Глава 9
– Я полагал, что ваше появление будет обставлено несколько эффектнее, – заметил товарищ Хаоран, когда гость расположился в кресле для посетителей.
Сам поднебесник поднялся из рабочего кресла за письменным столом и подошел ко второму креслу у чайного столика. Остановился, глядя на гостя, словно в ожидании приглашения. А может быть, и в самом деле ожидал приглашения от круглолицего крепыша лет сорока пяти, непринужденно устроившегося в чужом кабинете. В опасном кабинете, как не преминули бы добавить знающие люди. Здесь мало кто бывал из посторонних, свои же, поднебесники, предпочитали не обсуждать такие интимные детали, как встроенное оружие, ядовитые шипы и другие изыски системы безопасности товарища Хаорана.
К тому же все прекрасно понимали – невозможно рукой измерить всей глубины моря. И все средства защиты хозяина кабинета также узнать невозможно.
Например, сегодняшний гость, с любопытством рассматривающий кабинет товарища Хаорана, мог быть прямо на месте убит семью разными способами. Если хозяин кабинета предложит ему чаю или каких-нибудь других напитков, а гость согласится, то количество вариантов смерти сразу же возрастет в разы. Кстати, не только смерти.
– Зачем устраивать представление перед человеком, который умеет видеть и слышать, – сказал гость, и легкая улыбка тронула его полные губы. – А тем более думать.
Товарищ Хаоран в ответ вежливо улыбнулся. Вежливо, не более того.
Сел в кресло, аккуратно поддернув отглаженные брючины.
– А я, в свою очередь, ожидал, что ваш кабинет будет более… – гость задумался на секунду, подбирая нужное слово, улыбнулся, отыскав подходящее: – Более традиционен.
– Веера, ширмы, лаковая мебель?
– Нечто вроде этого. Домашний халат с драконами, шапочка с жемчужиной на макушке… Или китель со стоячим воротником, – гость снова позволил себе улыбку, на этот раз скорее ироничную, чем вежливую.
«Он прекрасно знал, как выглядит кабинет», – подумал товарищ Хаоран. За последний год исчезли трое из ближайшего окружения главы китайской общины, это означало, что кто-то собирал информацию о самом главе поднебесников Харькова, – сомнений быть не могло. И еще это означало, что троих доверенных людей товарища Хаорана убил вот этот вежливый господин.
– Надеюсь, вы не станете вести витиеватую беседу, подобно книжным мандаринам? – спросил товарищ Хаоран. – Или, по вашему мнению, именно так следует изъясняться уроженцу Поднебесной?
– Ну да, а еще выяснить, чье кунг-фу лучше, – засмеялся гость.
Искренне засмеялся, раскатисто, запрокинув голову и взмахнув руками. Так искренне, что товарищ Хаоран непременно поверил бы ему, если бы вообще имел привычку верить кому-нибудь.
– Вы пришли, – сказал поднебесник.
– Да, а мог бы связаться с вами через посредника, или через Сеть… мог бы даже пригласить вас на встречу куда-нибудь в район Алексеевки… И вы, как мне кажется, пришли бы. Не так?
– Все возможно. Абсолютно все… – качнул головой товарищ Хаоран.
Он принял к сведению упоминание посредника. Из этого следовало, что гость – не посредник. А из фразы хозяина кабинета о том, что возможно абсолютно все, следует, что только от гостя зависит, чем именно закончится их беседа. От гостя и от хозяина, естественно.
Гость тоже кивнул, подтверждая, что намек понял.
Молчание затянулось.
– Мы можем немного поговорить о погоде, – предложил товарищ Хаоран. – О том, что на улице идет сильный ливень, но гроза, к счастью, уже закончилась. Если хотите, я даже могу попросить, чтобы нам сообщили прогноз погоды на ближайшие дни… Вы, кстати, очень изменились… внешне.
– Все в мире меняется… внешне, – напевно протянул гость. – Даже камни меняются.
На «балалайку» поднебесника пришло сообщение. Гость по дороге к его кабинету прикасался к дверным ручкам и прошел мимо газоанализатора и сканеров. Экспресс-анализ ДНК, отпечатков и запаха гостя никаких результатов не дал. Этого человека не было ни в архивах канторы товарища Хаорана, ни в базе данных Службы Безопасности Городского Совета. Это было немного неприятно, но, с другой стороны, и риск того, что гость может взорваться, выблевать какой-нибудь токсин или кислоту практически отсутствовал.
Можно было просто беседовать.
– Называйте меня Лешим, – сказал гость. – И мне так будет проще, и, надеюсь, вам.
– Хорошо, господин Леший, – склонил голову товарищ Хаоран. – Что же вас все-таки привело ко мне?
– Ну, я бы хотел напомнить о том, что свою часть договора я выполняю аккуратно, – тихо сказал Леший. – И все то, о чем я вас предупреждал, происходило в точно определенные мной сроки.
– Да, я поражен. – Лицо поднебесника превратилось в неподвижную маску.
Маска ледяного дракона, как называла это выражение лица товарища Хаорана его бывшая жена.
– Я даже рискнул сделать немного больше, чем обещал, – очень серьезно произнес Леший. – Сегодня…
– Я не просил вас устранить Тарле, – холодно заметил товарищ Хаоран. – Не следовало делать с Абдулой такого… Это может привести к войне, которая сейчас не нужна ни вам, ни мне. Никому.
– Если бы я решил таким образом оказать вам услугу, то, конечно же, вначале попросил бы вашего разрешения. Дело в том, что господин Тарле потребовал в уплату за одну свою услугу устранить вас. И как можно скорее. Поэтому я был вынужден… Можно было его просто убить, но я предпочитаю не совершать необратимых поступков. Привычка такая, если угодно.
– Это хорошая привычка, – задумчиво произнес товарищ Хаоран.
Абдула решил устранить соседа по Барабану? Странно. Он ничего от этого не выигрывал. Все прекрасно понимали, что преемник уже назначен. И преемник преемника – тоже. И пытаться обезглавить кантору товарища Хаорана – занятие бессмысленное и смертельно опасное. Кстати, даже сами преемники не знали, что именно им предстоит занять место главы канторы. Товарищ Хаоран прекрасно сознавал, насколько люди подвержены соблазнам. Он сам регулярно использовал эту человеческую слабость для того, чтобы получить власть над людьми.
Тарле совершенно сошел с ума? Ломка без «сна» началась у него только сегодня, списать на это странное сегодняшнее поведение и странное требование не получается.
