16
Андорежцы после резни у Черной горы
Неожиданно для себя андорежцы оказались в самой гуще битвы. Нападение коннектенцев застало их врасплох, как, впрочем, почти всё в этой совершенно чуждой эпохе.
Трудно было и дальше отрицать очевидное: стурлангеров занесло в неведомое — туда, где успели состариться и умереть даже правнуки убийц Эрифа Эрильсона. Страшная правда выбивала андорежцев из колеи.
Своими в армии арнгендцев они так и не стали; с той самой встречи у моста в Колдовских холмах их лишь терпели, как акула терпит рыбу-прилипалу. А еще опасались.
Снова и снова вспоминая убийство Эрифа, Шагот все больше подозревал, что виновны в нем сами боги. Слишком удачно все для них сложилось. Но о подозрениях своих он молчал, ибо любое сказанное вслух слово непременно становится известно Орудиям Ночи.
Грим понятия не имел, чего именно хотят боги, знал лишь, что все откроется в свое время.
Заглядывая себе в душу, Шагот уже ни в чем не был уверен. Собственный безграничный цинизм его тоже перестал удивлять.
Остальные андорежцы знали и того меньше. Им только и оставалось — держаться вместе, защищать своего вожака и надеяться, что в нужный момент они все поймут. Особого воодушевления божественная миссия ни у кого не вызывала.
Когда армия арнгендцев добралась до хребта Стегфейт и подножия Черной горы, стурлангеры уже ни на что не жаловались и почти не разговаривали со своим предводителем — просто тащились себе вперед, покорные воле богов и безразличные к безразличному к ним миру.
Им не сразу удалось выйти из оцепенения, когда на армию напали.
— Они нас не видят, — сказал Шагот.
Так оно и было: нападавшие не обращали на стурлангеров ни малейшего внимания. Однако стоило им побежать, как на них тут же набросились двое пехотинцев. Свавар и Финнбога разделались с ними почти играючи.
К ним поспешили новые солдаты.
— Не шевелитесь! — велел Шагот.
И коннектенцы тут же про них забыли.
— Прямо как старина Трюгг, — догадался Холлгрим. — Он тоже вечно забывает, что собирался сделать.
— Пошли, — скомандовал Шагот, — пока они на нас не смотрят.
Им удалось пройти около восьмидесяти футов, но потом на них напал закованный в тяжелые доспехи всадник. Сигурьон взмахнул боевым топором, неприятель отбил удар, но в это время Шагот перерубил двуручным мечом передние ноги рыцарского коня. Стурлангеры прикончили наездника еще до того, как тот рухнул на землю.
Методом проб и ошибок они выяснили, что нужно двигаться короткими перебежками, не больше дюжины ярдов зараз, а потом замирать. Тогда их не замечали.
— Дохлое какое-то колдовство, Грим, — пожаловался Свавар.
— Зато ты еще не подох. Добежим вон до тех скал и там заляжем, пока тут все не закончится и они не отправятся восвояси.
К тому моменту было совершенно ясно, кто победит. Вокруг кипело уже не сражение, а настоящая бойня.
Все стихло. Коннектенцы закончили добивать раненых и обирать павших и теперь пытались осознать всю непомерность своей победы. Для них подобное было гораздо более непостижимо, чем для Шагота и людей его времени, ведь в Коннеке о войне знали лишь понаслышке, в основном от тех немногочисленных искателей приключений, которые отправлялись воевать в Святые Земли.
— Что теперь, Грим? — спросил Свавар.
Шагот понятия не имел. Про коннектенцев боги ничего ему не сообщили.
— Мне нужно поспать, во сне я все обдумаю, а завтра расскажу вам.
Никто не стал его расспрашивать.
Все они уже были не от мира сего.
Вернулись на землю с небес.
Или не совсем с небес и не совсем на землю.
Но в этом мире все верования оказались правдой. Здесь первыми появились боги, а потом люди переделали их по своему разумению.
Вскоре победители покинули поле брани. Чудом уцелевшие арнгендцы и выходцы из Гролсача сделали это давным-давно. Шагот и его спутники принялись обыскивать трупы.
Но с добычей им не повезло.
— Так куда направимся, Грим?
— Туда, откуда пришли. Главное — не попадаться никому на глаза.
Шагот рассказал всем то, что увидел во сне, и Холлгрим тут же забросал его вопросами.
— Но кто этот Убийца Богов? — спросил он.
— Не знаю.
— Значит, мы узнаем его, когда найдем?
— Не знаю.
— Слушай, Грим, не нравится мне эта хренотень.
— Знаю.
— И в этом, как его, Броте все прояснится?
— Если только Старейшие не передумают. А теперь заткни пасть. Нам еще топать и топать. И надо от местных прятаться.
— Это еще почему?
— Старейшие не хотят, чтобы нас видели. Почему — не сказали. Все как в прошлый раз. Мы для них всего лишь охотничьи псы и еще радоваться должны.
