1.

Прошёл год, прошло два года, три… И вот я стою посредине комнаты, смотря то в одно окно, то в другое, созерцая – несмотря на такую дискретность картины, да плюс ещё от решёток – побелевшее пространство двора, бело-тусклый, словно бы чуть теплящийся световой день, оживлённый лёгкими (или всё же тяжёлыми?..) хлопьями снега… Так и хочется сказать: кругом ни души… В моём поле зрения, однако же, находится не менее дюжины – ей-богу, не преувеличиваю! – оранжевых безрукавок. Кто-то из них чистит снег, кто-то сидит на оградочке – курит, что-то орёт и щерится, некоторые, то хватая с земли лопаты и мётлы, то опять их кидая, постоянно мельтешат и гомозятся… Почти как у Брейгеля-старшего зимняя картина, у младшего, кажется, куда больше оранжевых тужурок… Вот подходят ещё двое, спрашивают закурить… Четырнадцать! А вот и наш друг!.. Пятнадцать! Расскажи кому, не поверят.

И такой «парад планет» (из 9—10 мелкооптовых азиатских персон) можно наблюдать, если не работать и сидеть дома, едва ли не ежедневно. Как перезвон курантов и развод караула – тут вовки, тут морковки…

Феноменов множество, все они один одного чище, без всякой даже литературной шлифовки или штукатурки, и большой отваги требует даже взяться за перо с намерением зарисовать с натуры и по памяти главные из них. Тем более куда как неприняты и неприятны в наши дни анализы, идеи, выводы и проч. Постараюсь попроще и покороче.

Надо ли уведомлять, что у культа «Вовк!» появились ещё два адепта (!) – впрочем, такие же бесцветные, как и молодой в шапочке, и пока что можно сказать, что залётные, хотя эпизодические их проявления, судя по большим периодам наблюдения (месяца по два), всё же повторяются… Сам алкоголический гуру, не включая музыки, иногда продолжает так же размеренно, и так же не без чувства повторять: «Ду-ра! Ду-ра!» – и довольно долго: ему никто не отвечает, и вокруг него, согласно нашим данным, нет никакого признака женского вокала или вообще начала. Кроме адептов-вовок к нему никто не ходит, сам он не выходит – чем он вообще живёт, например, питается?!. Инвалид ведь, как тут без присмотра. Тот же газ один чего стоит – после взрыва в Бронницах и таким вопросом задашься.

Редкий-редкий раз в руках вовкающего, обычно старшого, появляется пластиковый мешок из магазина «Билла», и то понятно, что почти пустой. Боевой клич «Вовк!» в его исполнении доходит порой до нездоровой брутальной утрированности, экспрессии и отрывочности. Как кобель какой гигантоманский, затормозив свой гон под форточкой, грубейшим образом нагавкнул!

Серьёзнейшие подвижки в изучении наречия вовк произошли, когда был получен большой связный фрагмент их речи, произнесённый в контексте, то есть его нетрудно было сопоставить с тем, что он обозначает. Как-то я вышел из подъезда и сразу подкатил Игорь, без лишних предисловий, но умеренным тоном спросив что-то типа «Мелочью (не) выручишь». Все три слова были произнесены с большими шумами и почитай без окончаний, но по законам языка всё равно понятно. В другой раз ко мне на светофоре на перекрёстке обратился уже Базилио: он был более интеллигентен и жалобен, напоминая просящего подаяние Кису Воробьянинова, его обращение начиналось с «извините». Я ответил «нет», для верности ударив рукой по карманам брюк. При этом в правом кармане предательски зазвенело. Мне было жаль оживившегося было «Вовку» и я даже удостоверил его, вытащив из кармана ключи.

В квартире у нас тоже деньги не лежат, поэтому когда с тою же докукой они адресовались у подъезда к нам вдвоём, кажется, никогда не удовлетворялись. С Аней же, которая несколько раз, то специально, то неспециально (в ящик за почтой) подымалась на площадку второго этажа, основной служитель культа вовк начал здороваться. Пару раз она распекала их за едва ли не часовое курение на площадке или за то, что там настолько воняет корвалолом или блевотиной, что и у нас дома невозможно находиться. Игорь, видимо, её запомнил. Как-то раз он даже спросил у неё спички, назвав дочкой!

С одной стороны всё-это вовканье уже порядком поднадоело. Но с другой оно всё же в разы лучше явлений гастарбайтерских – рабочих и праздных, иногда всё же, несмотря на всю лиричность комедии, поднимает настроение. Да и чем оговорить: не произноси пары слов на улице, не ходи к своему старому одинокому другу и не кури на лестничной клетке?! (К слову, там висит на специальном щите длинное объявление: не то что прямо и категорично, как раньше «Курить запрещено», но нечто современно-смехотворное (жалко, что не стихотворное!), вроде «Дорогие жильцы и гости подъезда! Будьте внимательны и толерантны, уважайте права ваших некурящих соседей!», посему все как-то усиленно курят – то молодёжь непонятная часами топчется, то солидный дядя, едва шагнув из своей двери, сразу закуривает.) Зависания в подъезде, особенно в осенне-зимний период, участились до неприличия. Зато теперь можно слушать и частью понимать, о чём толкуют вовки.

Вокал Игоря просто очень алкашовско-хриплый, он говорит по слогам и проглатывая окончания, иногда и предлоги и прочие частицы – нечто вроде пения Кобейна или стиля телеграммы. Человек настолько очерствел от непрерывных возлияний, что ему трудно и говорить. Сам подаёт голос очень редко, фразы его весомы, если не сказать, чеканны, и конечно, тут уж совсем ничего не понятно. Иногда он смеётся – коротким сказочно-троллевским смешком. Как представишь Вовку, так и жутковато, а с другой стороны сквозит тут и некая бесшабашность. Так и подумаешь: зачем они к нему ходят – ведь выпить можно и на улице – чему же он их учит?.. Базилио подражает старшим, но его сбивает с брутальности врождённая интеллигентность, посему все его фразы как-то служебны и незначащи, он явно просто ассистент какой-то. Молодой своим бесцветным говорком и несёт какую-то молодёжную дрянь – всё понятно, никаких энигматических пассажей и пассов, но и слушать не хочется: «Сёдня наши проиграли… то есть выиграли… команда эта… т… как её?… то… „Тесла“, что ли… ну, называется… на „тэ“, короче… с этими играли… прикинь, выиграли!» – «Торпедо!» – рявкает Игорь, как ни странно, всё в один слог – если бы не контекст, ни за что бы не понять. «Тосла!» – мерзковато рявкает и Вовка, завершая спор (оказывается, есть такая команда).

Бывает, в хорошую погоду они трутся прямо под окнами, стоят по стеночке (чтоб их не видели из окна), глотают портвейн и выхрипывают, постоянно куря, – пока совсем не становится невыносимо от их хрипа и дыма и Аня на них не гаркнет. Тут же доглатывают и выбрасывают в клёны под окном пару бутылок «777».