– Когда он обратился к вам с этой просьбой? – спросил товарищ Хаоран.
– Неделю назад.
– Странно…
– Почему вас это удивляет?
– Моя смерть не принесла бы ему никаких выгод. Только войну. Неизбежно вмешается господин Фрейдин… – товарищ Хаоран внимательно посмотрел на собеседника. – Вы полагаете, что это шеф Службы Безопасности решил таким образом взять под контроль Барабан?
– Я этого не говорил. Но в принципе не вижу в этом ничего фантастического. В городе сложилась слишком стабильная система. И в руках у кантор собралось слишком много силы, и это кому-то может не понравиться…
– Кому-то, кто хочет получить абсолютную власть… – закончил фразу Лешего товарищ Хаоран.
– Если не принимать во внимание аксиому, что абсолютной власти, к сожалению, не бывает, то – да. Кто-то решил сменить в городе порядок. Мы с вами имеем классический образец готовящейся революции. Или мятежа, если хотите. Вы же учили в Академии историю, товарищ старший полковник? Мне не нужно объяснять вам, что должно последовать вслед за дестабилизацией обстановки?
Товарищ Хаоран улыбнулся снисходительно.
Гость попытался вывести его из равновесия, намекнув… да что там, прямо заявив о своей информированности. Людей, знающих истинный статус товарища Хаорана до Катастрофы, было в мире не больше десятка, а в Харькове никто из этого десятка не появлялся никогда.
Утечка произошла с самого верха. Или кто-то сумел взломать весьма и весьма защищенные файлы где-то в Поднебесной. Сам Хаоран Цонг, старший полковник разведки КНР, не знал, где именно находится архив, но кто-то его нашел и взломал.
А теперь некто, именующий себя Лешим, решил блеснуть перед товарищем Хаораном своей эрудицией?
– Следующим шагом будет вербовка? – приподнял бровь товарищ Хаоран. – Вы сейчас напоминаете мальчика, полагающего себя очень ловким пройдохой.
– Наверное, я похож на мальчика, – серьезно предположил Леший. – Но, надеюсь, на идиота я не похож?
– Ни в коем случае, – так же серьезно ответил товарищ Хаоран. – Но если вы поясните мне свои цели, то мне будет легче воспринимать вас как взрослого человека. Вы же прекрасно понимаете, что моя деятельность здесь – всего лишь управление резидентурой. Свободная Экономическая Территория – это…
– Я знаю. Поэтому, кстати, я и решил встретить Катастрофу здесь, в Харькове.
Леший смотрел внимательно, не отрываясь. Он словно ждал какой-то особенной реакции от старшего полковника Цонга. Ответа на загадку?
На загадку, мысленно повторил Цонг. Уважаемый гость весь состоит из загадок, его слова сочатся намеками, в жестах скрыта тайна, а в глубине глаз затаился хищный зверь. Не змея, нет. Именно зверь – огромный, дикий, кровожадный и, похоже, неуязвимый. Во всяком случае, зверь в этом уверен.
«Я и решил встретить Катастрофу здесь»…
Сейчас он надеется, что старший полковник вскинется и станет спрашивать о том, как Леший смог предвидеть Катастрофу. Смотрит жадно, ждет напряженно. Даже как-то не хочется его разочаровывать.
– Вы знаете, – тихо сказал товарищ Хаоран. – Я здесь по той же причине.
Гость облегченно выдохнул. Он надеялся на такой ответ, понял старший полковник Цонг. Беседа становилась еще интереснее.
– Не сочтите за наглость и неуважение, но как давно вы узнали о грядущей Катастрофе? – поинтересовался Леший самым светским образом. – За год до? За два?
Хозяин молча смотрел на гостя. Лицо было совершенно неподвижно, глаза укрылись под тяжелыми веками. Товарищ Хаоран дремал, или старший полковник Цонг ждал, пока сам гость поймет, какую глупость только что произнес.
Леший выдержал паузу, потом кивнул.
– Согласен, спросил глупость. Вы ведь в Харькове уже сорок лет… Прибыли за черт знает сколько лет до Катастрофы, а тогда, я боюсь, о ней не знало большинство из тех, кто ее и организовал в конечном итоге…
– Я тоже не знал о Катастрофе, – сказал Цонг. – Я не мог о ней знать. И честно выполнял свое задание – взять под контроль местную диаспору. Но потом я почувствовал… наверное, это трудно объяснить… В Китае очень не любят перемен. Вы наверняка знаете эту расхожую фразу-пожелание…
– Чтоб ты жил в эпоху перемен.
– Да. Именно эту. В эпоху перемен. В интересные времена. Нет, мы ни в коем случае не отрицаем прогресса, с удовольствием принимаем технические новшества… но очень не любим, когда новшества появляются в общественной жизни, – Цонг на секунду задумался, потом развел руками. – Извините, я очень давно не разговаривал на политико-идеологические темы. В результате в голову лезет то, что я в молодости слышал на политзанятиях. Еще раз – извините. Так вот, я почувствовал, что… Вы идете по степи, в зените – яркое горячее солнце. Ни облачка. Но тут – будто тень скользнула, чуть коснувшись вас. Может, промелькнула птица. Может, вам просто показалось… но настроение уже изменилось. Вы начинаете смотреть на мир иначе. Вы вдруг вспоминаете, что все это не вечно. Что перемены… нет, не грядут. Они возможны. Возможны.
– И ваши традиции… – сказал Леший.
– Это уже похоже на неуважение, господин, – товарищ Хаоран покачал головой. – Дважды повторять это слово… Традиция. Вы хотите, чтобы я говорил об этом? Но тогда я скажу то, что хотите услышать вы, и не скажу того, о чем думаю я. Хотя, вы правы: именно Традиция – ее возрождение и заставило меня насторожиться. Это было странно – понять, что в моей стране, в одной из самых развитых стран мира, вдруг снова заговорили о прошлом. Не о великих императорах, не о древних царствах, а о действительно далеком прошлом. Понимаете, в учебниках и в многомудрых трактатах о древности о настоящей истории ничего не говорится. Вспоминают об изобретении пороха и бумаги, о первом императоре Ци Хуан Ди, о Великой Стене, но о том, что все это величие – лишь песчинки, приставшие к чешуе дракона, вслух не говорит никто. Кто-то не знает, кто-то не верит… Некоторые из тех, кто верит, полагают, что дракон уже умер и только его кости покоятся на дне Хуанхе. Некоторые – уверены, что, не вспоминая дракона, можно сделать его нереальным. И только единицы надеются его оседлать. И взлететь на нем к небу. Или вернуть мир к прежнему. К прошлому. Когда мир имел четыре угла, был укрыт небом… Имя этому дракону – Традиция.
