Глава 13
Первое, что увидел Клариков, вынырнув из серой немой круговерти, были острые, как буравчики, глаза маленького лысого человечка в белом халате, упершиеся ему в зрачки. Он хотел отвернуться, но не смог, а глаза-буравчики словно ввинчивались ему под череп, доставая до самого мозга.
— А-а-а, — дико заорал Серега, чувствуя, как весь покрывается липким, противным потом слабости. К горлу подкатила тошнота, затылок, казалось, готов отломиться, будто по нему долбили ломом, безжалостно откалывая от головы.
— Сейчас пройдет, — не оборачиваясь, бросил Израиль Львович.
И действительно, спустя несколько секунд Клариков весь обмяк, как тряпичная кукла, и только покорно смотрел на врача, как смотрит кролик на готового проглотить его удава.
— Кто приходил? — ласково спросил Израиль Львович. — Ты же знаешь этого человека, тебя познакомили с ним. Кто?
— Молибога, — захлебываясь слюной и торопливо выплевывая слова, как завороженный заговорил охранник. — Алексей Петрович, который у Вячеслава работает. Он меня в «Рэд Стар» на это дело подписал. Там еще один был, в длинном пальто, с пистолетом, грозился убить, если не сделаю.
Израиль Львович небрежно потрепал его по щеке, как шаловливого ребенка, и успокоил:
— Здесь ты в полной безопасности, и тебе ничего не угрожает. Но ты не сказал, кто приходил? Я жду!
— Аркадий Туз, — с готовностью признался Клариков. — Он тоже был в «Рэд Стар».
— А остальные?
— Больше никого не знаю, — слезливо заныл Серега. — Чужие какие-то. Никого не знаю. Туз их привел с собой.
Слушая их диалог, Пак нервно кусал губы и смотрел на Кларикова так, словно хотел испепелить его на месте. Снегирев знаком подозвал одного из телохранителей Леонида и, наклонившись к нему, прошептал почти в самое ухо:
— Помните, у щенка взяли ТТ? Ну, на квартире, когда застрелился милиционер? Приготовьте этот пистолетик.
Телохранитель понимающе кивнул и вышел. Пак даже не повернул головы, весь поглощенный допросом Кларикова.
— А Туз — это прозвище или фамилия?
— Не знаю, кажется, фамилия. Да, точно, фамилия.
— Ему велел это сделать Молибога?
— Да. И мне, и ему, и другим. А Молибоге велел Вячик Чума, я сам это слышал от Алексея Петровича.
— Ты знаешь, где живет Туз?
— Знаю. И телефон его знаю. Могу дом показать.
— Очень хорошо. Ты сейчас ему позвонишь и скажешь, что зайдешь на минутку по важному делу. Например, хочешь отдать ему причитающуюся часть денег. Он живет один?
— С бабой одной, на хате, недалеко от Петровского парка.
— Хорошо, звони.
Израиль Львович поставил на колени Кларикова телефонный аппарат. Пак немедленно взял отводной наушник, а Снегирев включил запись разговора на диктофоне и обернулся к врачу, как бы спрашивая: получится ли?
Тот в ответ лишь прикрыл набрякшими веками глаза, словно говоря — вы еще до сих пор сомневаетесь в моих способностях?
— Будь собран и спокоен, уговори его! — приказал Израиль Львович набиравшему номер Сереге.
Все молча ждали, что последует дальше. Ответит телефон Туза или затея окажется напрасной?
— Алле? — прохрипел в наушнике сонный голос.
— Аркадий? — спокойно сказал Клариков. — Это Серега. Мне надо срочно подскочить к тебе на минутку.
— Сдурел? Ночь на дворе. Давай завтра. Или горит?
— Завтра уезжаю рано утром по делам, а сейчас хотел тебе деньги занести.
— Деньги? — в голосе Туза появилась заинтересованность. — Какие деньги?
— Тут за это дело еще обломилось кое-что, могу поделиться. Но если ты?..
— Какой разговор, — немедленно прервал его Аркадий. — Только извини, угостить нечем, да и сам понимаешь, время. Давай по-быстрому. Ты когда будешь?
— Через полчаса, — сказал Пак. И Клариков послушно повторил:
— Через полчаса.
— Дай три звонка. Жду. Возьми тачку за мой счет, быстрее обернешься.
— Хорошо, — согласился Серега и положил трубку. — Он ждет меня. Надо ехать?
Охранник, как беспомощный ребенок, посмотрел на Израиля Львовича.
— Конечно, — кивнул тот. — Сейчас все вместе и поедем. Вставай, пошли.
В сопровождении врача, Мартынова и его вооруженных боевиков Кларикова повели во двор, к машине. Проводив их взглядом, Кореец обернулся к Сан Санычу:
— Ему даже браслеты не надели? Не наломает дров? Он прилично приложил двоих в квартире.
— Не волнуйся, ему Израиль вкатал лошадиную дозу, еще с час будет как шелковый, а потом…
Оборвав фразу на полуслове, Снегирев посмотрел на вернувшегося телохранителя Пака. Тот в ответ выразительно похлопал себя по бедру.
— Ну, пошли? — просто предложил Сан Саныч. — Посмотрим на Туза и его бабу, как выразился наш подследственный?
— Пусть ребята возьмут автоматы, — поиграв желваками на скулах, распорядился Пак и полез в шкаф за бронежилетом.
— Что ты задумал? — всполошился Снегирев.
— Поговорить с Тузом на некоторые темы, — криво усмехнулся Кореец, надевая куртку-бронежилет. — Ну, чего встал?
До дома Туза доехали меньше чем за полчаса. Выяснив, куда выходят окна его квартиры, машины предусмотрительно поставили так, чтобы их не было видно. Наверх пошли Клариков в сопровождении двух боевиков Мартынова, сам Мартынов, Пак со своими, телохранителями и Снегирев с видеокамерой. Израиль Львович остался в машине под охраной других боевиков. Он зябко прятал лицо в поднятый воротник дубленки и сосал валидол.
Серегу поставили прямо перед глазком двери и дали три условных звонка. Как только дверь приоткрылась, в нее сразу ударили плечами трое дюжих подручных Мартынова и, сорвав цепочку, буквально влетели в прихожую, сбив с ног пузатого Туза, одетого в майку и полосатые пижамные штаны. Он даже не успел заорать, как его скрутили и заткнули рот.
— Кто там? — испуганно спросил из полутемной комнаты женский голос, и один из телохранителей Пака метнулся туда. Раздался короткий вскрик, и все затихло.
— Заходите, — выглянул в прихожую телохранитель. — Я задернул шторы.
Толпой ввалились в комнату. На разобранной кровати, раскинув в стороны руки, лежала средних лет женщина со следами былой красоты на лице. Увидев ее, Туз замычал, из глаз у него покатились слезы. Кореец дал знак выдернуть у Аркадия изо рта кляп.
— Клавку за что? — запричитал Туз.
— Заткнись! — ему жестоко ткнули под ребра стволом. — Жива твоя курва.
— Это пока, — с нехорошей улыбкой сказал Снегирев, подготавливая к работе видеокамеру и подходя ближе к Аркадию. — Есть один вопрос.
— Привезешь к Чуме? — отстранив советника, прямо спросил Пак. — И отдай остальных, кто был в казино! Ну?!
— Я их не знаю, — слезливо заныл Туз. — Право слово, не знаю. Их Молибога дал.
— Не понимаешь? — зло процедил Кореец. — Не понимаешь, что я тебе даю большой шанс выжить, идиот? Ну тогда гляди, сейчас начнем говорить по-другому.
По его знаку к постели подвели Кларикова. Аркадий смотрел на него расширенными от дикого ужаса глазами. Снегирев деловито навел видеокамеру. Сереге дали в руки ТТ с одним патроном, голову Клавдии прикрыли подушкой. Туз замычал, забился в руках боевиков, но его заставили смотреть на происходящее.
— Стреляй! — приказал Пак.
Клариков послушно поднял ТТ и выстрелил через подушку в голову сожительницы Туза. Сан Саныч зафиксировал это на видеопленке.
Выстрел через подушку прозвучал приглушенно. У Сереги из рук забрали пистолет, и он послушно отдал его. Туз подвывал, как побитый кобель, тянув вой на одной щемящей сердце ноте. Он понял: наступил конец! Но Клариков-то, он-то что делает, или они что-то сделали с ним, как с Федюниным? Он слышал об этой истории и не хотел кончать выстрелом в рот, однако, похоже, все шло к этому с неизбежностью заранее предрешенного.
— Смотри, — в руках Пака появился моток упругого телефонного провода. Он показал его Тузу и зло ощерился. — Сейчас тебя повесят на люстре, и ты, как сучонка, еще подрыгаешь ногами, глядя на свою бабу. Я прикажу сделать так, чтобы ты касался пола кончиками больших пальцев ног. А теперь смотри сюда!
Он сунул телефонный кабель под мышку и развернул перед лицом Аркадия план особняка Чумы с пометками, где расположена охрана, и четко выписанным адресом.
— Жить хочешь? — жестко посмотрев в глаза Тузу, спросил Пак.
Аркадий часто закивал. Чего уж тут, лишь бы хоть скотинкой, но жить оставили. Кореец не знает жалости, не зря, видно, говорили, что он перенял все привычки покойного Адвоката и прошел у него отличную выучку.
— Он убил твою женщину, — Леонид показал на безучастно стоявшего у постели Кларикова, — а ты убей его и отвези нас к Вячику. Не хочу лишней крови, понял? Его мы и без тебя достанем сегодня же ночью, но охрана тебя знает. Согласен помочь?
Туз кивнул. Ему отпустили руки и дали ТТ с одним патроном, держа под прицелом короткоствольных автоматов. Аркадий поднял пистолет дрожащей рукой, целясь Кларикову в сердце.
— Подойди ближе, — велели Сереге, и тот, на удивление Аркадия, послушно подошел, встав прямо напротив него и часто глотая наполнявшую рот слюну. Она стекала у него тонкой струйкой по подбородку и капала на грудь, но он не обращал на это внимания.
Зажмурившись, Туз выстрелил. Клариков словно сложился пополам и рухнул на пол, скорчившись, как от боли в животе. Снегирев снял и эту сцену. Один из боевиков подошел, ногой повернул голову Сереги и буркнул:
— Готов!
— Одевайся, — велел Аркадию Пак. — И побыстрее!
Не попадая ногами в штанины, Туз начал натягивать брюки, накинул прямо на майку какую-то куртку, а сверху надел пальто. Сунул босые ноги в сапоги. Нахлобучил шапку. Пистолет у него отобрали и бросили на пол рядом с телом Кларикова.
— Собрался? — с усмешкой спросил наблюдавший за ним Пак. — Дверь запри! Пошли.
Аркадий, как во сне, выключил свет, вышел в прихожую и захлопнул дверь. Замок поддавался плохо после удара боевиков Мартынова, но кое-как его удалось закрыть. Туза с двух сторон взяли под руки и повели по лестнице вниз.
На улице налетел холодный ветер, облизал мокрым от летевших с неба редких снежинок языком разгоряченное лицо.
«Что же это делается-то, а? — трясясь как в лихорадке, подумал Туз. — Или я сплю?»
