Глава 6
Шатову дали только два часа на то, чтобы он почистился и переоделся. Пока он мылся в ванной у себя дома, мрачный Балазанов сидел на кухне, а два незнакомых Шатову опера – в машине напротив подъезда.
Кровь с рук отмывалась плохо. Особенно долго Шатов провозился, пытаясь вычистить ее из-под ногтей. Голова была пустой и звонкой. Таранова увезла машина «скорой». На вопрос Шатова о Рыжем, Балазанов молча отвернулся, скрипнув зубами.
Сергиевский был слишком занят, остальные члены группы не проявили особого желания общаться с Шатовым.
В дверь ванной постучали.
– Что? – не отрывая взгляда от зеркала, спросил Шатов.
– Женя, я принесла тебе чистое белье, открой.
Шатов, не одеваясь, открыл на двери задвижку.
– Что случилось? – тихо, одними губами, спросила Вика.
– Что случилось? – громко переспросил Шатов. – Ничего особенного. Появился Дракон… Помнишь, я тебе рассказывал? Вот появился покойный Дракон и убил несовершеннолетнюю шлюху и мента. Второго очень сильно подрезал, и никто не знает, выживет ли он. А я отделался легким испугом и промоченными ногами. И еще испачканной в чужую кровь одеждой. А еще я видел, как человеку отрезали голову простым ножом. Чик-чик, как кусок колбасы… И руки. Кисти рук… При мне… Всего в нескольких сантиметрах от меня…
Шатов почувствовал, как все плывет вокруг него, как качаются стены, и как странно мерцает свет.
– Женя… – руки Вики подхватили его.
Какие у нее сильные руки, подумал Шатов. И у Виты тоже сильные руки. Ему везет на женщин с сильными руками.
– Все нормально, – сказал Шатов, – я не буду падать в обморок. Все нормально. Это нормальная человеческая реакция.
Шатов сел в пустую ванну, обхватил голову руками.
– Тебе помочь? – спросила Вика.
– Мне? Помочь? У тебя есть порция яда? Или пистолет с одним патроном?
– Я помогу тебе вымыться.
– Не надо, я сам…
– Сиди и не мешай, – Вика открыла воду, включила душ.
Дракон пообещал, что игра будет продолжаться. Какая игра? Шатов сам должен себя стереть? Как? Что за чушь? И не просто умереть или убить себя, а именно стереть и только по приказу Дракона. И Дракон не сказал, какой именно главный приз ожидает победителя в финале. Легкая смерть?
Все, кто имеют хоть какое-то отношение к Шатову, подвергаются опасности. Каждый. Это сказал Дракон, и Шатов пообещал передать это операм.
– Вика!
– Да, – Вика осторожно намыливала ему голову, – я слушаю.
– Он будет убивать. Передай, он будет убивать много и часто. Он сорвался с нарезки. Это уже не тот холодный убийца, который был раньше. Если бы ты слышала, каким тоном он разговаривал со мной. Передай Хорунжему – нужно что-то немедленно предпринимать…
– Что?
– Не знаю…
Вика смыла пену.
– Ему нужен только я… Он затеял игру со мной. Я не знаю зачем, но он сказал, что в случае моего выхода… Не важно, самоубийства или бегства, он начнет уничтожать моих близких. Жену…
– Я передам.
Шатов встал, взял полотенце:
– Мне нужно ехать. Мне, по-видимому, зададут много вопросов. Домой я постараюсь сегодня вернуться, так что, пусть, наверное, Хорунжий придет сюда. Или меня допросишь ты?
– Я передам, – бесстрастным тоном сказала Вика, подошла к двери, но потом вернулась к Шатову и погладила его рукой по щеке, – держись, Женя.
– Держаться? – Шатов заставил себя улыбнуться. – Ради бога! Я спокоен. Совершенно спокоен. Я…
– Не наделай глупостей.
– Никогда, что ты, я очень разумный человек. И еще я альтруист, – Шатов медленно опустился на колени, закрыл лицо руками. – Я не хочу этого.
Вика молча стояла рядом.
– Мерзкое это зрелище – сопливый от страха мужик. Правда? – Шатов поднялся с колен.
Вика спокойно посмотрела ему в глаза:
– Дурак ты, Женька. И даже сам не понимаешь какой.
– Точнее.
– Точнее? – улыбка чуть тронула уголки губ Вики. – Ты к своейжене относишься хорошо?
– Некорректный вопрос.
– И тем не менее.
– Я ее люблю.
– А она тебя? Только не кокетничай, говори прямо.
– Любит, – неуверенно сказал Шатов и повторил уже тверже, – любит.
– И как ты полагаешь, могла она полюбить сопливое от страха чучело?
– Не могла?
– Это я тебя спрашиваю, Шатов.
– Не могла.
– Почему вы, мужики считаете, что мы можем любить только вырезанного из дерева чурбана? И только орла с чугунной челюстью и стальными нервами?
– А вы любите только нервных мальчиков, впадающих в депрессию по любому поводу?
– А мы любим просто людей. Которые живут и чувствуют, а не переходят от одной позы к другой.
– Это обнадеживает, – сказал Шатов и открыл дверь ванны.
– Трусы надеть забыл, красавчик, – напомнила Вика.
– Извини, – Шатов торопливо оделся.
– И поешь, я обещала Вите, что буду за тобой присматривать.
– И за это тоже спасибо.
Составить компанию Балазанов отказался. Ну и хрен с тобой, подумал Шатов.
