Глава сорок пятая

Туя рассматривала Марису, пока та, стоя у окна кухни, провожала взглядом нечеткую фигуру Джерида, уходящего на работу. За стеклом проносились снежинки, утреннее солнце проглядывало в разрывы облаков. Когда Мариса отвернулась от окна, женщина поняла, что для румеля она очень красива. Уже немолодая, она удивительным образом сохранила очарование юности. Темная, почти черная, кожа придавала ей экзотический вид – в городе было не много румелей такого цвета, чаще встречались коричневые и темно-серые. Возможно, необычный окрас также усиливал ощущение тайны, которую следователь Джерид так и не смог разгадать.

Женщины сидели, завернувшись в толстые коричневые халаты, которые нисколько их не красили, зато помогали сохранить тепло. Они долго молчали, не зная, о чем говорить друг с другом, – столь неожиданна для обеих была их встреча. Гости нередко вызывают в хозяевах смущение, вот и Туя заметила нерешительность в глазах женщины-румеля, как будто та тоже не знала, что делать в сложившейся ситуации.

Снежок, ударившийся в стекло, вывел обеих из оцепенения.

–  Хотите чая? – предложила Мариса.

–  Спасибо, но вам не обязательно быть вежливой со мной. Я вполне понимаю, что вам вряд ли приятно присутствие такой, как я, в собственном доме.

Мариса встала и отошла к плите.

–  Джерид только сказал мне, что вы в беде и вас ищут какие-то люди.

Туя удивилась: неужели Джерид не рассказал ей обо всем остальном, что с ней приключилось, умолчал даже о несчастье, которое едва не стряслось по ее вине. Ладно, не стоит сейчас об этом, разговор от этого легче не станет.

–  Я работаю проституткой, – заявила вместо этого Туя.

Мариса бросила на нее быстрый взгляд:

–  О.

Еще один снежок врезался в стекло.

–  Все не так плохо, как вы можете подумать. Я сама выбираю своих клиентов.

Как уютно: звякают чашки, потрескивает огонь, кипит чайник.

–  У меня неприятности из-за кое-каких людей, которые наверняка будут меня разыскивать. Они хотели получить от меня то, что я никак не могла им дать. – Туе даже самой стало смешно от этих слов: что у нее есть такого, что она не могла бы дать мужчине? – Знаете, вам так повезло, что у вас есть Джерид. Мне кажется, он очень хороший.

–  Да. – Мариса стремительно отвернулась, но по выражению ее лица Туя успела понять, что не стоит в разговоре затрагивать ее любимого мужа.

–  Знаете, я никогда не любила никого так, как, наверное, любили вы, – продолжала Туя. – Никогда не влюблялась.

–  Правда? – переспросила Мариса, и на этот раз в ее голосе прозвучала искренняя заинтересованность.

–  Никогда, правда. А ведь мне уже пошел четвертый десяток. Я так и не повстречала мужчину, с которым мне удалось бы найти что-то общее. Да и работа у меня такая, что лучше к людям не привязываться.

–  Это понятно.

–  У меня были мужчины, которые сами слегка влюблялись в меня, – продолжила Туя. – Особенно холостяки, они такие влюбчивые.

–  А почему вы делаете… то, что делаете? – спросила Мариса смущенно, но с любопытством.

Туя ненадолго задумалась.

–  Хотелось бы мне сказать, что из-за денег. Это ведь легкий заработок. Делать ничего особенно не надо, просто пользуйся тем, чем благословили боги, да и все. Но теперь я ощущаю такую пустоту внутри, даже объяснить не могу, она как шрам на душе. – Она коснулась своей щеки. – Иногда путь, по которому мы идем, заводит так далеко, что не остается ничего, кроме собственного достоинства. Гордости, которая заставляет идти по тому же пути и дальше, хотя он и оказался неверным. Потому что, когда останавливаешься и начинаешь думать… тут-то и становится больнее всего. Так что своего рода гордость – вот все, что у меня есть.

Туя боролась со слезами, но, судя по тому, что Мариса уже спешила к ней, не очень-то в этом преуспела. Жена Джерида подошла и мягко положила свою ладонь на руку Туи.

Какой-то звук донесся с крыши.

Туя подняла голову:

–  Что это было?

–  Чертовы ребятишки, – сказала Мариса, – кидаются снежками в наш дом. Обычно они кидают с полчаса, а затем прекращают, но я за это время успеваю дойти до белого каления.