Его впихнули в машину, заставили снять пальто и куртку. Появился какой-то пожилой недомерок в дубленке, деловито раскрыл докторский чемоданчик и достал шприц.
— Не надо, — жалобно попросил Аркадий.
— Вы слишком возбуждены, — протирая ему руку ваткой, остро пахнувшей спиртом, ответил человек в дубленке. — Не волнуйтесь, это просто успокаивающее.
И всадил иглу. Туз слегка дернулся и почувствовал, как мир вокруг закружился, и на глаза начала опускаться темная пелена…
Километра за два до поселка, на окраине которого располагалась дача-особняк Вячеслава Чумакова, машины остановились по сигналу Пака. Шоссе было пустынным под слабым светом ущербной луны. Мела редкая поземка, облизывая ноги боевиков, собравшихся у автомобиля Корейца.
— Он сказал, сколько там охранников? — выйдя из авто, поинтересовался Леонид у Сан Саныча.
— Когда пять, когда четыре, — поеживаясь на пронизывающем ветру, ответил тот.
— Так, — прикинул Леонид, — нас почти десяток, но сразу выпадает доктор. Ты, Саша, — обратился он к советнику, — тоже не суйся, пока не кончится дело, и береги эскулапа. Еще предстоит разговорить Молибогу. По моим сведениям, он сейчас там.
— А Чума? — поправляя ремень висевшего под курткой автомата, напомнил Мартынов.
— Мне кажется, он знает меньше, — криво усмехнулся Пак. — Этот придурок Туз пусть окликнет охранника у ворот, чтобы тот открыл, и сразу из пистолета с глушителем. Потом к дому: остальные должны быть там. Вячика и Лешку постараться взять живыми! Туза кончать потом, в доме. Все, поехали!
Молча разошлись по машинам и, не включая дальний свет, медленно поползли к поселку. Дача Чумакова, обнесенная высоким тесовым забором с колючей проволокой поверху, выросла перед ними как-то сразу, лишь только свернули на небольшую — едва разминуться двум машинам — боковую дорогу.
«Наверное, заборчик с зоны скопировал, — притормозив, подумал Снегирев. — Там обычно такие».
Сзади беспокойно завозился Израиль Львович, сунув под язык очередную таблетку валидола.
— Что, сердечко прихватывает? — поглядел на него в зеркальце Сан Саныч.
— Не нравится мне сегодняшнее мероприятие, — честно ответил медик. — Стрельба будет?
— Наверное, — пожал плечами бывший комитетчик. — Но вас это не должно волновать. Мы, как говорится, остаемся не то что во втором, а аж в третьем эшелоне.
Причмокивая валидолом, Израиль Львович с сарказмом заметил:
— Пуля, она, друг мой, дура! И не станет разбирать, кто в каком эшелоне. Не лучше ли нам развернуться и отъехать от греха подальше, пока не начали палить? И вообще, зачем я связался с этим делом?!
— Из-за денег, дорогой Израиль Львович, из-за денег, — аккуратно разворачивая машину и отъезжая к основному шоссе, усмехнулся Снегирев. — Люди гибнут за металл!
— Это их дело, — буркнул врач. — А я не собираюсь. И вам, между прочим, не советую.
— С благодарностью принимаю подобные мудрые советы, — засмеялся бывший комитетчик.
— Вот-вот, принимайте.
— Здесь вам кажется достаточно безопасно? — остановив машину, поинтересовался Сан Саныч.
— Пожалуй, — Израиль Львович поглядел на часы и спросил: — Скоро это начнется?
— С минуты на минуту.
— И надолго?
— Обычно все решается довольно быстро, — уклончиво ответил Снегирев.
— Только бы не копались.
— Я тоже об этом просто мечтаю, — заметил Сан Саныч, и тут у ворот скрытого от них деревьями особняка бухнул приглушенный расстоянием выстрел…
После укола Туз почувствовал себя так, будто ломанул бутылек водяры без закуски — все произошедшее в квартире уже не казалось ему таким ужасным, да и Клавку стало не так жалко: все равно скоро пришлось бы искать другую бабу, поскольку эта стала слишком много из себя корчить, чего Аркадий на дух не переносил. Кроме того, ему твердо обещали жизнь, если сделает все, как нужно. Он прекрасно понимал: свидетелей нападения на дачу Вячика не останется, — и потому согласился, надеясь потом пересидеть смутное время междоусобицы и вынырнуть из тины, когда все утихомирится.
У крепких тесовых ворот, в будке, отапливаемой печуркой, сидел первый охранник. Пак велел смело подъезжать к воротам и выпустил из машины Туза вместе с Мартыновым — тот имел достаточный боевой опыт, повоевав наемником в разных горячих точках. Телекамеры, просматривавшей двор из дома, Кореец не опасался. Лишь бы открыли ворота, а там Чуму не спасет уже ничто!
— Открывай! — забарабанил в дверь сторожки Аркадий. — Это я, Туз!
Охранник узнал его, но распахивать ворота не торопился. Он дал сигнал в дом, что прибыли чужие люди, и начал выспрашивать:
— Чего надо? Зачем тебя принесло заполночь?
— Срочное дело к хозяину! Ребята с Тамбова прихиляли, разговор есть. Крупные дела намечаются.
О возможном скором приезде гостей из тамбовской группировки узнал по своим каналам Снегирев, поэтому все было похоже на правду…
Вячеслав Михайлович и Молибога сидели у камина в гостиной второго этажа, когда им по рации передали о появлении «тамбовских» вместе с Аркашкой Тузом. Поколебавшись, Чума разрешил впустить одну машину, но вторая пусть останется за воротами и пусть в дом поднимется представитель гостей вместе с Аркадием.
Охранник у ворот допустил первую, роковую для Молотова и потянувшую за собой целую цепь, ошибку — он приоткрыл дверь сторожки, намереваясь впустить хорошо знакомого ему Туза и тут же получил пулю в сердце из пистолета с глушителем. Вторая пуля досталась расслабленному уколом Израиля Львовича, поверившему во все хорошее Аркадию. И он лег, пятная кровью из пробитой головы чисто выскобленный пол сторожки. Все это заняло считанные секунды, и Мартынов уже нажал на кнопку, приводившую в действие электромотор, сдвигающий ворота в сторону.
Машины влетели во двор, лихо развернулись, распахнулись дверцы и начали выпрыгивать боевики Пака, вооруженные автоматами. Охранник дачи, выскочивший на крыльцо, чтобы облаять нерадивого привратника, получил очередь поперек груди и упал на крыльце, а один из боевиков уже распахнул дверь дачи и метнул внутрь гранату.
Бухнул взрыв, осколками скосило двух других охранников, выбежавших на шум в холл первого этажа. Следом за взрывом в дом вломились люди Пака, поливая перед собой длинными автоматными очередями: пули вдребезги разносили буфеты и горки с хрусталем, выбивали крупную щепу из панелей обшивки стен и впивались в деревянный потолок с широкими поперечными балками…
— Скорее! — Чума моментально оценил ситуацию и кинулся баррикадировать дверь гостиной. За окна он не боялся: их закрывали крепкие фигурные решетки и забросить гранату в комнату через окна просто невозможно.
Молибога помог ему придвинуть к дверям тяжелый диван, на него взгромоздили большие кресла и, пыхтя от напряжения, подтащили массивный шкаф. На их счастье, дверь открывалась внутрь.
— Отстреляться! — Вячеслав Михайлович выхватил «кольт», и, пригибаясь, чтобы не достали пулей через окна, метнулся к столику, на котором лежал телефон сотовой связи. — Продержимся хоть полчаса, а там наши подтянутся!
Лихорадочно тыча пальцем в кнопки набора, он начал вызывать номер Наретина. Молибога вытянул из подмышечной кобуры «макарова» — привычное оружие еще со времен службы, — проверил запасную обойму и загнал патрон в ствол. Конечно, он предпочел бы переговоры, даже с бешеным Корейцем, но, судя по тому, что происходит внизу, ни о каких переговорах и речи быть не может. Сюда приехали покончить с ним и Чумой! Но, может быть, только с Вячиком? Откуда им было знать, что сегодня здесь припозднится в гостях после удачно провернутого в казино дела советник по безопасности Алексей Петрович Молибога? Однако могли и дознаться!
Продать им Вячеслава в обмен на себя? Хорошо бы попробовать, но как? Тут же получишь подарок из крупнокалиберного «кольта» сумасшедшего Молотова. А ведь придется кричать через дверь или окно!
Тем временем Чума уже дозвонился и орал в микрофон:
— Скорее, мать твою! Они уже на первом зтаже! На двух машинах пришли. Мы тут с Лешкой, а у них автоматы и гранаты. Бери кого есть, и сюда…
«Как же, успеют они, — прислушиваясь к тому, что творилось внизу, мрачно подумал Молибога. — Проклятый Пак сожжет нас тут, но не даст уйти живыми. И что делается во дворе, теперь не посмотришь: очередью разбили камеры, а высовываться и ловить пулю в лоб нет никакого желания. И дернул меня черт задержаться и вообще сегодня поехать сюда! Может, как-то исхитриться отключить Вячика и сдаться?..»
На первом этаже уже закончился первый акт трагедии. Два оставшихся в живых после взрыва охранника быстро были убиты, не успев даже толком оказать никакого вооруженного сопротивления.
Теперь в доме в живых оставались лишь люди Пака и засевшие в гостиной на втором этаже хозяин особняка и его гость и соратник Алексей Петрович Молибога.
— Выбивайте двери! — приказал Пак.
Однако при первом же ударе топора из-за двери бухнули выстрелы, и один из боевиков со стоном схватился за плечо, зажимая рану.
— Эскулапа сюда, — процедил сквозь зубы Пак. Надо же, все так хорошо началось, и он надеялся обойтись вообще не только без потерь, но даже без раненых среди своих людей. И на тебе!
Один из подручных Мартынова побежал искать, где притаилась машина Снегирева, в которой сидел Израиль Львович. Хоть он и не хирург, но должен же уметь перевязывать раны?
— Через окна их не выбьем, — жарко шептал Мартынов в ухо шефу.
— Что ты предлагаешь?
— Связку гранат под дверь — и амба!
— Я хочу взять их живыми. Мне нужно кое-что узнать.
— Газа у нас нету, — с сожалением причмокнул Иван Мартынов. — В морду выпустить одно, а в комнате рассосется. А что, если поджечь?
— Долго, — недовольно поморщился Пак. — Хотя потом все равно придется. Ладно, давай связку!
В холл первого этажа вошел Снегирев, поддерживая под руку бледного Израиля Львовича. Бросив беглый взгляд на оголенное плечо раненого, тот сразу определил:
— Ничего страшного, сквозное, кость не задета. Бинтуя плечо боевичка, он тяжко вздыхал и косился на Сан Саныча, но тот делал вид, что ничего не замечает.
— Ложись все! — скатился с лестницы Мартынов. Сан Саныч повалил доктора, и тут страшно бухнуло наверху. Еще не успел рассеяться дым, как по лестнице уже загремели ботинки ребят Мартынова и следом за ними кинулся разъяренный Пак. Растолкав всех, он первым влетел в гостиную.
Дверь и сооруженную за ней баррикаду из мебели разнесло взрывом. Мелкими осколками сильно посекло Молибогу и взрывной волной откинуло к окну. Он лежал, истекая кровью и закрыв глаза, только часто вздрагивали от боли веки.