Нам нужно поддерживать силы. Мы еще будем бороться, искать, найти и не сдаваться. И, кстати, в оригинале, на могиле полярного путешественника Скотта эта фраза выглядит иначе: «Бороть, искать, не найти и не сдаваться!». Уловили разницу? Не найти и все равно не сдаваться.
Шатов поел, оделся, поцеловал Вику и молча спустился к машине. Балазанов безмолвным призраком последовал за ним.
– В управление, – коротко сказал Балазанов, сев вслед за Шатовым в машину.
В управление так в управление. Снова начинается период обильных вопросов. Как, что, зачем? Наверняка Сергиевский уже имел счастье излагать свое виденье проблемы и пояснять, почему это отправился на задержание, не вызвав подмоги.
А что будут спрашивать у Шатова? Как? Почему? И самый главный вопрос – кто? Кто это был? Как, Дракон?
Но вы же, уважаемый господин Шатов говорили, что убили его. И все-таки он? Вы его видели? Что? Вы не видели его лица? Было темно?
Темно. И он не откинул с головы капюшон. То есть, лица его вы не видели? Не видели. Только голос… И вы еще сказали, что вас снова посетило видение? Отлично! Но ведь он хотел вас убить, отчего же не воспользовался такой потрясающей возможностью? Сказал, что вы сами себя сотрете?
Шатов невесело засмеялся, вызвав недоуменные взгляды попутчиков.
К вечеру желание смеяться у Шатова прошло окончательно. С ним беседовали. Душевно и не очень, выражая сочувствие и требуя искренности, обещая защиту и угрожая. Менялись люди и кабинеты. И Шатов отвечал. Тусклым бесцветным голосом, не обращая внимания на попытки унизить, оскорбить или испугать. Или пытаясь не обращать на них внимания.
Они и не должны ему верить. Он и сам бы себе не поверил. Все это слишком напоминает сценарий плохого триллера – маньяк зацикливается на одном объекте и до самоых финальных титров всячески пытается его убить, предварительно попортив нервов жертве и зрителям.
К восьми часам вечера Шатову разрешили быть свободным. Настолько свободным, что даже разрешили отправиться домой. Правда, не на городском транспорте, а на видавшей виды двадцать четвертой «волге» и в сопровождении той же малоразговорчивой пары оперов.
– Из дому никуда не выходи, – предупредил водитель на прощание, а второй опер проводил Шатова до самой двери квартиры, не вынимая руку из кармана куртки.
– Вот такие пироги, – сказал Шатов, закрыв за собой входную дверь.
– Раздевайся, – Вика помахала Шатову мокрой рукой из кухни, – я скоро освобожусь.
– Хорошо, – Шатов снял туфли, повесил на вешалку куртку, вымыл в ванной руки и прошел на кухню.
– Я сейчас, я быстро, – пообещала Вика, – немного завозилась со стиркой…
Шатов достал из ящика стола нож и сел к кухонному столу:
– Давненько я не чистил картошки.
Вика с секунду постояла, рассматривая Шатова, улыбнулась и отвернулась к печке.
– Не спрашиваешь? – поинтересовался Шатов. – И правильно. Я свободно могу вцепиться в горло каждому, кто задаст вопрос.
– Устал?
– Не то слово. Одних генералов сегодня пришлось ублажить языком штуки четыре. Не считая полковников и всякой прочей административной мелочи. Что показательно – никого из группы Сергиевского я сегодня так и не увидел. Кроме утреннего Балазанова. И тот исчез сразу после приезда в управление. Я так полагаю, что им сегодня досталось не меньше моего. Если не больше.
Вика молча пожала плечами.
– Ты со мной не разговариваешь? – удивился Шатов.
– Не хочу, чтобы ты вцепился в мое горло. Оно мне еще понадобится.
– Разумно, – похвалил Шатов бросая очищенную картофелину в кастрюльку с водой. – Сколько я картошки в армии перечистил…
– Плохой солдат?
– Нормальный. У нас в наряд по столовой ставили всех подряд. А после смены замполита роты – так даже и дедов туда начали совать. Для равноправия. А картошки почистили потому, что в наряд отправляли шесть человек на семьсот ртов. Вот полную ванну картошки вшестером и чистили. И что показательно – успевали еще и несколько часов ночью поспать.
– Ты бы, кстати, поспал, Женя, – предложила Вика, – я тут пока закончу, а потом тебя разбужу…
– В переводе на обычный язык это звучит так, что мне ночью предстоит еще одна длительная беседа. И лучше бы мне немного вздремнуть, чтобы не уснуть во время допроса… пардон, собеседования. Говорить со мной будет часом не ваш специалист Бочкарев?
– Не знаю, – Вика прикрыла шипящую сковороду крышкой и села напротив Шатова. – Честно – не знаю.
– Картошку не трогай, – предупредил Шатов, – я ее сам.
– Как скажешь, хозяин, – Вика скрестила руки на груди.
– Как скажу, и не иначе, – Шатов бросил очередную картофелину в воду, – знаешь, когда руки заняты, в голове такое спокойствие.
– Легкость мыслей в голове необыкновенная, – процитировала Вика.
– Именно, просто как у Хлестакова.
Еще одна картофелина упала в кастрюлю, подняв фонтан из брызг.
Вика переклонилась через стол и погладила Шатова по голове:
– Не нужно, не демонстрируй своего спокойствия. Расслабься.
– Да что же вы все проницательные такие? – всплеснул руками Шатов, – просто насквозь меня видите! А если и вправду такие душевные, отчего вам мне не подыграть? Немного, совсем чуть-чуть. Анекдот рассказать?
