Столкновение миров случилось, конечно, не столь глобальное, как ожидалось… Когда уже почти что все бесконечные работы у новых квартировладельцев закончились (насколько они могут закончиться), к ним снизошёл самолично сам Вовка.

Сначала кто-то очень долго звонил в их десятислойную двухсполовинойметровую супердверь (что я даже обратил внимание, несмотря на философский настрой насчёт работ и прочего), потом ему, видимо, открыли, и вскоре я с удивлением различил в общем гомоне дня неприкрытый глас Вовки, резкий и неприятный, режущий слух – причём непривычно близко!..

Я заглянул в глазок…

Был бы я другого рода сочинителем, который собственно сочиняет, а не едва поспевает зарисовывать окружающую кутерьму, я бы, конечно, насочинил, что Вовка оказался центром заговора по освобождению Москвы от… Что его подручные, распространённые не только в ближайших окрестностях, но даже и… выкрали с Лубянки частицу черепа Гитлера, частицу тела Ленина, выкопали частицу Сталина… и собрались… Даже дух захватывает, слов даже нет!.. Но это мы оставим Лукьяненко и прочим зорким дозорным, им тоже ведь на что-то в дорогой столице надо существовать… А в реалистичном очерке мне, естественно, не преминут попенять, что «заглянул в глазок» звучит некрасиво, и даже само упоминание фюрера, наркома и генералиссимуса (а также всё про Орду и фестиваль «Мамаево нашествие») уже посоветовано вычеркнуть! Но я, пытающийся не только не из ноутбука высасывать, но и не в него вбивать, а по возможности в более архаичную матрицу – в сознание читателя, скажу тогда так: Вовка был удивительно похож на императора Тиберия – не настоящего, конечно, известного по бюсту, а кинематографического, исполненного Питером О'Тулом в фильме «Калигула»!

В проёме двери появился – что называется, во весь рост! – глава семейства, что называется, хозяин – не только квартир, но и вообще: самой отъявленной наружности двухметровый кавказский амбал – конечно, блестяще-лысый, с подтяжками и пупком, с волосами и наколками на руках… – но не будем потакать попсовой игре в киноассоциации. Замечу также, что ничуть не преувеличиваю заради чисто художественного контраста. Он внимательно и как бы добродушно смотрел перед собой вниз. Перед ним на своих искуроченных ножках, опираясь на бадик, вихлялся Вовка – сам Вовка – с благороднейшим профилем, извините, О'Тула, Берроуза или Буковски.

Начало диалога я то ли не понял, то ли прослушал, но кажется, что Вовка гнусаво выпалил: «Пыль летит!», имея в виду пятидневное уже, наверное, обтачивание металлической коробки двери, которое, как я понял, вроде бы как раз в целом закончилось.

Хозяин квартиры тоже сделал усилие что-то понять, что-то ответить.

– Как где?!. – заорал Вовка так, что я даже вздрогнул. Голос очень мерзкий, теперь даже что-то понятно…

Хозяин опять ответил чем-то невнятным, и едва не улыбаясь, хотел было закрыть свою сверхпрочную дверь.

– Ты выдь сюда! – опять заорал с хрипом и брызгами изо рта Вовка, как бы сорвавшись в истерику (а то и в припадок) – весь задрожав, показывая корявым трясущимся пальцем на место перед собой. Не могу сказать точно, добавил ли он в концовку приличное ситуации русское словцо, но ощущение было такое, что добавил.

Не успел ошарашенный добропорядочный… Шрек сделать хоть какое-то неуверенное движение («Сморчок какой-то дряхлый, да ещё полоумный!..» – мультяшные супергерои, и мы допустим, и мыслить умеют), как Вовка его упредил, сразу бросившись на абордаж:

– А то я щас ребят приглашу! Сразу узнаешь! – и с силой ткнул палкой пред собой в указанное место.

Я чуть не гыкнул в голос за тонкой жестянкой своей двери. Ребята тут понятно какие! И абордажный топорик с длинной ручкой! И само это «ребят приглашу» из 90-х, или отчасти даже из более ранних позднесоветстких – как потрясающе! Какой напор! Какой типаж!

