Глава тридцать четвертая

Следователь Джерид смотрел на утреннее небо.

Он почти радовался утру здесь, наверху, среди самых высоких уровней города, подальше от ребятишек с Гата-Гамаль и их снежков. Тут ему не надо постоянно оглядываться через плечо, вычисляя, откуда могут прилететь снежные снаряды и находится ли он сам в поле зрения тех, кто может их швырнуть.

Румель решил совместить обсуждение последних событий с Тристом и прогулку на свежем воздухе. Джерид хотел проветриться, надеясь, что во время моциона его посетит какая-нибудь догадка касательно двух убийств. Время шло, а ему все больше и больше было над чем подумать. Напряженность между горожанами и беженцами росла. Настроение внутри городских стен во многом формировалось под влиянием листовок, выпущенных Советом. В них гражданам Виллджамура прямо рекомендовали держаться подальше от тех, кто ищет убежища в их городе, ведь они либо заразные больные, либо потенциальные преступники. Джерид знал, что порожденный этими обращениями страх властям только на руку: на улицах все чаще встречались солдаты, они останавливали первых попавшихся прохожих и обыскивали их под предлогом поисков незаконных мигрантов. Под влиянием того же страха в последние дни кто-то каждый вечер стрелял из дальнобойных луков по лагерю беженцев с высоко поднятых мостов города. Тетиву могла спустить рука любого гражданина – так утверждали власти, – однако подпольная организация «Содружество» выпустила свои листовки, в которых были названы имена и адреса, и армия не сразу сумела конфисковать тираж.

Джериду во многом предстояло разобраться.

Люди, как тени, крались мимо, меся сапогами жидкую грязь, а рабочие лопатами скидывали снег на обочину улицы. Потом его сваливали в тачки, везли в порт и сбрасывали в море, но едва чистильщики успевали прибрать одну улицу, как ее тут же начинал застилать тонкий белый покров. Красота была необыкновенная, когда-нибудь, в глубокой старости, он наверняка будет вспоминать эти тихие белые улицы с чувством горьковато-сладкой ностальгии.

Джерид обнаружил, что людям свойственна некая упрямая гордость, которая не позволяла им сдаться на милость Оледенению. Жизнь продолжалась, никто не жаловался. На улицах через равные интервалы друг от друга поставили жаровни, в них целый день поддерживали огонь, чтобы уличные торговцы не замерзли насмерть, и над Виллджамуром теперь тоже покачивались тонкие столбы дыма. Торговцы пушниной не успевали пополнять запасы меховой одежды, между их клиентами то и дело вспыхивали драки за право обладать тем или иным новейшим мехом, доставленным из какой-нибудь далекой провинции. Одна неприятная сцена разыгралась между группой румелей и людьми, которых он знал как бандитов из Кейвсайда; она живо напомнила ему румельские мятежи пятидесятилетней давности.

Он повернулся к Тристу:

–  Ну как Туя, рассказала что-нибудь?

Трист покачал головой:

–  Она очень уклончива. Но раньше или позже я надеюсь добиться результата. Я нашел балкон, с которого удобно за ней следить. Но она принимает совсем немного клиентов.

–  Полагаю, она занимается своим ремеслом достаточно давно и успела кое-что отложить, – проговорил себе под нос Джерид, снова вглядываясь в снег. – Ей ведь не о ком заботиться, кроме себя самой, и, по-моему, мысль о деньгах ее угнетает.

Трист шмыгнул носом, нерешительно помялся с ноги на ногу, не поднимая глаз.

–  А как себя чувствует Мариса? – спросил он наконец.

–  Отлично, с тех пор как опять перебралась ко мне. – Джерид глянул на помощника искоса. – А почему ты спрашиваешь?

–  Да так просто. Показалось, что я видел ее на днях в «Кресте и полумесяце».

–  Что-что? – Джерид был явно удивлен. Она в такие места обычно не заглядывала.

–  Мне показалось, что у нее была там встреча с каким-то джентльменом. Я с ними не разговаривал, просто заметил их в углу.

Джерид резко повернулся к собеседнику спиной:

–  Ладно, пошли, а то у меня уже хвост отмерз.

И они вернулись в здание инквизиции, где, едва попав к себе, Джерид тут же принялся разводить в камине огонь. Пока пламя не разгорелось как следует, он молчал. Трист взял стул и сел рядом с ним.

Наконец Джерид заговорил снова:

–  В «Кресте и полумесяце», говоришь? Когда это было?