– А ты хочешь, чтобы тебе подыграли?
– Хочу. Нет. Не хочу. Сам не знаю, – Шатов отбросил картофелину и нож, вскочил и прошелся по кухне, – сам не знаю чего хочу. Понимаешь, пока все это происходило там, в спорткомплексе, я просто боялся и думал о том, чтобы даже не самому выжить… Честно, сам бы не поверил, но мне было наплевать на свою жизнь. Думал только о том, чтобы Таранов выжил. Только об этом. И ни о чем другом. Гада этого, Дракона, слушал краем уха. А вот пока меня допрашивали, когда все это повторил раз двадцать, мысли самые разные в голову стали лезть.
– Ты о них рассказал?
– Кому? Генералу, которого интересует только то, что он сам думает по этому поводу? Они все спрашивали меня только о том, как это происходило, и ни один даже не попытался поинтересоваться, почему все это происходило.
Шатов остановился возле печки:
– У тебя тут на сковороде ничего не сгорит?
– Я все выключила, – успокоила его Вика, – а у тебя есть версия?
– Нету у меня версии, у меня только есть вопросы. А там вопросы задавал не я. И мои вопросы могут идти вместе со мной в жопу! – Шатов сел на табурет, побарабанил пальцами по столу. – Извини.
– За что?
– За жопу. Перед женщинами таких слов я обычно избегаю.
– Это да, это ты сегодня продвинулся в наших отношениях очень далеко. Вот сейчас сказал грубое слово «жопа» при мне, а утром совершенно бесстыдно сверкал этим бранным словом передо мной в ванной, – Вика подперла щеку кулаком, – или ты собираешься озвучить сегодня все, что демонстрировал мне сегодня в ванной?
– Извини, – помолчав, выдавил Шатов.
– Ничего, ты что-то говорил о своих вопросах?
– А вопросах? Да, говорил. Прикинь… Хотя, лучше я тебе все расскажу по порядку. Ты ведь не в курсе всего, что произошло сегодня ночью?
Вика слушать умела. Не перебивая Шатова, она вместе с тем несколько раз короткими репликами или вопросами уточняла подробности, а один раз даже попросила повторить эпизод, когда Дракон отрезал голову и руки.
Шатов с удивлением обнаружил, что за очень короткий срок умудрился рассказать Вике все и гораздо более подробно, чем на допросах. Или это он сам за целый день репетиций сумел создать удобоваримый и связный рассказ?
– И у тебя в результате всего этого возникли вопросы, – напомнила Вика, когда Шатов закончил.
– Да. Самый первый – у Дракона есть соучастник. А мне он говорил, что действовал в одиночку. Мы с ребятами из группы Сергиевского обсуждали подобную возможность, но пришли к выводу, что существование организации или банды невозможно по ряду причин.
– Он тебе врал.
– Нет, не врал. Вот тут загвоздка получается. На прием меня записывала Лялька, и ее он собирался убрать. Руками этого несчастного обезглавленного Димы. Так?
– Наверное, так, – Вика взяла нож и стала чистить картошку.
– Вот.
– Но, кстати, Диму он тоже убрал. То есть, он убирает всех своих помощников.
– Нет, я видел, что он убил этого Диму неохотно… – Шатов поморщился.
Неудачное слово «неохотно». На охоте происходит все, что угодно, вспомнил Шатов. Так, или почти так сказал Дракон. Он о смерти Ляльки говорил спокойно и равнодушно, о будущей смерти Шатова с предвкушением, а вот о Дмитрии…
– Он не собирался убивать его. Дракона вынудили к этому обстоятельства. Понимаешь?
– Пытаюсь.
– Он сказал, что в той комнате они должны были встретиться с Дмитрием. Встретиться… И по словам Ляльки, покойничек с ней беседовал самостоятельно. Не в том смысле, что один, а очень уверенно.
– Ну, мало ли… Характер у него был такой, уверенный.
– Нет, тут что-то не так. Если Дима был также приспособлением на один раз, то почему его не отправил Дракон в поликлинику записывать меня на прием?
– Не знаю. Может, этот Дима тоже был в поликлинике, потом, вечером.
– И это он убил врача, – закончил Шатов мысль Вики. – А потом убил Ляльку. Но Дракон утверждал, что убивал сам. Всех убивал сам. Ничего не понимаю.
Шатов взъерошил волосы. Ведь было же что-то еще в том ночном разговоре. Было. Очень банальное по форме и наверняка очень естественное в той обстановке. Какие-то слова, обмолвки, которые показались в тот момент самыми обычными и Дракону и Шатову. Какие-то слова, которые могут помочь все расставить на свои места. Вспомнить.
Ночь. Холод. Вздрагивающее тело Таранова. Запах крови.
И голос Дракона из темного провала под капюшоном. Дракон комментирует свои действия. Ему хочется порисоваться перед Шатовым и немного покуражиться. Продемонстрировать свое преимущество и в очередной раз ткнуть Шатова мордой в дерьмо.
Должна была умереть эта шлюшка. И ее приятель. Мало ли зачем они могли пойти на стройку. Покурить. Или заняться тем, что они называют любовью. А арматура не выдержала…
– Он не собирался метить это убийство, – медленно выговорил Шатов.
– Какое?
– Ляльки. Он хотел все это представить как несчастный случай. Без привязки его ко мне. И Лялька не была свидетелем для Дракона. Если он собирался убить потом и Дмитрия, то не было смысла убивать Ляльку. Более того, ее показания запутали бы всех окончательно, поставив меня окончательно в дурацкое положение.