Чума тоже был еще жив. Его контузило и сильно рассекло бедро. Под ним уже успела натечь приличная лужа крови. Тем не менее потухающим взглядом увидев своего лютого врага, он попытался поднять «кольт», надеясь захватить Пака с собой на дорогу в рай или ад.
Кореец оказался проворнее. Он растянулся в прыжке и выбил ногой оружие из руки Вячеслава Михайловича. Потом подпрыгнул и всей тяжестью тела обрушился на его грудь, жестоким приемом каратэ ломая Чуме ребра. Раздался жуткий хруст, бывший «вор в законе» дернулся и забился с кровавой пеной на губах. Зло ощерясь, Пак поднял его «кольт» и несколько раз выстрелил ему в голову, превратив череп Вячеслава в кровавое месиво.
— Где Молибога?! — обернулся Кореец. — Он жив?
— Пока да, — ответил от окна один из телохранителей. Он уже вынул из ослабленных пальцев Алексея Петровича пистолет и наклонился, осматривая раны.
— Доктора! Со всеми его причиндалами!
Быстро притащили Израиля Львовича. Тот был бледен и даже, казалось, слегка шатался как пьяный. Следом, брезгливо обходя лужи крови, крадущейся походкой подошел Снегирев.
— Что вы хотите? — спросил доктор.
— Выкачать из этого мерзавца все, что он знает, — кивнул на валявшегося у окна Молибогу возбужденный схваткой Пак.
— Я не реаниматор, — поджимал губы старый еврей. — Я психиатр!
— Вкалывай ему чего хочешь, но он должен говорить! — схватил его за плечо Пак.
— Но это бесполезно! — сжался психиатр.
— Я тебе сказал! Озолочу!
— Смотрите, — Израиль Львович показал на маленькую ранку в голове Молибоги, из которой тонкой, едва пульсирующей струйкой текла кровь. — Осколок, очень маленький, но задел мозг! Ему остались считанные минуты. Если бы не эта рана…
— А, черт! — Пак отпихнул доктора и разрядил оставшиеся в обойме «кольта» патроны в голову Алексея Петровича.
Израиль Львович вцепился в рукав Снегирева и умоляюще прошептал:
— Мне плохо, уведите меня отсюда, пожалуйста! Я вас умоляю, Саша!
— Тащи своего дохляка в город, — через плечо бросил Пак, услышав мольбы психиатра. — Но утром, Сан Саныч, чтобы был, как штык.
— Я буду, — пообещал Снегирев и почти волоком потянул доктора на улицу. Действительно, зрелище здесь не для слабонервных. И, по всей вероятности, действо будет продолжаться.
— Быстрее! — покрикивал Пак. — Найдите сейф, взломайте. Все документы и ценности сюда, мне. Сваливайте в мешок или в какую наволочку, потом разберемся. Он мог вызвать подмогу!
Кореец сердито отшвырнул носком ботинка телефон сотовой связи и подрагивавшими от возбуждения пальцами вытянул из пачки сигарету.
— Что потом? — поднеся ему горящую зажигалку, деловито осведомился Мартынов.
— Собрать оружие и сжечь все, дом попалить со всех углов. Я не собираюсь оставлять ментам улики.
— Понял, — кивнул Иван. — Вы уезжаете?
— Я подожду, пока не вскроют сейф, — решил Пак. — Не копайтесь! В случае чего его можно гранатой, и так нашумели!..
На свежем воздухе доктору стало полегче, но все равно он с трудом доковылял до машины, почти повиснув на Снегиреве, едва подавлявшем в себе брезгливое чувство: врач, называется, рассопливился и начал разваливаться, как баба! Крови, что ли, никогда не видел? Или не знал, что случалось с теми людьми, с кем он «работал»?
Запихнув Израиля Львовича на заднее сиденье, Снегирев лихо развернулся и, быстро выехав на пустынное шоссе, погнал на предельной скорости к Москве. Доктор доктором, но и от места побоища лучше убраться поскорее, это никогда никому не вредило. Кто знает, долго ли там еще провозятся, а могут подоспеть ребята Чумы, или вдруг проявят служебное рвение местные милиционеры. Правда, положа руку на сердце, Сан Саныч не верил ни в то, ни в другое. Но береженого, говорят, и Бог бережет!
— Как вы? — он поглядел в зеркальце на эскулапа. Тот в ответ лишь обреченно махнул рукой.
«Не хватила бы его кондрашка с испугу, — подумал Снегирев, выжимая из машины последние оставшиеся в моторе лошадиные силы. — Откинет еще копыта, и что тогда с ним делать? Везти домой к семье? Или выбросить в лесу, где его и черти с фонарями не сыщут?»
Мощная «мазда» подминала шипованной резиной километр за километром, с каждой минутой приближая их к столице. Психиатр без конца сосал таблетки и слабо охал, но Сан Саныч не сбрасывал скорость — мимо пролетали спящие деревушки с темными окнами домишек, слепо смотревших на одинокую машину, на бешеной скорости летевшую по трассе.
— Притормозите, Саша, — слабым голосом попросил вдруг Израиль Львович.
— Что такое? — недовольно откликнулся Снегирев, но скорость не сбросил.
— Меня мутит, — прошелестел эскулап. — Остановите где-нибудь, я вас очень прошу.
— Потерпите, — буркнул Сан Саныч. — Сейчас проедем через деревню, а чуть подальше есть старая грунтовка. Лучше, чтобы вас не видели на шоссе.
— Я понимаю, — со вздохом согласился бледный психиатр.
Это шоссе Снегирев знал достаточно хорошо, поэтому, как только кончился населенный пункт, он начал шарить глазами, отыскивая справа почти неприметный съезд на грунтовую дорогу. Только бы ее не разбили тракторами или тяжелыми грузовиками так, что и на брюхе не проползти. Ага, кажется, вот она!
Сбросив скорость, он медленно въехал в темный тоннель между голых ветвей кустов и, щупая дорогу светом фар, осторожно повел машину по ухабам. Израиль Львович только жалобно стонал, но больше ни о чем просить не решался.
Отъехав от шоссе метров на пятьдесят, Снегирев заглушил мотор и выключил все огни. Вылез из машины, рывком открыл заднюю дверцу, подхватил под мышки обмякшего доктора и рывком выдернул его с сиденья. Не успел отвести на пару шагов, как Израиля Львович согнуло, и он начал блевать, как пьяница, обожравшийся водки. Сан Саныч брезгливо разжал руки, и старик бухнулся на колени, продолжая извергать рвоту.
Отойдя на пару шагов, Снегирев осмотрелся. Кругом тишина и темнота, только вдали заревом на небе, каким-то беловато-сиреневым отсветом, полыхали огни столицы, уже ясно видимые даже над кромкой жиденького леса. В воздухе висела морозная дымка.
Обернувшись, он поглядел на психиатра — тот стоял на коленях, упершись в мерзлую землю руками, и ошалело мотал головой.
«Это не сердечный приступ, — прикуривая, чтобы перебить неприятный запах, исходивший со стороны эскулапа, подумал Сан Саныч. — Это со страху, нервное. Как еще не обделался с перепугу?»
Глядя в спину Израиля Львовича, он вдруг подумал, что если сейчас пристрелить здесь докторишку, то и все концы в воду, вернее, под снег. А когда тот стает, никто уже не сможет опознать, чей труп лежал в сугробе.
За что пристрелить? Да есть за что! Раньше сдавал своих единокровных братьев евреев-диссидентов, постукивал, так сказать, потом стучал на других, а в случае чего настучит и на Снегирева, хотя боится его до икоты и ласково зовет Сашей. Продаст, иуда, все продаст и всех продаст! Расколется на тайные квартирки, где вкатывал под язык или в вену нейролептики, чтобы развязать языки пленникам Снегирева и Пака, расколется и на многое другое. Стоит ли упускать удобный момент?
Рука сама потянулась за пазуху, к рукояти «вальтера» в подмышечной кобуре, но, даже не дотронувшись до нее, остановилась.
«А чем ты лучше его?» — задал себе прямой вопрос Сан Саныч, пожалуй, впервые в жизни перестав вилять даже перед самим собой. Да Ничем! Ты тоже иуда, только другого, более высокого полета и иных сфер. Ты не стучал, но тебе стучали, ты не вкатывал нейролептики, но по твоему приказу их вкатывали. И слишком много всякого другого за твоей душой, чтобы стать Израилю Львовичу беспристрастным, чистым судьей и палачом в одном лице…
Доктор с трудом выпрямился и, как слепой вытянув руки, побрел к машине. Снегирев помог ему сесть и заботливо вытер лицо платком.
— Спасибо, спасибо, Сашенька, — лопотал психиатр, даже не подозревая, за что в действительности благодарит.
— Пустое, — откликнулся Снегирев и выбросил платок. Прислушался.
Кажется, по шоссе на большой скорости прошла машина из Москвы. Пусть от греха отъедет подальше, а потом Сан Саныч выгонит свою «мазду» на трассу…
Он не знал, что сейчас оба иуды, благодаря животному страху одного, избежали верной смерти…
Наретин скатился по лестнице в подвал морга и забарабанил кулаком в дверь. Открыл Анзор и, увидев искаженное бледное лицо Юрика, отшатнулся:
— Что стряслось?
— Скорее, — запыхавшись, едва выговорил тот. — Их застали врасплох на даче хозяина. У меня в машине все, и Гену Сацкова прихватил. Давай, в чем есть, некогда к тебе заезжать!
Анзор метнулся в прозекторскую, накинул на плечи ватник и выскочил, на ходу пообещав дежурившему вместе с ним, как обычно, философски настроенному Степанычу скоро вернуться.
— Ну вот, — проводив его взглядом, обратился Степаныч к прилепленному к стене, вырезанному из иллюстрированного журнала портрету Ломоносова. — Я ить слыхал! Опять у них чегой-то врасплох. Ты, Михайло Васильевич, говорят, умный был мужик. Вот и ответь, почему нас всегда все застает врасплох? И Гитлер, и Чернобыль, и перестройки разные. И за все в ответе простой народ? Молчишь? То-то…
Анзор и Наретин быстро пробежали через двор к стоявшей на улице машине. За рулем сидел Сацков. Плюхнувшись на заднее сиденье, Юрик кинул Анзору в руки мелкокалиберный АК-101 и, пока Генка разворачивался, объяснил:
— Вячеслав сам успел позвонить. Они уже первый этаж взяли. Молибога там с ним. Может, отобьются? Кто ждал от Корейца такой прыти?
Анзор жадно затянулся сигаретой и отрицательно мотнул головой:
— Не отобьются! Когда он звонил?
— С полчаса, — отозвался Генка, разгоняя «девятку» до бешеной скорости. Только взвизгивали покрышки на поворотах.
— Это много, — тоном знатока сказал Анзор.
— Думаешь, зря едем? — Юрик зло ощерился. Он считал себя порядочным человеком и многим был обязан Чуме, поэтому был готов сломя голову лететь на зов даже мертвого хозяина.
Анзор знал об этом, поэтому не стал обострять отношения: и так у всех нервы взвинчены до предела.
— Зачем гадать? — примирительно бросил он.
