Почти для всех животных проворство и скорость реакции — важнейшее свойство, позволяющее выжить. За считаные секунды может решиться, окажешься ли ты в зубах хищника или избежишь гибели. В процессе эволюции у животных появились сложные инстинкты, позволяющие действовать быстро, не теряя времени. Инстинктивная реакция мгновенна и запускается определенными стимулами. Порой животные обладают инстинктами, настолько точно настроенными на конкретные обстоятельства, что кажется, будто они наделены сверхъестественными способностями.

Возьмем, к примеру, осу аммофилу. Самка аммофилы с непостижимой скоростью жалит самых разных животных — пауков, жуков, гусениц, — причем наносит удар в определенное место, парализуя, но не убивая жертву. В парализованное животное аммофила откладывает яйца, обеспечивая будущие личинки свежим мясом на несколько дней. У каждой из потенциальных жертв точки поражения расположены в разных местах — гусеницу, например, нужно ужалить не в одну, а в три точки, иначе полностью ее не парализовать. Операция настолько непроста, что иногда аммофила промахивается и умерщвляет объект нападения вместо того, чтобы только обездвижить. Но ее потомство, однако, благополучно выживает — значит, большинство ударов точны. Все происходит настолько стремительно, что у осы нет времени раздумывать, определяя, какое именно животное находится перед ней и куда нужно нанести удар. Кажется, что оса видит жертву насквозь или чувствует ее нервные узлы.

Свой набор инстинктов был и у наших древних предков, многие из этих инстинктов и по сей день таятся в нас. Однако по мере того, как наши предки учились думать и рассуждать, менялись и обстоятельства их жизни, так что они все меньше и меньше зависели от инстинктов.

Чтобы разобраться в особенностях поведения животных, которых они выслеживали, первобытным людям требовалось научиться сопоставлять конкретные сиюминутные действия животного с другими его действиями, подсмотренными ранее. Такие же умозаключения приходилось делать в поисках пищи или при вычислении маршрута, когда совершались долгие пешие переходы. Получив способность отстраняться от непосредственных обстоятельств и постигать закономерности, наши предки обрели мощный интеллект, но это преимущество несло с собой и большую опасность — объем информации, который следовало обрабатывать мозгу, постоянно рос, и одновременно с этим падала скорость реакции на происходящее.

Это могло обречь нас как биологический вид на гибель, если бы не могучая компенсация — сила развивающегося человеческого мозга. Годами охотясь на животных определенных видов и изучая природу вокруг себя, наши предки постигали окружающий мир во всей его сложности. Изучая особенности поведения животных, они могли предвидеть, где может напасть хищник, и чувствовали, где таится добыча. Они так подробно исследовали те места, где жили и охотились, что одолевали расстояния быстро и безопасно, не раздумывая и не вычисляя. Другими словами, у наших предков постепенно вырабатывалась примитивная форма интуиции. Длительный опыт и практика частично компенсировали утраченную стремительность инстинктов, и на смену инстинктивной реакции пришла реакция интуитивная. Уже на этом уровне развития интуиция заметно превосходила инстинкты; поскольку она не была напрямую привязана к определенным ситуациям или стимулам, ее можно было применять в гораздо более широком спектре обстоятельств.

И все же наша интуиция — интуиция высшего порядка — напрямую соотносится с той примитивной версией.

Интуиция, будь то примитивная или высшая, тесно связана с памятью. Любая информация, которую мы усваиваем, сохраняется в нервных связях нашего мозга. Устойчивость и долговечность этих связей зависит от количества повторов, от яркости впечатления и от концентрации нашего внимания. Если мы вполуха слушаем учителя на уроке иностранного языка, материал вряд ли будет усвоен. Если же мы попадем в страну, где говорят на этом языке, если те же слова повторяются в определенных ситуациях, все меняется. Мы становимся внимательными, сосредоточенными, и след в памяти будет гораздо прочнее.

Согласно модели, разработанной психологом Кеннетом Бауэрсом, всякий раз, когда мы сталкиваемся с проблемой — надо узнать кого-либо, надо вспомнить слово или фразу, — мнемонические связи в мозге активизируются, и ответ на вопрос направляется по определенным путям. Все это происходит на подсознательном уровне. Если определенная связь активирована в достаточной степени, мы вспоминаем имя человека или подходящую к случаю фразу. Таковы простейшие формы интуиции, и подобные озарения приходят к нам в повседневной жизни постоянно. Но едва ли кто-то сумеет поэтапно воссоздать ход рассуждений, позволивших нам припомнить забытое имя.

