Книга: ПОКЕР НА КОСТЯХ
Назад: Глава 4.
Дальше: Глава 6.

   Глава 5.

   3 ноября 1999 года, 5-00 по Москве, Санкт-Петербург.
   В комнате было трое. Двое спали на мешках в углу, один – дремал на ящике возле стола. На столе перед ним лежали потрепанная книга без обложки и пистолет.
   Дремлющего возле стола когда-то звали Николаем. Сейчас у него было три паспорта, которыми он пользовался регулярно, и два запасных. Те, кто знали его чуть лучше остальных, называли бывшего Николая Звоном.
   Звон помотал головой, чтобы хоть как-то отогнать сон. Покосился на спящих.
   Башка спал неспокойно, ворочался во сне. Чужак лежал неподвижно, как мертвый.
   Чужака Звон почти не знал. Две недели назад позвонил верный человек и назначил встречу. Когда Звон заказ принял, его познакомили с Чужаком.
   Тогда заказ показался интересным. Нужно было просто исчезнуть с поверхности, отлежаться, а потом действовать так, как прикажет Чужак. Деньги были обещаны хорошие и аванс также был подброшен конкретный.
   Потом только, покумекав на досуге, Звон решил, что не стоило завязываться с этим делом. Следы нужно заметать после дела. Уйти на дно перед работой – значило привлечь к себе внимание. Рано или поздно кто-то из понимающих мог поинтересоваться, куда это Звон пропадал, и тогда шансов остаться чистым было совсем мало.
   Но перерешить уже было нельзя. Звон вздохнул.
   – Время? – внезапно спросил совсем не сонным голосом Чужак.
   Звон глянул на ручные часы и выругался:
   – Пора.
   Он чуть не проморгал время, когда нужно было будить Башку и Чужака.
   Чужак встал, толкнув по пути Башку. Тот завозился, невнятно что-то пробормотал, но встал без напоминаний.
   – Пожрать? – спросил Звон.
   – Не стоит, – Чужак надел куртку, прошел в угол и взял сумку, – нужно ехать.
   Башка шумно зевнул и потянулся.
   – Башка, к машине, – приказал Чужак.
   – Ага, – все еще сонным голосом откликнулся Башка. – Все забирать?
   – Сюда больше не вернемся. Свое забирай все.
   – Третий раз меняем базу, – проворчал Башка.
   – Не меняем, а готовим для других, – поправил с усмешкой Звон.
   Это третий раз они оставляли на окраинах Питера продукты, шмотки и оружие.
   – Завязывай с болтовней, – хмуро приказал Чужак, прошел по подвалу, осматриваясь и присвечивая себе фонариком.
   Звон оделся, привычно проверил пистолет, сунул его за пояс, под куртку. Второй, дослав патрон в патронник и поставив на предохранитель, положил в карман. Взял с пола свою спортивную сумку. Оглянулся на Чужака:
   – Пошли?
   – Пошли, – кивнул Чужак.
   Башка подогнал «вольво» к самому зданию и ждал появления Чужака и Звона, не заглушая мотора. В салоне еще не успело прогреться, и Башку колотил противный озноб.
   Шея затекла, чтобы размять ее Башка несколько раз покрутил головой. Замер. Ему показалось, что в темноте что-то шевельнулось. Башка прищурился. Вроде ничего.
   Слева, от заброшенного склада, в котором ночевали три последних ночи, послышались шаги.
   Башка приоткрыл дверцу. И снова ему показалось, что перед самым капотом шевельнулась какая-то тень. Просто легкое движение, словно облако скользнуло перед глазами. Вполне могло показаться, но Башка своим глазам верил.
   Он полез за пазуху, к «тотошке»…
   Три выстрела прозвучали одновременно. В лобовом стекле появилось отверстие, как раз напротив Башки. Две других пули ударили в ноги подходившим Звону и Чужаку. Чужаку в кость, под коленку, а Звону повезло чуть больше, пуля пробила мякоть бедра.
   Чужак рухнул как подкошенный, а Звон успел выхватить пистолет и снять его с предохранителя.
   Из темноты вылетела еще одна пуля, и тяжелый удар в плечо выбил у Звона оружие. Опрокинул на спину.
   Сгоряча Звон попытался ползти, но из темноты вынырнул силуэт, навалился на грудь чем-то твердым. Коленом, понял Звон. В лицо ударил луч света.
   – Не он, второй, – сказал державший фонарь.
   Звон услышал, как застонал Чужак. Из-за яркого света, бьющего в глаза, рассмотреть что-либо было невозможно, но Звон по звукам понял, что Чужака потащили куда-то в сторону машины.
   Тяжесть с груди убрали, и фонарик немного отдалился. Звон лежал на спине, даже не пытаясь прищуриться. Он был человеком опытным и понимал, что будет дальше. Его только интересовало, кто все это провернул.
   Умер Звон сразу, почти не почувствовав, как пуля ударила в голову.

 

3 ноября 1999 года, среда, 7-00, Москва.
   – Холодно на улице, – пожаловался Виктор Николаевич.
   – Холодно, – согласился Игорь Петрович, – но…
   – Что «но»?
   – Но в такую погоду особенно хорошо ковать кадры наружного наблюдения. Как и в жару.
   – Ты садист, Игорь, – неодобрительно покачал головой Виктор Николаевич.
   – Все мы немного садисты. Все. А некоторые – садисты в очень большой степени.
   – Это критика или самокритика?
   – Это констатация, – Игорь Петрович ладонью по своему колену, словно подводя черту под пикировкой, – довожу до вашего сведения, что час назад в Питере мы взяли еще одного из представленного Михаилом списка потенциальных террористов.
   – Будете ломать его там?
   – Там ему оказали первую помощь и отправят в Москву.
   – Не могли взять целого? – поморщился Виктор Николаевич.
   – Могли, но не сочли нужным. С ним, в общем, и так все понятно. Осталось выяснить дальнейшие цели и, если повезет, заказчика.
   – Чем он занимался?
   – Тем же, что и остальные шестеро задержанных. Подготавливал склады оружия, продовольствия, взрывчатки. Мы его взяли на третьем. Поставщиков держим под контролем, но пока не берем.
   – Чай будешь пить? – спросил Виктор Николаевич, вставая из-за письменного стола.
   – С лимоном.
   – С лимоном, – согласился Виктор Николаевич, достал из шкафа электрочайник, проверил, есть ли в нем вода, и включил чайник в розетку.
   – Да, – скептически протянул Игорь Петрович, – мастер чайной церемонии сошел бы с ума, увидев, что ты вытворяешь с божественным напитком.
   – В одноразовых пакетиках напиток не может быть божественным. Пей, что дают. Вот тебе, кстати, лимон, блюдце и нож – работай. И думай.
   – О чем?
   – О сокровенном. Прояви дедуктивные способности и ответь мне, тебе ничего странного не приходит в голову при анализе всего происходящего.
   – Приходит.
   – И?
   – Если ты не возражаешь, я бы с большим удовольствием послушал тебя, – серьезно ответил Игорь Петрович.
   Виктор Николаевич налил кипяток в чашки, бросил туда же пакетики с чаем:
   – Тебе с сахаром?
   – Естественно, нет, нужно проявлять хоть немного уважения к чаю. Остатки уважения к остаткам чая.
   – Как знаешь, как знаешь, – Виктор Николаевич положил себе в чашку две ложки сахара и сел в свое кресло.
   Игорь Петрович аккуратно отпил из своей чашки.
   – Знаешь, мне последнее время очень не хватает Михаила, – сказал Виктор Николаевич.
   – Что так? – спросил Игорь Петрович, внешне никак не удивившись смене темы. – Никто не дерзит?
   – Нет, хотя и это тоже. Мне последнее время не нравится оставлять его без присмотра. Я себя неуютно чувствую.
   – Я тебя понимаю. Когда всплыла эта история с его секретной группой…
   – С его секретной частной группой, – поправил Виктор Николаевич. – В старые времена человек попадал в автомобильную катастрофу и за куда меньшие прегрешения.
   – Это уже второй раз он играет с огнем, – сказал Игорь Петрович.
   – Ты имеешь ввиду весь этот фарс с книгой?
   – Я имею ввиду, что никто даже не попытался наказать Михаила, устроившего такую утечку информации. Как там назывался этот шедевр?
   – »Игра в темную».
   – И ему это сошло с рук!
   – Это сошло с рук не только ему. Это сошло с рук и мне и тебе, между прочим.
   – Раз уж у нас с тобой начался такой разговор, так может, ты пояснишь мне, как именно все происходило? – Игорь Петрович отставил в сторону недопитую чашку. – Некто Заренко пишет книгу, в которой достаточно подробно освещает несколько секретных операций нашего и смежного ведомств, ненавязчиво разглашает суть программ «Сверхрежим» и «Спектр», треплется об операции «Шок» и близко к тексту пересказывает разговоры, которые, по определению, не мог слышать. И остается жив. И никто не летит со своего места, и никто не лишается погон. И никто…
   – Почему никто? Меня, например, повысили. И тебя тоже.
   – Так это была твоя идея?
   – Не совсем. Идея принадлежала Михаилу. Он явился ко мне как-то вечерком и попросил, чтобы того украинского журналиста оставили в покое. Я был слегка потрясен.
   – Могу себе представить…
   – Не можешь, Игорь, не можешь. Я только что собрался подавать рапорт на повышение Михаила, и вдруг он… У меня появился соблазн тут же, не выходя из кабинета, приказать по телефону убрать журналиста, тем более, что Михаил даже попытался на меня давить. Запахло шантажом… А потом Михаил смог мне открыть глаза на проблему несколько с другой стороны. Он предложил использовать Заренко. Очень эффектно и эффективно использовать.
   Я подумал и дал добро. И даже поделился своей информацией. Удивлен?
   – Нет. Так я себе это и представлял в общих чертах. Для людей знающих – книга как предупреждение. Для людей не знающих – просто чтиво. А для журналиста – шанс остаться в живых.
   – Что значит шанс? Гарантия. Пока он жив, к его книжке тиражом в десять тысяч интерес проявляется постольку поскольку. А если он вдруг умрет… Так что, внешне, у меня были связаны руки. Михаила пришлось отодвинуть в тень. Только совсем недавно удалось вытащить его обратно.
   – А за это время он успел провернуть свои дела, и мы уже имеем дело не только с Михаилом, но и с его организацией, ни размаха, ни состава мы себе не представляем.
   – Ни структуры, – протянул Виктор Николаевич. – Ни задач, ни целей.
   Игорь Петрович внимательно посмотрел в глаза Виктору Николаевичу. Тот взгляд выдержал.
   – Ты хочешь сказать, что Михаил…
   – Нет, естественно, Михаил не Враг. В этом я уверен на двести процентов. И задачи у него, скорее всего, противоположны. Тут мне видится нечто другое. Нечто другое…
   Игорь Петрович молчал.
   – Все это слишком удачно совпало. Мы застукали Михаила на горячем именно в тот момент, когда возникла проблема «Армагеддона». Михаил оказался самым подготовленным к этому, его организация включилась с пол-оборота. Вывод: Михаил готовился именно к «Армагеддону».
   Мы получили информацию о начале именно через Михаила. Так?
   Игорь Петрович кивнул.
   – А за какое время до начала операции он сам получил информацию об «Армагеддоне»? За месяц? За два? А за сколько времени до «Армагеддона» мы вычислили деятельность Михаила?
   – За месяц. Он прокололся… – Игорь Петрович осекся, – он специально подставился?
   – Не исключено. Если бы мы его вычислили раньше – состоялся бы большой скандал, и у Михаила не было бы шансов уцелеть, как бы хорошо я к нему не относился, и как бы далеко не зашла демократизация в силовых структурах, – Виктор Николаевич невесело усмехнулся.
   – А если бы мы не вычислили его совсем, то он бы не получил карт-бланш на свою деятельность, – подхватил Игорь Петрович.
   – И получается, что мы старые идиоты не годимся и в подметки нонешней молодежи. Но что самое грустное, мы бы без Михаила оказались совершенно не готовыми к проблемам типа «Армагеддона». Я думаю, что три четверти всего происходящего по этой теме мы даже и не представляем себе.
   – Ты говоришь это так спокойно?
   – А как я должен это говорить? Со слезой в голосе? Или биться в истерике? Как?
   – Мы можем еще отозвать Михаила… – Игорь Петровимч осекся и покачал головой, – не можем.
   – Не можем, – подтвердил Виктор Николаевич. – Мы ведь и сами работали над чем-то схожим. Межгосударственная система поиска информации и предварительного оповещения – красивая идея. И во что сейчас превратился «Спектр»? В вялую консультативную структуру. Наша информация по «Сверхрежиму» превратилась в пугало, в которое почти уже никто не верит. Что, наверное, к лучшему. Психокодирование людей – сама по себе вещь грязная, а использование таких людей…
   Игорь Петрович засмеялся.
   – Что смешного услышал?
   – Не стоит так искренне каяться передо мной.
   – Да? Извини, привычка. Мы просто не можем не превращаться в политиков. И наши помыслы о высоких интересах и предназначении наталкиваются на необходимость юлить, выбивать средства, согласовывать меры, определять их адекватность и до потери пульса бояться подставить не себя, а свое начальство. Иначе начальство не даст нам возможности защищать свои высокие идеалы… Миша молодец, он это понял. И он вовремя это понял и вовремя принял меры. Он абстрагировался от всей этой белиберды, он не разменивается на все эти скачки по пересеченной местности. И не бросается на камни, брошенные по кустам.
   – Ты говоришь так, будто завидуешь ему.
   – Может, и завидую. Даже скорее всего завидую.
   Игорь Петрович кивнул:
   – Я тебя понимаю.
   – Я себя сам не понимаю, – усмехнулся Виктор Николаевич. – Я знаю одно, Михаил после всего этого у нас работать не будет.
   – Думаешь, его не простят?
   – При чем здесь, простят или не простят. Он не вернется. Он все это затеял ради того, чтобы заявить о себе и дать понять нам, что он полезен именно в этом качестве, именно в этом качестве мы должны будем с ним сотрудничать…
   – А если у него не получится?
   – Тогда мы его будем травить. Как виновника и негодяя. В этом случае у нас могут слететь звезды, и пенсия примет нас с распростертыми объятьями…
   – Веселая перспектива…
   – Веселее некуда. Одно могу сказать совершенно ответственно – Враг готовится нанести свой удар не через террористов. Все эти склады, передвижения, поставки, налеты – все это камуфляж. Камуфляж. Он хочет, чтобы мы все это раскрыли. И если мы почему-то не торопимся, он нам подсказывает, подставляет своих же исполнителей.
   Он демонстрирует нам свои очень серьезные намерения, но… Удар будет точечный. Не армия, но один человек.
   – Утрируешь.
   – Утрирую. Но общий смысл своих сомнений я воспроизвел достаточно полно.
   – Ты уже делился своими сомнениями с… – Игорь Петрович поднял глаза вверх.
   – Нет. Потому, что все равно мы будем вынуждены играть по правилам Врага. Мы не имеем права не реагировать на то, что кто-то скупает журналистов, что кто-то организует склады с оружием по всей нашей территории и территории сопредельных государств. И боевиков мы должны отслеживать. У нас нет выбора и у нас нет пространства для маневра. Никакого. Ибо мы – структура государственная.