— Нет, ты скажи, скажи! — не отставал Юрик.
— Заткнись, — попросил Сацков. — Анзор прав: приедем, увидим! Чего сейчас гадать?!
Дальше ехали молча, недовольные друг другом. Анзор видел: Юрик жаждал получить подтверждение своих надежд, но подтверждать, по правде говоря, нечего. Все самообман!
Проверили запасные рожки к автоматам, фонари, ножи, пистолеты. Сосали сигарету за сигаретой, не чувствуя горечи табака. Не выдержав, некурящий Сацков приоткрыл ветровичок, и в машину ворвалась струя свежего морозного воздуха.
Наконец выскочили за город. Геннадий еще прибавил скорость, рискуя слететь в кювет, попав колесами на обледенелую полосу асфальта на шоссе.
— Быстрее можешь? — нарушил молчание Наретин.
— Нет, — как отрубил Сацков. — И так все!
— Их две машины пришло, — опять завелся Юрик. — Куда только глядели эти чертовы охранники?
— Перестань, — лениво попросил Анзор. Он думал, что делать, если они опоздают? Хотя они, наверняка, уже опоздали!
Если Пак навалился, то не выпустит ни за что, и Вячеслава с Алексеем Петровичем уже можно подавать в поминание — Пак ехал за их головами и получил их!
Как бы в подтверждение его мрачных мыслей, Генка притормозил на взгорке и крякнул.
— Ты чего? — Наретин посмотрел через лобовое стекло и примолк.
Вдалеке над черной полосой леса светилось на небе розоватое пятнышко, а рядом с ним тянулась к ущербной луне полоса густого дыма, черного даже на фоне ночного неба, чуть подсвеченного пожаром. Гореть могла только «усадьба» Вячеслава Михайловича. Их путь лежал как раз туда, где мерцало розовое пятно.
— У-у-у! — Юрик зло заскрежетал зубами и обернулся к Анзору. — Накаркал!
— Да пошел ты… — грубо оборвал его тот. — Сейчас надо думать, как их перехватить на обратной дороге. Туда гнать явно бесполезно.
— А чего думать? — Сацков свернул к обочине и остановил «девятку». — Туда одна трасса, свернуть некуда. Разве, на грунтовку? Мы ее проскочили недавно.
— Там не поедут, — мотнул головой Анзор. — Грунтовка ведет к карьерам, а им надо в город.
— Можем срезать на встречном курсе, — Наретин передернул затвор автомата. — У них две тачки, машину Корейца я знаю. Как заметим, опускаем стекла — и из всех стволов.
— Давай вперед, — предложил Анзор. — Там подъем, обязательно притормозят. Мы заляжем по обе стороны дороги и польем свинцом до тех пор, пока не превратим тачки в решето.
— Дело, — подумав, согласился Юрик.
Они проехали еще несколько километров и загнали машину в кусты, с трудом отыскав удобный съезд с шоссе. Взяли запасные рожки к автоматам, прикинули директрисы огня, распределили номера, как на охоте, чтобы не пострелять друг друга, и разошлись по намеченным местам.
Вскоре на трассе показались далекие огни. Сидевшие в засаде напряглись и изготовились к стрельбе. Но это оказались идущие в плотном строю друг за другом три огромные фуры. Видно, водители-дальнобойщики не хотели терять зря время и спешили к рассвету оказаться на базе, а потом уж и отдыхать со спокойной душой.
Еще несколько минут ожидания, пролетевших почти незаметно, — и по шоссе проскочил юркий «опель». Становилось все холоднее, металл оружия пристывал к рукам, казалось высасывая из них тепло даже через перчатки.
Наконец показались огни двух легковых машин, следовавших на некотором расстоянии друг от друга — это должны быть те, кого здесь с нетерпением ждали. Как только машины поравнялись с засадой, Наретин узнал черный лимузин Корейца и, зло ощерившись, выпустил по нему длинную очередь, полосуя машину во всех направлениях. С другой стороны дороги затрещал автомат Анзора, а чуть сзади по второй машине ударил Сацков…
Пак сидел на месте пассажира рядом с водителем во втором автомобиле. За рулем был Иван Мартынов. Он молниеносно сумел отреагировать на неожиданные выстрелы и, ударив по тормозам, резко крутанул руль, разворачивая машину. А пули секли по корпусу, прошивая его, как картон. Послышались вскрики раненых. Леонид почувствовал тупой удар в плечо по бронежилету и острую боль в ноге, потом чиркнуло, как бритвой по шее, и он, теряя сознание, сполз с сиденья на пол.
Развернувшись, Мартынов открыл дверцу и вывалился на асфальт, сжимая в руках автомат. Первые очереди не задели его, и он в ответ полоснул из автомата на свет ближайших вспышек выстрелов, надеясь ужом уползти в кювет и там отбиться — еще не такое бывало, и просто так отдавать свою жизнь Иван не собирался.
Первая машина уже закрутилась волчком и с ходу врезалась в кусты. Оттуда никто не выскочил и не отстреливался. Анзор, на всякий случай, дал по ней еще пару очередей и сосредоточил все внимание на боевике, успевшем выскочить из первой машины. Автомат Генки Сацкова молчал: то ли кончились патроны, то ли задело, а могло и заклинить затвор.
Подобравшись чуть ближе к полотну дороги, Анзор выпустил длинную очередь по огрызавшемуся из-под второй машины стрелку. С другой стороны его поддержал огнем Наретин. Дав еще несколько очередей, они, как по команде, перестали стрелять, и сразу стало тихо до звона в ушах.
Около машин не было заметно никакого движения, и Анзор свистнул, условным знаком давая понять Юрику, что намерен подойти к первой тачке, осевшей на бок в придорожных кустах. Однако возбужденный Наретин сам выскочил на дорогу и замахал ему рукой:
— Все! Пошли проверим.
Они подбежали к первой машине и осветили ее салон фонариком. Груда окровавленных тел. Юрик, пачкаясь в чужой крови, сам перевернул каждого из тех, кто лежал вниз лицом, надеясь отыскать среди убитых Пака. Но его не было. Один парень еще слабо стонал, и Наретин добил его ножом, перерезав горло.
— Скорее, — поторапливал он. — Надо найти проклятого Корейца! Я выколю ему глаза!
«Дурак ненормальный, — подумал Анзор. — Как будто этим он вернет своего благодетеля. Сматываться надо. И что с Генкой?»
У второй машины они обнаружили валявшегося с пробитой пулями головой начальника охраны казино Ивана Мартынова. Осветив салон, Юрик радостно вскрикнул:
— Вот он, падла!
Скорчившись, на полу лежал залитый кровью Пак. Наретин дернул затвор автомата, намереваясь всадить в тело мертвого врага еще очередь, но Анзор остановил его:
— Не глупи! Тут нет живых. Пошли Генку искать. Юрик плюнул на Пака и нехотя поплелся следом за Анзором туда, где оставили Сацкова. Продравшись через кусты, они увидели его лежавшим в луже чуть дымившейся на морозе, казавшейся темной крови. Пули бывшего наемника нашли цель.
Наретин склонился над Генкой и пощупал пульс на виске.
— Ну? — поторопил его нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу Анзор. Ему не терпелось убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше. Весь его опыт говорил о том, что на месте преступления задерживаться не стоит ни одной лишней секунды. Иначе рискуешь собственной шкурой.
Выпрямившись, Юрик вместо ответа показал окровавленные пальцы.
— Куда мы его? — закинув автомат на плечо, глухо спросил он. — Может, в твой морг?
— Сдурел? — сердито зыркнул на него Анзор. — Давай оттащим к машине! Пусть потом менты разбираются, откуда он там взялся. А его тачку я брошу где-нибудь в городе. Если ее угонят, то вообще концы в воду.
— Свой все-таки, — процедил Наретин.
— А везти его как? А если остановят?
— Если остановят, нам и с оружием — хана, — сплюнул Юрик.
— А с трупом — тем более. Не откупишься. Берись за ноги, — скомандовал Анзор.
Вдвоем они с трудом выволокли тяжелое тело Генки на дорогу и бросили его около врезавшейся в кусты машины. Наретин хотел поджечь ее, но Анзор отговорил: ни к чему привлекать лишнее внимание пожаром.
— Все, уходим, — оставив тело Сацкова, он первым побежал к «девятке», сунул автомат под сиденье и сел за руль. Вывел машину на шоссе и подождал, пока сядет недовольный, хмурый Наретин.
— Опять мы вдвоем, — угостив его сигаретой, мрачно усмехнулся Анзор.
— Да, — прикуривая, кивнул Юрик. — Генка, вон, не курил, здоровье берег… И все-таки!
— Не повезло, — согласился Анзор. — Но завтра ты или я? Как в той опере.
— Посчитались, — глубоко затягиваясь, пробурчал Наретин. — А кто теперь над нами будет? Или сами себе голова?
— Про Агамова забыл? Тогда он тебе сам напомнит. Приедем, надо ему звонить.
— Слушай, — вдруг всполошился Юрик. — Ты в обеих машинах хорошо смотрел?
— Да, а что?
— Снегирева не было, — пристукнул кулаком по подлокотнику Наретин. — Улизнул, лиса!
— Может, он с ними и не ездил? — предположил Анзор. — Хитрый, сволочь, это ты правильно сказал…
Больше они не разговаривали. Без приключений въехав в город, завернули на Пятницкую: оставили оружие в квартире Анзора. Уже было шесть утра, открылось метро, и Наретин решил позвонить Агамову.
— Давид Георгиевич, — услышав в наушнике знакомый голос, нерешительно начал он. — Тут такое дело.
— Какое? — недовольно перебил Агамов. — Давайте ближе к нему! Я не люблю, когда меня беспокоят по пустякам, ясно, Юрик?
— Какие уж тут пустяки, — горько усмехнулся Наретин. — Пак взял дачу Вячеслава Михайловича приступом и всех там… В общем, мы на помощь не успели, хотя шеф позвонил. Видели зарево. Потом подождали на трассе Корейца и его парней и покрошили из мясорубки. Жаль, Снегирева не было.
— Его не трогать! — сухо приказал Агамов. — Иначе ваши головы сбрею, если с его головы по вашей милости упадет хоть волос! Я понятно все объяснил? Повторять не нужно?
— Нет, — ошарашенно ответил Юрик.
— Вот и прекрасно. Отправляйтесь отдыхать и нигде не светитесь. Если удастся, позаботьтесь об алиби на эту ночь. Вечером будьте дома, я вас отыщу. Помните, что я сказал в отношении Снегирева, и передайте это Анзору.
Положив трубку, Наретин повернулся к приятелю и сообщил, с его точки зрения, сногсшибательную новость:
— Снегиря трогать не велел.
Анзор только равнодушно пожал плечами: ну, не велел, так не велел. Значит, на то есть свои причины, которые им не положено знать.
— Ты гляди, — предупредил он Юрика. — Не перепейся, поминая хозяина.
