Глава 12
Дракон перезвонил через час. Эти шестьдесят минут показались Шатову бесконечностью. Секунды тянулись и тянулись… Затягивая комнату липкой паутиной.
Заглянула Вика, но увидев выражение лица Шатова ничего не сказала и закрыла дверь.
Когда телефон все-таки подал голос, Шатов нашел в себе силы не брать его в руки почти минуту. Потом нажал на кнопку:
– Да.
– Вы нарушаете слово? – холодным голосом спросил Дракон.
– А только у вас есть такое право?
Дракон проигнорировал вопрос.
– Вы понимаете, что теперь будете наказаны?
– Вы поставите меня в угол? – вот так, только с такой наглой интонацией.
Мы нашли средство борьбы с драконами и теперь ничего не боимся. Во всяком случае, хотим это продемонстрировать.
Дракон почувствовал новые интонации и сделал паузу.
– Чего это вы замолчали, милейший? – развязным тоном поинтересовался Шатов. – Прикидываете, где взять для меня розги?
– Прикидываю, что из последних событий могло так на вас повлиять.
– Во-первых, то, что вы изображали по телефону предсмертный стон таксиста. Вы его поймали тут, у нас, недалеко от меня? Алену вы к тому моменту уже связали и оглушили, а сами взяли такси и поехали на Чичибабина. Сразу не получилось, вы убили водителя и вернулись к девушке. И от нее уже мне перезвонили. Дважды, с интервалом в пятнадцать минут. Так?
– Браво! – чуть помедлив, сказал Дракон. – Но вы не станете отрицать, что сами виноваты в такой перестановке событий.
– Не стану. Виноват, наверное, я, – Шатов постарался произнести эту фразу спокойно, без нервов.
– И что же вас подвигло во-вторых на откровенное хамство?
– Появление свидетеля дорожно-транспортного происшествия. У меня еще сохранились связи в автоинспекции. Не вы, господин Дракон, ее убили. Вы как мелкий жулик попытались присвоить себе это убийство. Но я понимаю, на все не хватает рук. Нет помощников… – Шатов сделал паузу, – или вы их называете заказчиками? Или клиентами? А может – охотниками? Хотя это вряд ли, охотником вы именовали себя. Но если честно, то по роду деятельности вы больше похожи на егеря. Или на проводника в сафари, такой себе местный абориген, или европеец, изрядно одичавший среди саванн…
Шатов сделал паузу. Молчал и Дракон.
– Что там у нас случилось? – участливо спросил Шатов. – Проблемы? Мы не можем понять, как это недобитая гончая узнала о таких вещах? Да?
– Да, – на этот раз в голосе Дракона прозвучало неприкрытое напряжение. – Это интересно.
– Это не очень интересно, любезный. Это просто констатация факта. И чек о предоставленной услуге в виде маленького бумажного дракона. Это нужно и для того, чтобы демонстрировать клиентам неуловимость, а заодно и для контроля за егерем. Это ведь не вы захотели выяснить, кто там браконьерствовал в нашем городе. Это у вас потребовали. И вы наняли меня. Не повезло, и Дракон самым пошлым образом схлопотал по рылу и чуть не утонул в болоте. Пришлось прятаться, зализывать рану… Но тут вам помогли… – Шатов напрягся, понимая, что вот сейчас Дракон может и обидеться. Просто обязан обидеться. Если обиды не будет, то собаке под хвост могут пойти все умственные построения.
– Тут вам помогли хозяева.
Шатов выделил интонацией – ХОЗЯЕВА.
– У меня нет хозяев, – ответ последовал слишком быстро, Дракон завизировал версию Шатова.
– Есть, и вы это прекрасно знаете. И еще вы прекрасно знаете, что они вам не доверяют. Их тоже можно понять – нельзя доверять психически ненормальному человеку.
– Что? – вот теперь гнев прорвался наружу. – Что ты сказал?
– Никто не может доверять полностью психически ненормальному человеку. Я где-то ошибся? – под ложечкой у Шатова засосало.
Не ошибся, не мог он ошибиться. Дракон немного не в том состоянии, чтобы скрывать свои эмоции. И, похоже, понимает это, вон какая длинная получилась пауза. Он молчит, но связь не прерывает. Ждет, что еще скажет Шатов. Хорошо.
– Ты ведь никто без своих хозяев, так, мизерный маньяк, каких сотни по всему миру. Ты теряешь голову, когда убиваешь… Тебя нужно контролировать. Чтобы ты мог выполнять свои нехитрые егерские обязанности, тебя нужно поставить на должность. Тогда ты просто будешь планировать убийства. Это приносит деньги, но не приносит удовлетворения. Ты, небось, втихую от хозяев промышлял понемногу. В болоте нашли несколько твоих поделок… Хозяева ведь не знали, что ты развлекаешься возле своего лесного домика? Не знали?
И снова тишина.
– Ты хоть бы голос подавал время от времени, Дракоша. Типа – ага, я еще не умер от сердечного приступа.
– Я не вижу повода для такого веселья, – медленно произнес Дракон.
– Представьте себе – я тоже. Честно. Все, что изложил до сих пор – особой опасности для вас не представляет. Кто мне поверит? Даже если я соберу столько глупости, чтобы кому-нибудь об этом сказать. Вам ведь достаточно перестать цепляться ко мне, чтобы обезопасить и себя, и бизнес. С новым лицом, не выходя за рамки среднестатистических цифр по смертям… А то, что вы грешили по маленькой и вовсе пустяк. Вам сделают замечание и оставят на прежней должности. Вы и город знаете, и людей. И в ментовке у вас есть прикормленные. Вон, даже сводки вам регулярно сбрасывают.
– Вы сказали «все, что изложил до сих пор». Есть еще что-то за пазухой? И вы собрались со мной торговаться?
– Была такая мысль. Мне не хочется чувствовать себя виновным в смертях, а вам не нужны мелкие производственные проблемы. Повредить они вам не смогут, но нервы портить тоже никто не хочет. Даже психически больные люди.
– Но теперь эта мысль уже прошла? – голос стал немного спокойнее, и это тоже устраивало Шатова.
– Прошла. Я даже подумал, что вас можно немного пошантажировать. За деньги. Или ваших хозяев. Они явно внимательно наблюдают за всем происходящим в городе. Тем более после того, как вы убили одного из клиентов.
– Что? – Дракон почти выкрикнул этот вопрос. – Что вы сказали?
– После того как вы убили своего клиента.
– Тут вы ошибаетесь, Шатов. Он был застрелен при перестрелке. Несчастный случай. Пуля попала ему в голову. Мне пришлось отрезать голову и руки, чтобы никто не смог выйти на семью погибшего. Понятно?
– Это вы ошибаетесь, Дракон. Я как-никак, свидетель.