Хозяин осторожно ступил за порог, стараясь не задеть Вовку… Но Вовка снова не ждал: наяривая палкой по всему вокруг (в том числе и по двери), весь корюзлый до невозможности, передёргивающийся и трясущийся, он разворачивался как трактор, самопоглощённо, доблестно-нобелически ухмыляясь.

– На второй этаж!.. туда смотри!.. – прогнусавил он в шнобель, указывая прыгающим бадиком на лестничный пролёт, – пыль летит!.. пыль!..

Я думал, он сейчас вцепится зубами в руку или в ногу бедного амбала-кавказца.

– Мы уже почти закончили… – почти совсем без акцента проговорил тот.

– У меня там ре-бёнок! – с отчаяньем и злобой выкрикнул Вовка, и тут же, совсем отвернувшись-развернувшись, словно плюнув обидчику под ноги, стал раскоординированно, как осьминог какой, карабкаться по лестнице вверх.

Вот уж Вовка, так Вовка! Матёрый волк, матёрый человечище!

– Развелось тут! Это иго какое-то! – проборматывал он, остановившись отдышаться, уже на своей лестничной площадке, не обращая внимания, ушёл мужик или не ушёл (а он ушёл, тихо притворив тяжёлую дверь). Может быть, я не расслышал, может быть, он Игоря поминал или ещё что, но послышалось мне именно это слово, оно казалось в устах загадочного гуру самым уместным.

Собственно, подумалось мне, я, наверно, его мнение и выражаю… И таких, как он, или пока не совсем.

Тиберий-Вовка уже давным-давно достиг просветления, его пространство-время ограничено квартирой и подъездом, вряд ли он помнит и вообще знает слово «имперский»… Но и он не молчит, правдами-неправдами даёт понять – хотя бы в обычном, человеческом соотношении – что у него больше правды должно быть, потому что он тут дольше живёт.

Я, допустим, иногда пока ещё пытаюсь выходить в свет (выезжать в центр), думая, что там может быть что-то хорошее и полезное… хотя всё реже… хотя всё больше, как сбежавший и вернувшийся кот, понимаю, что нет…

Но иногда всё же спольстишься, подумаешь: хороший фильм посмотреть задёшево в кинотеатре «Художественный» – хоть каких бы положительных впечатлений…

Едем туда с Анютинкой, не сказать несёмся, но как всегда опаздываем… И в самом центре города, где все несутся и толкаются (мы к этому привыкли, хотя это крайне неестественно), я наступаю на задник пятки расплющенного протектора кроссовки какому-то молодому мачо – оказывается, хачу… Вокруг все оборачиваются – наверно, на знакомый язык – наверно, помочь москвичу… Я тихо извиняюсь и больше слушать не хочу… Хватаю Аню за руку и в подворотню лечу…

«Нэ расслышал…» – говорю, отдышавшись.

Идём обратно – уже неспешно… Я под ноги гляжу, по сторонам гляжу и даже Аню немного тормошу и торможу… И тут прямо перед нами в предбаннике «Арбатской» вытискиваются наперёд два хачика опять же, лет по 17—18… Я даже слышу обрывок их разговора и чую мерзкий запах анаши: «Я тэпэр как Билан!» – на пике эмоций провозглашает один, имитируя характерное передёргивание плечами, памятное ещё по Джексону. – «А я – как Таркан!» – и, приплясывая и напевая, понеслись.

Я всё стараюсь в них не врезаться (кривляются на ходу взад-вперёд, в пьяно-уродливом подобии «лунной походки»), а Аня не сбавляет темп… Они не то что перемахнуть через турникет, они решаются с разбегу, подпрыгнув, ударить в подвешенные прямоугольники – стеклянные и с лампами внутри, пережиток застоя – с надписями названий станций!.. Конечно, до Бумера иль Супермена недоросли сии ещё не доросли, но пальцами достать, раскачав тяжеленные плафоны, получается… и скакануть бесплатно, что-то ещё заорав в ответ свистящей бабке…

Случаи вроде бы проходные… Я в принципе не поборник поведения «стоять по струнке», и за «свистать всех наверх!» мне тоже никто не заплатит… Но впечатления от похода в кино, на выставку, в музей, на литературный вечер как всегда испорчены.

