Глава тридцать третья
– Кто же ты все-таки такой? – шептала Эйр, положив ладони Рандуру на бедра.
Они репетировали юндук, медленный вечерний танец, и до сих пор не произнесли ни слова, не считая команд выпрямить спину и развести плечи, которые Рандур шептал ей на ухо. В тот вечер они репетировали без музыки, да она и не нужна была им, их тела сами знали ритм и следовали ему с текучей грацией молодости. Репетиция проходила в одном из малопосещаемых уголков Балмакары, в зале, о самом существовании которого давно позабыли любопытные придворные.
Чем сдержаннее он себя вел, тем больше ей хотелось знать о нем, тем сильнее была ее потребность понять его. Сколько лет она провела в изоляции от страны, среди проимперских учителей и тревожных шепотов охраны, и вот этот чужак с дальнего острова вдруг ворвался в ее замкнутый мир и уже успел показать ей столько жизни, сколько она и не надеялась когда-нибудь увидеть. Даже в его самых незначительных замечаниях чувствовалось экзотическое происхождение, само его присутствие словно кричало о том, что на земле есть совсем иные места, не скованные камнем и льдом физически, а может быть, и морально, как ее мир, известный ей с детства.
А еще она сумела разглядеть, что его высокомерие наносное.
– Я думал, мы с этим уже покончили.
Ее пальцы крепче сомкнулись на его бедрах.
– И да и нет. Я хочу знать, кто ты на самом деле, Рандур Эстеву.
– Вы будете разочарованы, – отвечал он небрежно.
– Вряд ли. По-моему, то, что ты так стараешься помочь своей матери, свидетельствует о твоем благородстве.
– Я не хочу говорить об этом.
– Скажи, – сменила тему Эйр, – ты спал со столькими женщинами, а ты в кого-нибудь влюблялся по-настоящему?
Он смотрел на нее сверху вниз, и по его замешательству она поняла, что он удивлен.
И продолжала:
– Я хочу сказать, любил ли ты кого-нибудь больше, чем себя?
Он расхохотался и прижал ее к себе еще плотнее, так что весь следующий круг танца они соприкасались животами. Их движения стали плавными, в них ощущалась совершенно иная глубина, и, куда бы ни несли его ноги, она везде следовала за ним, поспевая с легкостью, ничем не нарушая ритма.
– Нет, – ответил он. – Влюбляться – это не в моем стиле. Да и вообще, мне никогда особо не нравились девчонки с Фолка. Начать с того, что, на мой вкус, они слишком редко мылись.
– Для человека, выросшего в столь бедной провинции, у тебя на редкость взыскательный вкус.
– Она не всегда была бедной, – проворчал он, и она тут же по-чувствовала укол совести за то, что навесила на него этот ярлык.
– Так я и думала, – спустя некоторое время сказала она. – Начать с того, что у тебя хорошие манеры. Ты красиво ешь. А еще я замечала, как, идя по коридору, ты всегда пропускаешь даму вперед.
– Это не ради них, – фыркнул он.
– Рандур, ну будь серьезным.
– Извините. – Он улыбался. – Когда-то мы были очень зажиточной семьей, давно, еще до того, как империя взялась за наш остров по-настоящему. Я хорошо усвоил одно: на землях Джамуров кто богат, тот и счастлив. Кто владеет ресурсами, тот имеет власть, влияние и все возможности, а это несправедливо. Взять хотя бы вас – вы можете делать в этих залах все, что захотите. Так и мы когда-то, у себя на острове, владели богатыми залами и слугами, пока не потеряли свою землю. Мать никогда подробно не рассказывала мне, как именно это произошло, просто потеряли, и все. Все пропало, но она хорошо воспитывала меня. И довольно строго, надо сказать. Ведь мой отец умер еще до того, как я успел его узнать, а с двумя сестрами, которые у меня есть, мы никогда не были близки по-настоящему. Так что всем, что я умею, я обязан матери. – Помолчав, он добавил: – Я перед ней в долгу.
– Судя по твоим словам, ты не виноват в том, что с ней случилось. Ты хороший человек, Рандур Эстеву.
Он смущенно покачал головой, как будто сам едва начал понимать, что случилось.
– Нет, это не так. Я лжец, вор, бабник и часто дерусь – слишком многих раздражает моя манера одеваться. Правда, в драке я стараюсь не причинять людям лишнюю боль.