С каждым часом маленький отряд все меньше любил своих богов.
Северные боги в точности походили на самих андорежцев: такие же неотесанные, вечно пьяные, не слишком сообразительные, вечно пьяные, жестокие, вечно пьяные, недалекие. И вечно пьяные.
Именно эти ценные качества северная культура выпестовала за долгие века.
Но они уже совсем не ценились в том мире, где оказались Шагот и его компания.
— Мы разыщем его.
Пятеро стурлангеров поморщились, но принялись послушно разбирать лагерь. Рвения у них отнюдь не прибавилось.
Серьезные разногласия начались неделю спустя, когда Шагот пытался пробраться мимо Антье, не привлекая внимания коннектенцев.
— Грим, какого рожна мы тут делаем? — кипятился Финнбога. — Мы должны были поймать тех недоумков, что укокошили Эрифа. Но про Эрифа никто не заикается вот уже целый месяц.
— Я хочу домой, — проворчал Сигурдур.
— Дома там больше нет, — напомнил ему Шагот.
— Даже если и так, там все равно лучше, чем здесь.
Заупрямился даже Асгриммур:
— Думаю, боги вполне способны сами о себе позаботиться.
Шагот тяжело вздохнул. Он не знал, что делать с пораженческими настроениями, ведь у него самого с энтузиазмом дела обстояли неважно.
Теперь он спал еще больше, чем во время путешествия с арнгендской армией. И ничего не мог с этим поделать. Шагот очень хотел вернуться к нормальной жизни, хотел вывести свой отряд из этих краев, где их могли в любой момент привлечь к ответу за учиненные арнгендцами безобразия.
Им постоянно приходилось скрываться, идти тайком. Это было хуже всего.
— Грим, с какого перепуга мы прячемся? — наседал на него Холлгрим. — Эти люди нас не знают. Давай вернемся на дорогу. Притворимся обычными путниками.
Холлгрим был прав, но голоса богов в Шаготовой голове не соглашались.
— Какая-то чушь собачья! — горячился Финнбога. — Я уже готов все бросить и попытать счастья в одиночку.
— Потерпи, доберемся до тех краев, которые они называют Ормьенден, станет полегче.
До Ормьендена пришлось идти целую вечность, а все потому, что Шагот постоянно спал. Но даже и в Ормьендене он отказался идти по-человечески, не скрываясь.
Свавар, Холлгрим и остальные стурлангеры грозились поднять мятеж, но Шагот к тому времени превратился, по выражению его собственного брата, в «хульдринского говоруна на подпевках у шайки окончательно спятивших богов».
Прошла неделя с того дня, как они вошли в Ормьенден. Утром Шагот проснулся и увидел, что в лагере остался только Свавар. Брат готовил завтрак, уныло сгорбившись над костром. Что-то явно стряслось.
И лошади пропали.
— Грим, они ушли. Не выдержали больше. Но пожитки оставили.
— Не понимаю. — Шагот никак не мог осознать происшедшее.
— Ты же не слушал. Они столько раз тебе говорили.
— Но ты ведь остался.
— Ты — мой брат. Но кабы я знал, что ты без моей помощи хоть неделю протянешь, тоже бы ушел.
В тот день они никуда не пошли, и на следующий тоже. Шагот был уверен, что остальные одумаются и вернутся.
Свавар его не торопил. Сам-то он уже не верил ни в какую божественную миссию, но Шагот все-таки был ему не чужой.
Вспоминая обо всех перипетиях, через которые им пришлось пройти после похорон Эрифа, Свавар не прочь был укокошить парочку богов.
Наконец Шагот собрался с силами, и они пустились в путь.
— Брат, куда мы теперь? — спросил Свавар.
— В древний город, в Брот. Почему — не знаю. Они так хотят.
Шагот и сам уже сомневался. Рвение его иссякло окончательно, и он бы с радостью повернул домой, если бы не божественные голоса, неотступно жужжащие в черепушке.
Асгриммур решил, что его брат превратился в юродивого. В северных сказаниях такие вот божественные безумцы встречались редко, но все-таки встречались. Шагот являл тому живое доказательство.
Северные боги были по-детски злопамятны и мелочны и, как и многие другие боги этого мира, не скупились на голод, мор и войну, а более приятные для своих почитателей явления не особенно жаловали.
Через два дня после ухода из лагеря Финнбога, Холлгрим, Сигурдур и Сигурьон почувствовали на себе гнев Орудий Ночи.
Весь день шел снег. На ночлег они устроились под старым каменным мостом. Неширокая речушка, через которую он был перекинут, обмелела из-за зимы. Под мост задувал жестокий промозглый ветер, грозивший загасить слабенький костер.
Вот уже многие столетия путешественники останавливались здесь на ночлег и разжигали огонь на одном и том же месте, выложенном закопченными камнями. Точно такой же огонь горел и на северной стороне реки, где сгрудились, прячась от холода, путники, направлявшиеся на юг.