Ну и чтобы не прослыть совсем уж созерцателем и бегателем, эстетом и недокосмополитом, по просьбам, скажем так, во всём находчивых читателей и зрителей, другой такой же эпизод.

В незнакомом районе что-то искали, какую-то оптику (покамест не ту), забрели вечером в окраины…

Откуда ни возьмись подлетает опять хачик:

– Здорово! – и протягивает быстро руку.

Не жму, напротив – отклоняюсь. А с ним второй.

Вопрос про какую-то улицу, я бросаю «не знаю» и сразу в сторону: политесы разводить всё же есть предел.

– А руку западло пожать?! – и подскакивает. Билан Биланом! Второй ещё поздоровей.

– Что?! – я разворачиваюсь, как будто бы меня плечом задели.

Теперь Аня меня хватает и быстро от греха уводит…

Нам нравится многое кавказское, когда оно в органичных для себя условиях – кухня у них отличная, вино, многие обычаи, танцы, то же гостеприимство… Но тут всё шиворот-навыворот. Мы, однако, вдвоём с Аней, да втроём с котом, почти что на каждый Новый год не можем удержаться от небольшой постмодернистски-ностальгической, альтернативной телевизионной шоу-программы под сборник «Адлер-Сочи-2007». Начинается лирически: «Не беги, не кричи, / Знай, что смотрит на на-а-ас / Сердцем горных верши-и-ин / Седовласый Кавказ!..», дальше лезгинку шарашим: «Пусть наши горы не знают позора, / Выпьем за наш Кавказ!» (наш, а чей же ещё?..), со всякими выкриками типа «Салам тэбэ, Кавказ!», «Вах!», «Хээйй!» или даже «Ххышч!» – под выстрелы хлопушек (с конфетти и серпантином, маленьких – выискиваем как в советские времена такие были) – соседи, наверное, думают, что и за стенкой, как и кругом, они… И далее: «Я несу тебе цветы, / Неужели это ты?..» (носорогами на сцене отдаёт несколько, но природная всё ж поэзия, не головная, не уголовная, а если ещё на английский перевести, так и хит приличный получится), и даже припев выучили: «Адлер-Сочи мез амар, гайфер канен ганхамар!» и т. д.

Да что далеко ходить: метров триста пройти – за забором вагончик, из-за забора то же самое раздаётся по пятницам и выходным, с гиками и плясками, бараниной палёной-жареной прёт, как в бронзовом веке!

Были как-то в музее Достоевского на Божедомке. Ну что бы здесь, казалось!.. Пьяненький дедок-соотечественник душевно запустил, тётки седые походили за следом по залам, косясь, словно шпионя, кабы чего не стырили. В общем, как обычно… Затем мы вышли, обошли дом сбоку… там какой-то ещё вход иль флигелёк… Но оттуда нас невежливо послали… гастарбайтеры!.. Там слышался галдёж, заделано всё было какими-то одеялами и воняло бомжатиной… Когда мы отошли подальше, то издалека увидели, что на верхних этажах окна также заделаны всякой дрянью, и там целое гнездовье «друзей»! А музей – на первом этаже…

Шикарную станцию отгрохали в честь ФМ, действительно в Москве такого не хватало, а вот на выкуп всего мемориального дома писателя денег, видимо, не хватило. Как «Достоевская» красуется на одном конце салатовой, недавно выросшей, ветки, так на другом конце есть «Шипиловская» (будущ. «Шепелёвская») … – невольно улыбаешься и не знаешь, уместны ли сейчас такие шутки… Или такие: «Гагаринская» – поехали!.. «Гадаринская» – выходим!..

