Глава 8
Никого Стас не убил. И до своей постели в «Парадизе» не добрался. Даже послать Максимку ко всем чертям не смог, когда тот схватил его за локоть и потащил в процедурную. Был соблазн врезать по лоснящейся от пота черной физиономии Фрейдина, но ничего тяжелого не подвернулось, а пустой рукой Стас бить не собирался…
Он так и сказал шефу Службы Безопасности.
– А я не буду бить тебя пустой рукой, Максимка! И пистолетом не буду. Пистолетом бить нельзя, из пистолета нужно стрелять… А в тебя, конечно, тоже нужно выстрелить, но пока рано. Вот в Фатиму…
Стаса развезло совершенно конкретно. Самым краешком сознания он понимал, что есть в этом что-то неправильное, но только самым краешком. А так – ему было даже хорошо. Пальцы на правой руке у него не болели, то ли вкатили ему добрые доктора обезболивающее вместе с «открывалкой», то ли – проявились неожиданные последствия от большой дозы этой самой «открывалки», но пальцы двигались свободно, припухлость исчезла, о чем Стас поспешил сообщить Максимке.
Тот не ответил, втолкнул его в процедурную и заорал, глядя куда-то в коридор, чтобы быстрее прислали кого-нибудь, иначе…
Стас закрыл глаза и почувствовал, как растворяется в воздухе.
– Глаза открой, – потребовал Максимка и тряхнул Стаса за плечо. – На меня смотри!
– Тоже мне зрелище, – прошептал Стас. – Безобразный кусок темноты…
– Открой глаза, – пощечина встряхнула Стаса.
– Хорошо, открываю… – веки поднимались с трудом, будто весили десятки килограммов. – Вот, уже открыл…
Комната была заполнена дымом. Или горячим воздухом. Горячим дымом, сказал Стас и засмеялся, такой смешной показалась ему эта мысль.
В комнату вбежал врач, Максимка что-то ему сказал, но Стас не разобрал, что именно, – голос Фрейдина стал низким, тягучим и непонятным. Но доктор, похоже, понял.
Он открыл шкаф, вытащил какую-то ампулу, вставил ее в инъектор и подошел к Стасу, намериваясь сделать укол.
– А не пошел бы ты, доктор, на хрен? – поинтересовался с улыбкой Стас и потянулся к кобуре. – А не ты ли это мне «открывалку» ввел? Вот я сейчас…
Максимка оказался рядом, перехватил руку. Доктор приставил инъектор к шее Стаса, раздался тихий хлопок, и через секунду воздух в комнате стал совершенно прозрачным, а голова Стаса – ясной и трезвой.
– Какого хрена это было? – спросил Максимка врача, не отпуская руки Стаса. – Почему его так развезло? Вы что ему еще ввели?
– Ничего особенного. Только то, что вы просили. Пришлось дать повышенную дозу, времени не было, – доктор пожал плечами. – Это он у Линевской надышался. Старая дура без нарколампы уже не может, мы сами стараемся к ней надолго не входить. Вот совпали последствия передозировки вашей «открывалки» и «мэджик-дрим» старухи… Я вас, между прочим, предупреждал, что после такой дозы нужно отлежаться…
– Пасть закрой, – дружелюбно посоветовал Максимка. – Закрой и иди. Мы тут уже сами…
Доктор снова пожал плечами и вышел.
– Значит, это ты изволил повелеть… – Стас посмотрел на свою руку, сжатую лапищей Фрейдина. – Отпусти, я драться не буду.
– И стрелять?
– И стрелять. Всех не перестреляешь… – Стас потряс освобожденной рукой в воздухе, поморщился. – И за каким чертом тебе все это нужно? Допрос, «невынимайка»…
Максимка сел на кушетку рядом со Стасом.
– Почему «невынимайка»? Вовсе даже «вынимайка». Немного усовершенствованная чудесниками Учкома…
– Так быстро?
– Чего быстро? Нормально. Я им твою «балалайку» еще вчера передал. Полагаешь, твой сейф настолько неприступен?
– Сволочь. Ты вчера потребовал, чтобы я ее вставил, а она уже в Учкоме была?
– Если бы ты, как нормальный человек, меня послушал и полез в сейф, то обнаружил бы пропажу и сообщил мне. А я бы тебе сказал, что «балалайка» у меня, что в нее закачивают дополнительные программы и базу данных пополняют. Но ты решил меня не слушать, вот и получил. Когда все закончится, мы все у тебя вытащим, и снова можешь жить, словно в каменном веке.
– Сволочь, – повторил Стас. – Поспать не дал.
– Тебе нужно работать, господин консул. Работать. Граждане России пропадают, а это – неправильно, – Максимка встал с кушетки, хлопнул Стаса по плечу. – Я тебя еще немного задержу, и можешь ехать. Пять минут.
Максимка подошел к двери, открыл ее, выглянул в коридор и сказал, что можно, что пусть заходят.
В комнату влетели два парня в светло-серых комбинезонах с чемоданчиками в руках.
Парни развернули сканеры и еще какие-то контрольно-измерительные приборы. «Сторож» решил поднять тревогу по факту попытки проникновения, но Стас приказал ему заткнуться. Какая, к чертям собачьим, конфиденциальность, если и так кто попало разгуливает в его «балалайке».
Может, техники что-нибудь найдут? Сбой в программе, например…
Стас вызвал на глазные наноэкраны меню базы данных. Быстро просмотрел. Максим Фрейдин. Стас приказал соединить и с удовольствием увидел, как Максимка вздрогнул, посмотрел на него и покрутил пальцем у виска.
Прямой доступ, удовлетворенно отметил Стас. В любое время дня и ночи можно будет вызвать подкрепление. Или попытаться вызвать. Теперь – Сандра.
– Да, – сказала Сандра.
– Привет, как слышишь?
– Это ты? – в голосе Сандры прозвучало удивление и, кажется, радость. – Ты там где?
– Все еще в Учкоме. А что, ты по мне соскучилась?
– Конечно, соскучилась. Особенно после репортажа из Рогани… ты что, не смотрел? Тут сейчас такое творится… Похуже, чем вчера. Никого, правда, пока не повесили, но, боюсь, еще не вечер…
– А что там случилось?
– А ты возьми и посмотри, – посоветовала Сандра. – Мне тут не до переговоров. Ты бы приехал сюда как можно быстрее… Получится?
Стас посмотрел искоса на Максимку.
– Похоже, что нет. Если нет прямой и непосредственной угрозы жизни граждан Федерации, то не приеду. Нет прямой и непосредственной?
– Как тебе сказать… Пока нет. Но я бы… – Сандра вздохнула. – Если честно – мне страшно.
– Секунду, – сказал Стас. – Не отключайся. Господин Фрейдин!
– Что? – Максимка подошел к Стасу, ремонтники опасливо отодвинулись с его пути.
– Сможешь послать патруль к «Парадизу»? Или нужно дать официальный запрос? Консульский?