— Постараюсь, — буркнул тот и вышел, хлопнув дверью. Анзор вышел следом за ним, запер дверь квартиры, спустился во двор и сел в машину Сацкова — он решил отогнать ее в какой-нибудь тихий переулок и оставить там, а потом на метро вернуться на работу. Степаныч, наверное, уже заждался и его самого, и положенной ему при каждой отлучке напарника подачки в конверте. Не стоит мучить старичка долгими ожиданиями…
Леонид очнулся от жуткого холода и ноющей боли в ноге. С трудом открыв глаза, он увидел себя лежащим на залитом кровью полу машины, стоявшей с распахнутыми дверцами посреди пустынного, предрассветного шоссе. Вокруг было на удивление тихо, лишь изредка тонко и пронзительно кричала спрятавшаяся в темных зарослях на обочине неизвестная птица. Ее крик словно усиливал ощущение безысходности и обреченности, возникшей в душе Пака.
Он попробовал приподняться и вновь со стоном опустился на пол — опереться на левую руку оказалось невозможно. Наверное, пуля перебила ключицу, но его спас бронежилет. Шелковый шарф, который он повязал на шею, чтобы воротник не натер ее, насквозь пропитался кровью и присох к ране пониже уха. Осторожно ощупав ее правой рукой, Пак мрачно усмехнулся — пуля прошла вскользь, разорвав кожу. Крови натекло достаточно, чтобы убийцы решили, что он мертв. Но он жив и должен жить!
Раненая нога занемела, и он почти не чувствовал ее, но из-под штанины все еще сочилась тонкая струйка крови, медленно уносившая его силы и жизнь. Леонид одной рукой с трудом расстегнул кожаную куртку-бронежилет, развязал шелковый галстук и туго перетянул им ногу пониже колена. Рана тут же отозвалась пульсирующей болью в икре, казалось, отдававшейся во всем теле.
В ушах стоял гул. Сначала он решил, что это от потери крови, но потом с удивлением понял — гудит, работая на малых оборотах, мотор машины. Слабо светились стрелки и шкалы приборов на Торпедо, а в замке зажигания торчали ключи. Но где остальные, бывшие с ним в эту страшную ночь? Кажется, Мартынов успел выскочить из автомобиля? Может быть, он где-то рядом? Иван — живучий и везучий, он должен помочь ему!
Цепляясь за спинку сиденья, Леонид приподнялся и посмотрел назад — там вповалку лежали убитые. А где вторая машина, которая шла впереди?
Ее он увидел метрах в двадцати: она съехала с трассы и врезалась в кусты. Даже на расстоянии заметно: весь ее кузов испещрен дырками от полосовавших автомобиль очередей — они темными пятнами выделялись на фоне светлой краски. Явно, искать там кого-то из оставшихся в живых не имело никакого смысла, иначе они сами давно подошли бы к нему. Или позвали.
Кореец лег животом на сиденье и, помогая себе здоровой рукой, подтянулся, выглянув на другую сторону. Там лежал мертвый Мартынов. Значит, Леонид остался один: с переломанной ключицей, простреленной ногой и порванной пулей шеей. Надеяться не на кого, а если ждать помощи на дороге, то неминуемо попадешь в руки не только врачей, но и милиции. Последнего ему очень не хотелось. Лучше на время исчезнуть, особенно если враги уверены, что тебя больше нет. Но как это сделать? Уползти в кювет и замерзнуть там? Он и так весь дрожал от холода и слабости.
Превозмогая боль, Пак заставил себя вылезти из машины и, держась за крышу, доковылял до задней дверцы. Немного передохнул, пережидая приступ тошнотворной слабости, и потянул за рукав убитого охранника, вытаскивая его на дорогу. После некоторых усилий ему удалось это сделать. Забравшись на освободившееся место, он стал выпихивать оставшихся на другую сторону, благо двери машины открыты. Плевать на оружие, плевать, что они еще вчера ночью были твоими верными бойцами — теперь это просто трупы, нашпигованные свинцом, и он должен, просто обязан избавиться от них, если хочет уцелеть.
Наконец Пак остался один на заднем сиденье. Захлопнув дверь, он перебрался на другой край, вылез из машины и закрыл вторую дверцу. Теперь предстояло самое трудное — сесть на место водителя и попытаться вести автомобиль. Конечно, он очень послушен в управлении, но это когда ты цел и здоров. Удастся ли теперь справиться?
Прошло почти четверть часа, пока он сумел уместиться за рулем. Трасса расплывалась и двоилась перед глазами, работать педалями он мог только одной, здоровой ногой, поэтому поставив ручку коробки передач на малую скорость, выжал сцепление и тут же перебросил ногу на газ, едва сдержав вскрик от пронзившей его боли.
Получилось! Словно нехотя, автомобиль медленно покатился под горку, постепенно набирая скорость на покатом склоне шоссе. Леонид прибавил газу — впереди подъем, — и мотор загудел сильнее. Правда, он слышал в его гуле подозрительные постукивания и страшные всхлипы: уж не пробиты ли радиатор или, что еще хуже, бензопровод? Ну ничего, он потянет даже с пробитым радиатором — на улице холодно, мотор не успеет перегреться, поскольку ехать не так далеко. А если потом движок и заклинит — не велика беда! Лишь бы дотянуть до нужного места!
Временами ему казалось, что он едет не по шоссе, а трясется на огромной стиральной доске: так болезненно отдавалась в теле каждая неровность и без того отнюдь не идеально положенного асфальта. Потом начала наваливаться сонливая усталость, и руки едва держали баранку, но Леонид упрямо встряхивал головой, вскрикивал от боли в раненой шее и гнал машину к одному ему известной цели.
Проехав десяток километров — машина виляла на шоссе, словно за рулем сидел вдребезги пьяный водитель, — он свернул направо, к пригородному поселку городского типа. Только бы не попался по дороге какой-нибудь гаишник, и был свободен переезд через железную дорогу. Ждать, пока пройдет поезд, у него просто не хватит сил!
Видно, судьба хранила Пака — ему не попался на дороге ни патруль ГАИ, ни вообще какая-нибудь встречная машина, и переезд тоже оказался свободным. Сцепив зубы, он переехал через рельсы и, собрав остатки сил, покатил по центральной улице поселка к зданию больницы, выложенному из серого кирпича. Въехав в распахнутые ворота, Леонид заглушил мотор и упал головой на баранку, потеряв сознание.
Очнулся он оттого, что кто-то потряс его за плечо. Открыв мутные глаза, Пак увидел пожилую женщину в несвежем белом халате. Она с испугом смотрела на него, приоткрыв дверцу машины.
— Я думала, пьяный, — сказала женщина. — Кто вы, что случилось?
— Немедленно позовите главного врача, — тяжело роняя слова и стараясь, чтобы язык не заплетался, попросил он. — Позовите Николая Кимовича Пака! Я его брат! Родной брат! И не звоните пока в милицию. На меня напали. Позовите Пака!
— Господи, — охнула женщина. — Да никак это Леонид Кимович?..
Утром, как обычно часам к одиннадцати, Меркулов приехал в казино. Поставив машину на стоянку, вошел в здание и сразу направился в свою комнату, чтобы отнести кейс с прибором — нечего им мозолить глаза. Раздевшись, направился в приемную. Там, явно страдая от безделья, болтался один из телохранителей, но сам Пак еще не приехал. Зато Снегирев оказался на месте.
— Доброе утро, — заглянув в его кабинет, поздоровался Петр. — Какие на сегодня просьбы и пожелания?
— Доброе утро, — добродушно улыбнулся в ответ Сан Саныч. — Какие просьбы? Выкурите со мной сигаретку и побалакаем: прикинем, что нам сегодня предстоит сделать в первую очередь.
Меркулов вошел в кабинет, сел в кресло у стола и закурил. Снегирев откинулся на спинку кресла и только собрался начать давать указания, как в дверь бочком протиснулся Генкин.
— Что вам, Арнольд Григорьевич? — недовольно нахмурился Снегирев.
— Звонит Огиренко из банка, спрашивает Леонида Кимовича. Мы вчера брали у них деньги, и я просто не знаю, на каких условиях, поскольку договаривался сам Пак…
— Господин Пак, — небрежно поправил его Сан Саныч.
— Простите, сам господин Пак. Что мне отвечать?
«Хитрит, старая лиса, — поглядев в выцветшие глазки Арнольда, подумал Снегирев. — Умничает, хочет что-то вытянуть из меня. А вот хрен тебе, ласточка ты моя гомосексуальная! Ничего я тебе не скажу!»
— Если позвонит еще, передайте, что Леонид Кимович будет попозже. Или соедините его со мной.
— Хорошо, — Генкин кивнул и исчез.
В этот момент зазвонил телефон. Сан Саныч снял трубку и, услышав, знакомый голос Давида, сказал:
— Прошу прощенья, одну минуту. — Он прикрыл микрофон ладонью и обратился к Меркулову. — Видите, Петр Алексеевич, даже словечком перекинуться не дают с хорошим человеком. Действуйте по плану, а попозже мы увидимся. Договорились?
Дождавшись, пока Меркулов выйдет, он вновь прижал трубку к уху:
— Извини, Давид, у меня был человек.
— Как настроение? — с иронией поинтересовался Агамов.
— Нормальное, — ответил Сан Саныч.
— Ты знаешь?
— Что?
— О происшествии на шоссе и на даче.
— О даче больше, чем о шоссе.
— Тебя спас случай! Но откуда тебе уже известны подробности?
— Сохранились кое-какие каналы. — Не без самодовольной гордости ответил один бывший комитетчик другому. — Представь себе, иногда выручают.
— Ага, — хмыкнул Давид. — Ты думаешь, там всех? Нет одной машины и самого Леньки Пака! Представляешь?
— Живучий, черт, — хохотнул Снегирев.
— Знаешь, где он? И надежен ли источник твоей информации?
— Ребята узнавали у ментов, вот и источник, — вздохнул Сан Саныч. — А где теперь обретается Ленечка, я подозреваю, даже почти уверен на сто процентов, что он там. Но тебе ничего не скажу!
— Обижаешь! Дело нужно доводить до конца.
— Но не сейчас! Во-первых, будет много шума, а во-вторых, все подозрения сразу же падут на твоего несчастного родственника.
Агамов немного помолчал, видимо, оценивал ситуацию и полученную информацию, потом буркнул:
— Согласен, можно немного подождать. Не уйдет.
— В этом можешь быть полностью уверен, — заверил Сан Саныч. — Уйти он при всем желании не сможет, а вот увезти могут. Да зачем он тебе? Надо думать о другом, а его объявить в пропавших без вести.
— Возможно, это самое разумное в сложившейся ситуации, — согласился Давид. — Кстати, не бойся высовывать нос из норы: тебя не тронут.
— Еще этого не хватало, чтобы трогали меня! — слегка возмутился Снегирев.
— А могли, по дурости и в запале! Я, к сожалению, не контролировал акцию, — честно признался Агамов. — Но теперь все держу в руках. Ты будь на связи, ладно? В случае чего свяжемся по мобильному.
— Алле! Я всем говорю, что он будет позже, — имея в виду Пака, сообщил его бывший советник.
— Правильно, — одобрил Давид и отключился.
«Скоро последний акт и опустят занавес, чтобы начать переставлять декорации, — положив трубку, подумал Сан Саныч. — Что же, все правильно! Отыграли один акт, начинается другой. Или совершенно иная пьеса?»
