою Чалдарянской Реконкисты.

Прамане из Платадуры и с терлиагского побережья согласно закивали.

— Послы из нескольких городов провинции, под названием Тоу, вырвались из осады и обратились к Питеру, обещая сдаться. Они не хотят попасть в руки к патриарху.

Брат Свечка едва сдержал ехидное замечание: да уж, если и менять своих привычных тиранов на кого-то другого, то уж точно не на патриарха и его епископальных приспешников.

Послы не обратились к тому же графу Реймону. Коннектенцы были лишь пешками в большой игре, которую вел король Питер.

И результатов в этой игре он добился превосходных. Питер вполне сумел бы справиться с безумствами Безупречного. В королевствах на берегах Родного моря мог при его жизни воцариться мир, если только счастливый случай неожиданно отправил бы патриарха на небеса.

Пребывание на Шиппене помогло графу Гариту повзрослеть: теперь он не кипел постоянно от гнева и не бросался в необдуманные авантюры; можно даже сказать, юный Реймон выучился терпению. Ведь делать на острове было совершенно нечего — лишь ждать.

В Скарлен и Снукко, портовые города Тоу, вошло двадцать два судна, включая небольшие кораблики с Шиппена. Снукко располагался на западе и жил рыболовством, но лодок рыбачьих там почему-то не оказалось. В Скарлен обычно привозили зерно с Шиппена, но и в тамошней гавани не было кораблей. Послы, явившиеся к королю Питеру на Шиппен, утверждали, что отсутствие кораблей не имеет никакого отношения к недавним набегам на Фиральдию. Неудачное стечение обстоятельств, только и всего.

Никто не оказал чалдарянам сопротивления: те, кто хотел сражаться, уже давно уехали в Аль-Хазен и оттуда намеревались сокрушить чалдарян, когда холод, голод и болезни достаточно их измотают.

Единственными трудностями, с которыми столкнулись дирецийцы и коннектенцы, были тяготы долгих и утомительных переходов. Города сдавались один за другим.

Короля ограничивало лишь количество солдат: у него было недостаточно людей, чтобы оставлять гарнизоны во всех тех землях, жители которых охотно бросались ему в ноги. Он подумывал завербовать кальзирцев, но денег не хватало.

Быстро и споро король Питер и граф Реймон заняли две трети той территории, которую собирался занять Безупречный после падения Аль-Хазена. Войска их продвигались на восток по южному побережью Кальзира, пока не встретились с войсками Ганзеля, марширующими на запад.

Брату Свечке казалось, что все происходит с головокружительной быстротой. Уже к середине зимы свободный Кальзир лишился четырех пятых своей земли, незавоеванными оставались лишь окрестности Аль-Хазена, да еще Аль-Хельта и Аль-Стикла, но эти два портовых города блокировали боевые корабли из Датеона и Апариона. А на севере от Аль-Хазена уже стояла патриаршая армия.

Монаху удалось пробраться на совет, где военачальники обсуждали, как закончить войну. Там он услышал, что Ганзеля порядком разозлил успех предприимчивого короля Питера, который сумел почти без потерь завоевать такие огромные земли.

Что уж говорить о Безупречном.

Аль-Хазен сдаваться, по всей видимости, не собирался. По словам пленников, тамошние командиры искренне верили в свою грядущую победу.

Брат Свечка наблюдал, помогал единоверцам и ничего не говорил. Его не отпускали страшные подозрения: а что, если захватчиков заманивают в искусно расставленную ловушку? И рано или поздно самые преданные слуги ворога покажут свое истинное лицо?

Неожиданно и незаметно для самого себя монах впал в грех уныния. Он быстро понял это, но справиться с собой долго не мог. Свечка боялся. И рядом не было другого совершенного, который помог бы ему преодолеть отчаяние.

Он уже настолько потерял веру в себя и мейсальскую правду, что начал подумывать: а не покончить ли разом со всеми земными печалями?