– Это вам так кажется. Это только ваши слова. Мало ли что может ляпнуть безработный журналист, чтобы вернуться в прессу. Люди и не такое выдумывают…
– А я и не собираюсь ничего подобного говорить. Мы с вами будем играть на вашем поле и вашими картами, – тихим голосом сказал Шатов.
– А точнее?
– Точнее? Я решил тебя уничтожить. И если у меня не получится сделать это лично, то я постараюсь сделать это чужими руками. И теперь не я, а ты будешь дергаться от неизвестности. И не я, а ты будешь искать выход, терять голову и видеть по ночам кошмары…
– Это сильное утверждение.
– Это правда. Если мне не хватит правды, я воспользуюсь ложью. У меня получится. У меня был лучший в этой области учитель. Но что самое главное, меня не будут мучить угрызения совести. Таких как ты нужно уничтожать любыми средствами. Любыми! – почти выкрикнул Шатов и прервал разговор.
Он перезвонит, сказал себе Шатов. Он обязательно перезвонит. Он не может не перезвонить и не задать вопроса или, хотя бы, ответить на угрозу. Он слишком долго обходился без зрителей. И он слишком оскорблен. И оскорбление это тем болезненнее, чем оно справедливее.
Звонок.
– Да, все-таки ты перезвонил, – сказал Шатов.
– Ты напрасно думаешь, что можешь вести себя таким образом…
– Почему? Я имею такую возможность. И желание этой возможностью воспользоваться. Понятно?
– У тебя нет ничего против меня, кроме твоих домыслов. Но это будет только одна из гипотез.
– Для всех посторонних – да. А для твоих работодателей? Или лучше называть их дрессировщиками?
– Называй их как хочешь…
– Тогда – дрессировщиками. Как ты думаешь, если вдруг станет известно, что ты подрабатываешь еще и наемным киллером.
– При чем здесь киллер?
– Ты не торопись. Не нужно. Я же сказал, если не хватит правды – я буду использовать ложь. По моим сведениям, за период с Нового года по август, до нашей с тобой драки, в городе случилось три громких нераскрытых убийства, и четыре случая могут трактоваться и как убийства в том числе. Ты можешь доказать, что не делал этого? Можешь? А это уже не тихий промысел, не удовлетворение своих потребностей в чистой энергии. Это работа на других хозяев. Это прямая угроза бизнесу, приносящему хорошие деньги. Если я все это сведу воедино и обнародую, как полагаешь, во что-нибудь поверят? Твои дрессировщики. Не исключаю, что они решат все разом закончить, выбросить все, не отделяя зерна от плевел.
– А ты не исключаешь, что все это может стоить слишком дорого? – вкрадчивым голосом спросил Дракон.
– Мне?
– Нет. Всем вам.
– Нам – это кому?
– Людям.
– Тебе не кажется, что этот разговор у нас уже был? Не кажется? Это, значит, у меня дежа вю. Ложная память. Ты уже не сможешь мне ничего сделать. Убивать людей? Ерунда. Я потерплю. Не так много времени пройдет, прежде чем до тебя доберутся твои дрессировщики.
– А если не доберутся?
– Без их помощи ты не продержишься долго. Рано или поздно…
– Скорее поздно, – сказал Дракон. – Поздно для всех вас. И для тебя.
– Не думаю.
– И не надо, – голос Дракона окреп, стал увереннее.
Шатов почувствовал, что теряет инициативу, что разговор выходит из-под его контроля. Не нужно было давить так сильно. Дракон теперь…
– Ты что-то сказал о средствах борьбы со мной… Но ты еще не столкнулся и с половиной моих средств. Вы устроили свой мир так, что мне даже не нужно будет уничтожать тебя своими руками. Деньги, страх, ненависть – тебя может убить любое из этих проявлений вашего мира. Это я безумен? Ошибаешься. Это ваш мир безумен. И чтобы в вашем мире выжить, нужно ненавидеть этот мир. Каждую его частицу, каждое существо из этого мира. А ты пытаешься его любить, Шатов. Давай попробуем. Да, ты можешь обнародовать свои измышления. Не исключено, что в них поверят. Но это не будет финалом. Это будет началом ада для тебя. Ты разве не слышал, что Драконы умеют оживлять свои тени? Не слышал? А чтобы наш спор сделать интереснее, я продиктую тебе номер моего телефона. Сразу предупреждаю, это не мой основной телефон, если вы его выключите, я все равно смогу с тобой созваниваться, а ты такую возможность потеряешь. Записывай.
Шатов автоматически взял ручку, лист бумаги. Записал.
– А теперь, – сказал Дракон, – добро пожаловать в мир теней.
Ты хотел сразиться, спросил себя Шатов. Пожалуйста. Начинай. Только почему у тебя не особо счастливое выражение лица? Что-то пошло не так. А чего ты хотел, Женя Шатов, возомнивший себя охотником на драконов?
Ты думал, что он так испугается, что… А что? Бросит все и убежит? Или испугается настолько, что покончит с собой.
Да, он испугался. Но от страха он не ослабел. Он стал еще опаснее. И он…
– Напрасно ты это, Шатов, – прозвучало за спиной.
Шатов резко обернулся. Хорунжий.
Шатов медленно встал со стула.
– Чего там, сиди, – махнул рукой Хорунжий.
За его спиной маячил незнакомый парень крепкого вида.
– Сиди, Шатов, и я с тобой посижу, – Хорунжий взял стул, стоявший возле двери, и поставил его посреди комнаты.
Шатов сел на свой стул и молча посмотрел на Хорунжего. Те же и Хорунжий. Действие третье. Или четвертое. Все, как положено. Стоило ему предпринять самостоятельные шаги, как появился добрый дядя, опекавший его все время. И, похоже, собрался напомнить о долге. И не исключено, что о Вите, которая отдыхает где-то на море за границей. В полной их власти.
Спокойно. Еще ничего не произошло.
Хорунжий потер переносицу, тяжело вздохнул.
– Напрасно ты это сделал… – Хорунжий осуждающе покачал головой.
– Подслушивали? – удивляясь своему спокойствию, спросил Шатов.
– Естественно.
– И чем недовольны?
– Ты мог вначале посоветоваться? – устало спросил Хорунжий.
– А вы мне разрешили бы действовать?
– Конечно, нет.
– Хотя бы честно… – признал Шатов. – А почему?
– Ты хочешь уничтожить Дракона?
– Да.
– Любыми средствами?
– Ты слышал мой с ним разговор.
– Слышал.
– Вы что, все знали с самого начала?
– Нет. Можешь гордиться, наших аналитиков ты обошел.
– Ваших аналитиков, – саркастически засмеялся Шатов, – у уголовников появились аналитики.
– Представь себе – да. Появились. Но мы – не уголовники.
– Но не можете сказать мне, кто вы такие, – утвердительно произнес Шатов.
– Не можем.
– Но вы и не официальные органы…
– Давай, не будем об органах. Лучше давай поговорим о том, что мне теперь делать.
– Со мной?
– И с тобой тоже.
– У вас на Дракона другие планы?