– Дмитрий – его соучастник? Они вместе убивают? – Вика встала из-за стола, помыла картошку, залила водой и поставила кастрюлю на огонь. – Они давно работают вместе.
– Нет, – Шатов потер руки, – тоже неправда. Как он там сказал? У Димы очень сильные руки, наверное – спортсмен. Наверное – спортсмен. Понятно?
– Он с ним знаком не очень хорошо?
– Именно. Но вместе с тем отчего-то доверяет ему. Странно? Ведь странно же? – Шатов почувствовал, как какой-то странный азарт охватывает его.
Где-то здесь спрятана разгадка. Вот где-то рядом. Нужно просто все вспомнить. И придет понимание. Все уже есть на руках, все части головоломки. Или еще не все?
Дракон безумен. Но очень четко все планирует. Бывает? Бывает. Ни кому не доверяет, но, тем не менее, минимум в одном случае работает через малознакомого человека. Которого не собирался убивать, но убил, когда возникла такая необходимость.
И способ убийства…
Он отрезал голову и руки, чтобы исключить всякую возможность идентификации. Ни лица, ни отпечатков пальцев. Зачем? Выходит, что этот самый Дмитрий мог вывести на Дракона? Их видели вместе? Или что-то еще?
Видели вместе? Чушь. Дракон никогда не допустил бы такой ошибки. Тогда что?
– Хорунжий придет сегодня? – спросил Шатов.
Вика пожала плечами:
– Не знаю. Я ему все передала, но он ничего не сказал. Нужно подождать.
– Не могу. Зуд во всем теле. Вот тут он, рядом, – Шатов помахал рукой в воздухе, словно пытаясь отогнать Дракона. – Нужно просто сосредоточиться и понять. Я понимаю, что ответ рядом, но ничего не могу с этим поделать. У тебя так бывает?
– Бывает.
– И что ты делаешь в такой ситуации?
– Пытаюсь отвлечься. На что угодно. Это как будто ищешь обходной путь на ощупь. Не нужно тыкаться головой в стену.
– Можно голову расшибить… Разнести тыкву вдребезги, – Шатов вышел из кухни и прошел в комнату, которая считалась его кабинетом. Вита никогда не входила туда одна, демонстрируя независимость Шатова, подчеркивая, что… Шатов помотал головой – не нужно о Вите. Вита сейчас далеко. Рядом – Вика. Подделка.
Хотя… Сегодня, после первого нормального разговора с Викой, Шатов вдруг почувствовал, что Вика вовсе не манекен, заменяющий живую и теплую Виту. Они просто разные. Обе живые, но – разные. И он должен быть благодарен Вике за то, что Вита сейчас в безопасности. И он даже начал ощущать благодарность к Вике.
Шатов остановился перед книжным стеллажом. Читать совершенно не хотелось, но часто стоя перед стеллажом и рассматривая корешки книг, Шатов находил решения своих проблем, или подсказку, или просто объяснение.
«Трое в лодке». Давно он не читал Джерома. Раньше, бывало, он брал эту потертую книгу в бумажной обложке всякий раз, когда портилось настроение, и всякий раз после двух-трех страниц плохое настроение уходило.
«Степной волк»… Еще одна книга, определившая его характер. И, не исключено, что определившая, в какой-то мере, и его судьбу. Люди, по Гессе, делились на две категории – самоубийц и людей обычных.
Самоубийцы вовсе не обязательно были меланхоликами, и не обязательно накладывали на себя руки. Они даже были обычно веселее и жизнерадостнее остальных людей. Для них не было безвыходных ситуаций. Они всегда имели за пазухой выход из любого тупика. Раз – и все позади.
Шатов тогда решил, что относится к самоубийцам. Но однажды пришлось сделать выбор, и стало понятно, что безвыходные ситуации все-таки существуют.
«Сто лет криминалистики». Поучительное и развивающее чтение вышло из под пера господина Торвальда. Шатов перечитывал книгу неоднократно и в журналистские расследования полез, во многом, благодаря этому труду. Его поразило в свое время то, что невозможно было идентифицировать две пули, как выпущенные из одного ствола, пока не был изобретен специальный микроскоп, способный свести вместе два изображения. Вот тогда и становились заметны все различия. И все сходные черты. Наложить изображения…
А мысль интересная. Очень интересная.
Мы имеем два разных Дракона. Тот, который был Арсением Ильичем, и тот, который воскрес. Оба эти Дракона похожи и не похожи одновременно.
Первый бросал вызов всему миру, совершая почти идеальные убийства и оставляющий значок, чтобы все знали, что это не самоубийства и несчастные случаи, а дело его рук. Его. И только его.
Второй сосредоточился на одном Шатове. Только на нем. И его не интересует, что думает весь мир. Более того, он берет мир в свои сообщники, пытается весь мир обрушить на Шатова, дает возможность Шатову хоть на мгновение стать героем, противостоящим всему миру. То есть, помогает ему занять место, которое считал только своим.
Чушь. Шатов покачал головой. Чушь.
Раньше Шатов был для Дракона просто гончей, которая должна была выполнять приказы и только. И умереть, если этого захочет охотник. Не мог он, чтобы там ни произошло, так разительно измениться. Не мог.
Совместить два изображения. И все станет понятно. Понятно?
Зазвонил телефон. Шатов замер, не веря себе. В кармане куртки, еле слышно. Сотовый телефон.
Шатов сделал шаг к двери. Остановился. Нет. Показалось.
– Женя, – Вика вышла из кухни и остановилась возле вешалки.
– Слышу, – Шатов осторожно достал телефон. – Да.
