Глава 6
6 марта 1995 года, понедельник, 14-03, Москва.
– Таким образом, Александр Павлович, мы имеем прямое указание на то, что у нас где-то образовалась громадная дыра и через нее уходит информация.
– Случайность вы совсем исключаете, Виктор Николаевич? – Александр Павлович говорил спокойно и даже несколько лениво. – По моим сведениям, хозяин квартиры имел какие-то связи с тамошними криминальными кругами. Вы не просчитали такого варианта?
Виктор Николаевич молча крутил в руках свой «паркер» и не торопился обсуждать версию начальника.
– Я вас слушаю, Виктор Николаевич, – напомнил Александр Павлович.
– После всех ваших приключений в Чечне я готов поверить во все, что угодно, – хоть в немедленное начало второго пришествия. Но в то, что на квартире в Сараево произошла уголовная разборка, я не поверю никогда.
– И все-таки я бы вас попросил проверить и эту версию. Заодно прикиньте сами и озадачьте своих аналитиков вопросом – не работал ли хозяин квартиры заодно и на сербскую разведку? Пошлите туда еще группу – мне нужна полная информация.
– Хорошо, Александр Павлович, я проверю эти варианты…
– Но?..
– Но в первую очередь, мне кажется, нужно проверить возможность, во-первых, утечки, а во-вторых, противодействия.
Александр Павлович встал из-за стола и прошелся по комнате, подошел к окну.
– Погода мерзкая, прямо-таки мартовская. Вам какая погода больше всего нравится?
– Осень, октябрь, самое начало. Но только не в Москве.
– Не в Москве. Не патриотично, Виктор Николаевич, совсем не патриотично. А рассуждения на эту тему утечки и противодействия давайте предоставим Игорю Петровичу. Это по его части. Вы ему передайте всю информацию по этому вопросу и спокойно занимайтесь Скатом и его операцией. И, как я Понимаю, с вас не сняли до сих пор работы по Украине. Слышал, у вас довольно большие достижения. Я вам даже завидую, Виктор Николаевич. Я совершенно закис в кабинете, а у вас такой простор для деятельности. Честное слово, завидую.
– Я, Александр Павлович, как вы наверняка знаете, вынужден работать сразу по нескольким направлениям. Не могу сказать, что я очень счастлив такой загруженностью. Может быть, у вас появилась возможность разгрузить мой отдел?
– Ну, Виктор Николаевич, от кого я мог этого ожидать, так только не от вас. Если я не ошибаюсь, вы у нас дважды отказывались от отпуска. Неужели даже вы начали уставать? Наверное, время.
– Скорее, его отсутствие.
– Ну вот и договорились. Передайте информацию Игорю Петровичу, а сами сосредоточьтесь на Югославии, Полностью.
Виктор Николаевич поднялся из кресла и, коротко попрощавшись, вышел из кабинета.
Александр Павлович поднял телефонную трубку, набрал номер.
– Как и договорились, я его немного придавил и намекнул на его украинские дела.
– Посмотрим, как наш друг будет реагировать. Слишком уж он стал скрытным.
– Может быть, установить наблюдение?
– Непременно, но пусть это будут люди Игоря Петровича, в рамках, так сказать, внутреннего расследования. За самим Виктором Николаевичем и за кем-нибудь из его людей, по вашему усмотрению. И было бы совсем неплохо, если бы действия Игоря Петровича натолкнулись на противодействия прямо здесь, в Москве.
7 марта 1995 года, вторник, 10-15 по Киеву, Город.
Меня поразило то, что я смог уснуть и спал без сновидений. До самого утра, до тех пор, как за мной пришел Севка, мой младший. Вообще, он четко понимает, что когда папа спит, то будить его нельзя. Поэтому он использует свои методы, ненавязчивые, но точные. Вначале он открывает дверь в мою комнату и некоторое время молча смотрит на меня. Потом заходит и смотрит на меня уже поближе. А потом тихо-тихо спрашивает: «Папа, ты уже не спишь?» Иногда я нахожу в себе достаточно сил, чтобы заявить: «Да, сплю!», и Сева убегает, громко стукнув дверью, чем будит меня окончательно. Чаще всего я признаюсь, что уже проснулся, и выполняю просьбу включить телевизор.
Я и телевизор – мы живем в одной комнате. Теща с тестем – в другой, а жена и двое наших сыновей проживают в третьей.
Первоначально все выглядело немного по-другому. Мы с женой спали вместе, а рядом стояла кровать нашего младшего.
Потом, уж и не помню по чьей инициативе, Таня перешла спать к детям, а я был размещен в зале, на диване. Действительно, я мог допоздна читать или писать, смотреть телевизор. А детям нужно было пораньше ложиться спать. Как и моей жене. Все чаще у нее возникала необходимость побыстрее отойти ко сну, заглянув ко мне в комнату и пожелав спокойной ночи. Все реже мы целовались, и все чаще находился повод для того, чтобы испортить друг другу настроение. И это при том, что я продолжал ее любить, да и она, наверное, в то время еще неплохо ко мне относилась. Кризис, однако, назревал, как бы мы не хотели его замечать.
К тому времени, когда Сева пришел требовать порцию утренних мультиков, я уже почти не спал, а находился в блаженном состоянии между пробуждением и тем моментом, когда нужно было открывать глаза. Такие минуты люблю больше, чем процесс погружения в долгожданный сон. Еще когда служил в армии, встав по какой-нибудь причине среди ночи, испытывал просто неземное блаженство, возвращаясь в еще не остывшую постель. А вот чего там не было никогда, так это дремотного утреннего состояния. Такое счастье возможно только на гражданке, да и то тогда, когда никто тебя не зовет в магазин, на огород и в другие места жизненно важных интересов. Я наслаждался остатками ночного покоя, но был уже обречен на быстрое и полное пробуждение. Сразу после визита сына в комнату заглянула Таня и напомнила, что я обещал сходить на базар, а через пять минут зазвонил телефон. Сегодня я на совершенно законных основаниях мог рассчитывать на полный день в семейной обстановке. Завтра праздник, по этому поводу наш «Еженедельник» в свет было решено не выпускать. По этому же поводу Сева не был отправлен в детский сад, а теща не пошла на работу. По этой же причине я не спешил вставать. Был, конечно, шанс, что звонят теще, но когда после обычного «Слушаю» жена сказала: «Здравствуйте, Владимир Александрович!», стало совершенно понятно, что требуют меня.