– Твоя честность проявляется в том, какую цель ты перед собой поставил. В наше время уже не случается битв, о которых потом сложат легенды, нет героев, о которых в будущем напишут истории. И по-моему, это ужасно благородно, когда сын старается дать матери шанс прожить подольше.
– Все не так просто, – заметил он.
– Расскажи мне, Рандур, – просила она, балансируя на тонкой грани между серьезностью и смехом. Что же ей сделать, чтобы он полностью открылся ей?
– Ты когда-нибудь была перед человеком в долгу настолько, что все, что бы ты ни делал потом, казалось по отношению к нему предательством?
– Значит, ты просто освобождаешься от чувства вины перед ней? – уточнила Эйр. – Найдешь культиста, который даст ей добавочные годы жизни, и так оправдаешься в собственных глазах?
– Думаешь, все уже обо мне знаешь? – тут же ощетинился он.
– Просто ты интересен мне, вот и все, – сказала девушка и едва удержалась, чтобы не добавить: «И ты никогда не узнаешь, до какой степени, если так дальше пойдет».
– Ну, если я для тебя как открытая книга, так нечего и пытаться меня разговорить. – И он направил ее в другую последовательность движений, ту, где ведет женщина. Это у нее не слишком хорошо получалось, причудливые фигуры танца давались ей с трудом, и ему пришлось повторять с ней одни и те же шаги до тех пор, пока они не стали получаться у нее бессознательно.
Эйр вдруг остро захотелось рассказать ему о своих чувствах:
– Рандур, по-моему, ты сильно отличаешься от всех мужчин Балмакары. Ты не пытаешься произвести на меня впечатление, не осыпаешь меня на каждом шагу комплиментами. Даже наоборот, ты иногда бываешь откровенно груб со мной, небрежен, и… Астрид знает почему, но это только повышает мой интерес к тебе.
– Что тут непонятного, я же чертовски хорош собой.
– А знаешь, еще я поняла, что ты шутишь, когда тебе неловко говорить правду.
– Чушь, дамочка, – буркнул он.
– И грубишь, когда не хочешь признать, что ты не прав.
На некоторое время воцаряется молчание, нарушаемое лишь уверенным ритмом их шагов по каменному полу.
– И последнее, – начала Эйр решительно. – Учитывая полное отсутствие у тебя… э-э-э… назовем это моральной дисциплиной…
– Да?
– Почему ты до сих пор не попробовал со мной?
– Прежде всего потому, что мне дорога жизнь. Еще я не хочу, чтобы мне отрезали член и зашвырнули его с городской стены куда подальше. Кроме того, ваше положение обязывает вас действовать, скажем так, в пределах официальных рамок.
– И это все? То есть не будь я сестрой императрицы, ты попробовал бы?
– У вас, леди Эйр, отличная маленькая попка, славная улыбка и дюжина соблазнительных округлостей в самых подходящих местах, так почему бы и нет?
Было что-то невероятно освежающее в его прямоте, в явном отсутствии заботы о том, какое впечатление он производит. Ей это нравилось. И еще ей хотелось обладать возможностью шептать ему на ухо разные нежности и скабрезности в ответ.
– Считай, что ты получил мое официальное разрешение попробовать.
– Что ж, по крайней мере, честно. – Он пожал плечами. – И результат известен заранее, верно? Но я не так предсказуем.
Она отодвинулась от него на шаг:
– Рандур Эстеву… ты просто бесишь меня иногда!
– Эй, расслабься. Я же пошутил.
Когда она успокоилась, они вернулись к шажкам, подскокам и выкрутасам танца. Его грудь прижималась к ее груди, ладони лежали на ее лопатках.
– Я знаю, что нравлюсь тебе, Эйр. Тут нет никакой науки, и не надо быть культистом, чтобы предсказать, что между парнем и девушкой такое случается. Ты – красивая женщина, я – привлекательный мужчина. Да и вообще, когда ты предложила заплатить мои долги, я уже тогда понял, что к чему.
– Ну и почему же ты никак не отреагировал?
Он склонился к ее уху, и пространство между ними будто наполнилось электричеством.
– А потому, госпожа правительница, что нам с вами надлежит думать только о танце, а для его успеха наличие определенного напряжения между партнерами весьма желательно. Вы ведь хотите выступить на Снежном балу наилучшим образом, не так ли?
Серьезность его слов так поразила ее, что она не знала, как реагировать. Ее ответ вышел несколько скомканным:
– Значит, приди я к тебе хоть голой и предложи себя откровенно… ты все равно не стал бы… – Ей хотелось воспользоваться каким-нибудь из его словечек, но ничего не шло в голову. – Не захотел взять меня?
