ГЛАВА 25
Хали Касим обнаружил Эдди Сэна в спортзале «Орегона». Струйки пота стекали по его жилистому телу: Эдди отрабатывал приемы карате, похрустывая костяшками с каждым ударом. Заметив выражение лица Хали, Эдди поспешил завершить тренировку умопомрачительным круговым ударом ногой, затем захватил из корзины рядом с тренажером белое полотенце и накинул его на шею.
— Я облажался, — с порога начал Хали. — После разговора Кевина с Донной Скай я еще раз прослушал запись и попробовал пропустить ее через новые фильтры. Гил Мартелл вовсе не упоминал Донну Скай. Зато я услышал слова «рассвет» и «небеса». Я проверил, и действительно, у «Золотого рассвета» был брат-близнец — «Золотые небеса». Эрик с Мерфом провели исследование, и оказалось, что очередное «морское убежище» респонсивистов располагается как раз на борту этого судна.
— И где же оно сейчас?
— В восточном Средиземноморье. Сегодня оно причалит в Стамбуле, после чего направится к Криту. — Упреждая вопрос Эдди, Хали добавил: — Я уже вызывал Хуана. Он не выходит на связь.
Председатель отрезан от внешнего мира, Макс в лапах Ковача, и теперь Эдди стал во главе «Корпорации»; решения сейчас принимал он.
— Сообщалось ли о каких-то болезнях на корабле?
— Ни в новостях, ни на внутренних каналах связи круизной компании ничего не слышно. — Хали заметил тревогу в темных глазах Сэна. — Если что, Линда, Марк и Эрик вызвались добровольцами. Они уже пакуют вещи.
— Если корабль подвергнется биологической или химической атаке, они тоже окажутся в опасности, — напомнил Эдди.
— Такую возможность упускать нельзя. Схвати мы их людей, у нас будет доступ к бесценной информации.
Выбор между риском и результатом всегда был сложнейшим решением во время военных действий, ведь на кону стояли людские жизни.
— Они смогут добраться до берега на надувной лодке. В Ницце их будет ждать самолет. Экстренная эвакуация — и наши люди окажутся в Турции как раз к прибытию «Золотых небес». Вряд ли респонсивисты отважатся нанести удар, пока те будут в порту, так что мы сможем прокрасться на борт и осмотреться.
— Хорошо, — кивнул Эдди и остановил Хали, когда тот собирался уж было уйти. — Но чтоб духу их не было на борту, когда корабль двинется в путь.
— Я им объясню. Кого вы собираетесь послать?
— Линду и Марка. Эрик, конечно, первоклассный штурман, но Марк разбирается в оружии, и ему легче будет обнаружить химическое или биологическое оружие.
— Это правильно.
— Кстати, — снова остановил Касима Эдди, — как обстановка с прослушкой?
За час до заката «Матрешка», роскошная яхта Ивана Керикова, вошла в порт Монте-Карло с Ибн Аль-Азимом и его сопровождением на борту. Аль-Азим был успешным саудовским финансистом, вкладывавшим огромные деньги в радикальные школы мусульман, а также некоторые раскольнические группы с целью объединиться с «Аль-Каидой». ЦРУ особенно интересовалось им и его встречей с русским торговцем оружием — ведь если удастся схватить его, появится возможность добраться до высших эшелонов террористического мира.
На яхте в порту ничего толкового не обсуждалось. Большинство мужчин на борту были заняты предоставленными Керико- вым женщинами. Но как только «Матрешка» вышла из гавани и отправилась бороздить воды Средиземноморья, экипаж «Орегона» смекнул, что настоящие переговоры будут проводиться вдали от любопытных глаз.
Погасив огни, «Орегон» двинулся вслед за «Матрешкой», оставаясь за видимым горизонтом, так что над поверхностью земли виднелась только верхушка самой высокой его мачты. Русские вышли на тридцать километров в открытое море и заглушили двигатели. Совершенно не подозревая, что за ними ведется наблюдение, Кериков и Аль-Азим вели разговор за ужином под открытым небом на задней палубе яхты.
С помощью системы GPS и маневровых двигателей корабля Эрик запрограммировал бортовой компьютер удерживать «Орегон» в устойчивом положении относительно дрейфующей «Матрешки», пока навороченные приборы, установленные на мачте ветхого судна, следили за развитием событий на яхте. С новейшими параболическими антеннами, камерами высокого разрешения, позволяющими читать по губам, и сфокусированным лучом лазера, улавливающим мельчайшую вибрацию разговора, ни одна деталь не скроется от глаз и ушей «Корпорации».