Порой нарастает искушение познакомиться с Вовкой (а тем более легко с его присными), побеседовать с ним, с ними, снять про них вполне монументальный документальный фильм… Тут никакой «Жар нежных» беспонтовый и Германика с её «Девочками» и рядом не валялись!.. Не надо никуда вторгаться, баламутить чужеродную среду хоть и маленькой камерой, выставлять, заставляя замереть саму жизнь, треножничек с лампочкой… Можно так вести съёмку, что они и не заметят. Оплатив, конечно, всё их драгоценное потраченное время в приемлемой для них валюте – литровками, четвертинками, аптечными пузырьками, флакончиками корвалола…

Но однако, понятно, что тогда никаких гонораров от наших скудных средств не напасёшься! Я с подобными личностями имел дело. Так, например, в Бронницах, на первой ещё квартире, жил над нами один тихий алкашик, молодой, вроде третьего вовки, я ему из солидарности сразу то сто рублей выдавал, то двести и отдавать не велел – лишь бы не учащал визиты… Но потом он перестал заходить, я всё удивлялся, а через год узнал только, что его рядом с домом сшибло насмерть машиной.

В Бронницах я тогда работал, мне 15 тыщ на жисть хватало… Потом не работал… Тут как раз и в Москву стал вострить лыжи: ну, уж в Москве-то, думал я, оно уж не так! Наивно думал, да и время прошло: на глазах всё изменилось к худшему. Если сам тут не живёшь, не вот и поймёшь. Да и везде про это чок-молчок, особо не расписано (разве что по блогам я блох не ловлю из пренебрежения!..), никому не до этого… да и не до чего вообще – в том-то социологическая, психологическая, и, не побоюсь этого слова, антропологическая новизна ситуации. По сути, это философия такая, как бы спонтанная, но уже давно воплощённая в действительность.

За основу всего принята текучка. Отдельный человек ничего не значит. А для себя, атомарного (вроде как отдельного ото всего и всех) индивидуума, имеет значение лишь он сам. Он как можно быстрей задраивает железнейшую дверь в квартиру, а в ней деревянную – в свою индивидуально отгороженную ячейку. (У мамы телевизор, у дочки за стенкой – комп. Пересечение параллельных реальностей – разве что на кухне: наложить на тарелочку и с ней быстрей – к себе. Типичная московская полная семья…) Не только не знаешь тех, кто на одной улице с тобой живёт, в одном доме, подъезде, соседей своих почти никто не знает, ни в лицо, ни тем более, по фамилии и имени-отчеству. Утром на работу, вечером с работы, ну, может, погулять с собакой, ящик пощёлкать или компостер потыкать и спать. Всё как будто расписано до мелочей. (Теперь понятно, почему разработали для командировочных в буквальном смысле бокс, где можно чуть не сутки проводить на полке, вроде плацкартной, лежать с ноутбуком или прикорнуть под снотворным: вай-фай есть – а что ещё не надо! Граф Дракула в гробу, человек в футляре и гастарбайтеры в вагончике – посапывая, отдыхают!..) Единственное, что можешь сделать – основное взаимодействие с внешней средой – в магазин сходить, но он обезличен до неприличия: покамест не автомат и робот, но нечто более дешёвое…

По такой жизни, понятное дело, Нелегальное Собрание Подпольного Кружка Коренных Московских Полулегалов, Магистерского Ордена «ВОВК» никто даже не замечает! Если величайшая в истории война – ВОВ!.. – и пронеслась мимо со свистом, типа wow! какое-то… то какие уж тут вовки и гастарбайтеры с тачками и мётлами…

Вот, если угодно, небольшая нарезка из нашего несостоявшегося цикла «Кинопилорама».

Мало того, что из-за перенаселения наш подъезд представляет собой проходной двор и напоминает теремок из детского мультика… Раньше дворник, читаешь классику, всех проживающих в своём владении знал наперечёт, кто дома, кто вышел или уехал, у него справлялись, а появится кто-то сумнительный, он мог, или даже был обязан, доложить в участок…

Машины под окном, несмотря на то, что зима в первый год нашего житья, как уж упоминалось, походила на дождливый сентябрь, чуть не ежедневно оставлялись на всю ночь с чем-то включённым внутри, издающим гудение-вибрацию, потом отключающимся, потом опять… Я даже не могу понять: то ли включенный двигатель, то ли подогрев салона какой специальный… Одно точно: площадочка-стояночка, автомобилей на десяток, находится прямо у нас пред кухонным окном. От большого окна, наиболее чувствительного ко всему – даже все стёкла дребезжат-резонируют! – её отделяет метра три. По её краю, собственно, и идут, отсюда же и вовкают…

А уж если сигнализация начнёт заливаться соловьём – пусть даже не на этой площадке, а где-то поблизости… Причём её, как здесь водится, выключают часа через четыре – когда хозяин или его хозяйка, живущие на пятом этаже с задраенными пластиково-стеклопакетными окнами, проснутся ближе к утру попить водички…

Но это что – почти сразу, как мы заселились, под «нанайское» окно был подогнан огромный жёлтый экскаватор и начал усиленно и усердно рыть… причём до него – метра четыре, а до его ковша – от силы два! Гастарбайтерам бедным – и нашим, и бегущим по тропинке на работу – пришлось обходить по грязи (он вскоре раскопал, всё сковырнув, и косую дорожку, и весь наш угловой клин, предназначенный для манёвров с тачкой и от оных активного отдыха), но потом все благоразумно решили, что лучше обходить по узенькой асфальтовой кромке непосредственно под нашими окнами… Остатки котлована, в виде привычного деревенского пейзажа с взмешённой колёсами и гусеницами грязищей и мусором, красовались под окном всю зиму…

Но это так, прихотливое эстетство, мелочи существования жизни – главное тут те полутора суток, пока экскаватор работал… Это было без преувеличения невыносимо: от вибрации всё в маленькой квартирке дрожало, удары ковша ощущались как толчки землетрясения!.. Это написать легко… или прочитать… Мы с Аней чуть с ума не сошли, в самом буквальном смысле. Нигде нельзя скрыться, негде скрыться! Даже кот пришёл в отчаяние.

Работа кипела, продолжаясь почти непрерывно. Трубу, наверное, прорвало. Ну, думаем, хоть ночью затихнет – ан нет! – десять часов, одиннадцать, двенадцать, час ночи… два… В окно бьёт свет прожектора, помимо собственно экскаватора ещё огромный грузовичина заведённый тоже выстаивает неподалёку – аварийная, что ли, служба, с техникой 70-х годов. И вокруг мужественные люди – человек пятнадцать, все, не прекращая, орут… хорошо хоть русские… «Щас закурит кто – на воздух взлетим!» – по-нашему шутит мужик, мучаясь с автогеном, – не знаю, насколь метафизически основательно. Нервозность, как и вибрация, пронизывает всё вокруг: свистят, матерятся, отдают приказания, сидят, ходят и курят – прямо за окном… Только часа в три прекратили.

В пять утра всё возобновилось… (Года через полтора летом вновь высадили такой же котлованище, даже больше и ближе, так что из окна вид, как будто дом над пропастью нависает.)

