Глава 13
– Четыре трупа, – выкрикнул Климов, – в доме – четыре трупа: мать, отец и двое детей. А ты сидел и трепался по телефону, давая возможность ему уйти. А ведь делов-то всего было – попросить сержанта, чтобы он вызвал людей. Понимаешь? Ты меня понимаешь?
И Климов прав, подумал Шатов, Дракон был совсем рядом. Когда Барановский выстрелил в первый раз, и когда его тело рвала автоматная очередь – Дракон слышал все. Он ушел не торопясь, спокойно переговариваясь с Шатовым по телефону. А Шатову даже и в голову не пришло, что достаточно протянуть руку, чтобы дотянуться до ненавистного горла. Чтобы вырвать тухлое драконье сердце. Чтобы…
И все бы прекратилось. Абсолютно все.
И не пришлось бы сидеть сейчас на стуле, горбясь под тяжелыми взглядами. И не пришлось бы ломать голову, искренне говорил Дракон, или просто тянул время. Просто издевался над Шатовым.
– И, тем не менее, – задумчиво сказал Сергиевский, – нам нужно что-то решать.
– А что тут решать? – резко обернулся к нему Климов. – Решать тут нечего. Наша песня хороша – начинай сначала. Будем искать дальше.
– Нет, Дима, дальше в любом случае искать будем не мы, – Балазанов развел руками. – Дальше его будет искать кто-нибудь другой.
– Это точно, – поддержал Пирог. – Группу после всего этого расформируют к ядреной Фене.
– И что?
– И ничего… Ты своих долго прятать будешь? – спросил Пирог у Климова. – Думаешь, на всю оставшуюся жизнь к ним охрану прикрепят? Хрена лысого! Дракону нужно только подождать с месяц – и все. Ты же знаешь, что происходит с делами, работа над которыми не приносит сразу этих гребаных результатов?
– Вы предлагаете идти к Дракону?
Как легко они стали произносить это слово. Поначалу они называли его сволочью или уродом. Потом – с легкой неловкой улыбкой, не забывая произносить: «Как его называет Шатов»… А теперь вот так просто – Дракон.
«Как вы его называли?» – вспомнил Шатов вопрос, прозвучавший в кабинете, словно мхом обросшем скукой и упрямством. Выходит, очень важно, как ты называешь своего противника. Дракон.
– Я предлагаю решать, – майор припечатал ладонь к крышке письменного стола, – идти до конца, или…
В кабинете их было пятеро. Гремлин так и не появился. Выходило, что решать им предстоит пятерым. Четверым, поправил себя Шатов, с ним они советоваться не будут.
– Если мы сейчас сообщим в Управление о стрельбе и еще четырех убитых, то больше ничего решать не придется. Сюда приедут очень важные люди и очень надежно усадят нас за составление тысяч рапортов и отчетов. Нам предложат сообщить, как это мы проморгали Барановского.
– Не мы одни проморгали, – поднял голову Пирог.
– А объяснений потребуют у нас, – спокойно произнес Сергиевский.
– Но нам в любом случае придется увидеть парней из внутренней безопасности и вести с ними длинные разговоры, пытаясь объяснить, что мы не верблюды, – Балазанов с хрустом размял пальцы рук.
– Это завтра, – напомнил майор. – А сегодня у нас еще есть возможность… Последняя возможность.
Он уже решил, понял Шатов, он уже сделал свой выбор и теперь ждет решения остальных. И, независимо от этого решения, Сергиевский будет действовать. Как бы все это ни выглядело. Даже если он и контачит с Хорунжим, то и в этом случае майор сегодня будет действовать самостоятельно.
– Он еще может не перезвонить, – напомнил Пирог.
– Может, – кивнул Сергиевский.
Пирог стукнул кулаком по колену:
– И как все это будет выглядеть?
– Точно – не знаю, – майор потер руки. – Выберем место, лучше открытое. Пойдет Шатов… В бронежилете. С ним пойду я.
– Такое уже было.
– Ну и что?
– Не стоит рисковать двоим, – Шатов словно со стороны услышал свой голос и удивился, как спокойно и холодно он звучит.
– Хочешь пожертвовать собой? – осведомился Климов.
– Хочу разобраться до конца, – поправил его Шатов.
– Может, ты уже и место выбрал?
– Да. Площадь Свободы. Возле памятника.
– Он не пойдет на середину площади.
– Это пусть сам Дракон и решает, – Шатов посмотрел в глаза Пирогу, и тот отвел взгляд. – В другое место я не пойду.
– Он не выйдет.
– Если вправду ищет шанс уцелеть – выйдет. Это он предложил договариваться.
Сергиевский устало вздохнул:
– Будем голосовать?
– Голосования не будет, – Шатов встал и оказался лицом к лицу с майором. – Решать буду я, извините. Без меня он ни с кем разговаривать не станет.
– Да пошел ты, – чуть снова не сорвался на крик Климов, но майор его остановил.
– Он прав. Я могу только доложить наверх о том, что у нас в холле лежит застреленный младшим сержантом милиции лейтенант Барановский. И на этом наш выбор закончится. Есть другие варианты?
– А что мы делаем, пока Шатов будет топтаться посреди площади? – спросил Климов.
– А мы будем за ним наблюдать и ждать.
– А если Дракон появиться, мы все равно будем ждать?
– Да.
– Он же никуда не сможет уйти с площади. Мы его на машине достанем мгновенно.
– Сам придумай, что может предпринять Дракон, – предложил Сергиевский. – Может, например, выйти не один, а с заложником.
– Или устроить такую же штуку, как возле «Севера». Не уйдет вовремя с площади – кто-нибудь погибнет, – Балазанов похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет, покрутил ее в руках и сунул обратно. – Он придумает. Он сейчас все это и готовит. Ему зачем час понадобился, по вашему?
Балазанов прав, Дракон может придумать кучу разных забавных способов обезопасить себя. Он в выборе средств не ограничен. Он сможет… Он все, что угодно сможет. Где-то перекрыть вентиль, или оставить где-то зажженную свечу. Шатов брал как-то интервью у миротворца, вернувшегося из Югославии. Там беженцы, оставляя свои дома, открывали на первом этаже газ, зажигали на втором свечу. И через час все взрывалось.
Дракона трогать на площади будет нельзя.
– Время, – сказал Пирог, глядя на часы.
Сотовый телефон, который Шатов положил на письменный стол, подал голос.
– Что отвечать? – спросил Шатов.
– На площади.
– Да, – сказал Шатов в трубку.
– Решили где встречаемся?
– Площадь Свободы. Возле памятника, – ответил Шатов.
– Согласен, – Дракон задумался лишь на секунду. – В полночь.
– Почему так поздно?
– У меня есть на то свои резоны. И хочется добавить немного драматизма.
– И нужно подготовить запасные варианты?
– И это тоже. Мы друг друга понимаем. Ты будешь один?
– На площади – один. Но за нами будут наблюдать, – Шатов оглянулся на Сергиевского.
Тот кивнул.
– Тогда жди, – сказал Дракон.
Короткие гудки.
– Сказал, чтобы я его ждал. В полночь.
– Сейчас, – Климов посмотрел на часы, – около двадцати двух. До площади нам добираться отсюда на «мицубиси» пятнадцать минут. Имеем час сорок пять на то, чтобы покурить и оправиться. Какие будут предложения? Едем все?
– Нет, – покачал головой Сергиевский. – Один останется на телефоне. Есть желающие?
Климов хмыкнул, Балазанов снова хрустнул пальцами. Пирог откашлялся:
– Я останусь.
Шатов быстро отвел взгляд от его лица. Он имеет право отказаться. Так должен поступить любой нормальный человек. Должен. Потому, что все хотят жить. Потому, что уже надрывались криком, пытаясь поднять бетонные плиты и уже поминали Рыжего.
Они уже прятали глаза от настойчивых вопрос своих семей – зачем их срывают из дома и везут в общежитие под охраной автоматчиков. В любой момент они могли достигнуть своего предела. Пирог уже достиг. Остальным проще, у Сергиевского уже нет семьи, у Балазанова – еще. Климов недавно женился и смотрит на эти проблемы несколько проще. Он вообще на все смотрит несколько проще. Гремлину повезло больше остальных – он вообще освобожден от выбора. Ну а Шатов…
Шатов сел на диван, закрыл глаза, попытался представить себе Виту и вдруг с ужасом понял, что не может, что перед глазами встает Вика. Они похожи, но… Он не помнит лицо Виты. Совершенно не помнит. Будто тысяча лет прошла с тех пор, когда Вита ушла. Сколько прошло времени?
Невозможно вспомнить. Невозможно. Неделя? Две? Месяц? Шатову стало страшно. Он утратил чувство времени, и чувство реальности также ушло от него. Он собирается разговаривать с Драконом. Договариваться с воплощенной смертью, с порождением ночного кошмара.
…Диван мягко подался под Шатовым, превратился в месиво из грязи, полусгнившей травы и водорослей. Грязь утробно чавкнула, принимая тело Шатова. Шатов рванулся, но грязь не отпустила его, а деловито принялась засасывать его поглубже.
Но это было не болото. Не то болото, которое Шатов неоднократно видел во сне. Это была просто куча грязи, одна из сотен куч, простирающихся до самого горизонта. Хотя, до горизонта здесь было совсем близко. Просто рукой можно было дотянуться до линии, где вязкая грязь прогибалась под весом свинцовой полусферы неба.
Шатов снова попытался освободиться и снова безрезультатно.
– Не получится, – сказал голос рядом. Знакомый голос. Ненавистный голос. Голос Дракона.
