Глава 10
Наретин приехал в больничный комплекс под вечер, когда деревья старого парка уже слились в сумерках в единую, темную массу, почти не пропускавшую света угасающего дня. Даже вездесущие вороны уже успели устроиться в своих огромных, похожих на лохматые шапки гнездах на ночлег. После слякотного, опять попавшего в полосу теплого ветра с Атлантики города здесь, на небольшом пятачке пространства, со всех сторон окруженного старинной постройки зданиями, не так донимал пронизывающий ветер и, казалось, сохранились остатки зимы, начисто размолотой шинами и растоптанной ногами многочисленных пешеходов. Под деревьями парка узкими языками лежал сероватый снег, а у больших мусорных баков даже намело небольшой сугробчик.
Поставив машину рядом с «жигулями» Анзора, Наретин вышел и осмотрелся. У мусорных баков возился старик в грязном больничном халате и накинутой на плечи телогрейке. Очистив помойное ведро, он направился к входу в морг.
— Эй, — окликнул его Юрик. — Ты оттуда?
Он показал пальцем на лесенку, ведущую в подвал мертвецкой, куда ему самому, по собственной воле, не очень хотелось спускаться.
— Ну? — приостановился старик. — Чего надоть-то?
— Анзор там? Позови.
— Отчего не позвать, — согласился Степаныч, скучавший без общения. — А вот ты скажи мне, почему всегда обязательно желали, чтобы мы жили в обществе своем непременно в строе, государстве, а не просто как люди? А?
— Анархист ты, дед, — сплюнул Наретин. — Анзора позови.
— Вот, вот, — спускаясь по лестнице, приговаривал Степаныч. — Только дай или того кликни, а ответить никто не могет.
Зайдя в прозекторскую, он скинул ватник и сердито буркнул протиравшему шваброй пол Анзору:
— Кличут тебя там.
— Кто?
— А я знаю? — ворчливо ответил Степаныч, устраиваясь на своем любимом месте за столом, где лежала книга регистрации. — Мужик какой-то.
Анзор бросил швабру, быстро накинул ватник и бегом кинулся наверх — наверное, это кто-то из своих. Родственники умерших предпочитали договариваться об услугах со словоохотливым Степанычем, при случае умевшим пустить слезу и ловко выжать из безутешной родни лишнюю купюру.
Наверху Анзор сразу увидел знакомую фигуру Юрика и, повинуясь его знаку, пошел за ним следом за мусорные баки, туда, где стояли машины. Остановившись, Наретин щелчком отбросил окурок и, как только Анзор приблизился, сгреб его за грудки и рывком притянул к себе:
— Ты что, сучий потрох? Шутки вздумал шутить?
— В чем дело? Ты с ума сошел? — попытался освободиться Анзор, но Наретин был выше, крупнее и сильнее его. Он сдавил телогрейку у горла киллера и зло прошипел:
— Почему Старик жив?
— Жив?! — у Анзора от удивления вылезли из орбит глаза, и он разом перестал сопротивляться: нет хуже вины, когда «клиент» жив.
Юрик отпустил его, достал пачку сигарет, закурил сам и сунул одну в рот обалдевшего от таких вестей Анзора. Дал прикурить и уже спокойнее сказал:
— Отвалялся и встал. Ползает по улицам уже, гнида старая.
— Не может быть! — загорячился Анзор. — Я ему три штуки девятимиллиметровых из «макарова» в сердце всадил. Три!
Для пущей убедительности он показал Юрику три растопыренных грязных пальца.
— Всадил, — презрительно скривил губы Наретин. — В бронежилет под пальто!
Анзор сразу вспомнил фигуру последнего «клиента» — темная, надвинутая на глаза шляпа, клетчатый блеклый шарфик, небрежно замотанный вокруг шеи, всегда распахнутое долгополое ратиновое пальто и под ним наглухо застегнутая кожаная куртка. Вот в чем дело! Поэтому пальто нараспашку! Оно просто не застегивалось.
— Я не виноват, — зачастил Анзор. — Кто знал про бронежилет? Надо было заранее предупредить…
— Надо было бить в голову, — оборвал его Юрик. — Там всего-то расстояние двадцать-тридцать метров. Как арбуз разлетелась бы. А сейчас Чума зажевал совсем. Ты же его знаешь.
— Вах! Я сам едва ушел, — жадно затягиваясь, вновь начал оправдываться Анзор. — Охрана начала лупить из «узи» с глушителями, одного я положил в доме, думал, уже все, не вырвусь. Автомат нельзя было брать: куда с ним в центре? А ТТ у меня нет, попросили тогда дать Игорю Соболеву, и с концами. А из ТТ я бы его точно прошил, как на швейной машинке!
Наретин мрачно молчал. Что возразишь? Анзор делал все правильно и, если бы не этот проклятый жилет… А Чума как с цепи сорвался, требует убрать Старика. Но разве можно повторять одно и то же несколько раз в неделю? Теперь нужно время, чтобы «клиент» успокоился и его бдительность притупилась. Да как это объяснить шефу, если он ничего не хочет слушать? Хорошо, подвернулось новое дельце, и он ухватился за него.
— Надо реабилитироваться, — веско сказал Юрик.
— Что? — Анзор поглядел на него, как на недоумка. — Я больше туда не пойду! Если Чума так хочет, пусть дает и нам жилеты и еще бойцов: устроим засаду на шоссе и располосуем из «калашниковых», а еще лучше — добавить пару гранат. И аминь!
— Все расписал? — усмехнулся Наретин. — Теперь слушай сюда! Надо взять нового «клиента».
— Нового? — сразу оживился Анзор.
— Да, но не просто взять, а чтобы даже следов его не осталось. Может, его в твой морг голенького пристроить? Анатомов ваших купим, не проблема.
— У нас не криминальный морг, — отрицательно мотнул головой киллер. — Куда мы его с дырками от пуль? Или удавленного. Врачи ни за какие деньги не согласятся: им же кича! Чистенького его не притащишь.
— Это так, — мрачно согласился Юрик. — В лесу зарыть, так бродячие собаки могут растащить: их сейчас полно, голодных, после дачного сезона.
Некоторое время они курили, раздумывая, куда девать тело очередного «клиента», чтобы не осталось никаких следов. А хозяин жестко поставил непременное условие, чтобы тот исчез бесследно!
— В крематории знакомых нет? — с надеждой спросил Наретин.
— Нет, — вздохнул Анзор. — Крематорий — это было бы да, но… — И тут он вспомнил. — Болото!
Юрик недовольно поморщился: везти «клиента» придется чуть не за тридевять земель к незамерзающему болоту, в глубине которого били ключи. Однако, похоже, другого выхода нет.
— Живого возьмем и повезем, — решил он. — Тем более Чума хочет, чтобы он перед концом помучился.
Наклонившись к уху Анзора, он шепнул ему несколько слов, и киллер плотоядно оскалился:
— В лучшем виде сделаем. Можем даже шефу кое-что на память привезти.
— Не требовал, — сухо ответил Юрик и приказал: — К четырем утра заеду. Чтобы был готов!..
После разговора со Снегиревым — такого мерзкого, жестокого и неприятного — Виталий Евгеньевич еще более упрочился в мысли: делать ему в этой стране больше совершенно нечего! Как это у поэта: давно, лукавый раб, замыслил я побег? Вот и Жамин твердо решил бежать от всех — проклятого Пака, чистоплюя Сан Саныча, готового удавить тебя на собственном галстуке, подленького гомика Генкина, от тех, кто заставил его ввязаться в аферу с лжеинкассацией. А Снегирев, кстати, вообще грабитель, еще и деньги заставил перевести на счет неизвестной фирмы, наверняка, принадлежащей ему и Паку.
Нет, пора, брат, пора! Так частенько говорил сам себе Виталий Евгеньевич, и не только говорил, но и деятельно готовился, скрывая это от всех, даже от супруги.
В банке он большую часть времени старался проводить в кабинете и лишний раз не ходить по коридорам. Цветкову по селектору не вызывал, а как-то раз случайно встретившись с ней, сделал вид, что не замечает девушку, и важно прошествовал мимо, даже не удостоив ее взглядом. Ну ее к бесу! В частности, и из-за нее тоже возникли крупные неприятности. Но скоро он будет вспоминать их лишь как кошмарный сон. А лучше забудет совсем, напрочь, словно отрубит топором все прежнее. Сбросит их тут, как ящерица сбрасывает хвост.