– У вас все нормально?
Шатов закрыл глаза.
– Я не слышу?
– У меня все нормально, – Шатов оглянулся на Вику и кивнул.
– Я обещал перезвонить. Вот и перезваниваю, – голос в телефоне излучал уверенность и спокойствие. – Днем решил вас не беспокоить, и без меня было много желающих с вами пообщаться. А теперь у вас найдется пара минут и для старого друга.
Шатов потер ладонью щеку. Пальцы дрожат, черт. Ну и бог с ними. Это не от страха. Это от злости. От желания встретиться с этим призраком лицом к лицу, пусть даже снова возле болота. Пусть…
– Вы не забыли, господин Шатов, что мы с вами затеяли интересную игру? Не забыли?
– Не забыл.
– Тогда вам предстоит делать выбор, господин Шатов.
– Это если я захочу.
– Я снова слышу упрямые нотки. Это плохо. Как только вы начинаете упрямиться – у ваших знакомых начинаются проблемы. Обратили внимание?
– Что тебе нужно?
– Вам, господин Шатов. Давайте будем вежливы и не станем переходить на вульгарный мат.
– Что вам нужно?
– Нам нужно, чтобы вы сейчас сделали небольшой выбор. Старая или новая?
– Что? – растерянно переспросил Шатов.
– Старая или новая?
– Что «старая или новая»?
– А это вас не должно интересовать. Это вы узнаете завтра. Или, если повезет, сегодня, попозже. Итак – старая или новая?
– Я не стану выбирать, пока не узнаю…
– Вы, похоже, не верите в мою серьезность. Делаю последнюю попытку, – Дракон тяжело вздохнул. – У вас во дворе ежедневно гуляет около пятнадцати детей в возрасте от пяти до четырнадцати лет. Это если не считать мам с груднячками. Если вы не соизволите сделать выбор между старой и новой, то кто-нибудь из этих деток тихо умрет. Знаете, как оно бывает сейчас… Да и много ли нужно симпатичной девчушке? Особенно, если умеючи. Только не вздумайте мне сейчас рассказывать, что сообщите все в милицию. Вы ведь совершенно не гарантированы от того, что сейчас кто-нибудь из деток не стоит возле меня. Так что, выбирайте, а не то проиграете. Старая или новая?
Шатов молчал.
– Решайтесь, иначе…
– Я…
– Старая или новая? Считаю до пяти. Раз.
– Подожди…
– Подождите. Два.
– Подождите!
– Не могу, мало времени. Три.
– Да прекратите же! – закричал Шатов.
– Как только вы выберете. Четыре.
– Ста… – Шатов осекся, ему вдруг показалось, что Дракон говорит о его жене.
Каким-то чудом он узнал о подмене, нашел Виту и теперь требует выбрать… Что? Кого убить или кого оставить в живых?
– Пять!
– Новую! – выкрикнул Шатов.
– Ставки сделаны, – удовлетворенно произнес Дракон, и связь прервалась.
– Что он требовал? – спросила Вика.
– Не знаю, – Шатов дрожащей рукой засунул телефон в карман куртки. – Сказал, чтобы я выбрал между старой и новой.
– Старой и новой чем?
– Не знаю. Но если бы я не выбрал, то он убил бы ребенка из моего двора, – Шатов почувствовал, что задыхается. – Он считал до пяти, а ребенок мог быть возле него.
– И ты выбрал новую.
– Да. А у меня был выбор?
– Мог выбрать старую, – задумчиво произнесла Вика.
– И какая разница?
– Потом узнаем, – Вика заглянула мельком в зеркало. – У нас, похоже, закончился лук. Я схожу к соседям на пятый этаж, спрошу. Ты дверь откроешь только мне или Хорунжему. Лады?
Шатов закрыл за Викой дверь.
Он сделал выбор. Он сделал выбор. Пошел на поводу у Дракона. Не мог не пойти.
Старая или новая.
Жена? Нет, жена у него одна, нельзя называть Вику женой. Или он имел ввиду новую и старую женщину? Чушь, нужно говорить о бывшей и нынешней. Хотя и это ерунда. И его попытки понять, что скрывается за этими словами – также глупость.
Новая – старая. Старая – новая.
Улица, дорога, юбка, собака, машина… Машина с операми? Вряд ли.
Шапка, картошка, рука, рана – все, что угодно. Дракон мог загадать все, что угодно.
Блин.
Он узнает об этом только завтра. Или сегодня. Так обещал Дракон. А его обещаниям можно верить. Можно?
На кухне что-то жутко зашипело. Шатов замер, а потом сообразил, что это закипела кастрюля и попыталась залить огонь. Черт, ужина еще только не хватало!
Где там Вика? Долго она там будет просить лук?
Шатов уменьшил огонь и прошел по коридору.
Старая или новая?
Черт, черт, черт, черт. Сто тысяч чертей! Пальцы трясутся, во рту пересохло. Ведь именно сейчас Дракон… Именно сейчас?
Шатов сел в кресло и прикрыл глаза. Если Дракон сейчас собирается кого-нибудь убить, то… Почему именно убить? Дракон собирался убить ребенка только после того, как Шатов откажется выбрать. Или он собирался убить любого, если Шатов не выберет кого-то конкретного. Ребенка, например.
Как может ассоциироваться ребенок со словом старая или новая? Ребенок. Старая, новая… девочка? Он говорил о девочке…
Старая или новая девочка? Чушь, чушь и еще раз чушь. Что?