 

3 ноября 1999 года, среда, 12-00, Киев.
   Петров не ответил на приветствие Ивана Ивановича и не пожал протянутой руки.
   – За что такая немилость? – с ироничной улыбкой поинтересовался Иван Иванович.
   – Я уже вымыл руки перед едой, – не убирая с лица немного брезгливого выражения, ответил Петров.
   – И вы уже даже успели сделать заказ? Мне говорили, что это неплохой ресторан.
   – А вам не говорили, что у вас скверная привычка назначать встречи в людных местах?
   – А чем вам не нравятся людные места? Что может быть естественнее, чем встреча двух знакомых в ресторане?
   Подошел официант, и Иван Иванович отвлекся, чтобы сделать заказ. Петров налил себе немного воды в бокал и, не торопясь, выпил.
   – Итак, о чем, бишь, это мы? – отпустив официанта, спросил Иван Иванович.
   – О чем это вы, – Петров сделал ударение на «вы». – Это вам стало без меня настолько одиноко, что вы выдернули меня посреди рабочего дня для совместной трапезы. Кстати, к вашему сведению, я далеко не каждый день обедаю в ресторане. И не хочу привлекать внимание коллег к тому, что у меня вдруг нашлись для этого средства.
   – Это печально, что наши защитники вынуждены отказывать себе в самом необходимом, – Иван Иванович покачал головой, – со своей стороны я готов возместить вам моральный ущерб и заодно выдать вам премию за своевременно выполненную работу.
   – И вы сейчас достанете из кармана неизбежный конверт и протянете мне его над столом? – поинтересовался Петров.
   – Хотите, я передам его вам с меню?
   – Я хочу, чтобы вы перестали подталкивать меня на тот свет. Мне казалось, что я работаю на профессионалов.
   – Вам не казалось, не казалось, честное слово, – Иван Иванович стал серьезным и чуть наклонился к столу, – у меня к вам просьба…
   – Вы будете мне ее излагать при официанте, или подождете, пока он уйдет?
   – Сергей Сергеевич, я с вами знаком не очень долго, но уже ощущаю себя вашим другом и, если хотите, поклонником.
   – Не хочу. Лучше ощущайте себя моим меценатом. Или спонсором, так моднее.
   – Спасибо, – сказал Иван Иванович официанту, который настроился стоять рядом со столом и наливать вино в бокалы, – мы сами.
   Петров задумчиво поковырял вилкой в салате.
   Иван Иванович подвинул к его руке листок бумаги и налил себе вина.
   Петров взял листок в руки, пробежал глазами текст. Положил листок на стол и щелчком отправил его Ивану Ивановичу:
   – Все имеет свои пределы.
   – Да? – почти искренне удивился Иван Иванович. – А человек рожден для того, чтобы раздвигать пределы возможного. Вы не хотите попробовать?
   Петров промолчал.
   – Попробуем по-другому, – улыбнулся Иван Иванович. – Вы сегодня отправитесь к нашему с вами тайнику и изымите оттуда очередной пакет. С премией и авансом. Чтобы вам проще было считать, скажу, что премия составила пятьдесят процентов от установленной платы, и аванс – это пятьдесят процентов будущего гонорара, который удвоен по сравнению с обычным.
   – В долларах?
   – Вы имеете что-нибудь против долларов?
   – С прошлой недели – да.
   – Не понял.
   – На прошлой недели мы, совместно с российскими коллегами перехватили, очень тихо перехватили, два груза с фальшивыми долларами. Очень хорошо сделанными, почти на фабричном оборудовании, в Чечне. Есть подозрение, что это не первая поставка фальшивой зелени. И хотя эксперты утверждают, что подделку можно определить только при особой экспертизе, мне не хотелось бы…
   – Марки вас устроят?
   – Вполне.
   – Тогда сегодня вы получите свои деньги в марках…
   – Вы не накинете еще премию? – мило улыбнулся Петров.
   – За что?
   – За информацию о перехваченных грузах, – улыбка стала еще шире.
   – С чего вы взяли, что эти поставки имеют ко мне какое-либо отношение? – недоуменно приподнял брови Иван Иванович.
   – Пришло в голову. Посылка явно предназначалась человеку серьезному, а вы, с моей точки зрения, человек достаточно серьезный. Или работаете на очень серьезного человека. Нет?
   – А если да?
   – Тогда вас заинтересует то, что я для вас приготовил, – Петров поднял бокал.
   – Это у вас с собой?
   – Уже в тайнике, – Петров просто лучился доброжелательностью. – Когда я смогу забрать свое?
   – Сегодня, после семи вечера.
   – После девятнадцати ноль-ноль, – сказал Петров. – Очень хорошо. И еще.
   Иван Иванович отложил в сторону вилку:
   – Вы сегодня просто наполнены информацией.
   – Когда есть стимул, грех не поработать.
   – Стимулом называли заостренную палку, которой погоняли слонов.
   – Ладно, тогда отметим, что вы выработали эффективную систему поощрения. И она вызывает у меня желание работать и работать. Если, конечно, я не слишком подрываю ваш бюджет.
   – Не слишком. Подрываете, но не слишком. Что же вы еще приготовили?
   – На этот раз – не мы. На этот раз – другие. И некоторые очень заинтересовались, кто именно это подготовил.
   – Я весь внимание.
   – Прошел слух, что в ряде городов Украины как-то спонтанно, разом, пробудилось в журналистах желание объединиться. И не столько объединиться, сколько объединить, не безвозмездно, конечно, свои наборы компры на разных мелких и мельчайших государственных чиновников, сотрудников милиции, профсоюзных боссов, ну, вы сами понимаете.
   – Понимаю.
   – И что самое интересное, наша служба безопасности, не к ночи будет помянута, как-то вяло отреагировала на подобную активность. Пришлось отреагировать нам. Более того, нам пришлось отреагировать в первую очередь.
   – Что так?
   – Понимаете, еще со времен попытки организовать совместную сеть «Спектр», я имел достаточно тесные контакты с россиянами. В рамках одной, достаточно старой операции. И по итогам той операции у нас с россиянами остался небольшой списочек граждан Украины, которые непосредственного интереса на представляют, но существование которых является некоей гарантии давней договоренности… Я не слишком умничаю?
   – Нет, нисколько, все понятно, продолжайте.
   – Так вот, один из фигурантов этого списка, некий бывший журналист, снова вдруг попал в поле зрения как наше, так и россиян. Скажем так, на него повесили наружку, и поставили на контроль его телефон. И оказалось, что его пригласили участвовать именно в таком своеобразном профессиональном объединении. Он отказался по каким-то причинам, но в поле зрения россиян попал и очень их заинтересовал тот человек, который организовывал это объединение в Городе. Человек не человек, так, человечек, через пятнадцать минут сломался, накатал под диктовку донос на своего спонсора и составил списки журналистов, согласившихся принять участие в мероприятии.
   Насколько я знаю, сейчас и мы, и россияне плотно пасем беднягу спонсора, отлеживая его связи…
   – Иван Иванович! – прогремело вдруг в зале ресторана. Иван Иванович вздрогнул и обернулся. От входа в зал к их столику двигался молодой человек, достаточно приятной наружности, лет сорока отроду и почти два метра росту.
   – Здравствуйте, Анатолий Иванович, – немного недовольным тоном ответил Иван Иванович, оглянувшись через плечо.
   – А я уже совсем решил в одиночку хавать. Без компании. А тут нате, приятные люди, блин, – Анатолий Иванович отодвинул стул и подсел к столу. – Я не влез в деловой базар?
   – Нет, что вы, Анатолий Иванович, все нормально. Тем более, что я уже собирался уходить… Кстати, знакомьтесь, – Иван Иванович указал на Петрова, – Сергей Сергеевич Петров, мой давний приятель.
   – Толик Жовнер, предприниматель.
   – Очень приятно, – улыбнулся Петров и обернулся к встающему из-за стола Ивану Ивановичу, – вы так скоро?
   – Дела. Мне было очень приятно с вами пообщаться, Сергей Сергеевич, и очень полезно. Я особо отмечу концовку разговора. Очень интересная информация, – Иван Иванович огляделся в поисках официанта, вынул из бумажника купюру и положил ее на стол, прижав край дном фужера. – Я спешу, до встречи.
   – Всего доброго, – помахал ему вдогонку Петров.
   – Я чего, таки помешал? – немного расстроился Жовнер.
   – Ни в коем случае, – улыбнулся Петров.
   – Ну, лады. А ты… ничего, что я на «ты»? Нет? Ты мне компанию составишь? Не могу один обедать.
   – Минут десять я еще могу посидеть…
   – Круто. Эй, ярыжка, – закричал Жовнер на проходившего мимо официанта.
   Тот изменил курс и быстро прибыл на зов.
   Жовнер заказывал обед со смаком, переспрашивая, уточняя свежесть исходных продуктов и место их происхождения.
   – Ты чего будешь пить? – спросил Жовнер у Петрова.
   – Скорее всего – ничего. Мне еще на работу.
   – Тогда – все, – сказал Жовнер официанту.
   Петров задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся официанту.
   – Ты с Иванычем давно знаком? – спросил Жовнер.
   – Меньше месяца, а что?
   – Ничего, уматный мужик. Но с головой. Чисто дом советов.
   – Партнер по бизнесу?
   – Ага. Тут, блин, такое дело… Знаешь, бабки надоело на шалав да кабаки тратить. Нужно в дело вложить. Ну, типа, я тусанулся, то-се, братвой все уже схвачено. В криминал лезть не хочу, хватит. Вот тут и встретился случайно с Иваном Ивановичем. Он и посоветовал…
   – Интересно, в какой области?
   – В области? В киевской… А, – Жовнер засмеялся, – в области. В книгоиздательской. Все, больше ничего сказать не могу. Секрет.
   – Секрет так секрет, – снова улыбнулся Петров, – мне очень жаль, но у меня закончилось время – нужно идти на службу.
   – Жаль, в натуре, – разочаровано протянул Жовнер, достал из кармана визитку и протянул ее Петрову. – Во, если вдруг чего придумаешь, куда бабки вложить, или что по полиграфии – звони.
   – Пренепременно, – Петров спрятал визитку в карман и пожал на прощание руку Жовнеру. – Обязательно.