Для успокоения нервной системы он стал гулять с Диком по утрам и даже отваживался выводить его вечером, правда, не решался особенно удаляться от подъезда. Вроде бы, все утихло и про него забыли. Федюнин похоронен, а вместе с ним и пренеприятнейшая история…
В то утро он, как обычно, встал пораньше, оделся потеплее, взял Дика на поводок и спустился во двор. Не отпуская собаку, прошелся мимо рядов припаркованных машин, ожидавших своих владельцев, радуясь, что вокруг пусто и безлюдно. Уже хотел свернуть на любимую аллейку, как заметил, что там крутится нерусского вида парень в куртке. Принесла его нелегкая! Пришлось пойти на дорожку, обсаженную кустами черноплодной рябины.
Здесь Виталий Евгеньевич гулять не любил — еще слишком свежи воспоминания о фигуре незнакомца в длинном пальто, уходившего по этой дорожке. Именно с разговора с ним и пошла-потянулась цепь неприятностей.
Отпустив Дика, Жамин заложил руки за спину и стал прохаживаться, всей грудью вдыхая морозный утренний воздух и глядя себе под ноги, а когда поднял голову, не поверил своим глазам — навстречу шел тот самый незнакомец в длинном пальто, держа руки в карманах. Уж не наваждение ли? Сердце нехорошо ворохнулось в груди и заныло в предчувствии беды. Беспомощно оглянувшись, Виталий Евгеньевич похолодел от ужаса: сзади приближался тот, нерусского вида парень, из-за которого он не пошел на любимую аллейку.
Что делать? Свистнуть собаку? Все-таки Дик нечто вроде боевой машины — не рассуждающей и не знающей страха, когда нужно защищать хозяина. И Жамин свистнул. Продираясь через кусты, Дик вылетел на дорожку, и тут раздался слабый хлопок. Пес подпрыгнул, словно хотел поймать муху на лету, и тяжело рухнул на бок. Из его головы пульсирующими толчками била кровь. Виталий Евгеньевич остолбенел, страх сковал его, не давая сдвинуться с места.
Незнакомец в длинном пальто ускорил шаг, и Жамин увидел у него в руке пистолет, направленный ему прямо в грудь.
— Не двигайся!
Медленно оглянувшись, Жамин увидел, как сзади подходит тот парень — теперь ясно видно, что это кавказец. В одной руке он держал пистолет, направленный на Виталия Евгеньевича, а в другой непонятный темный сверток.
«Мешок! — еще больше испугался банкир. — Они накинут мне на голову мешок и задушат».
Все тот же страх, который сковал его, неожиданно отпустил и придал сил — Жамин метнулся к кустам и немедленно перед его ногами выбила комочки подмерзшей земли выпущенная из пистолета кавказца пуля.
— Не двигайся! — угрожающе повторил незнакомец. Он был уже совсем рядом, а у Виталия Евгеньевича после секундной вспышки освобождения из лап сковавшего его ужаса и желания любой ценой обрести свободу наступил надлом. И он покорно дал взять себя за рукав.
— Не надо, — срывающимся голосом попросил банкир.
— Молчи! — сердито приказал кавказец. Нагнувшись, он развернул большой клеенчатый мешок и засунул в него собаку. Потом вытянул из кармана полиэтиленовый пакетик с песком и аккуратно присыпал оставшиеся на дорожке пятна крови, вытекшей из головы убитого Дика.
«Они все продумали», — как-то отстранение подумал Жамин, словно происходящее его совершенно не касалось.
— Пошли! — незнакомец потянул банкира за собой, в глубину аллеи.
— Куда, зачем? — Виталий Евгеньевич сделал еще одну слабую попытку освободиться.
— Собаку хоронить, — ощерился кавказец, взваливая на спину мешок, и сердито подтолкнул пленника. — Переставляй ходули!
— Но я… — начал Жамин, однако сильный удар в живот не дал ему договорить и заставил согнуться в три погибели от жуткой боли. Нападавшие не шутили: они хотели быстро и без лишних свидетелей убрать банкира со двора.
Подхватив Виталия Евгеньевича под руки, они почти оторвали его от земли и потащили в конец аллеи, где смутно угадывался в утреннем сумраке силуэт автомобиля. Натужно сопя — вес у пленника был немалый, — они доволокли его до машины, открыли дверцу и пихнули на заднее сиденье. Следом влез незнакомец в длинном пальто и уперся в бок Жамина стволом пистолета.
— Пикнешь, убью! — зло прошипел он.
Кавказец забросил клеенчатый мешок с убитой собакой в багажник и сел за руль. Машина резко рванула с места и, лавируя между домами, выскочила на магистраль.
— Открой рот! — приказал незнакомец.
Боясь, что он нажмет на курок, Жамин послушно открыл рот, и ему запихнули в него большой, мокрый ком шершавой оберточной бумаги. Потом вытерли губы грязной тряпкой и втиснули в угол сиденья.
— Сиди спокойно, — велел незнакомец. — Ничего с тобой не случится. Один человек с тобой поговорить хочет по душам. Поговорит, и лети, душа, куда пожелаешь.
Банкир в ответ лишь покосился на него налитыми кровью глазами. Слова незнакомца вселяли некоторую надежду, — ведь если бы хотели убить, наверное, пристрелили еще там, во дворе, вместе с бедным Диком, — но можно ли верить этим людям? Единственная надежда, что их остановит пост ГАИ: они теперь стоят с автоматами и в бронежилетах, по несколько человек. Может быть, там он обретет спасение и свободу?
Однако кавказец вел машину умело, не превышая скорости, соблюдая все правила движения, и лишь вырвавшись за пределы кольцевой и миновав пост ГАИ, на который Виталий Евгеньевич возлагал такие надежды, «жигули» понеслись, как стрела, пущенная из тугого лука, километр за километром подминая шипованой резиной бесконечную ленту шоссе.
Жамин даже не мог толком определить, в какую сторону они мчатся: на Питер, на Рязань, на Владимир? Его похитители между собой не разговаривали, музыку не включали, и тишину в салоне нарушало только тяжелое дыхание и ровный гул мотора.
«Мне всегда не везло в жизни, — печально подумал Виталий Евгеньевич. — Еще бы день, другой, и ничего подобного со мной уже больше никогда не могло случиться. Надо же, так глупо влететь перед самым отъездом!»
По сторонам дороги мелькали домики подмосковных деревенек, — в населенных пунктах кавказец немного сбрасывал скорость, но, опять вырвавшись на простор почти пустого шоссе, немедленно выжимал акселератор почти до предела.
Жамин пытался вспомнить, как в подобных случаях советовали поступать «специалисты по выживанию», часто публиковавшие статьи в разных журналах и газетах, но ничего путного не мог вспомнить и зло подумал, что хорошо бы, если кто-нибудь из этих писак оказался на его месте, чтобы на своей шкуре прочувствовать то, о чем он писал, давая идиотские советы. Советы у нас все давать мастера!
Незаметно стало совсем светло, поток машин на шоссе увеличился. Дома, наверное, уже забеспокоились, и Зинаида мечется по квартире, как угорелая, а он сидит здесь, в салоне чужой машины с забитым мокрой бумагой ртом и приставленным к боку стволом пистолета. Хоть бы догадались дорогие родственнички в милицию позвонить. Хотя что милиция? Разве она станет его искать за многие версты от столицы?
Стороживший банкира незнакомец одной рукой неловко выудил из кармана пальто пачку сигарет и прикурил. Вглядываясь через лобовое стекло в дорогу, он негромко предупредил кавказца:
— Уже скоро, не пропусти.
Вскоре машина свернула на неприметный проселок и, заметно снизив скорость, запрыгала на прихваченных морозцем ухабах. Миновали еще одну деревеньку: маленькую, десяток-полтора домишек, — и снова свернули, теперь уже в лес.
«Какой леший тут будет со мной разговаривать? — заволновался Виталий Евгеньевич. — Тут и жилья-то нет».
— Ум-а-а! — замычал он, пытаясь языком вытолкнуть забившую рот бумагу и открыть дверцу «жигулей», но стороживший каждое его движение незнакомец был начеку. Он ловко ударил банкира ребром ладони под ухо, и тот обмяк, сползая на пол между сиденьями.
