Около получаса группа продвигалась по жесткому ледяному насту в полном молчании, которое, однако, более красноречиво свидетельствовало о напряжении всех её сил, чем любые другие проявления. При этом Скотт не сомневался, что все его «полярные странники» думают сейчас только об одном: что их ждет впереди — слава первооткрывателей или же утешительное право водрузить флаг Британской империи рядом с победным флагом Норвежского королевства? И был признателен своим полярникам за то, что лишний раз не терзают его и без того истерзанную душу горечью своих сомнений и разочарований.

— И на сей раз никакие зримые очертания вам все еще не являются, Бауэрс? — наконец нарушил это молчание ротмистр Отс, когда все четверо вдруг увидели перед собой какую-то контрастно черную на огромном сером фоне точку.

Лейтенант козырьком приставил ладонь к глазам и, прежде чем огрызнуться, вопросительно взглянул на начальника экспедиции.

— Просто теперь я уже могу точно сказать, что природной чертой этого равнинного ледового ландшафта, — как можно сдержаннее отреагировал Роберт, — этот предмет быть не способен. Скорее всего, перед нами гурий. А это уже заставляет задуматься.

Полярные странники переглянулись и помолчали. Но еще через несколько мгновений четверо из них ожидающе смотрели на капитана.

— Вполне допускаю, — процедил Скотт, понимая, что молчание затягивается. — Уж не ожидаете ли вы, что, в связи с появлением гурия Норвежца, я прикажу поворачивать обратно, господа?

А еще несколько минут спустя они сумели разглядеть то, что так смущало Бауэрса. Перед ними действительно вырисовывалась «метка странников». И принадлежать она могла только норвежцам. Не оставалось никакого сомнения, что шагах в пятнадцати от них, чуть левее компасом проложенного курса, виднелся врытый в лед санный полоз с прикрепленным к нему черным флагом.

Убедившись в этом, лейтенант сбросил с себя лямку, снял лыжи, на которых они с Отсом шли попеременно, и по-мальчишески помчался к этому сигнальному знаку, словно к спасительному роднику посреди пустыни. Его можно было бы понять: сотни и сотни миль они продвигались, не встречая на своем пути ничего, что могло бы свидетельствовать о существовании здесь чего-либо живого, ни одного человеческого следа. И вдруг этот «знак бытия»!.. Да, действительно, капитан мог бы понять и простить ему, как самому младшему в группе, это проявление восторга, если бы речь шла не о флаге Норвежца и если бы этот шест, возникший прямо у них по курсу, не казался ему в эти минуты чем-то похожим на… эшафот.

Да, Скотт все это понимал, тем не менее смотрел ему вслед с такой растерянностью, словно лейтенант бежал не к санному полозу полярных странников, а к стану врага, предавая своих товарищей в самые трудные минуты боя. Наверное, Отс ощутил то же самое, потому что, рванувшись было вслед за Бауэрсом, он лишь на два шага обошел медленно идущего впереди начальника экспедиции, но тут же остановился и виновато, словно расшалившийся школьник на учителя, взглянул на него.

— Получается, что он все-таки опередил нас, этот чертов викинг, — довольно добродушно проворчал настигавший Скотта доктор Уилсон.

— Я так и знал, что увижу за несколько миль от полюса пиратский флаг этих бродяг, — поддержал его ротмистр. — Вспомните, что я говорил еще там, у Старого Дома: «Мы слишком долго топчемся у кромки океана, вместо того, чтобы сразу же устремляться к полюсу, как это сделает Амундсен!».

— Помолчите, Отс, не то время… — упрекнул его доктор, однако Скотт тут же возразил:

— Пусть изольет душу, тем более что нечто подобное он действительно произносил.

Но именно это «высочайшее позволение» командира, эта безропотность его признания, заставили ротмистра пристыженно умолкнуть. Сам же капитан чувствовал себя прескверно. Ноги его подгибались, но не от привычной путевой усталости, а от какого-то внутреннего душевного бессилия, которое настигает человека вместе с осознанием краха всех его надежд.

«Все — зря! Как оказалось, все зря! — мучительно подводил Скотт итоги своего трудного восхождения к южной вершине планеты. — Вместе с победой Норвежец вырвал у тебя из рук, из души все: твой полюс, твою мечту, твою славу и даже твою репутацию опытного полярника… И если уж по справедливости, то проиграл ты этот „заезд“ еще там, на материке, когда удивлял мир тем, что доверился каким-то маньчжурским лошадкам, обрекая себя на создание целых конюшен, корабельных и антарктических сеновалов, а этих несчастных, совершенно неприспособленных к полярным условиям животных — на мучительную гибель».

— Увы, никакой записки здесь нет, сэр! — докладывал тем временем Бауэрс, не ведая о терзаниях командира.

— Мы увидим ее на полюсе! Норвежец не откажет себе в таком удовольствии — уведомить нас о своей победе.

— А вдруг они прямо отсюда повернули назад?! — неожиданно ожил унтер-офицерский бас Эванса. — Поддавшись ошибке в расчетах!