— Старею я, — проворчал Холлгрим. — Десять лет назад такой ветер был бы для меня тьфу, а теперь сижу вот и думаю: неплохо бы перебраться в Исландию.
Остальные стурлангеры согласно закивали. Никто из них в Исландии не бывал, но все слышали о тамошних гейзерах, горячих источниках и волшебных дырах, которые не замерзали даже самой лютой зимой. Когда пролив Ормо сковало льдами, с Исландией наверняка ничего не случилось.
— Теперь там все небось переменилось, — заметил Сигурьон. — Если они входят в одно большое королевство, там, поди, всем заправляют эти черные священники.
— Чего нам стоит прикончить парочку священников? — оживился Финнбога.
— Чего стоит? — переспросил Сигурдур. — А ты взгляни на нас.
— Не все так просто, как кажется, — кивнул Сигурьон. — Иначе эти слабаки не пришли бы к власти.
— Твоя правда, — согласился Сигурдур, — в здешних краях заправляют именно они. И что-то на покой не торопятся. Вот зараза!
— Что с тобой?
— Да опять приспичило по большой нужде.
Уже шестой раз за день. Сигурдур начал волноваться: если нутро взбунтовалось, можно ненароком и концы отдать.
— Давай только с подветренной стороны, — предупредил его Сигурьон. — А то в прошлый раз так навонял, что мухи дохли на лету.
Сигурдур, у которого так и крутило живот, поковылял прочь от лагеря — к укромному местечку, которое заприметил еще днем при свете, как раз на такой вот случай.
Оказавшись между двух одинаковых камней, стурлангер завозился с ремнем: нужно успеть стянуть штаны, пока не началось. Вот сейчас мерзкий холодный ветер покусает его за голый зад.
Андорежец вовремя успел скинуть порты и поздравил себя с успехом. Брюхо явно разошлось не на шутку.
С пыхтением извергая в темноту жидкое дерьмо, Сигурдур вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Точно не его спутники — со своего места он отчетливо видел их: вот брат, вот Холлгрим и Финнбога жмутся поближе к костру и зубоскалят на его счет.
Рука андорежца потянулась к ножу.
Тень придвинулась. В неверном свете далекого костра он разглядел женщину в капюшоне и черном плаще до пят.
Ее лицо было прекрасно. Точно таким, наверное, было лицо его собственной матери, когда та еще ходила в девушках.
«Сколько разных баек рассказывают, — подумал Сигурдур, — и ведь никогда не бываешь к этому готов». Никогда не веришь, что сумел обратить на себя внимание Орудий Ночи.
Женщина распахнула плащ. Ее великолепное обнаженное тело излучало тепло. Противиться было просто невозможно.
И слишком поздно было для предосторожностей.
— Куда он запропал? — заволновался Сигурьон. — Дерьма в нем, конечно, немало, но… чтоб так долго?
— Может, хочет избавиться от всего дерьма разом?
— Но он же так задницу себе отморозит.
Сигурьон поднялся на ноги и громко позвал брата, тот не ответил. Стурлангер сел. Они ведь близнецы, волноваться нечего, если стряслась какая-нибудь беда, он обязательно почует.
Спустя полчаса заволновались уже Финнбога с Холлгримом. Оставив Сигурьона у костра, они отправились на поиски, громко выкрикивая имя Сигурдура.
Но ничего не нашли.
— Попробуем еще раз, когда посветлее будет. Сейчас не найдем ничего. Давайте тянуть жребий, кому первому стоять в карауле.
Сначала-то стоять должен был Сигурдур.
Утром они нашли то место, где накануне испражнялся Сигурдур. Ночью андорежцы все истоптали, разыскивая товарища в темноте, но все же им удалось обнаружить следы Сигурдура: тот направился куда-то вверх по реке. Пропавший отыскался в полумиле от лагеря, по пояс в воде, без штанов. Штаны найти так и не удалось.
— Умер он счастливым, — сказал Холлгрим.
Кожа у покойника была белее снега: его кровь кто-то высосал, всю до капли.
В замерзшей грязи на берегу отпечатались следы босых женских ног.
Все было очевидно, но в подобное всегда трудно поверить. В такие истории вообще никто никогда не верит.
Однако создания Ночи существуют, они так же реальны и неотвратимы, как сама смерть. И так же жестоки, если верить легендам.
Стурлангеры не сразу осознали, что Сигурдура настигла кара за неповиновение богам.
В лагере выяснилось, что их соседи, ночевавшие на противоположном берегу, стащили все их пожитки. Теперь у андорежцев оставалась лишь одежда и оружие, которое они основательно затупили, копая неглубокую могилу для Сигурдура.
Сигурьон оказался самым сообразительным из всех — именно он первым заподозрил божественные происки, когда через неделю ночью погиб Холлгрим. В этот раз мертвец не улыбался — ему было нечем.
Ни Сигурьон, ни Финнбога не слышали ни звука.