– Здравствуйте, Владимир Александрович! – достаточно бодро сказал я.
– Доброе утро, Александр Карлович, я вас не разбудил?
– Нет, что вы, – почти не соврал я и подавил зевок, – я уже на ногах, бодр и весел.
Жена, проходившая мимо, хмыкнула.
– Как там в Москве? – спросил Владимир Александрович.
– Стреляют.
– Ну, этого добра и у нас хватает. Я, кстати, по поводу стрельбы и звоню. Помните, я просил вас поинтересоваться, если это будет возможно, обстоятельствами убийства?
– Помню, – снова почти не соврал я. – Это связано с милиционером.
– Да-да, только меня интересует не убийство милиционера, а то, с чего все это началось. На проспекте Ленина, в квартире.
Бот чего я совершенно не хотел, так это обсуждать любые серьезные вопросы по домашнему телефону. Я и до поездки в Москву подозревал, что в моих телефонных переговорах участвует некто в качестве слушателя, а после всех московских приключений мания преследования просто не отпускала меня, временами дружески похлопывая по нервным окончаниям.
– Владимир Александрович! – бодро сказал я. – Вы сейчас очень заняты?
– Да в общем, не очень.
– Тогда давайте с вами встретимся где-нибудь в районе рынка, а потом заедем ко мне в гости. У меня тут где-то завалялась бутылка. Заодно и книги новые покажу.
– Это было бы неплохо, я бы вам ваши книги отдал… Вы во сколько выезжаете?
– Сейчас… Таня, сколько там на часах?
– Десять двадцать пять.
– Сейчас почти половина одиннадцатого. Если все будет нормально – встречаемся в метро, на Центральной в половине двенадцатого.
– Давайте лучше встретимся чуть позже. Вам на базар сколько времени нужно?
– Час – полтора.
– Тогда встретимся в метро, на рынке в час.
– Идет, – согласился я, и тут мне в голову пришла замечательная идея – хорошо бы еще попытаться вызвонить кого-нибудь из клуба.
– Я попробую, – сказал Владимир Александрович. – Ну ладно, не буду вас задерживать, до встречи.
Я положил трубку и, наконец, отошел от холодильника. Телефон у нас стоит на холодильнике в коридоре поэтому всякий говорящий по телефону представляет собой живое препятствие на пути всех идущих из комнат в кухню и туалет.
Несмотря ни на что, я был доволен. Я ведь знаю Владимира Александровича. Он, конечно, позвонит нашим клубменам, и в первую очередь обязательно Ковальчуку. Таким образом, если наш знакомый оперативник сегодня свободен, – а при нашей последней встрече он говорил о том, что собирается в отпуск, – то я смогу увидеться с ним, даже не упоминая его имени по телефону, как бы случайно. Я почувствовал себя просто замечательно.
– Ты что, кого-то пригласил? – спросила Таня, и настроение у меня ухудшилось.
– Владимир Александрович должен заехать, ну, и еще кто-нибудь из клуба… – промямлил я.
Жена некоторое время колебалась в выборе реакции, но неплохое отношение ее к Владимиру Александровичу перевесило-таки нежелание возиться с гостями в предпраздничный день.
– Только тогда ковры тебе придется выбивать завтра, – подвела она итог и убыла на кухню, к маме.
А я собрал сумки и убыл в сторону рынка и на встречу с Петровским. Он действительно редко обращался ко мне с просьбами, а с такими вот, криминального характера, ни разу.
7 марта 1995 года, вторник, 11-05, Подмосковье.
То, что Виктор Николаевич не любил длительные прогулки по мокрой погоде, под моросящим дождем, Миша знал очень хорошо. Работа приучила его к тому, что сложные задания не становятся легче при отличной погоде, а выходные остаются выходными при самых страшных ливнях. Если Виктор Николаевич выбрал эту насквозь промокшую рощицу для прогулки, то это могло значить только одно – это место по какой-то причине на сегодня предпочтительнее. Миша даже догадывался, по какой.
– Миша, вы обратили внимание на то, что в нашей с вами жизни появилось со вчерашнего дня?
– Вы тоже обратили на это внимание? – улыбнулся Миша. – Я-то думал вас сегодня поразить.
– Ну, Миша, это уже почти хамство – напоминать начальству о том, что давненько оно не водило за собой по городу хвосты. И тем не менее, хочу вас поздравить – нам действительно прикрепили наблюдение. Вы когда его обнаружили?
– Затылок у меня начал чесаться часов эдак с семи вечера, а к двадцати одному мы уже этих ребят вычислили.
– У меня практически так же. И вы, Миша, пытались выяснить, от кого посланцы. Какие будут предположения?
– Обижаете, Виктор Николаевич, – Миша широко улыбнулся, – какие могут быть в нашем деле предположения? Только твердая, подкрепленная фактами, уверенность.
– Миша, насколько я вас знаю, вы никак не можете обойтись без эффектных пауз. Вам бы на сцене работать. Жечь сердца глаголом. И никогда не высказывайтесь пренебрежительно о предположениях. Особенно в присутствии начальства, склонного к теоретизированию. Вы вчера посвятили время проверке, а я – размышлениям. Сверим результаты?
– Пожалейте, Виктор Николаевич, – Миша поднял руки, – я больше не буду.
Виктор Николаевич похлопал собеседника по плечу. Оба великолепно знали друг другу цену, и такие шутки стали своеобразной разминкой перед серьезными разговорами.
– Наши коллеги перешли к следующей фазе взаимоотношений с нами. Нас стали жать совершенно откровенно. В лучших традициях. И с соблюдением внешней логики. Начальство просто обязано остро реагировать на такие проколы, как в Сараево. И реагирует.
– Оно должно было начать реагировать еще месяц назад, когда мы начали плутать в Чечне.