– Я понял.
– Вы не можете этого понять… Для того, чтобы это понять, нужно быть китайцем. Или не быть человеком.
Гость кивнул.
– Вы – не китаец, – с легкой усмешкой произнес товарищ Хаоран.
– Я – не китаец, – подтвердил гость и добавил серьезно. – Я – Леший.
Теперь задумался товарищ Хаоран.
Это могло быть шуткой. Или приглашением к шутке. Лучше его проигнорировать.
– Я почувствовал эту мимолетную тень и больше не мог оставаться прежним. До этого я с удовольствием делал карьеру. Даже когда погибла моя семья, я не сломался. Мои друзья были похожи на моих врагов: и те и другие уважали меня…
– И боялись, – подсказал Леший.
– И боялись. Да – боялись. Но в какое-то мгновение все это стало неважным, неинтересным, незначимым… Все изменится. В лучшую сторону, в худшую – это безразлично. Страшно – что изменится. Все изменится. Вначале я попытался постичь источник этих перемен. Понять, кто за ними стоит. Понять, а потом уничтожить. Помешать. Остановить… Но это было повсюду. Я чувствовал, как что-то происходит у меня за спиной, резко оборачивался, но стул снова оказывался стулом, демон просто тенью, а призрак – вывешенной для просушки простыней. Но стоило мне снова отвернуться… У вас такое когда-нибудь было?
– Нет. Но я вас понимаю. Страх начинает заполнять весь мир, проникает в каждую клеточку вашего тела, пропитывает мозг. Даже не страх, а его предчувствие… понимание того, что он придет. Обязательно придет. И вы начинаете бояться уже не чего-то конкретного, а своего собственного страха. Грядущего страха, – Леший скрестил руки на груди. – Я вас понимаю.
– А я себя – нет. Ни тогда не понял, ни сейчас не понимаю… Но я решил не вступать в борьбу. Все тщательно обдумав, я понял, что меня не страшит смерть. Нет. Мне была неприятна мысль о суете, связанной с переменами. С Катастрофой. Необходимость бежать, искать спасения… Но, с другой стороны… С другой стороны, мне было интересно взглянуть на все это. Не участвовать, нет. Ни в коем случае. Взглянуть. Увидеть, как волна подступает к самым моим ногам… ощутить кожей жар огня… превратиться в этот огонь… И понять, что именно происходит. Не предотвратить, не использовать, а понять. Я стал искать место на берегу…
– Место в первом ряду?
– Если хотите – да. Место в первом ряду. Я мог вернуться в Китай, но, как мне тогда казалось, все будет происходить именно в Понебесной, и я слишком быстро превращусь в материал для перемен… В глину для кирпичей. А кирпичу все равно, в какой стене он лежит – в стене свинарника, или в Великой Стене… Я остался там, где Традиция не так сильна. Любая Традиция: Католическое Вуду, ислам, верования диких племен Африки и Америки – любая Традиция. У себя на родине они пульсировали, набухали кровью… Ехать в Европу? В Конфедерацию? Можно было бросить все и бежать к тем же самым дикарям, но тогда я бы ничего не увидел. Я был бы слишком далеко от сцены. А кроме того, колдун дикого племени, носитель тамошней Традиции, на своей земле, в своем ареале обитания все равно был бы всемогущ. В их маленьком мирке, в анклаве их Традиции, я бы снова оказался лишь игрушкой сил, которые не понимаю… Я выбрал этот город. Были другие варианты, почти равноценные, но меня привлек этот город… Его аура. Его воздух, если хотите… Вы давно здесь?
– Два года – безвыездно. И еще в течение года часто приезжал.
– Вы, наверное, уже почувствовали ауру этих мест… равновесную… До отвращения равновесную. Будто специально кто-то выверяет соотношение сил. Уравновешивает добро и зло. Рожденные здесь во всем достигают совершенства – в гениальности, в злобе, даже в обыкновенности. Обыкновенных, правда, здесь значительно больше, чем гениев и злодеев. Гении и злодеи здесь задыхаются и тонут в общей массе… Здесь выполняют ритуалы, но не верят. Не верили и не будут верить. И потому ни мусульмане, ни вудуисты даже не пытались вытеснить конкурентов из города. Они знали, что это бессмысленно. Когда в мир пришла Цифра, здесь она даже не появилась. Так, мелькнула. Сюда не пришел Мутабор. Им всем нужны не молящиеся, а верующие. А таковых здесь… Извините, я немного увлекся.
– Ничего, – сказал Леший. – То, что вы рассказываете, – очень интересно. И поучительно. И во многом совпадает с моими наблюдениями. Правда, похоже, мы с вами при совпадающих исходных пришли к разным выводам… Вернее, вы не сделали последнего шага.
– Я никогда не делаю последнего шага, – холодно возразил старший полковник Цонг. – Именно потому, что он последний.
– Ваше право.
– Да. Мое.
Несколько минут они молчали.
О чем думал Леший – хозяин кабинета не знал, но сам товарищ Хаоран пытался понять, что именно привело Лешего сюда. И именно в этот день. Ведь не случайно? И товарищ Хаоран, и старший полковник Цонг прекрасно знали цену случайностям и совпадениям. Только глупцы отрицают возможность самых невероятных совпадений и случайностей. Но сегодня…
Леший, придя в кабинет к товарищу Хаорану, не мог не понимать, что выход отсюда можно только заслужить. Заработать. Обменять на нечто очень важное. И пока он ничего не предложил. Намеки здесь не котировались. А тем более – угрозы.
– Я хотел с вами посоветоваться, – нарушил, наконец, молчание Леший. – Или дать совет вам… если вы пожелаете…
Товарищ Хаоран чуть наклонил голову, демонстрируя вежливое внимание.
– Прошло два года со времени Катастрофы, – медленно, словно задумавшись, произнес Леший. – Как вы полагаете – изменения уже произошли? Те самые, которых вы ждали всю свою жизнь?
Это был сложный вопрос. И даже, наверное, страшный. Товарищ Хаоран и сам себе неоднократно его задавал и каждый раз признавался себе, что не может… не готов ответить на него.
– Вы смотрите на Луну? – спросил Леший.
Товарищ Хаоран вздрогнул.
– Вы ведь заметили, что Лунного Зайца больше нет…
– А вы, как я понимаю, это заметили?