— Этот не вернется, — сокрушенно покачал головой Скотт. — Этот вспашет лыжней все снега в радиусе ста миль, на всякий случай, чтобы уж наверняка. Чтобы никто не смог подвергнуть его посещение полюса таким сомнениям, каким подвергается экспедиция Пири на Северный полюс.

— Вы правы, сэр! — поддержал его Бауэрс. — Здесь осталось множество собачьих и лыжных следов! — буквально «обнюхивал» он небольшую низину рядом с флагом, уподобляясь героям-следопытам Фенимора Купера. — Но основной, санный след уходит строго на юг. Следует полагать, что это был их последний лагерь перед прыжком на вершину планеты!

— Причем следы уже довольно давние! — заметил Уилсон. Не доходя до полоза, он свернул в сторону бывшей стоянки Амундсена, присоединяясь, таким образом, к лейтенанту. — Странно, что снег не успел окончательно замести их.

— То есть как это… давние?! — не выдержал Отс, уже приблизившийся к «знаку бытия» и теперь старательно осматривавший его. — Быть такого не может!

— Не менее трех недель, господин ротмистр, — ответил лейтенант. — Не менее трех.

— Дьявол меня растерзай! — потряс поднятыми кулаками Отс. — Мы еще только будем переводить дух на полюсе, а мир уже будет знать имя его первого покорителя — норвежца Амундсена!

— В этом уже можно не сомневаться: будет знать.

— Такой пощечины я не переживу. Скандинав был прекрасно осведомлен обо всех наших приготовлениях, и, прежде всего, о том, что мы ушли к берегам Новой Зеландии, чтобы оттуда взять курс на Антарктиду. Так какого же черта он решил устроить нам эту гонку на опережение?!

— Ведите себя, как подобает, ротмистр, — осуждающе процедил Скотт, пытаясь совладать с собой. Он и сам готов был опуститься перед этим санным полозом на колени и биться о него головой. Но впереди еще был не только скорбный путь к полюсу, но и немыслимо трудный путь назад, к береговой базе.

Капитан взглянул на часы. Они показывали четырнадцать тридцать пять, можно было еще в течение нескольких часов продолжать путь к полюсу, вот только спешка эта уже не имела смысла. Доползи они до полюса хоть через месяц, все равно обречены стать вторыми. Всего лишь вторыми, на всю историю человечества.

Опустившись на снег перед полозом, Скотт приказал подтянуть сани и установить палатку. Если уж им не суждено было достигнуть полюса первыми, то по крайней мере они достигнут его отдохнувшими и бодрыми. Хотя, если бы он оставался честным перед самим собой, то признался бы, что с удовольствием повернул бы назад.

— Стоит ли удивляться, что норвежцы опередили нас?! — окончательно добивал его впрягшийся в лямку унтер-офицер Эванс. — Судя по количеству собачьих следов, они не только дотащили на собаках весь свой груз, но и сами доехали до полюса на санках, как на провинциальной пролетке.

— Попробовали бы они тысячу верст тащить все это на себе, — буквально прорычал Лоуренс Отс. — Как таскали все это время и тащим сейчас мы!

И начальник экспедиции, он же полковник флота, понял: достаточно малейшего повода — и «на борту» вспыхнет бунт. Причем он прекрасно осознавал, что полярным странникам в самом деле есть что предъявить ему, прежде чем «вздернуть на рее».

— Только не останавливайтесь на стоянке Норвежца, — сдавленным голосом распорядился он, видя, что «экипаж» затаптывает своими следами следы пребывания группы Амундсена. — Это не этично. Протяните шагов на двадцать на юг, все же ближе к полюсу.

Странники остановились, молча взглянули на капитана, затем так же молча переглянулись и, неохотно повинуясь, вновь впряглись в осточертевшие им сани. «Странно: они все еще повинуются! — с удивлением отметил про себя Скотт, так и не поднявшись из-под „пиратского“ флага норвежцев. — Кто после этого смеет усомниться, что в команде твоей — святые люди?!»

После неспешного, прошедшего при полном молчании обеда, Бауэр по привычке сделал короткую ревизию припасов и, напомнив капитану, что в последнем своем складе они оставили продовольствия на четверо суток, вновь отправился к полозу, чтобы сфотографировать флаг и в одиночестве провести все необходимые измерения. Прежде чем забраться в свои мешки, Отс и Эванс критически осмотрели сани, пытаясь выяснить, насколько долго их хватит. Каждый из них помнил напутствие шкипера-каптенармуса экспедиции Мирза: «Сохранить в Антарктиде свои сани — значит сохранить себе жизнь». Какая философская глубина в этих простых, суровых словах!

Оставшись довольными осмотром, странники направились назад, к стоянке норвежцев. Скотт понимал их порыв: в этой безжизненной снежной пустыне чудом казался уже сам тот факт, что рядом возникли следы человеческого присутствия; тем не менее предупредил, чтобы надолго там не задерживались, не теряли времени, отведенного для отдыха.

— Теперь уже полюс, так или иначе, наш, — снисходительно взглянул на него ротмистр. — Самое время прекратить спешку и осмотреться, в каком из миров земных мы оказались.