– У нас на Дракона масса разных планов. И среди них нет ни одного, связанного с его похоронами, – Шатов энергично развел руками, стул под ним скрипнул.
– Осторожнее, стул хлипкий.
– Спасибо за предупреждение. Нам не нужен Дракон как таковой, – сказал Хорунжий. – Он нам нужен как возможность выхода через него наверх.
– Так вы все-таки знали, что за Драконом кто-то стоит.
– Мы не верим в существование всемогущих одиночек, вот в чем проблема, – покачал еще раз головой Хорунжий. – Принципиально не верим.
Естественно, они не верят. Они сами – организация. И им унизительно и совершенно непонятно, как может одиночка противостоять целой системе. И они такого не допускают. Они делают все, чтобы система всегда побеждала. И за каждым отдельным случаем им мерещится призрак другой системы, зловещей, мощной и враждебной.
Они все просыпаются среди ночи с криком, представив себе, что такая система вдруг возникнет, что найдется организация, которую они проморгали.
Шатов усмехнулся.
– И, между прочим, ничего смешного здесь нет, – сказал Хорунжий. – Мы планировали, что Дракон рано или поздно окончательно съедет крышей и пойдет на тебя в лоб. А тут мы его и примем.
– А теперь?
– А теперь он на тебя сам не полезет. Теперь он начнет заваливать тебя разными тяжелыми предметами.
– Можно конкретнее?
– Можно. Сколько у нас сейчас стоит заказать человека?
– Это вам виднее, это вы контролируете уголовников.
– Не контролируем, а пытаемся регулировать. И это большая разница. Очень большая. Мы, например, тоже не смогли выяснить, кто заказал одного из трех убитых, и двух из четырех, погибших в результате несчастных случаев. Из той подборки, которую ты получил через Вику.
– А трех, значит, выявили, но до широкой общественности не донесли? – констатировал Шатов.
– До тех, кого это касалось, информация дошла.
– Остальные обойдутся…
– Естественно. Обошлись.
– И вы планировали, что Дракон вам скажет все?
– Мы планировали, что сможем найти средства убедить его сказать все.
– А при чем здесь заказ на человека?
– А при том, что Дракону теперь вовсе не обязательно лично убивать тебя. Он может заплатить денежку, и тебя убьют.
Шатов засмеялся.
– С удовольствием поддержал бы тебя, но не вижу причин хохотать, – немного обиженно произнес Хорунжий.
– Но вы же контролирует, пардон, регулируете эту сферу общественной жизни. Как только вы узнаете, что меня заказали, то…
– То ничего не сможем сделать. Совершенно. Нас не существует. В наши планы вовсе не входит, чтобы о нас говорили все подряд. А если мы задавим одного-двух желающих на тебе заработать, то Дракон поймет сам и проинформирует своих хозяев.
– Дрессировщиков, – поправил Шатов.
– Пошел ты, со своими фигурами речи, милый фраер.
– Сочувствую. Теперь же все будет выглядеть так: вы мне заломите руки за спину, увезете к черту на кулички, ибо мне теперь нельзя попасть в руки Дракона.
– Дурак, тебе и раньше нельзя было попадать в его руки.
– Тогда что?
– Если ты не осуществишь свою угрозу по отношению к Дракону, то он поймет, что тебя кто-то отговорил. И почует опасность…
– Какую, к черту, опасность! Его и так все пытаются поймать.
– Пытаются, но о них он знает, а о нас – нет. И, между прочим, сделанная нами ставка на тебя, сработала.
– На меня еще менты поставили…
Хорунжий словно и не услышал этого замечания. Хорунжий думал, на лице его явно проступала напряженная работа мысли.
– Но если ты свою угрозу осуществишь, Дракон потеряет контакт с хозяевами, они его даже могут постараться убрать…
– А вы ему позвоните, – внезапно предложил Шатов, – предложите бартер – вы ему жизнь, а он вам – своих хозяев.
Хорунжий изумленно посмотрел на Шатова.
– А что? – Шатов развел руками. – Дракон оставил свой телефон – звоните, сколько угодно.
– Интересная идея, – оценил Хорунжий, – как крайний вариант ее можно будет использовать. Ты уж, если нам всем не повезет, и ты все-таки попадешься Дракону, постарайся ему шепнуть такой вариант, раз уж все равно о нас проболтаешься. Но мы, со своей стороны, постараемся не допустить такого варианта. И начнем мы с того, что увезем тебя отсюда.
– Как интересно, – восхитился Шатов, – и что мы скажем Сергиевскому.
– Не твое дело, – грубо ответил Хорунжий и встал. – Ты тут посиди, не дергайся, а я пока подумаю и предприму. Кстати, тот молодой человек, что в коридоре, имеет в отношении тебя самые широкие полномочия.
– Вплоть до стрельбы? – поинтересовался Шатов.
– Вплоть до того, чтобы не довести до стрельбы. Если для этого понадобится сотрясение мозга у одного журналиста, мы с этим смиримся, – Хорунжий вышел в коридор, хлопнул себя по лбу и вернулся в комнату. – Только что пришло в голову… Прежде чем ты стал бы обнародовать свое открытие, тебе в голову могла прийти одна смешная мысль. И не исключено, что, подумав именно об этом, Дракон так быстро преодолел шок.
– И что же это за мысль?
– Предположим, что ты найдешь способ все свои открытия слить в прессу или на телевидение. Тебе придется сообщить, что все, кто общаются с Евгением Шатов – смертельно рискуют. Иначе ты просто не сможешь всего объяснить.
– Ну и что?
– Ты готов превратиться на всю жизнь в изгоя? Дракона-то ведь могут и не поймать. Или его уберут, но тихо, и ты никогда не узнаешь, что он мертв. И будешь ждать, что он нанесет свой удар. Готов? И все будут ждать. А защиты от милиции ждать не придется, они тоже будут не в восторге, если ты вытащишь на свет божий историю с бумажными драконами. Прости за банальность – но нужно полностью поставить на себе крест, чтобы осуществить твою угрозу. Ты готов? – Хорунжий подождал несколько секунд с ответом, пожал плечами и вышел.
– Готов ли я? – отстраненно подумал Шатов. Он не подумал об этом варианте. А Хорунжий подумал. И Дракон наверняка подумал. Да и сам Шатов наверняка додумался бы. Чуть позже.
Он ведь не дурак, Евгений Шатов. Он просто поздно включается. Чтобы не сказать – слишком поздно. Если бы он все-таки поговорил с Хорунжим перед своим звонком к Дракону… Это ничего бы не дало. Ровным счетом ничего.
Зазвонил телефон. Шатов потянулся за трубкой, но спокойный голос от двери его остановил:
– Не стоит.
Вошла Вика, не глядя на Шатова сняла с телефона трубку:
– Ало? Да. Нет. Он принял снотворное и уснул. Что-то важное? Понятно. Хорошо, я передам. До свидания.