– Тогда еще полагались на правильность наших решений. А вот теперь лопнуло терпение. Начали подключать дополнительные силы. Мне приказано перебросить на Балканы дополнительную группу.
– А нашим орлам – контрразведчикам – приказано искать утечку. Все очень логично. Мы оказываемся под колпаком совершенно официально, а ребята из контрразведки вынуждены терять время и силы на слежку за нами.
Виктор Николаевич кивнул. Где-то вдалеке прогудела электричка, и снова стало тихо. Только ветер и капли дождя нарушали покой.
– Какие из всего этого мы можем сделать выводы? Сразу же и однозначно – нас хотят обескровить во всех этих операциях. Заодно засветить все наши кадры. Так?
– Одновременно устроить головную боль контрразведчикам с теми же результатами.
– В Чечне наши уважаемые оппоненты ограничивались тем, что подбрасывали нам дезинформацию и ориентировали нас на Балканы. Официально мы все свои силы на Северном Кавказе уже засветили. Плюс неожиданно большие потери. Перебросить людей из Чечни в Боснию мы так просто не сможем. Значит, нужно посылать тех, кого мы держим в резерве. А если у нас уже все лимиты исчерпаны? Может, просить у отца родного подмоги? Не сможет же он отказать в такой ответственный момент.
– Я уже прикидывал такую возможность. Вариант номер один – он соглашается и просит меня передать всю информацию по Югославии, всю нашу сеть. Причем, требует совершенно официально. Вариант два – он просто указывает нам на то, что мы совершенно спокойно можем использовать в целях подкрепления позиций на Балканах наших людей в Украине.
– Он даже об Украине с вами говорил?
– Обмолвился, прямо и недвусмысленно. Он вообще всеми силами старался продемонстрировать, что со мной больше церемониться не будут.
– Похоже на то, что времени у нас осталось совсем немного. Похоже на то, что все произойдет в те сроки, которые мы определяли как минимальные. Три месяца.
– Очень странно, не правда ли? Ведь, вроде бы, лагерь и лабораторию в Чечне уничтожили. Срок должен бы передвинуться. Месяца на полтора-два. А он остался неизменным. Вас это не смущает?
– Виктор Николаевич, если бы я сообщал вам обо всех тех вещах, которые у меня вызывают смущение, – вам бы слушать надоело. Меня вот сейчас смущает этот дождь и это место для беседы. Это же сколько сейчас народу по кустам сидит да за нами наблюдает, людей вам не жалко?
– Вы бы взяли и напрямую спросили, Миша. Какие могут быть тайны между старыми приятелями. Нет тут никого в кустах, ни наших, ни чужих.
– А как же наблюдение?
– А я слово волшебное знаю. Против наблюдения. Или не верите?
– Виктор Николаевич, я с начальством не спорю, возраст уже не тот, пора подумать о карьере.
– Вот что мне в вас нравится, Миша, так это искренность и непосредственность. Вы серьезно полагаете, что я могу поверить в эти ваши откровения?
Миша засмеялся:
– Я, Виктор Николаевич, опять-таки с вами совершенно согласен. Ничего не могу с собой поделать.
– И не делайте ничего. Такой имидж вам очень идет. А нам всем очень пойдет имидж дисциплинированных и исполнительных служащих. А посему – немедленно подготовить группу для Балкан. И перебрось те ее как-нибудь красиво и оперативно. Но только не Симферопольским поездом.
– Понял. Полетят на самолете Москва – Белград.
– Отлично. Там пусть они изо всех сил ищут Ската. И через пару недель обнаружат, что мы Ската не контролируем, что по какой-то причине он у нас начал действовать самостоятельно. И тогда начинайте искать, на кого именно. Заодно нам придется потрясти местные кадры. Ведь Скат, по большому счету, не то, чтобы наш человек. Он, скорее, из людей Александра Павловича. Вот пусть и поищут. Только уже у себя.
– Не думаю, что это их особенно подкосит.
– А нам это и нужно. Пусть они немного поразмышляют – мы на самом деле начали играть в бюрократические игры, или притворяемся. И обязательно начните готовить наши группы в Чечне к переброске. Готовьте основательно и решительно. Закажите у смежников транспорт. Мы их собираемся перенацелить на Балканы. И аккуратно подключайте нашу вторую сеть. Все будет проистекать с Кавказа. Ищите. У нас еще три месяца.
Из-за деревьев показался коренастый мужчина в плаще. Он неторопливо, прогулочным шагом приближался к разговаривавшим. Остановился метрах в двадцати и прислонился плечом к березе.
– К нам гость, Виктор Николаевич, – сказал Миша.
– Не к нам, а ко мне. А у вас, Миша, много работы в городе. До свидания. А вечером – ко мне. С набросками. Вопросы есть?
– Вопросов нет. Более того, я даже теперь знаю ваше волшебное слово против наблюдения.
– Миша!
– Все, я уже ушел. А Игорю Петровичу передайте от меня привет, если сочтете нужным. Не думал, что он тоже любит прогулки под дождем и по грязи.
Виктор Николаевич некоторое время смотрел вслед уходящему. Потом обернулся к подошедшему Игорю Петровичу.
– Здравствуй, Игорь.
– Здравствуй, Витя. Как жизнь, как здоровье?
– Ну, это тебе и твоим ребятам со вчерашнего дня виднее.
– Заметили? Молодцы. А то я весь испереживался даже – вдруг прошляпите наблюдение. Что же я тогда делать буду?
– Ну, знаешь ли, после твоего звонка не заметить твоих людей…
Игорь Петрович улыбнулся. Улыбка у него была совершенно открытая и обезоруживающая. Виктор Николаевич вдруг понял, что Миша очень напоминает Игоря Петровича в молодости.
– Что, Витя, свою правую руку ты отпустил готовиться к празднику? Как Михаил отреагировал на моих ребят?
– Он на них не отреагировал. Он их вычислил и опознал как твоих. Их уже, если я не ошибаюсь, пасут наши. В качестве взаимности.
– Это, пожалуй, лишнее.
– Завтра снимем и будут прилежно работать под твоим неусыпным оком, а от Миши тебе поклон. Как тебе нравится развитие событий?