— Я слышал, Аль-Азим и русский обсуждали ракеты «SA-7 Грааль».
— Этой рухлядью им наши самолеты ни за что не сбить, — ответил Эдди. — Черт, хотя гражданские могут оказаться в опасности.
— Кериков с самого начала дал понять, что знать не желает, на какое дело пойдут ракеты, хотя саудовец что-то говорил про атаку на авиалайнеры.
Рожденного в манхэттенском Чайнатауне Эдди приводили в ярость намерения террористов по захвату гражданского авиатранспорта. Сам он не был лично знаком с жертвами теракта 11 сентября, зато знал множество таких людей.
— Это все?
— Аль-Азим уже спрашивал про ядерное оружие. Кериков ответил, что не допустил бы их к нему, даже если мог бы.
— Превосходно. — Довольная улыбка тронула губы Эдди.
— Тогда русский сказал, что хотел бы предоставить ему нечто под названием «Кулак Сталина», но технические трудности пока мешают это осуществить. Но Аль-Азим не отставал, и Кериков приказал ему выбросить эту идею из головы. Тогда- то они и заговорили о «Граале».
— Ты что-то слышал об этом «Кулаке Сталина»?
— He-а. Как и Марк.
— Может, Оверхольт в курсе, что это такое… Спрошу, когда передадим ему необработанные данные. В любом случае это уже его проблемы. Доложи, если тебе удастся связаться с Хуаном или если перезвонит Сэверенс.
— Думаете, с Максом все в порядке?
— Для Сэверенса будет лучше, если это так.
Зелимир Ковач наблюдал за спускающимся с небес вертолетом — ярко-желтой точкой в сером море грозовых туч. Он не выказывал своего гнева. Ковача терзала вина за то, что так и не удалось схватить сбежавшего американца. Рядом с пилотом, кроме Томаса Сэверенса, сидел еще один человек. Ковач не обращал на него внимания, не сводя глаз со своего шефа. Сэверенс был лучше его во всех смыслах, и верность серба ему не знала границ. Ковач презирал себя за то, что подвел своего кумира.
Сэверенс распахнул дверцу вертолета, его плащ и волосы развевались на ветру. Он проскочил пригнувшись под вращающимися лопастями вертолета, и каким-то образом даже это движение выглядело изящным. Ковач не смог ответить на сияющую улыбку Томаса, улыбку, которой он не заслуживал. Он отвел взгляд и внезапно для себя узнал второго пассажира.
Гнев сменился недоумением.
— Рад тебя видеть, Зелимир! — стараясь перекричать шум вертолета, поприветствовал его Том. Заметив изумление на лице своего подопечного, он усмехнулся. — Думаю, меньше всего рядом со мной вы ожидали увидеть именно этого человека?
— Так точно, сэр, — пролепетал Ковач, пожирая глазами доктора Адама Дженнера.
Сэверенс понизил голос:
— Пора тебе узнать правду. Давно пора.
Дженнер приблизился к нему и, дотронувшись одетой в перчатку рукой до повязки, под которой была шишка от рукояти пистолета Ковача, произнес:
— Я не в обиде, мистер Ковач.
Через десять минут они уже находились в самом роскошном помещении подземной базы. Здесь Том с женой переждут грядущий на Землю хаос. Вместе с еще двумя сотнями высших чинов респонсивистского движения.
Когда Сэверенс был здесь в прошлый раз, комнаты представляли собой лишь сплошные бетонные стены. Теперь — не считая того, что окна являлись на деле плоскими телеэкранами, — он ни за что не сказал бы, что находится в пятнадцати метрах под землей.
— Почти как наш новый домишко в Беверли-Хиллз, — отметил он, проводя пальцами по стене. — Хайди здесь понравится.
Он обернулся к официанту, сиявшему от предоставленной ему чести находиться в одной комнате с лидером движения, попросил чашечку кофе и устроился в одном из кресел своего кабинета. Плоский экран за его спиной показывал разбивающиеся о скалы морские волны. Живая трансляция велась с камер, установленных неподалеку от входа в комплекс.