Не успели от этого отойти, как тут же другая напасть приключилась, ещё более несуразная. Появился какой-то звук – свистяще-приглушённый, не особенно громкий, но давящий, пронизывающий мерзкой вибрацией, нестерпимым зудением всё вокруг! Примерно так гудят линии электропередач, почти так гудит в деревне изношенный электротрансформатор – тоже приятного мало, но всё же не так… Думали, может, кто-то джип опять какой прогревает, может, прекратится…

То кажется, что со стояночки машинной он идёт, то со стороны гастарбайтерского окна, то вообще издалека… Я набрал в Интернете «странный свистящий звук» и название района и к своему удивлению и ужасу обнаружил, что там немало отзывов… Более-менее внятное объяснение гласило, что это звук торможения железнодорожных составов от находящейся неподалёку товарной станции, обычно он слышен вечером при определённых метеоусловиях, и к нему все коренные жители района давно привыкли…

Ночь была настоящим кошмаром, хоть на стены лезь, но к рассвету звук как будто стих… В семь часов, когда зудение возобновилось в полную силу, пошли на разведку (даже у дворника спросили – он только сонно осклабился, пожимая плечами с виртуальными сержантскими погонами), но ничего не обнаружили; решили звонить в милицию, в МЧС, службу спасения, или куда там ещё. Вскоре, как ни странно, звук был усилиями Ани, пошедшей другим путём в магазин, локализован: он исходил не из чего иного, как из автомашины, стоящей на второй ближайшей парковке – меньше чем в десятке метров от нашего среднеазиатского окна! Это была какая-то допотопная «Волга», заржавевшая, на полуспущенных колёсах, с огромным вытянутым задком, «универсал», что ли, называется… Я ещё при поисках кота обращал на неё внимание: задние стёкла «гробовоза» занавешены шторками, но чрез щели или спереди можно разглядеть, что хозяева используют такой просторный салон как сарай, как склад для ненужных вещей – обрезков стройматериалов, тюков со старьём, мало ли чего ещё…

Возможно, там нажат звуковой сигнал, как-то сомкнулись от него проводки, предположил я. Около машины фон вообще нестерпимый. Через грязные стёкла, как мы не заглядывали, ничего не видно. Может, там вообще человек сидит окоченевший, лбом нажав бибикалку. Однако на звуковой сигнал всё же не очень-то похоже… И как он долго продолжается – старый аккумулятор такого бы не выдержал… (И я не выдержу! И я!..) К тому же, ночью он прекращался часа на полтора… Может, там взрывное устройство или ещё что-то подобное, мало ли всякого паскудства на свете – тут из окна джипа на тебя то кобель вовкнет, аж сердце захолонёт, то баранчик проблеет!.. – заколдованное место, прямо как близ Диканьки! – в мегаполисе всё может быть. Мимо по тропинке летят люди, на миг они начинают прислушиваться, поворачивать голову, чуть не останавливаться… но, конечно, пролетают.

Главное, где все эти докучливые и дотошные местные бабки?! – коль все на работе, а после неё дрыхнут без задних ног, коль у всех стеклопакеты и пластики непроницаемые и стереотелесистемы в полстены, то они-то должны слышать?!. Или они уже глуховаты настолько, что достаточно слуховой аппарат убавить или выключить!.. Или вокруг – такое ощущение – сплошь таджики и горцы: бросив взгляд в каждое светящееся окно нижних этажей, видишь и слышишь одно и то же: нижняя часть занавешена тряпьём или восточным ковриком, многоязычный, многоголосый пьяный гомон, и ихняя музыка развесёлая…

Надо звонить… С МЧСом Аня, когда работала тележурналистом, дело имела: по такому пустяковому вопросу они вряд ли поедут. В милиции же сразу начнутся вопросы: имя-отчество, год и место рождения, на каких условиях проживаете… Не хочется как-то сразу подставлять бабушку-квартирохозяйку, да и себя… Ведь могут если не схватить позвонившего нелегала, то оштрафовать!.. Такие случаи очень даже бывали.

Но делать нечего: звук-то нестерпим!.. Прошу Аню: у тебя, говорю, хоть прописка городская! Долго опрашивают, отвлекаясь на посторонние разговоры… вызов, говорят, принят… в течение суток он будет отреагирован… никуда не отлучайтесь из дома…

В течение суток!! не отлучайтесь!!! Им русским языком названо место дислокации машины с точностью до полуметра и как подъехать, её цвет и марка – да её и так за километр ни с чем не спутаешь!.. Нет, нужно ещё человека обратать!.. Конечно, захочешь быть у нас стукачом (в другой транскрипции – бдительным гражданином) – как в Германии, например, где, говорят, хоть институт сикофантов возобновляй – да минируй хоть Кремль – меня не колышет, обед по расписанию, отреагируем по факту!

Через три часа, отлучившись всё же в магазин, замечаем подле него отъезжающую милицейскую машину – на двери обозначение принадлежности к УВД нашего района – бросаемся наперерез, останавливаем. Сбивчиво, но экспрессивно объясняем, Аня даже сопровождает свои излияния словом «пожалуйста!». Ну, думаем, сейчас сядем и поедем, или они поедут… да хрен ли тут ехать – дворами, где мы шли, тут метров 70 до неё!.. Но стоит только взглянуть на физиономии сотрудников правопорядка…

Часов в десять вечера, не выдержав, звоним в МЧС… Там долго отнекиваются, переадресовывая в милицию… В ментуре снова всё неохотно записывают, более-менее охотно записывают личные данные, долго переспрашивая и отвлекаясь… заказ принят… будет обработан в течение 1—2 суток!..

Как пережить минуту, пять, десять минут, час?!… Какое-то волнообразное комариное пищание – отвратительнейшая пытка, а тут ещё долбаные эмигранты со своими тарантасами и плясками!.. Наконец, я сбираюсь по темноте высадить окно в машине… Но чем высадить? – ничего тяжелее мизерного молотка для отбивания мяса в доме нет! Скалкой? сковородкой?! Полный идиотизм! Булыжник нужно найти подходящий! – решаю я, а Аня меня отговаривает… Как назло в кои-то веки ударил морозец, и вывернуть большой камень, тем более, в темноте и раскуроченной грязи, не удаётся…

Наконец, в руках с кирпичом застигнут светом фар – сразу бросил: вдруг полицаи!

Ночью, пред рассветом, я готов разнести зловещую машинерию хоть голыми руками… вскакиваю, впотьмах цепляя ботинки и куртку… бедная Аня уже ни на что не реагирует… Пока я ищу рукавицы, звук, как-то ухнув, исчезает!.. или это только кажется… Тишина режет слух, давит и стучит в висках… Господи, спасибо!

Но это, вы скажете, действительно чрезвычайные, экстраординарные случаи, вам просто не повезло… Таких неординарных тут полным полна моя коробочка и её окрестности, вот хотя бы самые свежие.