– Пока все идет согласно плану. Не так ли?
7 марта 1995 года, вторник, 11-30 по Киеву, Город.
Странное дело пытаться жить обычной жизнью в то время, как она становится совершенно непредсказуемой.
Несмотря ни на что, жизнь совершенно спокойно продолжалась. Я славно ел, неплохо спал – и все это в тот момент, когда по всем детективным канонам должен был лишиться и сна, и аппетита. Более того, даже страхи отступили куда-то в тень. Меня все еще волновала судьба Святослава, продолжал зудеть в голове вопрос о появлении в купе идиотских пакетиков с сахарной пудрой, но я шел на рынок, раздражали лужи и толкотня в трамвае. Простояв пятнадцать минут на остановке, я был зол на трамвайно-троллейбусное управление не меньше, чем на Лузьева и всех, распродающих украинскую оборонку. В какой-то момент мне удалось взглянуть на проблему со стороны, даже испытать некоторое удивление по этому поводу, но это было именно удивление. Просто ленивое удивление. Не знаю, насколько утро вечера мудренее, но гораздо спокойнее и уравновешеннее – точно. А когда я встретил своего знакомого мафиози, ко мне стало возвращаться чувство юмора. Как это ни странно для журналиста моего профиля, среди лично знакомых представителей «той стороны» было немного. И не потому, что не нашел возможности. Скорее, не хватало желания. Когда ты общаешься с уголовниками, лучше всего делать вид, что не догадываешься об их основной работе. Если крепкий мускулистый парень с расплющенными ушами и сломанным носом скажет, что занимается бизнесом, только очень наивный газетчик поинтересуется каким именно. Не стоит принимать от подобных парней и их старших товарищей подарков, даже когда их предлагают искренне. Они четко знают – кто принимает деньги, автоматически попадает в категорию обязанных. И тут уж возможно всякое. Самый оптимальный способ взаимоотношений с деловыми ребятами – взаимные услуги. Вот как у меня с Давидом Абрамовичем. Я догадываюсь, что далеко не все время у него уходит на коллекционирование книг, и я нисколько не сомневаюсь в его образованности, как и в том, что отсидку он получил вовсе не за драку на улице. Хоть он очень убедительно рассказывает о роковой потасовке в Москве, но я не столь наивен, как иногда кажется. Давид Абрамович и сам великолепно понимает, что моя вера в его рассказы не безгранична. Вот так и дружим. На день рождения я презентовал ему «Крестного отца» Пьюзо. Он посмеялся, но не опроверг мой намек, как и не подтвердил. Мы иногда обмениваемся любезностями: он рассказывает о продажных журналистах, а я…
По дороге на рынок мы встретились с Давидом Абрамовичем на станции метро. Странная привычка у моего знакомого мафиози ездить только общественным транспортом, хотя во дворе его офиса стоит микроавтобус. Может быть, это экономия, может – расчет.
– Здравствуй, Саша, – сказал Давид Абрамович, подходя ко мне сзади.
Еще вчера я бы взвился и шарахнулся в сторону. А сейчас оглянулся и поздоровался.
– Ты, я смотрю, за покупками? – спросил Давид Абрамович.
– Приказ жены – закон для супруга, особенно если он исходит от тещи.
– Я тебе уже говорил, Саша, почему я так счастлив в браке?
– Нет.
– Мне повезло, я женился на сироте. Никогда, ты понимаешь, никогда мы не ссорились из-за ее родственников. У нее их нет. Поэтому все шуточки по поводу тещ и зятьев я воспринимаю как нечто смешное, но ко мне отношения не имеющее. Чисто академический интерес.
– Я человек не завистливый, но тут завидую.
– Ты мог бы еще позавидовать моей библиотеке.
– Меня пока устраивает моя собственная. Жаль, квартира маловата.
Подошел поезд, и мы вошли в вагон.
– Ты, кстати, обратил внимание, как я прост в обращении? – неожиданно спросил Давид Абрамович. – Езжу в метро один, без охраны.
– А разве все, кто в вагоне, – не ваши люди?
– Ты всегда со своими подковырками, Саша, а я ведь серьезно. Думаешь, у меня нет врагов?
– Обижаете, Давид Абрамович. Что-что, а это я знаю. Мне, если помните, от них тоже немного досталось. – Я совершенно сознательно напомнил Давиду Абрамовичу историю, когда после его информации в нашем еженедельнике на меня чуть не подали в суд. Надо отдать должное, когда запахло жареным, и адвокат врага связалась со мной по телефону, чтобы назначить встречу в суде, Давид Абрамович предоставил письменные показания, заверенные нотариусом. После чего потенциальный истец должен был либо подать в суд на Давида Абрамовича, либо заткнуться. Истец почему-то выбрал второе.
– У тебя плохое настроение? – насторожился Давид Абрамович.
– Можно сказать и так… – я почувствовал, что сейчас ляпну что-нибудь не то, но удержаться не смог. – У меня есть к вам просьба.
– Я слушаю.
И сразу же вернулось ощущение нереальности происходящего. Невозможно, чтобы я сказал это, чтобы у меня возникла необходимость в подобной услуге, чтобы я просил об услуге такого человека. И одновременно пришла уверенность в правильности моего поступка. Я нуждался хотя бы в элементарной безопасности или хоть в какой-нибудь защите.
– Со мной случилось несколько странных происшествий. Я не смогу вам всего этого подробно объяснить, – я помолчал, и Давид Абрамович не стал меня ни подгонять, ни перебивать. Он просто молча сидел рядом, глядя под ноги.
– Если уйти от подробностей и деталей, то ситуация выглядит так: у меня появилась мания преследования, ощущение, что меня просто могут убить. – Я посмотрел на Давида Абрамовича, но он никак не отреагировал. И я продолжал.
– Я не знаю, как именно готовятся убийства. Надеюсь, не очень много в нашем городе людей, готовых их осуществлять. И еще меньше тех людей, кто дает разрешение на такие дела. Мне хотелось бы вовремя знать, если вдруг такой запрос поступит на мое имя.