В этот момент снежок пробил оконное стекло и ворвался внутрь в сопровождении визгливого детского смеха.

Тем временем Джерид, сидя у себя в кабинете, проверял арбалет. Теперь уже таких, как раньше, не делают. У прежних был легкий механизм, который просто перезаряжался. Вставляешь стрелу, щелк, и готово. С новым механизмом все было куда сложнее – стрелу надо втыкать очень глубоко, прежде чем она станет на место. Дальность боя у него, разумеется, больше, чем у старых образцов, – по крайней мере, так говорят, – зато перезаряжать приходится так долго, что, пока возишься, кто-нибудь подкрадется да и полоснет тебя ножом по горлу. Нет, тут надо что-то скорострельное и убойное, чтобы с одного выстрела в темноте наверняка. Румель покрутил арбалет так и этак, покачал головой. Придется, видно, обойтись этим.

В комнату вошел его коллега Фулкром:

–  Слышали сплетни насчет императрицы и ее сестры? Их казнят на городской стене сегодня вечером.

Джерид даже присвистнул от изумления:

–  Кто приказал?

–  Похоже, решение Совета. Главный инквизитор поддержал их. Леди Рика планировала перебить всех беженцев, но вчера на Снежном балу ее арестовал канцлер, прознавший про ее планы, и отдал вместе с сестрой под суд. То еще было представление, надо думать. Они всё отрицали, но документы были налицо, и многие советники подтвердили, что Рика задавала им вопросы, например, о том, как можно быстро избавиться от большого количества тел. Некоторые заявили, что императрица и ее сестра приказывали страже бить их, чтобы они молчали, и стражники – наверняка подкупленные Уртикой – сознались. Сказали, что рады во всем покаяться публично. Восхваляли Уртику за прозорливость, которая помогает ему спасать подданных империи. А пока все это происходит в верхних ярусах города, на самых глубоких его уровнях людей и правда, кажется, начали убивать.

Джерид слушал, кивая, и нисколько не удивлялся, хотя это не уменьшало его отвращения к тому, что творилось наверху, в черном ящике Балмакары.

–  Леди Рика не могла быть организатором подпольных убийств. Не она их подстроила, и все тут.

–  Не могла, – согласился Фулкром. – Я думаю, что тут не обошлось без некоторых советников… и овинистов. Тут нужен темный ум, чтобы воспользоваться этой шумихой как отвлекающим маневром. Все продумано до мельчайших деталей, так что, кто бы из овинистов ни был к этому причастен… голова у него работает как надо.

–  Работа Уртики, дело ясное, все, от первого до последнего слова, а у нас нет против него ни единой улики. Наша единственная свидетельница – если, конечно, можно ее так назвать – сама убийца и проститутка, и, скажи мы сейчас хоть слово, нас бросят в каменный мешок и забудут о нашем существовании, и то еще можно будет счесть удачей. Уртика, видимо, широко раскинул сети своего тайного культа – в нем участвуют все, от простых работяг до высших чиновников инквизиции и Совета. Процесс над императрицей и ее сестрой не более чем дымовая завеса: пока все будут глазеть и показывать пальцами, Уртика займется массовым истреблением населения.

Фулкром кивнул:

–  Бюллетени с последними известиями о процессе прибиты к дверям каждого трактира, и даже поздней ночью я видел возле одного из них громадную толпу.

–  А ты сам читал?

–  Да, что-то насчет темной императрицы, выступившей против своего народа. Если он и впрямь все это организовал, то он просто мастер пропаганды. И хватает же человеку наглости.

Джерид засмеялся:

–  Знал бы ты политиков столько, сколько я их знаю. – И он покачал головой, вспоминая, сколько историй пришлось ему замять по приказу инквизиторского начальства якобы ради блага народа. Дела об убийствах лидеров рабочих движений, о поставках оружия враждующим племенам с целью дестабилизации того или иного региона, о шпионаже, в котором обвинялась прислуга. – Они были не лучше и до появления овинистов, этих вездесущих ублюдков.

Фулкром нахмурился.

–  Овинисты повсюду, – сказал он. – Мы хотя бы друг другу можем доверять?

Умолкнув, оба румеля пристально смотрели друг другу в глаза, зная, что вопрос излишен. Наконец Джерид усмехнулся и проворчал:

–  Фулкром, будь я овинистом, первое, что я сделал бы, – сменил бы работу.

Фулкром оценил его юмор.