Вика положила трубку.
– Ты мне сейчас передашь, или подождешь, пока я проснусь? – поинтересовался Шатов.
– Они нашли детей, сразу за городом, на север. В лесополосе.
Вика вышла.
Шатов задумчиво посмотрел на телефоны. Так не пойдет. Ему слишком многого стоило принять такое решение и даже если оно неправильное, то он все равно дойдет до конца. Нужно просто заставить себя не боятся.
Стать изгоем?
Там посмотрим. Это сейчас не главное. Главное – это остаться человеком, не расползтись медузой. А там посмотрим. Слишком вас много, желающих мной покомандовать. Нужно решать.
Если дергать марионетку в разные стороны, то она может оторваться. Не в том смысле, что на всех оторваться, а просто плюнуть на веревки и уйти, куда глаза глядят. Если получится.
– Слышь, мужик, – окликнул Шатов парня в дверях.
– Слышу, – спокойно сказал парень.
– Я тут наглухо сижу, в этой комнате, или отлить в туалет я тоже могу сходить?
– Можешь, – согласился парень, прошел к туалету, заглянул в него, включив свет, стукнул дверцей тамошнего шкафчика. – Заходи.
– Премного вам благодарен, – буркнул Шатов.
Аккуратно, главное – не греметь шкафчиком. Как славно, что он такой ленивый и давно не наводил порядка в туалете. Теперь нужно немного подождать, затем спустить воду. Туалетной бумагой можно не шелестеть, повод для посещения был заявлен не такой весомый.
Теперь – на выход.
Если парень, оставленный Хорунжим, человек методичный, то, увидев Шатова, идущего в ванную, он поступит…
– Минутку, – сказал парень, открыл дверь в ванную, шагнул во внутрь, потом обернулся, собираясь дать Шатову добро.
Он явно нарушил пару-тройку пунктов инструкции о том, как караулить задержанных. Просто не воспринял Шатова всерьез. Иначе Шатову не удалось бы так легко направить ему в лицо баллончик освежителя воздуха.
Ничего особо страшного в освежителе не было. Но шипел он совершенно конкретно, резко пахнущую струю гнал настойчиво, так что парень закрыл лицо руками.
Давно ему не прыскали в рожу, злорадно подумал Шатов, и пнул парня в пах. От всей души. Еще не разу в своей жизни Шатов не слышал, чтобы после такого удара мужик закричал. После такого удара можно только согнуться, вот как этот парень с самыми широкими полномочиями, засипеть надсадно и схлопотать еще раз.
На этот раз – по голове. Это только в кино человек может парировать головой десятки ударов. В настоящей разборке один пропущенный толковый удар в голову все ставит на свои места. Вот, как сейчас.
Парень упал на пол лицом в низ. Хорошо лежит, неподвижно, оценил Шатов. На этом фронте временно все в порядке. Шатов быстро обыскал лежащего. Ничего. Ни оружия, ни документов, ни плохоньких наручников.
Даже обидно – поручили охранять крутого Евгения Шатова совершенно безоружному часовому.
Вика.
Шатов вышел в коридор.
– Ты хорошо подумал? – еле слышно спросила Вика.
– Да.
Вика покачала головой.
– Будешь меня останавливать? – прошептал Шатов.
Квартиру прослушивают, не нужно громко разговаривать. И Вика тоже не хочет его останавливать. Она еще раз покачала головой и ушла в спальню.
Нужно делать ноги. И лучше, если ноги обутые. В его туфлях сейчас хорошо рис выращивать, влажно и тепло. Шатов вытащил из-под шкафа ботинки, обулся. Куртка, черт, мокрая насквозь. Придется смириться.
В коридор снова вышла Вика, молча протянула Шатову его старую кожанку.
Неплохая мысль. Шатов даже поблагодарил бы Вику, но нет ни времени, ни сил. Быстрее.
Вика подошла вплотную и очень тихо сказала:
– Я останусь здесь. Если что – звони. Не делай глупостей.
– Я постараюсь, – Шатов повернулся к двери.
– Я положила в карман деньги и твои документы. О Вите не беспокойся, ей никто не причинит вреда.
Шатов, не оборачиваясь, глубоко вздохнул и вышел из квартиры.
Ушел гордо, красиво. Что дальше? На крыльце – опера. И мало ли кто еще там может быть. Хорунжий вдруг подстраховался и поставил еще пару своих орлов. И менты начнут тузить ребят Хорунжего, а те – давать сдачи. Но уйти не получится все равно.
Шатов нажал кнопку вызова лифта. Пешком, конечно, надежнее, но можно встретиться с возвращающимся Хорунжим. Первый этаж.
С первого этажа, кстати, тоже нужно будет как-то выбираться. Шатов вышел из лифта, огляделся. Никого.
Интересно, как это все будет выглядеть со стороны? Шатов нажал на кнопку звонка двухкомнатной квартиры.
– Кто?
– Сосед с восьмого этажа, Шатов.
Дверь открыл хозяин, сорокалетний временно неработающий Гриша. Совершенно классический экземпляр, сочетающий пролетарскую гордость с патологической ленью.
– Гриша, мне нужно выпрыгнуть с твоего балкона, – без всяких обиняков сообщил Шатов.
– Чего? – не понял Гриша.
– Потом объясню, – Шатов легонько отодвинул благоухающего перегаром хозяина с дороги, и прошел к балкону.
С ободранного дивана возле стены на Шатова уставилась потрепанного вида мадам.
– Я на секунду, – зачем-то пробормотал Шатов, вышел на балкон и осмотрелся.
Балкончик высокий, от края перил до земли – метра три с половиной.
Шатов сел на перила, свесив ноги наружу. Спрыгнул, придерживаясь правой рукой.
– Пьяный, что ли? – спросил Гриша, выглядывая с балкона.
– С похмелья, – ответил Шатов.
Дождь, слава богу, немного стих. Капли крупные, но редкие. Если бы Шатову немного изворотливости – прошел бы между ними. Как политик из анекдота.
Бежать не нужно, напомнил себе Шатов. Это привлекает всеобщее внимание. И не так страшно, что всеобщее, как то – что внимание конкретных заинтересованных личностей.
Пока все идет нормально. Ушибленный парень в ванной еще в себя не пришел. Вика… Как она все это будет объяснять? Ладно, проехали.
Шатов вышел к дороге, посмотрел по сторонам. Автобус и троллейбус нам противопоказан. Будем ловить «тачку». Если остановится первая – значит, сегодня мне повезет, загадал Шатов. Если только вторая… Везти мне будет до самой смерти, оборвал грустные мысли Шатов.
Из дождя вынырнули «жигули» и с готовностью притормозили возле Шатова.
– Далеко? – спросил водитель.
– В центр, – немного поколебавшись, сказал Шатов.
Переднее сидение… Шатов, поколебавшись, захлопнул переднюю дверцу и сел на заднее сидение. Так спокойнее. Мало ли что… Тут вот вчера таксисту горло перерезали. А вдруг таксисты решили сравнять счет?