Как ещё названия станций, улиц и переулков в центре столицы не поменяют на более понятные. «Марьина роща», «Зябликово», «Трубная», «Люблино», «Братиславская», «Марьино», «Сретенский бульвар», «Волжская» – это только по этой ветке. Я думал, все эти Сивцевы вражки, Солянки, Кривоколенные-Строченовские и прочие «варваризмы» ещё в 90-е годы спешно сменят на англицизмы. А теперь уже иное: «Москвичей обучат языкам мигрантов», – сообщает газета «Известия»! Как арт-проект это, может, и неплохо, когда организаторам делать нечего, а денежки капают – это было где-то в ЦДХ или Музеоне, мы там как раз проходили мимо, но тогда особого внимания не обратили: мало ли, тут и в Артплее восхищаются бомжовско-гастерскими инсталляциями, доставшими под окнами… Но показали по ТВ, потом «Известия» и перепечатки: «По замыслу инициаторов проекта изучение языка мигрантов способствует большей толерантности…» – явно нечто вроде пробного шара получилось. А по другому каналу тут же: «В подвале музея Достоевского в Петербурге, оказалось, живут гастарбайтеры…» Сорокин предрекал китайский язык, но что-то высоко хватил.

Были и в подмосковных городах и весях юго-востока области, где я по редакторской тогдашней работе постоянно кочевал, те же представители тех же среднеазиатских республик, и довольно изрядно, но столица превзошла все ожидания… И чего уж точно там не было, так это чёрнищего, рослого афроамериканца, примостившегося у гаражей, как раз при косой дорожке от мусорки, где был обретён кот… Я, проходя и отвернувшись, подумал, что он закончил своё дело и убирает своё добро в штаны, а он, оказывается, наоборот – выказывал проходящим юным дамам!.. или не дамам… Было бы у меня кого позвать, мы б его враз воспитали! Вовк!..

Хотя эти зелёные отгородки с ржавыми конейнерами, понатыканные чуть не у каждого дома, ставшие неотъемлемой частью пейзажа любого спального района и тоже входящие в основное ведение трудовых мигрантов (на больших объектах они постоянно пасутся, иногда просто отдыхая-покуривая), завсегда используются русскими как объекты двойного назначения: то есть ещё и как туалет. Сюда без всякого раздумья, отделившись от потока идущих по тропинке, спешит любой подвыпивший мужик, любой молодой парень, а также залётный пьяный туземец, а то и целая их ватага… Что называется «по умолчанью»: туалетов-то в России ёк везде, а если есть, то платно-дорогие иль для отмазки от начальства бутафорские! Девушек, конечно, куда как реже можно встретить… Хотя сейчас все опростились до предела: сколько раз посредине улицы прямо, и людной – на площади у магазина – какая-нибудь дородная матрона или бабка уж, приподняв подол, садится!.. А приложиться к углу дома, присесть там – дело молодое, скорое, один раз даже сексом под многострадальным окошком занимались – причём зимой, в двадцатиградусный мороз!

От советского воспитания к этому как-то трудно попривыкнуть… Или вот когда тот же чернокожий, никак уж им сейчас не удивишь, резко выскакивает откуда-нибудь из-за угла в метро… так инстинктивно и дёрнешься, увидав на месте лица и головы нечто чёрное! Такое всё же не для наших глаз – для нас это уже чёрт какой-то, «чёрный мурин», «ефиоп смрадный», «чёрный человек» есенинский! Так же порой физически бьёт по восприятию и мельтешение – а то и свистопляска наатуральная! – не в меру закопчённых иммигрантов, их жучно-чёрных бошек, чёрно-красных глаз, блестящих золочёными коронками зубьев, спортивных или отвратно-джинсовых обтягивающих коротких шкер и женских панталон и юбок с мегастразами!

Мало того, что все «кочевники-завоеватели» и «агаряне-аграрии» призывного возраста сюда переселились, так они ещё и все семейства сюда перетащили – присмотритесь! Вот толстые пожилые дамы, укутав голову-лицо платками, сидят в вагоне, перекрикивая шум метро, блистая бронзой усатых ртов… Вот леди-карапуз беременная мчится… Вот бабка какая-то волочится дряхлая с внучком за ручку – как на базар в Бишкеке… Что им-то тут делать? – какие работы они могут выполнять?!.. Вот толстозадые чёрнобрючные бабищи семенят от метро, не прекращая в трубку голосить по-своему, припадая на каблуках то на один бок, то на другой, держась по центру дорожки-тротуара, а для верности, как шлагбаум, выставив ещё и сигаретину в небрежно наманикюренных пальцах – и сколько их таких вокруг – десятки, сотни! – пока идёшь, сто раз запнёшься, плюнешь про себя – ей-богу, никак не обойти!