– Сандра психует?
– Сам он психует, – обиделась Сандра.
– Сам ты психуешь, – повторил за Сандрой Стас. – Нервничает. Я тут еще что-то проспал? По поводу новой «кормушки» в Рогани.
– Ладно, – кивнул Максимка. – Будет ей охрана.
– Слышала? – спросил Стас.
– Слышала, спасибо.
– Ничего, отработаешь, – попытался пошутить Стас, но Сандра шутку не приняла.
– Когда скажешь, – ответила она. – Я лично устрою? Или кого-нибудь прислать? Черная появилась, я ее поселила на третьем, недалеко от тебя. Некоторые хвалят. Подготовить для тебя? Скажу Доктору, чтобы предварительно осмотрел.
– Совсем с ума сошла?
– Значит, я устрою, – ровным голосом констатировала Сандра. – Хорошо. Предупреди, когда будешь ехать.
И отключилась.
Стас выругался. Потом, подумав немного, снова выругался. Старательно. Один из ремонтников уважительно посмотрел на него.
– Нечего пялиться, работай, – прикрикнул Стас. – Посмотри протокол доступа. И скажи мне, может быть доступ в мою «балалайку» без следа или нет. То есть доступ был, а информации о нем – нет.
– Хорошо, – ремонтник кашлянул. – Тут в принципе все более-менее понятно…
– Что тебе понятно? – Максимка присел на корточки возле ремонтника и заглянул в экран сканера.
– Зафиксировано соединение с компом системы охраны внешней зоны. Направление соединения – от нашего компа. Собственный «сторож» господина… э-э…
– Господина консула, – подсказал Максимка. – Дальше.
– Собственный «сторож» на доступ не отреагировал. И я не понимаю почему. Все в норме. Программы надежные. Не супер-супер, но вполне себе прочные.
– А что ваш комп?
– Я уже послал запрос охране, они должны проверить, но вот что-то мне подсказывает, что ничего мы там сейчас не найдем. И что нам сегодня придется по байтику перебирать все программы. И тестировать компы. Все компы. В общем, будет чем заняться. А тут еще гроза… – ремонтник тяжело вздохнул и посмотрел на Стаса. – А войти к вам в «балалайку» и не оставить следа – невозможно. Мы либо нашли бы следы и адрес, либо обломки «сторожа». В ОКР «сторожа» всегда ставились надежные и несговорчивые. Так что – либо не было доступов, либо чудеса еще случаются. Извините.
– Все? – осведомился Максимка. – Тогда – пошли вон! И сообщите мне, когда что-то нароете. Если что-то нароете.
Ремонтники поспешно вышли из комнаты.
– Не хочешь мне ничего рассказать об этих самых доступах? – поинтересовался Максимка.
– Нет, – коротко ответил Стас и встал. – Мне нужно вести расследование.
– Это правильно, – одобрил Максимка. – Правильный выбор. Ступай и не греши…
– Черная Змея теперь гражданка Российской Федерации, – сказал Стас.
– С чем ее и поздравляю. В смысле – Российскую Федерацию. Черная – гражданка, вся «стометровка» – гражданки. Марат О’Брайен имеет легкое сотрясение мозга и обещал «разобраться с этим уродом» при случае…
– Я могу считать это прямой угрозой?
– В смысле – пристрелить? Нет. Я тебе ничего не говорил.
– И пошел в жопу, – ласково улыбнулся Стас. – Если получится – в свою собственную.
Стас вышел из комнаты и не видел, как выражение лица шефа Службы Безопасности Городского Совета изменилось. С ироничного на весьма и весьма встревоженное.
И естественно, Стас не слышал, как Максимка связался с приемной председателя Городского Совета и потребовал немедленной встречи.
Стас поймал пробегавшую мимо медсестру и выяснил у нее путь к пропускнику. Давно забытая легкость бытия – «балалайка» удостоверяла его личность и полномочия на расстоянии. Никто на всем пути следования не пытался Стаса остановить или проверить документы. Стрелки отступали в сторону, бронированные двери легко открывались перед ним, начальник охраны Учкома господин Чернышов ждал Стаса прямо у входа в пропускник.
Вид у Чернышова был всклокоченный, галстук сбился в сторону, верхняя пуговица на рубашке расстегнута, но начальник охраны, казалось, этого не замечал.
– Как тут мой водитель? – спросил Стас, стараясь выглядеть дружелюбно. – Не мешал?
– Вам придется выезжать через другие ворота, – Чернышов попытался пригладить волосы. – Здесь дорога перекрыта… временно. Рухнул дом…
– В канторщика стреляли… – подхватил Стас. – Что там случилось? Какого дьявола они вообще из мобиля вылезли? Я видел три попадания из гранатометов, и все. Но что такому мобилю эти три попадания… Они ведь и засаду проскочили.
– Уничтожили они засаду. – Чернышов похлопал себя по карманам, достал пачку бездымных сигарет, сунул одну себе в рот. – В клочья. За каким дьяволом, как вы выражаетесь, эти гранатометчики вообще затеяли возню? Прекрасно ведь понимали, что ничего не смогут сделать. Смерти хотели?
Чернышов, казалось, был искренне расстроен такой глупостью нападавших. А может, и в самом деле расстроился. Ему, профессионалу, было неприятно видеть, как кто-то завалил элементарную, в общем-то, акцию. Сам он наверняка все проделал бы четко и аккуратно.
– Они даже фугас не поставили на дороге, – печально произнес Чернышов и покачал головой. – Казалось, чего уж проще – обрушил стену перед мобилем, за ним… Потом принесли бы «панцерджиннов» или задействовали ранее поставленный кумулятивный заряд. Снизу или с боков. Или одновременно. На «Тапире» два «молотка» стояли. Два. А эти, из засады, решили атаковать с дистанции в двадцать метров. В кевлайкре против ПС9399. Изысканный такой способ самоубийства. Ни тебе «ревуна», ни «пингвина». Так, постучали в дверцу и померли.
– Н-да… – не мог не согласиться Стас. – Но все равно непонятно, что происходило потом? В мобиле было четверо?
– Пятеро.
– Водила попытался бежать. И его убили, кажется, из мобиля. Охранники, две штуки…
– И еще один в салоне. В упор.
– А кто их? И кто был в мобиле?
Чернышов вздохнул.
– Колись, начальник, – посоветовал Стас. – Я все равно узнаю. Геллер еще здесь?
– Здесь.
– Он же врал что-то насчет совещания канторщиков еще с утра. Я опишу ему мобиль…
– Абдула Тарле, – Чернышов выпалил имя и снова вздохнул, на этот раз – облегченно. Рубикон перейден.
– Погиб?