 

   3 ноября 1999 года, среда, 13-30 по Киеву, Город.
   Я сделал замечательное открытие, подкупающее своей новизной и оригинальностью. Я понял, что если достаточно долго проходить в туфлях по лужам, то туфли намокнут. А если проходить достаточно долго в мокрых туфлях, то можно простудиться. И заболеть.
   Как оказалось, в понедельник я в достаточной степени промочил ноги, ровно на небольшой бронхит. Или что там еще. Горло болело смертельно, глотать и говорить было чертовски больно, кроме всего прочего меня температурило.
   Некоторое время я еще выпендривался и ограничивался ударными дозами таблеток на сон грядущий. Старый армейский рецепт внезапного стремительного выздоровления: две таблетки аспирина, две – сульфадиметксина, и еще пару этазола.
   Утром, если остался жив, значит выздоровел.
   Если болит горло, можно еще пожевать стрептоцида. Мерзко, но ничего не поделаешь. Вкусом напоминает подгнивший мел.
   Вот именно этот самый подгнивший мел сейчас скрипел у меня на зубах. Я лежал на диване, а Алиска сидела за столом и играла на компьютере в неизбежные шарики. А когда Алиска играет в шарики, то к разговорам она расположена не очень сильно.
   Я ел стрептоцид и думал. Мысли от болезни у меня были расслабленными и простыми. Они приходили из ниоткуда, легко скользили по мозгу и улетали, не оставляя следа. Вызывая только легкое приятное щекотание.
   В понедельник я расплатился с Сашкиной гимназией и теперь мог себя немного уважать. Еще я принял решение купить себе наконец зимние ботинки, но с этим придется немного обождать.
   В такие безоблачные минуты очень приятно почитать что ни будь эдакое, суровое. Я читал документальную книгу про диверсантов. Очень полезная книга. Она доходчиво объясняла всем желающим, как именно нужно организовывать партизанское движение, что выводить из строя в первую очередь и как вести, заодно, антипартизанскую борьбу.
   У меня таких полезных книг довольно много. В одной наглядно и в картинках рассказывается, куда именно нужно тыкать ножом и из чего получается самая функциональная удавка. Особо авторы настаивали на том, что очень славно получается отправлять на тот свет ближнего своего гибкой хирургической пилой. Вжик – и голова долой.
   Я как раз добрался в очередной раз до отрывка из бессмертного пособия Че Геварры, когда зазвонил телефон.
   – Алиска! – прошептал я.
   – Уже иду, – Алиска взяла трубку и очень официальным тоном сказала: «Да».
   Мы уже выяснили, что разговаривать по телефону я не могу, как не могу разговаривать и без телефона. Я мог только шептать что-то, морщась при этом от боли.
   – Он не может подойти к телефону, – сказала Алиска, – он болен. Да. Кто это говорит? Олег?
   – Кхакой? – выдавил я из себя.
   – Пелипейченко, – прошептала Алиска, прикрыв трубку рукой.
   – Скажи, пусть зайдет, – на моем лице, по-видимому, страдания читались так ясно, что Алиска состроила сочувственную гримаску.
   – Олег, он просит тебя приехать. Что? Я тоже очень прошу, – Алиска демонстративно закатила глаза, показывая, что наш ловелас своими дежурными комплиментами ее достал. – Да, конечно. Обязательно. Во сколько? Около шести часов?
   Я покивал и для верности показал большой палец правой руки.
   – Пока, – сказала Алиска и положила телефонную трубку. – Он сказал, что обязательно придет, сразу после работы и грозился принести мне шоколадку. Такой милый!
   Я показал кулак и страшно зашипел, демонстрируя яростную ревность.
   – Спой, светик, не стыдись! – пропела Алиска, возвращаясь к компьютеру.
   Я молча достал из упаковки новую таблетку стрептоцида и принялся ее жевать. Какая гадость. Гадость какая.
   Еще нужно будет поесть меду и попить лимонной воды. На пол-литра теплой воды, один выдавленный лимон. И полоскать. Я ненавижу лечиться, но болеть я люблю еще меньше. Даже Алиску вон не поцелуешь. И не накричишь на нее.
   Героический Че сегодня читался плохо. Я положил книгу на пол возле дивана и прикрыл глаза. Спать все равно не хотелось, поэтому глаза пришлось открыть.
   – Чаю принести? – спросила Алиска.
   – Принести, – кивнул я. – Только…
   – Только не очень горячий, – закончила за меня Алиска, – берегите горло.
   Берегите горло.
   А то кто-нибудь бритвой по горлу и в колодец. Грустная, если задуматься, шутка. Чтобы там мне не обещали крутые информированные предприниматели, в собственную исключительность верилось слабо. Даже наличие моего первого в жизни персонального сторожа тоже ни в чем не убеждало. Наличие наружного наблюдения еще ничего не значит.
   Я и сам как-то выступил в роли наружного наблюдения. Смешная получилась история. Был я тогда еще молодым двадцатилетним лоботрясом, только что уволился в запас из рядов несокрушимой и легендарной, не успел влюбиться, только задумывался на тему поступления в университет на филфак, а посему времени было много, а тогдашняя моя работа ночным сторожем в родной школе отнимала только одну ночь через двое суток.
   Вспомнить куда именно я шел в тот день уже невозможно, но путь мой лежал по улице Совнаркомовской мимо здания областного КГБ. Внушительное серое здание с барельефом Дзержинского на стене.
   Июнь месяц, тепло, на душе радостно. Хорошо. Я как раз миновал вход в популярное тогда кафе-автомат, как на глаза мне попалась небольшая группа экскурсантов. Явно иностранцев. И явно иностранцев капиталистических. Во всяком случае, экскурсовод общалась с ними на английском.
   Спешить мне было некуда, настроение, опять таки, хорошее, а парочка, плевшаяся в хвосте группы, довольно развязные по тем временам парень с девушкой, привлекли мое внимание.
   Как тогда говорили, эти двое были носителями явно чуждой нам идеологии. Они постоянно тыкали пальцами в прохожих и, обсудив что-то на своем птичьем языке, разражались неприятным смехом.
   Их вели, как потом оказалось, в художественный музей. И путь туда лежал как раз мимо здания КГБ. И экскурсовод для того, чтобы добавить немного перцу в достаточно пресную экскурсию, по-видимому, сообщил своим подопечным, мимо какого дома они следовали. Группа притихла, с уважением косясь на цитадель тоталитаризма. А задняя парочка и тут решила отличиться.
   Пока вся группа переходила дорогу, эти двое завернули за угол и выпали из поля моего зрения. Когда я оказался на углу, девушка озиралась по сторонам, а парень с хитрым выражением лица подбирался к стене КГБ. Все это напоминало иллюстрацию к роману Фадеева «Молодая гвардия», только иностранец не клеил листовку, а просто решил потрогать суровую серую стену.
   Дотронувшись, он радостно заржал, и они бросились догонять группу. Будет что рассказать дома, в проклятом буржуинстве.
   Вот тут меня и дернул черт. Пропустив малолетних провокаторов мимо себя, я двинулся вслед за ними, метрах в пяти, демонстративно не сводя с них взгляда и держа руки за спиной. Парочка вообще крутила головой беспрерывно, в поисках чего бы еще осмеять из социалистической действительности. Но когда девушка заметила мой мрачный взгляд, оглядывания стали очень целенаправленными.
   Раз, два через плечо, потом что-то шепнула попутчику. Тот тоже оглянулся, а я не отвел взгляда. Парень побледнел. Движения стали скованными и не естественными. От КГБ до музея метров пятьдесят, может, чуть больше, молодые люди оглянулись раз двадцать. А я был спокоен и держал дистанцию.
   Когда парочка добралась до своей группы, стоящей возле входа в музей в ожидании билетов, я остановился рядом, опять таки метрах в пяти. На лица этих двоих стоило посмотреть. На них ясно читались мысли о сибирских лагерях, застенках и длинной руке КГБ.
   Когда билеты были получены, парень и девушка влетели в музей первыми, отпихнув кого-то по дороге. Был у меня соблазн. Был. Возникло сильное желание купить билетик в музей и составить компанию иностранцам. Но время мое к тому времени кончилось, и я вынужден был прервать воспитательную работу. Хотя, я думаю, лепту в легенду о тотальной слежке в СССР и неимоверной бдительности КГБ я все-таки внес.
   Воспоминание меня развеселило. Я даже заулыбался, что не преминула отметить Алиска:
   – Больному стало легче?
   – Он умер, – прошипел я.
   – Какая жалость! – Алиска вручила мне чашку и снова пошла к компьютеру.
   Я отхлебнул из чашки, проглотил. Поморщился, потом снова проглотил и снова поморщился. Потом вспомнил, что после пережевывания стрептоцида не рекомендуется пить жидкостей, дабы не смыть лекарства с горла.
   Ладно, подумал я и снова отпил чаю. Как больно! Чай, правда, не очень горячий, но все равно…
   – Кстати, как книга? – поинтересовалась Алиска.
   – Ка-ка-я?
   – Про войну.
   – Я ее еще не пи-шу! Я со-став-ля-ю сце-на-рий.
   – А где сценарий.
   – В машине, – после чая горло немного отпустило, и я смог не делать паузы между слогами. – В папке «Война».
   – Война, – сказала Алиска, – есть.
   Я допил чай и почувствовал угрызения совести. Алиска вон работает, читает мои наброски, а я бессовестно маюсь бездельем. Нужно взять себя в руки. Как там было сказано в фильме «В бой идут одни старики»? Изучайте карту полетов.
   – Алисонька, – прошептал я.
   – Что?
   – Там в ящике стола, в широком, лежит свернутая карта Украины. Дай, пожалуйста.
   – Пожалуйста, – Алиса отодвинула ящик стола и стала рыться в бумагах.
   – Там сверху, – подсказала я.
   В моем письменном столе ничего не пропадает, но как трудно бывает там что-нибудь найти.
   – Нашла, – сказала Алиска и протянула мне карту.
   На пол упали листки бумаги. Алиса наклонилась и подняла.
   – А это что такое? – спросила она, рассматривая их.
   – Это? Это военная тайна, – сказал я шепотом и приложил палец к губам.
   – Правда?
   – Правда, – честно ответил я, тем более, что это действительно была военная тайна. Или почти военная тайна.
   В понедельник, борясь с собой и простудой, я дозвонился из телефона-автомата к мерзкому типу по фамилии Чернов. Чернов был действительно мерзким и неприятным типом, носил погоны капитана и службу нес в ПВО. Я, как заправский шпион, назначил Чернову встречу в университете. Топтун, как у нас повелось, в здание за мной не пошел. Я переговорил с Черновым в кафе в подвале. Капитан попытался отвертеться, но я был непреклонен, а он действительно числился в моих должниках.
   Во вторник мы встретились там же, и Чернов передал мне несколько ксерокопий и мою карту Украины, но уже со своими пометками.
   Так я стал обладателем приблизительной дислокации войск ПВО Украины, а также приблизительной дислокации и состава военно-воздушных сил. Уже рассматривая приобретение дома, я обнаружил, что в качестве бесплатного приложения к заказанной информации в тонкую пачку попал список объектов, нуждающихся в особой охране войск ПВО. Не весь, естественно, но очень интересный.
   Это я объяснил Алиске, опустив источники информации. Чернов, конечно, сволочь, но свой долг он выплатил сполна.
   – А за это не могут посадить? – Алиска серьезно посмотрела на меня.
   – Нет, скорее всего, не могут. Понимаешь, у военных есть масса документов, которые очень похожи на настоящие, но таковыми не являются.
   – Для чего это?
   – В военном училище перед курсантами могут поставить задачу просчитать ту или иную ситуацию. Настоящими сведениями секретного характера в этом случае пользоваться не станут, а вот очень близкими к настоящим, отражающим реальное соотношение сил и районы развертывания… – я заметил, что сложную терминологию Алиска пропускает, поэтому резко перешел на другой тон.
   – Вот там, например, есть список авиасоединений. Вон, первый авиакорпус, штаб во Львове, командный пункт в Майдане, полки в Луцке, Стрые и так далее. В последней колонке такие буквы МИГ – 25, МИ-8… И цифры. Это какие и сколько летательных аппаратов на вооружении в полках имеется.
   – Это же тайна!
   – Нет, это не совсем тайна, нет ни какой гарантии, что штаб именно во Львове, или что там именно штаб первого авиакорпуса, или что его полки в Стрые, Луцке и Виннице… Но я могу узнать приблизительный состав этих полков и, более или менее, в каких регионах они находятся.
   Потом, если дело дойдет до книги, я смогу, если не врал работодатель, получить такие данные по России и Украине. Через интернет, или еще как. А сейчас мне достаточно и этого, чтобы сделать некоторые прикидки.
   – Какой ты умный, – скептически восхитилась Алиска. – А это что?
   – Где?
   – Вот, какие-то буквы, потом химические элементы, тонны и названия городов.
   – Алиска, перестань прикидываться дурочкой!
   – Во-первых, я не прикидываюсь дурочкой, во-вторых, горло нужно тренировать, а в третьих, может, мне интересно послушать. И вы, Александр Карлович сможете выглядеть умнее на моем фоне. Так что это за циферки?
   – Это девонька, не циферки, это девонька, полный песец.
   – Фу, как не интеллигентно!
   – Не интеллигентно, – согласился я, – но точно отражает суть проблемы. Этот списочек говорит нам в каком городе хранятся достаточно большие запасы опасных химических веществ. Это чтобы ПВО знали, что им нужно охранять особенно бдительно.
   Я отобрал у Алиски записи, но она, заинтересовавшись, пересела ко мне на диван.
   – Вот, смотри, мы имеем, оказывается, сто сорок пять тонн хлора в Киеве, плюс четыреста сорок четыре тонны аммиака. Или вот, в Горловке, четыре тысячи двести пятьдесят тонн азотной кислоты, это не считая двенадцати с лишним тысяч тонн аммиака.
   – И что это значит?
   – А это значит, что в случае разрушения этих хранилищ, получится если не Хиросима, то что-то, очень на нее похожее. Не по форме, а по содержанию.
   – А у нас в Городе?
   – Ну, у нас сущие пустяки: сто девяносто тонн аммиака, сорок четыре тонны хлора, шестьдесят тонн азотной кислоты… Это те, что постоянно у нас базируются на нужды производства. Те, что у нас проездом по железной дороге, не учитываются.
   – Ужас.
   – Ужас, – подтвердил я, – сейчас, правда, не исключено, что этих химикатов стало немного меньше, в связи с остановкой производства…
   – Но это же, наверное, не весь список?
   – Конечно нет. Тут нет атомных электростанций… И, кстати, на всех предприятиях достаточно своих, маленьких химических запасов.
   – И ты про это писал? – тихо спросила Алиска.
   – Нет. Не писал. Пока.
   Действительно, я как-то упустил этот аспект. Черт. Ведь действительно. Только что я в книге читал о наиболее уязвимых точках для ударов партизан и диверсантов.
   Господи! Это я как раз выпустил из виду. Не нужно тащить оружие массового уничтожения. Нужно просто послать в город небольшую группу…
   – Ты еще будешь играть? – спросил я.
   – А что?
   – Я хотел поработать.
   – Пожалуйста, – щедро разрешила Алиска, – а я пока посмотрю видуху, если хозяин не возражает.
   Хозяин не возражал. Хозяин как раз начинал сочинять новый сценарий военных действий, нацепив наушники и включив музыку, чтобы не отвлекаться на звуки алискиного кино. Смешно, но в последнее время мне понравилось работать под Баха, хотя я вообще не являюсь ни знатоком, ни особым любителем классической музыки.