–  И кто же, по-твоему, захватит власть в этой чертовой империи? – продолжил Джерид. – Как ты себе представляешь этого напыщенного мерзавца Уртику на троне?

Фулкром пожал плечами:

–  Не нам решать.

–  Да уж. – Джерид усилием воли отогнал мрачные мысли. – Итак, к делу. Нам еще кое-кого спасти надо.

Фулкром подошел ближе к Джериду:

–  Солдаты крутятся вокруг одного из туннелей. Он один из самых старых, и именно туда решено впустить первую волну беженцев. Я пометил его на карте.

–  Отлично, – сказал Джерид. – И скольких они планируют туда запустить, не знаешь?

–  Нет, мне лишь намекнули. – Фулкром покачал головой. – Что касается помощников, то мне удалось переманить на нашу сторону нескольких следователей помоложе, которые еще не растеряли принципы.

–  А доверять-то им можно?

–  Они понимают, во что ввязались и что это следует держать в тайне.

–  Верно. – Джерид знал, что на выбор Фулкрома можно положиться.

–  Надо еще кое-что сделать по дороге.

Джерид изо всех сил колотил в металлическую дверь дома банши, пока Фулкром озирался по сторонам. Заснеженная улица была пуста. Мимо прошли два человека, такие укутанные, что было не разобрать, кто это.

Им долго не открывали. У Джерида возникли кое-какие сомнения, которые подтвердились, когда Мэйтер Сидхе сама отворила дверь.

–  Следователь, – вымолвила она, обратив на него взгляд глаз еще более синих, чем раньше. Присутствие Фулкрома ее обеспокоило.

–  Все в порядке, мы вместе, – предупредил Джерид.

–  Тогда вам лучше войти, – сказала банши и знаком пригласила их внутрь.

На этот раз в доме не трещал приветливо огонь, не горели ароматические лампы. Внутри было холодно, почти как на улице. Пара сломанных стульев валялась в тени под лестницей.

–  А где все?

Она пригласила обоих румелей сесть, но те отказались.

–  Почему вы здесь? – спросила она.

–  Просто пришли поговорить, – ответил Джерид и рассказал ей все, что мог, об угрозе жизни беженцев, а потом попросил ее, чтобы ни она сама, ни другие банши не привлекали своими криками внимания к смертям заговорщиков, которые могут случиться в туннеле или около него в ближайшее время.

–  Это многое объясняет, – сказала она. Лицо ее было печально.

–  Что именно? – спросил Джерид.

–  Погодите минутку. – Она вышла из комнаты и скоро вернулась с юной банши, похожей на нее как две капли воды.

Джерид хотел что-то сказать, но Мэйтер Сидхе подняла руку, призывая его к молчанию. Потом обратилась к девушке:

–  Покажи следователю.

Немного помедлив, та открыла рот.

У нее не было языка. Рана уже начала зарубцовываться. Джерид отшатнулся, взглянул на Фулкрома, который тоже был в ужасе. Девушка всхлипнула и выбежала из комнаты.

–  Несколько дней назад, ночью, – спокойно сказала Мэйтер Сидхе, – вооруженные люди в масках ворвались в наш дом. Они сделали это со всеми – всем вырезали языки, кроме меня. Меня в ту ночь не было дома. Многие девушки истекли кровью прямо в своих постелях, включая мою младшую, которой было всего десять лет.

–  Кто это сделал? – спросил Джерид, потрясенный.

–  Меня здесь не было, я не видела. И никто из выживших не может точно описать, что случилось. Все мои девочки умолкли навсегда.

Джерид не мог подобрать слов, чтобы выразить свое возмущение.

–  Так что, как видите, – продолжала она, – кто-то уже попросил нас о той же услуге, только более настойчиво.

Больше Мэйтер Сидхе ничего не сказала.

Джерид понял, что случилось. Тот, кто намеревался убивать беженцев, сообразил, что банши не дадут такому количеству смертей остаться незамеченными. Их вопли не замедлят привлечь тех, кто примется раскапывать это дело.

И тогда вещуний Виллджамура заставили замолчать.

Коротким кивком Джерид приветствовал следователей, столпившихся в сыром и заплесневелом подземном коридоре. Из-под плащей у многих высовывались мечи, а звуки капающей где-то воды лишь добавляли картине мрачности.