Сколько раз, поднимаясь из подземки, наблюдал я эти непомерно участившиеся, простые и горячие, простите за сравнение, братания на Эльбе! Выходит стайка нелегалов (ну, или легалов, разницы нет), таща по двое мешки с луком, с красным перцем и другим… Их принимают, обнимая, похлопывая по кожаным курчонкам, тутошные, обжитые… Вот наши бы куда-нибудь приехали, например, в Москву, аж целым скопом, и там тебя б радушно встретили друзья и родственники, обнимая и целуя!.. Абсурд!

«Скоро вса Масква наша будэт!..» – восклицают они радостно – по-русски! – ей-богу, слышали такое! – волоча мешки и сумки, перекрыв дорогу запинающимся, как в пробке, мне и Ане… Далее идём по дворикам, где на каждой из детских площадок (мизерных, словно для грудных, выстроенных тоже для проформы на ходу, средь тесных нищих закоулков, огороженных кладбищенскими оградками…) из дюжины резвящихся ребят десяток черноголовых… И по паре жующих что-то бронзозубых бабок в шалях…

Вы говорите: «ксенофобия», «национализм» даже и прочая «нетолерантность»! Посмотрим в старом словаре: «1) мед. навязчивый страх перед незнакомыми лицами; 2) ненависть, нелюбовь, нетерпение, неприязнь к кому– или чему-л. чужому, незнакомому, непривычному». И в новом: «страх или ненависть к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному; восприятие чужого как непонятного, непостижимого, и поэтому опасного и враждебного. Воздвигнутая в ранг мировоззрения, может стать причиной вражды по принципу национального, религиозного или социального деления людей». Ксенофобия, читаем дальше, имеет в своей основе и биологические (защитные) механизмы (ещё и исторические, добавим мы: «наших друзей», негаданно нагрянувших, не зря именовали на Руси не иначе как погаными). И дальше небольшой, но исчерпывающий подпункт «Ксенофобия в России»: «Руководитель центра по изучению ксенофобии Института социологии РАН отметил, что социальное неблагополучие играет существенную роль в формировании ксенофобии, по его мнению, этим обусловлен тот факт, что лишь предприниматели продемонстрировали существенно меньший уровень недоброжелательности к мигрантам другой национальности». Обсмеяться! Переселить бы таких руководителей и исследователей в пятиэтажки в спальных трущобах, желательно в Бирюлёво!

Ненависти и навязчивости тут, наверно, не должно быть, да их у русских, слава богу, практически и нет. Я разделяю мнение, что россиянином или русским даже (как до революции не было графы «национальность» – писали: православный) может стать любой приезжий, если он любит нашу страну, язык (а лучше бы, конечно, и веру принять), делает что-то полезное, язык учит… если его дети «Руслана и Людмилу» читают в школе, а дома наизусть шпарят, то что ж в том плохого – willkommen!.. Но никакой интеграцией пока и не пахнет. Масквабад – это не стольный град Москов. И это вообще-то другой народ, другая раса, другой язык, другая культура, иная вера, совсем неблизкие и чуждые, которые в нашу повседневность вторгаются никак уж не политкорректно агрессивно и массово. Где в этих схемах бдительность граждан (пусть даже антитеррористическая), самоидентичность и т. п.? Почему мне должно нравиться жить в Бишкеке, когда я всю жизнь стремился переехать в Москву?