Иная пьеса, с иным сюжетом, иными действующими лицами — этонечто! Тогда он вовремя встретился с Давидом и предпринял все необходимые меры для налаживания контактов с господином Кай Фэном: сила сейчас на его стороне! Чума убит, и, по всей вероятности, после бушевавшего на его даче пожара нечего будет и хоронить: можно в любом месте собрать горстку пепла и насыпать в урну — вот вам и прах господина Вячеслава Михайловича Чумакова, некогда известного в криминальных, да и не только в криминальных, кругах под кличками Чума и Молотов. Здесь финита ля комедиа!
Молибога? А что Молибога? С ним все обстоит точно так же, как с Чумой — Алексей Петрович погорел: в прямом и в переносном смысле! И не только погорел, но и сгорел дотла! Осколки бывшей группировки уже принял под свою железную руку Давид, и они будут только рады получить нового, более оборотистого и разумного хозяина. Да и много ли их осталось после ночного побоища? Другое дело, не удалось вытянуть из проклятого Алешки-мента его связи и тайные каналы получения информации — на это теперь нужно плюнуть и забыть! Так судьба распорядилась, что он унес все с собой в могилу. Подумать только, всего лишь маленький осколочек в голову и…
Снегирев закурил и выпустил к потолку длинную струю сизого дыма: все рассеется, как этот сигаретный дым. Пак жив, но сейчас в том же положении, как Наполеон после поражения под Ватерлоо, а новых «Ста дней» у него не предвидится! Не наберет он армию, чтобы дать бой таким сильным противникам, какие захватят власть в его бывших владениях. Так сказать, узурпируют при еще живом «монархе». Ничего, проглотит, утрется и отвалит несолоно хлебавши. И так найдется на что жить, причем не бедствуя: уж кто-кто, а Сан Саныч знал это получше других, поскольку не зря провел долгое время рядом с Паком и успел собрать на него кое-какой материал.
Главное — сам уцелел в страшной передряге! А вчера, когда уже готов был всадить пулю в затылок Израилю и поставить этим точку в их долголетних отношениях, даже не подозревал, что его, вернее, их обоих спасло как раз то, что тому стало худо от вида дикой резни. Иначе лежали бы они сейчас в криминальном морге, и равнодушные прозекторы диктовали усталым ментам протоколы: кому и сколько пуль досталось и в какие части тела.
Сан Саныч передернул плечами, как от озноба: вот они, капризы судьбы! А дурачки ходят в «Бон Шанс», надеясь испытать, что это такое…
Выйдя из кабинета, Меркулов в коридоре столкнулся с озабоченным Генкиным. Петр хотел пройти мимо, но тот остановил его и поинтересовался:
— Советник освободился?
— По-моему, у него важный телефонный разговор.
— Все заняты, — недовольно причмокнул губами Арнольд. — Решительно все! А отдуваться приходится мне. Всем нужен Пак, а его нет.
— Где же он? — недоуменно спросил Меркулов. — Кажется, он достаточно пунктуален и уже должен был бы…
— Должен, а вот нету, — перебил его Генкин и, понизив голос, доверительно шепнул: — Говорят, ночью разборки большие были.
— Разборки?
— Ну да, из-за вчерашнего бардака в игорном зале.
— Ах вот оно что. Тогда, может быть, отсыпается?
— Хорошо, если не в сырой земле, — едва слышно буркнул Арнольд и тут же начал «замазывать» оплошность: — Хорошо бы, говорю, его поскорее отыскать, а то банк наседает и другие клиенты не дают покоя.
— Отыщется.
— Да-да, не сомневаюсь, но только бы поскорее, — вздохнул менеджер и поспешил в приемную: ждать, пока освободится Снегирев.
Петр отправился по своим делам, размышляя над услышанным: неужели Пак действительно в эту ночь сводил счеты с давними противниками, мстя сразу за все, в том числе за смерть своего патрона Малахова-Адвоката? В принципе, такое вполне возможно. Кореец, хоть и не прошел страшной школы зоны, но благодаря долгому и упорному «воспитанию» Бориса Владимировича впитал в себя большинство основных постулатов криминального мира, где одним из основных является: за око — два ока, за зуб — все зубы!..
Позанимавшись некоторое время своими делами, Меркулов отправился искать Ирину и пригласил ее отобедать вместе. Сегодня они кушали вдвоем, поскольку Генкин был занят и где-то носился, словно угорелый, пытаясь утрясти то и дело возникавшие вопросы.
Ирина выглядела бледной и часто обнимала себя руками за плечи, словно ее временами охватывал озноб. Петр отнес было это на счет обычных женских недомоганий, но Ирина призналась, что чувствует себя не очень хорошо и, самое главное, ее мучают дурные предчувствия: Она даже почти не притронулась к еде, хотя блюда, как всегда, были приготовлены отменно. Что бы ни случилось, кухня «Бон Шанс» всегда оставалась на должной высоте.
— Мне снился странный сон, — рисуя кончиком вилки непонятные узоры на салфетке, тихо сказала Ирина. — Представляешь, я видела нас молодыми: тебя, себя и… Ояра! Как живого. Мы гуляли в парке, и он все говорил и говорил о чем-то, а о чем, я никак не могла понять. А потом мы подошли к аттракционам. Юри схватил меня за руку и потянул на карусель. Мы сели на каких-то зверушек, и она завертелась со страшной скоростью, а он смеялся, запрокидывая голову. Я страшно волновалась, мне стало вдруг страшно, а ты остался один за какой-то странной изгородью, окружавшей огромную карусель, на которой вертелось множество людей… А Ояр смеялся, уговаривал меня не бояться и обещал, что все будет хорошо… К чему бы это? Зачем он разъединил нас с тобой?
— Это всего лишь сон, — Петр накрыл ее руку своей ладонью и почувствовал, как слегка вздрогнули ее пальцы.
— Ты знаешь, — она понизила голос, — говорят, ночью люди Корейца напали на деятелей из «Альтаира». Какой-то кошмар! Где мы вообще живем? И это еще смеют называть цивилизованной страной?
«Ага, — быстро прикинул Меркулов. — «Альтаир» — это господа Чумаков по кличке Чума и Алексей Петрович Молибога, предложениями которого мне вчера настоятельно рекомендовали не пренебрегать. Но то вчера! Имеют ли вчерашние предложения и предупреждения прежнюю силу и значимость?»
— Откуда тебе это известно?
— Слухами земля полнится, — усмехнулась Ирина. — Не забывай, я здесь уже давно и совсем своя. Охрана болтает, правда, с недомолвками, еще кое-что Генкин выдал, но тоже весьма скупо. Хотя если все сложить, то получится просто «ночь длинных ножей» и горы трупов на пожарищах. Кого-то где-то якобы спалили, кто-то кого-то подкараулил и тому подобное. Но нет же, как говорится, дыма без огня?
— Естественно… А ты все-таки выпей аспирин и горячего молочка да ложись-ка сегодня пораньше спать. Не нравится мне, как ты выглядишь.
— Мерси за комплимент, — немного насупилась она.
— Да нет же, я серьезно, — Петр погладил ее по руке. — Ты устала, нервы, наверняка, вспоминала Ояра. Давай, лечись, а вечерком созвонимся.
Она вымученно улыбнулась, поднялась из-за стола и, мазнув по его щеке горячими губами, ушла…
После обеда Меркулов решил отправиться за сигаретами. Вый дя из казино, он поежился от пронизывающего ветра, несущего колкие снежинки, и подумал, что лучше сесть в машину и прокатиться до гостиницы «Москва» — там прекрасный табачный киоск в вестибюле и, если в продаже есть его любимый сорт сигарет, можно взять сразу несколько блоков.
На стоянке, перед тем как сесть за руль, он решил осмотреть машину. Слишком свеж еще в памяти тот вечер, когда Ирина привезла ему «подарки» Арвида, оставленные им Генкину. Однако помня, что стоянка просматривается телекамерами из помещения охраны «Бон Шанс» и все фиксируется на пленку, Петр не стал нагибаться и заглядывать под днище. Повернувшись к камерам спиной, он достал из кармана куртки небольшое зеркальце на длинной, телескопически раздвигавшейся ручке и незаметно опустил его под днище своего жигуленка. И похолодел — под сиденьем водителя прилип продолговатый плоский металлический пенал. Мина!
По спине побежали мурашки и садиться в машину сразу расхотелось: вдруг это не изготовленный им муляж, а другая мина? Удостовериться можно лишь вскрыв ее корпус, но не будешь же снимать ее здесь, под пристальным взором фиолетовых зрачков телекамер? А уж вскрывать — тем более!
И вообще, что сие означает? То, что Арвид решил расставить точки над известной буквой и навсегда избавиться от Меркулова? Но когда он собирается это сделать? Вдруг прямо сейчас?
Так, а есть ли радиомаячок? Да, зеркальце показало маленькую темную коробочку под багажником!
Ах, любезный господин Генкин! Хоть бы глазом моргнул, продажная сука! Почти уложил ближнего своего в фоб и даже бровью не повел, уважаемый Арнольд Григорьевич! Добро бы ревность, а так с чего ему ревновать Меркулова к Ирине? Если только взыграла ревность владельца к тому, кто пытается завладеть всецело, по его мнению, принадлежащей ему вещью?! Но Ирина — не вещь! Ну, Генкин!
Что делать? Садиться за руль или идти пешком до киоска на углу и там купить любых сигарет, а потом вернуться и в кровь разбить Арнольду морду в туалете, как в школьные времена? Глупо! Снять мину ты его тоже не заставишь и вообще не докажешь ничего, не поставив под удар Ирину. Ну, придется рисковать? Остается надежда, которая умирает последней, что Арвид не имеет желания устраивать фейерверк около известного казино.
Ладно, была не была! Опять же стоит надеяться, что под днищем прилип муляж, в котором вместо взрывчатки мыло и болты. Вроде, Ирина не сообщала о новом визите латыша? Впрочем, Генкин мог встретиться с ним и в ее отсутствие или где-то в городе.
Сев за руль, Меркулов быстро включил мотор и, не дожидаясь пока он прогреется, на приличной скорости отъехал на несколько кварталов от «Бон Шанс» и свернул в первый попавшийся переулок. Там он остановился, вышел из машины и, открыв багажник, взял монтировку. Наклонился и отодрал пенал от днища машины вместе с куском машинной грязи. Подкинул его на ладони — муляж это или нет? Настоящая точно лежит у него в багажнике, ожидая своего часа — может быть, стоит так сказать, вернуть ее владельцу? Таким же образом, как прилепили эту штуковину ему самому?
Хорошо, но куда девать страшный предмет? Ага, кажется, вон там котлован стройки. Если это мина, то она взорвется, не причинив никому вреда, поскольку строить до весны явно ничего не собираются. А если это все-таки муляж, то пусть валяется себе, пока совсем не проржавеет и не уйдет под грунт вместе с оттаявшей глиной и вешними водами. Широко размахнувшись, Петр забросил пенал в котлован и вздохнул с явным облегчением.
Оставался еще радиомаячок. Но это уже вещь не такая страшная. Отлепив его от днища, Меркулов протер коробочку тряпкой и положил в карман куртки. Все, теперь можно поехать в гостиницу за сигаретами…
Вернувшись, он поставил машину на привычное место и, не выходя из нее, закурил, раздумывая, как себя лучше вести с Генкиным: наверное, как всегда? Если, конечно, у того не вылезут из орбит глаза, когда он увидит живого и невредимого Петра.