Глупости лезут в голову беспрерывно. От них приходится отбиваться, распихивать их в разные стороны, чтобы освободить место в мозгу для мыслей трезвых. Куда, например, направить свои стопы Евгению Шатову?
И это не самый простой вопрос.
Хорунжий – человек энергичный. И возможности у него достаточно широкие. Громадные возможности. Найти Шатова в городе за час он не сможет, но если очень захочет, то…
– Район Динамовской знаете? – спросил Шатов.
– Да, – не оборачиваясь, кивнул водитель.
– Не доезжая Авиаторов, на углу.
– Понял.
Хорошо, когда попадается понятливый таксист. И спокойный. Не лезет с расспросами, следит за дорогой, притормаживает на перекрестках и пропускает пешеходов.
А зачем ты, Евгений Шатов, собрался на базу к майору Сергиевскому? Можешь объяснить? Особой нежности они к нему не испытывают, это Шатов знал очень хорошо. Ну и пусть. Зато и Хорунжий не полезет, не станет нарушать свое инкогнито.
– Полный город ментов, – пробормотал водитель, – ловят кого?
На повороте возле парка стояла машина, возле нее маячили двое в бронежилетах, касках и с автоматами.
– И так везде? – спросил Шатов.
– По всему городу. И патрули ходят. Слух пошел, что ловят убийцу таксиста.
И слух не врет, подумал Шатов. Действительно, ловят убийцу таксиста. И таксиста в том числе.
Что он будет говорить Сергиевскому? Расскажет о Хорунжем? А если…
У Шатова по спине пробежал холодок. А ведь Сергиевский давал понять, что имеет информацию, которой располагал только Хорунжий. Черт! Остановить машину, мелькнула паническая мысль, и, словно подчиняясь ей, «жигули» остановились.
– Приехали, – сказал водитель.
Шатов автоматически сунул руку во внутренний карман куртки. И ведь остановился возле самого дома, как раз напротив ворот.
Где же деньги? Шатов, начал торопливо обследовать карманы куртки. Если Вика пошутила, то это будет смешно. Есть. Шатов обнаружил в боковом кармане свой паспорт, удостоверение союза журналистов и… Мама, где ж она столько денег взяла? И наши, и с прозеленью.
– Спасибо, – Шатов протянул купюру и вышел из машины.
Можно было, конечно, не выходить, а попросить отвезти в другое место, но что-то подсказывало Шатову, что постоявший просто так автомобиль, может вызвать интерес у часового внутри. И он свяжется с блокпостом на углу. И вот тогда Шатов станет рассказывать сказки народов мира.
С другой стороны, то, что Сергиевский работает на Хорунжего, еще не факт, а если и факт, то сразу, в лоб, он не станет Шатова отдавать Хорунжему. В присутствии других оперов Шатов сможет связаться с Управлением и попросить, чтобы с ним поговорил кто-то из начальства. А оно Сергиевского не любит.
Но это – на крайний случай.
И дождь практически стих. Светлее от этого не стало, не май месяц, но стало как-то комфортнее. Улица перед домом освещается ярко, дежурный сержант, небось, смотрит на монитор и удивляется, чего это Шатов топчется на улице, а в дом не идет.
Идет, уже идет.
Шатов постучал в металлическую калитку. Она открылась сразу, автоматчик молча кивнул, поежился и закрыл за Шатовым.
Не повезло бедняге, в такую погоду торчать на улице. Одно утешение – каска не промокает.
– Кто на базе, – спросил Шатов.
– Летеха.
– Барановский?
– Он.
– А остальные?
– Как днем выехали, так и не возвращались.
Еще не возвращались.
Теперь по ступенькам на крыльцо…
Черт! Шатов обернулся к часовому:
– Никто не подходил, не проезжал медленно мимо дома?
– Вроде нет… Так, чтобы обратить внимание, – гримаса милиционера должна была обозначать, что он не собирается запоминать всех прохожих и проезжих.
– Открой калитку, – попросил Шатов.
– Уходить собрались?
– Нет, просто выгляну на улицу.
Пусто. Шатову стало зябко, он поднял воротник куртки, посмотрел по сторонам. Почему ему кажется, что на него кто-то смотрит? Нервы.
Дом напротив стоит темный, окна не светятся. Дальше по улице – окна освещены. Не все. Вон третий или четвертый дом также стоит с темными окнами.
Нервы, Жека. Нервы.
Шатов вернулся во двор, поднялся по ступенькам на крыльцо. Нажал на кнопку звонка.
Открывай, Сова, медведь пришел.
Спите вы там, что ли?
Адреналин – штука пьянящая. Куда там водке. Сейчас в крови Шатова этого адреналина столько, что… В анализах вашего адреналина обнаружены следы крови, перефразировал Шатов старый анекдот.
За бронированной дверью лязгнуло.
– Свои-свои, открывай, – обернувшись к видеоглазку сказал Шатов.
Дверь медленно открылась, и на пороге возник сержант. Молодцы, службу несут бдительно, не расслабляются, одобрил мысленно Шатов.
– Привет!
– Вечер добрый, – сержант привычно глянул за спину Шатову и посторонился, пропуская.
Но разминуться они не успели.
Открылась дверь из кабинета Сергиевского в прихожую. Барановский, поправляя пальто, шагнул через порог…
Он увидел Шатова. Замер, словно его кто-то толкнул в грудь. Шатову даже показалось, что Барановский сейчас шагнет назад и захлопнет дверь. Лицо лейтенанта дрогнуло, словно он хотел закричать… Или заплакать…
Обида, понял Шатов. На лице Барановского отразилась детская обида, словно он внезапно понял, что его обманули, что обещанный подарок оказался всего лишь шуткой, издевкой.
Черты лица Барановского поплыли и снова застыли. И Шатов успел понять, что это ненависть.
Маленький портфельчик, который нес в правой руке Барановский, упал на пол. Шатов проследил его падение взглядом, поэтому упустил начало движения правой руки Барановского. К сердцу. Словно лейтенант вдруг почувствовал укол в сердце.
Пальто было расстегнуто, рука легко скользнула под него, замерла. Потом медленно пошла назад, наружу.
Медленно. Очень медленно двигается рука, медленно бьется сердце у Шатова. Исчезли звуки, они просто не успевали, увязнув в этих медленных движениях. Тягуче двигался сержант, пытаясь уступить дорогу Шатову, сам Шатов все никак не мог перенести ногу через порог.
И медленно поднималась правая рука Барановского с пистолетом.
Шатов уже успел все понять, уже мозг, возбужденный адреналином, успел ужаснуться, но тело все еще продолжало двигаться по инерции, и мышцы лица все еще изображали улыбку.