– Да, конечно, такой погибнет… Мы все передали на экспертизу, но пока выходит, это он их всех положил. Наша тревожная группа была на месте через десять минут. Все остальные – убиты, а он, сука, забился в угол заднего сиденья, уши руками закрыл и песню какую-то воет. Его из мобиля вытащили – поет. Сюда принесли – поет. Руки от ушей попытались отвести, он как заорет! И… – Чернышов понизил голос. – Обмочился наш Абдула. Такое чувство, что он чего-то испугался. И еще как! Нам велено считать, что на него под шумок вроде как собственные охранники напали, вот он их и перестрелял.
– Хренушки, – сказал Стас. – Они по сторонам стреляли. Только водитель побежал.
– Я и сам знаю, что хренушки. Запись успел несколько раз посмотреть. Непонятно, в кого они стреляли, мать их так… Тревожники осмотрели руины – не было там никого. И на записи видно – никто не шевелился там и не стрелял. Были в засаде три человека, все три там и осталось. Кусками. За Абдулой приехали его люди, увезли через западный пропускник. Тут сейчас такое творится… И что еще произойдет потом…
– Это почему?
– А потому. На главу уважаемой канторы напали? Напали. Теперь будут выяснять, кто и зачем. Молюсь всем на свете богам, чтобы к нам не лезли. Ректор приказал обеспечить максимальное содействие в расследовании, предупредил, что лично Фрейдин будет этим заниматься, как будто мне муслимов не хватит для полноты восторга… Еще и Рогань на нас повесят… Попытаются – точно.
– Что там в Рогани?
Чернышова позвали из пультовой, он помахал Стасу рукой и ушел.
«Да, – подумал Стас. – Если найдут того, кто стрелков поставил, то умирать бедняга будет долго и болезненно. Лучше бы ему прямо сейчас самому себе чего-нибудь в голову вогнать…»
– Ну, ты и пропал… – протянул Геллер, поднимаясь со стула возле стены. – Это что там можно было так долго делать?
– Работал, – коротко отрезал Стас, оглянулся в поисках своего водителя. – Ты тут такого шустренького, с отбитыми яйцами не видел?
– Игорек? – усмехнулся Геллер. – Он посидел тут минут пятнадцать, потом перебрался в мобиль. Чем-то мы ему не понравились. Так мы едем? А то на улице дождь, гроза вроде закончилась, но льет немилосердно. А мой любимый Информаториум мобиль не шлет, говорят – не до того. К тому же, говорят, опасно и все такое… Сиди, говорят…
– Вот и посиди еще немного… – Стас осторожно прикоснулся к разъему на своем затылке и поморщился. Его вызывала Фатима, вызов маркированный, «конфиденциально», и никак не меньше. Можно было, конечно, проигнорировать, но мало ли что? А если действительно что-то секретное?
– Я схожу к мобилю, потом пришлю за тобой Игоря.
– Твой транспорт – ты хозяин… – развел руками Геллер. – Я пока под навес выйду, покурю…
Стас прошел к мобилю через служебный вход, прямо из коридора пропускника на крытую стоянку.
Дождь грохотал по тонкой крыше. Возникло такое впечатление, что Стас вошел в громадный барабан как раз в тот момент, когда барабанщик закатил соло. Нон-стоп дробь.
Игорь, несмотря на грохот, дремал на водительском месте. Стас стукнул в стекло, поманил вскинувшегося беза пальцем, а когда тот выскочил из салона, будто обожженный, приказал идти в пропускник и раньше, чем позовут, ни самому не появляться, ни новостийщиков не пускать.
– Слушаю, – сказал Стас, когда за Игорем захлопнулась дверь.
– Геллер возле тебя? – спросила Фатима.
– Я думал, ты извиняться будешь, сука… Говорить, что ты – человек подневольный, что тебе приказали…
– Я человек подневольный, мне приказали, – быстро подтвердила сука. – Геллер рядом?
– Нет, я один. Тут, возможно, еще камера и микрофоны охраны, но…
– Это не страшно. Слушай внимательно. Геллер тебе карточку давал… Вроде визитки. Так?
– Ну… Кажется… После того, как ты меня вырубила, а ваши лекари…
– Ты ему эту карточку можешь вернуть, а можешь себе оставить… Но только имей в виду, что карточка с начинкой. Микрофон, маячок, несколько датчиков… Мы ее слегка блокировали, пока ты был внутри комплекса, с такими штуками от новостийщиков мы уже сталкивались, тем более что их разрабатывал Учком, но как только ты покинешь охраняемую территорию, карточка начнет работать. Сам решай, чего хочешь. И с Геллером – поосторожнее.
Стас вынул из кармана рубашки карточку, повертел в руке. Тонкий гибкий пластик. Очень тонкий, полупрозрачный. Какой Геллер молодец! А не запустить ли его пешком под дождь? Не сейчас, а потом, когда выберутся из Учкома и отъедут достаточно далеко, чтобы даже соблазна вернуться у Аристарха не было…
– Ты меня слышишь? – спросила Фатима. – Аккуратнее с Геллером.
– Еще аккуратнее?
– Ты о нем у безов поспрашивай, вот кто мальчика не любит… Они его падальщиком называют, между прочим. Можешь себе представить, насколько эти сволочи должны человечка ненавидеть, чтобы падальщиком называть?
– Завидуют…
– Может, и так, только я тебя предупредила. Ты при случае его репортажи просмотри, поймешь сам. Июньский этого года об ограблении игорного дома на Барабане. Майский – о нападении на ювелирку во Втором Периметре. Это из наиболее ярких. Во всех его репортажах есть много забавного.
– Посмотрю на досуге, – пообещал Стас. – Но и ты имей в виду – за мной должок. При случае – отдам. Еще тепленький.
Фатима промолчала, Стас отключил связь.
Значит, еще и она начала проявлять заботу о господине консуле? И предупреждать об Аристархе Геллере, обычном телевизионщике из Службы Новостей. Что же такого в его репортажах? Он там раздевается в прямом эфире?
Стас сел в мобиль, на пассажирское сиденье возле водителя. Закрыл глаза.
Ужасно не хочется ехать. Вообще – с места двигаться. Ситуация складывается самая неприятная, он вынужден куда-то идти, что-то делать, прекрасно понимая, что его используют, используют втемную, внаглую… а использовав, выкинут за ненадобностью. Но выбора не было, и от этого становилось еще противнее.
Стас нашел в базе данных Игоря, вызвал и приказал, чтоб тот брал новостийщиков и шел к мобилю.
На секунду закрыл глаза и снова оказался в Москве в День Оружия. И снова увидел, как этот проклятый Аристарх камнем разбивает голову женщине.
Стас застонал и открыл глаза. Картинка исчезла. Это был не сигнал через «балалайку», это было просто воспоминание.
Игорь опустился на водительское сиденье, Геллер и оператор молча забрались на заднее, сунув предварительно кофр с оборудованием в багажник.
– Тебе охранники сказали, как выезжать? – спросил Стас Игоря.
Тот кивнул.
– Тогда поехали.
Мобиль подъехал к воротам, из-под которых на стоянку тек ручей. Ворота медленно поднялись вверх. Дождь стоял за проемом сплошной стеной, будто еще одни ворота блокировали выезд со стоянки.