3-е января, 3 часа ночи, праздничный салют… Вроде бы и ничего, праздник и всё такое… Приближаясь издалека – вместе с криками «Новый год! Просыпайтесь, б…!» – он, салют, оказывается, запнулся – ну конечно же – у нас под окном… Ну, думаем, повзрывают несколько минут и уберутся, какие их мозги и годы… Так нет же – полтора часа несмолкающей канонады, так что все окна трясутся, чуть не лопаются, а кот, хоть не из пугливых, забился под шкаф!.. Где они столько боеприпасов-то понабрали и как с собой притащили! Наконец, я отодрал клейкую ленту, а Аня высунулась в окно и своим зычным голосом… поздравила и их тоже, пригрозив милицией – или уже полицией…

Или вот есть категория населения (и немалая, надо сказать) тех, кто свой праздник постоянно с собой носит – в виде телефона… но это мелочи, мелюзга, а есть те, кто возит его с собой на машинах: подчалил к подъезду на парковочку, под чужие окна, распахнул специально двери на все стороны и врубил на всю катушку своё быдляцкое музло… Тут уж понятно, что человек (или как его?) безо всякой надобности во дворе чужом застолбился, а дверки пораскрыл с умыслом: чтобы и окружающим весело было… Чего тут только не понаслушаешься: и гнилой шансон с «жиганами» и «лярвами», и гнилой новомарочный рэп с сэксом и матом через каждое слово, и гнилая псевдовосточная попсовая дрянь… Да впрочем, неважно что, не совсем даже важно когда (хотя обычно уже заполночь), важно, что орёт как на пожар, гипербасы ухают не хуже тех же взрывов, и продолжается всё это часами!..

Я пытаюсь отнестись философски (хотя надо бы дробовик купить, и чисто философски, выключив свет и открыв край шторки, примостить его в угол форточки!..), Аня не выдерживает… «Я сама пойду», – заявляет она в отчаянии и в пику мне, и скажу всё, что я о них думаю! Я всё же предостерегаю в стиле философии и истории, пытаясь не давать ей одеваться. Если человек (или как его?) уже раскрылил дверцы (а некоторые ещё и багажник, но это днём) и диджеем-петухом восседает в эпицентре подобной катавасии, куря и мотая башкой, то представь себе, что у него в центре мозга, вернее, в черепной коробочке, где, так и кажется, что-то гремит с ударами, как погремушка… Это или наркоман, или…

Хотя у нас в селе вроде и нормальные парубки, я где-то писал уже, устраивают посреди ночи почти тоже самое. У матери сердце заходится от перебивки этими басовыми канонадами, дома тоже никуда не скрыться, жарища невыносимая… Раньше отец выйдет и гаркнет – все врассыпную… Да раньше и гипербасов этих, не иначе как чёртово изобретенье, не было, и не в машинах музыка играла, и молодёжь всё же была не настолько безмозглая, и машины не у каждого сопляка… И здоровья было побольше… Теперь он, человек уж не дюже молодой, за двустволку чуть среди ночи не взялся, чтоб не быть голословным… Но он-то всё равно не возьмётся, а кто-то взялся: я сам слышал и видел пальбу, пригибаясь в терраске, и честно говоря, в душе даже радуясь…

Но у меня нет двустволки… Возникает заварушка… Аня, вырвавшись, называя меня трусом, выскакивает… Я, на ходу как попало одевшись и схватив под куртку скалку, выскакиваю за ней…

Чувак, как ни странно, немного убавляет… «Муторно мне, плохо, тоскливо…» – каким-то выгоревшим от жизни голосом оправдывается он… Мы понимающе киваем, едва ли не улыбаемся: мол, не грусти, всё будет хорошо: инфразвук, конечно, помогает!.. Как только мы скрываемся за дверью подъезда, он прибавляет опять на всю. Снова обуваемся и выходим. Цирк какой-то! И так три раза!.. Но музыка так и не смолкает…

Или мало того, что музлом жлобствуют, ещё и фары на полночи в окно врубят…

Или появился прошлой весной некий новомодный мотоцикл, который зарычит вдруг за окном так, что спать и после его отъезда часа три не захочешь! А в промежутках между катаниями вокруг блестящей железяки на пятачке парковки чисто мужская такая компания знатоков собиралась – по 16—17 годков от роду – и до полночи обсуждение технических характеристик… (Как в Бронницах, показался, будто призрак, и в здешних наших окрестностях весёлый мотоциклист, у коего какой-то бумбокс приделан на багажнике – «чтобы это… типа всегда музыку с собой…») Благо Господь отвёл: семейство с подростком и мотоциклетом переехало куда-то.

Есть ещё, чтоб далеко было ходить не надо – как раз у противоположного конца нашей пятиэтажки, – ЗАГС. Приличное вроде бы заведение, но каждое утро пятничное и субботнее оттуда раздаются не особо приличные звуки. До часу дня только и слышишь, как заведённые, коллективные возгласы «А-а-а!» – нечто среднее между «ура!» и «вау!», сопровождаемое отрывистыми аплодисментами. Сразу понятно, где учились: точь-в-точь как смех массовки в дебильных телешоу! И что это за «А-а-а!» ублюдочное – язык, что ль, проглотили?! Редкий раз найдётся исконно русский, живой ещё мужик, который крикнет «Горько!» или тётка, которая заведёт всех тоже на членораздельное «Поздравляем!». Вокруг потом весь тротуар в бутылках и пластиковых стаканчиках, в мишуре и конфетти… Да и с чем особо поздравлять: всё это такое же одноразово-пластиковое, «Камера!», «Мотор!»: не успеешь «А-а-а!» проорать, как каждый второй брак распадётся… Это, в понятных нынче аналогиях, как «Кинопоиск» и «Рутрекер»: сначала постеры и слоганы, а потом – кривой звук, перевод издевательский, а то и вовсе «камрип»!.. Покуришь с утреца, вздохнёшь: подводные сплошь камни, и где те Капри, и брючки капри?.. а ведь ещё кредит на «камри»!..

Тут, правда, слава богу, укороченная программа, а в Бронницах мы обычно наблюдали и выслушивали второе отделение, с теми же бесконечными «А-а-а!», а дальше и со всем остальным, не менее бестолковым и беспощадным: напротив нашего балкона находилась какая-то столовка режимного, кстати говоря, НИИ, где регулярно устраивались свадебные банкеты…

У нас на свадьбе, если кому интересно, кроме нас самих было два человека, Анина подружка с мужем, да и те опоздали. А мы уже, облачённые в купленные по случаю за 300 р. джинсы и той же цены белое (ну, правда, очень уж холщёвое) платьице, распивали дешёвое вино под мостом… чем не романтика!..

Но это, правда, покамест несильно помогает… Но вспомнить ошарашенного водилу, как он переспросил «Куда?!.», когда в восьмом часу утра мы завалились в салон такси – Аня с фотоаппаратиком и букетиком, а я с бутылкой и пакетом бутербродов, завсегда приятно…

Уж от чего точно мы надеялись избавиться в Москве, да и просто в другой квартире, так это от ежедневного сверлежа соседей и ежевикендных всяческих быдляцко-молодёжных шаривари, с затяжными полуночными музыкальными сейшнами, танцами и будто стоящем на реверсе – но живым, подгитарным! – «Владимирским централом». Как раз за несколько дней до свадьбы мы вынужденно переселились на другую, куда более плохую, квартирку в местном неблагополучном райончике «у моста», прозванном нами Ист-Эндом; тут пятиэтажка строилась каким-то кооперативным способом, и жильцы-дольщики благоразумнейшим образом сэкономили на толщине стен, а судя по всему, и потолков… В Москве-то, судили мы по знакомым, у которых бывали раньше, стены хоть из пушки прошибай! Соседи-то и то у всех приличные: то геи-архитекторы, весёлые, но в общем тихие, то строгие, но деловые менеджеры-лесбиянки!..