– Не очень понимаю, почему ты обратился именно ко мне… – увидев выражение моего лица, Давид Абрамович осекся и замолчал. Потом вдруг вскочил:
– Чуть не проехал мимо, совсем мы заболтались с тобой, – он протянул мне руку и, чуть наклонившись, тихо сказал:
– Я тебя когда-то здорово подвел. Я это помню. – И вместе с толпой вышел из вагона, а я остался с надеждой, что не совершил очередной глупости. Хотя, хуже чем есть, уже не будет. Вот если бы в пакетиках оказалась действительно наркота… Или, если бы там все-таки был сахар, его обнаружил бы любознательный таможенник. Трудно точно представить всю процедуру, но меня бы наверняка арестовали и препроводили в совершенно официальное и достаточно изолированное место. Там бы меня допрашивали, жизнерадостно посмеиваясь над оправданиями. «Простите, господа начальники!» – сказал бы я, а мне сказали бы: «Тамбовский волк тебе господин!» Й держали бы там, пока не прибыли бы результаты исследования порошка. Часов в семь меня бы задержали, прошли бы все формальности, минул бы весь день. К вечеру, в лучшем случае, пакетики попали бы в лабораторию, а работа над ними была бы отложена до следующего дня. То есть, до сегодняшнего. А сегодня как раз седьмое марта, и девочки из лаборатории предпочитают лить не реактивы в пробирки, а шампанское в бокалы. Плюс – короткий день, предпраздничный. То есть, можно на законном основании уйти часа в два. Исследования порошка откладываются до послезавтра, до четверга. К вечеру четверга анализы были бы проведены и оформлены.
В пятницу при нормальном течении жизни результаты поступили бы на стол следователя к обеду, или после обеда. И он, если бы я был у него единственным подследственным, вызвал бы меня пред свои ясны очи только на следующий день. А это уже суббота. Следом – воскресенье. Я сижу до понедельника, в лучшем случае. Целую неделю отсидки мог обеспечить мне неизвестный доброжелатель во вшивых клоповниках, да еще нервотрепка и необходимость объяснений. Плюс возможные осложнения из-за международных отношений. И никто не станет слушать нытья газетчика о подставке. И мне не останется ничего, как плюнуть на все и представить произошедшее как не совсем удачный журналистский эксперимент. Взгляд, так сказать, изнутри.
Если следовать моему же принципу и оставаться логичным в рамках предложенной версии, то все это напоминает очень серьезное предупреждение. Кто-то меня предупредил. Кто-то, кто не хочет моего полного устранения, моего полного уничтожения. Он хочет, чтобы я пока перестал дергаться. Пока. Это «пока» меня так передернуло, что я, наконец, вышел из состояния прострации и заметил, что проехал до конечной и сижу в пустом вагоне.
Перебираясь на другую линию до рынка, петляя между пешеходами, в вагоне метро и на эскалаторе я взвешивал мысль, пришедшую мне в голову. Кто-то хочет, чтобы я пока замолчал. Значит, наступит момент, когда он захочет со мной поговорить или сделает это через кого-нибудь. Любит он меня или ненавидит, но не хочет полностью вырубать. Он что-то еще имеет ко мне, так что здесь я напрасно сунулся к Давиду Абрамовичу с просьбой. С другой стороны… Этого я даже обдумывать не стал, просто отправился за покупками.
7 марта 1995 года, вторник, 12-30, Москва.
– Вы обратили внимание, Александр Павлович, что мы с вами стали встречаться гораздо чаще? И встречи эти в последнее время лишены былой конструктивности. Большей частью мы предаемся размышлениям о причинах больших и малых проколов. В Боснии Скат ведет себя, как слон в посудной лавке, и мы ничего не можем поделать. В Чечне мы чуть не попали впросак с Крезом. Теперь мы взяли под наблюдение журналиста и даже в этом случае не можем его толком обработать. Такое впечатление, что над нами тяготеет проклятие.
Александр Павлович слушал эту тираду Монстра не перебивая. Если все проколы на территории Москвы допустили его люди, то операцию в поезде обеспечивал лично Монстр по своим каналам и тоже с нулевым результатом. Радоваться по этому поводу особенно не приходилось, но равновесия в отношениях с Монстром это все-таки добавляло. «По крайней мере, сегодня не придется выслушивать его саркастических замечаний», – подумал Александр Павлович.
– Радует хотя бы то, что вещи Хохла мы проверить смогли и никаких бумаг там не оказалось. Правда, и ссадить его с поезда тоже не получилось. Загадочная личность этот наш корреспондент! Но работу с ним мы прекращать не будем, – Монстр откинулся в кресле.
Александр Павлович был удивлен. Монстр вел себя столь необычно, что это внушало сильное беспокойство. Он чего-то недоговаривал. И эта скрываемая информация очень интересовала Александра Павловича. Слишком многое было поставлено на операцию «Шок» и слишком много узлов завязалось вокруг нее.
Александр Павлович решил уходить, но Монстр всем своим видом демонстрировал нежелание прерывать разговор. Даже молчащий, он требовал к себе внимания. Тягостная пауза затянулась. Наконец, Монстр задумчиво постучал ребром ладони о край стола:
– Мы с вами очень давно знакомы и можем друг другу доверять.
«С первым согласен полностью, а вот со вторым – такой глупости я не совершу никогда!» – подумал Александр Павлович, но вслух возражать не стал.
– Скажите мне, Александр Павлович, как вы оцениваете шансы на успех «Шока»? Вам никогда не приходило в голову, что мы взялись за неблагодарную и почти не выполнимую задачу? Мы решились сделать такой пустяк, как навести порядок в хлеву, именуемом Россией. Вернуть ей былое могущество и звание Великой державы. А разве это кому-нибудь нужно? С каким восторгом вся эта братия топтала славу и продавала интересы России! Миллионы проголосовали за ее уничтожение. Миллионы! И вот теперь мы должны заставить эти же миллионы проголосовать за сильную власть. Но даже если это и произойдет, даже если толпа потребует ежовых рукавиц и крепкой узды – кто выгадает от этого? Аналитики утверждают, что выборы в Госдуму выиграют коммунисты. Что это даст нам всем? Вам никогда не приходило это в голову?