– Я это тоже заметил, – сделав ударение на «тоже», ответил Леший. – Но вы не ответили на мой вопрос – мы живем в уже измененном мире?
Товарищ Хаоран закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.
Гость не мог заметить перемен на Луне. Не мог. Если он был обычным человеком. Он мог узнать об этом от кого-то другого, но… Товарищ Хаоран открыл глаза и посмотрел в лицо собеседнику. Он не лгал. Он и в самом деле смог разглядеть Это.
Как просто было бы решить, что все самое страшное уже позади. Катастрофа, разрушения и пожары – вот и все, что произошло, что должно было произойти. Теперь нужно было только отстроить заново прежнюю жизнь.
– Я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал, наконец, товарищ Хаоран. – Я слишком…
Хозяин кабинета замолчал, пытаясь подобрать слово. Он не хотел произносить «боюсь», но ничего другого в голову не приходило. Боюсь-боюсь-боюсь-боюсь… Сказать правду? Ошибиться?
– Пока перемен не было, – товарищ Хаоран выпрямился в кресле, сложив руки на коленях. – Настоящих перемен не было. Я их не видел…
– А, значит, их и не было, – кивнул Леший. – Но ведь город и его жизнь изменились, вы не можете этого не признать.
– Я не признаю этого, – дернул плечом товарищ Хаоран. – Потом что – ничего ровным счетом не изменилось. Кто-то готовит перемены, это я чувствую. Но пока…
– Разве того, что произошло в городе, недостаточно? – удивление было искренним, но товарищ Хаоран знал, чувствовал, что Леший играет, подталкивает его к какому-то выводу… Пытается заронить в его мозг, в его душу какую-то мысль…
– То, что произошло в городе, – всего лишь перестановка фигур на шахматной доске. Идет партия, кому-то может показаться, что это перемены, но на самом деле те же пешки продолжают двигаться вперед, не имея возможности ни остановиться, ни свернуть с пути, ферзь ангелом смерти носится по шахматным клеткам, полагая себя всемогущим, но все так же оставаясь в рамках расчерченной доски… И никто из них не смог подняться над плоскостью игры, никто не смог не то что заметить настоящих игроков, но даже заподозрить их существование. Просто игра вступила в новую фазу, не более того. Логично продолжается…
– Минутку! – Леший поднял руку. – Но ведь здесь больше нет чужих. Даже вы, резидент китайской разведки, больше не чужой здесь. Вы – часть этого города. Если раньше этот город вечно балансировал на грани взрыва, мелкие и мельчайшие шайки копошились в шерсти у крупных кантор, путались под ногами, норовя откусить больше, чем могли проглотить, то сейчас… Есть одна крупная кантора у муслимов. Одна – у поднебесников. Все уравновешено, все отрегулировано… Разве это не хорошо?
– Это хорошо, – сказал товарищ Хаоран. – Очень хорошо. Но не великолепно. До совершенства мы все еще не доросли. Я – китаец. И меня с рождения учили, что колесо может вращаться только на одной оси.
– Вам нужен император?
Товарищ Хаоран холодно улыбнулся.
– А вы сами… Вы сами не хотели бы стать императором? – Леший прищурился, словно изо всех сил пытался удержать от прыжка зверя, прятавшегося в его глазах.
– Нет, – не задумываясь, ответил товарищ Хаоран. – Никогда.
– Почему?
– Потому что кто-то уже наметил это звание для другого. Кто-то неизвестный, но обладающий силой. Не канторой и боевиками, нет… Силой, которой я не могу постичь. Моего зрения и ума хватает только на то, чтобы заподозрить существование этой силы, не более того…
– Когда вы поняли, что я к вам приду? – спросил внезапно Леший.
– Сегодня утром. Поэтому я и поехал в Учком лично. Я хотел видеть глаза своих коллег-оппонентов, убедиться, что никто из них не пытается захватить власть. Никто из них не обладает даже Тенью Силы. Никто.
– А ректор?
– Ректор еще не понял, что обречен. Он еще пытается делать вид… или искренне уверен в своей неуязвимости.
– Вот даже как… – протянул Леший. – И что же его ждет?
– Смерть, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал товарищ Хаоран. – И я знаю, кто придет на его место. Это – очень просто. Это мне понятно, и скоро станет понятно всем остальным.
– И кто же?..
– Не Тарле, не М’Бога, не Паленый, не Дядюшка Ха… – с легкой улыбкой перечислил товарищ Хаоран. – Ни они, ни я просто не сможем управлять Учкомом, да и Комплекс нас не примет…
– То есть Дима? Полагаете, ему позволят остальные?
– Мы не станем с этим спорить. Он передаст свой район кому-то из помощников, а сам уйдет в Комплекс и станет ректором. Николай Александрович продемонстрировал свою слабость – больше ему никто не поверит, что бы он ни говорил, какие бы гарантии ни предлагал. Кто-то смог поставить под угрозу поставки «сна»… И даже если вчера это сделал не ректор, то завтра он может использовать тот же трюк, но уже в своих целях. И это значит…
– Но ведь ваше совещание закончилось мирно?
– Мирно. Но, боюсь, достаточно легкого дуновения ветра, чтобы все обрушилось. Какой-нибудь мелочи.
– Нечто вроде стрельбы по машине Абдулы?
– Да. Вполне подойдет. Именно ректор первым заговорил о стрелках на Геповке. Он сказал, что их привел кто-то из нас, но ведь это могли быть и его люди. Интересно, кого-нибудь опознали?
– На месте засады работали люди ректора. И пока никаких результатов не объявлено. Но…
– Что «но»?
– Туда прибыли и эксперты Максимки, – Леший щелкнул пальцами. – Учком не мог помешать этому, как не мог и собрать весь биологический материал, оставшийся от засады. Абдула отстреливался изо всех стволов, клочья летели по закоулочкам… Наверняка какой-нибудь из клочков попался экспертам из СБ.
– Вот даже как… – товарищ Хаоран еле заметно улыбнулся. – Боюсь, что информация от ректора и от Фрейдина будет несколько отличаться. И кому поверят… Как я понял, Тарле сошел с ума не навечно?
– К вечеру он скорее всего придет в себя.
– И будет очень огорчен случившимся. Ему трудно будет объяснить своим людям, почему он перебил охрану. А уж мокрые штаны… Но если окажется, что пока он был в Учкоме, его накормили какой-то дрянью… Это очень хорошее объяснение. И, насколько я знаю господина Тарле, он не будет дожидаться, пока блюдо остынет.