 

3 ноября 1999 года, среда, 17-15, Киев.
   Руслан Андреевич Аскеров не любил неожиданностей. Он любил деньги, женщин, власть, но не неожиданность. И жить он старался так, чтобы иметь как можно больше того, что нравится, и как можно меньше того, что не нравится.
   Был у Руслана Андреевича Аскерова талант находить нужных людей и вовремя оказываться в нужном месте и в нужное время. Он успел вовремя поиграть в инвестиционные фонды и вовремя из этой игры выйти, поработал с ваучерами и удачно их использовал, благополучно избежал соблазна забраться в теневую экономику.
   Оказалось, что информационные системы могут приносить деньги, а в период непрекращающихся выборов высоким спросом пользуются специалисты-имиджмейкеры и прочие специалисты, способные из чисто конкретного пацана создать что-нибудь приемлемое для многострадального электората. В высокую политику Аскеров не лез. Там можно было нажить врагов и сломать голову.
   Иногда пошаливал Руслан Андреевич «черным пиаром», как это называли специалисты, или сбором и организацией слухов и сплетен о противнике, как это называли эти самые противники.
   Сбор всякой грязи получался у Аскерова особенно хорошо. На него официально работало пять аналитиков, а неофициально – десятка два бывших и продолжающих оставаться на службе сотрудников милиции и СБУ. Свои тайны Аскеров хранил крепко и, что особо ценили в нем сильные мира сего, знал свое место и то, когда лучше потерять деньги, чем голову.
   Сам Аскеров в офисе сидел редко, предпочитая вращаться в обществе, где заводил новые знакомства и поддерживал старые. Так на одной тусовке к нему подошел импозантного вида человек и предложил интересное с финансовой точки зрения дело.
   Руслан Андреевич внимательно выслушал предложение, навел справки о своем собеседнике у знакомых и обнаружил, что сведений практически нет. Совершенно. Вообще выходило, что странный господин возник ниоткуда.
   Аскеров попытался осторожно дать задний ход, но оказалось, что слухи собирать и накапливать грязь умеет не только он. Руслан Андреевич быстро оценил полноту материалов собранных о его, Аскерова, не безгрешной жизни, и также быстро осознал, что материалы эти будут опубликованы или переданы в компетентные органы без малейшего колебания.
   Через четыре месяца работы с новым партнером, Аскеров понял, что так можно делать дела, что финансово это более чем выгодно, а перспективы сулит немалые. И, кроме того, почти шпионский характер деятельности очень льстил Руслану Андреевичу, придавал ему значимости в собственных глазах.
   Появилась возможность распоряжаться громадными, действительно громадными деньгами. И, кроме этого, неизъяснимое удовольствие доставляло то, как легко ломаются люди, как быстро они меняют свои политические и нравственные убеждения, получив достаточную сумму денег. В своем воображении Аскеров даже видел себя этаким пауком, сидящим в центре паутины, а мухи все летели и летели…
   По совету своего партнера, Аскеров снял новый офис, ближе к окраине Киева и завел себе телохранителя, без которого раньше легко обходился. Охранника, правда, Аскеров выбрал сам, не воспользовавшись предложенным.
   Лучше избегать всяких неожиданностей.
   Руслан Андреевич час назад созвонился с очередной своей красавицей. На всякий случай. Чтобы она ждала, и чтобы, не дай бог, у нее кого-нибудь не было. Аскеров был выше ревности. Он покупал товар, и качество его пока устраивало. Никто не мешал ему покупать то, что ему нравилось, и он не собирался никому мешать.
   Он был человеком бесконфликтным.
   Красавицу звали Елена, жила она почти в самом центре Киева, принимала хорошо и умела заставить уставшего мужчину забыть на время о бизнесе и плохой погоде.
   Погода как раз была плохая.
   Аскеров попрощался с секретаршей, кивнул охраннику на входе в двухэтажный дом, в котором помещался офис, и, открыв зонтик, быстро прошел к своему лиловому «форду», стоявшему возле тротуара. Телохранитель открыл заднюю дверцу, аккуратно прикрыл ее и сел возле водителя. Цветы, коробка конфет и две бутылки шампанского лежали на заднем сидении. Водитель специально съездил за ними заранее. Все было предусмотрено, даже небольшой, но ценный презент лежал во внутреннем кармане пиджака Руслана Андреевича.
   Он все предусмотрел. Вернее, попытался все предусмотреть. Но он никак не мог предусмотреть, что в небольшой рощице, через которую проходила дорога, его будут ждать.
   Автоматная очередь прошила переднее колесо «форда». Машину развернуло и ударило правым боком о дерево возле дороги. Стекло разлетелось вдребезги.
   – Ложись, – крикнул телохранитель Аскерову, и тот послушно упал на пол, за сидение.
   Телохранитель крикнул что-то водителю, но что именно, Аскеров разобрать не смог – снова загремел автомат, на этот раз ближе. На Руслана Андреевича посыпались стекла, пули пробивали металл корпуса с жестяным звоном.
   Закричал водитель. Потом затих. Снова ударил автомат.
   После автоматной очереди громко, страшно громко в закрытой машине, прогрохотал пистолет телохранителя. Дважды.
   Аскеров не видел, что телохранителю удалось, наконец, открыть дверцу и вывалиться на мокрую землю. Телохранителю даже удалось вскочить и выстрелить еще раз. Потом в грудь ему ударила автоматная пуля. Сзади, между лопаток, у телохранителя брызнуло алым, и он упал, выронив пистолет.
   Нападавших было двое. Один остался стоять в отдалении, а второй, не опуская автомата, приблизился к «форду». Услышав, что телохранитель Аскерова еще шевелится, шурша опавшими листьями, автоматчик обернулся и добил его двумя пулями в голову.
   Аскеров понял что случилось, по звукам он догадался, что теперь идут к нему, но лежал, скорчившись на полу машины, как парализованный. У него ведь не было врагов. У него не было таких врагов. Не было.
   В голову пришла мысль, и Руслан Андреевич попытался нашарить в кармане мобильный телефон. Замер, потому, что шаги приблизились к машине.
   Потом снова загремели выстрелы. Два. И наступила тишина. Только какой-то странный хрип послышался Аскерову.
   И снова шаги, на этот раз уверенные, быстрые. И стук в дверцу. Руслан Андреевич закрыл глаза.
   – Есть кто живой?
   Аскеров зажал рот руками, чтобы не закричать.
   – Аскеров! – окликнул кто-то снаружи, – Живой?
   Луч фонаря скользнул по залитому кровью лицу водителя, потом осветил заднее сидение.
   – Аскеров, твою мать, – кто-то рванул дверцу слева, и луч фонаря уперся в лицо Аскерова, искаженное ужасом.
   – Жив, дурилка, – констатировал голос, – жить хочешь – вылазь.
   Аскеров замешкался, и ему помогли выбраться из машины, скорее даже просто вытащили за воротник, как мешок, поставили на ноги.
   – Ранен?
   – Нет, – еще не веря в свое спасение пробормотал Аскеров.
   – Видишь машину? – Аскерова развернули и толкнули в спину.
   Руслан Андреевич сделал два шага и почувствовал, как подкашиваются ноги. Его подхватили под руки, дотащили до стоящей машины и втолкнули на заднее сидение.
   Машина тронулась.
   Сзади раздался негромкий взрыв, «форд» загорелся.