– Получится, – упрямо возразил Шатов.
– Нет, – Шатов оглянулся на этот новый голос и увидел Хорунжего.
– Ты тоже здесь? – удивился Шатов, хотя самым краем сознания понимал, что удивляться здесь бессмысленно, что здесь может происходить все, что угодно.
– А здесь все. Все. Оглянись, – предложил Хорунжий.
Все здесь. Все, донеслись голоса со всех сторон.
И живые и мертвые. Все мы остаемся здесь. Все. Эти слова пришли отовсюду и ниоткуда одновременно.
– Я не останусь здесь, – Шатов попытался опереться на руку, но та утонула в грязи легко, словно в тумане, даже не ощутив сопротивления.
– Не думай, что ты лучше других, – вкрадчиво произнес кто-то, лежащий в грязи рядом с Шатовым.
Его лица и его голоса Шатов узнать не смог.
– Я… – начал Шатов, но грязь угрожающе качнулась возле самого его рта.
Не захлебнись, посоветовал кто-то сзади.
– Не захлебнись, – крикнул Хорунжий.
– Рот нужно держать закрытым!
– Иначе захлебнешься.
– Иначе нечем будет дышать…
Еще голоса…
И еще. И еще.
– Хочешь выбраться? – спросил Дракон.
– Да, – вырвалось у Шатова.
– Это легко, – усмехнулся Дракон, выгибая шею.
Странно, но Шатов не мог понять видит ли он Дракона в человечьем обличье, или тот не скрывает своего лица. Секунда – и это был человек. Еще секунда – и тяжелые бронзовые складки покрывают его лицо.
– Это легко, – повторил Дракон, – нужно просто опереться на кого-нибудь. Подстелить его под себя, как гать на болоте.
– Я думал, ты живешь на болоте, – сказал Шатов.
– Я живу везде, Шатов. Драконы могут жить везде, а вот ты, Шатов, не сможешь жить нигде. Если не научишься складывать гать из других людей. Это очень просто… Смотри…
– Не хочу, – Шатов снова рванулся, и снова понял, что грязь сильнее.
– Просто протяни человеку руку. Пообещай ему помощь, а когда он протянет свою руку тебе навстречу – не упускай шанса. Иначе ты просто захлебнешься… Знаешь, сколько тут таких, которые пытались выбраться из этого, не пожертвовав ни кем?
– Я не буду…
– Просто у тебя еще есть немного времени, – голос Дракона стал сочувствующим, – ты еще не почувствовал вкус этой грязи. После первого глотка ты сделаешь все, лишь бы отсюда выбраться. И если это тебя утешит – ты не будешь одинок. Если к тебе протянется чья-то рука, это может значить, что он хочет тебя швырнуть себе под ноги.
– Уйди, – попросил Шатов.
– Извини, но…
– Убирайся! – крикнул Шатов, и от его крика качнулось небо, и выгнулся горизонт.
– Осторожно, – предупредил Дракон, – никто не любит болтунов.
– Убирайся! – еще громче крикнул Шатов. – Убирайся, убирайся… Убирайся!
Небо вздрогнуло, раздался глубокий металлический звук, словно медленно-медленно треснул гигантский бронзовый колокол.
– Напрасно, – прошептал Дракон.
По небу стремительным росчерком вдруг пробежала трещина, небо просело, выворачивая края разлома наружу, и оттуда медленно потекла белая клубящаяся масса.
Туман, с ужасом понял Шатов, снова безрезультатно рванувшись, ледяной туман Дракона.
– Нет! – выкрикнул Шатов.
– А я ведь тебе соврал, – голос Дракона почти потерялся в тумане. – Даже если бы ты и стал укладывать гать – это бы тебе не помогло. И знаешь почему?
Шатов не ответил, упрямо разгребая смрадную жижу.
– Ты бы укладывал ее не для себя. А знаешь для кого? – туман уже почти заглушил все звуки, кроме тяжелых частых ударов крови в висках.
– Оглянись, – еле заметно качнулся туман.
Шатов оглянулся и увидел силуэт. Человеческий? Или… Новый Дракон?
– Так мы рождаемся, Шатов, – сказал новый Дракон. – Только так. Один из вас превращается в одного из нас. Только так… А ты…
…-Проснись, Шатов, – Балазанов тряхнул Шатова за плечо. – Пора.
Шатов встал с дивана, тряхнул головой, пытаясь избавиться от липкого чувства кошмара:
– А остальные?..
– Остальные уже в машине, – Балазанов застегнул молнию на куртке и вышел.
Прошло уже полтора часа, понял Шатов. Нужно ехать на площадь.
Пирог вошел в кабинет и молча сел за письменный стол.
– Пока, – сказал Шатов.
– Удачи, – негромко ответил Пирог.
Удачи. Она нам не помешает. Она мне не помешает. Шатов вышел на крыльцо и отшатнулся. Туман. Месиво из воды и призраков. Густой, непроницаемый, словно молчание.
Шатов замер на крыльце, ему показалось, что если он попытается шагнуть, то туман упруго отшвырнет его. Или втянет его в себя, стиснет и высосет до капли.
Прядь тумана качнулась, отступая в сторону, и появился сержант:
– Там вас ждут.
– Хорошо, – туман это только туман.
И ничего более. Все остальное за него придумывает испуганный и уставший мозг Шатова. Ничего. Осталось совсем немного, напомнил себе Шатов.
Осталось совсем немного, повторил про себя Шатов, когда сел в микроавтобус и дверь, закрывшись, легко отрезала прядь тумана.
Шатов готов был поклясться, что прядь еле слышно вскрикнула и билась в предсмертных судорогах до тех пор, пока совсем не растворилась в воздухе.
Молчал не только Шатов. Ни словом не обменялись и Сергиевский с Балазановым и Климовым. Балазанов был за рулем, майор неподвижно сидел возле него, и Шатов не мог понять – дремлет Сергиевский или просто задумался.
Климов вынул из пистолета магазин, извлек из него патроны и тщательно стал их перетирать. Это напоминало обряд. Каждый патрон Климов подносил к губам, дышал на него, тер о рукав куртки и вставлял в обойму. Двенадцать, автоматически пересчитал Шатов. Несколько раз передернув затвор и щелкнув курком, Климов вставил магазин в рукоять пистолета. Потом положил пистолет в боковой карман куртки и принялся разминать кисти рук.
– Приехали, – коротко сказал Балазанов.
Шатов вздрогнул, огляделся.
Снаружи, сквозь туман, пробивался свет фонарей. Мелькали какие-то тени.
– Пора, – сказал Сергиевский.
– Я пошел.
Он пошел. Дверь за собой закрывать не стал. Им тоже выходить. Они должны следить за тем, чтобы Дракон… Чтобы что? Не убил Шатова?
Это правильно, Шатова убивать нельзя.
Микроавтобус остановился за сквером, с другой стороны которого возвышался памятник. Памятника видно не было.
Вообще ничего не было видно, кроме нескольких деревьев с краю.
Шатов поднял воротник.
Холодно. Он вдыхает туман. Впускает холод в себя.
Смотри под ноги, Шатов. Ступай аккуратно и смотри под ноги, чтобы не споткнуться или не поскользнуться. Это было бы не слишком здорово, явиться на встречу к дракону с ног до головы перемазанным грязью.
Грязью, вздрогнул Шатов.
Он и так перемазан грязью. Все они перемазаны грязью, копошатся в ней, пытаясь соорудить друг из друга… Это было во сне. Не нужно об этом.
Площадь освещалась по периметру. Фонарей видно не было, просто светился туман. Был туман, были лоснящиеся от пота булыжники мостовой, и был Шатов.
И тишина.
Туман надежно глушил все звуки. Как во сне.
Шатов повертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Не получилось. Он сам выбрал это место для встречи. Сам. И сейчас проклинал себя за это. У него совершенно беззащитная спина. Здесь нет даже стены, чтобы прижаться к ней и получить хотя бы иллюзию безопасности.
Откуда выйдет Дракон? Метро уже не работает. Из парка или со стороны гостиницы. Откуда угодно.
Он выйдет, приблизится к Шатову, легко взмахнет рукой… Горло Шатова обожжет огонь… Это не больно, сказала отрезанная голова.
Шатов резко оглянулся, ему показалось, что сзади кто-то есть. Показалось, дробно простучало сердце. Только показалось.
А потом туман исчез, разом, как во сне. И Шатов оказался посреди мокрой площади, под светом фонарей. И никого. На другом конце площади, мимо бывшего обкома партии, время от времени проезжали машины.
Интересно, сколько времени? Шатов оглянулся на здание университета и сплюнул, часы на нем не освещались. Сколько он уже ждет? Полчаса? Час?
Шатов хлопнул себя ладонью по лбу, достал из кармана телефон, нажал на кнопку и посмотрело на время. Всего восемнадцать минут первого.
Или уже восемнадцать минут? Дракон решил не приходить, опасаясь ловушки, или все еще ходит вокруг, высматривая засаду.
Как холодно. Руки застыли совершенно. Шатов спрятал их в карманы. Интересно, знобит его от страха или от холода. Он не боится. Это точно. Он просто ждет встречи. Короткой, как взмах ножа, или долгой… Он устал прятаться. Он хочет ясности. Он…
– Шатов, – неожиданно звонко прозвучало сзади, от памятника. – Он не придет.
Балазанов легко спустился по ступенькам и потер руки:
– Напрасно мерзли и психовали. Дракон позвонил майору на мобилу, сказал, что передумал встречаться.
– А почему не мне?