— Так лучше, — спрятав пистолет, буркнул Юрик.
— Успеет оклематься? — поглядел на него в зеркальце Анзор.
— Куда денется, — небрежно поставив ногу на плечо Жамина, усмехнулся Наретин. — Сейчас опять сворачивай и метров сто по просеке. Потом придется пешком.
— Машина не сядет?
— Летом не садилась, а сейчас тем более подтянуло. Езжай!
Анзор послушно свернул на просеку, потом, повинуясь знаку Юрика, загнал машину в кусты и развернулся, Выключил мотор. И сразу их объяла первозданная тишина.
— Вставай, — Наретин пнул ногой Жамина. — Пошли разговаривать!
Виталий Евгеньевич замычал, с трудом открыв глаза. Голова разламывалась от боли, шея едва ворочалась, и не было сил не то чтобы куда-то идти, но даже вставать.
— Давай, давай! — Наретин вдвоем с Анзором выволокли его из машины и бросили на мерзлую землю, кое-где припорошенную снежком.
— Слеги надо, — Юрик открыл багажник, взял топор и быстро вырубил две длинные еловые жерди из сухостоя. Попробовал их крепость и остался доволен. — Все, милый друг, пошли!
— Убейте здесь! — простонал Жамин. Его трясло как в лихорадке.
— Вставай, тут недалеко, — усмехнулся Анзор и пнул банкира ногой в бок. — Поднимайся, кому сказал!
Виталий Евгеньевич с трудом встал. И тут ему еще навьючили на спину мешок с убитым Диком.
— Твоя псина, ты и тащи, — велел Наретин и первым пошел вперед.
Странная процессия медленно пробиралась среди чахлых елок и голых осин, пока под ногами не начало хлюпать.
— Стой! — приказал Анзор. — Десять шагов вперед!
— Ну! — прикрикнул Юрик, доставая пистолет. — Пошел, скотина!
Как в бреду, спотыкаясь и чуть не падая, банкир пошел, чувствуя, как противная жижа хлюпает все сильней и уже заливает в ботинки. Какое-то странное отупение овладело им, в голове больше не осталось никаких мыслей, словно от всего огромного мира, оставшегося где-то там, далеко за деревеньками, лентой шоссе, кольцевой дорогой, его уже отделила незримая, но прочная стена.
— Брось мешок! — крикнул Наретин. — Повернись лицом!
Жамин опустил на землю мешок с убитой собакой и послушно повернулся.
— Чем ты там любил помахать? — издевательски ухмыляясь, Анзор поднял пистолет. Хлопнул приглушенный выстрел, и дикая боль взорвалась в паху Виталия Евгеньевича, заставив его упасть на бок. Штаны быстро набухли кровью, из горла рвался крик нечеловеческой боли, но его поглощала забившая рот бумага. Катаясь по вонючей жиже, банкир желал уйти от боли, вытолкнуть ее из себя, и в мозгу билось только одно — теперь он больше не мужчина!
— Неси сапоги, — распорядился Наретин.
Анзор сбегал к машине и принес высокие резиновые сапоги. Поддерживая друг друга, они переобулись и, поудобнее перехватив слеги, подошли к банкиру. Тот поднял на них белые от нестерпимой боли глаза. Сейчас они добьют его! Палками!
Но он ошибся. Бандиты уперлись в него слегами и начали сдвигать к пологой ложбинке, на дне которой стояла незамерзшая ржаво-бурая вода. Вот туда скатился мешок и начал медленно погружаться, пуская быстро лопавшиеся пузыри.
— Ну, навались! — скомандовал Юрик, и Анзор одновременно с ним налег на слегу.
Жамин почувствовал, что катится по пологому склону, а потом тело обжег холод вонючей болотной воды. Он рванулся, забыв про боль в паху и обильно хлеставшую из раны кровь, рванулся в последней попытке, но болотина уже не хотела отпускать жертву, и ноги будто прихватило быстро застывающим цементом.
— Перекурим? — Наретин угостил Анзора сигаретой, и они стали спокойно наблюдать, как, теряя последние силы, барахтался в болотной жиже банкир. Его пальцы скребли по мерзлой земле, голова запрокидывалась, он силился кричать, но каждое движение только помогало трясине утянуть его поглубже.
Когда киллеры докурили, на поверхности плавали только пузыри, да виднелся край куртки Жамина — видно, под ней образовалась прослойка воздуха.
— Все, — Анзор развернулся и направился к машине. Немного помедлив, Наретин последовал за ним. И, уже переобуваясь в салоне, пожаловался:
— Холодно в резине.
— Ничего, сейчас включу печку, согреешься, — пообещал Анзор, выводя машину на просеку…
Вечером Снегирев позвонил Паку:
— Они раздавили жабу.
— Точно? — переспросил Леонид.
— Абсолютно. Никаких следов не будет. Никаких!
— Отлично! Туда ему и дорога! — немного подумав, Пак добавил: — Надо бы пустить слух, что он, например, за границу сбежал. Это уже по твоей части.
— Сделаем, — пообещал Снегирев.
— Да, а в банк посадим Огиренко, он неплохой экономист и надежный малый. А ты не спускай глаз с нашего Меркулова! И ищи дискету! Где она?
— Ищем, ищем, — немного раздраженно откликнулся Сан Саныч.
— Ищем, — передразнил Леонид. — Ладно, пусть наш Петя путается с этой Иркой, от Генкина не убудет, тем более, они однополые. Важно, чтобы он нашел потайной пульт, если Юри его сделал, и помог нам выйти на дискету.
— Деньги на счет дочерней фирмы уже пришли, — порадовал шефа советник.
— Да, — оживился Пак. — Это дело! Но про Меркулова не забывай, как и про дискету! У нас там есть и еще за кем присмотреть.
— Этим и занимаюсь, — успокоил Снегирев и пожелал Корейцу спокойной ночи…
Известие о бесследном исчезновении Жамина всколыхнуло весь банк. Одни утверждали, что он разделил судьбу несчастного Федюнина и не сегодня так завтра обнаружат труп Виталия Евгеньевича — либо погибшего насильственной смертью, либо покончившего с собой. Появление в банке милиционеров, дотошно опрашивавших сотрудников, только подливало масла в огонь сторонников этой версии. Другие, наоборот, считали, что Жамин жив и здоровехонек, но по примеру многих банкиров натянул нос старой супруге и удрал с какой-нибудь молоденькой пассией. Третьи считали, что он сбежал из страха перед разоблачением его махинаций.
Снегирев с загадочным видом делал некоторые намеки, однако добиться от него чего-либо путного или вразумительного не удалось никому, даже представителям органов власти.
— Да, знаете ли, — вполне охотно отвечал на вопросы следствия Александр Александрович. — За Виталием Евгеньевичем в последнее время замечались некоторые странности. Я бы не взял на себя смелость утверждать что-либо конкретное, но… Зачем-то занялся оформлением загранпаспортов для всей семьи, потом бросил эту затею и начал снимать деньги с валютного счета. По моим сведениям, у него имеется фирма, зарегистрированная на Кипре. Не там ли следует и поискать следы господина Жамина?.. Нет, никаких серьезных неприятностей у него не было, никто ему не угрожал, и все разговоры на эту тему — просто досужие вымыслы, не более того. А Федюнин? Что Федюнин? Выпивал, этим все сказано. Вы же сами знаете, как отражается на нервной системе долголетняя служба в органах?..
Свято место пусто не бывает, и вскоре сотрудникам банка представили нового председателя правления. Представлять его приехали все тот же Пак и Снегирев. Они привезли с собой высокого, седоватого блондина в золотых очках на тонком хрящеватом носу. Стройный не по годам, можно даже сказать поджарый, одетый в светло-серый строгий костюм, он производил впечатление аскета и записного педанта.
— Прошу любить и жаловать, — представляя его, сказал Леонид Кимович. — Это новый председатель правления Станислав Семенович Огиренко, опытный экономист и хороший организатор. Мы надеемся, что нами сделан правильный выбор и коллектив банка хорошо сработается с новым председателем.
— Я постараюсь оправдать оказанное доверие, — сухо сказал Станислав Семенович. — Прошу всех приступить к работе.
Теперь стало ясно: Жамин уже никогда не вернется, и кое-кто с грустью вспомнил немного ленивого, лысоватого и, в общем-то, как теперь казалось, совершенно безобидного Виталия Евгеньевича. Чего ждать от нового председателя?
