Часть III
Земная дрожь
33
Морской окунь оглядел голубовато-стальным глазом длинную фигуру, плывущую к нему. Он бы принял ее за акулу, если бы она двигалась не так медленно. На дельфина она тоже не была похожа — кожа хоть и голубоватая, но слишком уж яркая, почти слепящая. К тому же перемещалась она под водой как-то странно, да и вид у нее был не совсем рыбий — заканчивалась фигура не хвостом, а двумя длинными желтоватыми отростками. Так и не решив, кто это — друг или враг, окунь счел за лучшее пропустить непонятное существо. Он отплыл в сторону, затем направился в поисках пищи к другой стороне рифа.
Проносившаяся в голубом мраке Саммер Питт даже не заметила большую рыбу. Все ее внимание было сосредоточено на желтом нейлоновом шнуре, натянутом вблизи дна в качестве ориентира, вдоль которого она сейчас и плыла. Ее гибкое тело грациозно двигалось в воде в ровном темпе, проходя в футе- двух над шишковатыми краями кораллового рифа. Обеими руками Саммер сжимала цифровую видеокамеру, снимая цветное изображение рифа по обе стороны от желтого шнура.
Видеосъемку Саммер вела по заданию НУМА, одним из рабочих проектов которого была оценка состояния коралловых рифов в районе Гавайских островов. Отложение осадков, истощение рыбных запасов и эпидемии среди морских водорослей вследствие загрязнения и глобального потепления вызывали медленную, но неуклонную деградацию коралловых рифов по всему миру. Хотя гавайские рифы пострадали меньше остальных, не было никакой гарантии, что и они не подвергнутся серьезному разложению и массовой гибели — явлениям, давно отмеченным среди рифовых отложений вокруг Австралии, Окинавы и Микронезии. Мониторинг здоровья рифов давал возможность определить, какое влияние оказывает на них деятельность человека, и заранее минимизировать негативный эффект.
Методология отличалась замечательной простотой. Видеокадры изучаемого рифа сравнивались с типовыми изображениями, полученными несколько месяцев или даже лет назад в тех же местах. Подсчет количества рыбы и придонных, обитающих в ложе океана организмов давал вполне ясное представление о состоянии здоровья рифа. В проект НУМА входило исследование нескольких десятков рифов, окружавших острова. На основании подобных работ делалась оценка состояния вод всего региона.
Лениво отталкиваясь ластами, Саммер плыла вдоль шнура, пока не достигла конечной точки — песчаной ямки, отмеченной воткнутым в дно штырем из нержавеющей стали с пластмассовой пластинкой наверху. На пластинке имелась надпись, сделанная жировым несмываемым фломастером. Саммер протянула руку, повернула табличку надписью к объективу, сняла ее, местность и только потом выключила камеру. Отворачиваясь от пластины, она заметила краем глаза в расположенной неподалеку кучке песка какой-то предмет. Заинтересовавшись, несколькими короткими взмахами ласт она подплыла поближе, скользнув над горкой из небольших камней. Маленький осьминог полз по камням. По мере того как он то набирал в жабры воду, то выпускал ее, тельце его то поднималось, то опускалось. Саммер полюбовалась умненьким беспозвоночным, но он вдруг раздул мантию и изменил свой цвет, сделавшись почти прозрачным, и, перебирая щупальцами, кренясь по сторонам, побежал к рифу. Саммер перевела взгляд на песчаную кучку и увидела выступающую из нее часть небольшого круглого предмета. С него на Саммер смотрело миниатюрное и, как ей показалось, улыбающееся лицо, словно радующееся тому, что его наконец нашли. Саммер стряхнула с него тонкий слой песка, осторожно вытянула предмет, поднесла к маске.
Это оказалась маленькая фигурка девушки в развевающемся красном платье, волосы девушки были искусно уложены в высокую прическу. Пухленькие розовые шеки придавали ей сходство с херувимом, узкий разрез глаз выдавал азиатку. Художественное исполнение фигурки не отличалось особым изяществом, но поза девушки и одежда свидетельствовали о старинной работе. Уже по привычке, в тайной надежде увидеть штамп «Сделано в Гонконге», Саммер повертела в руках статуэтку, даже стряхнула с нее песчинки, но никаких надписей не обнаружила. Сунув незанятую руку в песок, Саммер пошарила в нем, но никаких других предметов вблизи от того места, где она сделала свою находку, не нащупала.
Внимание ее привлекли серебристые пузырьки воздуха еще одного аквалангиста — мужчины, который, упершись коленами в риф, брал с него образцы отложений. Саммер подплыла к нему, помахала рукой перед его маской, затем показала фарфоровую фигурку.
По мере того как Дирк — брат Саммер — рассматривал находку, его светло-зеленые глаза зажигались любопытством. Худощавый, высокий, как и отец, Дирк, названный также в его честь, уложил образец в специальную водолазную сумку, закрепил его там, вытянулся и знаками попросил Саммер показать ему место, где она обнаружила фигурку. Они отплыли от рифов, миновали отмель и приблизились к каменистому кусочку дна. Там Саммер и увидела смеющееся личико фигурки. Дирк подплыл к сестре, и они вдвоем начали кружить возле отмели, в нескольких футах от дна, внимательно разглядывая его. Двигались они к берегу. Неподалеку от него волнообразная песчаная поверхность внезапно обрывалась слоистым, искривленным участком лавы. Дальше от берега песчаное дно шло под крутой уклон на глубину до пятнадцати тысяч футов. В центре песчаного участка возникла колония кораллов. Дирк спустился пониже и оглядел его. Колония кораллов тянулась прямой линией футов десять, после чего исчезала под песком. Дирк отметил, что песок между колонией кораллов и слоем лавы, идущим вверх по берегу и образующим стену, имеет более темный цвет. Саммер приблизилась к небольшому круглому коралловому кусту, поднимавшемуся со дна, и помахала Дирку. Тот, оттолкнувшись от большого прямоугольного камня шириной почти шесть футов, быстро подплыл к сестре и начал осматривать куст. Прижавшись всем телом ко дну, обтянутой в перчатку рукой он ощупал его край, покрытый жесткими наростами, затем провел ладонью по поверхности. Он надавил на толстый слой налипших морских водорослей в центре куста, и тот начал разрушаться. Кивком подтвердив интерес, Саммер придвинулась поближе и сняла объект с близкого расстояния. Затем ныряльщики, бросив осматривать куст, стали кружить дальше в поисках новых находок, но так ничего и не обнаружили. Вернувшись к точке, с которой начали осмотр, они оттолкнулись от слоистого дна и пошли вверх. Поверхность океана находилась от них на расстоянии тридцати футов.