Дженнер расслабился на шикарном диване, а Ковач так и остался стоять, не смея пошевелиться.
— Присядь, Зелимир.
Серб сел на стул, но ничуть не расслабился.
— Знаешь выражение: «Держи друзей близко, а врагов — еще ближе»? — спросил Сэверенс, ожидая, пока ему нальют кофе. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Наши опаснейшие враги — вовсе не те, кто высмеивает наши верования, даже не пытаясь понять их. Люди веровавшие, но потерявшие веру — вот кого следует опасаться. Они посвящены в тайны, которыми мы бы никогда не поделились с другими людьми. Мы с Лайделлом Купером много говорили об этом.
При упоминании основателя респонсивистского движения Ковач кивнул и покосился на Дженнера, как бы говоря, что тот не заслуживает находиться в комнате, где произносится это имя. Доктор в ответ взглянул на него с доброй, едва ли не отеческой улыбкой.
— Мы решили создать эксперта, знающего реснонсивизм вдоль и поперек, человека, к которому семьи обращались бы за помощью ради своих утерянных близких. Или он мог бы сближаться с беднягами-одиночками, чтобы направить их мысли в правильное русло. Затем докладывал бы обо всем нам, и мы предпринимали бы необходимые меры.
На лице Ковача впервые проблеснуло уважение.
— А ведь я и не знал.
— Это еще не самое интересное, — продолжал Сэверенс. — Такую работу мы могли доверить только одному человеку.
— Кому же? — не выдержал Ковач.
— Мне, конечно же, — ответил ему Дженнер. — Правда, спустя двадцать лет из-за всех этих пластических операций и контактных линз вы не узнаёте меня.
Ковач повнимательней пригляделся к доктору, стараясь распознать знакомые черты под маскировкой.
— Но я не…
Он затих.
— Я Лайделл Купер, мистер Ковач.
— Но вы же мертвы! — ляпнул серб.
— Вам ли не знать, что никого нельзя считать мертвым, пока не найдено тело. Я всю жизнь ходил под парусом и знавал погодку похуже, чем шторм, в котором я якобы погиб.
— Ничего не понимаю…
Вмешался Сэверенс:
— Лайделл положил начало респонсивизму, обозначив в своих работах наши основные принципы, суть наших убеждений.
— Но из меня никудышный организатор, — признал Купер. — В этом Том с моей дочкой Хайди меня превзошли. Терпеть не могу публичных выступлений, совещаний и этих скучных повседневных мелочей. Предоставив им возможность растить наше движение, я выбрал несколько другую роль — роль защитника. Выдавая себя за самого знаменитого противника респонсивизма, я безнаказанно наблюдал за всеми, кто мог причинить нам вред.
Ковач наконец обрел дар речи:
— А как же все те люди, которых вы восстановили против нас? Которых депрограммировали?
— Они бы и без того вырвались, — беззаботно пояснил доктор Купер. — Моей задачей было свести «на нет» их критику в нашу сторону. Они нас, так скажем, покинули, но рассказать о нас общественности ничего толком не смогли.
— А случай в Риме?
— Да, это было рискованно, — кивнул Купер. — Откуда нам было знать, что отец Кайла Хэнли может нанять команду спасения? Я тут же позвонил Тому, как только узнал, что они собираются депрограммировать его в Риме, чтобы вы могли подготовиться, а позже передал название отеля и номер комнаты, чтобы вы забрали его обратно. Мы не знали, что известно мальчику и что он рассказал отцу.
— Кстати, как там дела? Есть успехи? — поинтересовался Том.
Ковач виновато опустил глаза. Он не знал, как сказать о своей неудаче Сэверенсу, не говоря уж о присутствии самого доктора Лайделла Купера, человека, благодаря которому его жизнь обрела смысл.
— Зелимир?
— Он сбежал, мистер Сэверенс. Не знаю как, но он выбрался из клетки и поднялся на поверхность, убив механика и покалечив еще двух.
— Он все еще на острове?
Прошлой ночью он угнал вездеход. Была дикая буря, видимость не дальше пары метров. Должно быть, он не заметил утеса. Сегодня утром поисковая группа обнаружила прибитую приливом машину. Следов тела не нашли.
— Никто не мертв, пока не найдены останки, — напомнил Лайделл.