Как оказалось, Огиренко действительно прекрасно разбирался в банковском деле. И вскоре уже всем импонировал своей спокойной деловитостью и суховатой корректностью. Он никогда не повышал голоса, был очень пунктуален, уважительно относился к сотрудникам и умело сглаживал любые острые углы, еще в зародыше гася назревавшие скандалы…
Когда Людочку Цветкову неожиданно вызвал к себе новый председатель, она пошла в его кабинет, как на Голгофу. Еще бы, совсем недавно ей едва удалось пережить расспросы дотошных сыщиков, допытывавшихся, куда мог подеваться Жамин, а тут, как говаривала бабушка — новая беда на гряде. Неужели Огиренко что-то мог узнать о том отвратительном случае?
Господи, а если он ее выгонит? Людмила живо представила, как она приходит домой и заявляет, что ее уволили. Отец начинает допытываться, отчего это вдруг, и она, с детства не приученная врать родителям, вынуждена будет сказать ему правду. Родитель — человек простой и на расправу скор — может так врезать костистым кулаком в ухо, что навек останешься глухой, а мать примется лупить чем попало, с остервенением вымещая злобу и отчаяние рухнувших надежд…
Ожидая прихода вызванной Цветковой, Станислав Семенович сидел за рабочим столом и небрежно перебирал почту — лично ему адресованные поздравления в связи с новым назначением. Поздравляли давние деловые партнеры, приятели по университету, руководители других банков. Среди пачки конвертов с различными эмблемами и названиям фирм острый глаз Огиренко сразу заприметил изящный белый конверт удлиненной формы, с красным иероглифом, обозначающим долголетие, в левом углу и стилизованным изображением извивающихся золотых драконов в правом.
Станислав Семенович сухо усмехнулся: старый знакомый, как всегда, в курсе всех последних событий и никогда не преминет напомнить о себе. От вскрыл конверт — так и есть, господин Кай Фэн поздравлял уважаемого господина Станислава Огиренко с новым высоким постом и желал ему всяческих удач и десять тысяч лет благоденствия. И еще господин Кай Фэн желал господину Огиренко никогда не забывать добрых старых друзей, потому что и тысяча врагов никогда не заменит одного друга, а имея хороших друзей, одолеешь любых врагов и любые трудности.
Бросив на полированную поверхность стола карточку с поздравлениями главы китайской фирмы, Станислав Семенович задумался. Кай Фэн появился здесь давно и, говорят, начинал как простой продавец на рынке, торгуя кожаными куртками и пуховиками. Быстро сколотив состояние, он открыл собственную фирму. Да и то, чтобы зарегистрировать в России свое дело, нужны лишь десятки тысяч рублей, по крайней мере, по тем временам. А в Китае иностранцу за открытие собственной фирмы пришлось бы инвестировать в экономику страны не менее шестидесяти тысяч долларов. Теперь Кай Фэн процветает, имеет широкие и сильные связи, гонит на родину КамАЗы и алюминий, прокат и деловую древесину. Конечно, это только надводная часть айсберга, с которым вполне можно сравнить фирму китайца, но, наверное, Станислав вовремя сориентировался и сделал ставку на него. Шли бы к чертям собачьим все эти местные бандюги вроде Молотова-Чумы, Корейца, покойного Малахова-Адвоката и прочих. Пожалуй, во всей этой компании только два достаточно приличных человека: с одной стороны, Александр Александрович Снегирев, а с другой — Давид Георгиевич Агамов. Да и то непонятно, каким образом они туда затесались и что их связывает с этими проходимцами. Впрочем, наверное, то же самое, что и его самого — деньги!
От размышлений его оторвал голос секретарши, сообщившей по селектору:
— Станислав Семеныч! К вам Цветкова.
— Пригласите, — распорядился Огиренко.
Через секунду в кабинет робко вошла Людмила и остановилась у дверей.
— Проходите, присаживайтесь, — показал ей на кресло у стола банкир.
Встав, он прошел к дверям и запер их на ключ. Сердце Людмилы нехорошо сжалось — неужели сейчас начнется то же самое, что ей пришлось уже пережить в этом кабинете? Но Огиренко, не обращая на нее особого внимания, вернулся за стол и спросил:
— Вы не догадываетесь, по какому поводу я вас пригласил?
— Н-нет, — чуть запинаясь под его строгим взглядом, ответила Цветкова.
— Хорошо, — он открыл ящик стола и достал видеокассету. — Посмотрим?
Не дожидаясь ответа, он вставил ее в щель приемника «двойки» и нажал клавишу. С Людмилой чуть не сделалось дурно: на экране к ней подходил пропавший Жамин. Сейчас он…
— Нет! — в ужасе вскрикнула девушка и, закрыв лицо руками, зарыдала.
— Успокойтесь, пожалуйста, — Станислав Семенович выключил телевизор, налил из графина стакан воды и подал ей. — Выпейте! Я не собираюсь никоим образом посягать на вашу честь, поверьте.
— Тогда зачем?.. — давясь водой и стуча зубами о край стакана, спросила Люда. — Зачем?.. И откуда у вас это?
— Забрал у Снегирева, — спокойно объяснил банкир. — Забрал, чтобы иметь представление, что творилось тут до меня, и иметь с вами предметный разговор.
— Мне подать заявление? — глядя полными слез глазами в пол, тихо спросила Цветкова. — Я не буду… И с ним тоже не стала…
— Я никоим образом в этом не сомневаюсь, — сухо заметил Огиренко. — А заявление подавать не нужно: эта мерзкая история известна только трем людям. Вам, Снегиреву, мне. Жамин, думаю, о ней никому рассказывать не будет.
— Вы знаете, что с ним?
— Помилуйте, откуда? Наверное, сбежал, — Станислав Семенович небрежно отмахнулся. — Если бы убили, то давно бы нашли тело. Ладно, у нас разговор не о нем. Я хочу предложить вам заключить маленькую сделку.
— Какую? — насторожилась Людмила.
— Самую простую, — впервые за время их разговора улыбнулся банкир. — Я не Жамин, меня интересуют совершенно иные вещи. Возьмите.
Он подал через стол Людмиле конверт. Она взяла его и заглянула внутрь: там лежали две стодолларовые купюры.
— Это мне? За что?
— В некотором роде это аванс в счет наших будущих деловых, я подчеркиваю, деловых отношений, — веско сказал Огиренко.
— И… в чем они будут заключаться?
— Мы забудем навсегда об этом неприятном случае, — банкир вынул из плеера кассету и бросил ее в свой сейф, стоявший рядом с его рабочим креслом и, как бы ставя на этом точку, закрыл дверцу. — А вы будете внимательно слушать, запоминать и сообщать лично мне, когда я вас вызову для доклада, обо всем, что делается в банке. Вот такое соглашение. Остаетесь на своем месте и еще имеете возможность получать дополнительные вознаграждения. Согласны?
— Да, — выдохнула Людмила. Долго ли пересказать хозяину бабьи сплетни, а за это получить приличные деньги?
— Прекрасно, — подытожил Огиренко. — Особенно меня интересует, если будут говорить о некоем Меркулове или Ояре Юри и… дискете.
— Какой дискете? И кто эти Меркулов и Юрий?
— Не Юрий, а Юри, это прибалтийская фамилия, — поправил ее Станислав Семенович. — Вам не нужно забивать голову, просто когда услышите эти фамилии и что-то о дискете, немедленно сообщите мне, кто и с кем об этом говорил. Ну и все такое прочее. Все. Идите на рабочее место. И помалкивайте, голубушка.
— Спасибо, Станислав Семенович, — радостно вскочила Цветкова.
— Не стоит благодарности, работайте…
Казалось, работа в казино должна войти в какие-то рамки, хотя бы по примерной продолжительности рабочего дня, и определиться по четко очерченному кругу функциональных обязанностей, но этого никак достичь не удавалось. Формально Меркулов должен был подчиняться начальнику охраны Мартынову и состоять в штате его сотрудников, но фактически вел работу по указаниям Снегирева, у которого был пусть небольшой, но свой штат молчаливых мужичков примерно одного с ним возраста — видимо, бывших сослуживцев. Они целый день проводили в кабинетах и вылезали из них только на обед. Кушали лишь в своей компании — и опять в кабинеты, как мыши по норам. Чем они занимаются, знал, наверное, только Сан Саныч.