Потом палец Барановского надавил на спусковой крючок пистолета. Медленно пошла пуля, ввинчиваясь в неподвижный густой воздух, из дула не торопясь выплеснулось пламя, медленно поехала назад ствольная коробка и, кувыркаясь, неторопливо взлетела в воздух гильза.
Даже зажмуриться Шатов не успел.
Пуля ударила в спину сержанта, который так и не успел уступить дорогу ни ей, ни Шатову. Сержанта ударом бросило вперед, на Шатова. Время пошло с обычной скоростью, Шатов успел подставить руки, но удержать сержанта не смог. Шатов еще успел понять, что теряет равновесие и то, что Барановский снова жмет на спусковой крючок. Теперь – два раза подряд.
По лицу Шатова больно стеганули осколки кирпича.
– Ты что делаешь? – крикнул кто-то внутри дома.
Шатов вцепился в дверной косяк, устоял на ногах, сержант упал возле его ног лицом вниз, открывая Шатова для следующих выстрелов.
Но Барановский отчего-то повернул пистолет в сторону, целясь куда-то вправо, выстрелил. Грохот снова заполнил небольшое помещение. Барановский открыл рот, то ли собираясь крикнуть что-то, то ли просто задыхаясь, но ничего больше сделать не смог.
Длинная автоматная очередь прошила его тело снизу, от живота к лицу. Несколько пуль простучали по стене и потолку, заполняя воздух мелкой белой пылью.
Тело Барановского рухнуло навзничь.
Сильный удар в спину швырнул Шатова вовнутрь, он даже не успел подставить руки и упал, больно ударившись лицом.
На пороге стоял часовой от калитки.
Слева, от кресла, стоявшего в глубине холла, чуть пригнувшись, не отводя ствола автомата от лежащего Барановского, приблизился младший сержант.
Часовой шагнул вперед, и Шатов почувствовал, как между лопаток уперся ствол автомата.
– Не тот, – коротко бросил младший сержант, подходя к Барановскому.
– Летеха? – спросил часовой. – Он что, крышей поехал?
– Хрен его знает, посмотри, что там у Лешки.
– Броник вроде бы целый, сам без сознания…
– Я могу встать? – спросил Шатов.
– Давай, – разрешил младший сержант. – Ты хоть понял, что произошло?
– Не успел… – признался Шатов, поднимаясь.
Лицо саднило. Шатов провел по нему рукой и почувствовал что-то мокрое. Кровь. Шатов посмотрел на окровавленную руку и выругался.
– Зацепило? – оглянулся на Шатова младший сержант.
– Не знаю, – пожал плечами Шатов. – Точно – не пуля. А, кирпич… Пуля ударила в стену.
Часовой перевернул сержанта на спину. Стал возле него на колено. К нему подошел младший сержант.
Барановский им уже не интересен. Шатов подошел к Барановскому. К телу Барановского. Одна пуля попала на два сантиметра над переносицей, не оставляя иллюзий. Шатов подошел к мертвому телу Барановского.
Что же ты, лейтенант? Зачем? За что?
Шатов сел на пол, почувствовав слабость. В нескольких сантиметрах. Всего в нескольких сантиметрах. Если бы не сержант со своим бронежилетом, то это Шатов сейчас лежал бы вот так на спине, раскинув руки и уставившись незрячими глазами в потолок. Или извивался бы сейчас от боли.
За что?
– …А я смотрю, блин, а он стреляет Лешке в спину. А я в кресле сижу, прикинь, автомат на коленях… Что, твою мать, говорю, делаешь? А он разворачивается и стреляет в меня, сука… Вот так вот над головой пуля прошло. Я, не вставая, и врезал в ответ.
– Хорошо врезал, – оценил часовой.
Кто-то застонал.
– Лешка, как у тебя?
И никто не спросит, как у меня, тоскливо подумал Шатов. Вот ведь счастье какое – остался жив. Что теперь дальше с этим счастьем делать?
Шатов прикинул, сможет ли встать, и решил посидеть еще немного. Ногу нужно только отодвинуть, чтобы кровь не достала. Вон ее сколько натекло из-под убитого.
– Ребята, тряпка есть какая-нибудь? – спросил Шатов.
– Ну, Лешка, ты нас и напугал. Жилету спасибо скажи, – радостно сказал младший сержант.
– Тряпку дайте, мужики, – громче попросил Шатов.
Кровь из рассеченного лба начала заливать глаза.
– Тряпку, блин…
– Сейчас.
Сейчас.
Шатов закрыл глаза.
Ваш мир устроен так, прозвучало в ушах, что мне даже не придется убивать тебя своими руками. Дракон. Нашел способ.
Драконы умеют оживлять свои тени.
В руку Шатова что-то сунули. Полотенце, на ощупь понял Шатов. Отер лицо.
Больно.
– Помочь встать? – спросил младший сержант.
– Не помешало бы, – ответил Шатов и почувствовал, что его легко поднимают с пола и ставят на ноги.
Нужно сообщить Сергиевскому.
– Нужно сообщить Сергиевскому, – вслух повторил Шатов.
Нужно, чтобы Сергиевский приехал и все здесь осмотрел. И принял решение. И заодно подсказал, что делать Шатову.
Шатов оттолкнулся от стены и, аккуратно переступив руку Барановского, вошел в кабинет.
А здесь имеют место следы спешки, подумал Шатов.
Вон, даже из своей любимой игры лейтенант выйти не успел, так и бросил своего бойца на съедение монстрам. Наушники свисали со стола на проводе, и Шатову даже показалось, что они медленно покачиваются.
Несколько листов бумаги валялись на полу.
Шатов еще раз осторожно промокнул кровь с лица. Сел на диван.
Вот такие пироги. И даже ни капли и не смешно. Он сюда ехал, кажется, в надежде спрятаться, отсидеться и принять решение. Вот, можешь и отсидеться, и принять решение.
Есть такая уникальная возможность. Но если мы имеем возможность, то не имеем желания.
Совсем рядом. Пройди пуля чуть выше и… Шатов улыбнулся. Везунчик ты, Шатов. Просто неприлично даже как-то.
Тебя только что пытались убить, а ты просто сидишь и лыбишься, тупо глядя перед собой. Как Дракон смог заставить?..
Телефон. Сотовый. Подарок от Дракона. Снова звонит. Слышишь, Шатов? Тебе звонит твой старый приятель.
Шатов достал телефон:
– Да.
– Вот даже как… – протянул голос Дракона.
– Как?
– А я все пытаюсь дозвониться на трубку Барановского. А, выходит, выжил ты?
– Выходит.
– Да, не все так получается, как хочется… – немного разочаровано сказал Дракон. – Но как тебе понравился твой друг?
– Ты о ком?..
– Как о ком, о Барановском, естественно.
Шатов облегченно вздохнул, ему вдруг показалось, что сейчас Дракон скажет о Хорунжем, об их небольшой размолвке.
– Барановский никогда не был мне другом.
– Я в курсе. Меня лейтенант предупреждал об этом. И тут тебе, кстати, большое спасибо, Шатов.