Естественно, в голову Александру Павловичу это приходило. Он ясно представлял себе ближайшие последствия «Шока», но никогда не пытался проанализировать дальнейшие последствия. Если даже им удастся сдвинуть этот камень с места, то не исключено, что этот же камень их и раздавит. Уже давно Александра Павловича мучило ощущение собственной зависимости. Он повиновался некой силе, не понимая ни целей, ни последствий происходящего. Иногда у него даже возникало желание заняться тщательным изучением этой проблемы и выяснить, кого конкретно представляет Монстр, но всякий раз срабатывало чувство самосохранения. Монстр подобного любопытства не простил бы никогда. Он регулярно проверял лояльность всех своих сотрудников и союзников. А какие цели он преследовал на самом деле – не знал никто.
– Но, впрочем, все это не более чем риторические вопросы. И мы уже не в том возрасте, чтобы вдаваться в лирику. Давайте о деле. Нашим Хохлом можете не заниматься – им займутся другие. Тем более, что для этого намечается удобный повод. Обратите внимание на деятельность Виктора Николаевича в Боснии, хотя и там, я думаю, скоро будет восстановлен статус кво. Самое главное сейчас – это работа в Чечне. Все наши отвлекающие маневры стоили нам слишком дорого, чтобы проводить новые. Почистите Чечню самым безжалостным образом. Пусть борцы за независимость готовят свою операцию без малейшей помехи. Подстегивайте Виктора Николаевича с переброской всех сил на поиски в Боснию, но помните, информацию о Втором близнеце мы должны получить первыми. И первыми успеть принять меры. Вам все понятно?
– Мне понятно все, – Александр Павлович встал со стула и вышел из кабинета.
Монстр проводил его насмешливым взглядом и открыл лежавшую перед ним папку. На свое счастье, Александр Павлович не представлял истинных масштабов «Шока» и, похоже, искренне полагал, что его основной задачей является переориентация общественного мнения на установление более жесткой и властной структуры.
«Сколько бы рыцари плаща и кинжала ни терлись возле политиков, в большинстве случаев им до самой смерти приходится оставаться орудиями в руках умных, – подумал Монстр. – До самой смерти».
Александр Павлович, спускаясь по широким ступеням вестибюля, думал о том же самом.
7 марта 1995 года, вторник, 13-00 по Киеву, Город.
Мы оба оказались точны: и я, и Владимир Александрович. Практически одновременно мы подошли к месту встречи с разных сторон и, не сговариваясь, после рукопожатия направились в книжный магазин, расположенный в двух шагах от станции метро. Я не пью и не курю, что в моих глазах оправдывает траты на книги. Жена, в принципе, не возражает, хотя иногда, в момент особенно интенсивных закупок литературы, у нее в глазах проскальзывает нечто вроде мысли: «Уж лучше бы пил».
С Владимиром Александровичем мы обменялись любезностями и, пока ходили по магазину, рассказывали о новых приобретениях и новостях жизни. Естественно, я был не особенно разговорчив и больше упирал на новинки литературы. Владимир Александрович рассказывал о наших общих знакомых и не переходил к своему криминальному разговору. А я не торопил. Криминал – дело сугубо конфиденциальное и интимное. Иногда о нем лучше промолчать, это я вынес из собственного опыта.
– Ну что, поехали ко мне? – спросил я Владимира Александровича на крыльце магазина.
– Знаете, Александр Карлович, давайте просто погуляем где-нибудь и поговорим. Я помогу вам нести сумки.
– А может, все-таки, ко мне? Таня должна что-то приготовить, у меня остался еще коньяк с прошлого раза, – мне не очень хотелось слоняться по городу с покупками, но Владимир Александрович был непреклонен.
– Где будем гулять? – обреченно спросил я.
– Давайте сходим в парк. Погода хорошая и недалеко.
Погода действительно была неплохая, а решительное нежелание Владимира Александровича ехать ко мне домой вкупе с тем, что никого из наших он на встречу не пригласил, ясно указывали на серьезность предстоящего разговора.
Некоторое время мы шли и молчали. Владимир Александрович то ли подбирал слова, то ли прикидывал, стоит ли начинать разговор на эту тему.
– Помните, на заседании клуба у нас с вами начался разговор о моем знакомом, бывшем ученом, а ныне предпринимателе?
У меня столько было разговоров в последнее время, что тот клубный в моей памяти несколько выцвел и поблек, тем более, что проходил он под знаком моей депрессии, плюс подбирающийся приступ, плюс последующие передряги. В общем, лучше было сделать вид, что вопрос я воспринял как риторический. Я неопределенно хмыкнул, что вполне могло сойти за утвердительный ответ.
– Я вам тогда рассказывал о человеке, весьма серьезно занимающемся проблемами зомбирования людей.
«И вы туда же, Владимир Александрович!» – подумал я и вспомнил Олега Юрьевича. Как он мне изрек при прощании? «Вы поинтересуйтесь, поинтересуйтесь!» – и что-то насчет местных разработок. Если бы я знал Владимира Александровича чуть хуже, то мог бы принять все это за части одного общего плана. Заговор всего мира против моей нервной системы. В отношении же нашего председателя темные мысли могли прийти только в последнюю очередь. При всех его возможных недостатках он неоднократно доказывал свою странную для текущего исторического момента филантропию и гуманизм.
– 27 февраля в своей квартире был убит Андрей Олегович Лушниченко…
– Вы меня, ради Бога, простите, – сказал я, – но мне было совершенно некогда выяснять подробности по этому делу. Я помню, как вы мне звонили перед отъездом, но… Извините меня, пожалуйста!
– Да дело, собственно, пока не в этом. Вернее, не только в этом. Дело заключается в следующем. Поинтересоваться подробностями меня попросил тот самый бывший ученый.
– Специалист по зомби?
– Да, именно он. Причем просил сделать это неофициально, во всяком случае, не привлекая к этому особого внимания. Потому я не стал обращаться к Павлу Ивановичу, а решил переговорить с вами, как человеком опытным и знающим.