Головы их выскочили из сапфирово-голубой воды крупного залива Келиули в юго-западной части Большого острова. В нескольких сотнях ярдов от них находился скалистый берег с застывшей лавой. Грохот волн, разбивавшихся о камни, эхо разносило по всей бухте, превращало его в глухой рокот, сопровождавшийся шипением водной пены, устилавшей всю прибрежную полосу.
Дирк подплыл к маленькой надувной лодке, болтавшейся на якоре неподалеку, перевалился в нее. Не отстегивая акваланг и пояс с балластом, он перегнулся через борт и, вытянув руку, помог сестре забраться в лодку. Саммер сорвала с лица маску и, задыхаясь, начала хватать ртом воздух. Отдышавшись, она спросила брата:
— Что скажешь о кораллах в центре песчаного пятна?
— Отмечается некоторая линейная зависимость.
— Я тоже так подумала. Нужно бы накопать по краям немного песку — проверить, не все ли еще там эти кораллы пожрали.
Она вытащила из своей водолазной сумки фигурку и принялась рассматривать ее в солнечном свете.
— Полагаешь, кораллы могут скрывать следы кораблекрушения? — усмехнулся Дирк, вытягивая булинь и заводя маленький подвесной мотор.
— Откуда тогда эта девчушка сюда попала? — ответила Саммер, вертя в руках статуэтку. — Интересно, сколько ей лет.
— Представления не имею, — отозвался Дирк. — Она меня не интересует. Меня больше занимает та прямоугольная плита.
— У тебя есть относительно нее какая-то идея?
— Идея-то есть, окончательные выводы я сделаю только после того, как хорошенько проанализирую данные на компьютере.
Дирк поддал газу, и маленькая лодка поскакала на невысоких волнах к стоявшему на якоре в полутора милях от них научно-исследовательскому судну светло-бирюзового цвета, принадлежавшему НУМА. По мере их приближения к корме все четче вырисовывалась надпись, сделанная на транце крупными черными буквами: «“МАРИАНА ИКСПЛОРЕР” — морские исследования». Дирк подвел лодку к левому борту, остановился под небольшим подъемным краном, причальные тросы которого свисали над самой водой. Пока Дирк и Саммер привязывали тросы к петлям на резиновых бортах своей лодки, над поручнями показалась мужская фигура. Мускулистый торс, густые усы и холодные стальные глаза — мужчина казался копией легендарного шерифа Уайатта Эрпа, разве что акцент у него был густой, техасский.
— А теперь крепче держимся за портки, ребята, — прокричал он и нажал на кнопку лебедки с гидроприводом.
Не прошло и двух секунд, как Джек Далгрен вытащил лодку из воды и опустил на палубу судна. Помогая брату и сестре снять водолазное снаряжение и уложить в кладовую, он спросил Саммер:
— Удалось заснять последний риф? Капитан интересовался, можно ли поднимать якорь и отправляться в другой район исследований, Лелеиви-Пойнт, с восточной стороны острова.
— Отвечу так: и да и нет, — отозвалась Саммер. — Со сбором данных мы в общем-то закончили, но мне хотелось бы еще разок сплавать, посмотреть на риф.
Дирк протянул Далгрену найденную сестрой фигурку.
— Саммер полагает, что мы наткнулись на место крушения корабля с несметными сокровищами, — улыбнулся он.
— Несметные культурные сокровища для меня ничем не хуже, — парировала сестра.
— Какие признаки кораблекрушения обнаружили? — с интересом спросил Далгрен.
— Строго говоря, никаких, — пожал плечами Дирк, — только один занятный каменный предмет. Нужно посмотреть видеозапись.
Дирк и Саммер приняли душ, переоделись, а затем снова встретились с Далгреном в одной из лабораторий, устроенных на борту корабля. К тому времени Далгрен уже подключил видеокамеру к монитору и просматривал отснятый материал на большом экране. Как только появился прямоугольный камень, Дирк, быстро вытянув руку, нажал кнопку «Пауза».
— Не припомню сразу где, но мне уже доводилось видеть такие же камни, — задумчиво проговорил он, уселся за соседний компьютер и принялся щелкать клавишами. — Вот, нашел. На конференции по подводной археологии, в докладе одного малазийца об обнаружении останков погибшего корабля.
Прошло несколько секунд поиска, и Дирк вышел на нужный сайт с копией доклада, содержавшей фотографии проводившихся под водой раскопок. Дирк пролистал изображения и нашел снимок большой каменной плиты. Увеличив изображение, он увидел его структуру и детали. Это был прямоугольный кусок гранита, с одной стороны стесанный под конус; в центре камня имелись два сквозных отверстия.
— Если счистить с него все наросты, будет точная копия плиты, обнаруженной Саммер, — заверил Далгрен, сравнивая изображения на компьютерах.