Джерид решил, что лучше им не знать имен друг друга, и просто присвоил всем молодым румелям порядковые номера, от одного до десяти. Сообщив каждому его задачу, Джерид и Фулкром снова склонились над картами. Сеть подземных ходов, древних, как сама их цивилизация, уже и без того запечатлелась в памяти двоих румелей, так что теперь они лишь обсуждали, какой маршрут предпочтительнее, какими ходами удобнее воспользоваться. Оказалось, что выход для тех беженцев, которых приведут в подземелья, возможен только один. Два, если считать выходом смерть.

Джерид в последний раз проверил арбалет у себя под плащом, ножи за голенищами сапог и короткий меч на поясе.

Ну а теперь за работу.

Здесь, внизу, коридоры местами были такие узкие, что идти приходилось боком. Джерид дивился, до чего стройны были тысячу лет назад люди. В темноте они шли на ощупь, нашаривая дорогу от одного отверстия, через которое снаружи проникал луч света, до другого. Стены были сырые и холодные, обильно покрытые лишайником и плесенью там, где на них падал свет. Их спутниками в этом путешествии были обычные крысы, как и следовало ожидать. Хорошо хоть клятых пауков не было – Джерид прямо-таки содрогался от мысли, как бы он реагировал на них в столь тесном пространстве, да еще в присутствии коллег из инквизиции. Над их головами в Виллджамуре стоял обычный день, такой же как другие, и горожане не подозревали, что тысячам людей в этот миг грозит смертельная опасность.

С полчаса они пробирались под землей, пока не поняли, что зашли на такую глубину, где на свет извне полагаться уже не приходится. Фулкром, который шел впереди Джерида, зажег факел, а за спиной у него шаркали сапогами остальные, придавая ему уверенности.

Все дальше, в сердце виллджамурской тьмы.

Согласно донесениям разведки беженцев должны приводить сюда небольшими группами и избавляться от них постепенно, на протяжении довольно долгого времени. Первых, самых невезучих должны были вот-вот запереть – или уже заперли – в одном из боковых туннелей, ведущих на запад. Как именно их должны были убить, никто пока не знал. Возможно, их собирались просто зарубить мечами, но кому хватит духу совершить такое над гражданами империи? Так можно только поднять панику, поэтому методы наверняка будут избраны другие, более изощренные.

Фулкром замер, предупреждающе вскинув руку, но Джерид остановился лишь тогда, когда врезался в него в темноте. За ним встали и другие.

–  В чем дело? – прошептал Джерид.

Фулкром приложил палец к губам и склонил голову, прислушиваясь. Джерид тоже стал слушать. Откуда-то доносились голоса. Как далеко шел разговор, сказать было трудно.

–  По-моему, они на уровень ниже, – решился наконец Фулкром. – Мы почти пришли.

–  А где сейчас может быть стража? – поинтересовался Джерид.

–  Наверное, у входа на тот самый уровень. Туда можно попасть тремя путями, и мы как раз идем одним из них. Они, скорее всего, подойдут со стороны Атриума, так что нас не увидят.

–  Дальше пойдем? – спросил Джерид.

–  Подержите-ка. – Фулкром передал Джериду факел, потом расстегнул свой плащ и уронил его на пол.

Все последовали его примеру, оружие заблестело в свете факелов.

Джерид вернул товарищу факел и принялся заряжать арбалет.

Небольшой отряд следователей приблизился к колодцу, ведущему вниз. Никакой стражи поблизости не оказалось, но сердце Джерида глухо билось в ожидании. Он наклонился к Фулкрому и прошептал:

–  Погасим факел?

–  Конечно. А потом постоим пару минут, чтобы глаза привыкли.

Стоя в темноте, они вслушивались в стоны и шепот большого скопления людей, запертых где-то под ними. Звуки были жалобные, но зато они свидетельствовали, что люди еще живы. Сострадание и решимость толкали Джерида вперед. Если в этом мире осталось еще хоть что-то доброе, то их удастся спасти.

Вокруг капала вода, спереди тянуло сквозняком из невидимого прохода.

–  Идем! – прошипел Фулкром.

Все как один двинулись вперед, Джерид на ходу доставал из кармана болты для арбалета. Его натянутые нервы вибрировали, как струны, и он сам дивился тому, как остро, оказывается, способен реагировать старый румель.

В конце прохода на стене горел одинокий факел. Крысы то и дело шмыгали под ногами, отвлекая внимание. Издалека были слышны шаги и голоса.

Джерид с Фулкромом подняли арбалеты, готовясь стрелять. Следователи, шедшие за ними, вынули из ножен короткие клинки.