«Не вылезут, — мысленно усмехнулся Меркулов. — Если он не моргнув глазом ловко прилепил мину, подлец этакий, то и увидев меня живым, тоже глазом не моргнет. Хотя откуда ему известно, когда должен произойти взрыв? Вряд ли Арвид посвящает его в такие вещи. Зато я уже предупрежден!»
Докурив, он вышел из машины, запер ее и увидел стоявшие рядом «жигули» Ирины, той же марки и почти того же цвета, как и у него. И тут мелькнула шальная мысль — а не поставить ли маячок ей или Генкину? У Арнольда тоже такая же машина, вот пусть люди Арвида и смотрят за ним. Пожалуй, он так и сделает.
Пройдясь вдоль ряда машин, он нашел «жигули» менеджера и одним ловким движением отправил радиомаячок под его багажник. Чвакнул металл об металл — маячок присосался на магните…
В своей комнате Петр скинул куртку, положил сигареты и пошел искать Ирину: нужно предупредить ее — пусть тоже поостережется и знает, что на машине Генкина стоит радиомаяк. Однако Ирины нигде не было. В коридоре его встретил Снегирев и задержал на несколько минут с пустяковым вопросом.
Освободившись, Меркулов нашел помощницу Ирины и поинтересовался у нее:
— Не подскажете, где отыскать госпожу Архангельскую?
— Вы знаете, Петр Алексеевич, она уже уехала домой.
— Спасибо, — поблагодарил Меркулов и чуть не плюнул с досады: надо же, разминулись на какие-то минуты!
Ну ничего, он предупредит ее вечером, когда она позвонит пожелать ему доброй ночи…
К своему дому Меркулов подъехал, когда уже сгустились сумерки. Верный еще одной, недавно приобретенной привычке, он сделал пару кругов вокруг квартала, выискивая машину латыша, но ее не было.
Да, ее не было нигде в прилегающих переулках — она нагло стояла почти у подъезда Петра, и тот понял: сегодня не избежать незваных гостей и неприятного разговора с хриплым Арвидом. Наверное, поэтому ему заранее решили прилепить эту штуковину под днище, чтобы в зависимости от результата сегодняшней встречи иметь возможность решить судьбу Меркулова, как некогда гордые римляне решали судьбу гладиатора на арене, опуская большой палец вниз или поднимая вверх! И этот палец поднимет или опустит Арвид, возомнивший себя посланцем самой судьбы? Ну нет!
Петр почувствовал, как в нем потихоньку закипает холодное бешенство. Припарковав машину, он открыл багажник, зарядил лежавшую там мину и стал ждать удобного момента. В машине Арвида с меланхоличным видом покуривал какой-то молодчик, старательно делавший вид, что не замечает подъехавшего Меркулова. Наверняка, он уже передал по рации, что «объект» прибыл. Ну как, как при этом болване поставить под дно машины Арвида его же «подарок»?
Случай представился совершенно неожиданно. Ребятишки, резвившиеся с лохматой собачонкой и гонявшие маленький мячик, пустили его рядом с Петром, и тот, подставив ногу, ловко загнал мяч под машину Арвида. Немедленно туда бросились дети, а впереди несся веселый щенок. Дети полезли под машину за мячом, молодчик отвлекся, и Петр, проходя мимо, нагнулся как бы для того, чтобы приласкать щенка. Легкий щелчок — мина встала под днищем «жигулей» Арвида. Пусть возит свой подарок при себе!
Входя в подъезд, Меркулов прикинул: где они могут его ждать? Скорее всего, на лестнице — Арвид не станет взламывать замки и забираться в квартиру в отсутствие хозяина, на него это не похоже. Хотя, кто знает? Можно ведь и не ломать, а использовать отмычку. Впрочем, так можно поступить и для проведения негласного обыска в квартире. Но старичок, как уже успел заметить Петр, обожал некоторые старомодные театральные эффекты. Ладно, не станем гадать: ждать осталось недолго, и сейчас все станет ясно. Предельно ясно!
На лестничной площадке никого не было. Меркулов посмотрел вниз и наверх — там тоже никого. Значит, они в квартире?
Тяжело вздохнув, он достал ключи и начал отпирать замки. Они были закрыты, как всегда, но, войдя в темную прихожую, он увидел свет на кухне. Ага, гости без хозяина расположились на «камбузе»?
Протянув руку, чтобы зажечь свет, он почувствовал, как в бок ему уперлось нечто твердое, и незнакомый голос с легким прибалтийским акцентом тихо предупредил:
— Не дергайся! Никаких резких движений. Иди на кухню!
— Зажгите свет, — Петр быстро справился с неожиданностью и постарался придать голосу просительные нотки. — Можно мне хотя бы снять куртку и обувь? Все-таки я дома.
— Разреши, — донесся из кухни хриплый голос Арвида.
Все правильно, они решили не рисковать и взять его «тепленьким», прямо в гнездышке. Ну что же, посмотрим!
Зажегся свет, и Меркулов увидел одного из тех парней, которые ждали его на лестнице в день смерти Ояра. Прелестная встреча. Поняв, что Петр его узнал, парень довольно осклабился. В руке у него плотно сидел ТТ. Серьезная штука, против него надетый под рубашкой Меркулова легкий бронежилет — ничто! Все равно, что закрываться от пули сложенной газеткой. М-да, ситуация.
Медленно, чтобы не настораживать парня с пистолетом, Петр снял куртку, оставшись в свободном, не стеснявшем движений свитере, и переобулся. Однажды ему уже удалось содержать победу над этим молодчиком, но тогда пистолет был у Меркулова, а сейчас он безоружен. Его союзниками могут стать лишь собственная хитрость, ум, изворотливость и умение драться. Хотя до схватки лучше не доводить, но кто знает, как дело повернется? Только Господь Бог!
Под конвоем Петр прошел на кухню. Там, развалившись на стуле, сидел Арвид — как всегда, в наглухо застегнутой кожаной куртке и распахнутом ратиновом пальто. И даже в шляпе. Он курил свои неизменные крепкие вонючие сигареты и выглядел устало-равнодушным, словно вынужден был делать страшно надоевшую, но необходимую рутинную работу. У дверей стоял еще один знакомый парень — напарник по нападению на лестнице. Но, в отличие от приятеля, он был безоружен. Или просто пока не обнажил ствол?
— Садись! — Арвид ногой толкнул к Меркулову стул. Тот послушно сел на краешек сиденья, опершись на него руками.
— Что же вы, не боитесь статьи за проникновение в жилище? — насмешливо спросил Петр. Однако Арвид не вспылил.
— Хотели чаю попить, — доверительно пожаловался он, — да вот заварки свежей не нашли… Ладно, шутки в сторону, Питер! Ты не откровенен со старым Арвидом, а я этого очень не люблю.
— Почему вы так решили?
— Я предупреждал тебя, — латыш погрозил ему толстым пальцем с желтыми пятнами никотина. — А ты, как худой кобель, начал вилять хвостом. Хочешь все заграбастать себе и ничего не оставить нам? А знаешь, что случается с теми, кто разевает рот шире головы? Иногда они выпадают из собственных окон или вешаются в припадке депрессии.
— Бывает, и таблетками накачиваются, — в тон шефу продолжил парень с ТТ.
«Пугают, — понял Меркулов. — Это все еще, так сказать, прелюдия, обожаемые стариком театральные штучки. Серьезный разговор впереди».
— Все бывает, — уныло согласился он.
Арвид примял окурок в блюдце, которое использовал вместо пепельницы, и закурил новую сигарету. По числу окурков Меркулов прикинул, что «гости» находятся в его квартире уже не меньше часа. Значит, успели многое обнюхать и облазить. Но тайника им все равно никогда не найти, а сам он им его не покажет. Даже если захотят выбросить в окно!
— Ты не откровенный, — с сожалением повторил Арвид. — Почему так? Я же предложил тебе хорошие деньги!
Меркулов молчал, глядя в пол, и думал о том, как бы не переиграть, чтобы не схлопотать пулю из ТТ.
— Может, ты считаешь, что стоишь дороже? — продолжал Старик. — Так скажи, чего тут темнить?! Мы обсудим.
Петр продолжал молчать.
— Так, — Арвид прихлопнул ладонью по крышке стола. — Хватит читать монологи! Где дискета?
— Почему вы решили, что она у меня? — нарушил молчание Меркулов.
— Сынок, — латыш показал в улыбке прокуренные зубы. — Ты же сам специалист и знаешь, как это делается.
Зазвонил телефон, и парень с пистолетом напрягся. Арвид недоуменно поднял брови:
— Кто тебе звонит? — в его вопросе явно слышалась угроза.
— Знакомая женщина.
По знаку шефа безоружный парень снял трубку:
— Алле? Вам кого… Нет, ошиблись номером. — Аккуратно опустив трубку на рычаги, он сильно дернул за шнур телефона, оборвав его. — Больше он не станет нас отвлекать.
Арвид одобрительно кивнул и обернулся к Петру:
— Где дискета?! Она не принадлежит тебе! Дискету! — Он требовательно протянул руку, и Меркулов решил — пора!
Резко выдернув из-под себя стул, он ударил им по руке парня, выбив ТТ, а другому въехал ногой в живот, приемом каратэ ударив назад. Тот согнулся пополам, но, видно, удар оказался не слишком сильный, он тут же бросился на Петра, и ему пришлось вступить в схватку сразу с двумя противниками: парень, державший ТТ, не кинулся, как он рассчитывал, за оружием, а ввязался в драку, явно желая отомстить за прошлое поражение именно кулаками.
«Хорошо, — отбиваясь, парируя удары и нанося их сам, думал Меркулов. — Вы должны быть уверены, что с боем получаете то, что вам так хочется иметь!»
Ребята Арвида оказались явно не новичками в потасовках. Правда, и Петр дрался с отчаянием обреченного, иначе грош цена всей его затее! Он разбил нос одному, зато ему въехали каблуком по ребрам. Достал другого ногой в печень и на некоторое время вырубил. Но тут сам получил по почкам и рухнул на пол, согнувшись от дикой боли в пояснице.
— Нет! — Арвид поднял руку, остановив парня, хотевшего добить Петра ударом тяжелого ботинка в висок. — Погоди!
Меркулова отпихнули в угол кухни и вновь наставили на него ТТ. Лежа на полу, он видел, как Арвид взял клетку и начал с остервенением ломать ее, бурча под нос:
— Вы с покойным Ояром стоили друг друга… Ведь он же рассказал тебе, подлец, или оставил «маяк» перед смертью, дав понять, где искать! Ничего, скоро встретитесь…
Бедная птичка, жалобно крича, билась в клетке, пока не сумела выпорхнуть. Сделав пару кругов под потолком, чиж уселся на люстре и притих.
Тем временем Арвид выломал фальшивое дно и довольно усмехнулся, увидев тонкие листы нержавейки. Вытянув запаянную дискету, он небрежно надорвал пакет и прошел к стоявшему в соседней комнате компьютеру. Включил его и сунул дискету в щель дисковода.
— Она была запаяна, — негромко напомнил ему один из парней.
— А он аккуратный, — усмехнулся старый латыш. — Наверное, каждый раз менял пакетик, чтобы случайно не повредить.