— Идентичны не только по форме, но даже по размеру, — отметил Дирк.
— Ладно, умники, сдаюсь. Говорите, что это, — тихо рассмеялась Саммер.
— Якорь, сестрица, — ответил Дирк. — Точнее, каменный балласт, который укладывался в деревянный дрек. В дни, когда никто не слышал ни о свинце, ни об олове, люди в простоте своей мастерили якоря из подручного материала — дерева и камня. Просто и надежно.
— И о каких же днях ты нам рассказываешь? О заре мореплавания, наверное, — произнес Далгрен.
Дирк кивнул.
— Вот поэтому-то камень меня и заинтересовал. Уж очень якорь, найденный Саммер, похож на этот, — ткнул он пальцем в экран.
— Хорошо, мы согласны, ты прав, — заявила Саммер. — Но только к чему все твои аналогии? Кстати, а что за обломки обнаружили твои малазийские докладчики?
— А обнаружили они, дорогая сестричка, — Дирк на минуту замолчал, перелистал несколько фотоснимков, остановившись на компьютерном изображении длинного четырехмачтового старинного корабля, — вот такое судно. Поверишь, что это китайская джонка тринадцатого века?
34
Воздух над островом Харк был подернут туманной коричневой дымкой. Пропитанный маслом дым, вырвавшийся в результате пожарища в Рас-Таннуре неделю назад, еще плавал черными пятнами в небе над Персидским заливом. Даже на острове Харк, куске известняка, торчащем у иранского берега, в ста восьмидесяти милях от Рас-Таннуры, дышать было невозможно — воздух, густо насыщенный нефтяными парами, оставлял во рту отвратительный маслянистый осадок с привкусом нефти. Воды к востоку от крошечного острова были заражены ядовитыми отходами, оставленными растекшимися на поверхности большими нефтяными пятнами. Однако загрязняли воды не танкеры, а прибрежные предприятия, из поврежденных труб которых до сих пор стекали в залив большие и маленькие нефтяные ручьи. Громадная Т-образная пристань на восточной стороне острова имела огромный причал, способный принимать десять танкеров одновременно. Причал, расположенный на искусственном острове, к западу от Харка, мог обслуживать сразу несколько супертанкеров. Нефть к заправкам подавалась самотеком из хранилищ, установленных в его гористой центральной части. Таким образом, не очень большой по размеру остров Харк был, по сути, и главным нефтяным экспортным терминалом Ирана, и одним из крупнейших транспортных узлов в мире.
Уже спустились сумерки, когда старенькое буровое судно с облупившейся по бортам краской протарахтело мимо солидных танкеров, выстроившихся на загрузку вдоль восточного терминала. Двигаясь под углом на север, судно чуть изменило курс, повернуло и, приблизившись к острову, бросило якорь вблизи скал, у южной оконечности острова. Иранский военный корабль, патрулировавший прибрежные воды, прошел совсем близко от него, не обратив никакого внимания на потрепанную посудину, над которой развевался индийский флаг.
Рабочие на берегу тоже весьма равнодушно поглядывали в ее сторону, а когда опустилась ночь, и совсем о ней забыли. Однако именно тогда на буровом судне и закипела жизнь. Изучая прибрежные воды, оно неторопливо прошло сначала назад, затем вперед и остановилось. Потом вдруг заработали его подруливающие устройства, выведя судно в точку, явно неудачную, поскольку и течение, и ветер здесь были довольно сильными. В полумраке палубы засуетилась команда, облаченная в черные водолазные костюмы. Несколько человек быстро собрали под буровой вышкой короткую бурильную колонну и так же споро опустили ее в шахтное отверстие. Правда, на конце бурильной колонны установили не обычную коническую шарошку, а некий странный инструмент из трех длинных цилиндров, соединенных в виде треноги.
После того как треногу погрузили на самое дно, команда бесшумно исчезла с палубы, и корабль снова замер. Однако через двадцать минут точно под днищем корабля раздался рокот, напоминавший подводный взрыв. Люди, находившиеся на берегу и на соседних кораблях, если бы прислушались, уловили бы лишь приглушенный хлопок. На глубине же пятидесяти футов от корпуса судна в этот момент была сгенерирована и направлена в дно залива ужасающей мощности звуковая волна. Нацеленная вертикально, сейсмическая волна отразилась от земной коры и, никому не нанеся вреда, ушла в сторону и рассеялась. Никому, если не считать точки, в которую были нацелены три удлиненных цилиндра, сфокусировавших удар и по глубине, и по координатам, вследствие чего он пришелся точно куда и был направлен — в линию разлома между тектоническими плитами.
За первым ударом последовал второй, а затем и третий. Усиленная акустическая бомбардировка разломов, проходящих в морском дне вибрирующими сейсмическими волнами, продолжалась до тех пор, пока края тектонических плит, перестав их выдерживать, не дрогнули. Подобно Элле Фицджеральд, заставлявшей силой своего голоса дрожать посуду, постоянные акустические вибрации привели в легкое движение края разломов, находившихся в полумиле от морского дна.
Движение их отозвалось на земной поверхности мощным землетрясением, сила которого, по данным Геологического комитета США, составила 7,2 балла по шкале Рихтера. По всем параметрам это было убийственное землетрясение. Людские потери были минимальными, пострадали в основном лишь несколько деревушек на иранском побережье напротив острова Харк. Поскольку воды Персидского залива неглубоки и цунами там образоваться не может, обрушилось землетрясение главным образом на часть иранской береговой линии. И на остров Харк.