– Ну, я думаю, Паша мог бы вам рассказать куда подробней… – начал было я, но потом сообразил, что если было поставлено условие не привлекать внимания, то Паша мог бы засветиться. А мой интерес к этому вопросу был бы наиболее естественным и объяснимым – журналист полез копаться в криминале.
– Вы мне говорили по телефону, что там еще и милиционер погиб?
– Да, погиб сержант, но это было уже потом. А перед этим в собственной квартире застрелили Андрея Олеговича Лушниченко, хотя об этом я уже, кажется, говорил.
– Давайте зайдем в кафе и возьмем по чашечке кофе, – видеть, как мучается хороший человек, было просто больно, и я решил, что смена обстановки поможет Владимиру Александровичу проще перейти к делу.
– Все это очень странно. Понимаете, этот Лушниченко, я его не знал при жизни, работал одно время с тем самым предпринимателем. По образованию он биофизик, но приехал в город всего пять лет назад и с университетом практически не общался, как, собственно, и с другими научными учреждениями. До августа девяносто первого время от времени он ездил в Москву, а после путча работал в местном филиале фирмы моего знакомого.
– Это вам все рассказал ваш знакомый?
– Он позвонил мне утром 28 февраля, а первого марта уже был в городе и назначил мне свидание в гостинице «Мир». Там он мне все и рассказал.
– Все?
– Все, что я об этом знаю. Ему удалось тогда выяснить – убили Лушниченко совершенно случайно. Пришли к его сыну по поводу долга и в возникшей потасовке пуля досталась отцу. Сын остался жив, сейчас лежит в больнице с травмой головы. При погоне за убийцами под пули попал милиционер. Вот такая загадочная история.
Я, честно говоря, ничего загадочного в этой истории не заметил. Таких убийств в сводках за год бывает несколько десятков. Тут, правда, погиб милиционер, но лезть под пули – это часть их работы. Так я изложил свою мысль Владимиру Александровичу. Может быть, чуть более нервно, чем стоило. В конце концов, мои проблемы волновали меня больше, чем чьи бы то ни было. Подумаешь, сыночек нахватал денег в долг, а расплатился за все, притом по самой высокой процентной ставке, отец.
– Я с вами целиком согласен. К сожалению, происходят такие вещи довольно часто, гораздо чаще, чем: нам того хотелось бы. Но тот, кто просил меня помочь в этом вопросе, назвал вас, Александр Карлович, как человека, который может ему помочь.
До меня все сказанное дошло не сразу, но я сообразил, что происходит что-то неординарное. Пока в все переваривал, Владимир Александрович молча пил кофе и старался не смотреть на меня.
– Мы что, с ним знакомы?
– Не думаю, чтобы вы когда-нибудь встречались. Но вы писали об этом происшествии.
– Я писал об очень многих. К какой именно категории относится приятель вашего знакомого?
– Взрыв в жилом доме. Там еще случайно погибло два милиционера. В начале прошлого года.
«Ничто на земле не проходит бесследно», как поется в известной песне. За последнее время мне не удавалось сделать ни шагу, чтобы не напороться на его последствия. И вот теперь меня стали догонять события прошлогодней давности. Если так пойдет и дальше, то можно будет ожидать появления людей, которым я что-нибудь должен еще с времен детского сада.
– Владимир Александрович, это давняя история, уже даже убийца осужден, насколько я знаю. Не могу представить, как моя старая публикация может кому-либо помочь.
– Мой знакомый считает, что этот случай имеет прямое отношение к нему. Лушниченко работал вместе с ним по проекту «Сверхрежим». Еще на Министерство обороны СССР. Что там конкретно произошло – я не знаю, но вся их группа, несколько десятков человек, срочно выехала за пределы России. Кто в Среднюю Азию, кто – на Кавказ, кое-кто в Белоруссию, Прибалтику. Часть рассредоточилась по университетским городам Украины. Я подозреваю, что они продолжали свою работу под прикрытием разных коммерческих формирований. Нечто вроде компьютерного диагностирования и лечения. Даже зарабатывали. А потом стали возникать некоторые проблемы. То слишком частые проверки, то рэкет. В общем, погибший Лушниченко – один из сотрудников этой группы. Второй был найден месяца полтора до этого мертвым в собственной машине – отравление суррогатом алкоголя. Случайность. Лушниченко тоже погиб вроде случайно. А в той истории со взрывом милиционеры погибли случайно вместо третьего члена группы. Если все события расположить по времени, то вывод напрашивается сам собой. Во всяком случае, так считает мой знакомый бизнесмен от науки.
Пока Владимир Александрович говорил, я усиленно старался не замечать его желания не называть таинственного знакомого по имени и заодно вспоминал детали старого преступления. Достаточно банальная история. Некто Брыкалов пообещал одному своему знакомому покупку квартиры из фондов мэрии, буквально за бесценок. И вроде бы даже часть денег передал какому-то чиновнику. А потом чиновник вдруг резко сменил место работы. Такое бывает слишком часто, и к этому все привыкли. Знакомый потребовал от Брыкалова вернуть деньги. Тот попытался отделаться обещаниями, потом стал прятаться, а когда его прижали, решил покончить со всем разом. Пригласил к себе на вечер домой того, кому был должен, в тамбуре своей квартиры примотал изолентой два бруска тола с электродетонатором, и когда приятель стал стучать, позвонил в милицию и сообщил о нападении вымогателей. А потом вмешалась судьба. Тот, кто должен был пасть жертвой, вместе с женой вышел из дома, чтобы посмотреть, есть ли свет в окнах. А в этот момент по звонку прибыли два сержанта милиции. Постучали в квартиру Брыкалова, а тот сунул провод в розетку. Милиционеры погибли сразу – почти килограмм взрывчатки взорвался на высоте полутора метров. Фотографии в судебном деле были просто страшные. Когда я просматривал дело в областном суде, не обратил особого внимания на тех, кому так повезло. Оказывается, совершенно напрасно. Хотя в тот момент это и не могло привлечь внимания. Стоп!
– Что с вами, Александр Карлович?
– Ничего, все в порядке, просто вспомнил одну вещь, – ответил я. Нужно будет показаться если не психиатру, то хотя бы психологу. Я так увлекся воспоминаниями и так был поражен своей последней мыслью, что вскочил. Слава Богу, что не снес столик.