— Сэр, при всем моем глубочайшем к вам уважении, — начал Ковач, — очень сомневаюсь, что Хэнли пережил грозу. Он был в ужасном состоянии, и вряд ли ему удалось остаться в живых ночью в столь кошмарных условиях.
Он умолчал о найденном им биоэлектрическом передатчике и о возможных последствиях этой находки. Не хотелось сеять ненужные сомнения. Поисковые группы неустанно прочесывали личный остров респонсивистов и незамедлительно доложат ему, как только беглеца схватят. Ковач выбьет из Хэнли нужную информацию и избавится от него прежде, чем пострадает его репутация. И все же он добавил:
— Конечно же, поиски не прекращаются ни на секунду.
— Это правильно.
Ковач повернулся к Куперу:
— Сэр, позвольте выразить свою благодарность за возможность работать на вас. Ваше учение в корне изменило мою жизнь. Для меня было бы огромной честью пожать вам руку.
— Благодарю, Зелимир, но, увы, не могу. Несмотря на мою моложавость, мне идет восемьдесят третий год. Занимаясь исследованиями в области генетики, я разработал лекарство от отторжения, созданное для моей ДНК, и таким образом получил повое сердце, легкие, почки и глаза, а благодаря косметическим операциям я выгляжу младше своих лет. У меня искусственные бедра, колени и позвоночные диски. Я придерживаюсь сбалансированной диеты, пью по праздникам, не курю. Казалось бы, живи лет до ста двадцати да наслаждайся жизнью. — Он поднял руки в перчатках. — Да вот только у меня наследственный артрит, и с его пагубным воздействием я совладать не в силах. Как бы я хотел сейчас пожать вам руку в знак признательности за теплые слова и верную службу, но просто не могу этого сделать.
— Я все понимаю.
Ковач не замечал иронии в том, как человек, так рьяно стремившийся сократить население Земли, продолжал искусственно увеличивать продолжительность собственной жизни.
— Ах да, и не стоит беспокоиться, — добавил Купер, — вряд ли Кайл Хэнли много успел выведать за время пребывания в Греции. И даже если его папаше удастся оповестить обо всем власти, среагировать они в любом случае не успеют. Допрос отца был приятной мелочью — так, для виду. Не переживайте.
— Есть, сэр, — машинально ответил Ковач.
— Ближе к делу, — вмешался Сэверенс, — необходимо ускорить темпы.
— Из-за побега Кайла?
— Отчасти. А также э-э… самоубийства Гила Мартелла. С местными властями в Греции проблем не возникло, но вот правительство Афин начало проявлять интерес к нашим делам. Мы с Лайделлом решили, что учеников надо отправлять сейчас же. Им больше нечему учиться, так чего же ждать? Конечно, пришлось раскошелиться, чтобы так срочно закупить билеты. — Он продолжил с кривой усмешкой: — Ведь мы-то можем себе это позволить.
— И вы вышлете все пятьдесят групп?
— Именно. Сорок девять, если быть точным. Одна из групп уже на «Золотых небесах» для последней проверки работы передатчика. Пятьдесят групп, пятьдесят лайнеров. Потребуется дня три-четыре, чтобы расставить всех по местам. Некоторые корабли здесь, в море, другие — на другом конце света. Наши люди разнесут вирус, разработанный Лайделлом и изготовленный на Филиппинах. Когда мы сможем начать проверку?
Ковач на секунду задумался.
— Возможно, уже к вечеру. Придется подключить остальные двигатели, чтобы полностью зарядить батареи, а также стабилизировать распределение энергии, чтобы защитить антенну.
— Испытательный вирус на «Золотых небесах» — простой быстродействующий риновирус, так что в течение двенадцати часов мы узнаем, достиг ли сигнал приемника. Главное — послать его до вечера, и все пройдет как по маслу. Ну и, конечно же, на борту «Небес» будет и вторая группа — носители нашего основного вируса.
— Сколь великий момент, господа, — заявил Лайделл Купер. — Кульминация всех моих трудов. Мы стоим на пороге нового начала, приближающегося рассвета, в котором человечество засияет, как ему и предписано. Долой обременительную массу, истощающую наши природные ресурсы, а взамен порождающую лишь еще больше голодных ртов! Всего за одно поколение — поколение, в котором полмира не сможет иметь детей, — численность населения вернется к разумному уровню. Люди не будут больше знать нужды. Мы искореним бедность, голод, даже угрозу глобального потепления.