Вдруг из-за угла вынырнул солдат, увидел их и уже открыл рот, чтобы поднять тревогу, когда Джерид спустил тетиву своего арбалета. Болт впился солдату прямо в лицо, его голова запрокинулась, и он упал; все это они видели при свете его факела.

Перезарядив арбалет, Джерид подошел к мертвому. Брызги крови на камнях яснее всяких слов свидетельствовали о его смерти. Он кивнул Фулкрому и сделал остальным знак продолжать путь. В этом месте коридор как раз делал резкий поворот вправо и нырял во тьму.

Так, молча пробираясь вперед, они сняли еще одного стражника, прежде чем тот успел поднять тревогу. Уложив его тело в темный угол, они пошли дальше, на голоса.

За следующим поворотом стражников оказалось уже двое, а шум все нарастал. Два выстрела: один солдат убит, другой легко ранен. Пока Фулкром и Джерид перезаряжали арбалеты, один из молодых следователей ринулся вперед с мечом наголо. Лязг клинков. Добежав до угла, Джерид увидел, что его коллега дерется с тремя стражниками. Старый румель поднял свой арбалет, но в этом не было нужды. Все трое солдат лежали на полу, истекая кровью.

«Уже близко», – подумал Джерид.

И снова они оттащили трупы в темный угол.

–  Молодцы, ребята, – похвалил соратников Джерид.

Вперед, мечи и арбалеты на изготовку, к людным коридорам. По дороге им попалась лежавшая на полу засохшая рука; следы крови, брызнувшей на стену, говорили, что здесь произошло что-то вроде казни.

Еще один солдат стоял на страже у запертой двери и, судя по выражению его лица, страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте.

Фулкром выстрелил издалека и ранил солдата, так что Джериду пришлось добивать его с более близкого расстояния: болт вошел тому прямо в горло и швырнул его на камни. Джерид стал обшаривать тело, ища ключ от двери, но Фулкром заметил, что на ней нет замка, а только наружный засов.

Сдвинув засов, они открыли дверь и ввалились в комнату.

Сидевший за столом Трист, за чьей спиной маячили еще два стражника, поднял голову:

–  Что за?…

–  Как же я сразу не догадался, что ты тоже замешан в этом деле, мразь! – прорычал Джерид.

Стража, видя, что нападающих куда больше, попятилась. Побросав свои мечи на каменный пол, они подняли руки. Один из следователей вопросительно глянул на Джерида.

–  Пленных не брать, – вздохнул тот.

Мечи ударили под нагрудные пластины, и стражники упали с изумленными лицами точно подкошенные, как падают под утро пьяные гуляки, прокуролесив на улице всю ночь.

Джерид шагнул к Тристу, тот прижался спиной к стене.

–  Так ты, значит, тоже овинист, – сказал он грустно.

Трист неловко кивнул.

Джерид фыркнул от смеха. Подумать только, его собственный подчиненный и тот работал на Уртику. Почему-то это его не удивило. Ничего странного, учитывая, до каких низостей уже опустился этот человек.

–  Почему вы здесь? Этого не может быть. Вы же…

Джерид дважды ударил его кулаком в живот:

–  Что ты хотел сказать, ну, выкладывай! Думаешь, я не вырву твой поганый язык, если не скажешь?

Наконец Трист промямлил в ответ:

–  Я… подбросил культистские механизмы в твой дом. Ты должен был погибнуть.

Джерид уставился на него с ненавистью:

–  Хочешь сказать, что мой дом?… Что с ним должно было случиться?

–  Взрыв… Я не хотел. Меня заставили.

Первая мысль Джерида была о Марисе, которая осталась в доме с Туей.

–  Почему я должен тебе верить? Ты только и делаешь, что врешь.

–  Джерид, тебе действительно лучше пойти домой и проверить, как там дела. Забудь про беженцев – какой нам от них прок? Иди, и мы обо всем забудем. Иди, Джерид, наши размолвки останутся в прошлом.

–  Размолвки?! Ах ты, ублюдок! Ты меня предал. Ты предал себя самого. – Джерид опустил арбалет, и Трист расслабился. Но румель молниеносно ударил Триста арбалетом по лицу, впечатав его голову в каменную стену.

Хватая ртом воздух, Трист упал, а Джерид пнул его в грудь:

–  А теперь давай рассказывай, какого хрена ты здесь делаешь? Судя по всему, убийства беженцев без тебя не обошлись, так как вы намеревались это сделать?

Его сапог давил Тристу на горло, взведенный арбалет целил ему в лицо.