– Я не смог бы, ведь я слишком вас для этого уважаю.
– А, понятно. – Она не могла удержаться от искушения воспользоваться той близостью, которую создавал танец, и к черту приличия, к черту двор с его этикетом, ведь она хочет этого мужчину прямо здесь и сейчас. Его наглая самоуверенность временно выбила ее из колеи, но теперь настало время поквитаться и заявить на него свои права.
Ее руки сильнее обвились вокруг его гибкого торса, обхватили шею, наклоняя его голову, ее губы коснулись ямки под горлом, и, как только она ощутила вкус его кожи, из ее груди вырвался вздох. Грудью она ощущала биение его сердца. Его руки сначала бессильно упали вдоль тела, но затем он взял ее лицо в свои ладони и приблизил ее губы к своим. Тихий стон и бурное дыхание.
Она слегка отодвинулась, чтобы посмотреть на него, он ответил ей полным смятения взглядом, пытаясь прочитать ее мысли. Неужели этот женолюб со стажем не знает, как себя вести в подобной ситуации?
Он пытался найти слова, но она прижала палец к его губам. Призвав себе на помощь всю силу воли, какая у нее была, она оторвалась от него и, пройдя через зал, встала у занавешенного окна. Отодвинув гобелен, она впустила в помещение носившийся над городом ветер. Она ждала, чтобы Рандур подошел к ней, полная решимости не оборачиваться, пока этого не случится, и шпили и мосты перед ее глазами утратили всякий смысл.
Но он не приближался, и ей пришлось спросить:
– Неужели великий Рандур Эстеву испугался?
Тогда прозвучали шаги, и его теплое дыхание защекотало ей шею.
– Я не знаю, как поступить.
– Судя по тому, что я видела, ты отнюдь не новичок в таких делах.
– Те женщины… они ничего не значили. А сейчас я сам не понимаю, что чувствую. То есть с тех самых пор, как ты предложила мне помощь… в моей голове творится что-то невообразимое. Просто я не хочу, чтобы ты думала, будто купила мое внимание.
– Похоже, что у тебя все-таки есть чувства? – заметила она, ожидая резкого ответа, рассчитанного на то, чтобы ее разозлить.
Вместо этого он сказал:
– Я знаю, что рано или поздно причиню тебе боль, а я этого не хочу. Как я уже говорил, я у тебя в долгу.
– Есть разные способы рассчитаться с долгами.
– Разве я не стану в твоих глазах продажным мужчиной?
Она пожала плечами:
– Если ты действительно захочешь, то нет. – Она чувствовала, как нарастает ее отчаяние, и теряла над собой контроль.
– А я думал, что высокородные дамы должны отвечать за свое поведение.
– Когда все кончится, в смысле, когда пройдет наш бал, – сказала она, – и ты вернешься на Фолк, это уже не будет представлять опасности?
– Возможно, – ответил он. – А время дорого, его осталось мало. – Тут его голос изменился, просветлел. – А знаешь, если ты хочешь, то мы можем сегодня смыться в Кейвсайд и потанцевать там, чтобы попрактиковаться перед балом. Там сегодня танцы на улице, по крайней мере Денлин так говорил, и, по-моему, нам лучше пойти, потому что тебе надо привыкнуть танцевать на публике. У тебя еще есть время набросить на себя что-нибудь попроще – если у тебя, конечно, найдется такое. Там будет грязно и холодно.
– Что-нибудь подходящее найдется наверняка, – отвечала она. – Ты всегда приглашаешь меня в такие очаровательные местечки.
Немного нервничая, они шли по мощеным улицам, слушая, как отзываются на их легкие шаги камни у них под ногами. Охранников в Балмакаре они надули, сделав вид, будто Эйр нехорошо и она пораньше ложится спать. Предстоящее приключение вызывало у нее легкое жжение в груди. Время от времени, пока они с Рандуром спускались по крутым лестницам, она хватала его за руку. Небо превратилось в серый с голубыми разводами блин, снежинки падали так медленно, что казалось, будто они зависли в воздухе. Сосульки мерцали на сводах мостов, и они стояли точно в уборе из хрустальных кинжалов. В последнее время люди редко высовывали нос на улицу по вечерам, но за окнами то и дело мелькали лица, грустно глядевшие наружу из своей теплой темницы, в просветах между шторами скользили тени.