–  Два дня назад, – ответил Трист. – Вечер был в самом начале – час восьмой или девятый. Все в порядке, Джерид? Вид у вас немного обеспокоенный.

–  Да… Да, она говорила мне, что у нее дружеская встреча, и только.

Трист откинулся на спинку стула, протянул к огню ноги:

–  Ну, значит, все в порядке. Не о чем беспокоиться.

–  А как он выглядел? – спросил Джерид.

–  Высокий темный румель, я его не знаю. Смуглый, одет прилично. Похоже, они давно знакомы. Все время смеялись, знаете, как те, кому есть что вспомнить. Старые друзья.

–  Что-то я у нее таких друзей не знаю, – усомнился Джерид. – И вообще, она говорила мне, что собирается встречаться с женщиной.

–  Я бы на вашем месте не стал так переживать. Ну, может, случайно столкнулись. Вы же знаете, как это бывает.

–  Верно… – сказал Джерид. От последних слов Триста ему стало совсем плохо.

Трист встал:

–  Пойду-ка я лучше, послежу за Туей.

Проводив взглядом Триста, который вышел из комнаты, Джерид остался один на один с гудевшим в камине пламенем. Мысли и подозрения поглотили его полностью.

В тот вечер он вернулся с работы рано, в доме пахло свежим хлебом. От одного запаха у него должен был разыграться аппетит, но есть не хотелось.

Он снял плащ, отряхнул снег с сапог и поставил их у огня в кухне, где Мариса занималась выпечкой. Она напевала популярную мелодию из тех, что лет десять тому назад можно было услышать в любом баре, и песня пронзила его острым воспоминанием.

–  Ты рано, – заметила она, целуя его в щеку.

–  Да, работа сегодня не шла, вот я и решил взять перерыв и подумать.

Она продолжила месить тесто:

–  Я скоро закончу. Вот налеплю еще булочек. Так приятно отвлечься на стряпню от всякой другой работы.

–  Здóрово, – без всякого воодушевления отреагировал он и вышел и тут же начал ругать себя.

Откуда это негативное чувство по отношению к ней? Он еще ничего толком не знает, а уже позволяет себе резкости. А что он стал бы делать, если бы что-то и в самом деле произошло? Он снова повернул в кухню, но остановился далеко от порога, в полутемном коридоре, откуда стал наблюдать за ней. Он видел ее как будто впервые, потому что теперь ему все в ней казалось важным, все надо было обдумать.

Стройная для своего возраста, она сохранила фигуру и привлекательность. Мужчины наверняка заглядываются на нее. Мать Джерида любила повторять, что тому, кто хочет спокойно спать по ночам, не важно, будь он мужчиной или женщиной, лучше выбирать невзрачного партнера, но Джерид никогда не разделял мнения матери в вопросах вроде этого.

Может быть, Трист ошибся, может, он видел вовсе не Марису?

Джерид ничего не мог поделать с тупой болью, возникающей в нем всякий раз, когда он думал о Марисе с другим мужчиной. Эта боль озлобляла его, делала уязвимым, слабым. Случись это несколько месяцев назад, когда они еще жили порознь, ему было бы легче. Но сейчас хуже всего было именно то, что она все же вернулась к нему и он любил ее, как никогда прежде.

Он нарочно задел притолоку, так что Мариса взглянула на него, прежде чем снова вернуться к булочкам:

–  У тебя все в порядке, Джерид?

Он снова вошел в кухню:

–  Я не спросил у тебя, как прошел вечер с Ланией.

–  Хорошо, спасибо. Мы с ней так долго не виделись…

–  Где вы были?

–  У нее дома, ей не хотелось выходить в снег.

–  Трист говорит, что видел тебя в каком-то трактире.

Ему показалось, что в ее поведении что-то изменилось, возникло какое-то напряжение или легкая неуверенность.

–  По пути к ней, что ли? – спросила она.

–  Он точно сказал, что это было в трактире, но, может быть, он ошибся и принял за тебя другую.

–  Ну, значит, он обознался. Я все время была у Лании. Мы сидели и болтали. У нее новый друг, он так хорошо с ней обращается, прямо как с равной, и вообще, судя по всему, очень милый.

Джерида это не успокоило. Возможно, годы службы в инквизиции превратили его в циника.

Послеполуденное солнце вырвалось из-за облаков, осветив причудливый рельеф неба. Шпили и мосты города искрились. Трист приоткрыл балконную дверь в комнате Туи, чтобы избавиться от резкого запаха красок. Из щели потянуло морозным воздухом, и его чувства сразу обострились. Подперев подбородок сложенными домиком ладонями, он внимательно разглядывал скульптурное подобие Марисы. Туя, присев перед ней на корточки, вносила последние, неразличимые для неопытного глаза изменения в свое творение.