Трист едва сумел показать на стол, где стояли бутылки с какой-то жидкостью и мерные емкости.

–  Иди погляди, – бросил Джерид Фулкрому. И снова заговорил с Тристом: – Как вы собирались это сделать?

–  Яды, разбрызгать и добавить в пищу. Убивают безболезненно в течение нескольких часов.

–  Скольких вы уже убили?

–  Всего пятьдесят.

Джерид продолжал:

–  Сколько еще в подвале?

–  Несколько сотен, еще несколько тысяч приведут позже. Мы планировали избавляться от них постепенно, чтобы не вызывать подозрений. Это только первая партия…

–  Где они? Там? – Джерид показал на дверь в другом конце помещения.

Трист кивнул.

На миг Джерид задумался о том, что еще полезного можно выбить из Триста. Потом вспомнил о доме, о смертельной опасности, возможно грозящей Марисе.

–  Кто стоит за всем этим?

Трист лежал тихо. Глазом не моргнул, не дрогнул. Только смотрел в потолок мимо Джерида стеклянными глазами, как мертвый.

Старый румель взглянул на бывшего помощника.

Подумал о своей жене.

Об обмане.

И послал болт Тристу в глаз.

Перезарядил арбалет.

Вынул нож и перерезал лежащему глотку, свирепо глянув на других:

–  Пленных не берем. Запомните, никаких свидетелей.

–  Ладно, – буркнул Фулкром и отвернулся.

Сначала они почуяли вонь. Целую толпу пленников продержали взаперти недолго – может, всего день или два, но без воды и еды. Сотни лиц, первая волна обреченных на гибель, повернулись к следователю – на них не было ни страха, ни надежды, лишь смирение перед своей участью. Мужчины и женщины с детьми на руках сидели, прислонившись к стенам, или лежали на холодном каменном полу туннеля, укрываясь немногими тряпками и одеялами, которые они принесли с собой, не подозревая, что идут на смерть.

Джерид ходил вокруг них и рассказывал им о ситуации, в которую они попали. О том, что им угрожало. Понимали ли они его, верили ли? Захотелось ли им покинуть город и уйти назад, во льды?

Среди них были и мертвые, и такие, в ком жизнь едва теплилась. Трупы, посиневшие от яда, сморщенные, как сухофрукты… Одного из спутников Джерида стало рвать, и румель не мог осуждать своего более молодого товарища.

Люди просили воды и пищи, но Джерид мог предложить им лишь свободу, само представление о которой утратило для них всякий смысл.

Тогда Джерид поставил двух своих людей охранять дверь, через которую они только что вошли, а сам с восьмью спутниками пошел сквозь толпу беженцев вперед, посмотреть, что там. Воздух вокруг был спертый. Время от времени в темноте вскрикивала женщина или раздавался стон мужчины.

Наконец они добрались до другой наспех оборудованной железной двери – она была закрыта. Он знал, что снаружи наверняка стоит часовой, поэтому они сначала чуть-чуть приоткрыли ее, а затем распахнули с силой, так что она ударилась о стену. Фулкром выстрелом из арбалета снял единственного солдата, который как раз поднимался со стула. Его тело закатили в темный угол.

Чем дальше они шли, тем холоднее становилось, и, несмотря на отсутствие света, Джерид чуял, что выход уже близко. Под конец идти можно было только на ощупь, пробираясь по узкому проходу, зато, пока они оставались в темноте, их никто не мог увидеть.

А вот наконец и она, свобода.

Поток света, порыв ледяного ветра и пустошь вокруг палаточного лагеря – потрепанные палатки, тлеющие костерки, черные силуэты деревьев на горизонте, ветер, свищущий по тундре. А за их спинами нависала внешняя стена Виллджамура, на которую эти несчастные с оптимизмом взирали много месяцев.

–  Иди и приведи их сюда, – приказал Джерид одному из своих людей. – Заставь их, если будет надо, если они не захотят покидать убежище.

Через час вывели всех. Беженцы выходили на воздух, волоча ноги, с явной неохотой. На снег смотрели так, словно прежде никогда не видели его.

Их «радостное освобождение» не принесло Джериду ожидаемого удовлетворения.

Более того, еще никогда в жизни он не чувствовал себя столь опустошенным и измученным, как сегодня.

Когда последний ребенок вышел наружу, Джерид распустил своих добровольных помощников, зная, что инквизиторские медальоны послужат тем надежным пропуском в город.