Разрушениям он подвергся поистине катастрофическим. Крошечный нефтеперекачивающий остров дрожал так, словно под ним взорвали ядерную бомбу. Десятки нефтехранилищ лопнули как воздушные шарики, нефть из них брызнула во все стороны и стремительными реками понеслась в море. Громадный стационарный нефтяной терминал на восточном берегу развалился на десятки частей, которые поплыли по заливу, тараня стоявшие на якорях танкеры. Терминал для супертанкеров на западном берегу острова исчез в водах залива, будто его и не было. Убогое буровое суденышко, не дожидаясь начала проверок, инспекций и оценки ущерба, с первыми же лучами солнца на полной скорости устремилось к югу. Вокруг острова уже кружили спасательные корабли, в небе над ним летали вертолеты, и снова никто не обратил внимания на потрепанное буровое судно, уходившее от эпицентра трагедии. Вот так не возбуждающее подозрений судно, которому самое место на кладбище кораблей, в одиночку обрушило весь иранский нефтяной экспорт, снова создав на мировом нефтяном рынке панику, ввергшую китайскую экономику в состояние коллапса.
35
На нефтяном рынке информация о землетрясении на острове Харк, стершем с лица земли все терминалы и нефтехранилища, произвела эффект ядерного взрыва, вызвав невиданную панику. Все бросились скупать нефть. Впавшие в прострацию оптовики заключали нефтяные фьючерсы по астрономическим расценкам, в результате чего цена на баррель сырой нефти взлетела до ста пятидесяти долларов. В обратном направлении летел индекс Доу-Джонса на Уолл-стрит. Биржу залихорадило, и к двенадцати дня торги на ней были остановлены. К этому времени в результате массового сброса всех акций рынок потерял двадцать процентов.
В Америке озабоченные владельцы машин отреагировали на биржевые новости самым естественным образом — бросились заправлять свои машины пока еще дешевым бензином. В результате панического спроса бензозаправки выкачали досуха вместе с запасами. Перебои с поставками горючего начались уже на следующее утро во всех штатах. Обстановка быстро накалялась. Сначала потасовки между озлобленными автомобилистами вспыхивали в отдельных округах, но вскоре сообщения о стычках стали поступать уже изо всех точек страны.
Глава государства провел в Белом доме, в своем рабочем кабинете, экстренное совещание, на котором присутствовали его ближайшие помощники, советники из Агентства национальной безопасности, экономисты и военные. Президент, прожженный популист, бывший губернатор штата Монтана, молча слушал, как его старший советник по экономическим вопросам монотонно, бесстрастным голосом, словно речь шла о покупке игрушек для рождественской елки, перечислял катастрофические последствия, которые вызовет нефтяной кризис, потрясший мир.
— Увеличение цены на нефть почти вдвое в течение одного месяца создаст беспрецедентное инфляционное давление, — бубнил советник, лысоватый человек в толстых очках. — Помимо транспортного сектора, который, естественно, ощутит нехватку горючего, в стране существуют и другие отрасли, напрямую зависящие от постоянного поступления нефти. Всплеск цен на нефть приведет к тому, что подоражают пластмасса, химикаты, краски, текстиль. Всех их напрямую коснется. Увеличение стоимости товаров неизбежно скажется на покупательной способности потребителя, который и без того огорошен постоянно растущими ценами на бензин. В ближайшей перспективе следует ожидать рецессии, но и это не все. Мы находимся на пороге глубокой и затяжной депрессии даже не национального, а мирового масштаба.
— Взвинчивание цены — реакция неизбежная? — спросил президент. — В конце концов, мы же не импортируем ни капли нефти из Ирана.
— В данном случае большую роль играет, вне всякого сомнения, определенный элемент паники. Трагедия на острове Харк подрывает всю систему мировой транспортировки нефти, что, конечно же, скажется на ценах внутри США, даже если наш нефтяной импорт останется неизменным. Разумеется, мы готовы к уменьшению поставок в результате событий в Рас- Таннуре, но уничтожения терминалов на острове Харк рынки просто не выдержат. Уже сейчас набирают силу тревога и инфляционные ожидания, порожденные разного рода слухами. Многие сваливают вину за оба инцидента на активизацию террористических групп по всему Персидскому заливу.
— Есть ли в этих слухах хотя бы доля правды? — обратился президент к советнику по национальной безопасности, худому, мучительно обдумывавшему каждое слово экономисту.
— Я поинтересуюсь в Лэнгли, — ответил тот и посмотрел на президента отсутствующим взглядом. — Однако, насколько мне известно, все трагедии имеют естественное происхождение — землетрясения. Да, два землетрясения, происшедших в непосредственной близости друг от друга, — вещь необычная, но и такое случается. Каприз природы. — Он пожал плечами.
— Хорошо, я удовлетворен вашим ответом, но только не нужно давать фанатикам повод спекулировать на событиях, а нашим конкурентам набирать на них положительные очки. Дэннис, следует повысить уровень террористической безопасности во всех морских портах. Усильте разведку, вышлите первоклассных экспертов во все терминалы, особенно в район Персидского залива.
— Считайте, уже сделано, господин президент, — отчеканил директор Агентства национальной безопасности, сидевший напротив главы правительства.
— Гарнер, в качестве немедленной меры по снятию общественной истерии предлагаю выбросить на рынок часть нефти из стратегических национальных запасов. Удовлетворим ажиотажный спрос, — предложил вице-президент Джеймс Сэндекер, адмирал в отставке и бывший глава НУМА, невысокий крепкий человек среднего возраста, с горящими глазами и рыжей вандейковской бородкой клинышком. Старый друг президента, он редко обращался к нему иначе, как по имени, даже в официальной обстановке. — На некоторое время нефтяные рынки остынут. Кроме того, народ утихомирится, увидев, как мы открываем национальный нефтяной запас. Мы нейтрализуем страх немедленного прекращения поставок нефти. Возможно, удастся внушить некоторую уверенность рынкам, хотя не думаю — там слишком много паникеров.