– И в этой ситуации вы…
– Я не стану ему мешать. Более того, я на всякий случай перекрою границу с Конго, чтобы у М’Боги не возник соблазн нанести удар Абдуле в спину. Хотя до штурма, полагаю, дело не дойдет. Не дойдет… Интересна позиция Фрейдина и Городского Совета, хотя… – Товарищ Хаоран свел кончики пальцев обеих рук, образовав подобие сферы. – Если верить сегодняшним новостям, у Совета и у Максима Андреевича уже возникли проблемы. Кажется, жители города недовольны тем, что произошло на открытии станции питания. Я с трудом удерживаю своих соплеменников от необдуманных действий, но мусульмане и жители Конго, насколько я знаю, собираются найти виновных… или назначить виновных.
– Просто как канторщики по поводу «сна». – Леший снова щелкнул пальцами.
– Очень похоже, – не мог не согласиться товарищ Хаоран. – И, вполне возможно, что все закончится с весьма сходным результатом. Место людей, не сумевших обеспечить безопасность кормежки, должен занять некто, способный эту безопасность гарантировать… То есть если все будет проходить правильно, то владельцы пищевых фабрик могут…
– Могут. Думаю, что проверка, которая будет назначена Городским Советом, выявит, что и остальные биореакторы города выдают продукцию не очень полезную для здоровья…
– Если вы так полагаете…
– Я просто уверен в этом.
– Но ведь владельцы фабрик входят в Городской Совет…
– Тем более весомым и взвешенным будет выглядеть любое решение этого Совета. За исключением, конечно, оправдательного…
– Вы полагаете, что оправдательного решения не будет?
– Оно просто невозможно, товарищ Хаоран, – засмеялся Леший. – Посудите сами – люди знают, что их еда может быть отравлена. И они, естественно, захотят, чтобы виновные были наказаны. В одном цеху это может быть кто-то из лаборантов или рабочих… Даже в двух-трех… Но чтобы во всех…
Зверь в его глазах больше не пытался прятаться, он скалил свои клыки, щелкал хвостом и рычал.
Товарищ Хаоран почувствовал, как легкий холодок потек от кончиков пальцев к запястьям, к предплечьям, просочился в мозг и медленно, сверху вниз, стал заполнять все тело.
Это было странное, незнакомое ранее ощущение. Неприятное и пугающее. Товарищ Хаоран и старший полковник Цонг не сразу поняли, что это страх.
Леший больше не прятал зверя в своих глазах, он сам стал зверем. Каждая черточка его лица излучала опасность, каждое движение демонстрировало угрозу. Рука хозяина кабинета потянулась к сенсорам управления системой защиты, но замерла в нескольких сантиметрах от пульта. И товарищ Хаоран не смог понять – сам он остановил руку или подчинился воле гостя.
«Я ведь еще два с половиной года назад знал, что придется расплачиваться, – подумал товарищ Хаоран. – Два с половиной года назад… Леший тогда сказал, что попросит об ответной услуге».
Время пришло.
Леший ждал, рассматривая товарища Хаорана немигающим змеиным взглядом. Его лицо теперь было неподвижным, почти мертвым.
– Что я должен сделать? – выдавил из себя товарищ Хаоран, склонив голову.
Он больше не мог смотреть в глаза Лешего, не имел сил.
– По нашему соглашению, вы и остальные канторщики удерживали границы города, – ледяным тоном произнес Леший. – Вы не пропускали никого наружу и снаружи вовнутрь.
– Мы все выполнили соглашение, – сказал товарищ Хаоран и с ужасом понял, что голос его дрожит.
– Это хорошо. Сегодня может произойти всякое… Может показаться, что время соглашения прошло… И я очень прошу вас…
Прошу?
Товарищ Хаоран помимо воли улыбнулся. Тут уместнее прозвучало бы «повелеваю». Хотя… Леший поступает правильно, пользуясь силой, но не демонстрируя ее. Тот, кто имеет власть, может позволить себе вежливость.
– Я хочу, чтобы вы связались с остальными главами кантор и передали им мою просьбу. При любом раскладе, даже если вам покажется, что все рухнуло, что все кончено и с моими просьбами можно не считаться… Хотя бы до завтрашнего утра. Удержать людей в городе, не позволить им совершить глупость. Остановить. Через кровь, через смерти десятков и сотен. Иначе могут погибнуть сотни тысяч. Люди до сих пор живы, потому что в этом городе существует порядок. Вы сможете выполнить мою просьбу?
– Да.
– Очень хорошо. – Леший встал с кресла. – И передайте Абдуле, как только он сможет нормально воспринимать окружающую действительность, пусть не спешит на штурм Учкома. У него это все равно не получится. А если он все-таки попытается, то умрет. Так и передайте – умрет.
– Умрет, – повторил товарищ Хаоран.
– Вот и славно, – Леший двинулся к выходу. – Сейчас я, пожалуй, покину вас. Но, надеюсь, мы еще встретимся. Так или иначе…
Больше всего старшему полковнику Цонгу хотелось, чтобы Леший ушел как можно скорее. Его присутствие вызывало почти физическую боль, хотелось закричать, зажмуриться, зажать уши руками и упасть на пол… как при ядерном взрыве… ногами к вспышке…
Но тогда старший полковник Цонг утратил бы уважение к себе окончательно.
Леший медленно – очень медленно – шел к двери. Словно пробирался сквозь густое, вязкое желе. Нужно было что-то сделать, что-то сделать, пока он не ушел… Иначе до самого конца жизни Хаоран Цонг будет проклинать свою слабость. Подчиниться силе – это одно. А испугаться…
– Я говорил о шахматах… – Хаоран Цонг откашлялся и поправил узел галстука.
– Да? – Леший остановился и повернулся к хозяину кабинета.
– Я сравнил все, что здесь происходит, с шахматами. Я был не прав, – Хаоран Цонг встал с кресла и смог заставить себя сделать шаг к Лешему. – Когда-то давно мне попала в руки книга – старая книга местного автора. В ней было много крови, жестокости и немного философии. И там он писал о бильярде. О так называем «пуле». Есть стол, затянутый зеленым сукном, есть шары на нем – цветные и рябые. Есть белый шар, которым наносятся удары. Соперник волей случая выбирает, какими именно шарами придется играть. Нужно забивать шары в лузы. Цветные или рябые. Может показаться, что в этом смысл игры – забить как можно больше шаров. Может показаться, что самое главное – не дать сопернику сделать это. Шарам кажется, что все происходит для того, чтобы бить их как можно больнее. Белый шар может чувствовать себя главным… или самым несчастным, потому что его бьют все и он бьет всех. Кто-то может постичь, что все это сражение – за право забить в лузу черный шар, и этот черный шар может подумать, что именно он – самый важный в этой игре. А потом – случайность, нелепый рикошет, неверный удар, и черный шар вкатывается в лузу раньше времени. Или не в ту лузу… И тот, кто, казалось, уже был в шаге от победы, проигрывает. И шаров он больше забил, и класс у него выше, чем у соперника, но вмешивается случай…
– Очень интересно, – усмехнулся Леший. – Эта аналогия действительно точнее. Намного точнее. Хотя…
– Вы не согласны?