Оставшись вдвоем, Фулкром и Джерид обменялись подавленными взглядами, не зная, что сказать.

–  Такое впечатление, что мы сделали что-то не так.

–  У меня тоже, – ответил Джерид.

–  Здесь, на морозе, они могут умереть еще быстрее, – продолжал Фулкром.

Молодой румель был прав. Мороз сам по себе убьет их рано или поздно. Теперь они снова были просто беженцами за воротами Виллджамура, и что с этим можно было поделать?

–  Может, пойдете домой? – предложил Фулком.

–  Да надо бы. – Джерид вздрогнул. – Вдруг Трист хоть раз в своей никчемной жизни сказал правду?

–  Я пойду с вами, – возможно, вам понадобится помощь.

До чего же непривычно, когда коллега думает о вашей безопасности.

Улица, извиваясь, шла в горку, и они плелись по обледеневшим булыжникам мостовой с таким трудом, что у обоих заныли бедра. Джерид задумался о возрасте.

Внезапно Фулкром показал на черные клубы дыма, которые разносил по небу ветер.

Джерид бегом помчался наверх, забыв про Фулкрома, который стоял и показывал пальцем.

На дым.

На его дом.

Прохожие на улицах оборачивались – так непривычно было им видеть, чтобы кто-то передвигался бегом, столько кругом навалило снега. Даже собаки лаяли от удивления. Вдруг он поскользнулся на льду, упал, ударился коленом о булыжник. Ругаясь, встал и захромал дальше.

Фулкром, догнав старого румеля минуту спустя, обнаружил его на коленях в снегу перед развалинами собственного дома. Куски дерева разбросало по всей улице, обломки мебели тлели, повсюду валялись черепица и битое стекло, а там, где стоял когда-то дом, теперь зияла обугленная дыра.

Фулкром подошел и положил руку на плечо Джерида. Старый румель нежно гладил какой-то кусок плоти.

Фулкром отпрянул. Похоже, это была чья-то нога.

К ним подошел совсем юный следователь, недавно поступивший на должность серокожий румель.

Увидев его, Джерид умоляюще склонил голову к плечу так, словно надеялся, что тот вернет ему его жизнь.

–  Вы пришли сюда первым? – поинтересовался Фулкром.

–  Да, сэр. Меня зовут Тальдон, я здесь уже четверть часа. Мы обыскали все развалины и нашли пока одно тело, но вероятность, что кто-то мог пережить это, невелика. Взрыв был невероятной силы.

Джерида била крупная дрожь. Фулкром выпустил его плечо и жестом велел Тальдону уходить.

–  Я… я не знаю, что сказать. Мне так жаль.

Старый румель только всхлипывал, как-то по-детски хватая руками снег. Фулкром не верил своим глазам. Сколько лет Джерид верой и правдой служил своему городу, и вот какова награда! И во всем виноват Трист. Или Уртика?

–  Если канцлер хотел вашей смерти, Джерид, то, возможно, небезопасно оставаться здесь дольше, – отважился Фулкром. – Что, если он еще не закончил охотиться на вас?

–  Минуту, – всхлипнул Джерид. – Дай мне всего минуту.

–  Я отведу вас к себе. А потом вернусь и пригляжу здесь за всем как следует.

Вдруг раздался пронзительный крик, голос женский. По снегу бежала Мариса.

Джерид поднял взгляд и увидел ее, растрепанную, когда она уже подбегала к нему.

Они обнялись так крепко, что, казалось, слились воедино, Джерид не хотел выпускать жену.

Наконец сквозь слезы он спросил:

–  Как ты… уцелела?

–  Это все те ребятишки со снежками. Они разбили окно, я выскочила и погналась за ними по улице. – И тут она тоже зарыдала, возможно впервые сообразив, что стало бы с ней, если бы она этого не сделала.

Потрясающая ирония судьбы не укрылась от Фулкрома: те самые сорванцы с Гата-Гамаль, которые так донимали старика Джерида своими снежками, спасли в конце концов его жену.

Они и сейчас крутились поблизости, человек восемь, правда на этот раз с пустыми руками. Увидев их, Джерид помахал им и улыбнулся сквозь слезы.

Те сконфуженно пожимали плечами, а один белобрысый мальчишка прокричал:

–  Прости нас за окно, Джерид! Остальное не наших рук дело, честное слово.

–  Я знаю, – ответил Джерид, умиротворенно улыбаясь. И он засмеялся, хотя в его глазах еще стояли слезы. – Не волнуйтесь, я все знаю.