Президент кивнул и крикнул в сторону, помощнику:
— Немедленно начинай составлять президентский указ.
— Я не говорю уже о том, что выброс на рынок нефти из стратегических запасов —отличное средство для поднятия престижа главы страны, — прибавил Сэндекер и, подняв глаза, слегка кивнул в сторону громадного портрета Теодора Рузвельта, висевшего на стене сбоку.
— Давай сделаем максимум возможного, — согласился президент. — Свяжись с телесетями и определи время обращения к нации, — приказал он. — Я буду говорить о временной необходимости экономить топливо. Срок назову тридцать дней, не больше. За это время заводы успеют произвести достаточное количество топлива, и мы справимся со спросом. Но самая главная задача сейчас — успокоить нацию. Потом уже будем думать, как выбираться из этого кошмара.
— Можно и другие возможности задействовать, — задумчиво пробормотал глава администрации. — К примеру, временно заморозить цены и нормировать продажу горючего.
— Гораздо разумнее заняться продвижением средств экономии на публике, а втайне потихоньку начать кое-кому выкручивать руки, — парировал Сэндекер. — Мы можем надавить на кое-кого из наших нефтеносных партнеров, заставить их увеличить и добычу, и поставки. Местные производители могли бы помочь нам, хотя я понимаю — аляскинский нефтепровод опять работает с полной нагрузкой.
— Да, арктическим буровым пришлось увеличить добычу нефти, — подтвердил советник по экономическим вопросам. — В противном случае мы оказались бы в еще более сложной ситуации. Кстати, это означает, что мы скоро достигнем предела своих возможностей. Перечисленные средства хороши, ничего не скажешь, но на внутреннее потребление они окажут малозаметный эффект. Уродливая действительность состоит в том, что они никоим образом не отразятся на мировых нефтяных рынках. Саудовской Аравии и Ирану потребуется много месяцев на восстановление своих экспортных способностей — вот в чем основная проблема. Минимум через полгода они смогут удовлетворить потребности в нефти в полном объеме. Боюсь, мы никак не можем повлиять на рост цен на нефть, они вне нашего контроля.
Мрачное заключение эксперта заставило всех замолчать. Наконец президент произнес:
— Хорошо, джентльмены, выкладываем карты на стол. Мне требуется правдивая картина событий и все варианты ее дальнейшего развития, вплоть до самого пессимистического сценария. Полагаю, действовать следует быстро. Сколько времени у нас есть до начала развала экономики при сегодняшнем уровне цен на нефть? — прямо спросил он, устремив внимательные черные глаза на умудренного экономиста.
— Затрудняюсь сказать. — Тот занервничал, зашелестел бумагами. — До первых остановок производств и начала массовых увольнений не больше тридцати дней. Как только рынки оправятся от первого шока, ценовое давление может снизиться. Полной экономической катастрофы удастся избежать, только если цены на нефть упадут на тридцать — сорок долларов. Обратная сторона ситуации заключается в неустойчивости рынка. Еще одно подобное событие, и на нас свалится уже не национальный, а общемировой экономический кризис.
— Еще одно подобное событие, — тихо повторил президент. — Да сохранит нас от него Господь.
36
Песчаная насыпь, подарившая Саммер фарфоровую статуэтку, выглядела теперь как подводная строительная площадка. Во все стороны от нее протянулись алюминиевые сетки и желтые шнуры, укрепленные воткнутыми в дно штырями с красными пластмассовыми пластинами. После обнаружения Дирком и Саммер в песке, на глубине двух футов, крупной деревянной опоры для каменного якоря, рутинные действия по отбору образцов вблизи каменистых отложений переросли в полномасштабные раскопки. Дополнительные небольшие пробные шурфы подтвердили предположение Дирка — фарфоровая фигурка и якорь являются не случайными предметами, упавшими за борт, а деталями и свидетельствами кораблекрушения. Предположительно крупные части судна находились в песке между двумя коралловыми рифами. Найденные в последующие дни искусно выполненные и хорошо обработанные бело-голубые фарфоровые блюда и чашки, культовые предметы и резные фигурки из нефрита намекали на китайское происхождение погибшего в здешних водах корабля. Извлеченные со дна крупные детали корпуса корабля сравнили с аналогичными, занесенными в археологические каталоги, и обнаружили явное сходство. Сомнений не оставалось — у острова разбилась крупная китайская джонка. К изумлению и огорчению Саммер, материальное подтверждение факта о посещении Гавайских островов в Средние века китайским судном вызвало сенсацию. Представители СМИ со всего мира налетели как стервятники, фотографировали ее и выспрашивали. После дюжины однообразных газетных и журнальных интервью она решила покончить с саморекламой, с громадным удовольствием натянула на себя ласты, нацепила акваланг и скрылась под водой, погрузившись в раскопки. Только так, думала Саммер, можно избавиться от назойливого внимания прессы и заняться любимым делом. Ее затея оправдалась — газетчики вскоре потеряли к ней всякий интерес.
Саммер проплыла над решетками мимо двух аквалангистов, сдувавших песок с крупной балки, предположительно выполнявшей на древнем корабле функцию стернпоста. В нескольких ярдах от нее щупы, введенные в песок вручную, снова уткнулись в дерево, должно быть, руль. Она приблизилась к краю рабочей площадки, ухватилась за свисавший до самого дна трос и, подняв вверх сжатую в кулак руку, начала всплывать.