– Они выведут нас сами, – сказал Игорь. – Снимать запрещено под угрозой наказания…
– Испугали, – тут же вмешался Геллер. – Накажут они…
– Особенно по поводу падальщика предупреждали, – глядя строго перед собой, сказал Игорь. – Его, сказали, особо накажут, если что. И решения своего вопроса, сказали, он будет ждать посреди двора, под дождем.
Мобиль ехал медленно. Вода лупила по крыше, текла по стеклам, и даже если бы тот самый падальщик попытался что-либо снять, то ничего, кроме потоков воды, ему запечатлеть не удалось бы.
– Козлы, – с брезгливостью в голосе произнес Геллер.
– Еще какие, – подтвердил Стас. – Вот, карточку твою проверили…
Стас протянул через плечо, не оборачиваясь, карточку Геллеру.
– Проверили да еще сказали, что ты мне по ошибке хитрую шпионскую карточку вместо обычной вручил. Ну, не козлы? Нормальный человекообразный ведь не станет такие фокусы проворачивать с человеком, который за это может и в рожу насовать? Так ведь, Аристарх?
Геллер молча взял карточку.
– Если бы я что-нибудь такое заподозрил, то и просто мог бы убить. Как полагаешь, ребята Фрейдина сильно по этому поводу на меня обиделись бы? Проконсультируй, Игорь, твои парни обиделись бы?
– Еще и выпивку поставили бы, – уверенно заявил Игорь и, оглянувшись, посмотрел на Геллера. – А потом приходили бы на могилу к господину журналисту поссать.
– Правда, хорошо, Аристарх, что я не верю в твой злой умысел? – спросил Стас. – Случайность, оно и тебе спокойнее, и мне… так?
Геллер буркнул что-то неразборчиво.
– А за что тебя падальщиком кличут, Аристарх? – поинтересовался Стас. – Эти ребята и сами все время в дерьме копаются, но если даже они так нежно тебя проименовали… За что?
– Потому что я умный, а они – идиоты, – буркнул Геллер.
– Ага, как же… – Игорь оглянулся на новостийщика. – Идиоты. А ты…
– А я – умный, – повторил Геллер. – Если мои осведомители работают лучше, чем вся ваша говенная структура, – кто виноват? Я?
– Осведомители… – вздохнул Игорь. – Я же участвовал в выезде к Сухому Руслу. Сам видел…
– Что ты там видел?.. – презрительно процедил Геллер.
– Да, что ты там видел? – спросил Стас.
– Там, когда в марте разборка завязалась, мы приехали почти сразу…
– Сразу, как же…
– Почти сразу, – упрямо повторил Игорь. – Наш патруль был на Барабане, получили сообщение, что «вагон» Черепа отправился на Барабан, чтобы счеты свести. Проскочил мимо Гуляя, через Пустошь и Обломки, вокруг Нагорника… Попытались сразу на Барабан проскочить, но их там вспугнул патруль, так они к Сухому Руслу ушли. Полтора десятка «табуреток» – все, что в «вагоне» осталось. Выскочили по Сухому Руслу к Меже, ну, там где Конго и Барабан ближе всего друг к другу… А там – мы стоим. Нас-то всего пятеро, но при двух патрульных мобилях, а это – четыре «молотка». Два мы развернули в сторону Барабана, два к Черепу. Сказали, чтобы они сваливали, пока не началось… Тут как раз с Барабана канторщики подваливать стали. Тоже кричать начали, галдят что-то, не разберешь толком. Из канторы Саида, мелочь, в общем, но два с лишним десятка стволов, не меньше… «Вагон» шумит, требует, чтобы тех, кто их человека порезал, выдали, а люди Саида орут, что не фиг в чужие дела лезть… Вы же там бывали, на Сухом Русле?
– Нет, – ответил Стас, не вдаваясь в подробности. Не говорить же молодому безу, что все два года после Катастрофы сидел в Гуляе безвылазно? – Не был.
– Там, в общем, пустовато. Само русло, кусты вдоль него чахлые, к тому же, в марте еще голые. Там только одно место есть высокое…
– Два, – сказал Геллер.
Игорь оглянулся на него, пожал плечами:
– Два. Только Пустая Башня стоит в пятидесяти метрах от места разборки, а заброшенный корпус мастерских – метрах в трехстах. Оттуда, конечно, можно снимать, но… – Игорь пошевелил пальцами в воздухе. – Не так интересно. Что там потом на экранах получится?
– Много ты знаешь… – процедил Геллер. – При видеоусилителях…
– Слушай, Аристарх, ты бы помолчал, пока Игорек рассказывает, – Стас повернулся к Геллеру и улыбнулся ласково. – А потом, если я захочу получить от тебя разъяснения, то обращусь к тебе. И если ты сейчас хоть слово поперек мне скажешь, выведу из мобиля. Хоть слово!
Геллер набрал воздуха в грудь, посмотрел в окно и промолчал.
– Давай, Игорек, рассказывай.
– В общем, все там притихло. Каждому понятно, что с разгону, может, и получилась бы драка, а так, с разговора, да еще под «молотками»… Ну, пособачились бы еще минут двадцать да разошлись бы… Но тут прилетела пуля от мастерских. Я сразу и не сообразил, да и никто не сообразил – выстрела не слышно, только чвак такой сочный… и хрусть… Я больше на Черепа смотрел, он главный, ему, если что, драку начинать, а тут… посмотрел, а один из «вагона» с «табуретки» слетел, голова – в клочья, а ноги еще дергаются…И стоял этот байкер чуть в стороне, и оружия у него не было. Но подстрелили его. Если бы Черепа – «вагон», может, и отступил. Чего без головы разборку устраивать? А тут… Череп «дрель» из чехла выдернул – да по канторщикам, те из всех стволов – по байкерам. Ну, и мы по ним всем сразу. Через минуту все и закончилось… И «вагона» Черепа не стало, и канторы Саида, – Игорь вздохнул. – А потом меня и остальных, кто там был, к самому Фрейдину вызвали. И заставили ролик новостийный смотреть, вот его… Вначале он снял, как приехали мы на мобилях, потом – «вагон» приехал, потом – канторщики подтянулись. Это получается, что он был на месте заранее… Понимаете? Заранее. Мы не знали, что туда «вагон» приедет. Они сами этого не знали, а этот уже сидел на Пустой Башне и снимал.
– Круто, – проронил Стас искренне.
– Я там был на съемках. Снимал границу Конго и Барабана… И тут…
– А тебе, Аристарх, я слова не давал, – отмахнулся Стас. – Не мешай историей насладиться. Забавная история…
– Забавная, только еще не вся, – Игорь бросил быстрый взгляд через плечо на Геллера, и Стасу показалось, что была в этом взгляде ненависть. – Там еще продолжение было… Он все снимал. Но вроде бы издалека… Фрейдин называл это как-то…
– Общий план, – подсказал Геллер.