Политики всего мира изображают участие и предлагают свои краткосрочные меры по решению всех этих проблем, просто чтобы создать для избирателей иллюзию бурной деятельности. Мы же знаем, что все это ложь. Почитай газету, посмотри новости — и поймешь, что ничего не меняется. Больше того — ситуация усугубляется. Борьба за землю и воду уже перерастает в кровопролитные конфликты. А сколько людей погибло в войнах за нефтяные запасы?
Они не устают повторять, что все можно исправить, если люди изменят свой образ жизни: меньше автомобилей, скромнее дома, какие-то новые лампочки… Что за чушь! Зачем кому-то отказываться от роскоши? Это претит нашим инстинктам. Нет толку в крохотных жертвах, которые, по сути, никак не решают проблему. Пора менять правила. Вместо того чтобы продолжать бессмысленную борьбу за испаряющиеся ресурсы, нужно просто сократить население.
Все знают, что это единственный выход, просто не находят смелости сказать это вслух, а мир тем временем медленно, по верно погружается в хаос. Как я и писал — мы размножаемся до смерти. Желание иметь потомство — быть может, величайшая сила во Вселенной. Ее не побороть. Но у природы были естественные механизмы, чтобы ее контролировать. Хищники регулируют численность своих жертв, лесные пожары обновляют почву, плюс циклы засух и наводнений. Но человек разумный неустанно находил способы обойти природные ловушки. Мы отстрелили всех животных, смотрящих на нас как на добычу, так что в природе их осталось совсем немного, а остальных Держат в клетках. Когда единственной угрозой для людей остались низшие микробы, мы создали вакцины и иммунизацию, не переставая размножаться, хотя до года должна была выживать лишь треть младенцев.
Только одной стране хватило храбрости признать, что ее население растет чересчур быстро, и все равно им не удалось замедлить рост численности. Китай пытался использовать политику «одного ребенка в семье», а за последние 25 лет их стало на 200 миллионов больше. Если одна из самых диктаторских стран в мире не в силах с этим справиться — никто не в силах.
Люди просто не могут измениться, в корне — никак. Теперь все в наших руках. Разве мы безумцы? Допустим, я создал вирус, убивающий без разбору, но у меня и в мыслях не было просто взять и истребить несколько миллиардов людей. Так как же решить проблему? Изначально созданный мной вирус геморрагического гриппа обладал побочным эффектом — бесплодием, это помимо того, что его смертность была равна 50%. Забросив медицинскую карьеру, я занялся разработкой вируса, сменил десятки тысяч поколений и мутаций, сокращая его смертность, но оставляя нужный мне эффект. Как только мы выпустим его на пятидесяти кораблях, он поразит почти сто тысяч людей. Звучит солидно, но это лишь капля в море. Пассажиры и экипаж этих кораблей происходят из самых разных концов света и из всех социально-экономических слоев. По сути, на борту корабля находится миниатюрная модель нашего общества. Я постарался быть как можно более демократичным. Никого не забыл. По возвращении в свое захолустье в Мичигане, городок в Восточной Европе или трущобы в Бангладеш они принесут с собой вирус.
Несколько месяцев вирус будет незаметно передаваться от жертвы к жертве. И вот тогда-то появятся первые признаки заражения. Будто каждый в мире в одночасье подхватил грипп. Уровень смертности не поднимется выше 1% — печальная, но неизбежная плата во имя великой цели. И лишь потом, когда люди начнут недоумевать, отчего же у них не может быть детей, только тогда они осознают, что полмира стали бесплодны.
Когда до них дойдет суровая реальность, начнутся восстания и мятежи, ведь люди будут искать ответы на вопросы, задать которые их лидерам не хватало духу. Однако продлится это недолго — несколько недель или максимум месяцев. Мировая экономика пошатнется, но мы приспособимся, мы адаптируемся, ведь это еще одна величайшая движущая сила для человека — способность к адаптации. И тогда… о-о, друзья мои, тогда пропадут наши проблемы, испарятся болезни и настанет период процветания, подобного которому мир еще не видывал.
Дерзкая слезинка скатилась по щеке Зелимира, и он не посмел смахнуть ее. Том, знавший Купера почти всю жизнь и слышавший тысячи его речей, был растроган не меньше.