Над площадкой, где велись подводные раскопки, теперь стояла на якоре небольшая металлическая баржа коричневого цвета. Саммер выскочила на поверхность в нескольких ярдах от бортовой лестницы. Оттолкнувшись от борта ластами, она подпрыгнула и перевалилась на палубу. Строго говоря, баржа представляла собой всего лишь открытую платформу без поручней, с темной крошечной надстройкой на корме. К одной из стен надстройки была прибита полка, забитая водолазным снаряжением, вдоль кормового поручня выстроились генератор, водяной насос и несколько компрессоров. Единственным намеком на фривольное времяпрепровождение и отдых от раскопок служили две доски для серфинга, лежавшие на крыше надстройки. Принадлежали они Дирку и Саммер. В какую бы часть Гавайев ни забрасывала их работа, они всегда брали эти доски с собой.
— Как водичка? — послышался тягучий голос Джека Далгрена. Пока Саммер укладывала акваланг, маску и ласты, он, согнувшись, с отверткой в руке осматривал один из компрессоров.
— Гавайи, — ответила она и рассмеялась. — Здесь водичка всегда прекрасная. — Она сняла с вешалки полотенце, вытерла волосы и подошла к Далгрену.
— А ты чем занимаешься? — поинтересовалась Саммер.
— Компрессоры проверяю. Жду, когда подойдет «Мариана иксплорер» с последней порцией горючего. Нам же два компрессора понадобятся: один для питания водолазам, подачи воздуха на маски, а другой — для воздуховода. С двумя компрессорами у водолазов будет не работа, а праздник.
— Меня больше интересует, сможем ли мы применить воздуховод в последних местах раскопок.
Воздуховод представлял собой обычную длинную пластмассовую трубку, в которую подавался сжатый воздух. Воздух под давлением шел по нему, создавая вакуумный эффект, то есть идеальное условие для очистки предметов на подводной рабочей площадке от песка, грязи и щепок.
— Исследовательское судно «Мариана иксплорер» вызывает «Коричневую Бесс», — послышался скрипучий голос из висевшей на поручне рации.
Оба сразу узнали голос Дирка.
— «Коричневая Бесс» на связи. Давай подваливай скорее, — ответил Далгрен.
— Джек, мыс запасом топлива и хот-догов находимся в десяти милях от вас. Капитан говорит, на разгрузку будем заходить с подветренной стороны.
— Ждем вас. — Далгрен впился взглядом в горизонт и заметил бирюзовую точку, идущую прямым курсом к барже. Радио снова затрещало.
— Да, предупреди Саммер, что к ней едет гость. Жаждет поболтать с ней об обломках. Все, конец связи.
— Только не очередной репортер! — Саммер замотала головой и поморщилась как от зубной боли.
— Саммер умоляет вас плыть сюда как можно скорее. Она горит желанием рассказать дорогому гостю все о раскопках. Конец связи, — проговорил Далгрен в микрофон, едва сдерживая смех под огненным взглядом Саммер.
Исследовательское судно НУМА прибыло меньше чем через час и встало рядом с баржей. Пока Далгрен наблюдал за погрузкой пятидесятипятигаллонной цистерны с горючим, Саммер взошла на борт «Марианы» и направилась в конференц-зал. Там она нашла Дирка, попивающего кофе в компании темнокожего мужчины азиатской наружности, одетого в слаксы и светло-синюю тенниску.
— Саммер, познакомься с доктором Альфредом Тонгом, — представил ее Дирк.
Тонг встал и поклонился, затем пожал протянутую Саммер руку.
— Рад познакомиться с вами, мисс Питт, — сказал он, глядя в серые глаза девушки выше его на голову.
Она отметила, что ладонь у него крепкая, а кожа не темная, а светлая, только очень загорелая. «Он много времени проводил на солнце», — решила она. Саммер старательно отводила взгляд от длинного, бросавшегося в глаза глубокого шрама, пересекавшего левую щеку доктора, фиксируя внимание на его карих глазах и черных как уголь волосах.
— Слава Богу, вы не журналист, — проговорила Саммер и невольно вспыхнула. — В последнее время они мне изрядно надоели.
— Доктор Тонг — директор хранилища Национального музея Малайзии, — пояснил Дирк.
— Совершенно верно, — подтвердил Тонг, снова кивнул и продолжил на беглом английском. Говорил он довольно странно — то медленно, то быстро. — Я участвовал в семинаре, организованном Гавайским университетом, и там от одного своего знакомого услышал о вашем открытии. Он же связал меня с представителями НУМА. Ваш брат и капитан любезно пригласили меня сюда. И вот я здесь. Не волнуйтесь, визит мой продлится недолго.
— Вам просто повезло. Ваше желание совпало по времени с отправкой исследовательского судна. Логистика судьбы, если можно так сказать. «Мариана» как раз стояла в Хило, загружалась горючим и провизией. Вечером мы отправляемся обратно, — пояснил Дирк.
— В чем состоит ваш интерес к нашим раскопкам? — спросила Саммер.
— В нашем музее имеется значительная коллекция старинных изделий из Юго-Восточной Азии, а также обширная выставка артефактов с затопленного китайского судна четырнадцатого века, найденного в Малаккском проливе. Хотя я и не являюсь большим специалистом по фарфору династий Мин и Юань, некоторыми знаниями, необходимыми мне в работе, я все же обладаю. Меня интересуют обнаруженные вами предметы. Иначе говоря, я смог бы помочь вам определить возраст судна по вашим экспонатам. Как и мног ие, я восхищен вашим открытием. Обнаружить в западной части Тихого океана китайское судно тринадцатого века — редкая удача.
— Да, определение возраста судна для нас вопрос ключевой, — отозвалась Саммер. — Но боюсь, мы откопали еще не так много керамических изделий, чтобы делать окончательные выводы. Часть образцов мы отправили в Калифорнийский университет на экспертизу, но все оставшееся я охотно вам покажу.
— Возможно, понадобятся описание и конфигурация местности, где вы сделали свои находки. Не поделитесь ими со мной?
Дирк развернул на столе перед Тонгом большой лист бумаги.