Во времена Союза ССР было совсем другое. Приезжали, и немало, в столицу нео-империи представители братских народов (уничижительно «братья меньшие») – расхаживали в своих халатах, калпаках и тюбетейках (и сейчас таких нацменов-щёголей полно, но больше полюбились им упомянутые намакушечные шапки да почему-то бейсболки «FBI»!), на всё глазели, выступали, учились, на рынках торговали и проживали даже – но они отлично понимали, куда приехали, и наши понимали; и приезжали, как правило, самые лучшие и проворные, чтоб что-то хорошее, какие-то достижения (sic! а то!) показать… ВДНХ – не шашлык за 900 р. сто граммов впаривать, а Выставка (ну, это ладно) Достижений (знаете, что это такое?) Народного (не какого-то там!) Хозяйства (не рынка, территории или бухгалтерии)! Фасад-оплот 1/6 земли! Что нынче восстанавливать? – кенотаф один со шпилем и знакомыми буквицами!.. Они хвалились и гордились (хотя второе уж, в нашем цивил-представленьи, несколько чрезмерно, но в империи прощается) именно своей национальностью, своей культурой… Были тут и колорит, и достоинство, и порядок, и дружба, да и вообще – невиданное многонациональное государство… А нынче… Глобализация построила артель, и на асфальте – очередная ярмарка китайского мёда на ВВЦ?.. – мёртвая пчела!.. Мистический Вовка всё помнит, магический Вовка всё знает!..

Как ни крути, Россия для них более высшая цивилизация, и нечего тут себя так вести! Хотя жлобства, как уж было отмечено, и у наших хоть отбавляй. Ане довелось попасть на конгресс преподавателей в Пекине и Шанхае – так там наши бабы-учтиля (вроде бы высшее образование, русский и литература, формально не самая заскорузлая часть населения) вели себя отвратительно, пытаясь выказать своё превосходство над «низшей культурой»: на всё фыркали, воротили нос, требовали вилки и ножи (а то и макароны по-флотски и растворимый кофе!), пренебрежительно ковыряли ими в утончённых яствах!..

Как сказал другой какой-то социолог, более рассудительный и близкий к реальности, ксенофобия, если она не болезненно утрированная, – нормальное, здоровое чувство, чувство причастности своей культуре и цивилизации. Да иначе как жить – сдать Сталинград за шоколад, переименовать его в Шикльгрубербург иль в Самарканд?..

Дальше, как ни странно, дискуссия в стиле «Вовк» продолжилась. Новейшей сенсацией стало появление в рядах вовок… женского персонажа! Мы так и прилипли к окну, а после к глазку…

Слегка привовкнув вместе со старейшинами (с Игорем и Базилио), и над чем-то смеясь (мне показалось, что цитировалось нечто кощунственное: «Леопольд, выходи! Выходи, подлый трус!»), она под руку с ними вошла на площадку для дискуссий… Не Жанна Д’Арк – типично местная-дворовая, неряшливо обеленная, курносенькая… показалось, пьяная и, кажется, беременная…

Как на зло, я как раз должен был по телефону отвечать, а потом надо было срочно два дня назад купленные кабачки обработать для жарки.

– …вши… – слышу я самый разгар дискуссии.

– Я знаю, что такое вши, – заявила она твёрдо. Голос вроде не пропитой, на вид ей и тридцати нет.

Вовка что-то прорычал, что типа кусают, наверное. Аня, которая недавно тоже его лицезрела, сказала (это уже не авторская киноотсылка), что он похож на друида из «Астерикса и Обеликса», не Панорамикса, а другого – старого, корюзлого, но вроде бы не злого, живущего в дольмене или в земляной норе, личина коего до крайности замшелая, а нос покрыт грибами.

– Вы бы, дядь Володь, бросали бы лучше пить.

Впервые такое слышу! Это, видимо, почище Леопольда: повисает долгая пауза, нарушаемая только горлодерущим прокашливанием, как на подступе к вовканью, в непревзойдённом исполнении Игоря.

Девица, однако, вскоре нашлась, тут же оживилась, начав про более насущное:

– А вот в парке-то, дядь Володь, где я живу напротив, озеро там было и на нём на лодочках катались… сейчас там никаких лодочек, да и от озера одна колдобень осталась!..

(Насколько я могу судить, этому уж лет пятнадцать минуло. Только на щите со схемой парка, недавно как раз обратили на него внимание, по-прежнему красуется: «Лодочный причал», «Прокат лодок» и даже сами лодки дюжиной жёлтеньких лунок!)