Сначала, первых месяца два столичных, сам дом в основном молчал. Потом случились шаривари раза три – но это просто родители-соседи на сутки уезжали, детишки ночью веселились… Кругом сдают квартиры, переезжают, чуть не каждую неделю под окном фургон – то выгружают, то загружают… Вот проявилась стиральная машинка – видимо такая же, как наша, стоящая неровно и из-за этого гордыкающая. Слышимость отличная, всё равно что свою включить – чего, кстати, стараемся не делать. И главное, начинают ближе к затишью сонному и продолжают до упора, часов до трёх, и главное – почти что ежедневно! Таджикская семья, что ль, поселилась там иль батальон солдат!..

Затем откуда ни возьмись начался знакомый нам сверлёж – сначала понемногу, вкрадчиво по выходным с утра, потом – отчаянный, бессмысленный и беспощадный, до полного надрыва! За это время можно стены в соты иссверлить! Воистину тут материал готовый для психотерапевтов – нереализованный (и реализованный вообще-то!) садизм и сублимация: деструктивный позыв небезуспешно скрывают за конструктивным – типичный случай! В ванной, пока моешься, можно новости узнать или сериал прослушать – правда, перверсией попахивает тоже: если у них над нами такая ж совмещёнка два на полтора, то где там телевизор втиснуть?!.

Однако это так, любительство. Самые фундаментальные сверлёжно-крепёжные работы начались тогда, когда целых две квартиры на площадке приобрели новые хозяева – не очень славяне по виду, но обрусевшие – нормальные такие, крепкие москвичи, не всякий сброд типа бабок, вовок или нас. Как нескрываемо (распахнув, как объятья, новую сверхпрочную дверь) объяснили они бабке, им сдавшей или продавшей свою квартирку против нашей – откуда до той поры нестерпимо воняло на весь подъезд (приличный в целом) какой-то застарелой псиной! – дочка у нас, семнадцатилетняя, чемпион Европы… (а по чему, мы не расслышали).

В течение месяцев трёх к подъезду подстыковывались фургоны, откуда то бодрые, то вялые таджики вытаскивали в мешках, коробках и каких-то гробах повапленных, как у прибывшего на постой Дракулы, несметные объёмы всяких благ земных. И чтобы понадёжнее вкрепить всё-это в стены и тому подобное, производились несмолкаемые работы не только как-то так поверхностно, но и по железу и бетону… Что и говорить, даже дверей коробки, цельнометаллические, им пришлось вынести на полметра вглубь подъезда, а чтоб уместились в рост, чуть не потолок долбить! Только на площадке сверлили и обтачивали балки непрерывно недели две!

Нам всё это очень понравилось… Даже почтовый ящик у них хромированный какой-то и выглядит как доспех тевтонца – красотища! У нас, правда, стал мигать свет, всё больше и всё чаще… Да что ж… и этот я феномен не понаслышке знаю: так схлёстываются провода, когда живёшь в сарайчике, так замыкает проводка, опять же столетняя-гнилая или отсыревшая, так в деревне бывают скачки напряжения или когда намоченные ливнем ветки лезут в провода. А тут было как раз очень ветрено… Однако, я сразу догадался, что для Москвы пока что это чересчур… Так и оказалось: в электрощите что-то гудит, трещит и чуть ли не плавится! – коробку всю пришлось подвинуть, чтоб двери уместились! (тут и перебои с Интернетом объяснились). Пардон за рифмы – насилу электрикам дозвонились! Благо оставшаяся на площадке соседка-бабка помогла, они народ упорный, а то чуть не сгорело всё вообще (уж не считая наших лампочек и бабкиных бытовых приборов).

Вот явственный показатель нам того, как поступают коренные-русские. Но это одомашненные, а есть они, хоть мало, и за окном – послушаем… Если уж услышишь редкое родное слово, то громкое оно и матерное! 95%! Пусть это подростки недоросшие, иль быдло неприличное, или приличные, с солидностью, трудяги разных рангов, отдающие по сотовому распоряжения и указания – всё одно!

Неприятен и неприемлем, я вам доложу, народ наш в своих отправлениях. Хотелось бы остроконечным гоголевским пером хоть что-то удалое описать, но нет давно Гоголя, нечего и описывать. Да есть ли он ещё – пресловутый, сомнительный, затасканный и забытый, даже именем своим неполиткорректно звучащий русский народ? Тем более, в Москве…

Всё думали поначалу, что это одна и та же пара постоянно циркулирует: глотают из баночек на ходу и курят, оба пьяные, идут шатаясь, ругаясь и надолго запинаясь, и за собой ребёнка тянут… иль коляску… Мы вроде не бабки у подъезда, чтоб следить за нравами, но чего тут только не наслушаешься!.. И основное, от взрослых двух, ребёнку достаётся: на него так орут, так дёргают, в таких словах и выражениях, что и у Вовки завяли б под ондатровой ушанкой уши! А дитёнку года три, четыре, пять! Гестаповцы какие-то. Так и хочется как-выскочить, как-выпрыгнуть и треснуть скалкой дяде-тёте по макушке!

Но для ребёнка это всё же мама-папа… Они то приласкают, то леденец дадут на палочке китайский, то чипсов иль сухариков отсыплют, а то пивца сунут глотнуть (есть в наших семьях, не всегда даже алкашовских, а вроде бы рабочих и приличных, такая традиция – сам видел – «просто мы (родители) весёлые»!). Ребёнок тоже знает своё средство: он орёт благушей. У таких, как принято называть, неблагополучных (по самоназванию «весёлых») он орёт, потому что больше ничего не остаётся, и тогда и действительно нестерпимо жалко. Но и благополучный, набалованный карапуз, гуляющий с бабушкой, – в наших краях как некая диковина и редкость – орёт ещё дурней, канючит, требуя то то, то это, то не знай что, швыряет всё, плюётся, а то и бабулю обслуживающую лупит. Позавидуешь тут гастарбайтерам, которые с отпрысками на руках лишь взаимно улыбаются, как шахтёры на старых фотографиях.