Эйр надела облегающее коричневое платье и специально взлохматила свои короткие волосы, чтобы не производить впечатления богачки. Она чувствовала себя свободной, сбросив вместе с нарядными одеждами путы формальностей и натужность манер.
По пустым, покрытым снежной кашей улицам они шли по направлению к пещерам, к истинному Виллджамуру. Домá здесь стояли совсем близко, стена к стене, и ей нравилось думать, что они делятся друг с другом теплом. И еще здесь, по крайней мере, будет защищенная зона, в то время как вся остальная империя станет бороться с надвигающимся ледяным покровом за источники пищи. Неудивительно, что беженцы толкутся у городских ворот, невзирая на все тяготы городской жизни, какие она видела своими глазами. Ей открылась нищета родного города; вот и сейчас, когда они шли по улицам, она обращала внимание на бездомных: видела девушку одного с ней возраста, спавшую в подворотне ветхого дома, обратила внимание на семью румелей, сидевших вокруг ямы с огнем, не отрывая от пламени пустых глаз. Как далека она была в своем богатстве от всего этого. Она понятия не имела о том, что такая жизнь возможна, пока Рандур не привел ее сюда. Первый же визит открыл ей глаза. Она не представляла, что в ее городе существует такой беспросветный мрак. Но, знай она раньше о том, как устроена жизнь на самом деле, сделала бы она что-нибудь?
Лабиринт тесных улочек вывел их на хорошо освещенную, вымощенную каменными плитами площадь в окружении ветхих однотипных домов, где женщины высовывались наружу из узких окошек, заслышав внизу голоса звавших их мужчин. Создавалось ощущение ритуальности. Кто-то начал бить в барабан, и стайка пестро одетых женщин выскочила на середину площади, протиснувшись мимо скамей, на которых сидели старики, посасывая свои трубки и громко болтая, а на их лицах была написана такая радость, какой она не наблюдала ни у кого с тех пор, как началось понижение температуры.
– Рэнди, ты пришел! – Она узнала голос Денлина. – И по-дружку привел. Вот это здорово.
– Денлин, старый ты черт. – Рандур глянул на Эйр, точно хотел извиниться за грубость, но тут же вернулся к старику.
Тот хлопнул его по плечу, а Эйр отвесил глубокий поклон.
– Не надо, Денлин, – прошипела она. – Здесь я обычная женщина.
– Ну конечно. – Он улыбнулся.
– Нет, правда. Сегодня я просто хочу потанцевать.
– Ну, это ему решать, как я погляжу. – И Денлин взглянул в лицо Рандуру.
– Вовсе нет, – запротестовал тот. – Она свободная женщина, сама себе хозяйка. Тут нужен мужчина половчее меня, чтобы охмурить ее.
Ей понравилось, что он назвал ее женщиной. Почему-то это было важно.
– Ну как скажешь, – согласился Денлин. – Глянь, там уже вроде готовы… – И он указал на пары, застывшие в ожидании музыки.
Эйр с удивлением следила за тем, как ловко местные женщины направляли мужчин в танце, как естественно вели их за собой. Ритм все ускорялся, становясь требовательнее, тяжелее, пары неслись по площади, выстукивая каблуками. При этом они то и дело перекликались, привлекая внимание друг друга к новым замысловатым фигурам танца. Глядя, как они скачут и прыгают в свете факелов, Эйр почувствовала овладевшее ею примитивное исступление.
– Готова? – шепнул ей Рандур и протянул руку.
– Не знаю, – заколебалась она. – У них так хорошо получается. А я тебя опозорю.
– Что за чушь, дамочка, – вмешался Денлин. – Идите в круг и танцуйте. Люди приходят сюда ради веселья, а не ради того, чтобы все было правильно и красиво.
И они пошли танцевать форманту, плясовую, где резвость ног была основным требованием. Она не слишком любила эту пляску, мало ею занималась и сначала чувствовала себя неуютно оттого, что ей приходится двигаться перед ловкими незнакомцами. Однако ее уверенность в себе нарастала, и вот они уже пустились вплетать свой собственный сложный узор в ковер окружающих движений.
В этом танце были и веселость, и напряжение, и острота. Их контакт, поначалу ограниченный лишь позициями танца, постепенно расширялся. И вот им уже казалось, будто в этом богами забытом уголке Виллджамура они целую вечность держат друг друга в нежнейших объятиях.