Улица? Нету здесь Старой и Новой улицы. Нету. А он где-то здесь. Он ведь не просто пугал, он был готов свою угрозу осуществить. Завтра прийти во двор он не мог бы, потому, что Шатов неизбежно сообщил бы о разговоре в милицию… Почему не сообщил уже?
Шатов протянул руку к телефону. Замер. Стоп. Старая и новая школа. Старая и новая школа! Их так называют, хотя новая школа построена уже более двадцати лет назад.
Новая школа и старая. Они расположены почти на одинаковом расстоянии от дома Шатова. Он выбрал новую. Что именно? Дракон ее сожжет? Взорвет?
Шатов вскочил с кресла.
Ждать он не будет. Может быть, уже сейчас Дракон возле школы. Это шанс.
Одеть туфли, куртку… Вика сказала, что вернется скоро, ключей не взяла. И черт с ней, с дверью и квартирой. Шатов, закрыл, не прихлопывая, дверь и побежал по ступенькам вниз. На пятом этаже остановился было, но задерживаться не стал. Некогда. Пока объяснит, пока соберутся.
Эти два опера в машине. Могут попытаться остановить. И хрен с ними.
Шатов побежал. Сзади, от стоянки, послышался автомобильный сигнал, потом крик. Хлопнула дверца, и завелся двигатель.
И черт с вами. Следуйте за мной, господа опера. Только вот тут вам не проехать, подумал Шатов, сворачивая налево, между домами. Здесь у нас не так давно врыли стоймя трубы, чтобы особо умные водители не развозили грязь. Кстати, о грязи.
Шатов поскользнулся и упал на колено. Твою мать!
Бегом.
Сзади поджимают опера. Как бы сгоряча не затеяли драку с Шатовым. Им пока объяснишь!
Трехэтажное здание школы стояло на отшибе. Окна темные, понятно, какие уроки в десять часов вечера.
Кусты по периметру, высокие, густые, все еще в листьях.
– Шатов, стой! – это сзади.
Это кричат опера. Ничего, догонят – объяснимся.
Шатов вбежал в школьный двор, взлетел по ступенькам на крыльцо.
Дверь, с жестью на месте стекол, гулко загремела под ударами кулаков. Спит там дежурный, что ли? У них вроде бы охранное агентство с недавних пор держит пост.
– Чего нужно? – недовольно спросил голос из-за двери.
– У тебя все из школы вышли?
– Тебе зачем?
– Не выпендривайся – все или нет?
– Все, – грохнул засов и на крыльцо вышел парень в черной форме с фонариком в руке.
Луч света уперся в лицо Шатова. Тот прикрылся рукой:
– Убери свет, козел!
– Чего? – охранник явно обиделся, но фонарик в сторону отвел.
– Кто-нибудь из взрослых – мужик лет сорока, к школе не подходил?
– Не слежу, – луч фонаря скользнул за плечо Шатова. – А это кто?
– Убери свет, дятел, – потребовал один из подбегавших оперов.
– Охренели совсем? – охранник попятился, нащупывая на поясе резиновую дубинку.
– Остынь, розыск, – опер вытащил удостоверение, – ты чего разбегался, Шатов?
– Нужно обыскать двор, – сказал Шатов.
– Что так?
– Мне звонил Дракон…
– Кто? – по тону вопроса Шатов понял, что опера не знают ничего.
Велено им было только следить за подъездом и пресекать всякие попытки Шатова выйти из-под контроля и наблюдения.
– Возле школы сейчас может произойти что-то…
– Что?
– Не знаю… – почти простонал Шатов. – Убийство.
– Остынь, приятель, – опер положил руку на плечо Шатову.
– Убийство, – Шатов отбросил руку. – Ребенка.
– И тебе об этом сообщили по телефону… – второй опер недобро усмехнулся.
– Вам что – трудно? Просто пройти по периметру, посмотреть.
– Нам нужно вернуться домой и сидеть там тихо, – сказал опер.
– Ублюдок, – вырвалось у Шатова, – ты же потом без звездочек останешься, если девчонку еще можно было спасти.
– Девчонку, значит… Тебе и об этом сообщили по телефону?
– И об этом. Пошли.
Опера переглянулись.
– Ладно, – решил старший, – ты возвращайся к машине, а я прогуляюсь с очень нервным гражданином. Сообщи там…
– Понял.
Шатов спустился по ступенькам крыльца.
– Слышь, – оперативник обернулся к охраннику, – одолжи фонарик. Верну после обхода.
– Держи, – охранник отдал фонарь и быстро захлопнул дверь. Щелкнул засов.
– Пошли, – сказал оперативник, – показывай, где убийство.
– Не знаю. Где-то в районе школы.
Темно. Времена, когда периметр школы освещался всю ночь, давно прошли. Ветер шумно треплет пожухлую листву на деревьях и кустах.
– Хорошо, хоть дождя нет, – проворчал милиционер.
Это хорошо, мысленно согласился Шатов. Хорошо. Сараи. И мусоросборник. Если Дракон все уже успел, то мог ли он засыпать тело мусором? Мог? Значит, нужно сейчас рыться здесь?
Оперативник быстро обвел сарай лучом света:
– Никого.
– А глубже?
– Мусор лежалый, его уже дня два никто не трогал. Или убийство произошло так давно?
Иронизирует опер. А что ему? Он не был сегодня ночью в спорткомплексе. У него на глазах никто никому не отрезал голову. Он видит только взрослого мужика, испуганного до неприличия и бормочущего что-то об убийстве. Как еще он может реагировать?
Старую разгромленную оранжерею они также прошли быстро – пусто.
– Ну, где еще?