Фулкром подумал о той женщине, Туе, – вероятно, это ее останки они нашли, никто не мог бы пережить взрыв такой силы. Судя по словам Джерида, она вела одинокую жизнь, и ему было очень жаль, что некому оплакать ее теперь, некому даже сообщить о ее смерти. Сколько лиц она, должно быть, видела ночами? В Виллджамуре сотни тысяч жителей, и ни один из них ничего не значил в ее жизни. И ему стало мучительно больно за ее бесславный уход из жизни, хотя он даже не знал толком, кто она такая.

Люди все шли и шли мимо, поток пешеходов унес наконец и мальчишек, оставив лишь белобрысого и рыжего, которые еще долго стояли и смотрели, как под густо падающим снегом крепко обнимались Джерид и Мариса.

Обнимались, стоя на коленях среди руин своей жизни.

Историк. Спасибо, что согласились встретиться со мной, канцлер. Не могли бы вы еще раз, для будущих поколений, напомнить, почему вы распорядились вывесить текст этого интервью для публичного ознакомления?

Уртика. Разумеется. Завтра мы казним императрицу Рику и ее сестру, после чего имперская история начнется с чистого листа. Я избран единственным кандидатом, который пойдет вперед и откроет новую эру в имперской политике – эру откровенности, когда нам нечего будет прятать. Есть ли иной, более подходящий способ для такого начала, чем интервью? Через памфлеты, которые будут ходить по рукам в бистро, трактирах и других местах, я буду общаться с народом. Ведь я, в конце концов, и сам выходец из народа. Поэтому я буду лидером нового типа, таким, кто ничего не скрывает от людей, не то что безумец, который совсем недавно сидел у нас на троне, и его дочь-убийца!

Историк. Что ж, это обнадеживает! А теперь не могли бы вы немного пояснить, что за странные обстоятельства сопровождают уход императрицы Рики?

Уртика. Печально видеть женщину-правительницу, идущую на убийство собственных подданных. Так просто не должно быть. Едва узнав об этом, я, само собой, предпринял дальнейшее расследование и выяснил, что Рика и Эйр составили и подписали документ об убийстве беженцев. Позднее к расследованию, разумеется, подключилась инквизиция. Совет принял решение, что с обманом на таком уровне мириться невозможно, я сделал, что мог, ради спасения тысяч жизней, и Совет вознаградил мои усилия.

Историк. Означает ли это, что вы в знак примирения откроете перед беженцами ворота нашего города в столь трудные времена?

Уртика. Увы, этого не случится, поскольку беженцы страдают многими болезнями, которые могут навредить нашим людям. Кроме того, стало известно, что среди них есть аборигены-террористы, которые стремятся проникнуть в город с целью разрушить наши демократические устои. Мы не можем пойти на такой риск. К несчастью, это означает и продолжение обысков граждан на улицах города. В такие опасные времена, как нынешние, мы должны сплотиться и объединить усилия перед лицом столь грозного врага, как племенной радикализм.

Историк. Циркулируют слухи о неких провальных военных операциях, проведенных на окраине империи в последнее время. Просветите, пожалуйста, ваших подданных и на этот счет.

Уртика. Щекотливые вопросы вы задаете! Но я буду с вами откровенен: несколько подразделений наших бравых солдат пересекали обширное ледяное поле, когда на них напали воины Варлтунга, вооруженные культистскими технологиями. У наших ребят не было шансов. Вскоре я намерен объявить войну всем восточным племенам, и, как только это будет возможно, мы начнем полномасштабное вторжение.

Историк. Кое-кто считает, что эта миссия к берегам Варлтунга имела лишь одну цель – захват новых ресурсов. Что вы скажете на это?

Уртика. Скажу, что это полная чепуха.

Историк. Встречались ли вам серьезные препятствия на пути наверх?

Уртика. Не забывайте, что я занимал чрезвычайно высокое положение в Совете и до последних событий. Возможно, по значимости моя роль уступала лишь роли самой императрицы. Благодаря тому что мои действия способствовали спасению тысяч жизней, некоторые советники поддержали мою кандидатуру на престол, и перевес голосов был в мою пользу. Мы ведь не варвары – вопрос ставился на голосование, долго обсуждался: все как положено в демократической стране. И выбрали меня.

Историк. Канцлер Уртика – будущий император, – спасибо, что нашли время ответить на вопросы.

Уртика. Спасибо вам.