– А ты у него спроси, если свидишься, – засмеялся Балазанов. – Не знаю как у тебя, а у меня словно здоровенная каменюка с души свалилась. Поехали на базу, майор уже перезвонил в управление, будем дерьмо разгребать. Вот уж на нас покуражатся!
– Он сказал, почему не пришел?
– С ним майор разговаривал, выключил телефон и выматерился. Все. Спросишь у самого, – Балазанов быстро пошел через сквер к микроавтобусу.
Не пришел. Все-таки – не пришел. Передумал. Или испугался. Или даже и не собирался, а действительно тянул время. Теперь это уже не выяснить. Теперь – все. До самой смерти. Больше Шатов не станет играть в его игры. Теперь Шатов должен исполнить свое обещание. Кто даст ему эфир? Нужно подумать.
Балазанов подошел к машине, открыл дверцу и энергичным жестом пригласил Шатова во внутрь.
Шатов подошел, взялся за ручку, поставил ногу на подножку.
– Не выхолаживай салон, – сказал Балазанов.
Запах.
Шатов наклонив голову хотел было шагнуть во внутрь салона, но запах его остановил. Кровь? Кровь…
– Что? – Закончить вопрос Шатов не успел – удар обрушился на затылок и толкнул Шатова в темноту…
…-Вспоминай, потребовал голос.
– Что?
Вспоминай…
Мне нечего вспоминать, сказал Шатов. У меня очень болит голова.
– Так тебе нечего вспоминать, или у тебя болит голова?
У меня болит голова. У меня дико болит голова. Меня ударили по ней…
– Кто?
Не знаю, подумал Шатов.
– Ты не хочешь об этом думать.
Я не знаю, подумал Шатов, губы и язык ему не подчинялись.
– Знаешь, никто другой этого не мог сделать.
Балазанов, подумал Шатов.
– Правильно. Тебя ведь предупреждали…
…На собственном опыте Шатов неоднократно убеждался, что приходить в сознание очень больно. Сознание имело скверную привычку за время отсутствия раздуваться, распухать неимоверно, а потом, возвращаясь назад, в череп, оно долго не могло уменьшиться, ворочалось недовольно, рискуя череп разорвать.
Шатов застонал, пытаясь поднести руку ко лбу, но рук не почувствовал.
Темно, хоть глаз выколи. И больно. Как чертовски больно! И еще тошнота. Язык распух так, что заполнил собой весь рот, раздирая челюсти. Это не язык.
Поздравляю вас, господин Шатов, вы впервые удостоились кляпа во рту. Резать вас уже пытались, стрелять тоже, наручники к вам применяли… Теперь вы получили кляп. А это значит, что руки не просто так отнялись, их связали. Еще это значит, что кто-то очень не хочет дать вам возможность шевелиться или говорить…
И то, что вы ничего не видите, вовсе не значит, что вы ослепли или находитесь в кромешной темноте. Вам просто могли завязать глаза.
Балазанов, сука!
Вы не только Барановского проглядели, майор, вы еще и Саню Балазанова прозевали. А ведь сами отбирали, между прочим.
Не нужно нервничать, Шатов! Просто лежи и жди, когда сможешь хотя бы выматериться внятно, а не пропитывать слюной тряпку во рту. Мерзкое, если вдуматься, это изобретение – кляп. Хорошо еще, что нос не заложен. А то ведь задохнулся бы Шатов, и досталось бы Дракону для разговора только мертвое тело.
А Дракон очень хочет с нами поговорить. Ужасно. И ты пошел ему навстречу, и поволок с собой людей. Им тоже предстоит… Или уже нет? Ведь пахло в машине кровью. Пахло. Если бы голова Шатова соображала чуть быстрее, то… То Шатов попытался бы в машину не сесть и, скорее всего, схлопотал бы пулю за плохое поведение.
Он не чувствует рук, лежит на левом боку, и бок уже изрядно замерз. Максимально точное описание его положения. Не густо. Забыл. Еще один момент. И не маловажный. Он жив.
Мысли, правда, у него короткие, потому, что длинные мысли в его голову не вмещаются. В нее еще не совсем вместилось сознание.
Шаги. Кто-то подошел к нему и стоит рядом. Шатов чувствует запах обувного крема. Ну что стоишь, подумал Шатов, ты же хотел поговорить. А с кляпом во рту я не смогу тебе ничего сказать. Даже если захочу.
Рывок поднял Шатова на ноги. Должен был поднять, но ноги не держали. Считай, нет у Шатова ног. И рук.
Шатова прислонили к стене, затылок болезненно соприкоснулся с твердой поверхностью. Потом боль пронзила челюсть. Кто-то вытаскивал кляп.
Как больно. И так можно сломать челюсть. Зато как хорошо, когда его вынули! Шатов глубоко вздохнул и закашлялся.
– Вот и встретились.
– Угу, – Шатов попытался произнести что-нибудь членораздельное, но речевой аппарат пока еще пребывал в несколько парализованном состоянии.
– Да ты не спеши, все придет само собой, – Дракон стоял прямо возле Шатова, голос его звучал сверху, – мы еще наговоримся.
– По-шел ты… – медленно, по разделениям произнес Шатов, – к…
– И ты полагаешь, что я сразу пойду по указанному тобой направлению? Тебе нужно выразить свои эмоции – на здоровье. Я, опять-таки, подожду. Вот посижу рядом, полюбуюсь.
– Повязку бы снял, – сказал Шатов.
Речь практически восстановилась.
– Но ты же сам говорил, что у тех, кто не видел моего нового лица, больше шансов остаться в живых, – по голосу было понятно, что Дракон получает удовольствие от разговора. – А вдруг я тебя отпущу?
Шатов задохнулся смехом, закашлялся:
– Ты меня отпустишь? Я, конечно, влип в эту историю как последний идиот, но не нужно меня вот так вот раскатывать тоньше блина. Я уйду отсюда, только если ты останешься. Или нет?
– Или да.
– Тогда сними повязку.
– Ну, хорошо, уговорил, – шаги приблизились, Шатов почувствовал прикосновение к голове и на всякий случай закрыл глаза.
На кого сейчас похож Дракон? А если на дракона? Пластическая операция просто вернула ему первоначальный облик, и Шатов сейчас взглянет в лицо, покрытое чешуей и складками кожи. И увидит хищный оскал.
Открывай глаза, Шатов. Ты пришел на площадь для того, чтобы все прекратить, чтобы поговорить с Драконом. Ты почему-то поверил в невозможное. Наслаждайся результатом своих поступков.
Большое помещение, похожее на складское. Или на ангар. Потолка нет, есть переплетение балок и крыша. Фонарь свисает на длинном шнуре. На табурете в нескольких метрах от Шатова сидит человек.
Человек как человек. Встретив его в трамвае, Шатов не обратил бы особого внимания.
– Здравствуй, Шатов, – сказал незнакомый человек голосом Дракона.
Все-таки, Дракон, усмехнулся Шатов.
– Привет.
– Я же говорил, нам нужно встретиться, – Дракон щелкнул пальцами. – Я – человек слова.
– Ты здорово изменился, – сказал Шатов, – просто разительно.
Дракон пошевелил губами, но промолчал.
– Предыдущая рожа, правда, была немного породистей, было в ней нечто от дворянина. А сейчас… – Шатов прищурился, – так у тебя даже брюки не глажены, Дракоша. И готов поспорить, что ты сегодня не брился. Что так? Где гордость, где чванство, чувство превосходства и собственного достоинства. Я вот тоже не успел сегодня побриться, но у меня были веские причины. За мной охотился маньяк и убийца.
– У меня было много дел.
– Ты убивал, – понимающе кивнул Шатов, – это отнимает много сил и времени.
– Представь себе…
– А можно вопрос? – спросил Шатов.
– Можно. Это только в официальных кабинетах отвечают, что здесь вопросы задают другие. Мы с тобой в неофициальной обстановке, – в голосе Дракона ирония.
Он подыгрывает Шатову, которому только и остается, что делать хорошую мину при плохой игре. Почему бы не дать бедняге немного поиграть. Пусть расслабится. Тем интереснее будет его вдруг поставить на место.
– Ты очень возбуждаешься, когда убиваешь? – Шатов внимательно смотрел в лицо Дракона, стараясь не упустить ничего.
Пауза в полсекунды, чуть вздрогнули ресницы… Черт, зрачков не видно, зато желваки немного напряглись. А в остальном Дракон свою реакцию скрыл. Но реакция была, это Шатов почувствовал.
– Нет, если ты не хочешь – отвечать – твое дело, – быстро проговорил Шатов, – в конце концов, это ты меня поймал. Здесь ты задаешь вопросы.
– Возбуждаюсь, – проговорил Дракон.
– Сильно?
– Сильно.
– Тогда все понятно… – улыбнулся Шатов и замолчал, разглядывая себя.
Ноги стянуты проволокой на щиколотках. Руки за спиной. Кажется за спиной. Давненько они не подавали признаков жизни. На Дракона не смотреть. Не нужно. Покупка, в общем, детская, запустить информацию и ждать, пока любопытство не возьмет верх. А там…
– Что понятно?
Шатов бы поаплодировал бы Дракону, если бы не руки.
– Понятно, почему брюки не глажены. Тебе пришлось их сегодня слишком часто менять. Глаженные закончились.
Вот теперь желваки обозначились значительно четче. Зубовного скрежета добиться не удалось, но Дракон сказал, что у них много времени. А положение у Дракона не слишком приятное. На оскорбление нужно реагировать. Хоть как-нибудь. Промолчать по его поводу, или перевести разговор на другое – это тоже значит отреагировать.