Наверное, нормальные, добрые, заботливые и ласковые родители, у которых нормальные дети, за высокими бетонно-кирпичными заборами живут, обсаженными ещё самой природой ёлками и соснами, а видят всё остальное, как в микроскоп, как микробов, заразу какую, с высокой платформы затонированного климатконтрольного джипа – это типа развлечение такое, наподобие 5D или 10D платформочки – несёшься с ветерком по ухабам, ветер в лицо, брызги в лобовуху… ну, или по телевизору, если они его ещё запросто смотрят, без встроенных фильтров…

На самом деле, если сейчас провести опрос, и даже не выборочный, за жизнестроительство на основе эгалитаризма мало кто выступит: эголетаргизм кругом давно, девиз – себе и сильно!.. Кстати, именно так, «Себе и сильно», фразой из моей повести «Дью с Берковой», именовалась газета в Раменском, в коей я работал выпускающим редактором. Вот это уж, рефлексирую я сейчас, художественный акт – не фаллосы на мостах рисовать – попробуйте бизнесменам, дающим рекламу, такое названьице подогнать! Весь район недоумевал и даже угорал: тираж 140 тысяч, все окрестные телеграфы, будки-телефоны и узловые станции завалены бесплатными многополосными газетенциями… помню, как из окна машины случайно увидел не сказать огроменный, но на стене девятиэтажки в полстены, баннер в центре такого приличного города, как Жуковский!.. Однако сам, судя по всему, не тем богам молился – что и заприметили: при зарплате главного уже редактора 15 тыщ… что меньше любого сотрудника редакции… Короче, приступают учредители: а не хочешь ли тогда 12 тысяч получать? Хочу! А 10? По рукам. И еженедельник сразу переименовать в «Реклама Для Вас»! И дальше: 8, 5… 3?.. 0…

2.

Но наиболее эстетичны и способствующи пищеварению и отдыху после трудового дня и на выходных работы заоконные. Они и не сказать, что дёшевы, надёжны и практичны… Косые тропки под окном меняют каждый год! И это – работа на пол-лета! Что называется, не себе и не сильно, хотя порой в силу темперамента можэт и силно… Арбайтеры с шумом, с жаром гомозятся-возятся каждый день с утра до ночи, работа ведь ручная, штучная… Сначала отбойным молотком взрывают прежнее, затем разрывают, превращая всё вокруг в траншеи, потом привозят землю, гравий, укладывают его, трамбуют чем-то, потом асфальт… и главное – бордюрчики из бетонных блоков! Их обтачивают на какой-то машине, типа циркулярки. Этот звук, ничуть не лучше циркулярки, всё лето раздаётся – то прямо рядом, то у домов окрест. Плюс звук отбойных молотков. Плюс собственно циркулярка где-то что-то пилит – излюбленное занятие с утра по выходным. Плюс ветки на деревьях опиливают – в ближайших «зарослях» на месяц процедура: арбайтеры, и наши, бензопилы, как керогаз гудящий «газик» с лестницей!.. Плюс раза три за лето арбайтер с газонокосилкой ревущей дня по четыре косит, какую где-то находит, траву…

Работают, когда удаляется начальство, неспешно: разрыв траншеи, побросав орудия, они то веселятся-балагурят, курят, то даже распивают что-то… иной раз даже с москвичками пытаясь познакомиться!.. – пока «начальника» не приедет распекать – на двух-трёх языках!.. Прохожие путляют недовольно, матюгаются, опять прокладывают путь под окнами…

Вот девушки симпатичные, замечу в скобках, чтоб не брюзжать всё, среди идущих наискось такая категория, которая своим присутствием много удивляет – они как точки после длинных чёрнобуквенных фраз – вернее, тире: они летят настоль стремительно, как электрички иль кометы, с таким деловым, целеустремлённым видом (то ли напускным, чтоб не пристали, то ли всамделишным), ритмически размеривая – видно сбоку, иногда с подсветкой, будто в кинохронике – как циркулем или саженью, как ножницами разрезая пространство-время, дорожку длиннейшим аршинным шагом… Вернее, не аршинным, а двухаршинным – их шаг иной раз не в метр, а в целых полтора!

В провинциальное окошечко-бойницу ежели глядеть, вид, конечно, не как на подиум и конвейер – скорее, как на двор больницы…

Когда приезжаешь в уездный город Т. или ещё куда, такое ощущение, как на замедленную съёмку смотришь. В Москве, как утверждают, даже темп речи в несколько раз быстрее, и на вопрос здесь «Как дела?» не след даже разевать рот расписывать. «Пересечёмся» и покеда. В Тамбове раньше, если с кем-то пресёкся – как судьба свела – пока не исповедуешься и не нажрёшься… Тротуары там широкие (буквально), никто по головам не лезет… а воздух (хоть там считается грязным, даже самый привокзальный) – не надышишься! Под окнами утром – почти что тишина… мигрантов на улице – видишь издалека!..

А здесь своя эстетика. Осень. Каждый день сгребают во дворе листву. Подчёркиваю ещё раз: каждый день! Наш колченогий друг с своей напарницей берут тачанку, метлу, ещё какие-то пластиковые грабельки (именуются веерные, но по виду совсем уж игрушечные или покоцанные), а также чёрные пластиковые мешки… И начинают… неспешно… то флиртуя, то покуривая… короче, одна бабища сгребает, собирает, по-бабьи изогнувшись, а друг наш курит да базарит… По осени это, если присмотреться, единственное у них занятие… Кому до этого: летят все, спешат как полоумные: ну, стоит таджик или узбек с граблями и с мешком, что-то там гребёт – старается, значит, молодец, столицу украшает, наших-то вон остолопов не заставишь…

Из провинции, и точно, не дюже пригашают. Да нынче и в провинции, да даже и в сельской местности молодые наши сменщики тоже до того отравлены новоявленным капиталистски-попсоманским мировоззрением, что уж совсем за последнее почитается руками что-то делать. И едет-то самая быдлота, не для того, чтоб Чарли Чаплином, «комиком там каким-то, гомиком удолбанным» (недавно услышал отзыв!), в Голливуде стать… ну, или по-россейски – Ломоносовым, Есениным али Шаляпиным… (разве что каким-то младшим, уж точняк не комиком с фамилией!..) Самая расхожая профессия – охранник (тут почему-то покамест свои держатся; хотя судя по сайтам вакансий, трудолюбивые дружки «с кишлака» вполне претендуют и на мерчендайзеров, и на веб-дизайнеров – им всё одно!), дальше авторемонт, шиномонтаж… метроментаж… Да что я вам рассказываю…

Меня, однако же, тоже не спрашивают, порою душу так изливают, что тошно становится. Какой-нибудь крендель, приблудный, иначе и не скажешь, запнётся под окном с телефоном – и позавидуешь опять на азиатов: у них-то тональность, как правило, мажорная. Раз такой субъект, к примеру, просто присел под окном на корточки – переговорить с подругой или женой… Было часов десять вечера… Он втолковывал ей усиленно и полупьяно, как доехать и как от метро дойти… иль взять такси… Но она отказывалась ехать – оказалось, полюбовница… На этом логика и заканчивалась, но не трёп!.. Тут проявился весь джентльменский набор: «Ты же сука, ты жирная тварь, ты проститутка!», «пошла ты туда-то», «да чтоб тебя так-то» и т. д. И нажимал отбой. Ну, думаем, и шабашу шабаш… Но тут же набирал опять и с присущей быдломанам сентиментальностью гнал иное: «Я тебя люблю, приезжай, я жду…» – которое постепенно вновь переходило в «Ты сидишь на кухне, лыбишься, я так и вижу твою жирную мерзкую рожу, я сейчас приеду и тебя…». Ну, думали мы с женой, сейчас, наверное, уйдёт, уедет, наконец-то!