– Да, общий план, – кивнул Игорь. – А потом взял крупно одного из байкеров. На весь кадр лицо. Потом уменьшил, но чуть-чуть, так, чтобы вся фигура в кадр вместилась, вместе с «табуреткой».
– Дай угадаю… – Стас тронул беза за плечо. – Именно этого байкера пуля и достала?
– Точно. Я засек – через десять секунд. Тоже случайно?
– А вот теперь мне бы хотелось услышать комментарий виновника торжества, – Стас всем телом повернулся в кресле, оперся локтем о спинку. – Правду клевещет сотрудник Службы Безопасности?
– Правду, – спокойно ответил Геллер. – Мне повезло.
– Ну да, а всем остальным – нет…
– Одного нашего убили, еще одного – ранили, – сказал Игорь. – Мы все думали, что возьмут падальщика и вывернут наизнанку, а ничего и не было… Ничего.
– У нас существует Закон о свободе информации, – торжественно провозгласил Геллер. – Как бы некоторым это ни мешало…
Мобиль остановился. Из-за водяной завесы появился силуэт в плаще, приблизился. Игорь немного опустил стекло.
– Ворота – прямо. Пять метров. Дальше – спуск, вы там поаккуратнее, – сказал охранник. – Правее держитесь…
– Понял, спасибо, – Игорь поднял стекло и медленно двинул мобиль вперед.
Кажется, они проехали ворота – что-то проплыло за окнами справа и слева от мобиля, какие-то размытые конструкции.
– Ты не врежься куда-нибудь, – попросил Стас.
– Комп включу, – Игорь набрал на пульте адрес. – Ехать будем медленно, но безопасно…
«Будто в подводной лодке, – подумал Стас. – Вот сейчас поплывут рыбы мимо окон. Как в комнате Линевской. Или появится стая русалок с голыми сиськами… По такой погоде нужно сидеть дома и не высовываться…»
А еще дико хочется есть. Живот подвело, и Стас вспомнил, что сегодня еще не ел. Позавтракать не успел… И не ужинал накануне, не обедал, вернее, перекусил в Нагорнике, но в себе еду не удержал.
– Здесь кормушки поблизости нет? – спросил Стас. – Жрать охота – никаких сил…
Хотел развить эту тему, но увидел выражение лица безопасника и осекся. Игорь был изумлен… нет – потрясен этим простым, можно сказать, совершенно бытовым и приземленным заявлением консула. Будто тот предложил взлететь к небу прямо вместе с мобилем.
– Что такое?
– Ну, у тебя и нервы, – с уважением в голосе произнес Геллер. – То есть пожрать решил? И на все остальное тебе наплевать?
– На что наплевать? – начиная закипать, спросил Стас.
– Он не знает, – сказал молчавший все это время оператор. – Он там, наверное, новостей не смотрел…
– Не смотрел? – поинтересовался Геллер.
– Не смотрел, а что?
– Ты монитор в багаж положил или с собой? – спросил Геллер оператора.
– С собой, – ответил тот, засопел, неудобно выгнувшись, чтобы достать сумку из-под сиденья. – Вот.
– Сейчас-сейчас… – пробормотал Геллер, настраивая что-то в мониторе. – Вот. Ярчайший образец того, как везет некоторым журналистам… А ведь на его месте мог оказаться я, если бы не поехал в Учком. И почти ничего не снял, кроме покойников, нашинкованных крупными кусками… Держи, господин консул. Там слева треугольничек, нажми.
Стас взял монитор, прикоснулся к значку на экране.
– У меня за спиной – новый цех по производству пищи, – провозгласил парень, стоящий перед приземистым сооружением. – Это уже третий пункт производства биопродуктов, открытый за лето. Городской Совет выполняет свои обещания по улучшению…
– Придурок, – прокомментировал Геллер. – Сколько с ним ни бьется редактор, все несет вот такой официоз. У меня за спиной – патрульная машина Службы Безопасности… У меня за спиной – горящий ларек…
Корреспондент исчез с экрана, зато пошла панорама собственно цеха, каких-то трубопроводов, людей в спецовках, деловито снующих среди баков, вентилей и сверкающих огоньками пультов.
– Это он вначале снял подводку с панорамкой… – пояснил Геллер. – А вот сейчас переходит к прямой трансляции. Комментарий за кадром – того же придурка. Хотя – везучего придурка, должен признать…
В зале, перед путаницей из пластиковых труб, стояли люди. Собственно, толпа присутствовавших четко делилась на две части – официальные лица, явившиеся на открытие по службе, и народ попроще, приглашенный для массовости или явившийся за бесплатной жратвой.
Голос за кадром объяснял, каких усилий требовало строительство, перечислял имена чиновников, участвующих в мероприятии, радостным тоном сообщил, что жители окрестных домов вот прямо сейчас вместе с чиновниками могут приступить к дегустации продукции цеха… Новые ароматизаторы, минеральные добавки, которые будут опробованы в этом цеху, а потом переданы во все остальные…
Господин в строгом черном, несмотря на жару, костюме подошел к рычагу ручного дозатора, потянул. В массивную пластиковую посудину потекла продукция цеха. Может, по своему аромату и содержанию минералов она и превосходило все, что выдали биореакторы до этого момента, но на вид подсохшие сопли оставались подсохшими соплями.
Подскочивший откуда-то сбоку мужичонка в белом комбинезоне вручил господину в черном нечто вроде черпачка. Сам встал рядом со стопкой пластиковых пиал в руках. Господин зачерпнул серо-зеленую жижу из судка и осторожно, чтобы не забрызгать свой костюм, стал наполнять пиалы, одну за другой. Наполненную посуду тут же выхватывали, вначале почетные гости, а потом и счастливые обитатели окрестностей. Но вкушать не начинали, ждали окончания процесса раздачи…
Наконец и сам господин в костюме отложил в сторону черпак, взял пиалу, ложку, повернулся к собравшимся и что-то сказал. Наверное, что-то вроде «на здоровье». И народ приступил к дегустации. Если на лицах простых горожан еще читалось некое удовлетворение – бесплатно, в конце концов, сам этот факт не мог не радовать вечно голодных людей, – то лицо господина в черном улыбку хоть и сохраняло, но какую-то неестественную.
Стас вспомнил запах кофе в приемной Городского Совета и понимающе кивнул. Чиновник, наверное, похлебку только на таких мероприятиях потребляет. А у себя в кабинете… И дома…
Вон как выражение лица изменилось… Вначале Стас решил, что чиновника просто тошнит, и успел подумать, что забавно будет, если его прямо в прямом эфире вывернет ароматизаторами и минеральными добавками.
Пиала выпала из руки чиновника, ударилась дном о бетонный пол, подпрыгнула, еда комком взлетела и упала назад, в пиалу. Лицо чиновника исказилось, чиновнику было больно, очень больно…
Что-то говорил корреспондент за кадром, изображение дергалось, словно оператора кто-то толкал, но Стас не обращал на это внимания, смотрел только на лицо чиновника.