Трист продолжал подпаивать Тую наркотиком, не сильно, но регулярно, чтобы легче было держать ее в подчинении. Он был очень доволен собой, точнее, даже ловил кайф от затеянных им козней. Он уже заставил Джерида сомневаться в верности жены, а скоро тот увидит ее в действии.

–  Ну вот, – пробормотала Туя и резко поднялась на ноги, простое голубое платье обтянуло ее фигуру.

Трист подумал, что другой на его месте не преминул бы воспользоваться ситуацией, но не он, с его высокими моральными принципами.

–  Она совсем… совсем как живая, – признался Трист.

И в самом деле, глиняная женщина была точной копией Джеридовой жены, хотя он никогда не видел последнюю голой. Неподвижная, она походила на статую, и Трист не знал, что будет дальше.

Накануне вечером Трист как раз водил Тую посмотреть на жену Джерида, пока та шла по обледеневшим улицам. Тесный рабочий контакт с румелем давал ему одно преимущество: он прекрасно знал все повадки его жены. Чтобы Туя могла понаблюдать за ней как следует, и с близкого расстояния, Трист даже не пожалел своего кошелька и рассыпал на пути у женщины пригоршню монет.

Трист твердо знал, что будет присутствовать при встрече Джерида с этим чудом. Нельзя же, в самом деле, пропустить такое лакомство.

В течение часа Туя совершала какие-то странные ритуалы с набором реликвий. Трист наблюдал за ней как мог внимательно, время от времени даже задавал вопросы, но Туя отвечала расплывчато. Без сомнения, за плечами у этой женщины некая история, которой ему никогда не узнать.

Магия дауниров была за пределами его понимания, да и любого нормального человека тоже. Он считал ее непостижимой. Вот и теперь он развалился на кровати Туи и стал ждать оживления. Статуя женщины-румеля засветилась, потом погасла. Снова засветилась и опять погасла. Он хотел что-то сказать, но Туя жестом велела ему сохранять молчание, а сама продолжала ходить вокруг статуи, поглаживая ее то здесь, то там, и каждое ее прикосновение содержало налет эротизма. Поддельная румелиха слегка задрожала. Ее руки подались вперед, точно желая обнять кого-то, потом упали. Скульптура медленно двигала рукой, ногой, головой так, словно привыкала к ним, училась управлять своим телом. Открывала для себя подвижность.

И вдруг она задвигалась легко и грациозно, совсем как настоящая Мариса. Каким-то образом Туя сумела ухватить и передать средствами своего искусства саму суть личности жены Джерида. Нет, эта женщина не просто загадка. Трист соскользнул с постели, чувствуя, как волоски у него на руках встают дыбом. Вот, прямо перед ним магия древних совершает свое таинственное действие, и все ради него, ради его целей. Полчаса ушло на то, чтобы одеть куклу так, как обычно одевалась жена следователя. Но это было нетрудно, поскольку Мариса не придерживалась какого-то единого стиля в одежде.

Пока они накладывали макияж, фальшивая Мариса сидела за туалетным столом и рассматривала себя в зеркале.

Наконец Туя в изнеможении повалилась на постель и капризно проговорила:

–  Это все, что тебе нужно? Тогда чего ты тут торчишь?

Пришла пора дать ей еще наркотика, но он не принес с собой достаточно. Да еще надо прихватить капельку чего-нибудь для Джерида. Он взялся за древнее племенное украшение, состоявшее из длинных нитей бус, свисавших с огромной сферы. Размахнувшись им как следует, он ударил ее по голове. Туя, охнув, упала на пол, тонкая струйка крови потекла на плитки.

Поддельная Мариса поглядела на него с удивлением, потом снова застыла, словно статуя.

–  Все нормально, – сказал Трист. – Она преступница. – Зачем он говорит с этой штукой? Это же противоестественно. Разве у нее есть эмоции? Создание, не мигая, продолжало смотреть на него.

Он швырнул артефакт на кровать.

–  Никуда не уходи, – буркнул он и вышел в холодную ночь.

Звезды скрылись за облаками, а значит, теперь будет не так холодно, как все последние дни. Остановившись на тротуаре, он взглянул на окна Туи, на приоткрытую балконную дверь, из которой лился свет, и снова с изумлением подумал о силе, коей обладали древние, пока не сошли с исторической сцены.