Зато он сам никому не отказывал в своем обществе — появлялся везде и всюду, всем интересовался или, проходя мимо, бросал острый, внимательный взгляд. Как ни странно, сотрудники его не боялись и даже любили, предпочитая в случае неприятностей иметь дело со Снегиревым, а не с Леонидом Кимовичем Паком.
Сегодня у Сан Саныча родилась идея взять под жесткий контроль все входы и выходы из казино, независимо от пульта охраны. Как он объяснил, эту работу начинал еще Ояр, но не закончил, так пусть Петр Алексеевич сделает то, что не успел Юри. Сначала они вместе со Снегиревым все проверили по схеме, потом наметили места, где разместить миниатюрные телекамеры размером не более спичечного коробка. Их предстояло закамуфлировать, обеспечить четкую передачу изображения и ее круглосуточную запись.
— Не забывайте, о чем я вас просил, — напомнил Снегирев.
— Что именно вы имеете в виду? — уточнил Меркулов.
— Ищите скрытый пульт, который мог поставить Юри.
— Я помню, но вряд ли Ояр мог поставить его в таких местах.
— Тем не менее, — усмехнулся Александр Александрович. — Как говорится, чем черт не шутит? Попутно посмотрите, нет ли там еще каких неприятных сюрпризов.
— Непременно, — пообещал Петр.
Предстояло перекрыть техникой все действующие и запасные выходы, и он, провозившись до обеда, еще не сделал и половину намеченного.
Обедать, по уже сложившейся традиции, его пригласили Ирина и Генкин. Против их общества Меркулов не возражал.
За столом разговор вертелся вокруг всякой ерунды. Не забыли вспомнить историю с Жаминым, еще продолжавшую владеть умами, но уже успевшую потерять свежесть сенсации и постепенно превратившуюся в одну из дежурных тем, которая со временем тоже уступит место новой: жизнь не стоит на месте.
— Сбежал, сбежал, хитрец, — занимаясь антрекотом, ехидно улыбался Арнольд Григорьевич. — И как ловко, заметьте, замел следы! Как вы думаете, его найдут?
— Неужели им будет заниматься Интерпол? — фыркнула Ирина. — Он же ничего не украл!
— Кто знает? — философски заметил Генкин. — Пока этого просто могли не обнаружить. Как вы полагаете, Петр Алексеевич?
— Могли, — согласился Петр. — С таким же успехом он мог стать жертвой несчастного случая.
— Вместе с собакой? — иронично прищурилась Ирина.
— А у него была собака?
— Да, бультерьер. Знаете, похожее на свинью создание с жуткими клыками и пастью крокодила, — засмеялся Арнольд. — Кстати, о птичках! Как поживает чижик? Поет? Не скучает?
— Поет, — подтвердил Меркулов. — Депрессии, вроде, у него не отмечается: скачет по жердочкам и весело клюет зернышки. Кстати, как же его все-таки зовут?
— Танька! — засмеялась Ирина.
— Да нет, я серьезно, — не принял шутки Петр. — Ни за что не поверю, чтобы Ояр назвал его Танькой, это уже ты придумала. Сама же говорила.
— Ояр Янович любил оригинальничать, — покончив с антрекотом, неодобрительно заметил Арнольд Григорьевич. — Дай бог памяти, как он его обозвал, когда принес? Кажется, что-то вроде Таньмянь? Ты не вспомнишь? — обернулся он к Ирине.
Она слегка наморщила лоб, вспоминая чудное слово, каким Юри окрестил птичку. В тот день Ояр был задумчив, не расположен к шуткам и говорил вполне серьезно.
— По-моему, не так, — сказала она, — а что-то типа Чань-тань. Кажется, так, но не могу точно ручаться.
— Вот-вот, — подхватил Генкин, — и мы перекрестили его в Таньку, вернее, ты перекрестила.
— Чань-тань? — переспросил Петр. И тут же вспомнил кусочек обоев, оторванный им у телефонного аппарата, укрепленного на стене коридора разоренной квартиры Ояра. Каракули на этом клочке напоминали скоропись китайского иероглифа «Чжен». Неужели?
— Может быть, Чжен-тань? — неуверенно предположил он.
— Точно! — всплеснула руками Ирина. — Именно так, но птичий язык такой трудный, и я не запомнила. Точно ты сказал, Чжен-тань.
— Женщины вообще плохо запоминают сложные вещи, и даже вчерашний день, — желчно заметил Арнольд Григорьевич.
Но Меркулов не слушал его. Вот он, конец ниточки, в его руках! Не зря, ох, не зря оторвал он кусочек обоев и не просто так подарил Юри птичку той женщине, которую когда-то любил. А, может быть, продолжал любить? Кто знает?
Чжен-тань по-китайски означает «шпион»! Неужели Ояр предполагал: когда-нибудь его друг будет вынужден пойти по его остывающим следам, и оставил ему нечто вроде маячка, зная, что оба они в молодые годы были китаистами, и Петр никак не минует дома Ирины, лишь только встретившись с ней? Нет, тут попахивает мистикой! Хотя Ояр был человеком-загадкой и оставил после себя немало неразгаданных тайн.
— Итак, птичку зовут Чжен-тань, — задумчиво повторил Меркулов.
— А мы сделали доброе дело, — доедая мороженое, усмехнулся Генкин. — Общими усилиями вернули чижику его истинное доброе имя. Выступили, так сказать, в роли комиссии по реабилитации.
— Перестань, — поморщилась Ирина.
Петру захотелось бросить все, оставить недоеденный обед, спуститься вниз, прыгнуть в машину и поскорее примчаться домой. Вдруг чижик не зря косил на него черным глазом-бусинкой? Но до вечера еще долго, и придется потерпеть.
После обеда разошлись по своим делам. Генкин заперся в кабинете и, сев за стол, немедленно записал на маленьком листочке бумаги: «Чжен-тань». Положив ручку, он задумчиво покусал ноготь большого пальца, решая, как поступить. Наконец он снял телефонную трубку и набрал знакомый номер.
— Здесь слушают, — после нескольких гудков отозвался хриплый голос.
— Есть маленькая новость, — вкрадчиво сказал Арнольд Григорьевич. — Действительное имя птички Чжен-тань. Видимо, это на китайском или японском, но скорее на китайском. Юри в молодости был китаистом. Меркулов тоже знает этот язык, я уверен. Не было ли тут нечто предусмотрено заранее?
— Возможно, — после некоторой паузы отозвался хриплый голос. — Есть еще что-нибудь?
— Нет, но птичка у Меркулова.
— Хорошо, — и в наушнике раздались гудки отбоя. Генкин положил трубку и бледно улыбнулся: он сделал все, что мог. Теперь черед действовать пришел другим людям…
К вечеру, когда Генкин уже отправился домой, Снегирев, как это делал обычно, прокрутил запись его телефонных переговоров и, услышав знакомый сиплый голос, тут же насторожился. Бедный Арнольд, если бы он знал, что каждое его слово зафиксировано бездушным электронным аппаратом на тонкой магнитной ленте.
Закончив прослушивание, Сан Саныч некоторое время молча курил, развалившись в кресле и раздумывая. Пожалуй, у него сегодня выдается достаточно свободный вечер — Пак куда-то умчался по своим делам, в которые не посвятил советника по безопасности. Ну и черт с ним!
Сняв трубку телефонного аппарата — Александр Александрович совершенно точно знал, что он никем не прослушивается, и даже постоянно специально проверял это, чтобы лишний раз удостовериться, — он набрал номер Агамова.
— Да? — Давид откликнулся сразу, словно ждал его звонка.
— Привет, это я, — поздоровался Снегирев.
— Рад слышать. Чем обязан?
— Сегодня наша девочка разговаривала со старым шмелем, — на всякий случай Снегирев предпочитал говорить эзоповым языком. — Оказывается, маленький подарок нашего покойного знакомого имел специфическое восточное имя, вероятнее всего, китайское.
— Вот как? — заинтересовался Агамов.
— Представь себе, — усмехнулся Сан Саныч. — Приятель был не так прост.
— Кстати, человек нашего круга оценивал его очень верно и достаточно высоко, — заметил Давид. — И не ошибся. Я хочу, чтобы вы поскорее увиделись. Как у тебя сегодняшний вечер?