Быстро пробежав толстыми пальцами по клавишам, он увидел на экране дисплея знакомую надпись о плохой команде и, выключив компьютер, аккуратно убрал дискету в пакет, спрятав его во внутреннем кармане пальто.
— Заберите все остальные дискеты, — приказал он. — Вдруг наш головастый Питер умудрился переписать ее?
Пока один из парней обшаривал квартиру, другой держал лежавшего Петра под прицелом ТТ. Арвид сел к столу, сдвинул на затылок шляпу и закурил очередную сигарету.
— Ну, что с тобой прикажешь делать?
Меркулов опять упорно молчал и молил Бога лишь об одном: чтобы они не вздумали его убивать. Сейчас он уже не сможет сопротивляться: первое же движение — и парень нажмет на курок ТТ. Жаль, что он не выстоял в схватке с ними: Арвид уже не противник — его можно отправить отдыхать одним крепким ударом в заросшую седоватой щетиной челюсть.
— Знакомая вещица? — старик вытащил из кармана пальто «вальтер», тот самый, что был у Одра, а потом у Петра.
— Видишь, я сберег его, — продолжал он. — Вот и пригодится. Я думаю, самое правильное для тебя: получить подарок из ствола старого друга юности. Символично!
— Все готово, — заглянув на кухню, сообщил ему подручный, обыскивавший квартиру.
— Прощай! — Арвид поднял пистолет и навел его в грудь Петра.
Бухнул выстрел. Меркулов почувствовал, как плечо обожгла разорвавшая мышцы горячая пуля — руки у старого охотника за секретами слегка дрожали, и он взял чуть левее и выше, попав туда, где тело Петра не было прикрыто бронежилетом. Свитер тут же обильно залило кровью. Арвид, зло ощерясь, выстрелил еще раз. Сейчас он уже не промахнулся, и пуля клюнула Петра точно под сердце.
Меркулов всхлипнул и потерял сознание, как от нокаутирующего удара.
— Я в голову? — поднимая ТТ, предложил охранник латыша.
— Не надо зря тратить патроны и шуметь, — засовывая «вальтер» в карман, Арвид направился в прихожую. — Он и так уже на дороге в ад! Пошли.
Охранник плюнул в бледное лицо бездыханного Меркулова и, круто развернувшись, вышел вслед за шефом. Через секунду хлопнула входная дверь и щелкнули, закрываясь, замки…
Когда Петр пришел в себя, то чуть приоткрыл глаза и сквозь щелочки в веках осмотрелся: похоже, никого нет? Он прислушался: в квартире царила тишина. Неужели они ушли?
Попытавшись сесть, он застонал от боли в раненом плече, а сердце, куда стукнула через спасительный бронежилет пуля, забилось глухо и неровно. Оно все еще никак не могло опомниться от страшного удара.
«Одна вещь Ояра спасла, — горько усмехнулся Петр, — другая чуть не отправила на тот свет».
Встав на четвереньки и не обращая внимания на капавшую из раны на пол кровь, он при помощи здоровой руки поспешил к своему тайничку. Хвала всем богам — настоящая дискета на месте. Остальное уже ерунда. Теперь можно заняться собой.
На кухне Петр разрезал свитер, скинул его, прошел в ванную и осмотрел рану в зеркало. В общем-то, страшнее на вид, чем на самом деле. Кость цела, пуля прошла навылет, но надо продизенфицировать и перевязать, чтобы не потерять много крови.
И тут у дверей тревожно залился звонок. Меркулов замер — вдруг вернулся Арвид с приятелями? Впрочем, чушь, они же спокойно открыли его замки отмычкой, зачем им звонить? Но если это уловка, чтобы проверить: жив он или нет? Подойти, посмотреть в глазок, не зажигая света в прихожей: благо эти разбойники погасили его, когда уходили.
Держась здоровой рукой за стенку, он доковылял до прихожей и осторожно посмотрел в глазок. У дверей стояла Ирина!
Неуклюже действуя одной рукой, Меркулов открыл дверь, и она тут же упала ему на грудь:
— Петя, боже мой, как я волновалась! Только что отъехала машина этого страшного старика, я не решалась войти, пока они не уедут, а дозвониться не могла! Что это?
Она испуганно отпрянула, зажгла свет и с ужасом поглядела на свою руку, перепачканную в крови. Потом перевела взгляд на Меркулова, стоявшего в брюках и легком бронежилете с голым окровавленным плечом.
— Ладно, — он прикрыл дверь и накинул цепочку. — Пустяк, через неделю заживет, не беспокойся.
— Я поеду за ними! Пусть первый же милицейский пост их задержит!
— Какой пост?! — Петр схватил ее за руку, в которой были зажаты ключи от машины, и попытался отнять их. — Какая милиция?! Ты с ума сошла!
— Нет, — она вырвалась и выскочила за дверь. — Зло не должно остаться безнаказанным! А они посягнули на самое дорогое для меня!
По ступенькам лестницы быстро застучали каблучки ее сапожек. Меркулов накинул на плечи куртку и выскочил следом, но обессиленно остановился у перил и закричал вниз, отчаянно и тоскливо:
— Ирина!!! Вернись!!!
В ответ внизу бухнула входная дверь, и она крикнула:
— Я скоро!
Или так показалось?.. И он заплакал, как плачут сильные мужчины, скупо роняя слезы и вздрагивая всем телом…
Выскочив из парадного, Ирина бросилась к машине. Отправляясь к Петру, она так торопилась, что ненароком перепутала лежавшие на тумбочке в прихожей ключи и схватила не свои, а от машины Арнольда, закрывшегося в кабинете под предлогом жуткой мигрени. Обнаружилось это уже на улице, и она посчитала, возвращаться — дурная примета. К тому же старая серая мышка всегда запаслива, и у Генкина обычно полон бак. Тем лучше! Она быстро покатила на его «жигулях» до дома Меркулова, но увидев во дворе машину Арвида и какого-то человека, сидевшего в ней, не решилась подняться. Теперь она еще больше корила себя за это — может, если бы она не побоялась позвонить в дверь, они не решились бы так?..
Ирина села за руль и выехала со двора. Куда могли податься эти бандиты? К счастью, здесь только один путь на оживленную трассу, и она до предела выжала педаль газа. Смотреть мешала начавшаяся снежная круговерть, но, кажется, впереди мелькнул знакомый силуэт «жигулей» старого мерзавца. Однако стоит подъехать поближе, чтобы не ошибиться. И она еще прибавила скорость.
Да, кажется, это они. Не думая, зачем она это делает, Ирина со злостью нажала на сигнал, еще раз, еще. Машина Арвида рванулась вперед и на желтый проскочила перекресток, догоняя хвост уходившего по трассе потока.
Резко ударив по тормозам, Ирина остановила машину под красный свет светофора и, кусая от нетерпения губы, ждала, когда зажжется хотя бы желтый. Наконец-то! И она пулей полетела по еще не остывшему следу…
— Кажется, покойник воскрес? — поглядев в зеркало, пробурчал водитель.
Арвид оглянулся и скорчил кислую мину: действительно, за ними на приличной скорости летели «жигули», удивительно похожие на машину Меркулова. Но он не мог промахнуться! Неужели у Питера два сердца, или оно расположено с правой стороны? Да ерунда, получив пару пуль в грудь, никто не сядет за руль! Но…
Арвид до рези в глазах вгляделся в белую муть за задним стеклом: кажется, в машине всего один человек. Неужели?.. Да нет, это же бред! Однако никогда не мешает проверить даже самые бредовые идеи.
— Сейчас узнаем, — пробурчал он, открывая перчаточное отделение и доставая прибор. — Одна хорошая девочка, которая когда-то была мальчиком, поставила пару прелестных штучек на его любимую коняшку.
Арвид включил прибор, и глаза его полезли на лоб — сигнал был сильный, ясный и четкий. Работал радиомаяк, который Генкин установил на «жигулях» Меркулова. Либо сам Питер гонится за ними, либо кто-то на его машине. Ошибки тут быть никак не может.
— Что будем делать? — с тревогой оглядываясь назад, спросил один из охранников.
— Нажми немного, — хрипло рассмеялся Арвид, доставая микрорадиопередачик. — Я не хочу, чтобы нас задело.
— Думаешь, это он?
— Какая разница? — пыхтя сигаретой, Старик еще раз оглянулся, прикидывая расстояние до преследовавшей их машины. — Он или не он? Господь разберется. Нажми еще, оторвись, ну!
— Прилип, собака! — выругался водитель, увеличивая скорость.
— Еще, еще, — понукал Арвид, держа палец на кнопке.
— Все, — выдохнул охранник, — больше не оторвемся.
— Крепче держи руль, — велел водителю Арвид и нажал кнопку. — Аминь!..
Страшной силы взрыв развернул их «жигули», как лепестки железного уродливого цветка, и одновременно подбросил вверх, выкидывая еще выше останки пассажиров и водителя. Уже мертвый, так и не успевший понять, что произошло, Арвид полетел к небесам. Вернее, полетело то, что осталось от него — часть тела, кусок ноги и чудом уцелевшая шляпа. И тут же бухнул другой взрыв: разнесло бензобак, и остатки неимоверно искореженной машины загорелись…
Внезапная яркая вспышка впереди на миг ослепила Ирину, потом ее машину будто толкнуло упругой струей ударной волны и развернуло боком. Она бешено завертела руль, пытаясь выровнять автомобиль, но колеса попали на полосу льда, и ее завертело еще быстрее, а она, не зная, что делать, ударила по тормозам, боясь врезаться в горящую машину, перегородившую сразу две полосы.
«Жигули» завертелись еще быстрее, их понесло на встречную часть трассы. Тревожно загудел огромный КамАЗ. Ирина отчаянно закричала, когда ее машину задело крылом КамАЗа и ударило об его борт, а потом с неодолимой силой потянуло под его огромные колеса, как картон сминая крышу, с хрустом ломая стойки, наваливаясь многотонной, тупой и жесткой тяжестью, не знающей жалости и не ведающей, что она творит…
Ирина вновь закричала — дико, страшно, и вдруг крик ее оборвался: после краткого мига темноты она увидела себя вместе с Ояром, как в том сне, что привиделся ей прошлой ночью.
Юри, совсем не старый, а молодой и очень веселый, схватил ее крепко за руку и потянул к огромной карусели. Усаживая ее на какую-то зверушку — не то слоника, не то пони, — он заразительно смеялся, запрокидывая голову. И карусель завертелась. А где-то там, за непонятной оградой, похожей на мутное, плохо промытое стекло, остался грустный Петр, смотревший на них с немым недоумением и невыразимой жалостью. И в глазах его стояли слезы.
— Он один там остался, один! — закричала Ирина, показывая Ояру на Петра.
— Я знаю, — смеялся Юри. — Но, может быть, и он скоро придет?
— Он не любит карусели!
— Я тоже не любил, — смеялся Ояр. — Мы не станем его ждать. Впрочем, станем, но не будем торопить. Здесь так хорошо, правда?
А карусель бешено вращалась, и все окружающее сливалось в одно мерцающее и вспыхивающее радужными искрами пятно — яркое, непонятное. И ограда, за которой остался Петр, постепенно слилась с этой радугой и исчезла…