– За что?
– Ты мне подыграл. Умеешь ты расположить к себе людей. Барановский – сволочь. Всегда был сволочью и будет… Или не будет?
Шатов механически посмотрел в сторону двери.
– Что молчишь, Шатов? – спросил Дракон. – Не будет?
– А какая разница? – устало спросил Шатов.
– Скорее всего – не будет, – сказал Дракон. – Все правильно, четыре выстрела из пистолета и длинная очередь из автомата. Убили, скорее всего.
– Что? – переспросил Шатов.
– Не дергайся, Шатов, меня возле вас уже нет, я уже ушел. Но был, всего несколько минут назад. Ты зачем выходил на улицу, Шатов?
Наблюдал, подумал Шатов. Был рядом, совсем рядом, видел, как Шатов приехал, видел, как выходил на улицу. Где же ты был, Дракон?
– Немного сценарий ты подпортил, Шатов. Я рассчитывал, что ты успеешь войти в кабинет, что он пристрелит тебя в упор, а потом успеет закрыться в кабинете и немного поперестреливаться с коллегами. И это был бы конец группы. И конец моих приключений. Группа расформировывается, Шатов убит – все довольны.
– Сука, – без выражения сказал Шатов.
– Я сука? Извини, но я не согласен. Ты думаешь, мне было трудно заставить Барановского работать на меня? Нет, не на Дракона. Он даже не поинтересовался, куда идет информация от него. Его интересовала только своевременность оплаты и то, чтобы я не сдал его прежних и нынешних грешков. Ты очень удачно с ним не сошелся характерами. Мне пришлось лишь чуть-чуть подправить его настроение. Потом позвонить ему сегодня и вначале предупредить, что ты через своих приятелей в органах его вычислил и теперь собираешься его сдать. Когда ты подъехал в машине, я звякнул Барановскому и сказал, что ты будешь с минуту на минуту. Жаль, что ты задержался на улице. Неужели почувствовал опасность?
– Тебя почувствовал, твою вонь, ублюдок.
– Это мне не нравится, – серьезно сказал Дракон. – Совершенно не нравится. Но у меня нет выбора.
– У тебя нет выбора, – согласился Шатов. – Я все равно найду тебя и уничтожу. Или это сделают твои дрессировщики.
– Ты…
– Я не буду молчать… Мне уже все равно. Ты думаешь, что я испугаюсь одиночества? Что я убоюсь сообщить всем окружающим о том, что это из-за меня, из-за Евгения Шатова, погибло столько людей? Ни на секунду. Я… Тебя интересует, как я это смогу сделать? У нас в городе почти полтора десятка телеканалов. Половина из них временами работает в прямом эфире. Есть еще радиостанции. Как ты полагаешь, я найду возможность попасть в эфир? Я не говорю уже об интернете и газетах. Ты сможешь перекрыть все эти каналы? Я выполню свое обещание, потому, что жить так больше не могу. И тебе не могу позволить жить. Слышишь, Дракон?
– Слышу, – тихо ответил Дракон.
– Тогда почему молчишь?
– А что я должен говорить? Спорить с тобой? Доказывать, что ничего у тебя не получится? Что тебе наступят на горло все подряд – и милиция, и политики. И те, кого ты называешь дрессировщиками. Может быть, у них это и получится. А, может, нет. Ты везучий, Шатов… – в голосе Дракона прозвучала какая-то странная нотка, чуть ли не тоска. – А у меня нет выбора, Шатов. Честно – совершенно нет выбора. Ты мне его не оставил. Либо ты замолчишь, либо мне придется прятаться от всех. Ты все правильно просчитал, Шатов. Все совершенно правильно. И что бы ты делал на моем месте?
– Повесился.
– Нет, извини. Это не для меня. Ты правильно все понял, только не до конца. И бумажный дракон, и мое возвращение – все правильно. Только с одним маленьким упущением. Это не я решал, возвращаться или нет. И не я решал, втягивать тебя или нет…
– Не ты? – с иронией спросил Шатов.
– Не только я. Если бы мне приказали тебя не трогать – я бы подчинился. Не забыл бы тебя, но подчинился. А им хотелось, чтобы история с бумажным драконом продолжилась. И я…
– И ты ее продолжил.
– И я ее продолжил. А что я мог делать? Это для тебя все так просто. А я… Я…
– Тебе нравится убивать, Дракон.
– А мне… нет, не нравится… Я не могу без этого. Это как наркотик, как причащение к всемогуществу… Шатов, ты ведь никогда не убивал, тебе этого не понять…
– Куда уж мне.
– Действительно, куда… – голос Дракона сорвался.
– Ты там не плачешь, Дракоша?
– Нет, не плачу. Драконы не умеют плакать. Шатов!
– Что?
– А представь себе, Шатов, что это ты не можешь не убивать. Ты же журналист, человек с фантазией. Вот и представь себе это. Ты же слышал о наркоманах. Их признали больными людьми… Не преступниками, а больными людьми. И вот у тебя возникает неодолимое желание убивать. Своими руками. Лишать жизни этих человеков.
– Я не могу себе этого представить. И не хочу…
– Жаль. Ты не хочешь… Тогда я тебе попытаюсь рассказать… Ты идешь по улице и смотришь на людей. Просто идешь и просто смотришь. И видишь, как они улыбаются, и как с этими улыбками на лицах совершают разные гнусности. Или даже не совершают, а позволяют этим гнусностям совершаться…
– Не ври, – перебил Дракона Шатов, – не рассказывай мне о порочности мира.
– Хорошо, – после нескольких секунд молчания согласился Дракон, – не буду. Мне наплевать на пороки мира. Но у меня есть выбор – убивать избирательно, незаметно, или сорваться и начать крушить всех подряд, не скрываясь. И подохнуть. А я хочу жить. Я хочу жить, слышишь?
– Слышу.
– Вот такие дела, Шатов. Для того чтобы жить, мне нужно убивать. Лишать жизни других.
– Если бы захотел, то…
– Сдаться? И сидеть в дурдоме по соседству с Наполеоном… Перспектива, мягко говоря, не самая привлекательная.
– Почему мне тебя не жалко? – спросил устало Шатов.
Все это обретало черты фарса. Бесконечные звонки Дракона, и его жалоба на несправедливость вселенной. И самое неприятное во всем этом было то, что и ответить ему Шатов ничего не мог. Он не мог найти аргументов, чтобы объяснить… Чтобы просто предложить другой выход.
– А меня вдруг нашли и предложили жизнь. Мне предложили стать, как ты это назвал, егерем. Я не мог отказаться. Я просто не имел ни сил, ни желания. Я мог жить…
– Получая дозы своего наркотика из рук дрессировщика.
– А почему нет? Не дозу я получал из их рук, а жизнь. И все продолжалось бы так, если бы не вы…
– Кто – мы?
– Люди. Вначале оперативно-поисковый отдел. Потом – ты.