Бледность. Капельки пота на коже. Широко открытые глаза. Судорога. Из приоткрытого рта, пузырясь, течет пена и непроглоченная еда. Стекает по подбородку, капает на шикарный костюм.
Чиновник попытался ослабить узел галстука, но скрюченные болью пальцы не справились. Камера продолжала снимать, не отвлекаясь ни на что другое… Только городской чиновник.
Кровь.
Теперь по лицу текла кровь.
Чиновник опустился на колени. Пальцы вцепились в галстук, словно это была петля, затягивающаяся петля. Лицо побагровело, вздулись вены на лбу и висках.
Тело завалилось набок, ноги в начищенных до зеркального блеска туфлях двигались, словно человек пытался идти. Бежать. Дернулись и замерли. Но тело все еще жило, боль не отпускала его, дергала за веревочки, словно марионетку. Руки, ноги…
Еще полминуты камера, не отрываясь, фиксировала агонию, прежде чем тело замерло. Только после этого камера медленно, словно нехотя, оторвалась от чиновника и обвела взглядом зал.
Несколько десятков тел – мертвых и умирающих. Мужчины и женщины. Официальные лица и массовка. На заднем плане метались живые, но никто даже не пытался помочь умирающим.
Геллер потянулся через плечо Стаса и взял монитор у него из рук.
– Классный материал, – сказал Аристарх. – Даже этот идиот испортить не смог. Хотя… Картинка вызывает брезгливость, отвращение, но никак не страх. Нет, по факту – да, люди испугались. Отрава в еде, что же теперь с нами будет? Кто виноват? Может, пойдем к Городскому Совету и потребуем? Бла-бла-бла… Но сама картинка… Мог получиться самодостаточный шедевр. Смерть крупным планом. Глаза в глаза…
– Сейчас кончишь, – буркнул Стас, не оборачиваясь. – Падальщик…
– Да пошел ты… – Геллер ничуть не обиделся, в голосе было даже нечто вроде веселья, радости, почти восторга. – Ты не понял… и никогда не поймешь. Жизнь человека – чушь, фикция, ерунда. Никого не интересует жизнь человека, его счастье и радости. Боль и смерть – вот что делает человека интересным. Боль, которую он испытывает, и смерть, поджидающая его каждую секунду… Он богат, он удачлив, но смерть-то все равно где-то рядом, смерть уже сидит в нем и только ждет повода, чтобы предъявить свои права…
– Пафосная чушь, – проронил Стас.
– Пафосная, да. Но не чушь. Не чушь. Ты знаешь, что неправильного в этом городе? Знаешь?
– Кроме тебя?
– Кроме меня. Что неправильного в этом долбаном городе и в его людях? Ты разве не почувствовал этого? Не понял? Ты же, как и я, – чужой здесь. Ты должен был уловить запах дерьма…
– Я сейчас его явственно чувствую, – сказал Стас. – А еще – слышу. Дерьмо попалось болтливое.
– Ах, как смешно! – восхитился Геллер. – Ты просто потрясаешь юмором и прожигаешь сарказмом насквозь! Бездна интеллекта! Что ты делал все эти два года? Где ты жил? На луне? На дне морском?
– Я просто жил.
– Скажите пожалуйста – жил! Просто жил! А ты не обратил внимания, что люди этого города очень уж легко пережили Катастрофу?..
Тут не выдержал Игорь:
– Легко, говоришь? А ты развалины раскапывал? Вытаскивал из-под камней трупы и раненых? Ты видел могильники?
– Видел. Я снимал, – спокойно ответил Геллер. – И что?
– В городе погибло почти пятьдесят тысяч людей. Почти пятьдесят тысяч!
– Пятьдесят тысяч? Это много? Это кошмар? А если бы тысяч было меньше? Произнеси – двадцать тысяч. Двадцать тысяч покойников, сорок тысяч калек… произнеси, попробуй на вкус! Это не так остро? Не так смертельно, как пятьдесят? Что молчишь, Игореша? Ну, давай, двадцать тысяч! Не хочешь? Тогда повтори то, что говорил несколько минут назад. Один из наших – из ваших – погиб, и один ранен у Сухого Русла. Ты ведь про эти полторы смерти говорил трагическим тоном, никак не менее трагичным, чем о пятидесяти тысячах… Не хочешь установить планку в количестве смертей и переживании по этому поводу? Ты сам-то обратил внимание, что если у тебя такое горе и боль были по поводу одного убитого коллеги, то по поводу пятидесяти тысяч ты должен был вообще сгореть от скорби и печали. Получается, что с какого-то момента печаль перестает нарастать, количество увеличивается, а градус остается прежним. Так, может, не в цифрах дело? А просто в смерти? Ответь, Игорь.
Геллер толкнул безопасника в плечо, тот дернулся, словно от удара, рука потянулась под легкую куртку, Стас схватил ее и удержал.
– Ты бы осторожнее болтал, – сказал Стас.
– А куда уж осторожнее! – засмеялся Геллер. – И так осторожничаю все время… Вам не понравилось то, что я сказал? То, что город легко пережил Катастрофу? Докажите, что я не прав. Давайте, хором или по очереди… Скажи, Колос, что должны были испытывать люди, пережившие конец света? Всемирную Катастрофу? Вот, ударил катаклизм, обрушились дома, вышли из строя освещение, водопровод и канализация… Жрать нечего. Какое чувство должно преобладать? Какая эмоция? Не молчи!
Стас не ответил.
– Не говоришь? Страх. Ужас. Не так? Закончилась жизнь, миллионы людей наверняка погибли… Слышишь, Игорь? Не пятьдесят тысяч, а миллионы! А вместо того, чтобы сходить с ума от страха перед завтрашним днем, люди радуются. Нет, правда. Они жалуются на то, что не хватает одежды и туалетной бумаги, что жрать приходится это дерьмо из биореакторов, они даже могут бояться ограбления или болезней. Но они не испытывают Страха. Они не боятся будущего. Почему? Ты почему не боишься будущего, Игорь? Мужественный такой? Или такой дурак? Мужественный дурак… – Геллер коротко хохотнул. – А я говорю, что город слишком легко отделался. Слишком легко. Меня ведь позвали сюда работать в новостях, я тебе еще в «суперсобаке» говорил, помнишь, Стас?
– Помню.
– Ты тогда даже удивился, что меня понесло из Москвы в глухую провинцию… Удивился?
– Удивился.