— В принципе, я свободен, но лучше перезвони и предупреди заранее, я буду ждать.
— Не уезжай пока, — попросил Давид. — Эта линия у тебя чистая?
— Абсолютно!
— Хорошо, я перезвоню…
«Ну вот и поехали, — положив трубку, подумал Снегирев. — Куда-то приедем в конце концов?..»
После той памятной ночи, когда снайпер всадил Малахову пулю в голову, страх очень долго не отпускал Кларикова и стал как бы его вторым «я», вполне естественным состоянием: он с ним ложился и вставал, садился за стол, ехал в транспорте и ходил на службу. Но Серега быстро научился умело скрывать его, чтобы, упаси господь, не случилось еще чего похуже.
Сначала он боялся, удастся ли прилепить на халат хозяина микродатчик, чтобы тот подал сигнал снайперу, где находится цель. Потом боялся, что Адвокат заметит прилипшую бусинку, потом боялся, что не успеет ее уничтожить, потом боялся, что ее обнаружат вместе с остатками микропередатчика все вокруг перерывшие оперы из уголовки. Но больше всего боялся Корейца и Сан Саныча Снегирева — тот мужик ушлый, может просто догадаться, что к чему, и начать потихоньку разматывать ниточку.
Нервов Сереге на допросах потрепали много, но отстали, поскольку против него не было никаких улик, кроме того что он в момент убийства находился в квартире при исполнении обязанностей охранника покойного Малахова. Лицензия у Кларикова оказалась в полном порядке, никаких судимостей или компрометирующих материалов на него не имелось, и оперативники, попугав для порядка, отпустили его. И даже не сделали обыск в квартире, где в тщательно оборудованном тайничке Серега спрятал доллары, полученные от людей Чумы за подставу Адвоката под выстрел.
Однако доллары не радовали: еще оставались Пак и проклятый Снегирев. Кларикова перевели в охрану казино, поскольку Малахов в телохранителях уже не нуждался, а у Леонида имелась своя гвардия. Снегирев же вообще предпочитал обходиться без лишних глаз и ушей. Но как знать, не рыл ли он под Серегу — ведь Пак слов на ветер не бросал, а он обещал найти и сурово покарать того, кто убрал Адвоката.
Жить в вечном страхе очень тяжело и несладко, но Клариков крепился, прекрасно понимая: лучший его союзник — это время: оно все сглаживает, нивелирует, заставляет стушеваться, уводит на второстепенные планы и заставляет быльем порасти. Выждать, выжить, ничем себя не выдать — и страх постепенно уйдет. Сам собой.
Выйдя на работу в казино, он опасался сказать лишнее слово, исправно исполнял обязанности, а тут пришлось вновь чуть ли не в петлю лезть, выполняя новый приказ Чумы — сбросить в полуподвал ключ и брелок-фонарик. Скандал с незнакомым мужиком затеяли другие, а вот ключ и фонарь пришлось кинуть ему. К счастью, обошлось и на этот раз, но страх опять, как проснувшееся чудовище, заворочался внутри.
День проходил за днем, его больше не беспокоили, жизнь вроде бы вошла в нормальную колею — отдежурил и свободен, потом снова на дежурство, и опять свободен. Пака он почти не видел, разве мельком, когда тот приезжал и уезжал. Снегирев тоже не досаждал вниманием, и никто не лез с расспросами, как же все это случилось в ту трагическую ночь в квартире покойного шефа?
Алексей Петрович Молибога, к превеликому удовольствию Кларикова, тоже молчал, не давая о себе знать. И постепенно Серега начал верить, вернее, убеждать самого себя, что все быльем порастает. Правда, в глубине души он понимал: ему просто дают передышку, не желая «спалить» по-глупому, но и то благо! А он отдал бы все, что заработал на смерти Малахова, лишь бы эта передышка длилась вечно. Однако когда-нибудь она должна была закончиться, и, как ни стремился он отдалить этот момент, сие от него не зависело. И передышка кончилась.
В выходной Серега решил попить пивка и отправился в магазин. Затарился, а когда возвращался обратно, его остановил незнакомый малый и попросил прикурить. Попросил вежливо, даже как-то немного униженно, поэтому Клариков его не послал, а вынул из кармана зажигалку и дал парню. Тот сгорбился, прикуривая, и, словно закрываясь от ветра, повернулся в разные стороны, незаметно оглядываясь. Это Кларикову не понравилось, и он уже слегка набычился, когда парень, рассасывая сигарету, негромко сказал:
— Лексей Петрович тебе привет передал.
— Не знаю такого, — отрубил Серега. Мало ли тут шляется всяких. Малый незнакомый, его и Сан Саныч вполне мог подослать.
— Ага, — согласился парень. — Он просил тебя сегодня вечерком заглянуть на дискотеку в «Рэд Стар».
Вернув зажигалку, он поблагодарил и, попыхивая сигаретой, отправился дальше, а Серега уныло поплелся домой. Пиво пить расхотелось, сумка показалась жутко тяжелой, и вдруг возникло шальное желание шмякнуть ее об асфальт с ледяными проплешинами, вымещая скопившуюся злость. Нет, этого малого не подослали, это передал приветик старый знакомый Молибога! Чтоб ему!..
Именно он любил назначать встречи в дискотеке «Рэд Стар» — музыка гремит, в двух шагах ничего не слышно, толчея, народу полно, никто ни за кем не уследит в мелькании разноцветных прожекторов или синеватой полутьме. Что ему теперь надо? Не ходить, сделать вид, что не поверил его связному? Так они напомнят, и еще неизвестно, каким образом. Клариков прилично владел приемами каратэ, почему в свое время и попал в телохранители к Адвокату. Драки он не боялся, но что такое каратэ против пистолета с глушителем или даже без глушителя? Или неожиданно сунутого в толчее у входа в метро шила в печень? А ведь могут и так проучить!
Дома он открыл бутылку пива и жадно высосал ее из горлышка: внутри все пересохло от волнения. И надо решать — идти на дискотеку или нет? Если вдруг парнишка на улице — подставка Снегирева, там все сразу выяснится, поскольку на встречу прибудет только сам Молибога и никто другой. Так что здесь промашки не получится. А коли не пойдешь, последствия непредсказуемы, особенно если позвал сам Петрович. Придется, видно, сползать туда, посмотреть…
Вечером он отправился на дискотеку. Как всегда, у входа крутились разные парочки, кавалеры ждали своих дам, сбивались в стайки подружки. Заведение было не валютное, но не из дешевых. Сергей купил билет, сдал в гардероб куртку и вошел в зал. По ушам сразу ударили децибеллы, в глазах зарябило от мелькавших в разноцветных лучах прожекторов танцоров. Немного освоившись, он пригласил незнакомую девицу, одетую по «фирме», и быстро выяснил, что ее зовут Люся и она ждет подругу, обещавшую непременно прийти — это были старые, хорошо знакомые уловки, на которые Клариков давно уже не попадался. Он «положил глаз» на Люсю и решил, что если здесь сегодня ничего не будет, то хотя бы вечер не прокатится «голяком» — куда пригласить Люсю, найдется, и эту ночь ему не придется скучать в одиночестве.
Они потанцевали еще, потом отправились к стойке бара, и там рядом с Клариковым вдруг оказался тот самый парень, который днем попросил на улице прикурить.
— В кинобудке, — шепнул он и отвернулся.
Похоже, предчувствие на сей раз Серегу не обмануло. Он взял пару крепких коктейлей, посидел немного, потом извинился перед Люсей, сказав, что ему надо отлучиться на несколько минут. Она в ответ засмеялась и равнодушно пожала плечами — все равно коктейли оплачены.
Затесавшись в толпу танцующих, Клариков медленно начал пробираться к служебному входу, прикрытому тяжелыми портьерами. За ними скрывалась дверь. Открыв ее, он нырнул в слабо освещенный коридор, в конце которого начиналась ведущая в будку киномеханика крутая железная лестница. Поднявшись по ней, он постучал в дверь кинобудки, и она распахнулась.