 

   3 ноября 1999 года, среда, 18-10 по Киеву, Город.
   Первое, что сделал Пелипейченко, когда появился на пороге моей комнаты, это сообщил Алиске, что она выглядит блестяще, как, впрочем, и всегда. То есть, он хотел сказать, что и обычно… Как Олегу с таким редкостным талантом путаться в собственных комплементов удается кадрить своих дам и дамочек для меня навсегда останется загадкой. Но факт остается фактом.
   – Как здоровье? – спросил Пелипейченко, наконец решив заметь и меня.
   Я молча поднял большой палец правой руки и опустил его к полу.
   – Так плохо?
   – Он снова не может говорить, – сказала Алиска осуждающе, – он опять жует стрептоцид.
   – Как здорово, – просеял Пелипейченко, – теперь сможем поговорить мы. Кстати, Алиса, что вы собираетесь делать сегодня вечером?
   – Уже вечер.
   – Что вы делаете сегодня поздним вечером?
   – Сегодня поздним вечером я собираюсь ехать домой и заняться воспитанием сына. А что?
   – Я хотел пригласить вас…
   Пришлось вмешаться. Эти двое беседовали так, будто я уже лежал в гробу, а они дожидались, пока меня опустят в яму. Я стукнул ладонью по столу, ушиб палец и зашипел.
   Алиска засмеялась, а Пелипейченко сделал невозмутимое лицо:
   – Что-то случилось?
   – Еще нет, – еле слышно прошептал я, – но с минуты на минуту может случиться.
   – Так, может, тебе лучше побыстрее пройти в… э-э… кабинет, чтобы не тут, в комнате…
   – У меня, между прочим, – выдавил я сквозь горящее огнем горло, – болит горло, а не руки. Учти.
   – Убьет, – пожаловалась Алиска, – он такой ревнивый.
   – Меня нельзя, я еще пригожусь, – заявил Олег.
   – А я уже не пригожусь, – сказала Алиска, – мне уже пора домой.
   – Проводить?
   – Не нужно, я великолепно доберусь до дому сама.
   Я все-таки проводил ее до двери квартиры, помог надеть плащ.
   – До свиданья, – сказала Алиска.
   – Пока, – сказал я, – ты завтра как?
   – Завтра? Еще не знаю. Наверное, приеду сюда.
   – Пока.
   Алиска ушла.
   Она всегда уходит. А я остаюсь. Со своей проклятой свободой и независимостью. Приятно, конечно, что есть место, в котором тебя никто не побеспокоит, в котором можно спрятаться от всего мира. И как достало то, что этим одиночеством можно наслаждаться с утра и до вечера.
   Как я устал ложиться спать в одиночестве. Не в интимном смысле, а именно в… Черт, и сам не пойму чего хочу. И что самое обидное, не пойму, чего хочет Алиска. Особенно в те минуты, когда она вдруг переходит из обычного иронично веселого состояния в состояние отрешенности. Что-то между нами щелкает, и вот уже я не могу достучаться к ней. Я могу только жалко скрести пальцами по ледяному панцирю, охватившему ее. И провожая Алиску каждый день, я не знаю, кто приедет на следующий – веселый непоседливый лисенок, или напряженная, с печальными глазами женщина.
   Я попытался глубоко вздохнуть, был за это наказан болью и вернулся в свою, комнату.
   Естественно, Пелипейченко сидел перед компьютером и чего-то там щелкал кнопкой на «мышке». Он всегда при первой же возможности начинает манипулировать моим компьютером, что-то там тестирует, подчищает и ужимает. Я смотрю на все это как на шаманство. Для меня, не образованного, компьютер – помесь печатной машинки с игровым автоматом.
   И, кроме этого, я уверен, что, как и в каждом порядочном компьютере, в моем живет дух какого-то зануды с очень странным чувством юмора. Мой Пентиум-90 каждое включение проводит индивидуально, хочет – включает при этом звук, не хочет – не включает. Время от времени меняет расположение значков на панели или вообще вдруг начинает отчаянно тормозить, заставляя меня изрыгать проклятия и остервенело лупить по клавишам.
   – Тебе нужно его почистить, – сказал Пелипейченко, когда я показался на пороге комнаты.
   – Аха, – прошептал я, – потом. Чаю хочешь?
   – Да, я принес печенье.
   – А шоколадку Алиске?
   – Вот блин, забыл отдать.
   – Ладно, тогда я тебя не стану сегодня убивать, – снова шепнул я, – пойдем на кухню.
   На кухне, занимаясь чаем и к чаю, я выслушал последние новости нашей команды и Лиги в целом. Снова возникла очередная свара в интернете по поводу качества вопросов и интеллектуальных способностей их составителей и редакторов. Это, пожалуй, самая неизменная тема разборок и обсуждений.
   – А как дела у тебя? – закончил вопросом свой монолог Олег. – Книга пишется?
   Вкратце, шепотом, запивая слова чаем, кривляясь и морщась от боя, я просветил Пелипейченко о том, что не пишу роман, а только составляю сценарий. Или сценарии. Что писать роман я, может быть, не буду вообще. Что дело, в принципе, интересное, узнал столько нового, неожиданно обнаружил массу поводов к войне между нами и Россией…
   – Бред, – категорично заявил Олег, – тебе хоть деньги заплатят?
   – Даже выплатили аванс.
   – Тогда ладно, – разрешил Олег, – пиши. Чем бы дитя не тешилось…
   Это он напрасно сказала. Я плюнул на больное горло и вкратце изложил наиболее вероятные сценарии возможных разборок.
   – С ума сошел, – подвел итог Пелипейченко, – ну тебя к черту. Все равно из этого ничего не получится.
   – Это еще почему?
   – Сам посмотри, все твои сценарии не приводят к победе. То есть, они приводят к поражению, но к поражению обеих сторон. В наше время невозможно ни захватить территорию, ни обложить толком этой, как ее, контрибуцией. Сам же знаешь, войну делает экономика.
   Конечно, я это знал. Естественно. Я и сам из-за этого постоянно переходил от сценария к сценарию, пытаясь найти хотя бы более менее приемлемый вариант. Но такого варианта пока не было. В любом случае наступал полный конец света, Армагеддон, если хотите. Но ведь разговор шел о выдуманной войне. О выдуманной. Похожей на реальность, но совершенно придуманной.
   Почему это другие писатели могут сочинять истории о потоплении украинского авианосца «Гетман Мазепа», а я не нет?
   – Хорошо, хорошо, пиши что угодно, – увидев, как я разошелся, Олег быстро смягчил свою точку зрения, – зачем вообще устраивать войну. Ты возьми и придумай, что какой-нибудь арабский шейх взял и купил Украину. Политиков, журналистов, военных, милицию… Думаешь, много понадобится денег?
   Хорошая мысль. Действительно. Берешь много-много денег, устраиваешь Украине дефолт, или как там называется банкротство в государственном масштабе, потом погашаешь внешние долги и делаешь с этим суверенным государством что хочешь. Денег, правда, до хрена понадобится. Хотя…
   Зачем покупать всех? Можно купить того, кто на самом верху. Или даже выбрать кого-нибудь внизу и поднять его на самый верх. Немного прикупить средств массовой информации, немного – силовые структуры… Скупить побольше дерьма на политиков и государственных деятелей, чтобы не рыпались… И… Замечательная получается экономия денег.
   Обалденная.
   Какие только мысли не приходят в период президентских выборов.
   Я собрал тарелки и чашки со стола и начал их мыть. Твою дивизию! Вы будете смеяться, но как все здорово получается. Ведь действительно кто-то пытается скупить компромат. Я ведь сам попал на такое веселое мероприятие.
   И выборы, на которые нашлись деньги у такого количества народа. Доходит до абсурда. У нас в Городе даже образовалось два разных предвыборных штаба в поддержку одного и того же кандидата. И штабы эти проводят время в постоянных разборках и жалобах друг на друга. Единственное, что они делают одинаково, это тратят предвыборные деньги. Тратили. Ибо их кандидат, естественно, во второй тур не прошел.
   Их кандидат, сделав хорошую мину при плохой игре, объявил о своей поддержке ныне действующего президента. И это, кстати, очень правильно, а в свете профессиональной деятельности выбывшего кандидата, занимающего высокий поста в очень силовых структурах, можно теперь порадоваться за эти самые силовые структуры. Теперь их сотрудники не должны разрываться в выборе достойного кандидата.
   Я домыл посуду и поплелся в комнату. Это получается, что сценарий еще даже толком мной не придуман, а уже осуществляется?
   Не знаю как с президентом, а с журналистами все идет по плану. Придется искать что-то другое. Докрутить террористический вариант. Для этого, собственно, я и хотел поговорить с Олегом. У него есть доступ в интернет. Пора уже обрастать более подробной информацией.

 

3 ноября 1999 года, среда, 23-30, Киев.
   Сергей Алексеев проснулся ровно через полчаса после того, как заснул. В дверь гостиничного номера стучали энергично и уверенно.
   – Сейчас, – крикнул Алексеев и надел брюки.
   Это первый раз за все время пребывания в независимой Украине его поднимали ночью. Вообще в первый раз его потеребили в не рабочее время. Наверное, ошиблись номером, сказал себе Алексеев, подходя к двери и открывая замок.
   За дверью стоял Петров.
   – Привет, – сказал майор.
   – Привет.
   – У тебя есть ровно три минуты чтобы одеться, обуться и бегом отправиться в машину.
   – Что случилось?
   – Две минуты пятьдесят секунд. Ты одевайся, а я поделюсь с тобой пока информацией.
   Алексеев вернулся в комнату и стал одеваться. Петров прошелся по номеру:
   – Шесть часов назад нашим оперативникам удалось отбить у наемных убийц некоего господина Аскерова, Руслана Андреевича, сорока восьми лет, неженатого.
   – Как это – отбить, – не понял Алексеев.
   – В прямом смысле этого слова. Его уже начали убивать, грохнули водителя и телохранителя, но тут наши подсуетились и грохнули в свою очередь киллеров, а господина Аскерова из машины вынули живого и почти невредимого.
   Алексеев обулся, встал и надел свитер.
   – Вот. За Аскеровым следили по другому поводу, но так сложилось, что пришлось вмешиваться.
   – Не везет вам.
   – Не везет. Только не «вам», а «нам».
   Алексеев достал из шкафа куртку и шапку:
   – Пошли?
   – Пошли.
   Алексеев выключил свет и закрыл номер. Нагнал Петрова возле лифта.
   – Почему «нам», – продолжил Петров, – по ряду причин, о коих ты узнаешь, даст Бог, отдельно, крутить все это дело начали очень быстро, эксперты суетились как заведенные, оказалось, что у одного из киллеров, кроме автомата, был еще и пистолет.
   – Ну?
   – Пистолет оказался именно тот, из которого был убит наш майор Бойко на квартире вашего Горяинова.
   Алексеев замер и обернулся к Петрову.
   – Чего уставился, заходи в лифт.
   – Они что, с ума сошли?
   – Не знаю. Может, у них дефицит огнестрельного оружия. Или пистолет был ему дорог как память. В общем, у нас появился, причем, совершенно внезапно, отличный шанс внести некоторую ясность в эту темную историю.
   – Так себе шанс, – пожал плечами Алексеев. – Что вам покойник расскажет?
   – Это да, лучше бы живым, но ситуация сложилась такая, что нужно было действовать быстро.
   Петров открыл дверцу своей машины, сел за руль и открыл дверцу для Алексеева.
   – И куда мы теперь?
   – Не дрейфь, Серега, все будет путем. Веришь?
   – Нет.
   – Зато честно. Я тебе за честность еще кое что сообщу, мы с тобой сейчас поедем общаться с Аскеровым Русланом Андреевичем…
   – Предпринимателем, сорока восьми лет, неженатым, – закончил Алексеев.
   – Вот именно.
   – И вы полагает, что он знает, кто его заказал?
   – Уверены. Мы и сами подозреваем, но тут, сам понимаешь, лучше быть уверенным.
   – И мне ничего не сказали…
   – Извини, но я уже тебе сказал – Аскеров и, соответственно, тот, кто его заказал, проходили по совсем другому делу. Нашему, внутреннему. И, более того, моя контора играла в этом вовсе не самую главную роль. Все связал этот пистолет.
   – А если киллер купил этот пистолет по случаю? Не сказали ему, что «ствол» грязный?
   – Тогда пойдем по цепочке – продавец, покупатель.
   – Да покупателя вы пристрелили!
   – Да чего ты на меня орешь? Спокойнее надо быть, коллега, спокойнее. Я ведь тебе не все сказал, извини. По нашим прикидкам выходило, что пистолет этот проклятый стрелял не первый раз у Горяинова. За ним еще один грешок числился. 22 октября сего года был обнаружен труп одного гражданина Украины с пулей в голове. Именно из того же пистолета. Правда, смешно?
   – Вы тут на Украине все малахольные.
   – А ты, брат, шовинист!
   – Станешь тут шовинистом! То стреляют в кого попало, то киллер с собой таскает пистолет на третье убийство, то…
   – Не нужно перечислять. Я и сам все понимаю, зато у нас песни красивые и сало толстое, с прорезью. Приехали, выметайся.