Как бы ни так! Пошёл дождь, а он в одном пиджачке, молодой… «Я тут мокну, а ты…» Уже невозможно было слушать… Вот уж невыразимая русская душонка! Хоть бы отошёл хоть чуть-чуть куда-то!.. Стали готовиться обратиться к нему через форточку… Но гиперактивный интерактивный субъект принялся так орать, что нас опередили со второго этажа. На пару-тройку мужицких окриков он отреагировал лишь вялым «Да пошёл ты» и стал ещё усиленнее забыдлячивать, причитая, канюча, ругаясь, и даже с неким подобием плача… Сначала несколько раз отключал телефон. Потом саданул его об асфальт. Слышно было, как разлетелись детали. Ну слава богу, вздохнули мы, грешные… Так что же – собрал и начал кочан с начала!.. Дождь то начнётся, то резко прекратится. И он как дождь! В течение «вечера» он раз десять разбивал телефон, а затем собирал! То вроде угомонится, сунет в карман злополучный аппарат (что за модель такая ударостойкая!? что за тариф такой тоже бесконечный?! – вот лучшая реклама!), соберётся идти, чуть-чуть отойдёт даже, но, запнувшись, вернётся прямо под окна! Остаётся только если не сочувствовать и ненавидеть, то иронизировать. Хотя всё же философская резистентность к таким явлениям вряд ли возможна. Убрался только в полчетвёртого!

Однако женщин, как ни крути, всё же больше, чем мужчин (и каких!). А из приезжих оттуда, приезжающих работать или не очень, наоборот. Недавно даже их угнетённые женщины востока обратились с коллективной жалобой в своё, одной или двух среднеазиатских стран, министерство миграции, что в кишлаках, где и так жизнь тяжёлая, остались одни старики, бабы и дети. И понятно: в далёкой северной столице нравы не тем чета, вольготно, соблазнов масса, многожёнство для них приемлемо… Некоторые наши «жёны», сообщают по ТВ, оказываются настоль нескобежливы, что соглашаются жить вместе с приехавшей женой или даже двумя!.. Впоследствии Ане по работе (раздел сайта, где можно задать вопрос священнику) много раз приходилось сталкиваться с признаниями наших дур: «Мне сказали просто повторить слова, я и повторила (по сути, перейдя в ислам) – что теперь делать?..». Муженёк берёт фамилию жены, иногда даже имя меняет, прописывается, и теперь его ничем не выкуришь. И тут начинаешь невольно выслушивать многогранные телефонные разговоры легкомысленных соотечественниц, так же несчастных в сожительстве и браке, как и с русскими, даже хуже: и денег нет, и пьёт, и бьёт, плюс не забалуешь: сиди взаперти и вообще не вякай – это вам не европейский фактический матриархат в содружестве всё с тем же старым добрым романтическим рыцарством!..

С начала сентября по конец ноября листопад ежедневный. Это в большинстве своём те самые листья русского клёна, лапчатые и ярко-жёлтые, которые как бы являются у нас символом осени… Они приятно шуршат – и под своими, и под чужими ногами, и даже под дождём радуют слух – а уж глаз… Так их ежедневно (иногда на выходные перерыв) сдирают, так что остаётся голая чёрная земля (её навезли откуда-то и кое-как разровняли между дорожками, так что годами чернь и грязь кругом – обычная практика), из неё месиво-грязюка, и под деревьями лежат, неделями накапливаясь, чёрные набитые, как для трупов, мешки. Эстетика… Но самое тут эстетичное – что едва ли не под каждым деревом стоит таджик в своей оранжевой засаленной тужурке, в одной руке с грабельками, в другой с сигаретой и телефоном! Спецоперация против марсианского вредоносного листа. И каждый день, и день-деньской всю осень – единый везде вокруг пейзаж!

Театр абсурда – «когда по сцене ходят носороги»!.. Работёнка в стиле «не бей лежащего полицейского». Это только в армии могут додуматься – для духов, чтоб не расслаблялись – изобрести подобное занятие. В деревне в садах и на приусадебных участках тоже согребают листья – весь спёкшийся листовой ковёр – один раз в год: весной, иногда по осени – авральная работа, которой будучи взрослым я обычно занимался практически один за всех – всем некогда, тут не до листьев! – с дерущими траву тяжёлыми и остро-частозубыми граблями, но сам всегда не понимал, зачем («Так принято…» и всё тут).

Зима. Тут не поторжествуешь… Это в обычных городах снег чистят, но тоже в меру: он утаптывается ногами, и зимой уж точно не слышно каблуков. А тут – семь часов утра – скрындания лопатами, цок-цок!.. И тоже ежедневно, такое же занятное (приятное!) занятие, как и собиранье листьев! Только-только нанослой снежиночный на асфальт насядет, его уже сдирают подчистую! А если уж четверть часа попадает вялый снег, хоть что-то укрывая, скрадывая, утишая… синоптики трезвонят: небывалый снегопад! Обрушился на столицу! Метель! Транспортный коллапс! И дальше рапортуют: все службы приведены в боевую готовность, тысячи снегоуборочных машин и грузовиков, десятки тысяч рабочих… И снежок этот несчастный тут же сгребают весь, рассовывая чуть не по тем же мешкам, грузят на КАМАЗы и куда-то за МКАД вывозят, что стоит несусветных денег… Меж тем как прочие дороги и тротуары в обычных городах и даже трассы, хоть их и чистят, но не дерут же до полотна – покрыты утрамбованным снегом, и наледью даже – и ничего, все ездят, никто трезвон не бьёт. А снегопад, это когда за сутки заваливает до крыши, до трубы, когда из дома, чтобы утром выйти, надо рыть в снегу туннель (специально в деревенских избах наружние все двери открываются вовнутрь); а мятель – когда в поле не видать горизонта, когда в двух шагах не видно, не слышно ни зги, когда снег лезет в рот и в нос, не давая дышать, а когда дома сидишь – жутковато и сладко: «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя».

Ещё одна затея – разбрасывать «от гололёда» – не песок – реагенты и мраморную крошку. Но комментс, эстетика… Все тротуары в Москве в марте месяце – белые!.. Коль нечем им заняться, дерьмо собачье, что ли, собирали бы в пакетики…

Но если бы я, допустим, в качестве импортного легионера-люмпена катил по чужому городу-столице, Риму там какому-нибудь, на трахторе – тоже, поди, чувствовал себя не последним разбыдлом на грешной планете!.. На технике сей дорожной иногда специально выделывают – напоказ, и думаешь: или перекувырнётся или кого-нибудь собьёт. Раза три я созерцал, как в три-четыре ночи заезжает для расчистки во двор трактор – японский оранжевый тракторок или обычный наш совково-колхозный раздолбанный МТЗ – влетает, что-то счищает вбок… но главное, как он разворачивается, взрывая своими колёсьями льдины в коротком предутреннем затишье: впирается прямо на тротуары и клумбы, прикатывая у соседей приличные кустарники, а у нас наш дикорастущий кленёнок под оконцем «с наличниками», миллиметражируя от стенки в один кирпич, от оконного козырька, от газовой трубы – сказывают, бывали случаи, когда и в квартиру среди ночи тягачи впирались…