По глазам сразу, после полумрака, ударил яркий свет. Проморгавшись, Сергей увидел сидящего за столом Молибогу. Рядом с ним развалился на стуле одутловатый Аркадий Туз — его Клариков тоже знал, поскольку именно он давал ему микропередатчик и бусинку радиомаяка перед покушением на Малахова. У стены, прислонившись к ней плечом, стоял незнакомый молодой мужчина в длинном пальто. Руки он держал в карманах. При появлении Кларикова незнакомец смерил его равнодушно-оценивающим взглядом и молча кивнул в ответ на общее приветствие.
На столе перед Молибогой и Тузом стояли початая бутылка «Абсолюта», стаканы и тарелка с бутербродами.
— Привет, — радушно улыбнулся Алексей Петрович. — Присаживайся!
Незнакомец в длинном пальто молча подвинул ногой стул ближе к столу, и Серега присел.
— Выпьешь? — Молибога взял пустой стакан и поставил его перед Клариковым.
— Не хочется, — отказался Серега.
— Вольному воля, — осклабился Туз и плеснул в стаканы себе и Молибоге. Они выпили, не чокаясь, и закурили.
— Как жизнь в твоем игорном доме? — с усмешкой поинтересовался Алексей Петрович. — Люди гибнут за металл?
— Играют, — пожал плечами Клариков, напряженно раздумывая: зачем он понадобился? Сейчас, сколько бы Молибога ни уговаривал, Серега не согласится больше на такие дела, как с Малаховым. Своя башка дороже.
— Хорошо играют? — подхватил Туз.
— Нормально.
— Широко играют, — как бы поправив его, заметил Молибога. — Денежки так и летят, словно перелетные птицы.
— Да, я заходил как-то, от любопытства, — признался Туз. — Посмотрел. Шикарная контора! Одно слово: «Бон Шанс».
Незнакомец у стены так и стоял не меняя позы, словно разговор его совершенно не интересовал.
«Зачем он здесь? — подумал Клариков. — И кто он? Охрана Молибоги? Или намечается новое дело, и он должен принять в нем участие? Что они еще решили затеять?»
— Ты когда заступаешь на службу? — как бы между прочим поинтересовался Алексей Петрович.
— Завтра, в ночь.
— О, как раз то, что надо, — потер пухлые ладони Аркадий Туз. — Сколько с тобой еще охранников?
— Трое, все с оружием, — мрачно ответил Серега. Уж не наладились ли они ограбить казино? — И сигнализация, прямая связь с милицией.
— Ага, тревожная кнопка, — со знанием дела кивнул Молибога. — Что за ребята с тобой в смену заступают?
— Нормальные. Но я их плохо знаю. Что вы хотите, Алексей Петрович?
— Чего хочу? Многого, брат, хочу. И в то же время совсем малого!
По его знаку Туз опять налил в стаканы, и они выпили. Прожевав бутерброд, Молибога немного наклонился над столом:
— Хочу, чтобы ты ночью открыл запасный вход.
— Это невозможно, — отшатнулся Сергей. — Там сигнализация. И смена охраны.
— Сигнализация пустяк, — Туз достал из кармана небольшую темную коробочку и подбросил ее на ладони. — Вот эту штуку надо прилепить над датчиком, и сигнализация на пульте будет все время показывать полный порядок. Здесь даже есть специальная мастика, которая, когда коробочку снимаешь, не оставляет никаких следов.
Он перевернул коробочку и показал ее Кларикову с другой стороны — там вся поверхность была похожа на маленькие присоски.
— Поставишь игрушку, — продолжил Алексей Петрович, — и откроешь дверь Аркадию. — Он кивнул на Туза.
— Сейф на ночь оставляют пустым, — все еще надеясь отвертеться от опасного мероприятия, сообщил Сергей.
— Твое казино — само огромный сейф, — заржал Туз. — Не боись, в медвежатники я подаваться не собираюсь.
— Хорошо, как я его впущу! А остальная охрана?
— Логично мыслишь, молодец, — похвалил Молибога и положил перед Клариковым маленькую стеклянную трубочку с беленькими таблетками. — Купи бутылочку и брось туда пару штук, за глаза хватит. Не станут пить водку или вино, угости их кофе, но сам не пей, иначе продыхнешь до утренних петухов.
— Что вы задумали? — прямо спросил Сергей.
— А это не твое дело, дружок, — почти ласково ответил Алексей Петрович. — Твое дело — угостить охрану и открыть дверь Аркадию. Потом закрыть за ним и восстановить сигнализацию в прежнем виде, то есть снять коробочку. И все.
— Хочу узнать, как выглядит изнутри твой «Бон Шанс» при лунном свете, — разливая по стаканам остатки водки, засмеялся Туз.
— Это в последний раз, — пообещал Молибога. — Потом отпущу на покаяние. Будешь только информацию передавать. А сейчас во как надо сделать!
Он чиркнул себя по кадыку толстой короткопалой ладонью и заговорщически подмигнул. Сунув руку в карман, достал конверт и небрежно бросил его на стол:
— Здесь на расходы и аванс, полторы штуки. Если мало, скажи, я добавлю.
— А если я откажусь? — не узнавая своего голоса, спросил Клариков.
— Тогда останешься здесь, смотреть кино!
Сергей обернулся. Это впервые вступил в разговор незнакомец в длинном пальто. В его руке крепко сидел пистолет с глушителем на стволе, и черная дырка смотрела охраннику казино точно между глаз.
— Выбирай, — скучно предложил незнакомец. — Я слышал, мы живем в стране, где есть свобода выбора.
— Брось, Юрик, — поморщился Молибога. — Сереженька и так все понимает и сделает. Правда, Серега?
— Да, — как зачарованный глядя в дырку ствола, едва слышно прошептал Клариков.
— Забирай таблетки, прибор, свой гонорар и иди развлекайся, — велел Туз. — Ты, я слышал, там внизу уже шикарную деваху подцепил? Смотри, уведут!
— Не уведут, — пробормотал Клариков, рассовывая все по карманам дрожавшими руками. Всадит еще пулю дурак в пальто, с такого станется.
— Аркаша тебе контрольный звоночек на пост выдаст, — провожая его, наставлял Молибога. — Во сколько закрывают вашу шарашку? В два? Вот часика в три он и позвонит, а там и начинайте. И смотри, сынок!
— Я вас понял, — буркнул Серега и вышел, плотно притворив за собой дверь кинобудки. Идти искать Люсю ему что-то не хотелось…
Освободившись пораньше, Петр помчался в зоомагазин. Он помнил с детства один, знаменитый, на Арбате, но с той поры прошло чуть не тысячу лет и лучше рвануть на Покровку — там приличная лавка со всякими принадлежностями для животных, — или на Таганку. Вообще в последнее время пошла мода на собак или экзотических кошек — для них всякий корм из-за границы, искусственные кости и игрушки, создалось даже общество любителей кошек. Теперь мало кто держит простых лесных певчих птичек. Наверное, на птичьем рынке — в простонародье «Птичке» — можно найти все необходимое: еще не перевелись умельцы на Руси. Но какой Птичий рынок чуть не на ночь глядя? Там оживление и скопление народа по выходным и в утреннее время.
На Покровку он успел почти перед самым закрытием. На его счастье, нашлись клетки для птиц, правда, для канареек, но любезный продавец поискал и вынес ему высокую, — как раз то, что нужно, — клетку для чижа. Быстро оплатив покупку, Меркулов прыгнул в машину и погнал домой — благо, ехать всего два-три квартала. Припарковавшись на обычном месте во дворе, он, не глядя по сторонам, схватил клетку за кольцо и, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, поднялся к себе. Его снедало нетерпение.
Быстро раздевшись, он прошел на кухню, поставил новую клетку рядом со старой и начал готовить ужин. Как ни хотелось приступить к делу немедленно, он намеренно оттягивал этот момент, сохраняя в душе надежду на долгожданную удачу. К тому же кто знает, сколько он провозится, и лучше заранее поесть, чтобы потом уже ни на что не отвлекаться.
Поджарив большой бифштекс, Петр съел мясо и выпил чашку крепкого кофе — он поддержит силы и прогонит сонливость, неизбежную при полном желудке в конце долгого, напряженного дня. Вымыв посуду, закурил и начал прикидывать, как лучше пересадить чижа в новую клетку — может быть, просто просунуть руку в дверцу и поймать птичку? Нет, пожалуй, он поступит по-другому.