 

 4 ноября 1999 года, четверг, 5-00, Москва.
   Виктор Николаевич встал из-за стола и прошелся по комнате. Для тех, кто его знал хорошо, это было признаком очень сильного волнения Виктора Николаевича. Очень сильного.
   Игорь Петрович знал Виктора Николаевича хорошо. Кроме этого у него и самого нервы были на взводе.
   – Черт, как на пороховой бочке! – сказал Виктор Николаевич.
   – Знаешь, – признался Игорь Петрович, – вроде бы и не с чего, а трясет так, как раньше никогда не трясло.
   – Глупости. Глупости. Мало ли идиотов на свете, – Виктор Николаевич посмотрел на часы, – еще вовсе не факт, что украинцы нашли того, кого нужно. Не факт.
   – Тогда сядь в кресло и успокойся.
   – Да, извини, – Виктор Николаевич вернулся к столу. – Внезапно все как-то получилось, не находишь?
   – Не так, чтоб очень внезапно…
   – Да? А ты мог предполагать, что архив Сосновского будет найден на окраине Киева? И меньше, чем за неделю после пропажи? И как тебе вообще тот факт, что подобная информация вообще попала к кому-то? Ты же видел список…
   – Список я видел, бумаг, слава Богу, не читал.
   – А я, к сожалению, читал. Нет, ну какая реакция, – Виктор Николаевич потер лицо двумя руками, – какая мгновенная реакция. Хохлы мгновенно поняли с чем имеют дело и связались с нами. Что я должен буду сказать наверху? Что? Черт. Если теперь в Украине только захотят устроить нам небольшой политический кризис – мы ничего не сможем предпринять.
   Игорь Петрович стряхнул с рукава пиджака невидимую пылинку:
   – А ты не думаешь, что это могло входить в планы Врага.
   – Могло. Могло. Но вряд ли таким способом.
   – Хорошо, по-другому. Ты полагаешь, что этот Иван Иванович Иванов выведет нас на Врага? Или что он и есть Враг?
   – Это будет слишком просто. Слишком просто.
   – А тебе не кажется, что до этого все было слишком сложно? Я не первый год работаю, но никогда еще не видел операции хоть чуть-чуть сложнее трехходовки. А здесь у нас просто вселенский заговор какой-то. И, причем, ни одного сбоя, не смотря на большое количество фигур.
   – Мы должны будем решить, что до этого Врагу просто везло?
   – А почему бы и нет?
   – Не знаю. Не знаю. И не верю. Сейчас украинцы собираются брать этого Иванова…
   – Кстати, очаровательный псевдоним.
   – Что? А… Да, несколько демонстративный.
   – Нас допустят к разработке этого Иванова?
   – Откуда я знаю? Хотелось бы. Пока мы имеем доступ к материалам дела только через наблюдателя Сергея Алексеева. И все.
   – А Михаил?
   – А Михаил получил от меня информацию, сообщил невнятно, что продолжает действовать и вот уже два часа не выходит на связь.
   – И нам остается только ждать?
   – Только ждать.

 

4 ноября 1999 года, четверг, 5-00, Киев.
   Из подъезда девятиэтажки вышел человек и быстрым шагом направился к стоящей возле дома белой «тойоте».
   В подъезде дома напротив человек поднес рацию ко рту:
   – Это не он, повторяю, это не он.
   – Понял.
   – Если будет уезжать – пропустить. Установить наблюдение и вести.
   – Есть.
   В «тойоте» завелся мотор, зажглись фары. Из дома появилось еще два силуэта.
   – Это он, внимание, это он – брать.
   Двое подошедших не успели сесть в машину. Из-за угла, взревев мотором, выехала серая «волга», перекрывая дорогу. Из темноты вынырнуло несколько человек.
   Водитель «тойоты» резко сдал назад.
   Один из тех, что вышли из дома, рванул из-под одежды автомат с глушителем. Длинная очередь пробарабанила по асфальту. Стрелок не целился, он просто провел автоматом, будто садовым шлангом, но один из подбегавших споткнулся и упал.
   Напарник автоматчика рванул дверцу «тойоты», вскочил во внутрь. Машина попыталась развернуться. Автоматчик выпустил еще одну длинную очередь. В ответ выстрелили. Тоже почти бесшумно. Автоматчик качнулся, но устоял.
   Следующая пуля ударила уже выше бронежилета, в лицо. Автомат с лязгом отлетел в сторону.
   Разлетелось стекло «тойоты». Машина ударилась бампером в столб и остановилась.
   Двое из нападавших распахнули двери машины, направив оружие во внутрь. Водитель не успел ничего сделать, его выдернули из машины, опрокинули на асфальт.
   Пассажир не шевелился. Когда кто-то взял его за плечо, он начал заваливаться набок.
   Пульс не прощупывался.

 

4 ноября 1999 года, четверг, 6-55, Москва.
   Виктор Николаевич положил трубку и закрыл глаза.
   – Что? – спросил Игорь Петрович.
   – Не знаю, как и оценивать. Хреново. Иванова они взять не смогли. Живого. Вели его уже несколько дней, особо не дергались, по другому делу вели. После нападения на Аскерова, не смотря на то, что было объявлено о том, что тот погиб в перестрелке, как и оба киллера, заволновался. Пока трясли Аскерова, пока приняли решение брать, пока выдвигали группу, тот попытался скрыться. На запасной квартире его решили не трогать, чтобы не рисковать. Ждали у дома. В результате один из людей Иванова убит, ранен один из группы захвата, а сам Иванов умер от яда. Меня приглашают приехать для знакомства с обстоятельствами на месте.
   – Поедешь?
   – Как разрешит начальство.
   – А сам как полагаешь?
   – Полагаю, что после известия об архиве Сосновского меня туда просто вытолкают. И если Иванов действительно Враг, или человек, близкий к Врагу, нас могут ожидать и другие сюрпризы. Сколько там у нас на часах?
   – Не рано для звонка? – спросил Игорь Петрович, увидев, что Виктор Николаевич поднимает телефонную трубку.
   – Имею строгое предписание звонить в любое время дня и ночи. А ты можешь пока идти отдыхать.
   Игорь Петрович улыбнулся:
   – На пенсии отдохну. Пойду лучше поработаю.

 