Потом про ожидающее гостью материнство пошло, всё более расхристано.

– Точно сказать не могу, а вообще к 29-му числу хочу подгадать: у меня у сеструхи днюха. А сеструха родилась в день войны…

– 22 июня, – хором прохрипели Вовка и Игорь. (Участники ежегодных телеопросов прохожих в центре Москвы запомнили покамест одну дату – 9 мая.)

Тут же Вовка зарычал про какой-то ледокол, а Игорь вроде бы ему подрыкнул. Я не сразу понял, что это было упоминание известнейшей в начале 90-х книги В. Суворова «Ледокол» о начале Великой Отечественной!..

Не увидев логики в хронологиях и темах, я потерял интерес к разговору и как раз был вынужден отлипнуть от двери; какое-то время наблюдала, вернее, слушала, тоже отвлекаясь на жарку кабачков, Аня. Когда я спросил её, что пропустил, она ответила цитатой из своего любимого Гоголя:

«– Подымите мне веки: не вижу! – сказал подземным голосом Вий – и всё сонмище кинулось подымать ему веки».

В завершение четырёхчасового банкета упоминался Сталин, Куликово поле и, кажется, князь Игорь (причём здесь он?..), оралось «Они тут как у себя дома!», исковеркано-пренебрежительно изображалось «Ахалай-махалай!» и прочее тому подобное (ничего не выдумываю!), а в самое завершение оралось – иногда прямо шаляпинским голосищем! – «Горько!». Воистину не так уж и сладко.

Сотни лет страдали от их набегов, спать спокойно ни князь, ни батрак не ложился… Бесчинства они творили страшные: всё выжигали, всех вырезали, в полон уводили… Русь свою обороняли десятки лет, какие были сечи, какие их герои, сейчас и представить трудно – как это друг дружку, живых людей, рубить мечом иль топором – крайне нетолерантно и неполиткорректно! – это вам не реконструкция, не игрушка на планшете! – но даже самая большая победа, наверно, никогда не была полной: всегда опасались, как бы где опять в безбрежной степи от небрежной, не дотлевшей искорки не разгорелось огненное пламя воинственной азиатской кочевой похоти и ветер не перебросил его на нас!.. Ну а куда ещё?!

Теперь же, под прикрытием овечьей шкуры (толеранса, заботливости, финансов) полчища их, как в былые стародавние времена, просочились на русскую (ну а как её ещё назвать – французскую, финскую?!.) землю, в наши открытые всем ветрам города… Поистине ход троянским конём. Результаты битвы континентов (про которую и так не часто говорят в школе и вообще) под сурдиночку пересматриваются. Кто-то зажмуряет очи что есть мочи, причитая с улыбкой «Давайте жить дружно!», кому-то уже их зажмурять невмоготу…

Пусть учёные, по указке или сами, скажут, что параллели тут неуместны (у них даже сами термины монголо-татары и их иго, оказывается, полтыщи лет пробытовали некорректно!), и век, и человек вообще не те… достаточно разлепить веки – восстань, о, Вовче! – и виждь и внемли – иди и смотри!

Бетонные коробки, серо-блочные, все эти прямые углы, да ещё оградками отгороженные… Всё затянуто в серый асфальт, полосатыми бордюрчиками-шлагбаумами оторочено, по краям грязища и мусор, в отгородках для деревьев, если таковые есть, тоже вечный бардак, вечная уборка, оранжевые жилетки со своими причиндалами понатыканы… И всё кругом заставлено машинами – нехилого размера – дворы, подъезды к ним, даже обочины проезжей части самых что ни на есть нецентральных улиц!.. Я не был за границей, но мне рассказывали, показывали фото, я видел по ТВ…

И сами мы ведём себя как те же русские князья, друг другу братья и родичи, но каждый сам за себя. Хотя именно Москва, эта непонятная глинистая земля, якобы так и названная: «топкая, болотистая, мокрая (река)» – здесь Питеру ещё один привет от тех же безбородых учёных! – их всех объединила…