– Другие в таких случаях подошли бы и врезали с носока, – подсказал Шатов, – но для тебя с этим проблема. Если ты начнешь меня бить, то не сможешь остановиться. Будешь меня убивать, потом весь обкончаешься, придется бежать за чистым бельем… В мокром-то себя особо возвышенным не почувствуешь. Или все-таки не сможешь отказать себе в удовольствии?
Дракон резко встал с табурета и подошел к Шатову. Первые два шага получились быстрыми, но потом движение замедлилось. Быстро умеет брать себя в руки, покачал головой Шатов. Быстро. А все могло закончиться.
Закончиться? Так ты уже решил умирать, Шатов! Ты же просто торопишь события, ты не хочешь долго мучиться. Ты хочешь умереть быстро… Не смей, Шатов. Он очень долго тебя мучил, Шатов. У тебе есть шанс отплатить. Немного, совсем чуть-чуть, но отплатить.
– Не получиться, Шатов, – чуть охрипшим голосом произнес Дракон. – Не получится.
– У тебя что, одеколон кончился? – как ни в чем ни бывало поинтересовался Шатов. – Раньше от тебя так не разило потом. Устал? Или возбудился?
Дракон присел возле Шатова, заглянул к нему в лицо. Внимательно посмотрел в глаза:
– Если бы я просто хотел тебя убить, то просто убил бы. Раньше.
– В спорткомплексе?
– И там тоже.
– Но ты хочешь меня не просто убить?
Дракон сделал неуловимое движение, и в руке у него появился нож:
– Не просто убить… А ты думаешь, что не просто убить это так просто?
– Каламбурщик из тебя никакой, – оценил Шатов и поцокал языком, стараясь не смотреть на лезвие.
Оно холодное и твердое. И наверняка острое. Голова закружилась: ночь, спорткомлекс, равномерные неторопливые движения ножа и приторный запах крови.
– А я и не особенно об этом сожалею. Стихи – это не моя стихия, – Дракон осекся.
– Что это тебя проняло, Дракон? Ты выглядишь странно, с ножом в руке декламируя низкосортные литературные опыты. Заранее готовился, чтобы меня поразить, или экспромтом решил блеснуть?
Главное – не закрывать глаза и следить за каждым его движением. И прислушиваться к дыханию и к интонациям. И не бояться.
Хотя, какая, к черту, боязнь? Шатов совершенно не боится Дракона. Абсолютно. Дракона – не боится. Вот его ножа…
– Не надейся, ты не умрешь быстро и безболезненно, – Шатов вздрогнул, почувствовав на своем лице дыхание Дракона, – ты расплатишься за все. И за тот шрам… Его убрали с лица, но он все равно остался.
Лезвие коснулось щеки Шатова.
– Шрам начался здесь…
Укол. Легкий, просто прикосновение. Шатов понял, что затаил дыхание и заставил себя глубоко вздохнуть и выдохнуть.
– А потом он пошел вправо, я слышал, как рвалась моя кожа, – острие ножа легко, чуть прикасаясь к лицу Шатова, скользнуло к виску. – Это ведь я должен был убить тебя. Я… А ты умудрился…
Шатов вздрогнул от боли, когда Дракон поддел кончиком ножа кожу на виске и рассек ее.
– Не приятно, правда?
– Ничего, – Шатов заставил себя улыбнуться, – можно привыкнуть…
– Да? А так? – нож впился в край пореза и потянул его чуть ниже.
– Одна просьба…
– Да?
– Будешь кончать – отойди. Меня такие вещи не возбуждают.
Нож замер.
Вот сейчас. Только одно движение. Взмах руки.
Дракон встал и отошел.
Шатов позволил себе на мгновенье закрыть глаза и облизал губы. Почти ведь получилось. Еще совсем немного оставалось. Чик – и все.
Дракон простоял спиной к Шатову почти минуту, держа нож в опущенной руке. Потом обернулся.
Лицо белое, словно гипсовое. Губы искривились. Кажется, он надеется, что это похоже на улыбку. Не очень. Это похоже на гримасу ярости. Подтолкнуть…
– Так что там у тебя было со шрамом дальше? Пока то, что ты мне продемонстрировал, особо не поразило. Может, поищешь подходящую палку? Заточишь ее и проведешь по моему лицу борозду. Рвущаяся кожа, запах крови, брызги… Ну и так далее и тому подобное. Это же так возбуждает.
Дракон тяжело вздохнул, поднял руку с ножом вверх, словно собирался метнуть его в Шатова. Потом медленно поднял левую руку и закрыл нож.
– Не сейчас… – пробормотал Дракон.
– Что так? Заратустра не позволяет? – Шатов засмеялся.
Кровь теплым ручейком стекала по щеке, но боли почти не было. Шатову было необычно легко. Об этом он мечтал – только он и Дракон. Только они вдвоем. И максимум, что может сделать Дракон – это убить Шатова. Легко или мучительно – не важно. Только убить. И некого взять в качестве жертвы.
Дракон переставил табурет почти к самым ногам Шатова и сел.
– Мне кажется, что теперь мы будем разговаривать. Не понятно только о чем, – Шатов подмигнул Дракону правым глазом и поморщился – рана все-таки дала о себе знать.
– Я и сам не рассчитывал на длительный разговор, – хрипло сказал Дракон. – Вначале твоя смерть была вопросом чисто прикладным. Показательным выступлением. Дракон пообещал наказать Шатова и ментов из группы Сергиевского и свое обещание выполнил. Вас нашли бы… Вас найдут обезображенными и со следами пыток. Так, для создания образа.
– Именно сегодня?
– Или завтра, или через неделю… Вопрос об этом не стоял так остро, поверь. Все шло по плану. Все шло точно по плану… Убийства, группа, ты в качестве свидетеля, снова убийства, потом приезд матери вашего Гремлина, паника… Неуловимый и неуязвимый Дракон, издевающийся над героическими сыщиками…
– Чушь.
– Ничего подобного – вполне реальная вещь. Потом умер бы ты и кто-то из группы. Лучше – все. И я исчез бы. Испарился. А потом, месяца через четыре-пять, снова появился бы бумажный дракон. И ты полагаешь, что кто-нибудь из руководителей города решился бы придать это гласности? Милый мой. Они бы сидели тише воды и ниже травы, надеясь только на то, что их минет чаша сия. И бумажные драконы опять исчезли бы, – Дракон засмеялся хрипло, – на время. Чтобы появиться снова, но уже в виде визитных карточек и почтовых открыток. И всякий, получивший такое послание, поспешил бы выполнить просьбу. Поэтому вы должны были не просто умереть, но умереть страшно, так, чтобы никто не мог выдать это за героическую схватку с преступником.
Шатов попытался изменить позу, но у него ничего не получилось.
– Не дергайся, – посоветовал Дракон, – без толку.
– Красиво говоришь, – Шатов хотел сказать это легко, с улыбкой, и у него получилось. – Только планчик дал сбой. Да? И ты был вынужден импровизировать на ходу. А импровизация – не твоя стихия. Ты испугался и убил заказчика. Спортсмена.
– Я его не убивал, – усмехнулся Дракон.
– Мы уже об этом говорили, не повторяйся.
– Это ты повторяешься, Шатов. Это вы его убили в перестрелке. Вернее, Таранов его убил. А я только спас его семью от позора. Вашему майору в голову пришла замечательная идея – пожалеть жену и еще не родившегося ребенка Рыжова. И то, что ты свидетель…
– Понятно, – кивнул Шатов, – это только ускорило развязку.
– Именно. Ты решил стать жертвенным животным и начать громко кричать о наших с тобой интимных делах.
– И ты испугался!
– Я не испугался… – сказал Дракон.
– Испугался, ты смертельно испугался, Дракон. Ты ведь любишь жизнь, хоть и не можешь жить без смерти.
– А если и испугался? Что из того? Что? Все мы хотим жить. Даже такая дрянь как ты хочет жить.
– Честно? – устало спросил Шатов. – Уже не хочу. Ты добился того, чего хотел. Ты начал стирать меня. Я сам начал себя стирать, черту за чертой, все, как ты сказал, только…
– Что только?
– Только я начал это делать с инстинкта самосохранения. Я не боюсь умереть. Если бы я сейчас мог обменять мою жизнь на твою…
– Если бы мог, Шатов, – Дракон встал. – Но пора заканчивать преамбулу.
– И переходить к амбуле, – подсказал Шатов.
Дракон, не ответив, пересек помещение и скрылся за дверью.
Конец первого действия, констатировал Шатов.
Вообще-то, по правилам и канонам он должен сейчас тянуть время в надежде на помощь. Их хватятся, Пирог знает, что они поехали на площадь… Хватятся, как же.
Вначале Пирог будет ждать. Час, два, три. Потом… Что потом? Потом он попытается дозвониться до майора, или до Климова, или до Балазанова. Майор и Климов не ответят, а Балазанов… Может и ответить, сказать, что Сергиевский и Димка пошли за Шатовым, оставив Балазанова возле машины.
Это еще пара часов. Потом…
Это уже в зависимости от желания Дракона. Можно даже позвонить Пирогу и вызвать его немедленно на встречу. И Гремлина можно вызвать. И обоих убить.
Вот это будет интересно. Уничтожить всю группу. Об этом толдычил Дракон. Замечательно. Как все может замечательно для Дракона закончиться.
Есть другие варианты?
Конечно, меня бросается искать Хорунжий. Прошлый раз он прицепил ко мне микропередатчик и почти успел догнать меня в лесу. Почти. Сейчас же… Шатов засмеялся. Потом резко оборвал смех, чтобы остановить истерику.