Среди этих обычных людей она впервые в жизни чувствовала себя свободно и легко. С ними она забыла все, чему ее учили с самого детства, отбросила свою претенциозность, манеры и кокетство.
После первых танцев Рандур раздобыл ей и себе по стакану дешевого вина, а она пока разглядывала гуляк вокруг. Повсюду на площади, в темных уголках, болтали и смеялись люди, их смех рассыпался по булыжной мостовой. Ребятишки бежали навстречу родителям, которые только что закончили танцевать, их глазенки выражали новое восхищение взрослыми. Вне всякого сомнения, здесь, в подземелье, люди больше умеют радоваться жизни, чем те, кого она встречала в верхнем городе.
Вечер продолжался, один танец сменял другой. Молодые люди изрядно выпили, их отточенные движения и позы становились все более неуклюжими. Девушке было смешно. В этот самый миг она прощалась с нормами поведения, которых, сама того не осознавая, придерживалась всю жизнь.
Прошло еще часа два-три, люди стали расходиться. Она огорчилась, когда смолкли барабаны. Догорали и гасли факелы. Денлин давно ушел с какой-то пожилой женщиной в обнимку, Эйр это ужасно тронуло. «Наверное, люди всегда сочувствуют другим парам, когда влюбляются сами», – подумала она.
Они с Рандуром молча танцевали на опустевшей площади. Может быть, она опьянела, но ее желание не остыло, и ей было все равно, в какой форме его удовлетворить. Она не знала, есть ли на такой случай какие-то правила, и на ощупь искала границы своего нового «я». Ей было абсолютно ясно, что она пересекла некую грань и просто не может продолжать быть той, кем она была до встречи с ним. Возврата не будет. Она приятно удивилась, сообразив, что у нее есть лишь один путь – вперед.
– О чем ты думаешь? – спросила она его. – Мне надо знать.
– Да так, ни о чем.
Теперь ей даже нравилось, что вокруг никого нет.
Отсутствие людей придавало всему происходящему что-то фантастическое, как будто солнце уже умерло и они остались совсем одни. Только он и она на всей земле.
– Нет, ты о чем-то думаешь. Я вижу по тому, как ты смотришь на меня.
– Тебе не понравится, – сказал он.
– Нет, понравится. – Она вытягивала из него ответ.
Рандур рассеянно положил обе ладони ей на талию.
Наконец он сказал:
– Я думал о том… как мне хочется тебя раздеть.
– Здесь? – спросила она, боясь, что ее сердце вот-вот перестанет биться. Надо же, как он откровенен.
Эйр оглянулась посмотреть, не слышит ли кто, и этим дала ему понять, что она не против. Рандур наклонился и поцеловал ее в шею.
– А откуда… откуда мне знать, что я для тебя не просто очередная победа? – Эйр прошептала эти слова еле слышно, так крепко она к нему прижималась.
– Что бы я ни говорил сейчас, какая разница? Ты ведь все равно всегда будешь подозревать меня в легкомыслии, так?
Не зная, что отвечать, Эйр подняла голову и поцеловала его с необычайной нежностью. Его ладони прошлись вверх по ее спине, скользнули вниз, на бедра, и она содрогнулась в предвкушении.
Она взяла его за руку и повела на угол площади, а оттуда в узкий переулок, существования которого даже не замечала раньше.
– А ты уверена, что хочешь? – спросил Рандур.
– Да. – Его неожиданная робость рассмешила ее.
– Ты ведь никогда раньше ничего такого… гм… не делала, да?
– Что бы я ни сказала сейчас, какая разница? – ответила она, и этот ответ его, похоже, удовлетворил.
– Может, хотя бы найдем местечко поудобнее?
– Я всю свою жизнь провела в очень удобных местах, – сказала она и, стянув с него рубашку, бросила ее на землю.
Рандур развернул Эйр так, чтобы оказаться у нее за спиной: поза как в одном из их танцев, только шиворот-навыворот. Очень нежно он провел ее через последовательность движений, которые показались ей такими естественными, ведь он ничего не усложнял; его небритый подбородок шершаво коснулся ее плеча, ладонь скользнула по ее животу, спустилась ниже. Она даже застонала от счастья, когда его рука наконец оказалась у нее между ногами.
Чувство времени полностью покинуло ее, когда она потерялась в ритме самых примитивных движений… не вернулось оно и после, когда Рандур прислонился к стене, а Эйр повернулась к нему лицом, головой зарывшись ему в шею, в темноте и тишине, где не было ничего, кроме биения ее сердца.