— Я как раз перед приходом Саммер собирался познакомить вас с картой раскопок.
Они расселись вокруг стола и принялись разглядывать компьютерную диаграмму предполагаемого места кораблекрушения. Это был его вид сверху. Части бревен и экспонаты были рассеяны на территории, напоминавшей подкову и располагавшейся рядом со слоем лавовых отложений. Тонг удивился незначительному количеству нанесенных на диаграмму деревянных останков и предметов, что свидетельствовало о небольшом размере погибшего судна.
— Вместе с археологами из Гавайского университета мы выкопали практически все найденные части корабля, но, к сожалению, видим мы только десятую их часть. Большая часть судна находится на значительной глубине, — сказал Дирк.
— Вы имеете в виду под кораллом? — спросил Тонг.
— Нет, останки судна лежат перпендикулярно двум рифам, носом к берегу, и занесены толстым слоем песка, — сказала Саммер и показала на диаграмму. По обе стороны археологической площадки находились коралловые образования. — Кораллы не пожрали предметы только потому, что их защитил песок. Мы полагаем, тысячелетия назад, когда море было мельче, здесь была расщелина, в которую постепенно намывало песок.
— Если, как вы утверждаете, коралл не обволок останки корабля, почему вы их не видите?
— Если коротко, то нам мешает лава. — Саммер провела пальцем по краю подковы, откуда, судя по карте, вплоть до самого берега дно было каменистым. — Взгляните в окно, и сами увидите: вся береговая зона представляет собой большое плато застывшей лавы. Остальная часть судна, к сожалению, скрыта под ним.
— Очень любопытно, — произнес Тонг, подняв брови. — Следовательно, и сами останки корабля, и его груз лежат в целости и сохранности под слоем лавы?
— Да, под слоем лавы, но не совсем в целости и сохранности. Лава ведь могла все уничтожить. Корабль мог сохраниться в том случае, если его сначала засыпало песком, а потом уже накрыло лавой. Куски дерева, найденные нами возле плато лавы, на большой глубине, сохранились неплохо. Отсюда мы и пришли к выводу, что основная часть корабля лежит где-то здесь.
— Во всей этой истории есть и положительный момент — та же лава может помочь нам определить возраст судна, — снова заговорил Дирк. — Мы попросили местных вулканологов проверить сведения об извержениях здешних вулканов, направлении потоков лавы. Пока нам известно, что по крайней мере в последние двести лет или даже чуть больше в этой части острова никакой вулканической активности не наблюдалось. Более детальную информацию мы надеемся получить дня через два-три.
— А что именно вы успели идентифицировать?
— Несколько кусков древесины, предположительно часть кормы. Бревна, из которых был построен корпус, имели размер довольно внушительный. Нам представляется, корабль был футов двести в длину, а то и больше. Мы нашли якорный камень, совпадающий по форме с теми, что делались в Средние века в Китае. Тоже солидного размера. Нет, мы уверены в том, что судно было очень большим.
— Судно такого возраста и размера, безусловно, может быть только китайским, — произнес Тонг.
— Да, — согласился Дирк, — европейские суда того времени были вдвое меньше. Мне доводилось слышать легенду об адмирале Чжэне Хэ, который в тысяча четыреста пятом году во главе так называемого Флота сокровищ совершил кругосветное плавание. Здесь, разумеется, потерпел крушение не шестимачтовый пятисотфутовой длины бегемот, какими, по слухам, располагал Чжэн Хэ, если подобные монстры вообще в то время существовали.
— История любит преувеличивать, — с улыбкой кивнул Тонг. — Однако пересечь половину Тихого океана за сто лет до предположительного плавания Чжэна Хэ — событие уникальное.
— Найденные на месте кораблекрушения керамические изделия неопровержимо свидетельствуют об очень древнем происхождении корабля, — сказала Саммер. — Формы фигурок и рисунок на посуде позволяют датировать возраст корабля примерно тринадцатым-четырнадцатым веками. Возможно, и вы подтвердите наши выводы, когда посмотрите найденную керамику.
— С удовольствием. Мне и самому любопытно посмотреть на ваши находки.
Саммер повела гостя и Дирка по лестнице наверх, в ярко освещенную лабораторию. На корабельной переборке висели ряды полок, уставленные пластмассовыми коробками с чистой водой, в которых лежали экспонаты, извлеченные с места кораблекрушения.
— Мы подняли главным образом мелкие детали корабля, — пояснила Саммер. — Трюм с содержимым и каюты, должно быть, погребены под лавой — на это указывают немногочисленные личные вещи, обнаруженные рядом с ней. Нам попалась кое- какая утварь и совершенно целый большой горшок. — Она показала на одну из полок. — Вас, правда, скорее всего больше заинтересует вот эта вещица. — Саммер вытянула с полки две плоские коробки и поставила на столик из нержавеющей стали. В коробках находились фарфоровые черепки, несколько целых тарелочек и блюдо, в основном белого цвета; только одно блюдо было сделано из черной глины. Глаза Тонга вспыхнули, он протер очки и, нагнувшись, принялся внимательно рассматривать находки.
— Очень, очень занятно, — бормотал он, переводя взгляд с одного предмета на другой.
— Что вы можете сказать об их форме? — спросила Саммер.
— По внешнему рисунку, материалу и способу обжига можно определить место, где изготовлены все вещи. Несомненно Китай, Цзиндэчжэньили Цзинань. Качество исполнения, конечно, пониже, чем в более позднюю эпоху Мин. Вижу печать, рыба. Вот она. — Он поднял одну из тарелок. — Мне она уже встречалась на чашках эпохи Юань. В общем, я соглашаюсь с вашей оценкой — вся керамика имеет характеристики, присущие аналогичным предметам, изготавливавшимся в период династий Сон и Юань, то есть в двенадцатом-тринадцатом веках.