Он же сам сегодня переоделся во все сухое. Сменил обувь и куртку. Если что-то такое и было в одежде, то… Одна надежда на Вику, на то, что она не забыла… Если вообще собиралась.
Похоже на то, что с этой стороны помощи также ожидать не приходится. Что и следовало доказать. Значит, единственное, что остается Шатову – красиво умереть. Героически. Во всяком случае, попытаться не путаться в соплях и просьбах о пощаде.
Дверь распахнулась, и Дракон волоком втащил мешок. Тяжелый. Мешок застонал.
Майор или Климов.
Следом появился Балазанов. Он втащил второго.
Все в сборе. Всех нас собрал Дракон. Всех.
И теперь начинается…
Балазанов подтащил обоих оперативников поближе к Шатову. Глаза завязаны, во рту у обоих – кляп. Руки за спиной скованы наручниками.
– Убери повязки и кляпы, – распорядился Дракон.
Майор откашлялся, а Климов застонал, заваливаясь на бок. Ему досталось больше других. Кровь черными потеками застыла по всему лицу.
Балазанов прислонил Климова спиной к стене, похлопал по щеке. Огляделся по сторонам, встал и подошел в угол помещения, к луже, натекшей из-под стены. Набрал в горсть воды и плеснул ее в лицо Климову:
– Оживай, Дима!
Климов пробормотал что-то невнятное, веки его приподнялись, но видны были только белки. Два белых полумесяца на темном лице.
– Бедняга… – Балазанов наконец посмотрел на Шатова. – Жизнь полна неожиданностей.
– И сволочей.
– Не без того, Женя. Так уж все получилось.
– Вот что значит не сделанный вовремя аборт, – сказал Сергиевский.
Балазанов засмеялся:
– Не нужно так злиться. Дураком оказался не я, а вы, товарищ майор.
– Время покажет, Саня. Еще не вечер.
– Уже не вечер, товарищ майор. Уже не вечер. Уже ночь. Самое зловещее время суток, – Балазанов оглянулся на Дракона. – С кого начинаем?
– Что там с Климовым? – спросил, не приближаясь, Дракон.
– Я его слишком сильно приложил. Похоже – сильное сотрясение мозга.
– Жаль, я планировал начать с него. Тогда мы пообщаемся с майором.
– Что тебе нужно? – спросил Шатов, понимая, что сейчас произойдет нечто такое, чему он не сможет помешать.
– Практически ничего. Мне нужно твое внимание. Приступайте, Дима, – Дракон сел на табуретку, немного демонстративно скрестив руки на груди.
Балазанов огляделся.
– Балазанов, – окликнул его Шатов.
– Чего? – Балазанов взял в углу ящик и принес его к Сергиевскому.
– Чего тебе нужно во всем этом? Бабки?
– Острых ощущений ему нужно, – сказал майор.
Балазанов сел на ящик.
– Он же в ментовку пошел ради этого. Ему все равно, на какой стороне играть в эту игру, в сыщики-разбойники. Правда, Саня?
– Не правда, – Балазанов достал из кармана зажигалку и сигареты, закурил. – Мне не нравится убегать. Мне нравится только догонять. А правила мне мешают.
– Прекращайте разговоры, – бросил Дракон.
– А ты мне рот закрой, – засмеялся Шатов. – Хочу и разговариваю. Это ты вон Балазанову запрещай, он у тебя сегодня в собаках. А завтра он в чем будет? В чем ты завтра будешь, Балазанов?
– В гробу он завтра будет, – сходу принял подачу Сергиевский, – сегодня он Дракону нужен, а завтра будет мешать.
– Тем более что он и лицо новое Дракона видел.
– И еще знает, что это Дракон убил того парня в спорткомплексе. Своими руками. Хотя мог спасти, никто ему в спину не дышал, – сказал Шатов. – Кстати, а кто подсказал вам, майор, блестящую идею о перестрелке?
– Будешь смеяться – никто. Сам придумал. Но поддержал ее Саня сразу. Обеими руками.
– Саня, – Шатов повысил голос, – а ты уже тогда знал, что Дракону не нужна правда о том, что произошло в спорткомплексе?
Балазанов молча докурил сигарету, выпустил вверх струйку дыма и отбросил окурок.
– Балазанов! – позвал Шатов. – Слышь, Балазанов? А ведь Дракон убивает всех, кто может быть для него опасен. Не боишься?
– Начинай, – коротко приказал Дракон.
Балазанов встал с ящика, переставил его поближе к майору.
– Просто так убивать будете, или для порядка хоть что-то попытаетесь выяснить у нас. Страшную военную тайну, например, – голос майора был слишком спокойным для того, чтобы в это спокойствие можно было поверить.
– А что вы можете мне рассказать? – тихим голосом спросил Дракон. – Номер своего табельного оружия? Так я могу его и сам посмотреть.
Балазанов небрежно перевернул Сергиевского лицом вниз, дернул за наручники.
– Ты сильнее рви, – посоветовал Сергиевский, – кисти у меня затекли, и локти, в общем, тоже. Можешь попрактиковаться на плечевых суставах.
Увидев, что Балазанов замешкался, Дракон усмехнулся:
– Делайте, что говорит старший по званию.
Руки Сергиевского пошли вверх.
– Твою мать, – простонал майор, – в средние века, черт, и не только… Для этих целей использовали дыбу. Эффективно и…
Суставы захрустели.
– … и очень просто, – закончил майор. – А ты, Балазанов, козел. Ты ж мне так суставы толком не вывернешь, блин горелый. Это на дыбе когда подвешивали, там руки выворачивались, а тело оставалось неподвижным… Иногда даже специально привешивали груз к ногам… или бревно на ноги… и палачи цеплялись с двух сторон, чтобы руки, значит… Твою мать!
Шатов отвернулся, но заставить себя не слышать не мог.
– Не сопи так, Саня. Мне больно, но не настолько… – майор зашипел от боли. – У меня же тело подвижно. Тебе нужно меня чем-нибудь прижать к полу, а потом уж руки ломать… Слышишь?
Шатов сцепил зубы, чтобы не застонать. Снова хрустнули суставы.
– Ну не мучайся, Саня. Две руки ты мне не вывернешь, не получится. По одной нужно. Слышал?
Послышался глухой звук удара, еще раз.
– Вот это по-нашему, по-ментовскому, – простонал майор, – чтобы бить с носка – много ума не надо. Достаточно школы милиции.
Снова удар, Сергиевский закашлялся.
Балазанов ударил снова.
– Мо… лодец, хорошо… работаешь, – с трудом произнес Сергиевский. – А теперь попробуй с левой ноги… Вот так!
Удар.
– Как же я… тебя к себе в группу… взял? Ты же бить не умеешь, – Сергиевский сплюнул. – Ну, как ты толком пробьешь лежащего на боку человека, если у него руки за спиной скованы? Ты ж так ни до почек, ни до печени толком не достанешь… Тело должно быть вытянуто… Иначе…
Удар. Еще один удар.
– Иначе все без толку… Забыл этот фокус с форточкой? Чему вас только учат теперь? Слышишь, Дракон хренов, молодежь сейчас совершенно забывает об истоках профессии… Сколько поколений ментов просили вначале закрыть форточку, и только потом били по почкам или по печени… Оп-па…
Майор снова закашлялся, на этот раз надолго.
– Это неплохо, совсем не плохо… Растешь, Балазанов. Слышь, Шатов, учти, у Сани неплохо получается удар с правой ноги в солнечное сплетение… И…
Удар прервал фразу.
– Хватит бить, – сказал Дракон.
– А что? – запыхавшись, спросил Балазанов.
– За физической формой следить нужно, – простонал Сергиевский, – вон, дыхалка ни к черту.
– Попытайтесь поработать огнем, – предложил Дракон.
Сам не вмешивается, подумал Шатов. Сам стоит в стороне. Стоит, не смог усидеть на табурете. Волнуется. Еще бы, наркоман смотрит, как другой принимает дозу. Балазанов, правда, особого кайфа не испытывает. Никак не может найти зажигалку.
– В правом кармане, – засмеялся майор, – забыл, щенок, куда сунул? Или страшно стало?
Балазанов вытащил зажигалку. Щелчок.
– И снова дурак! Я же тебе кретину говорил, что не чувствую рук. Козел!
– Попробуйте лицо, – посоветовал Дракон.
– Слушай, сучок, заслуженную сволочь, – сказал майор, – слушай… А-а!
Запахло паленым.
– Вот это да… А-а… – майор захрипел и дернулся, – вот это – боль. Спасибо фирме… А-а-а!
На этот раз крик все тянулся и тянулся, запах стал непереносимым, Шатов рванулся и тоже закричал:
– Прекратите, прекратите!
– Что так, Шатов? – холодно осведомился Дракон. – Веселье только началось.
– Не лезь, Шатов, – простонал Сергиевский, – не нужно. Они свое получат. Вначале – Балазанов, потом и сам этот урод. Пока пусть порадуются. Балазанов, ты хоть подумал, как выкрутишься из этой ситуации. Подумал? Он же тебя грохнет. Вначале ты убьешь нас, потом по мобильникам вызовешь Гремлина и Пирога. А потом? На хрена ты ему будешь нужен?
Снова щелкнула зажигалка.
– Стой, – приказал Дракон, – а это замечательная идея, майор.
– Какая?
– Та, что вы сейчас мне подбросили. Отличная. Вызвать сюда остальных членов группы. Пирога и Гремлина, – Дракон подошел к Сергиевскому и тронул его носком туфля, – браво, майор! Слышали, Александр? С кого начнем?