– А я ведь ни минуты до того момента не работал журналистом. Ни минуты. Я учился… Или делал вид, что учился. Чтобы родители отвязались, чтобы не выглядеть полным идиотом в глазах приятелей. Я не из верхолазов, но и не из быдла. Средний класс, не больше, но и не меньше. Думаешь, это у верхолазов сильно развиты чванство и гордыня? Как же, как же… ты бы с моим отцом поговорил… или с матерью о неравных браках, например. О быдле из трущоб. Вот я и учился. А потом в Москве грянуло. Хорошо так шарахнуло, громко. День Оружия. Перевернулся фургончик с синдином, все переполошились, что вот он есть, оказывается, только в продажу не поступает… Найти и отобрать! А кто-то решил, что это удобный повод повысить свое материальное благосостояние. А кто-то сообразил, что можно безопасно свести счеты. А кто-то подумал, что, наконец, можно убивать, ничего не боясь… А я решил, что можно близко познакомиться со смертью. Заглянуть ей в глаза, увидеть, как вытесняет она из человеческого взгляда жизнь… Можно смотреть-смотреть-смотреть… И гнать все увиденное в Сеть. Я уже и не вспомню, сколько человек я запечатлел, сколько переходов на ту сторону видел. Я находил умирающих и оставался возле них, пока они не отходили. Я разыскивал мертвых и рассматривал в их глазах… пытался рассмотреть отпечатки внешности их убийц… И снимал-снимал-снимал… И отправлял все это в Сеть. Целый день и целую ночь. А потом оказалось, что я стал популярным. Очень популярным. Странно? Наверное, странно то, что люди, которые все эти замечательные превращения живого в неживое могли видеть за окном, на улице, в собственной квартире, но лезли в Сеть, чтобы посмотреть, как это увидел я… За сутки – два миллиона посещений. За сутки. Я проснулся знаменитым. И мог стать богатым. Но ко мне пришел человек… Представитель новостийной компании из Свободной Экономической Территории Харьков и предложил… Он мне такое предложил, что я сразу же согласился. Сразу же, не раздумывая. И поехал. Мне было указано, когда приехать. Оказалось – последней «суперсобакой». И знаешь, что еще оказалось? Не знаешь… Сказать?
– Скажи.
– А меня никто не ждал в Харькове. Никто. Не ждал. Никто не посылал за мной гонца, никто не сулил деньги и перспективы. Правда, смешно? Ха-ха-ха… И еще три раза «ха-ха». Нет, им в принципе нужны были корреспонденты. Я показал им свои работы из Сети, они прониклись… Даже согласились предоставить конуренку в своем комплексе… Я согласился, отчего бы и не попробовать, я ведь всегда мог бы уехать обратно, в Москву, к папе с мамой… Если я и дальше хочу смотреть смерти в глаза…
– Чужой смерти, – поправил его Стас.
– Конечно, чужой. Свою не рассмотришь и тем более в Сеть не выложишь. Но если я и дальше хочу с ней работать, то СЭТ – очень удобное для этого место. Мне так показалось поначалу, а потом – грянуло, – Геллер замолчал почти на минуту, и все остальные в мобиле тоже молчали.
Только дождь бил по крыше, и вода текла по окнам. И «дворники» на лобовом стекле, хлюпая и шурша, тщетно пытались разгрести воду.
– Я столько всего снял за первую неделю… – теперь в голосе Геллера зазвучала гордость, что ли. – Только Сеть вначале не работала, а потом, когда ее восстановили, она оказалась куцей, только на этот убогий город. И мне поначалу показалось странным, что люди на мои работы здесь реагировали не так, как в Москве… И не только в Москве, кстати. Триста-четыреста отзывов. Пустяк, ерунда… То, что я делал для новостей, – шло неплохо, начальство хвалило, а вот то, что я делал от души… И я попытался разобраться. Стал искать причины. И обнаружил нечто очень странное… Ты знал, что катастрофа «суперсобаки» совпала по времени с отключением нашей атомной электростанции? Знал?
Стас молча пожал плечами.
– Совпадение, – хмыкнул Геллер. – Мне уже так говорили. А то, что…
«Сейчас он станет рассуждать о том, что и дипломатический корпус СЭТ тоже очень странно случайно собрался на внеплановое совещание, – подумал Стас. – Сказать ему, что Максимка тоже на это намекал? Или пусть продолжает считать себя самым проницательным?»
– А то, что все это произошло за три часа до Катастрофы, ты заметил? Не во время Катастрофы отключилась электростанция, а перед ней. И системы управления городскими коммуникациями вырубились не во время Катастрофы, не в момент импульса, а на час раньше. Если бы во время, я уточнял у знающих людей, если бы во время импульса все наши компьютерные системы работали, то сгорели бы. Напрочь сгорели бы. А электростанция, застигнутая импульсом и землетрясением одновременно, неминуемо рванула бы. И вся радиация пошла бы на город. И вот тогда… Тогда… Совпадение? Очень много совпадений. Слишком много. Я стал копать, попытался разобраться, в конце концов, я ведь работник Службы Новостей. Но тут уперся мордой в стену. Мое начальство, разрешающее и даже поощряющее мои поиски и разоблачения, тут приказало заткнуться. Нет, искать я мог, а вот в Сеть… Мягко так, но очень доходчиво предупредило меня начальство. Копаешь в свободное время, спросило меня начальство, – копай. Можешь даже похвастаться нарытым и получить премию, если действительно что-то интересное найдешь, но обнародовать найденное – не смей. Иначе…
– Что иначе? – спросил Стас.
– Я даже спрашивать не стал, все ясно читалось в интонации. И-на-че… И я никуда не вывесил информацию о том, что атомная электростанция была за три часа до Катастрофы захвачена группой террористов. Лихие такие террористы оказались. Прошли сквозь систему охраны, как призраки бестелесные, уничтожили охрану, но не тронули никого из технического и научного персонала, и, вместо того чтобы взорвать станцию, они ее погасили. Спасли тем самым в конечном итоге и станцию, и город. И полтора миллиона его жителей. Правда, забавно? – Геллер засмеялся почти искренне. – И еще забавнее, что за час до Катастрофы все – подчеркиваю – все системы управления СЭТ Харьков подверглись хакерской атаке и были вырублены. Погибло несколько сот человек в авариях. Отключились системы жизнеобеспечения в клиниках, убив пациентов. Но вся система в результате этой хакерской атаки была спасена. Спасена. Еще одно совпадение? И снова такое удачное… Не всем, кстати, так повезло.
– Как-то тебя несет, – сказал Стас. – Накопилось?
– Еще как… Еще как… Давит изнутри, пучит…
– Не боишься, что начальство обидится?
– Пошло оно в задницу, это начальство! – взорвался Геллер. – Будет оно молчать. И не гавкать. Пока я выполняю их условия и не пытаюсь… А вы… Ну, убьют вас, чтобы молчали, в крайнем случае. Убьют, и все дела. Не страшно, лишь бы я рядом оказался, когда вас убивать станут…
Игорь кашлянул.
– Что? – спросил Геллер. – Что-то не так я сказал? Да ладно, шучу я. Можешь попытаться передать наш разговор своему шефу. Увидишь, что ничего не случится. Или случится, но ты не увидишь. Всякое на свете случается… Вот, например, с Табором случилось.
– Что с Табором?
– Он после землетрясения загорелся, так?