4 ноября 1999 года, четверг, 9-30 по Киеву, Город.
   В цистернах что-то рвануло, разбрасывая в стороны ошметки металла. Потом еще раз. И еще. Взрывной волной вышибло стекла в домах.
   Люди, жившие возле завода, вскакивали с постелей, бросались к окнам, некоторые выбегали на улицу. Стояли и смотрели, как со стороны заводских корпусов медленно накатывается облако, подсвеченное изнутри сполохами пожара. Потом раздался крик. Люди почувствовали, наконец, жжение в легких и глазах. Кто-то закашлялся.
   Потом закашлялся второй, третий. Упала женщина, захлебываясь рвотой. А потом начался ад. Поняв, что это приближается смерть, люди бросились бежать. Некоторые метнулись в дома, кто для того, чтобы спрятаться, кто за родными. Смерть не гналась за ними.
   Смерть вошла в квартиры через выбитые окна и ожидала беглецов там, по пути убив всех, кто был в доме. Смерти не нужно было торопиться. Людей было много, а небольшой ветерок подталкивал клубы ядовитого дыма дальше в глубь жилого массива.
   Застигнутый врасплох рейсовый автобус, потеряв управление, врезался в идущий навстречу грузовик и перевернулся. Закричали, падая, пассажиры, их закрутило, сминая и разрывая плоть, ломая тела. Скрежет металла и страшный крик, потом скрежет стих, стал стихать и крик – дым плотно укутал искореженный автобус, и смерть быстро успокоила всех, раненых и тех, кто уцелел…
   …Я, кажется, не закричал. Точно, не закричал. Я просто открыл глаза и попытался успокоить свое дыхание и сердце. Спокойно, это только сон. Только сон. Ничего подобного не случилось, не могло случиться. Не могло. Это просто я слишком много думал об этом. Просто я не мог забыть тот список, в котором, в начале каждой строки стояла простенькая аббревиатура СДЯВ – сильнодействующие ядовитые вещества.
   Не нужно бросать на город бомбу. Нужно просто привезти с собой грамм сто взрывчатки. Или еще проще, сунуть какому-нибудь козлу, потерявшему ввиду беспробудного пьянства и отсутствия денег всяческий человеческий облик, и этот самый урод все сделает, где нужно откроет, где нужно закроет, а где нужно – подожжет.
   Я сел на постель, опустив ноги с дивана. Мы живем на пороховой бочке. На бочке со СДЯВ. И не знаем об этом. Или даже некоторые и знают об этом, но… Жизнь такая. Никто не хочет, или не может… Мы ведь сейчас как крысы на потерпевшем крушение корабле. Кто не успел сбежать перед катастрофой, тот сидит в трюмах и грызет остатки груза. Его пока много, пока не нужно грызть глотки друг другу, но мы ведь только крысы, мы не можем следить за тем, чтобы вода не залила трюмы, чтобы не вспыхнуло вдруг от удара молнии горючее.
   Мы суетимся среди остатков и руин, максимум, на что мы способны, это свалить один ящик, чтобы он не мешал нам добраться до содержимого другого. И нам наплевать, что в первом ящике могут быть мины, или крысиный яд. Нам наплевать, что, кажется, на капитанском мостике кто-то еще есть, а тому, на капитанском мостике, наплевать на то, что вся команда разбежалась.
   Главное, чтобы все другие именовали его капитаном, и чтобы ему перепадало капитанское жалование, и чтобы он мог продавать понемногу обломки своего корабля на металлолом… А крысы… Крысы пусть сами о себе заботятся.
   В дверь комнаты постучали. Сестра.
   – Ты уже проснулся?
   – Да.
   – Завтракать будешь сейчас?
   – Да, сейчас иду. Сейчас, – я встал с дивана, убрал постель, включил по дороге компьютер.
   Туалет, ванная, кухня – все как обычно. И одновременно… Я просто не вышел еще из сна. Я еще помню, как умирали люди, внезапно застигнутые газовой атакой.
   – Как голова? – спросила мама.
   – Нормально, – кивнул я самоуверенно.
   Голова отреагировала легким покалыванием в правом глазу. Ничего, терпеть можно. До приступа еще далеко. Очень далеко.
   – А как твое горло?
   – Нормально, – сказал я и удивился. Действительно, горло вело себя вполне прилично, не понять даже, лекарства помогли, или теплое питье, или то, что мой сон вогнал меня в пот лучше малинового варенья.
   – Горло не болит, – сказал я. – Не болит.
   Зазвонил телефон. Людмила взяла трубку, потом позвала меня.
   – Кто, – на ходу спросил я.
   – Мужской голос.
   Или Игорь Сапожников, или, не дай Бог, Репин, или кто-то из команды. Ни фига. Не нужно умничать, все равно не угадаешь. Потому, что мне звонил Паша Ковальчук.
   – Добрый день, – сказал Паша.
   – Добрый день, – ответил я.
   – Не разбудил?
   – Нет, поднял из-за стола.
   – Извини. Ты в течение часа никуда не уходишь?
   – Вроде бы нет.
   – Я зайду к тебе, нужно поболтать.
   – А моего мнения ты спросить не хочешь?
   – Нет, не хочу.
   Есть в наших милиционерах, даже в лучших из них, такая вот прямота, доходящая до наглости. «Не хочу». А если это я не хочу, чтобы ко мне в дом приходил Павел Ковальчук?
   – Я могу не открыть дверь.
   – А я могу дверь вынести. Нам нужно поговорить. Нам очень нужно поговорить.
   – А ты не боишься, что телефон могут прослушивать?
   – Не боюсь.
   Вот теперь хоть возникла определенность – да, слушают, это не горячечный бред.
   – Тебе хватит пятнадцати минут на то, чтобы позавтракать?
   – Вполне.
   – Тогда я буду через пятнадцать минут.
   Они будут через пятнадцать минут. Я потоптался перед телефоном. Через пятнадцать минут. Очень нужно поговорить.
   – Кто звонил? – поинтересовалась Люда.
   – Так, знакомый, сказал, что зайдет.
   – Ну, ладно, тогда допивай чай.
   Я допил чай, убрал с глаз долой ксерокопии военных секретов и, от греха подальше, спрятал разрисованную карту Украины.
   Ровно через пятнадцать минут в дверь позвонили.
   Я открыл.
   – Привет, Паша.
   – Привет, я не один.
   Я посмотрел на того, кто пришел вместе с Пашей:
   – Добрый день.
   – Здравствуйте, Александр Карлович. Вы, говорят, приболели?
   – Кто говорит?
   – Слухи, – засмеялся Михаил, – слухи.
   – Не нужно верить слухам и сплетням, – буркнул я, – и чужие телефоны прослушивать – тоже не хорошо.
   – Мы больше не будем, – пообещал Михаил и, заметив мою сестру и мою маму, вежливо кивнул, – здравствуйте.
   – Мы можем пройти? – спросил Паша.
   – А ордер у вас есть?
   – А он нам и не нужен. Куда проходить?
   – Только тапочек я вам дать не смогу.
   – Ничего, мы босяком, – засмеялся Михаил.
   Что-то у него слишком хорошее настроение. Просто пыжиться, стараясь выглядеть веселым и остроумным. Глаза только у него остались прежние, глаза обиженной собаки. Больные глаза. Как тогда, в девяносто пятом, в лесу.
   – Прошу на диван, – я указал на свой диван-кровать, а сам сел на стул возле письменного стола.
   Алиска делала мне в свое время замечание. Когда я располагаюсь таким образом, свет из-за окна падает на лица сидящих на диване, а мое как бы оставляет в тени. Некоторых это раздражает. Я очень надеялся, что и этих моих гостей тоже:
   – Чем обязан?
   – Давно не виделись, – улыбнулся Михаила.
   Я промолчал. Если он заговорит о погоде, видах на урожай или еще о чем подобном, я буду молчать. Я вообще предпочел бы просто молчать, чтобы мои гости быстро перестали быть моими гостями.
   – Ладно, – понял мое настроение Михаил, – без преамбул. Вас предупреждал Паша?
   – О том, что обо мне вспомнили на самом верху?
   – Да. О вас действительно вспомнили на самом верху.
   – И еще мне посоветовали быть поосторожнее.
   – Посоветовали.
   – Что дальше?
   – Александр, я прошу вас…
   – А мне насрать на вашу просьбу, – я с удовольствием выговорил эту фразу, как давно я мечтал сказать что-нибудь подобное Михаилу, или Петрову. – Это вы пришли сюда говорить, поэтому говорите и проваливайте туда, откуда явились.
   Паша вздохнул и встал с дивана. Я подозрительно покосился на него, но он просто подошел к стеллажу и стал рассматривать книги.
   – Я вас понимаю, – сказал Михаил, – честно, понимаю. Я понимаю, что вам совершенно не улыбается еще раз попасть в переплет как в прошлый раз…
   Я молчал.
   – Да, но обстоятельства сложились так, что мы были вынуждены включить вас в схему. Понимаете, ваш роман был частью сделки. Мне удалось сделать так, что вас оставили в покое…
   – Что вы говорите! – сарказм у меня иногда неплохо получается.
   – Именно это. Вы должны были обратить внимание, что в предоставленных вам тогда материалах достаточно много информации конфиденциальной, исходящих с достаточно высокого уровня. Вас оставили в живых…
   Я сглотнул. Трудно привыкнуть к мысли, что кто-то не хотел меня оставлять в живых, а потом прочитал мою книгу, мой несчастный роман «Игра в темную», и решил в живых оставить.
   – Был достигнут компромисс – пока вы живы, на ваш роман внимания не обращают. Когда вы умрете – все поймут откуда растут ноги. И многие поймут, что все описанное: психокодирование людей, попытка переворота в России, список зомбированных исполнителей, попавший в руки моего непосредственного начальства, – все это правда. И тогда грянул бы скандал.
   – Спасибо, объяснили. А что же произошло теперь? Вы передумали? Или появилась необходимость в новой книге? Я больше не хочу иметь с вами ничего общего. Я еще помню, как вы мне объясняли, что я просто обязан написать книгу, и именно такую, какая вам нужна. Я помню, как вы мне угрожали…
   – Я вам не угрожал.
   – А как, по вашему, называется мысль, высказанная вслух, что без романа вы не гарантируете мне безопасности? Как? Вы думаете, я забыл тот разговор? Я его никогда не забуду. Я не забуду, как вы меня сломали… Как я сам сломался только на одной мысли о том, как будут жить мои близкие, если я им не помогу. Слушайте, а вы что, снова пришли мне угрожать? Тогда переходите к делу. Милости прошу. Давайте!
   Я медленно разжал кулаки. Пальцы занемели, я слишком сильно их сжал.
   – Я не буду вам угрожать, – тихо сказал Михаил. – Я мог бы вам рассказать, что после выхода вашей книги в свет начались неприятности на службе у меня, у Паши… Еще у некоторых людей, которых вы знали, или о которых только слышали. Я мог бы это рассказать, но вам это не интересно. Тогда я вам расскажу историю, а вы просто послушайте.
   И я просто послушал. Занятная такая история. Темненькая.
   В некотором царстве, в некотором государстве, жил был журналист, возомнивший себя писателем. Или которого заставили стать писателем, но это не важно. Этот самый журналист думал, что его оставили в покое, но его, оказывается, оставили не в покое, а во взведенном состоянии. Как и многих других. Его, этого журналиста, решили подставить как сигнальную мину. Для людей умных.
   Есть у этого журналиста, исходя из текста книги, знакомые в очень интересных службах. И следят за этим журналистом, очевидно, очень внимательно. Значит, если кто-то захочет связаться с теми, кого журналист описал в своей книге, то им достаточно было просто обраться к журналисту.
   Но обратились не через журналиста. Обратились через уголовника Зимнего. Не через журналиста, но через того, кто фигурировал в его романе. Настораживает? Да.
   Потом обратились к журналисту. Но не для выхода к спецслужбам, а со странным предложением.
   – Почему это оно странное? – не выдержал я.
   – А потому, что исходило оно от человека, который передал вам привет от Зимнего. Вам не пришло в голову, что странный привет…
   – Пришло, особенно после того, как узнал, что привет был от покойника.
   – А нам пришло в голову, что через вас просто решили продублировать обращение к нам через Зимнего. И мы очень не хотели, чтобы с вами произошло нечто подобное.
   – И для этого вы приставили ко мне своего наблюдателя?
   – Не совсем. Мы хотели продемонстрировать, что за вами следят, что вы под колпаком…
   – Большое спасибо.
   – Пожалуйста. Вы получили заказ написать книгу о возможной войне между Украиной и Россией. Кстати, подобное предложение получили не только вы. Еще минимум четыре человека. Один отказался сразу, второй – через неделю, двое согласились, но один, россиянин, внезапно выехал в командировку на Дальний Восток, а второй попал в уличную потасовку и заработал сотрясение мозга.
   Я почувствовал, что кожу на затылке начало покалывать мелкими ледяными иголками. Случайно, говорите, сотрясение мозга? Ладно.
   – И то, что вам сказал ваш потенциальный заказчик о вашей исключительности, правда. Ему об этом сказал сам Зимний, а Зимний знал, что говорит.
   – И кто же мне заказал книгу?
   – Книгу вам заказал Анатолий Жовнер. В настоящий момент, по моим сведениям, он имеет некоторые неприятности, его усиленно будут трясти украинские компетентные органы, так что к вам он, скорее всего, больше не придет. Заказ можете считать аннулированным.
   – Спасибо на добром слова, – выдавил я. Это они молодцы. Это – спасибо. Это значило, что накрылись мои мечты медным тазиком. Не было у вас денег, Александр Карлович, и не будет. Хорошо, хоть своих не обнадежил стабильными заработками. Я прикинул, что у меня осталось из денег после расчетов с долгами по сашкиной гимназии и понял, что если сильно подтянуть пояс, то до Нового года я дотяну. А потом…
   – Похоже на то, – продолжил свою мысль Михаил, – операция, которую мы начали проворачивать, закончилась внезапно, не оправдав наших опасений. И поверьте, вы не самая пострадавшая сторона.
   – Пошли вы…
   – Уже скоро пойдем, – пообещал Михаил. – Совсем чуть-чуть осталось. Вас теперь оставят в покое. Это можно гарантировать почти на сто процентов.
   – Слава Богу! – искренне выдохнул я, даже не очень печалясь об утраченном шансе заработать, – Может, прямо сейчас начнете оставлять меня в покое?
   – Можем, только учтите, вы больше не исключительный. С вас снята защита. Ваша книга и ваша безопасность больше не есть предмет договора.
   Что-то у меня в груди екнуло. Как это моя безопасность…
   – Меня что, теперь убьют? – я, кажется, научился произносить этот неприятный глагол относительно себя и при этом почти не пугаться.
   – Нет, конечно. Просто до этого любая неприятность с вами становилась поводим для внимательного рассмотрения с нашей стороны. Вот как в Одессе, например.
   Я вспомнил свои приключения в Одессе. Так вот оно что…
   – Не волнуйтесь, нам не пришлось вмешиваться тогда. Вы все решили сами.
   – И на том спасибо.
   – Но теперь ваши проблемы – это ваши проблемы. Вы вычеркнуты не только из списка кандидатов на возможную вербовку, но и из списков лиц, интересующих нас, вообще. Насколько я понимаю, тоже самое будет сделано и украинской стороной. Вы теперь совершенно свободный человек.
   – Спасибо! – с чувством сказал я.
   – Пожалуйста, – сказал Михаил и встал. – Это все, что я хотел вам сообщить.
   – До свидания.
   – До свидания.
   Я закрыл за обоими гостями дверь и мысленно поздравил себя. Не с тем, что остался снова без работы, и не с тем, что снова придется слоняться по Городу в поисках заработка. Я был горд собой и тем, что сумел удержаться и не спросить, а из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор на этот раз. От кого спасали человечество?