Примяв в пепельнице сигарету, Меркулов насыпал в кормушку новой клетки корма, налил в ванночку воды, застелил поддон свежей бумагой и поставил клетки дверцами друг против друга. Открыл их и, придвинув вплотную, стал терпеливо ждать, когда лесной певец решится обследовать незнакомую квартиру. Чижик, судя по всему, еще молодой, любопытный и непременно должен это сделать. Ждать пришлось недолго — не прошло и пяти минут, как птичка уже осторожно заглядывала в новую клетку, но пока не решалась перескочить через ее порожек. Еще немного терпения — и чижик впорхнул в новый домик из прутьев, сразу же направившись к кормушке, полной вкусных зернышек.
Не теряя времени, Меркулов подскочил к клетке и закрыл ее дверцу. Теперь старая клетка в его полном распоряжении.
Прибрав все со стола, он застелил его старыми газетами, принес отвертку, пинцет, тонкий острый нож, маленькие кусачки, водрузил посередине стола клетку и приступил к ее тщательному обследованию. Тем временем чижик, получивший от Ояра имя Чжен-тань, что означало «шпион», весело щелкал коноплю.
Вынув из клетки кормушку и выдвинув поддон, Петр вытряхнул весь скопившийся мусор и начал внимательно рассматривать дно, прибитое к боковым стенкам тонкими, успевшими слегка поржаветь гвоздиками. Поддевая их шляпки острием ножа, Меркулов при помощи пинцета осторожно извлекал из дерева гвоздики, отделяя дно от боковинок. Наконец вынут последний гворздик, он снял дно клетки и, перевернув ее, увидел тонкий, чуть толще фольги, лист нержавейки, как бы образовывавший второе дно и входивший в прорезанные в боковинах пазы. Сердце забилось быстрее и, едва сдерживая нетерпение, он аккуратно убрал нижнюю переднюю часть клетки под дверцей. Под внутренним деревянным дном оказался еще один, такой же тонкий стальной лист, вставленный в пазы. Тихонько запустив пинцет в щель между листами нержавейки, Петр почувствовал, как ухватился за краешек плоского пакета. Он потянул его на себя, и показался толстый прозрачный пластик. Еще одно движение — и из щели, словно нехотя, выполз запаянный пластиковый пакет, внутри которого лежала… дискета!
Меркулов разжал пинцет, пакет глухо шлепнулся на застилавшие стол газеты, и Петр, не веря самому себе, уставился на него, будто перед ним вдруг возник явившийся из небытия призрак Ояра Юри.
Неужели это та самая дискета, которую настойчиво ищет Арвид, о которой постоянно спрашивают Пак и Снегирев и которая, наверняка, интересует не только их, а еще множество самых разных людей? Вернее, не она сама, а то, что заключено в ней, как сказочный джинн в запечатанном печатью Сулеймана-ибн-Дауда глиняном кувшине, пролежавшем тысячи лет на дне морском?
Он взял пакет и внимательно осмотрел его. Да, в нем запаяна стандартная дискета для компьютера. Но где гарантии, что это та самая дискета? Ояр был горазд на разные выдумки и мог специально подстроить такую штуку с птичкой и клеткой! Для чего? Чтобы пустить искателей дискеты по ложному следу! Или он не нашел более оригинального и надежного места для ее хранения, поэтому, зная, как рискует, оставил другу юности «маячок», дав намек именем птички? Может быть, он даже собирался рассказать обо всем Петру в тот трагический вечер, но просто не успел?
Проверить можно только начав работать с дискетой. Но как ни велико было нетерпение, Меркулов решил на всякий случай предпринять меры предосторожности. Он взял чистую дискету, пошел в другую комнату, сел за компьютер и загнал на нее всякую ерунду, закодировав от переписи и закрыв доступ к файлам ключом из подбора совершенно случайных цифр и названий стоявших на полках его книжного шкафа томов. Потом он запаял ее в пластиковый пакет и засунул на место изъятой, надежно спрятав между тонких металлических листов.
Теперь предстояло привести в прежний вид клетку: почти ювелирная работа, поскольку каждый гвоздик должен точно встать на старое место, чтобы не осталось никаких следов, что клетку разбирали. Он кропотливо проделал всю работу в обратном порядке — поставил переднюю стеночку под дверцей, потом фальшивое деревянное дно. Ну вот, наконец она ничем не отличается от той, что он получил в подарок от Ирины и Арнольда Григорьевича.
Вновь поставив клетки друг перед другом с открытыми дверцами, он переманил чижика в старую и закрыл ее, а новую убрал на антресоли. Пусть полежит там до лучших времен.
Прежде чем работать с дискетой, возможно, принадлежавшей Ояру, стоило подумать, где ее надежно спрятать? У батареи парового отопления, под плинтусом, Петр несколько лет назад оборудовал хорошо замаскированный тайничок и решил убрать дискету именно туда. Тем более, она входила в тайник как нельзя лучше.
Подумав, он взял еще пару чистых дискет и тоже загнал на них всякую ерунду, закрыв от переписи и закодировав доступ к файлам. Потом положил их в пластиковые пакеты, запаял и рассовал по разным местам: за книги на полке и в шкаф.
И вот наступил тот миг, когда он вставил в дисковод компьютера найденную в клетке дискету. На экране высветилась заставка системы «WINDOWS». Почему-то вид этой, столь обычной, картинки системы вызвал у Меркулова необъяснимое волнение. Сейчас, еще несколько легких движений пальцев по клавиатуре — и он узнает?..
Но попытавшись прочитать найденную дискету, он увидел на экране лаконичную надпись: «Плохая команда»! Он попытался вновь, и вновь получил то же самое.
Все правильно: Ояр не так прост, чтобы позволить каждому встречному-поперечному читать то, что он загнал на дискету. Значит, у нее есть шифр или код, и пока не наберешь его, не получишь доступа к информации. Элементарно, но каков этот код?
Может быть, удастся дискету переписать? Меркулов принес чистую дискетку, вставил ее в другую щель дисковода и попытался перегнать информацию с одной дискеты на другую, но потерпел полное фиаско — Юри закрыл кассету и от переписи информации, а искать ключ к этому коду — вообще гиблое дело, особенно если располагаешь лишь обыкновенным домашним персональным компьютером, а не сильными машинами.
Отступать не хотелось, внутри зажегся огонек азарта, и Петр решил попробовать взломать оборону дискеты Ояра кавалерийским наскоком. Он набрал год и дату его рождения, но дисплей равнодушно показал то же самое — «Плохая команда». Тогда Меркулов набрал на клавиатуре имя Ирина. Однако это тоже не произвело никаких изменений — крепость оставалась надежно защищена и не собиралась капитулировать.
Да, Ояр Юри не был бы Ояром Юри, если бы не придумал хитрый электронный замок, закрывающий дверь к его секретам. А может быть, не только его?
Петр пошел на кухню, сварил еще кофе, принес к компьютеру чашку, кофейник и чистую пепельницу. Ну, брат Ояр, потягаемся? Посмотрим, сумеешь ли ты противостоять старому приятелю, который знал тебя как облупленного и даже иногда точно угадывал, о чем ты думаешь? Теперь, правда, придется тягаться не с самим Юри, а с его незримым духом.
Закурив сигарету, Меркулов глотнул кофе и набрал на клавиатуре новую команду, используя имена детей и жены Ояра. Ну, конечно, это было бы слишком просто, и на дисплее опять назойливо лезла в глаза все та же издевательская фраза — «Плохая команда»! Естественно, плохая, если ларчик никак не желает открываться!..
Через час он выпил весь кофе и выкурил почти половину пачки сигарет, беспрерывно дымя и прикуривая их одну от другой. Кофейник был пуст, и Петр заглянул на его дно, словно надеясь прочесть ответ на кофейной гуще, поскольку на экране дисплея ничего не изменилось: дискета упрямо сообщала ему, что «команда» плохая, и не собиралась открываться.
Звонок в дверь — частая, тревожная трель, — заставил его вздрогнуть от неожиданности: кто это? Неужели нелегкая принесла Арвида? Время позднее и мало подходящее для визитов, да еще не хватало, чтобы его застали с этой дискетой!
Быстро спрятав ее в тайник, он вставил в дисковод другую и пошел в прихожую. Посмотрев в глазок он едва сдержал возглас удивления — у его двери стояла Ирина!
Моментально открыв все замки и скинув цепочку, он впустил ее и захлопнул дверь. Ирина была бледна и прижимала к груди какой-то продолговатый сверток…