У людей, которые годами изучают какой-то предмет или занимаются изысканиями в некой области, развивается такое множество мнемонических связей и путей, что их мозг, находясь в непрерывном поиске, выбирает соединения между различными блоками информации. Сталкиваясь со сложной проблемой, мозг ускоряет процесс поиска, ведя его в сотнях направлений на уровне подсознания, подбирая сочетание, в котором может быть скрыт правильный ответ. Когда активными становятся все возможные связи, идеи и решения появляются во множестве, словно искры. Те, что оказываются потенциально интересными, заслуживающими рассмотрения, задерживаются в памяти для дальнейшей, уже сознательной обработки. Человек не тратит время на то, чтобы рассуждать логически, приходя к ответу постепенно, шаг за шагом, — вместо этого происходит другое: готовый ответ появляется на уровне сознания, производя впечатление внезапной вспышки.

Огромнейшее число связей, объединяющих в памяти воспоминания и впечатления, позволяет мозгу мастера, исследуя их, достигать широчайшего охвата, по объему и глубине сопоставимого с реальным миром, и создавать при этом ощущение жизненной силы.

Шахматист Бобби Фишер многократно оказывался в сложных игровых ситуациях; он наблюдал разные реакции и ходы своих противников, и все это закреплялось в его памяти в виде мощных связей. Он усвоил и запомнил громадное множество вариантов. На каком-то этапе все эти связи приобрели свойство мгновенно соединяться, давая Фишеру чувство прозрения, ощущения, что он

видит игру в целом. Отныне Фишер видел не просто ходы шахматных фигур, а припоминал длинные последовательности, большие фрагменты партий, которые представлялись ему некими линиями силы на доске, которая воспринималась как единое целое. С таким чувством игры он заманивал противников в ловушку, прежде чем те успевали осознать происходящее, и приканчивал их быстро и безошибочно, подобно аммофиле, наносящей свой парализующий удар.

В таких областях, как спорт или военное искусство, где важен момент состязания, время играет решающую роль.

Слишком уж много информации приходилось бы перерабатывать в очень сжатые сроки. Изначально интуиция и развилась именно потому, что требовалась быстрота, однако сейчас это свойство нередко оказывается необходимым в искусстве и науке, как и любой другой области, где речь идет об обработке сложной информации, хотя время и не является критическим фактором.

Для выработки интуиции высшего порядка, как и для любого навыка, требуются практика и опыт. Сначала наша интуиция может быть совсем слабенькой, буквально намеком, так что мы или совсем не замечаем ее или не доверяем ей; об этом рассказывают все мастера. Но со временем они научаются обращать внимание на мимолетные мысли, внезапно приходящие в голову. Конечно, некоторые мысли оказываются пустышками, зато другие ведут к потрясающим озарениям. Со временем мастера обнаруживают, что могут всерьез полагаться на свою интуицию, вспышки которой теперь возникают все чаще. Достигнув такого уровня, когда подобный тип мыслительного процесса включается регулярно, мастера все активнее сочетают его с рациональным мышлением.

Важно понять: интуитивная форма интеллекта развилась в процессе эволюции, чтобы помочь нам обрабатывать сложные пласты информации и достигать целостного восприятия. В современном мире такое умение для нас важнее, чем когда бы то ни было прежде. Достичь высокого профессионального уровня непросто в любой области, этот процесс требует огромного терпения, упорства и дисциплины. Нам предстоит овладеть таким великим множеством знаний и умений, что это может отпугнуть. Необходимо овладеть и чисто техническими навыками, и непростым искусством взаимодействия с окружающими, научиться адекватно воспринимать их реакцию на нашу работу, не упуская при этом из виду постоянно меняющуюся ситуацию и развитие отрасли в целом. Если прибавить ко всему этому устрашающее количество информации, в которой мы должны свободно ориентироваться, начинает казаться, что мы взялись за непосильную задачу.

Бывает, что мы, даже еще не взявшись за дело, чувствуем испуг и подавленность, не веря, что у нас что-то может получиться. Все чаще люди в такой напряженной обстановке поддаются искушению бросить все и отказаться от своих намерений. Они предпочитают комфортную жизнь без усилий, съезжают к схематичным представлениям о действительности, их образ мыслей неуклонно упрощается, а идеалы сводятся к соблазнительным формулам, сулящим быстрый успех и получение знаний без груда. Интерес к обучению, требующему времени, упорства, стойкости и способности быстро восстанавливать душевные силы — ведь на первых порах обучение может наносить болезненные удары по самолюбию, которое мы так привыкли тешить, — у таких людей теряется. Они много ворчат, они недовольны окружающим миром и склонны винить в своих проблемах кого угодно. Своему бездействию они легко подыскивают хитроумные оправдания, но, по сути, просто не находят в себе сил и смелости заняться сложными вещами. Намеренно упрощая свою психическую жизнь, они уходят от реальности и тем самым отключают, сводят на нет многочисленные возможности мозга, которые вырабатывались на протяжении миллионов лет эволюции.

Стремление к простоте и легкости нет-нет да и поражает всех нас, причем порой мы сами того не замечаем. Решение здесь только одно: нужно научиться подавлять тревоги и страхи, охватывающие нас при встрече с тем, что кажется сложным или хаотичным.