– Ошибаться могут все – и шары, и игроки. Смысл игры в бильярд, как и любой другой игры, может заключаться в том, чтобы отвлечь внимание игроков и зрителей от чего-то другого, гораздо более важного и значимого. Или смертельно опасного. Не так?
Леший молча вышел из кабинета.
– Пропустить, – приказал товарищ Хаоран охране.
Он вернулся за письменный стол, сел. Сильно потер лицо ладонями, потом прикоснулся к сенсору на пульте связи:
– Дмитрий? Добрый день. Нам нужно поговорить. Да, прямо сейчас.
Люстра в кабинете вдруг мигнула и погасла. Через несколько секунд зажглась снова.
– У вас тоже проблемы со светом? – спросил товарищ Хаоран, прекрасно зная ответ.
Наркотики, еда, энергия, вода…
Люди выйдут на улицу, остановить их не получится. В ближайшие часы город погрузится в хаос.
Приближаются перемены, те самые, от которых пытался спрятаться Хаоран Цонг. Или ему это только кажется? Как сказал Леший?
Отвлечь внимание игроков и зрителей от чего-то другого, гораздо более важного и значимого. Или смертельно опасного.
– У меня есть послание для вас, Дмитрий, – сказал товарищ Хаоран. – Для вас и остальных.
Дима Механик выслушал поднебесника, не перебивая. Только когда тот упомянул Лешего, вздрогнул и спросил:
– Леший? Невысокий такой, черноволосый и худощавый? Лет тридцати?
Товарищ Хаоран описал своего посетителя, Дима задумался.
– Можешь прислать его отпечатки, ДНК и прочее? Ты же собрал все это?
– Да. Закончим разговор, и я прикажу отправить к тебе все данные. Но в базах его нет.
– То, что его нет в базах, я и так знаю. Я пришлю тебе данные на своего, сравнишь.
– Ты полагаешь, что это действует группа? – в голосе товарища Хаорана прозвучало сомнение. – Мне показалось, что…
– Вот мне тоже показалось, – отрезал Дима Механик. – Много чего показалось…
– Подожди, когда он к тебе приходил?
– Утром, перед самым выездом в Учком. А что?
– И говорил что-то о судьбе ректора?
– А это не твое дело.
– Не мое, но если это для тебя важно, то я готов…
– Я знаю. Мне Леший сказал утром.
– Значит, он все знал заранее… Просчитал.
– Понимай как хочешь. Надеюсь, это была последняя встреча с ним. Я никогда не был трусом, но…
– Боюсь, не последняя, – возразил товарищ Хаоран. – Но до вечера так или иначе мы что-то поймем… Увидим, кто забьет черный шар.
– Может, и увидим, но сейчас я очень занят. Очень-очень. На улицах такое творится… Мне нужно не только держать границу города, но и своих не выпустить из Рогани. Все хотят жрать, и никто не решится лопать нашу баланду, пока не получат гарантию… Хотят заставить пробовать еду… Работников кормушек, но лучше – их хозяев. В общем, все как было у нас по поводу «сна». До связи!
Переговорив с главами всех кантор, товарищ Хаоран подключился к городской сети камер наблюдения.
Толпа шла к Нагорнику со стороны Алексеевки. Ливень не позволял точно рассмотреть количество народа, вышедшего на улицу, но, переключаясь с одной камеры на другую, поднебесник понял, что несколько десятков тысяч человек сейчас движется мимо Учкома к Нагорному району.
Свет в кабинете снова мигнул и погас. И снова включился через несколько секунд. Чтобы через минуту погаснуть. И снова включиться.
Товарищ Хаоран включил канал новостей.
«… стреляют!» – срывающимся от возбуждения голосом выкрикнул кто-то.
Изображение дергалось, в кадр попала бетонная стена, в которую время от времени ударялись пули, разбрасывая в стороны осколки, потом мобиль с опознавателями Службы Безопасности. Стекла мобиля были разбиты, пули время от времени ударялись в него со звонким щелчком, с визгом отлетали от тротуара.
– Я корреспондент Службы Новостей Аристарх Геллер, веду съемку прямо с места нападения. Мой оператор ранен. Вместе со мной под огнем находятся сотрудник Службы Безопасности и консул Российской Федерации Стас Колос. Мы неоднократно обращались за помощью к Службе Безопасности, нам даже пообещали, что вот-вот, через несколько минут, приедут, но прошло уже много времени…
Пуля ударилась в тротуар возле самой камеры, корреспондент выругался.
– Похоже, нас просто оставили на убой! – прокричал корреспондент. – Никто не имеет права владеть огнестрельным оружием в нашем великом городе, за этим следит Служба Безопасности, но сейчас наша замечательная Служба ни черта не делает для выполнения законов.
Весь кадр заполнило лицо молодого парня.
– Это – сотрудник Службы Безопасности Городского Совета! – прокричал корреспондент за кадром, пытаясь перекрыть грохот выстрелов. – Почему ты не пойдешь и не отберешь оружие у преступников? Ты ведь должен их казнить! Иди, выполняй закон…
Парень выматерился, попытался оттолкнуть камеру, но та лишь чуть отодвинулась назад. Теперь можно было видеть, что без стоит на коленях за мобилем, сжимая в руках «дрель». Безопасник бледен, губы искривлены, демонстрируя жутковатую пародию на улыбку.
Камера двинулась в сторону, захватила еще одну фигуру, скорчившуюся за мобилем.
– Это – господин консул! – пояснил корреспондент. – Стас, не сообщите нашим зрителям о своих планах на ближайшее будущее?
– Пошел ты в жопу, – громко ответил господин консул. – Или уберешь камеру, или схлопочешь пулю прямо в объектив. Юморист хренов…
– Похоже, господин консул пребывает в раздражении, – констатировал корреспондент весело. – Похоже, господин консул чем-то недоволен… Чем именно, господин консул? Умирать боитесь?