– Суки, – выкрикнул майор.
Не повезло Сергиевскому, так подставил ребят. Шатов помотал головой. Не повезло. Майор сгоряча сказал лишнее. Он думал, что Дракон этот вариант тоже просчитал. И теперь…
– Кому позвоним первому? – спросил Дракон. – Пирог или Гремлин? Кстати, что-то я давно не видел Егора.
– Он с матерью, – негромко сказал Балазанов, оглядываясь на Сергиевского.
– С матерью, – Дракон снова щелкнул пальцами. – С него и начнем. Пирог должен оставаться возле телефона как можно дольше. Значит, вы находитесь возле машины, удалось меня проследить до… Где у нас сейчас может находиться Гремлин?
– Общежитие. На…
– Знаю. Это всего минут пятнадцать отсюда. Назначьте ему встречу где-нибудь поблизости. Куда я мог спрятаться? Ну, хоть… – Дракон пошевелил пальцами, … – в развалинах клуба, например. И майор Сергиевский хочет все сделать силами только группы, чтобы реабилитировать себя за Барановского. Похоже?
– Да, – кивнул Балазанов.
– Приступайте, Александр. И больше естественности, вы же психолог, – Дракон стоял над Сергиевским, перекатываясь с носка на пятку. – Только позвоните откуда-нибудь за дверью. Не хотелось бы, чтобы кто-то из наших друзей попытался докричаться.
Шатов выдохнул. Эту возможность Дракон предусмотрел. Теперь кричи – не кричи…
И, кстати, где это мы? Дракон сказал, что мы в пятнадцати минутах от общежития. И еще тут неподалеку развалины клуба… Какого? И главное – зачем Шатов эта информация? Чтобы знать, где умрет? Вот тут, в этом ангаре…
В ангаре… Или в складе? Если в складе, то мы можем находиться…
Вернулся Балазанов.
– Через двадцать минут в сквере, – дышит Балазанов тяжело, словно только что выполнил тяжелую работу. – Возле бюста.
Сквер, бюст, склад – и все это в пятнадцати минутах от общежития. Прицепилась мысль, не отвяжется.
– Вопросов не задавал?
– Нет. Уточнил где и сказал через сколько приедет.
– Не удивлялся, что без усиления?
– Он ни каким приказам майора не удивляется. Они с ним уже несколько лет вместе работают. Его Сергиевский вытащил из неприятности, так что теперь Егор ради него…
– Хорошее качество, – удовлетворенно сказал Дракон. – Но, насколько я помню, Гремлин существо крупное и физически сильное.
– Еще как, – выдохнул Балазанов.
– Придется сразу стрелять, Александр. Только я вас умоляю – в голову. Из всей вашей компании только Шатов оказался без бронежилета. Так что вы уж постарайтесь. Поздороваться, пропустить вперед и выстрелить в затылок. Только не из своего табельного. Воспользуйтесь тем, что я вам дал, с глушителем.
Балазанов вышел.
– Да, – задумчиво произнес Дракон, глядя на закрывшуюся дверь, – а тут вы правы, работник из Балазанова абсолютно никакой. Бездарность.
– Пошел ты, – бросил майор.
– Не пойду, – улыбнулся Дракон, и Шатов почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. – Он неплохо сделал свою работу в группе. Красиво накрутил всех против Шатова, потом поддерживал Барановского во взведенном состоянии. Барановский, кстати, о нем не знал ничего. Если бы у Шуры было немного побольше времени, то он, может быть, стал бы профессионалом. Это ведь так просто…
Дракон присел на корточки возле Сергиевского.
– Да, руки занемели, утратили чувствительность. Но это поверхностно. Кости это онемение не затронуло. А костей в руках более чем достаточно. И Балазанов мог довольно долго играть с ними…
Раздался сухой треск, майор закричал.
– И еще раз!
И снова треск ломающейся кости и крик. И снова – треск и крик.
– Это только пальцы, – почти прошептал Дракон, – а сколько еще костей только в руках… Можно даже не ломать новых, а поиграть уже сломанными.
– Сука! – закричал майор.
– Вот это и отличает профессионала от любителя, Шатов, – Дракон выпрямился и подошел к Шатову, – хоть он и любитель, но удовольствия от работы не получает. А профессионал…
– Ты не профессионал, ты убийца. И даже не убийца, ты… – Шатов замолчал подбирая слова.
– Я маньяк. Я сумасшедший, – подсказал Дракон. – Еще чем-нибудь меня удивишь?
– А я тебе почти поверил…
– Когда? По телефону?
– Да.
– А я почти говорил правду, – Дракон наклонился над Шатовым, – почти все, что я говорил – правда. Мы с вами поставлены в такие условия, что делаем только то, что должны. Все так устроено, что мы не можем делать финтов вправо и влево. Только вперед. И мы бежим по этому коридору, понимая, что остановиться равносильно смерти. Кто-то попался на пути – снести, растоптать, убить. Иного выхода нет.
– А если бы был? – спросил Шатов, чувствуя себя подонком. – Если бы я указал такую возможность?
Дракон заглянул Шатову в глаза:
– А ведь похоже, что ты веришь в то, что говоришь.
Глаза Дракона были светло-серого цвета. Как льдышки. И такие же холодные.
– Я говорю правду. У тебя есть шанс все изменить. Есть люди…
– Всегда есть люди. В последнюю минуту всегда находятся люди, которые могут что-то изменить и в чем-то помочь. И у них всегда есть наготове предложение. И почему-то об этом вспоминают только в последний момент, – Дракон засмеялся.
– Это правда. Тебе пощадят жизнь, если ты отдашь дрессировщиков. Ты ведь не испытываешь к ним особой любви.
Зрачки глаз у Дракона сжались в точки.
– Не испытываю…
– Свяжись…
– Подожди, Шатов, кто тебе сказал, что я их сдам, даже если и не люблю их? Без них я не могу жить, ты ведь знаешь. Или твои знакомые также позволят мне убивать?
«Спроси у Хорунжего, – сто лет назад сказала Вика, – у него в этом опыт больше». Найдет он работу Дракону? Найдет? Ведь для него не важен Дракон, не страшно то, что он убивал людей. Важно найти тех, кто за этим стоит, кто все это придумал и осуществил. И ради этого Дракона могут отпустить. Или приберечь, пока не настанет момент натравить его на дрессировщиков.
– Сейчас ты мне скажешь, что нужно подъехать вместе с тобой в одно место, и ты гарантируешь мне, что ничего мне там угрожать не будет. Так?
– Не так. Тебе нужно будет позвонить…
– Молчи, Шатов! – крикнул Сергиевский. – Как только он узнает номер телефона, он нас убьет. Тебя – в первую очередь.
– Точно! – Дракон засмеялся. – Именно на это я и рассчитываю. Шатов мне говорит номер телефона и умирает. Чисто и красиво. И даже раньше вас, товарищ майор. Хочешь, Шатов? Махнемся? Ты же просто хотел умереть, просто просил меня об этом. И в этом случае я действительно получу удовольствие. Шатов? Скажешь номер телефона спасителей?
И убийства прекратятся, напомнил себе Шатов. Если он договорится с Хорунжим, то убийства прекратятся. Только вот ты этого не узнаешь, ты будешь кормить червей своим бренным телом на самом заштатном кладбище. Готов, Шатов?
– Я…
– Он тебя все равно обманет, Шатов, – напряженным голосом сказал Сергиевский, – даже тут. Ты говоришь номер, а он все равно тебя убивает медленно.
– Тебе придется рискнуть, Шатов.
– А давай, я сам позвоню, – Шатов снова посмотрел в ледышки, – сам наберу номер, поговорю, а потом…
Дракон засмеялся:
– Хорошая попытка, браво. Но освобождать тебе руки я не буду. Не хочешь говорить сейчас, скажешь немного позже.
– Дракон, – позвал Сергиевский. – Эй, Дракон.
– Я вас слушаю.
Вот теперь это прежний Дракон, уверенный в себе, властный, напористый, презирающий всех вокруг. Он уверен в себе.
– Иди сюда, – Сергиевский дышал хрипло, со стоном.
– Тоже предложишь мне обмен? – Дракон подошел к майору. – У тебя тоже есть кто-то, кто сможет меня защитить?
– У меня… – тихо сказал майор, – у меня есть…
Шатов не ожидал от майора такого, тело Сергиевского вдруг выгнулось, связанные ноги с силой ударили Дракона в грудь.
Дракон отлетел в сторону, проехал спиной по полу. Сергиевский, выгнулся еще раз, перекатился к Дракону, закричал от боли, ударившись сломанными пальцами об пол, еще раз поднял связанные ноги и ударил. Но удар пришелся в пустоту.
– Хорошая попытка, – выдохнул Дракон, поднимаясь с бетонного пола. – Отличная… И почти получилось. Так ты не случайно проболтался о Гремлине, майор? Решил заплатить за свою жизнь его? Видишь, Шатов? Жизнь за жизнь. Все по честному… Пока Балазанов убивает Гремлина, Сергиевский убивает Дракона. Хороший удар.
Дракон прижал руку к груди.
– Чуть сильнее – и все. Мне нужно было это предусмотреть.
Сергиевский застонал.
– Обидно? – участливо спросил Дракон. – Придется мне немного подстраховаться.
Шатов напрягся. Сейчас…
Дракон ударил ногой.
Громкий треск и вопль боли.
Нога. Брюки майора под коленной чашечкой потемнели.