Поражаешься тоже, сколько навыдумывали эвфемизмов. «Температурные рекорды», «небывалая жара»!.. Температурные рекорды – это когда ну день, ну два, ну три, но не каждый день рекорды бьются «за всю историю наблюдений». Небывалая жара, мы помним, это градусов 25, куда уж жарче, изнываешь, бывало, от жары! На всех съестных товарах по ГОСТу прописана верхняя планка для хранения: …до +25! А нынче +25 это так, солнышко ненадолго вышло… Не знаю советских нормативов, наверняка такие были, температурного режима в рабочем помещении, но сейчас пороются труженики в Интернете, распечатают, пришпилят на бумажке: «При температуре воздуха в помещении 29 градусов время пребывания работника на рабочем месте не должно превышать 3—6 часов в зависимости от категории работ», но пашут все и при 32 и при 33 (а в деревне – пашут и буквально!), а на улице на солнце +40 с лишним! – побегайте курьером, постойте в пробках без кондея!.. Мы раз в поезд сели – с кондиционером, именуемый «фирменный»! – он за целый день прогревается до нехорошего на солнцепёке – на табло, как на градуснике, 37 и 7! – чуть не сдохли: чтоб в русских условиях заработал немецкий кондишен, надо выждать больше часа, при этом окна открывать нельзя.

Для гастарбайтеров, друзей степей – привычные условия… Здесь, правда, всё дожди. Понятно, что в бетонных джунглях они ни к чему, а когда рассказываешь там, где нужны, люди раздражаются. В Тамбовской области, в деревне, я вот теперь выхожу из-под крова на сельхозработы лишь часов с шести: в обед – небывалое явление – сиеста! – с 11 до 7 уже в мае жарит так, что даже привычные селяне не всегда рискуют здоровьем. Климат стал сурово континентальный: сушь по целому лету, земля как сковородка, трещины на ней, выветривание почв, пылевые бури, пылевые облака, пустыня наступает… Посмотришь погоду международную: даже в Африке и Южной Америке куда прохладней! Лишь в Китае или Монголии что-то подобное. Заниматься сельским хозяйством, особенно огородничеством, в таких условиях абсурдно.

Конечно, коль по Москве судить (по ней и судят), в ней ещё не так жарко. Хотя и тут – коль не рекорды – а иногда и вместе с таковыми, – то дожди… И ежедневно! Какой вам сырой и серый Петербург – да по сравнению с древней столицей там Ташкент какой-то! Достаточно включить прогноз погоды – над звёздочкой Москвы значок с дождём прилеплен, как на магните! Какой там Ньюфаундленд! – тут вечный город Готэм: зимой ли, летом – так и льёт… Вернулись в сентябре 2013-го из Анапы – там, нахваливают, 280 солнечных дней в году – в кои-то веки из сырых трущобных углов на неделю вырвались – и тут же, не успев сойти с перрона, были наказаны: десять дней подряд, прекращаясь несколько раз максимум минут на 10—15, лил дождь! Орехи и травы, что мы купили, высушить не удалось – заплесневели, так и сгнили.

Ну, кажется, ну хоть весна, хоть апрель какой пред Праздником, отрада… Но нет – и они отравлены! Чуть только потеплеет – а в доме ведь жара от батарей, все форточки пооткрываешь – начинают красить. Те же на все профессии гораздые «друзья» принимаются спешно и небрежно малевать. Первым делом выкрашивают вездесущие зелёные оградки, иногда через день другой повторно…

Я видел, как на неведомых косых дорожках красили бордюрчики. Два абрека с кистями и консервными банками, и с ними тётка русская. Один малюет жёлтым, другой зелёным (это вместо устаревших чёрного и белого – а то бы точно было сплошное полицейское государство!), дождь поливает (ну, впрочем, как всегда), а она орёт: «Быстрей, хорош тут, дальше, ну!». Тут же текут прохожие, в спешке наступая, растаскивая жёлто-зелёные следы по красно-белой площадочке – ещё одно нововведенье: якобы на этих, несуразно белеющих-краснеющих посреди дороги, зато, наверное, видимых даже из космоса секторах при пожаре должны останавливаться пожарные машины… должны… – в России!.. Сотворчество властей, арбайтеров и прохожих – актуальное искусство! Потом второй раз красили. Потом ещё летом…

От этого не продохнуть, так одновременно красят газовые трубы (за теми ж окнами вися, как будто их моют, с украиньскою мовою!), и гастарбайтеры-гастролёры целой сворой – цоколь дома и подъезды. Такое ощущение, что цыганский табор остановился – и не где-нибудь, а прямо у тебя под окнами и под дверью… То хоть сантиметров 70 до них было расстояние, а теперь… Иль табор цирковой – чего только не насмотрелся я: заигрывают друг с дружкой (молодые разнополые), и прыгают, и скачут, и пляшут, и поют… и красками друг друга красят…

Цоколь они выполнили дня за четыре… В итоге наш пресловутый угол, начиная как раз от Вовки и всё наше до подвала, выкрасили в красно-коричневый яркий цвет, по их представлениям неотличимый от просто коричневого остального (видно, азиатский глаз иль ген подвёл). А их иными представлениями заинтересовалась бабка, живущая за два подъезда от нас, но и оттуда слышащая (они тусили всё у нас, поскольку здесь подвал), сия оказалась бывшим каким-то управдомом и долго на них кричала и обещалась жаловаться. Кроме прочего, был целый день нараспашку подвал (не наш, а с другого конца дома, типа склад). Приехаль начальныка, наарал силно. А кочевники-лицедеи: мы-то что, не виноваты. (Им все как бывшие и преходящие – всё это часами!) Приехал русский начальник, с бумажкой под мышкой, наорал, предупредил. Кой-как помялись, обещали не шалить и принялись за подъезд…

Четыре долгих-долгих дня и три, наверно, долгих ночи… Салатовой красочкой, по-современному, мы аж губы раскатали… Так пёрло краской, и такой стоял бардак-галдёж, что даже вовки перестали циркулировать!.. И мы, неделю угоравшие от краски, два раза просившие вести себя потише – но где уж там!.. – уже готовились к атаке врукопашную… Руки были уж в коричневых пятнах: в дополнение ко всему прочему ещё и дверь покрасили с обеих сторон!.. Приехал опять начальник с какой-то ведомостью, наорал (почитай на нас, минут так сорок), попытался переписать фамилии, заставил перекрашивать. Ещё два дня… Приехал другой начальника – на джипе, в костюме с галстуком и с кожаной папкой, в меру интеллигентный, но владеющий, как оказалось под конец, великим и могучим до тонкостей. Ему эти «козлы вонючие» отвечали нагло, чуть не полупьяно – в итоге он их назвал именно так и послал именно туда. Бродячие артисты только расхехекались и тут же смылись, оставив в становище помазки и козлы. На другой день я видел, как вся их концессия прошествовала по косой дорожке мимо, в сторону метро, неся тюки и баулы. Тут на оставленное «добро» заселили других… Но довольно.