Стас умирать не боялся. Уже не боялся.
Он сидел в луже, по голове и телу остервенело стучал ливень, не было уже ни одной сухой нитки, но не это раздражало Стаса больше всего. И даже не пули, лупившие над самой его головой в стену.
Нет, поначалу он действительно испугался. И даже несколько раз выстрелил наугад туда, откуда, как ему показалось, стрелял автомат. Геллер наскоро перевязал оператора, потом, не обращая внимания на стрельбу, приоткрыл багажник, вытащил кофр, из кофра камеру и, переговорив с кем-то на пульте новостийного канала, начал свой дурацкий репортаж с места событий.
Геллера, похоже, совершенно не волновали пули, не расстраивало то, что оператор потерял сознание, и лужа под ним стала глубокого красного цвета. Аристарх время от времени приставал к несчастному Игорьку с нелепыми вопросами, требовал комментариев от Стаса, рассказывал зрителям, что вот-вот, с секунды на секунду, и его, и беза с господином консулом вместе неизвестные злоумышленники убьют. Просил не отходить от экранов до начала самого интересного.
А вот в это Стас уже не верил.
Трудно было верить в то, что все это затеяно с целью убийства. Десять минут стрельбы. Десять минут… Пули лупили в стену. Пули лупили в мобиль. Пули молотили справа и слева от мобиля по тротуару, явно намекая, что пытаться бежать не стоит.
Вот дождь – тот действительно бил старательно и от всей души. Еще немного, и капли выполнят работу пуль – пробьют тело и пришпилят его к мостовой.
Стас вытер воду с лица левой рукой.
Вода была теплой, словно он сидел под душем после очередной вечеринки. Автоматчики стреляли, несколько раз осколки бетона больно ударили его в спину, по шее, один ударил по затылку. Стас схватился рукой за ушибленное место, посмотрел на ладонь – кровь. Дождь быстро размыл ее, превратил в розовую водичку. Потом рука снова стала чистой.
– Если он снова полезет, – сказал Игорь, – я его грохну. Честное слово – грохну. Прямо перед камерой в прямом эфире…
– А я все слышу! – сообщил радостно Геллер и помахал рукой из-за камеры. – И наши зрители слышат. Можешь посмотреть сюда, передать привет родственникам!
Игорь сплюнул.
– Не обращай внимания, – посоветовал Стас. – И на пули не обращай, и на него…
Автоматная очередь прошла сквозь разбитые окна мобиля, пули простучали по стене.
Геллер даже не дернулся.
– А ты умереть не боишься? – спросил Стас.
– Нет. А что?
– Ничего. Каждый сходит с ума по-своему.
Десять минут.
Уже почти пятнадцать. Стас не стал второй раз связываться с Максимкой. Тот, узнав о засаде, выругался, сказал, что придумает что-нибудь, но предупредил, что все его люди заняты. И что пробиться к Стасу сейчас будет трудно. Если бы хоть погода улучшилась, сказал Максимка.
Через минуту после того, как Геллер со своим репортажем вышел в Сеть, Стасу позвонила Сандра. Но и с ней разговора не получилось.
Сандра пыталась выяснить, что там у Стаса, черт возьми, происходит, какого дьявола гребаная Служба Безопасности телится, предлагала послать на помощь Стасу тех двух идиотов, которые вроде как охраняют «Парадиз», говорила, что сейчас кликнет всех, найдут оружие и пойдут…
– Не реви, – сказал Стас. – Сиди дома и жди. Я приду. И не мешай мне. Я занят.
Сандра попыталась что-то сказать, но Стас отключил связь и заблокировал доступ с ее номера. Не хватало еще выслушивать бабью истерику.
За каким бесом все это происходит? За каким бесом?..
Рвануло так, что мобиль подпрыгнул и чуть не завалился набок. В стену и по тротуару застучали камни, куски бетона, что-то влажно шмякнулось о бок мобиля.
Дым и пыль, несмотря на ливень, заполнили улицу.
– Ни хрена себе! – восторженно крикнул Геллер, падая животом в лужу. – Это наших снайперов накрыло. Снайперов – в дерьмо.
Геллер попытался встать, чтобы снять хоть что-то, но Стас рванул его за руку, снова повалил в лужу.
– Идиот! Не понял, что правила поменялись? Вот сейчас можно нарваться на пулю…
– Испугались, господин консул? – Геллер поднялся на одно колено, нацелил камеру прямо Стасу в лицо. – Как думаете, это пришли нас спасать?
Выстрела Стас не услышал – Геллер просто отлетел назад, взмахнув руками и выронив камеру. Игорь вскинул «дрель», но выстрелить не успел – его швырнуло спиной на дверцу мобиля. Стас нырнул вперед, переворачиваясь на спину, и даже успел нажать на спуск «дыродела».
И все.
Достали его. В живот.
Стас захрипел – кричать он не мог. Было больно. Больно-больно-больно…
«Дыродел» вылетел из руки, но это было уже неважно – тело все равно не слушалось Стаса, корчилось в теплой розовой луже, рядом с потерявшим сознание оператором.
Кто-то подошел к Стасу. Взяли за руки и за ноги, подняли и куда-то понесли. Боль не давала вздохнуть, дождь безжалостно бил по лицу и груди, все еще не потеряв надежду пробить-таки тело насквозь.
– Он не потерял сознания, – сказал кто-то.
– Ничего, – ответили ему. – Это неважно.
Стаса несли и несли. Внезапно дождь прекратился, и стало темно. Боль немного отступила, Стас слышал шаги и эхо этих шагов, торопливо убегающее прочь.
Его куда-то несли.
«Как муравьи, захватившие в добычу жирную вкусную гусеницу. А потом ее съедят», – подумал Стас.
– Сюда, осторожнее, – сказал кто-то.
Ему ответили, но не по-русски, на каком-то странном, непонятном языке. Не арабский, не немецкий, не китайский…
Что-то лязгнуло. Открылся люк? Или отодвинули засов? Нет, скорее открыли металлическую массивную дверь. Протяжно заскрипели петли – их, наверное, давно не беспокоили. Потянуло странным, похожим на нашатырь, запахом. Прелость и гниль, возможно…
Было темно, но Стас понял, что его несут куда-то вниз, под землю. Боль в животе отступила, напоминала о себе время от времени, когда носильщики дергали Стаса. Начали ныть суставы рук и ног, Стаса тащили, не заботясь о его самочувствии.