– Это открытый перелом, майор. Это – открытый перелом, и с ним вы уже не сможете проделывать такие впечатляющие трюки. Учитесь, Шатов. Бороться до последней секунды. До последней возможности.
– Сволочь, – сказал Шатов.
Дракон подмигнул ему.
– Подонок.
– Вы когда-нибудь обращали внимание, как скуден запас ругательств и оскорблений. Мы гордимся нашим матом, а ведь он совершенно не приспособлен именно к оскорблению. Он только выражает эмоциональное состояние говорящего, – Дракон полез во внутренний карман своего пальто. – Такой героизм должен быть вознагражден.
Он достал пистолет, взвесил его на руке:
– Будем считать, майор, что одного из вас от пыток вы спасли. Климова. Он все равно без сознания, так что особого удовольствия от него получить не удастся. Некоторым нравятся жертвы, молчаливые. А мне, извините, нужна обратная реакция. Движение моей руки – стон. Или крик. Как заслуженная награда.
Его повело, ронял Шатов. Дракон не выдержал, и безумие, которое он кое-как контролировал, вырвалось наружу. Вернее, это не Дракон не выдержал, это не выдержала уздечка, которую на Дракона надевали дрессировщики. Теперь Дракон выпрямился и готов нанести удар, готов впиться в жертву.
Климову повезло, он не будет присутствовать при своей смерти. А Шатову предстоит увидеть все. Он стоит последним в этой очереди.
Дракон поднял пистолет.
Майор стонал, извиваясь на полу.
Щелкнул предохранитель.
– Я скажу номер телефона! – крикнул Шатов.
– Скажешь, – не опуская оружия, сказал Дракон. – Ты все скажешь, а он – не сможет. Поэтому он мне не интересен.
– Не стреляй!
– Шатов, не мельчи. Ты неплохо начал нашу игру, имей силы закончить ее также. Индейцы через пытки демонстрировали свое уважение пленному врагу. Чем достойнее враг, тем изощреннее пытки. Я надеялся, что ты заслужил самые изощренные. Ты ведь воин, Шатов, ты даже смог победить меня. Один раз. Мог даже убить, но не убил. Это почти оскорбление, Шатов. Почти оскорбление.
Распахнулась дверь.
– А вот и… – начал Дракон.
Оглушительно грохнул выстрел. Откуда взялся Гремлин? Но взялся он чертовски вовремя. Шатов закричал что-то нечленораздельное. Он и сам не понял – от восторга или для того, чтобы отвлечь внимание Дракона.
Гремлин выстрелил снова, его пистолет прогрохотал дважды, одна пуля гулко ударила в стену, почти над самой головой Шатова, а вторая высекла искры из бетонного пола. Поднялось облачко пыли.
Щелкнул пистолет Дракона.
Гремлин пошатнулся, хватаясь левой рукой за стену. Снова выстрелил.
Дракон побежал.
Грохот, Дракон спотыкается, что-то кричит, ударяется плечом в стену и, обернувшись, снова стреляет. Щелк, щелк. У него пистолет с глушителем. Щелк.
Пуля зацепила какую-то металлическую конструкцию и с визгом ушла вверх, продырявив крышу.
Шатов смотрел, как Дракон оттолкнулся от стену и побежал, тяжело прихрамывая к дальней двери. Тяжело и медленно.
– Стреляй, Гремлин! – крикнул Шатов. – Стреляй!
Хлопнула дверь.
– Да что же ты, Гремлин.
– Как стреляет, – сказал Гремлин, садясь на пол возле Шатова. – На вскидку, подраненный… И две пули в ростовую мишень. Молодец.
Куртка на груди Гремлина была пробита в двух местах.
– Не захватил бронежилета, – пожаловался Гремлин.
А Дракон снова уходит, толкнула Шатова мысль. Прихрамывая, волоча простреленную ногу, но уходит. И растворится в темноту. Драконы умеют растворяться в темноте и тумане. А потом он снова вернется.
– Ноги развяжи, – сказала Шатов.
– Ага… – Гремлин протянул руку к ногам Шатова.
– Быстрее… У тебя есть ключи от наручников?
– Сейчас, – Гремлин тяжело перевел дыхание, вытер кровь в уголке рта, – сейчас.
Щелкнули наручники, Шатов отшвырнул их в сторону.
– Дай пистолет.
Гремлин, не спрашивая, протянул свой:
– Еще восемь патронов в обойме.
– Понял, – Шатов взял пистолет.
Попытался взять, ватные пальцы скользнули по металлу. Он не чувствует рук. Он совершенно не чувствует рук.
– Сунь мне в карман! – приказал Шатов.
– Осторожнее, – прохрипел Гремлин и закашлялся.
– Вызови подкрепление, – на ходу крикнул Шатов. – обязательно позвони моей жене. Скажи где мы. Обязательно!
– Хорошо.
Шатов распахнул дверь ударом ноги и как в воду нырнул в темноту. Грязь. Мокрая и холодная. Не потерять бы пистолета. Тут он, нормально.
Теперь встать и осмотреться. Где это он?
Кромешная темнота, запах мокрой земли и ржавчины. Снова пошел дождь. Прислушаться, не слышно ли чего. Шатов потряс руками. Словно тряпки. И он не слышит ничего, кроме своего дыхания. Его дыхание слышно на много километров вокруг. Уж Дракон его наверняка слышит.
Ну и хорошо. Его нужно остановить. Задержать. Пусть он знает, что за ним гонится Шатов. Пусть знает. Пусть обернется, выстрелит и потеряет время.
Гремлин вызовет подмогу. Он ее уже, наверное, вызвал. Умница Гремлин. Расколол Балазанова. Умница.
Шатов шагнул в сторону и по колено провалился в лужу. Сверху вода и снизу вода. Он почти не потерял времени на наручники и проволоку, Дракон шел медленно. Значит, он где-то неподалеку.
– Здесь нет болота, Дракон! – крикнул Шатов, пытаясь растереть руки. – Тебе негде спрятаться. Дракон!
Ветер. И влажные аплодисменты промокших листьев на деревьях. Где это я?
Еще шаг и снова всплеск. И снова по колено.
Тебе отсюда не вырваться! Все мы в этой грязи. Так появляются новые Драконы. Кто-то из вас превращается в нас.
Шатов вытащил из кармана пистолет, шагнул и ударился плечом о какую-то металлическую конструкцию. Справа смутно серел штабель бетонных плит. Что-то хрустнуло. Или зашуршало… Шатов вскинул пистолет. Он его не видит. Он не видит даже своего пистолета.
Дождевая вода заливала лицо, Шатов вытер его левой рукой и снова вскрикнул, зацепив рану. Где же ты, Дракон? Он не станет драться, он попытается скрыться, чтобы потом… Не будет «потом». Не будет.
Шатов споткнулся и упал на колени.
Не получится. У него снова ничего не получится. Снова Дракон уйдет.
Больше никого нет на свете – только они вдвоем. Шатов и Дракон.
Как тогда, в лесу, возле болота. Только теперь не Шатов пытается спастись, а Дракон. Он ползет прочь, пытаясь совладать с сердцебиением и дыханием. Он боится, что Шатов его услышит.
Шатов осторожно поднес руку к лицу, провел по глазам. Дождевая вода стекала по лицу, заставляя все двоиться, колебаться и дрожать. Картинка перед глазами качнулась, словно он снова оступился.
А может, это Дракон оступился?
Бред.
Шатов снова огляделся. Темнота.
Вправо. Ему нужно идти вправо. Там будет сарай, полуразвалившийся деревянный сарай. Думать некогда, нужно идти. Идти.
Какой тяжелый пистолет. Рука… Шатов потер кисть правой руки. Нормально.
Сарай.
Шатов засмеялся. Сарай. А от него теперь нужно свернуть к куче металлолома. Зачем? Не раздумывай. Кажется, Дракон сказал, что они начинают понимать друг друга. Наверное, он прав.
А за металлоломом – канализационный люк. Дракон не успел его плотно прикрыть, вон щель осталась.
Шатов огляделся. Ладно, поехали. Шатов осторожно сунул пальцы левой руки в щель и потянул крышку люка в сторону. Пальцы соскользнули. Еще раз, приказал им Шатов.
– Не отлынивать! – Шатов отодвинул крышку, наклонился над черной круглой дырой.
Звук бегущей воды и четкий щелчок. И звон о металл, и искра, полыхнувшая перед самым лицом Шатов на краю люка.
– Дракон, – отшатнувшись от края, крикнул Шатов, – я пришел!
– Спускайся, – голос Дракона почти смешался с шумом воды.
– Ты не сможешь уйти, Дракон, – снова крикнул Шатов.
– А ты не сможешь меня взять.
– Я и не буду. Я с тобой немного поговорю, а потом мы вместе встретим автоматчиков. Ты готов, Дракон?
Только шум воды.
Шатов подвинулся к люку, быстро заглянул. Темнота.
– Дракон!
Ушел, мелькнула мысль, ушел. Не стал разговаривать и дожидаться. Левая рука быстро ощупала грязь возле люка. Камень. Хорошо, теперь камень спустится вниз.
Стук, потом всплеск. И снова только шум бегущей воды.
– Надо спускаться, – прошептал Шатов.
Надо спуститься. И стать прекрасной мишенью для Дракона. Где он станет? Выстрелит в живот или в спину? А ведь нужно всего-то посидеть и подождать, пока приедут ребята в бронежилетах. Это им платят за то, чтобы они лезли вот в такие дыры.
– Дракон, – шепотом позвал Шатов.
Шум воды.