– Не знаю, – Шатов прислушался к своим ощущениям.
Ничего. Только нервно стучит сердце.
– Тогда – по домам.
– Стой, – Шатов поднял руку. – Спортгородок.
– Чего?
– Спортгородок, – повторил Шатов, – за школой.
– Ну, давай, – неохотно согласился оперативник, – последняя попытка.
– Не последняя, – взорвался Шатов, – не последняя, а очередная. Нужно будет – станешь здесь все носом рыть, в каждый люк канализации заглянешь!
– Какие мы резкие! Сейчас все брошу и буду выполнять твои указания, блин.
– Слышь, опер, я тебя прошу, как человека прошу – помоги. Тебе потом все объяснят. Если ничего не найдем – я первый свечку в церкви поставлю. Слышишь? Нужно искать.
– Искать, – милиционер выдохнул и почесал в затылке, – давай искать.
Спортивная площадка была не слишком большая и не так чтобы обильно заставлена брусьями, лестницами и перекладинами.
– Пусто, – констатировал оперативник, через десять минут осмотра площадки. – Теперь можно сваливать отсюда?
Шатов еще раз огляделся.
Где еще? Где еще он мог… Или все-таки Шатов ошибся? И вся эта паника напрасна. Старая, новая… Все это притянуто за уши. Шатову так примерещилось, очень захотелось, чтобы… Захотелось? Шатов вздрогнул. Просто он ждет только самого страшного. Самого страшного.
Ты сам себе сотрешь, сказал Дракон. Вот ты уже и теряешь ощущение реальности, сказал себе Шатов. Тебе показалось, и ты решил, что так оно и есть. Дракону вовсе не нужно будет тебя запугивать, Шатов. Ты сам доведешь себя до безумия. Сам сломаешь свою психику.
Ты забыл, как этим летом ты бросался по любому намеку Арсения Ильича, и как легко у него получалось тобой манипулировать. Ты ничему не научился с тех пор, Шатов. Ты снова мечешься, снова потерял опору…
Ведь если остановиться, то…
Дракон сказал – старая или новая. И упомянул ребенка, девочку. Шатов решил, что это новая школа. Потом, обойдя школу, он вспомнил, что последняя встреча с Драконом у него состоялась в спорткомплексе. И они обыскали спортплощадку. Безрезультатно. Что-то еще Шатов упустил из виду. Что-то еще…
Они только стадо потенциальной добычи, сказал Дракон. И только он решит, когда настанет момент умирать. Так он, кажется, сказал? Или…
Мишени. Стадо потенциальной добычи, сказал Дракон. И добавил – мишени. Мишени.
Шатов резко обернулся.
Трансформаторная будка возле стадиона. Ее задняя стенка выходит как раз на спортплощадку и на ней уже очень давно нарисованы круглые мишени. В них собирались метать мячики.
Новая школа. Спортплощадка. Мишени.
– Туда, – махнул рукой Шатов и побежал.
– Куда? – на ходу спросил милиционер.
– К трансформаторной будке… Туда.
Возле самой стены Шатов замедлил шаг. Потом остановился. Кусты. Высокие жесткие стебли какой-то травы ржаво хрустнули под ногами.
– Посвети, – тихо сказал Шатов.
Желтый круг стек по стене, по выцвевшей краске мишеней, по коричневым хлопающим в ладоши листьям. Замер.
– Твою мать… – пробормотал оперативник.
Шатов сел на землю:
– Вызывай своих, я покараулю.
Так может лежать только мертвый. Тело небрежно брошено и как будто смято. Как потерянная игрушка.
Как мертвая девочка, одернул себя Шатов. Она не игрушка, что бы там ни говорил Дракон. Она просто девочка, которую убил безумец. В горле запершило.
Спокойно. Сейчас придут официальные лица со своими неизбежными вопросами. Сейчас может прийти мать этой девочки. Хорошо, что он не видит ее лица.
– Женя!
Шатов оглянулся на голос.
– Вика… Я опоздал. Все правильно понял, но опоздал.
Вика остановилась возле Шатова, словно невзначай коснулась его щеки. Шатов мотнул головой, отгоняя прикосновение, как муху.
Вика подошла к телудевочки, присела.
– Я опоздал, – повторил Шатов. – Мог успеть, но опоздал.
– Ты не мог успеть, Женя, кровь уже запеклась. Когда вы разговаривали по телефону, она уже была мертва.
– Что? – Шатов медленно встал.
– Она уже была мертва на момент вашего разговора. Эксперты скажут точнее, но я практически уверена.
– Уже была…
Вика осторожно коснулась головы убитой.
– Что там?
– Маленькая рана на шее сзади. Как будто укол, и крови почти нет.
– Безболезненно, – пробормотал Шатов. – Дракон говорил, что это безболезненный удар.
Вика выпрямилась:
– Я пойду домой, а ты дождись милицию. Тебя не поволокут для допросов, все перенесут на завтра.
– Ты гарантируешь?
– Я гарантирую, – твердо сказала Вика.
– И на том спасибо.
– Держись.
Держаться. За что? За себя? За свой страх? Или за свой инстинкт самосохранения?
Держаться.
Дракон сжульничал.
– Дракон сжульничал, – сказал Шатов вслух.
Есть такой карточный фокус, когда зрителю вроде бы предоставляется выбор, но всякий раз фокусник выбор делает сам.
– Вам нравится черная масть или красная? Красная? Тогда у нас остается черная. Нравится трефа или пика? Трефа? Замечательно. Трефовые картинки или цифры?