«Если человек ранен в живот, – подумал Стас, – боль может вот так просто исчезнуть? Кажется, нет, не должна. Рана в живот – одно из самым болезненных ранений. А он уже почти ничего не чувствует… Ему перебило позвоночник?»
Стас пошевелил пальцами рук и ног – работают. Значит, его пощадили? В пузо ему не всадили пулю, обошлись травматикой. И это означало, что все было затеяно ради того, чтобы захватить Стаса живьем.
Кому это могло понадобиться? Зачем? Почему?..
Спуск прекратился, Стас увидел серый потолок, выгнутый аркой. По нему елозили слабые отблески света.
– Наручники, – приказал голос, показавшийся Стасу знакомым.
Стаса положили на какую-то металлическую поверхность лицом вниз. Боль, спохватившись, рванула мышцы живота.
Руки бесцеремонно завели за спину, щелкнули наручники. Не стандартный болевой наручник спецслужб, а допотопные парные, давно вышедшие из употребления у серьезных людей.
Стас запоздало дернулся и застонал от боли.
– Терпи-терпи, – проронил тот самый знакомый голос. – Недолго осталось.
Загудел электромотор, платформа, на которой лежал Стас, дернулась и двинулась вперед, набирая скорость.
– Не шевелись, а то упадешь и ударишься, – пошутил знакомый голос и засмеялся. – Это, конечно, не «суперсобака», но все-таки…
Лежать было неудобно и больно. Металл был холодным, мокрую одежду выстудил мгновенно, стало зябко, зубы стали мелко стучать, потом озноб стал трясти все тело. И еще встречный ветер.
Стас сжал зубы, ему казалось, что его похитители, услышав стук зубов, решат, что он испугался. А он – не испугался. Нет. Ему просто холодно. Он не испугался…
Платформа стала тормозить, послышался скрежет, Стаса инерцией дернуло вперед, кто-то схватил его за плечи и удержал.
– Приехали, – сообщил знакомый голос. – Сходим. Ты, Стас, не бойся, тебе почти ничего не грозит. Ты мне нужен по делу.
Стаса подняли и поставили на ноги.
– Идти сможешь?
Стас обернулся на голос.
Освещение было так себе, но человека он узнал. Легче, правда, от этого не стало.
– Привет, – сказал Василий Романович Петров, сын харьковского цыганского барона, человек, которого Стас чуть не посадил за решетку, попутчик, мать его так.
Он два года ждал, прежде чем собрался отомстить?
– Привет, – сказал Стас. – Давно не виделись.
– Ты, надеюсь, Василий, не забыл, – донеслось сзади, – что это не я тебе браслет на руку надел. Это – Стас.
– Я помню, Аристарх, – сказал Василий. – Цыган все помнит. Ничего не забывает…
– Вот и хорошо, – обрадовался Геллер. – Так, может, я пойду?
– Зачем? Оставайся, тебе понравится. Мы тоже смотрели твои репортажи… И в Сети… Может, чего интересного сможешь снять…
– Ты господина консула убивать будешь? Или вначале пытать? – деловито осведомился Геллер.
– Мне не нужен господин консул. – Василий блеснул крепкими белоснежными зубами. – Мне нужна его «балалайка».
Стас сплюнул.
– Не пугайся, Стас, «балалайка» – не самое главное в жизни, – сказал Геллер. – Заберут, тебе новую выдаст твой близкий друг Максим Андреевич Фрейдин.
– Твою мать… – пробормотал Стас.
Тошнота подступила к горлу. Ноги разом ослабли, а тело, которое вот только что колотил мелкий озноб, вдруг покрылось испариной.
– Не нужно так нервничать, – засмеялся Василий. – Чик, и все. Ты свободен…
– Да, конечно, – Стас облизал пересохшие губы. – Только у меня «невынимайка» стоит с этого дня. Спасибо Максимке и учкомовским уродам.
– Брось, не выдумывай, – сказал, посерьезнев, Василий. – У тебя нормальная была «балалайка»…
– Была. Но Максимка решил, что должна стоять «невынимайка». Он, правда, сказал, что в принципе можно будет потом извлечь… – Стас с надеждой посмотрел на цыгана. – У тебя нет, случайно, специалистов?
Василий выругался по-цыгански, обильно вставляя русские, арабские и, кажется, китайские ругательства.
– Дай, посмотрю, – потребовал он, повернул Стаса к себе спиной.
Стас почувствовал, как сын барона ощупывает его затылок, пытается подцепить «балалайку» ногтем.
Ничего не получилось, Василий снова выругался.
– Может, все-таки сможете вытащить? Вы ведь раньше разными такими штучками занимались, – неуверенно произнес Стас.
– Раньше они на Учком работали и все могли, – с некоторым злорадством в голосе сказал Геллер. – А тут – придется хирургическим путем, вместе с костью…
Стас сглотнул комок.
– Как знали… – пробормотал Василий. – Нет, мы точно выяснили, что у тебя обычная «балалайка», даже проверили разъем…
– Кто-то из «Парадиза»?
– Бабский Доктор, когда тебя после драки осматривал…
– Сука, – прошептал Стас.
– Может быть, только у него выбора не было. Либо стучал на тебя, либо подох бы… – Василий взъерошил свою шевелюру. – Батя приказал на всякий случай проверить – сможем «невынимайки» достать…
– И? – холодея, спросил Стас, вспомнив рассказ о трех отрубленных головах.
– Три раза пробовали… Чтобы руку набить. Три раза… – Василий покачал головой. – Один раз с мертвого, два раза – с живых…
– И что?
– Не получилось. Что так, что этак – «балалайки» дохнут, программа у них такая…
– Уж и не знаю, – снова вмешался Геллер, – поздравлять тебя или нет…
– Рот закрой, – посоветовал Стас. – А то…
– Что? – осведомился журналист. – Руки в наручниках.
– Я тебя загрызу, – сказал Стас таким тоном, что Геллер вздрогнул и замолчал.
– За что цыгану такое счастье? – расстроенно спросил Василий. – Надо было мне еще там, в «суперсобаке», понять, что ты мне счастья не принесешь… Одни только хлопоты с тобой… Ладно, пошли к бате, он что-нибудь придумает.
– А меня отпустишь? – спросил с надеждой Геллер. – Вам ведь он нужен…
– Ты тоже.
– «Балалайку»? Забирай, обойдусь, – журналист попытался дотянуться скованными руками до своего затылка. – Сейчас… Вот сейчас…
– Оставь ее. Твоя «балалайка» мне как раз не нужна… Вот его… Ладно, пошли…