– Я не захотел умирать? И в этом моя вина?
– А моя вина в том же самом. В том, что я не захотел умирать. Чем ты лучше меня? Ты выжил, и в результате погибло множество людей. Это честно? С твоей точки зрения – честно? Я хочу выжить и становлюсь преступником. И ты хочешь выжить, но кем ты становишься при этом? Ответь, Шатов?
– Я…
– Ты. Именно ты мне ответь, Шатов. Ты исполнишь свою угрозу, и я исчезну. Они нашли меня один раз, найдут и второй. Перед этим я, правда, пущусь в загул… Сколько убитых ты сочтешь нормальной платой за мою смерть? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Это ведь просто. Начать убивать людей. Сколько я продержусь? День? Два? Сколько я смогу убить людей, если просто выйду на улицу и начну убивать? Посчитай. И через сколько времени меня смогут остановить? Вы запретите людям выходить из домов? Вы парализуете жизнь города? Брось, Шатов, все это чушь. Никто из-за одного маньяка не станет на каждом углу ставить часового. А если даже и поставят, то не сразу. Десять трупов? Двадцать? Сколько, Шатов? И все только потому, что журналист Шатов хочет жить и отрицает это право для меня.
– Я ничего не…
– Ты ничего не отрицаешь? Да? А почему же умирают люди? Почему ты хочешь уничтожить меня и не хочешь найти их? Тех, кто разрешил мне охоту. Тех, кто прислал меня сюда во второй раз, чтобы для всех я остался живым, чтобы все помнили сумасшедшего, который настолько обезумел, что вступил в борьбу с группой майора Сергиевского и победил. И потом от моего имени начнут совершать все, что угодно. И вы не станете искать логики в убийствах, вы не станете искать настоящих убийц. Дракон. Их всех убил Дракон!
– Ты этого добиваешься? – спросил, коротко хохотнув, Дракон. – Ты этого почти добился. Ты вывел нашу игру в эндшпиль, Шатов. Но ты не можешь выиграть в ней. Мы уничтожим все фигуры на доске, но не сможем победить. Ни ты, ни я. А время идет, часы тикают… Подумай, Шатов.
О чем? Шатов посмотрел на телефон, лежащий на ладони. О чем подумать? О бренности бытия. Им обоим не выиграть… Что имеет ввиду Дракон?
Не предлагает же он… Ничья?
– Ты предлагаешь ничью?
Дракон засмеялся, и смех у него получился болезненный и невеселый:
– А ты мне поверишь, если я предложу?
– Не… Не знаю, – честно сказал Шатов.
Ничья с Драконом… Чушь, абсурд. Забыть все, простить все… И только ради того, чтобы…
– Ты готов сказать мне, кто твои дрессировщики? – не веря себе, спросил Шатов.
– А ты готов мне поверить?
– Нет.
– Вот видишь, значит, не судьба.
– Подожди, – Шатов почувствовал, как першит в горле, – подожди.
– А чего мне ждать? Пока ты поверишь? И что после этого? Даже если ты поверишь мне, то поверю ли тебе я? Вот ведь вопрос какой. И что ты потом будешь делать? К кому пойдешь? Постараешься найти их самостоятельно? Тут не хватит даже твоего везения, Шатов. Я не уверен, что ты сможешь обратиться за помощью и не подохнуть. Мои… – Дракон сделал паузу, потом вздохнул и продолжил, – дрессировщики – слишком серьезные люди, чтобы полагаться только на меня. И слишком уж меня нарочито ищут. Не согласен?
– Я не знаю, – почти выкрикнул Шатов.
Он действительно не знает. Он не мог себе даже представить, что его разговор с Драконом вдруг заведет в такие дебри. Чего от него хочет Дракон? Чтобы Шатов спас ему жизнь? Чтобы Шатов защитил его от дрессировщиков? Он действительно сумасшедший. Безумец. Убийца, возомнивший себя сверхчеловеком, а потом попросивший защиты у Шатова.
Это настолько безумно, что может быть правдой. Может?
Шатов застонал. Еще несколько часов назад все казалось простым и ясным. Пожертвовать собой и уничтожить Дракона. Пожертвовать и уничтожить. Теперь все выглядит куда как сложнее. Принять решение… И к чему оно приведет? Кем сделает – жертвой или соучастником? И даст ли что-нибудь вообще…
Он заставил себе забыть о том, что Дракон может убивать невинных людей, прежде чем его настигнут дрессировщики. Он решил, что за уничтожение Дракона можно заплатить такую цену. А Дракон предлагает другую сделку и просит другую цену.
Выйти на тех, кто стоит за Драконом, для кого этот ночной кошмар только орудие, только средство достижения неизвестной цели. С точки зрения которых и сам Дракон, и Шатов, и сотни других людей – только мельчайшие жучки, на которых можно не обращать внимания, которых можно давить сотнями только одним движением ноги. Растоптать.
– Что ты хочешь от меня, Дракон? – спросил Шатов. – Защиты?
Дракон снова засмеялся:
– Я предлагаю встретиться и поговорить. Обсудить. Выход должен быть. Просто обязан быть выход.
– Да, например – моя смерть. И для тебя все становится на свои места. Ты снова можешь жить. Так, Дракон?
– Это интересный вариант. Но он, кажется, не устраивает тебя.
– Не устраивает.
– Тогда возьми с собой своих друзей-ментов. Они тебя прикроют.
– Один раз ты уже такое предлагал. Ляльке. Она тоже могла взять с собой приятеля. И взяла старшего лейтенанта Рыжова.
– Да. Но тогда я выбирал место. Сейчас место выберите вы. Любое, в черте города. Но там можешь быть либо ты один, либо ты и группа Сергиевского. Если я увижу чужого, или не увижу тебя, то не выйду. И перестану тебе звонить. И мы посмотрим, сколько фигур уцелеет в эндшпиле. Согласен?
– Любое место?
– Назовите несколько вариантов, так, чтобы до каждого из них можно было бы добраться из любой точки города в течение получаса. Я выбираю, и через полчаса вы должны будете быть там. Я подойду чуть позже. Осмотревшись.
– И ты не попытаешься обмануть?
– А ты попробуй. Что ты теряешь? Жизнь? Так я все равно тебя настигну. Или это буду не я… Но ты все равно умрешь. Если вы меня схватите – получите только меня. И я вам ничего не скажу. Во всяком случае, до тех пор, пока меня от вас не заберут. А там… Люди умирают и в камерах предварительного заключения.
– А если мы вызовем подкрепление?
– Я уже говорил – ты не можешь гарантировать, что наверху никто не играет за дрессировщиков.
– А ты уверен, что я обращусь за помощью в официальные структуры?
Дракон задумался.
– Можешь, хоть я и не представляю к кому именно. Меня возьмут… Меня попытаются взять. А вот смогут ли… У тебя есть час. Думай. Кстати, за вашим особняком я наблюдал из дома напротив.