И так до тех пор, пока зритель не назовет вслух карту, которую фокусник уже давно держит в руке. Он бы выбрал старую? Ну и что, тогда считалось бы, что…
Зазвонил мобильный телефон в кармане.
– Да, – как можно спокойнее сказал Шатов.
– Вы не напомните, – почти ласковым голосом произнес Дракон, – мы с вами выбрали старую или новую?
– Новую, – сказал Шатов.
– Ну, тогда вы можете…
– Уже нет, – оборвал Дракона Шатов.
– Что значит – уже?
– Это значит, что я уже нахожусь возле стадиона за трансформаторной будкой. И я уже нашел тело. И я знаю, что ты мне солгал, урод. Ты мне соврал. И что бы я ни выбрал – все равно эта девочка уже была мертва. Если бы я сказал «старая», ты просто сообщил бы мне, что остается все равно новая. Так? А если бы я отказался выбирать, так и в этом случае оказалось бы, что девочка эта несчастная из моего двора. Ведь так? Не молчи, шуллер! Или ты снова начнешь плести мне о доблести, чести, охотниках и добыче? Я не слышу, жулик! Что ты замолчал?
– Я… – Шатов впервые услышал в голосе Дракона неуверенность, граничащую со страхом. – Я не должен перед тобой отчитываться, Шатов. Это…
– Что это? Это твоя игра? Ты собираешься играть по таким правилам? Тогда мне нет смысла участвовать в ней. И так и так кто-то умрет. Тогда пусть это происходит без моего участия. Без. Моего. Участия.
– Не смей на меня повышать голос!
– Что? – Шатов даже растерялся, услышав нотки истерики. – У нас эмоции?
Шатов постарался сказать это голосом Бочкарева. Эмоции – отлично!
– Мы нервничаем? Нас поймали за руку?
– Никто меня не ловил…
– Серьезно? Неуловимый грозный охотник передергивает, – сухо сказал Шатов. – как последний мелкий жулик. И знаешь почему? Потому, что он элементарно струсил. Конечно, если бы вдруг я взял и позвонил в милицию, а она приехала оперативно, то перекрыла бы выезд из моего микрорайона. Я ведь очень неудобно живу, для беглецов. Одна дорога. И тебе стало страшно! И ты решил подстраховаться, убить, а потом позвонить издалека, покуражиться… Какой молодец! Герой… И ты после этого хочешь продолжать игру? Ты после этого собираешься стереть меня? Это ты исчезаешь, растворяешься в тумане. Ты, а не я… И это ты подохнешь от страха, а не я. Ты, безымянная тварь.
– Я…
– Да, именно ты.
С минуту Шатов слышал только тяжелое дыхание в трубке. Дракон получил удар. Получил и теперь пытается удержаться на ногах. Мелочь, потенциальная добыча вдруг ударила в очень болезненное место…
– Ты хочешь настоящей игры? И тебе кажется, что ты смог меня унизить, – сказал, наконец, Дракон. – Ты заблуждаешься, Шатов. Ты хочешь честной игры…
– Я не хочу честной игры, потому, что ты не можешь играть честно, – Шатов почувствовав слабину, продолжал жать, но голос Дракона окреп.
– Ладно. Ты…
– Я думаю, что ты выбираешь свои жертвы среди самых слабых и беспомощных.
– Я выбираю свои жертвы как хочу.
– Но хочешь ты убить слабого.
– А кто по-твоему сильный? Ты? Твои приятели опера из славной группы майора Сергиевского? Таранов твой сильный? Или покойный старший лейтенант Рыжов, которого вы очень интеллектуально прозвали Рыжим? Беднягу будут хоронить завтра в закрытом гробу. Тебя уже пригласили на панихиду? Ты собрался вместе с ними уничтожить меня? Молодец. Тогда передай остальным, самому Сергиевскому, Климову, Балазанову, Пирогу и конечно несокрушимому Гремлину, что у них есть время до послезавтра. Либо они уходят из группы самостоятельно, либо…
– Либо что?
– Либо на них распространяется твое проклятие. На них и их близких. Понятно?
– А не слишком ли мы…
– Не слишком. И всякий, кто попытается помочь тебе, будет наказан.
– А всякий, кто будет помогать тебе – обезглавлен? – Шатов сказал это сознательно, словно плеснул в костер бензина. – И руки ему отрежут. Сильные руки спортсмена… Так?
Дракон выругался. Невозмутимый и холодный Дракон выматерился самым вульгарным образом.
– У нас снова приступ нервной болезни? – осведомился Шатов.
– Я все сказал, – дрожащим от ярости голосом произнес Дракон.
– Я все услышал, – спокойно ответил Шатов. Я услышал даже то, чего ты не хотел говорить.
– Все передай ментам, – повторил Дракон.
– Я передам. А ты запомни, что рано или поздно ты подохнешь. Не потому, что тебя кто-то убьет в честном поединке. Ты захлебнешься своим страхом. Ты трус и только потому – убийца. И даже сегодня ночью ты не убил меня только потому, что испугался.
– Тебя? – быстро переспросил Дракон. Слишком быстро.
– Нет, не меня. Что-то есть такое, чего ты боишься даже больше чем меня, боишься сильнее, чем достойного противника…
– И что же это?
– Я пока не знаю. К сожалению – не знаю. Но я найду это. И тогда ты подохнешь. Я клянусь, что найду этот ужас трусливых драконов. Я найду. Найду.
Шатов продолжал говорить даже тогда, когда телефон захныкал короткими частыми гудками.
– Я найду, найду.
Издалека послышался звук милицейской сирены.