– Может быть, пойдем? – осторожно спросил Владимир Александрович.
– Наверное, пора, – согласился я. Мне действительно пора домой, работа не ждет.
И мы отправились к метро. Я поддерживал разговор, судя по реакции Владимира Александровича, поддерживал достаточно связно, но на самом деле не запомнил ни одного слова. Мы попрощались, договорились созвониться, я сел в вагон и пришел в себя только тогда, когда попал домой. Все это время я лихорадочно соображал. Знакомый Владимира Александровича был прав, да и ему, естественно, виднее, какие там у них нравы были в Министерстве обороны СССР. Тут и думать нечего – совершенно понятно, что три случайности подряд, направленные против членов одной группы, вещь совершенно фантастическая. За этими случайностями кто-то стоит. Кто-то решил, что дальнейшее существование группы не приносит пользы, или наносит вред. Никто, кроме членов группы, не смог бы уловить зловещей закономерности. Три совершенно банальных смерти. В первом случае имеет место прокол в связи со слишком быстрым прибытием милиции, второй прошел совершенно чисто, как прошел бы и третий, но тут у «сверхрежимщиков» лопнуло терпение и они решили принять меры. Меры, мягко говоря, странные. В качестве главного следователя моя кандидатура лично у меня вызывает смех сквозь слезы. Вселенная словно с цепи сорвалась и понесла меня по кочкам мироздания. Но не эта мысль подняла меня на дыбы в кафе. Снова тот же самый сценарий, та же самая манера убирать людей, как и в поезде. И снова я совершенно случайно оказываюсь причастным к заварухе. А я давно не верю в случайности. Не верю. И если мне хочется сохранить свою психику, придется попытаться до чего-нибудь докопаться.
7 марта 1995 года, вторник, 15-00 по местному времени, Босния.
Командир отряда русских добровольцев напоминал скорее типичного сельского интеллигента, недоставало только пенсне на веревочке, чтобы он походил на чеховского дядю Ваню. Но тех, кто его знал достаточно хорошо, внешность в заблуждение не вводила. Высокую оценку командиру отряда «Царские орлы» давали как сербские, так и боснийские командиры. Ходили упорные слухи, что объявлена награда за голову Врача. Когда Черный и Аспирант привели Барина к командиру, тот колдовал над картой.
– Здравствуйте, Барин, – Врач встал навстречу гостю. Тот ответил на рукопожатие, но молчал, пока командир не отправил Черного и Аспиранта.
– Я уже начал волноваться, – сказал Врач.
– Ваши ребята все сделали правильно, просто у меня были дела в городе, а потом пришлось пережидать возле шоссе, – Барин сел и откинулся на спинку стула. Немного притомился.
Врач внимательно посмотрел в лицо гостя. Гость не торопился называть пароль, и Врач решил его не торопить. Барину виднее, он главный. Если, конечно, тот, за кого себя выдает. Описание внешности сходится, промежуточный пароль он назвал ребятам правильно. Время не торопит.
Гость рассматривал хозяина. Фотография, которую ему пришлось изучать, немного отличалась от оригинала. Однако это был именно тот человек.
– Перекусите с дороги? – спросил Врач.
– Нет, спасибо, чуть позже. Вначале я бы хотел узнать, что слышно о лагере. О Втором близнеце.
Пароль назван, Врач удовлетворенно кивнул.
– Мы продолжаем его искать. Есть районы, которые особенно привлекли наше внимание. Один вот здесь, почти возле нас, а второй практически на границе с Хорватией. Вот они обозначены на карте.
Барин повернул карту к себе. Потом удивленно взглянул на Врача:
– Что это за карта? И почему именно эти два района?
– Это очень забавная история. Как только мы получили задание на поиск лагеря, сразу же попытались определить возможные районы поиска. Таких у нас образовалось около десяти. Подключили свои связи среди сербов, они помогли нам сократить количество вариантов до четырех. А потом мы получили сообщения, что поисками района занимаемся не только мы. Объявилась группа, которая активно шныряла в наших местах. Пришлось этой группой заняться.
– Результат? – Барин не был настроен выслушивать подробности.
– В результате двое раненых с нашей стороны, пять трупов с той стороны и двое пленных. У одного из них и оказалась эта карта. С пометками в интересующих нас местах. Но у них было только два варианта. Отсюда делаем вывод – эти районы предпочтительнее.
– Где пленные? Кто такие?
Врач довольно улыбнулся. Ему все-таки удалось произвести некоторое впечатление на столичную штучку.
– Один из местных, проводник и охранник. Второй… Тут все посложнее.
– В чем именно?
– На мой взгляд, он из Штатов. И, судя по оборудованию, ваш коллега. Держится исключительно самоуверенно. Начал, правда, немного сдавать. По документам – журналист. По повадкам – зверь.
Барин задумчиво покрутил карту в руках. Встал. Прошелся по комнате.
– У вас есть комната, где я мог бы незаметно на него посмотреть? Так, чтобы он меня не видел. Вы его погоняете по моим вопросам, а я послушаю.
– Давайте так: вы пока отдохните, перекусите. Жить будете на отшибе. С вами будут те, кто вас привел. Незачем остальным, как я понимаю, вас видеть. Вечером устроим допрос американцу, а вы посидите в соседней комнате, без света. Дверь оставим приоткрытой. Все увидите и услышите.
Барин кивнул и направился к двери. Взявшись за дверную ручку, оглянулся:
– Нужно в оба района отправить ваших людей. Пусть походят. Скажете, нужно найти базы подготовки боснийцев. Во всяком случае, внешне это похоже.
Врач подождал, пока закроется дверь. Некоторое время сидел неподвижно, что-то насвистывая. В ближний район он, естественно, пошлет своих, а вот к границе с Хорватией… К границе пусть сходят сербы. По его сведениям, в тот район собирались отправлять группу. Что-то там еще и сербов интересует. «Надо будет сказать Барину», – подумал Врач, но решил отложить это на вечер. А вечером оказалось поздно. Остановить отряд не успели. Предупредить о возможных сложностях – тоже.