– Ну…
– Хренушки. Я болтал с… в общем, со многими я болтал, ничего подобного. Если размещать начало гибели Табора на шкале важнейших событий, то все выглядит так. «Суперсобака» врезается в Дипломатический квартал – террористы захватывают электростанцию – канторы Конго, Барабана, Рогани, всего Харькова, блокируют Табор и начинают резать. Всех – мужчин, женщин, детей, стариков… Всех цыган подряд. Жечь дома, уничтожать людей, насиловать – не без того. Цыгане, естественно, защищались, но шансов у них все равно не было. Всех бы уничтожили, но немного замешкались, выбились из графика. Еще шли бои, как грохнуло землетрясение. Канторщики бросились по домам, спасать родных и имущество. Мне сказали, что погибло около семидесяти тысяч цыган, – Геллер попытался засвистеть, но на третьем такте мелодии сбился, зашипел и замолчал. – Да, семьдесят тысяч людей. Ты там, Игорь, в истерику не впал по поводу громадного числа? Нет? Странно. Это ведь больше, чем твои пятьдесят тысяч… Жаль, что не успели всех вычистить. Очень жаль… Это мое личное мнение, не нужно на меня так смотреть.
– Что же их потом не добили? – спросил Стас.
– Сам удивляюсь. Похоже, что как-то откупились ромы. Что-то барон отдал, кроме территорий и лабораторий, понятно. Но что? Вот бы узнать…
– Это ты его инструктировал? – спросил Прохор Степанович Дальский у Максима Андреевича Фрейдина. – Как по писаному декламирует…
– Нет, я с ним не общался. И от меня никто не общался. Я вообще не знал, что он будет сегодня в Учкоме. Я бы воспользовался поводом…
– Ну да, ну да, вы его не любите… – задумчиво пробормотал Прохор Степанович, разглядывая на мониторе салон мобиля. – Искренне не любите, не по приказу.
– И получается, что не зря…
– Уверены? Из ваших же слов следует, что Колоса везли сюда. Колоса, а не Геллера. Колос нужен в качестве склада органов нашему… э-э… знакомому. Вы не согласны?
– Нет.
– Странно… – Дальский оторвал взгляд от монитора и посмотрел на Фрейдина. – Мы же с вами обсуждали это неоднократно, вы всегда делали ставку на Колоса, а не на Геллера. А теперь?
– А теперь я не хочу ошибиться. Вы же слышали историю о том, как Геллер приехал сюда? Слышали ведь?
– Слышал. И вот сейчас слышал, когда он ее повторил. – Дальский постучал пальцем по монитору. – Что из этого следует?
Максимка потер лицо руками, встряхнул головой, отгоняя сон. Он не спал уже третьи сутки, и это начинало сказываться. Можно было принять что-нибудь из тонизирующего, но Фрейдин старался избегать химии.
– Из этого следует, что прикрытием для настоящего объекта может служить как Геллер, так и Колос. И тот и другой были кем-то выдернуты и направлены сюда. Причем Колоса вам сразу же предъявили. Честно и открыто. Вы верите в честность и открытость кого бы то ни было? В открытость и честность нашего… э-э… знакомого тоже верите?
– Пародист из вас никакой, – ворчливо заметил Дальский. – Но и история с донорством может оказаться прикрытием. А может – единственным выходом на Лешего. А Геллер… Выяснили, почему он вообще оказался сегодня там?
– Да. Я связался с Лоренцо, он мне сообщил, что его лучший работник, Аристарх Геллер, еще вечером, около девятнадцати часов, заявил о своем намерении вломиться в Учком… Дерьмо! – Максимка неожиданно врезал кулаком по столу. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
– Что случилось? – с некоторой опаской поинтересовался Дальский.
Зрелище бьющегося в истерике шефа Службы Безопасности было для него внове. И произвело громадное впечатление.
– Гады, – взяв себя в руки, сказал Максимка и успокоился. Почти успокоился. – Он приехал в Учком, чтобы попытаться снять съезд канторщиков. Так?
– Так, – кивнул Дальский.
– Во сколько произошло первое отравление «сном»?
– Это я вас могу спросить – во сколько?
– В двадцать часов с копейками. Через час после того, как падальщик сообщил Лоренцо, что будет снимать совещание, которое еще даже не было назначено. Понятно?
– Не совсем…
– Он знал, что будет это самое совещание. И знал до того, как канторщики решили собраться. – Фрейдин подошел к бару, достал, не спрашивая разрешения, бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. – Это его вез в город Леший. Его, а не Колоса. Колос – прикрытие. И прикрытие с двойным дном. Еще и эта информация по поводу донорства…
– Вот и я об этом, Максим Андреевич. И я по этому поводу. Не клеится.
– Да какая тут уже разница? – Фрейдин посмотрел на бутылку, взболтал содержимое, словно прикидывая – допить или не нужно, потом поставил бутылку в бар. Вернулся к столу. – Сейчас мы имеем обоих кандидатов в одной упаковке. Пора действовать. Может, заставим Лешего выбраться наружу?
– Может быть… – задумчиво произнес Дальский. – Может быть.
Протянул руку к селектору, замер на несколько секунд. Отдать команду… и все, что подготавливалось, все, что кропотливо собиралось по шестеренке, винтику и пружинке, начнет работать. Как механизм старинных механических часов. И остановить его уже не получится.
И что произойдет в самом конце, Дальский не знал. Может быть, все получится. А может быть…
Палец коснулся сенсора.
– Инга, пора, – тихо сказал Прохор Степанович.
Посмотрел на монитор – там ничего не изменилось.
Стас Колос повернулся к водителю и спросил: «Скоро мы уже?»
– Скоро мы уже? – спросил Стас.
– По навигатору – минут через пятнадцать, – ответил Игорь. – Что-то мы уж совсем медленно движемся…
Сзади что-то щелкнуло, оператор закричал.
Влетевшая сквозь боковое окно пуля пробила ему плечо и застряла в ребре.
– Гони! – крикнул Стас.
Что-то темное и большое вынырнуло из дождя, ударило мобиль в капот и отшвырнуло его в сторону.
Мобиль врезался левым боком в столб и замер.
– На выход! – скомандовал Стас и открыл дверь. – Все – на выход!
Он выхватил из кобуры «дыродел» и, выскочив из мобиля, вскинул пистолет. Но стрелять было некуда. Плотная завеса дождя надежно скрывала все, что было дальше чем в двух метрах от Стаса.
Из мобиля выбрался Игорь с «дрелью» в руке. Молча повернул оружие вдоль улицы, подчиняясь жесту Стаса.
Открылась задняя дверца, Геллер, матерясь вполголоса, тащил из мобиля оператора, а тот кричал от боли и страха.
– Что дальше? – спросил Геллер, выдрав, наконец, из салона оператора и посадив его на тротуар.
Стас ответить не успел – длинная автоматная очередь врубилась в стену дома почти над самой его головой.