Шатов сел на краю люка, нащупал ногой скобу ступеньки. Сердце колотится прямо в горле. И он не может надышаться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Как маятник часов. Вдох-выдох.
Прыгать нельзя, черт его знает, сколько там до дна. Ступенька, еще одна. Качается. Шатов опустил руку с пистолетом. Еще ступенька.
Тоннель идет справа налево.
Шатов слышит его, но не видит ничего.
Левая рука вцепилась в ступеньку, пальцы не хотят разжиматься.
Давай, не веси тут, как мишень. Давай. Пальцы разжались. Вода. По пояс. Шатов поднял над головой пистолет, покрутил головой. Вправо или влево?
Куда пошел Дракон? Вправо или влево? И пошел ли он куда-нибудь. Может, он сейчас стоит, подняв пистолет и ждет, когда Шатов подойдет совсем в упор.
И выстрелит в упор. Упор упадет навзничь. Взничь вскочит… Бред. Спокойно.
Шатов шагнул по течению.
Где ты, Дракон? Шатов подавил желание крикнуть. Не нужно. Тут все может решить один выстрел. Не нужно рисковать. Нарваться на выстрел… Он ведь даже может и не понять, что Дракон стреляет. Не услышать. Вон как шумит вода!
Дно трубы скользкое, под ноги попадают какие-то камни и палки. И ничего не видно.
Шатов оглянулся назад, люка уже не видно. Там, наверху, тоже темно… Если он будет возвращаться, то свободно может пройти мимо люка… Нет, не может. Как бы там, на верху, ни было темно, здесь все равно темнее. Он увидит светлый круг…
Стоп. Шатов замер.
Взгляд. Полный ненависти и страха взгляд резанул по затылку. Шатов затаил дыхание, медленно повернулся как лицом к раскаленной печке.
От этого взгляда раскалились стенки трубы, вода, с шумом бегущая мимо, превратилась в кипяток. По всему телу прокатилась волна судороги.
Он здесь. Рядом. Почти совсем рядом.
Шатов поднял пистолет. Выстрелить? Промах и он выдаст себя. Выдаст и получит пулю в ответ. Прямо в лицо. И придет смерть.
Мысли затравлено метались в мозгу. Ты сам пошел, вопила одна. Ты этого хотел, кричала другая. Беги, беги, беги!
И…
Шатов поднес пистолет к лицу, прикоснулся к металлу губами. Провел рукой по волосам.
– Дракон, – неожиданно для самого себя сказал Шатов, – это все!
И нажал на спуск.
Полыхнула вспышка, отдача рванула руку.
Шумящая водой темнота.
Шатов засмеялся.
Вспышка была мгновенной, но Шатов успел заметить напряженное лицо Дракона, пистолет в поднятой руке… И даже отблески выстрела в светло-серых ледяных глазах Шатов успел заметить.
Пуля попала в грудь.
Шатов шагнул вперед, протянув левую руку.
– Ша-тов… – донеслось из темноты.
Пальцы нащупали одежду, вцепились в нее.
– Шатов, – повторил Дракон.
– Я тебя нашел, – сказал Шатов.
– Больно, – пожаловался Дракон.
– Я тебе верю, – Шатов наклонился вперед, к самому лицу Дракона – Ты больше никого не убьешь.
– Я выживу, – еле слышно пробормотал Дракон.
– Я не слышу.
– Я выживу! – голос Дракона стал чуть громче.
– Нет, не получится.
– Что ты хочешь сделать, Шатов?
– Угадай.
– Забери меня с собой, Шатов, – попросил Дракон.
– Нет.
– Пожалуйста… Я смогу тебе помочь найти моих…
– Мне они не нужны.
– Я все расскажу, только не оставляй меня здесь…
– И ты вернешься ко мне снова? – улыбнулся в темноту Шатов.
– Нет, я не вернусь. Я не смогу… Дай мне шанс… Не оставляй.
– Я тебя не оставлю здесь, Дракон, – сказал Шатов.
Дыхание Дракона было частым и прерывистым. Он закашлялся, вначале подумал Шатов, но потом понял, что Дракон смеется.
– Ты решил попробовать моего безумия, Шатов? Решил сыграть во всемогущего?
– Я не всемогущий, – покачал головой Шатов, – я только могу убить тебя.
Тяжелые частые вздохи.
– И ты думаешь, что на этом все и закончится? – прошептал Дракон. – Полагаешь, что меня можно просто так убить и спокойно жить после этого?
– Думаю – да. Жить спокойно не убив тебя, я не смог. Попробую по-другому.
– Давай-давай, – выкрикнул Дракон, закашлялся и капли его слюну попали на лицо Шатову, – все не так просто. Ты ничего не понял. Я ведь только егерь… Никто не смеет убивать королевских егерей… Убийцу ждет наказание.
– Мы слишком долго говорим.
– Ничего, еще минута. Минутой больше, минутой меньше…
– Я не хочу рисковать, – сказал Шатов.
Резкая боль полоснула по щеке, скользнула к горлу…
Палец на спусковом крючке дернулся сам собой.
Грохот, вспышка.
В лицо Шатову брызнуло чем-то теплым.
Грохот, вспышка.
Грохот, вспышка.
Грохот, вспышка. Визг пули, отлетевшей от стенки трубы.
Шатов разжал пальцы левой руки.
Дракон умер. Он видел то, что осталось от лица Дракона после четырех выстрелов в упор.
Дракон умер, и тело его вода понесла куда-то вниз.
Не выронить пистолет, напомнил себе Шатов, его нужно будет отдать Гремлину. Это его табельное оружие.
Щеку жгло немилосердно.
Шатов осторожно ощупал рану. Чуть-чуть не попал в глаз. И чуть-чуть не дотянулся до горла.
Больно.
Шатов спрятал пистолет во внутренний карман куртки. Теперь нужно идти против течения. И внимательно смотреть наверх. Нельзя пропустить люк. Никак нельзя.
Шатова качнуло. Он провел рукой по лицу.
Все повторяется. Преследование, схватка… И даже рана на лице.
Дракон слышал, как рвалась его кожа. Шатова просто обожгло, словно раскаленным металлом.
Люк.
Шатов нащупал рукой лесенку, подтянулся и поставил ногу. А тело Дракона сейчас тащит дождевая вода.
Тело с размозженным лицом. Тело без лица.
Четыре девятимиллиметровые пули. Клочья плоти и осколки черепа.
Голова закружилась, Шатов с трудом удержался на лесенке.
Еще немного.
Шатов выбрался наружу, подставил лицо под капли дождя. Лицо горело, но холодные капли падали на него, не остужая.
Серена. И всполохи проблесковых фонарей.
Приехала подмога, Шатов. Иди. Тебе придется рассказывать, как ты героически победил Дракона.
Снова качнуло.
Нервы, Шатов. Нервы. И ты, кажется, теряешь кровь. А ты не привык терять кровь. Шатов присел на бетонную плиту. Куда девался весь адреналин? Когда он нужен, его никогда нет.
Шатов тяжело встал. Пошли, нас кажется, ищут.
Вон, сколько их набежало. Где вы были пятнадцать минут назад, герои…
Вначале на Шатова не обратили внимания. Потом кто-то из парней с автоматом вдруг бросил на него взгляд и замер, что-то выкрикнув.
– Привет, – сказал Шатов. – Как вам погодка?
Шатова дернули за плечо, он обернулся и увидел, как медленно изменилось выражения лица капитана. Это он, кажется, приезжал с орлами на автобусе к «Северу».
– Капитан, – с трудом сглотнув, сказал Шатов, – тут где-то должен был быть майор Сергиевский и Гремлин. И Дима Климов. Не видел?
Капитан махнул рукой в сторону ангара.
– Спасибо, вы мне очень помогли, – Шатов поклонился.
Несколько капель крови упали в лужу, освещенную фарами машин.
В ангаре было людно.
Несколько человек топтались в углу, там, где остались опера.
– Гремлин! – крикнул Шатов, – Я тебе пистолет принес!
На полу в углу сидел Сергиевский.
Климова и Гремлина не было.
– Я вернулся, – сказал Шатов и сел на бетон возле Сергиевского. – Пистолет вот принес Гремлину.
– Гремлина увезли уже, – бесцветным голосом сказал Сергиевский. – У него пробито легкое.
– А я ему пистолет принес, – тупо повторил Шатов.
– А у Климова – сильное сотрясение мозга.
– Плохо, – сказал Шатов. – Как нога?
– Открытый перелом. И четыре пальца на левой руке. Мне вкатили какую-то фигню, так что мне теперь почти хорошо.
– Рад за тебя, – попытался улыбнуться Шатов и застонал.
– С лицом у тебя проблемы.
– Я знаю.
Они помолчали, не обращая внимания на стоящих вокруг людей.
– И как? – спросил Сергиевский.
– Ага, – ответил Шатов.
– За базар ответишь? – спросил Сергиевский.
– Я всегда отвечаю за базар.
– Мужик, – улыбнулся Сергиевский.
– Я старался.
– Спать хочу, – сказал Сергиевский устало, – уже четвертую ночь.
– Поспи, – разрешил Шатов.
Боль усилилась.
– Мужики, – спросил Шатов, глядя перед собой, – а мне нельзя вкатить тоже самое, что и майору.
Перед глазами все поплыло.
– Тут я слегка порезался, – сказал Шатов. – Совсем чуть-чуть.
Ему помогли встать. Под руки отвели к какой-то машине.
Подошедший врач сделал несколько уколов.
Когда машина тронулась с места, Шатов прикрыл глаза, но вдруг спохватился и спросил:
– Где это мы были?
Ответа он слушать не стал.