В периоды кризиса, когда опускаются руки, следует сохранять хладнокровие и сдержанность, не поддаваясь эмоциям. Оказавшись в сложной ситуации, о которой все вокруг судят примитивно, по принципу «черное» и «белое», или просто приспосабливаются к изменившимся условиям, не поддавайтесь подобным искушениям. Особенно важно вырабатывать устойчивость в периоды неразберихи и хаоса и даже радоваться таким моментам, учась допускать разные возможности, искать и находить выходы. Мы научаемся держать себя в руках, обуздывать тревогу и нервозность — это важнейший навык в наши неспокойные времена.

Вооружившись умением владеть собой, мы должны делать все возможное для развития памяти — это один из важнейших навыков в мире технологий. Проблема, которую создают для нас новейшие технологии, заключается в том, что она представляет в наше распоряжение все большие объемы информации, но при этом постепенно снижает силу памяти, которой нет необходимости удерживать все. То, что раньше служило упражнениями для тренировки мозга — запоминание телефонных номеров, простые подсчеты в уме, запоминание дороги на улицах города, — сейчас выполняется различным гаджетами, а ведь мозг, как и мускулы, способен дрябнуть и атрофироваться, если им не пользоваться. Что можно противопоставить этому? В свободное время ищите не только развлечений и отдыха. Необходимы увлечения, хобби — игра на музыкальном инструменте, изучение иностранного языка, — такие, чтобы доставляли удовольствие, но одновременно укрепляли память, мыслительные способности и гибкость ума. Таким образом мы тренируем мозг, учимся перерабатывать значительные объемы информации, не ощущая при этом тревог и перегрузок.

Упорно двигаясь по избранному пути, мы будем вознаграждены проявлениями интуиции. И тогда это живое, дышащее, постоянно меняющееся существо — речь идет о нашей профессии или области знаний — наконец сроднится с нами, заживет в нас. Обладание хотя бы частью этой силы мгновенно отделит нас от всех прочих, тех, кто жалуется на перегрузки и лезет из кожи, пытаясь упростить то, что по природе своей сложно. Мы сможем реагировать быстрее и эффективнее, чем другие. Все то, что раньше казалось нам беспорядочным и бессмысленным, отныне предстанет понятной, хотя и меняющейся ситуацией со своими особенностями, которые нам теперь под силу прочувствовать и без особого труда преодолеть.

Интересно отметить, что многие мастера, пришедшие к обладанию высшей интуицией, с годами не стареют, а будто становятся моложе умом и духом, — это наблюдение не может не вдохновлять всех нас, вселяя надежду.

Даже страдая от всевозможных хворей, они сохраняют непосредственность, ясность и живость ума в солидном возрасте — семьдесят лет и намного больше. Среди них — мастер дзен и художник Хакуин, на седьмом десятке создавший работы, поражающие юношеской свежестью восприятия, — сейчас они числятся среди величайших произведений той эпохи. Другой яркий пример — испанский кинорежиссер-сюрреалист Луис Бунюэль, снявший несколько блестящих картин, когда ему было уже за семьдесят и даже ближе к восьмидесяти. Но наиболее, пожалуй, выразительным примером этого феномена может служить Бенджамин Франклин.

Франклина всегда отличал острый интерес к явлениям природы, а с годами это только усилилось. В семьдесят с лишним лет и почти до восьмидесяти он продолжал размышлять о природных феноменах и высказал несколько догадок, которые намного опередили его время, — его работы касались физиологии и медицины, метеорологии, физики, геофизики, эволюции, применения некоторых устройств в коммерции и военном деле и т. д. Теряя физические силы, Франклин применил свою прославленную изобретательность, чтобы помочь самому себе: изобрел бифокальные очки. Чтобы дотягиваться до книг на верхних полках шкафов, он сконструировал раздвижную механическую руку. Чтобы копировать свои бумаги, не выходя из дому, он усовершенствовал печатный пресс, так что можно было изготовить копию документа буквально за пару минут. В последние годы жизни Франклин настолько поражал окружающих своими прозрениями в политике и прогнозами касательно будущего Америки, что многие считали его ясновидцем, наделенным почти магическими способностями. Уильям Пирс, делегат Конституционного конвента, познакомившийся с Франклином незадолго до конца его жизни, писал: «Доктор Франклин общеизвестен как величайший философ современности, все природные явления, кажется, ему понятны... Ему восемьдесят два года, но живостью ума он затмит иного двадцатипятилетнего...»

Интересно пофантазировать о том, каких высот могла бы достичь интуиция мастеров, имей они возможность жить еще дольше. Что ж, возможно, в будущем продолжительность жизни вырастет, и мы станем свидетелями, когда люди, подобные Бенджамину Франклину, проявят интуицию в еще более почтенном возрасте.