 

 4 ноября 1999 года, четверг, 21-00, Киев.
   Виктора Николаевича встречали без помпы. Два человека – местный, представившийся майором Петровым, и старший лейтенант Алексеев.
   Ни Петров, ни Алексеев разговора не начали, просто обменялись приветствиями с московским гостем и молча провели его к машине. Петров сел за руль, Алексеев – на переднее сидение, предоставив заднее в полное распоряжение Виктора Николаевича.
   Это устраивало Виктора Николаевича. Ему нужно было еще раз обдумать сложившуюся ситуацию и просчитать возможные варианты. Тон, которым ему было сделано предложение приехать, не оставлял сомнений, что разговор будет очень серьезный и очень неприятный. То, что приглашавший был старым знакомым и даже несколько лет назад вместе с Виктором Николаевичем работал по «Спектру» и «Шоку», ничего не меняло.
   – Сколько машин идет за нами? – спросил Виктор Николаевич.
   – Две, – не оборачиваясь ответил Петров.
   – Однако…
   – Время тяжелое, извините. В следующий раз подключим вертолет.
   – Это он шутит так, товарищ… – начал Алексеев.
   – Виктор Николаевич, – поправил его Виктор Николаевич.
   – Да, Виктор Николаевич, Петров националист и шутки у него дурацкие.
   – Смотрю, вы тут начинаете срабатываться, – улыбнулся Виктор Николаевич.
   Петров промолчал. Алексеев оглянулся и тоже промолчал.
   – Мы не в управление? – спросил Виктор Николаевич.
   – Нет, мы на квартиру.
   – Все так серьезно?
   – Все так неофициально, – отрезал Петров. – А остального мне знать не положено.
   Виктор Николаевич кивнул и снова погрузился в размышления. Что же произошло? Что? И куда девался Михаил? После своего ночного звонка он так больше на связь и не вышел. Виктор Николаевич поморщился. Все это очень плохо. Очень. Или, может быть, все будет иметь счастливый конец? Прав Игорь Петрович, не повезло Врагу? Посмотрим. Посмотрим.
   Машина притормозила перед воротами двухэтажного особняка, ворота открылись автоматически, и закрылись сразу за машиной. Во дворе никого не было.
   Петров развернул машину и остановил ее возле крыльца. Алексеев вышел, открыл дверцу для Виктора Николаевича. Петров пошел вперед, указывая дорогу. За входной бронированной дверью был тамбур метра в три, заканчивающийся еще одной бронированной дверью, с телеглазком, и пока закрытым отверстием, здорово напоминающим амбразуру.
   Вторая дверь тоже открылась без задержки, но за ней было два молодых крепких парня в строгих костюмах. Один указал Петрову и Алексееву на боковую дверь, а второй, пригласил Виктора Николаевича жестом за собой и пошел по ступеням на второй этаж.
   Виктор Николаевич пошел следом за ним. Перед очередной дверью молодой человек остановился и, открыв ее, пропустил Виктора Николаевича во внутрь.
   – Здравствуй, Никита, – сказал Виктор Николаевич.
   – Здравствуй, Витя, – хозяин встал с кресла и, протянув руку, подошел к Виктору Николаевичу, – рад тебя видеть. Присаживайся.
   – Безрадостно ты это как-то!
   – Безрадостно, потому что мало удовольствия мы получим от разговора.
   – Так серьезно? – Виктор Николаевич снял пальто, повесил его на вешалку возле двери и сел в предложенное кресло.
   – Так серьезно, – кивнул Никита, – лучше бы чуть веселее.
   – Тогда я слушаю.
   – Может, поешь с дороги, или чаю?
   – Нет, не хочется. Давай поработаем, а потом я буду выбираться обратно. Некогда.
   – Как скажешь, Витя, как скажешь… Тогда начнем с официальной части, – Никита выдвинул из-за кресла «кейс» и подал его Виктору Николаевичу, – здесь тот самый архив.
   Виктор Николаевич не пошевелился, и тогда Никита просто поставил «кейс» к его ногам.
   – Мы с ним ознакомились.
   – И сделали копии?
   Теперь промолчал Никита.
   – Бог с ними, скоро все будут это знать. Что еще?
   – Еще мы передали вашему человеку, Алексееву, материалы об убийстве нашего контрразведчика и вашего агента. Убийца определен, заказчик тоже, но оба, к сожалению, мертвы. Полученные в ходе обыска офиса Аскерова данные позволяют уже сейчас сказать, что мы имели дело с информационно-координационным центром некоей сети, развернутой как в Украине, так и в России. Часть материалов, касающихся российской части этой сети, находится в этом же «дипломате». Остальное, после того как будет обнаружено, мы вам передадим позже.
   – Большое спасибо.
   – Не за что. Теперь о том, что было обнаружено при задержании… попытке задержания Иванова. Мы его идентифицировали, – Никита сделал паузу.
   – Я внимательно слушаю, – напомнил Виктор Николаевич.
   – Мазаев, Евгений Андреевич, подполковник. Бывший.
   – Мазаев… – Виктор Николаевич нахмурился, припоминая.
   – Ваша структура, уволен семь лет назад. С шумом уволен.
   – Девяносто третий год. Вспомнил, – Виктор Виколаевич кивнул, – Евгений Андреевич, по подозрению в работе на другое государство. Доказать ничего не смогли, но сократили.
   – Покончил с собой при помощи яда. В его квартире, и в тех местах, которые нам удалось проследить и которые нам успели выдать Аскеров и водитель Иванова-Мазаева, мы обнаружили массу документов, планов и схем. Наших и российских. Там же мы обнаружили и данные, полученные им от Горяинова. Вернее, и это неприятно, их копии, и явно полученные после того, как Горяинов был убит.
   – Крот?
   – А черт его знает! – не выдержал Никита. – Или крот, или… Если верить материалам, у нас все просто изрыто этими кротами.
   – Хорошо вам!
   – Нам хорошо? Ты почитаешь вашу часть, кое-что мы тебе уже в чемоданчик сложили. Вам тоже грестись и грестись.
   – А если это деза, просто подготовленная деза, которую еще не успели запустить в дело?
   – В этом нам еще предстоит разбираться. И вам тоже. Кроме этого, вам предстоит разбираться, если я не ошибаюсь, в очень большом списке людей. Поэтому тебя выдернули так быстро.
   – Что-то серьезное?
   – Шутишь? Мы, например, нашли небольшое отдельное досье со списками людей, указанными слабостями и вариантами подходов и даже с несколькими уже подготовленными к вербовке. Работники атомных электростанций – Чернобыль, Запорожье, Ровно. Подозреваю, что с российскими ядерщиками тоже работали. А также армия, ВВС, склады, оборудование… Много чего. Но я не об этом хотел с тобой говорить, Витя.
   Никита взял в руки пульт управления и нажал на кнопку. Включился телевизор, потом видеомагнитофон.
   – Я это уже видел, – после первых же кадров сказал Виктор Николаевич.
   Это была все та же запись его разговора с Михаилом, которую ему показывал Сосновский.
   – Тогда прокомментируй, пожалуйста, – немного напряженным голосом попросил Никита.
   – Чего тут комментировать? Мы сочинили эту историю специально для этой видеокамеры. Ее засекли сразу после установки, поэтому…
   – Для профессионала ты очень плохо врешь.
   – Я не обязан перед тобой отчитываться, но я мог бы продемонстрировать запись предварительного разговора, когда мы с Михаилом готовили этот.
   – Я верю, что у тебя есть такая запись, но точно также я знаю, что разговор о некоей секретной организации, созданной твоим сотрудником, не был выдуман полностью. У меня есть и свои источники.
   – И что?
   – Тебе придется объяснить, на каких основаниях ты фактически разрешил этой организации действовать. И почему ты решил, что эта организация может решать твои проблемы на нашей территории.
   – Вы сами обратились…
   – Мы обратились по официальным каналам. И по строго определенному вопросу. Ты же направил к нам Михаила Залесского, уже зная, что он не полностью тобой контролируется. Более того, ты пообещал ему индульгенцию и возможность продолжения работы. И мы не уверенны, что подполковник Михаил Залесский занимался на нашей территории той деятельностью, которая была оговорена с тобой и твоим руководством. Кроме этого, по нашим сведениям, Михаил Залесский организовал похищение четырех граждан Украины на территории России, с последующей их доставкой в Украину и убийства их.
   У Виктора Николаевича вздулись желваки.
   – Кроме этого, мы подозреваем, что Михаил Залесский завладел большим количеством фальшивых американских долларов и не передал их украинским властям…
   – Нас записывают? – спросил Виктор Николаевич.
   – Да.
   – Тогда я не буду говорить о личных договоренностях…
   – Каких договоренностях? – приподнял брови Никита. – Мы с вами вместе занимались расследованием убийства. Убийца и заказчик найден, дело закрыто. В отношении подполковника Михаила Залесского мы начинаем негласное расследование, и если он будет задержан на территории Украины, он будет арестован и допрошен. То же самое касается любого другого сотрудника российских спецслужб, уличенного в нелегальной деятельности. И прекращаем сотрудничество с вами, до тех пор, пока нам не будут сообщены результаты ваших действий в отношении организации подполковника Залесского и операции «Армагеддон», которую российская сторона проводила на территории Украины, не поставив нас в известность. Это все.
   – Страшная вещь – выборы в стране, – сказал Виктор Николаевич.
   – Это ты о чем?
   – О выборах. И я вас понимаю. Просочись все это в печать – черт его знает, как четырнадцатого ноября лягут карты.
   – Меня политика не интересует, – произнес медленно Никита.
   – Да, конечно. А кого она интересует. Хочешь, я выступлю предсказателем?
   – Попробуй.
   – Сразу после выборов ваш президент приедет к нашему. Поторговаться. С использованием материальчиков и этого архива, – Виктор Николаевич указал на «кейс».
   – Это дело президента.
   – Это дело президента, – согласился Виктор Николаевич. – Сможешь ответить честно на один вопрос?
   – Смотря на какой.
   – Михаила вы взяли?
   – На этот смогу. Нет, не взяли. Он ушел из-под наблюдения, слегка помяв двух наших людей. И с ним вместе исчез некто Ковальчук, майор милиции. Знакомая фамилия?
   – Без комментариев.
   – Как угодно.
   – Это все?
   – Все. Остальное – дипломатической почтой. Можешь забирать своего старшего лейтенанта. До свидания.
   – Честь имею, – Виктор Николаевич, не подавая руки, встал, надел пальто и, забрав «кейс», вышел из комнаты.
   Никита остался сидеть в кресле, неподвижно глядя перед собой. Пальцы рук сжались на подлокотниках кресла. Костяшки пальцев побелели.
   Виктор Николаевич молчал до самого самолета. Чартерный рейс на Москву подвернулся очень удачно. Виктор Николаевич с самого начала планировал возвращаться на нем. Правда, не с таким настроением.
   Петров попрощался коротко, пожал руку Алексееву и ушел. Старший лейтенант явно маялся, пытаясь не демонстрировать перед явно опечаленным начальством свою радость по поводу возвращения к молодой жене.
   Виктор Николаевич отвернулся от Алексеева. Невесело усмехнулся. Странно, вроде бы все сложилось. Похоже, что Враг найден и даже обезврежен. Но не было чувства победы. Наоборот, Виктор Николаевич чувствовал себя проигравшим. Он понимал, что по возвращении его ждет несколько неприятных разговоров. Понимал также, что Михаил будет объявлен вне закона и в России.
   – Пора, Виктор Николаевич, – напомнил Алексеев.
   – Знаешь, как падает кошка? – неожиданно спросил Виктор Николаевич у Алексеева.
   – На четыре лапы.
   – Вот именно. И потому всегда остается целой.
   – Всегда, если не с очень большой высоты упала, – Алексеев пошел к самолету.
   «Если не с очень большой высоты», – произнес Виктор Николаевич, глядя ему вслед.

 

Назад: Глава 4.
Дальше: Глава 6.