Губы Саммер расплылись в широкой улыбке, она радостно подмигнула Дирку. Тонг потянулся к коробке и извлек из нее последний образец — бирюзово-белое блюдо, покрытое глазурью, немного оббитое по краям и с маленькой трещинкой в середине. В центре блюда был нарисован павлин с раскрытыми крыльями, по краю блюда шел другой рисунок, поменьше, — гепард, преследующий стадо оленей. Тонг с неожиданным новым интересом долго изучал блюдо, оглядывал со всех сторон, подносил к глазам, всматриваясь в качество глазури и изображений животных. Казалось, он проверяет не только внешнее сходство последних с живыми оригиналами, но и их повадки и движения.
— Один из сотрудников лаборатории сообщил, что видел почти такой же рисунок в базе данных императорской посуды династии Юань, — сообщил Дирк.
— Да, очень похоже, — согласился Тонг, вернул блюдо в коробку и тонко усмехнулся. — Только «похоже», — прибавил он, — означает, что данное блюдо не имеет никакого отношения к императорской посуде. Изделие неплохое, но явно массового производства и предназначалось для свободной продажи. Но с вашей датировкой я соглашусь, эпоха Юань, которая, как вам хорошо известно, продолжалась с тысяча двести шестьдесят четвертого по тысяча триста шестьдесят восьмой год. То есть задолго до адмирала Чжэна.
— Примечательным нам кажется сам факт прибытия в гавайские воды китайского судна того времени. Просто невероятно.
Дверь в лабораторию открылась, и вошел капитан «Марианы» Билл Стенсет, высокий как колокольня, с песочного цвета волосами. Все на корабле обожали его за здравый ум и мягкие, интеллигентные манеры. Голос он не повышал никогда и ни на кого, что бы вокруг ни происходило.
— Далгрен закончил разгрузку топлива и провианта на ваш плавучий отель, — сообщил он с улыбкой. — Если не хотите добираться до баржи вплавь, в обычной одежде, прошу поторапливаться.
— Спасибо, капитан, мы заканчиваем. Мы с Дирком уже собираемся домой, на баржу.
— Вы все еще продолжаете раскопки? — спросил Тонг.
— Уже заканчиваем. Осталось вытащить несколько кусков древесины — мы думаем, они когда-то составляли часть руля и его стойки, — ответила Саммер. — Если мы окажемся правы, то получим более точное представление о размерах судна. «Мариана иксплорер» же продолжит намеченную программу — отправится изучать рифы на противоположной стороне острова. Мы с Дирком и Далгреном еще несколько дней пробудем здесь, завершим раскопки.
— Понятно, — кивнул Тонг. — Ну что ж. Благодарю вас за подробный рассказ и за возможность познакомиться с вашими находками. По возвращении в Малайзию я посмотрю наши каталоги, прикину, чем еще могу вам помочь. Возможно, найду похожую керамику.
— Спасибо, что нашли время посетить нас. Мы были рады услышать ваше мнение, и нам приятно, что оно полностью совпало с нашим. Особенно важна ваша датировка возраста судна — она подтверждает наши первоначальные предположения. Если вначале мы считали корабль просто очень древним, то теперь хотя бы приблизительно знаем время его постройки.
Дирк и Саммер, быстренько собрав бумаги и личные вещи, перебрались на баржу, где Далгрен торопливо отвязывал корабельные причальные концы. Хрипло прозвучал горн, и капитан Стенсет начал отводить исследовательское судно от баржи. Прошло совсем немного времени, и бирюзовый силуэт корабля, растворившись вблизи скалистого побережья, ушел в сторону Хило.
— Итак, сестрица. Что же нам с тобой удалось выяснить о нашем китайце, погребенном под лавой? — спросил Дирк, протянув руку к громадному кулеру и после долгих поисков выудив оттуда бутылку прохладительного.
— Доктор Тонг подтвердил наши изначальные предположения относительно возраста керамики, и в результате найденное судно стало на семь или даже восемь веков старше, — ответила Саммер.
— Наш добрый доктор, насколько я заметил, весьма заинтересовался блюдом, которое наши ребята из лаборатории считают частью императорской посуды, но не разделил их уверенность? — заметил Дирк.
— Возможно, профессиональная зависть, — предположила Саммер и усмехнулась. — Тут я его хорошо понимаю.
— А может, просто деньги, — вставил Далгрен, плюхаясь в шезлонг рядом с Дирком с банкой пива в руке. Он вытянул длинные ноги, положил их на поручень и закончил мысль: — Деньги — они всему голова.
37
В пяти тысячах милях к востоку от Гавайев холл отеля «Континенталь» в Улан-Баторе пополнился двумя гостями: едва волоча ноги, туда вошли Питт и Джордино, измотанные, в мятой пропыленной одежде и грязной обуви, провонявшие потом, больше похожие на бродяг, чем на здешних постояльцев. Лица их покрывали солнечные ожоги и клочья щетины разной длины. Не хватало только роя навозных мух над головами.
Дежурный администратор презрительно отвернул сморщенный нос от приблизившихся к нему бомжей с затуманенными глазами.
— В номера сорок двадцать четыре и сорок двадцать пять никакой корреспонденции не поступало? — внезапно осведомился один из них, и под потрескавшимися губами сверкнули неожиданно белые зубы.
Брови дежурного администратора поползли вверх, а челюсть немного опустилась, когда в спросившем он узнал Дирка Питта, а в его спутнике — Альберта Джордино. Медленно повернувшись к висевшим на стене ящичкам, он извлек из них два пакета: один — обычный, другой покрупнее, перевязанный подарочной лентой с крупным бантом.
— Одно письмо и одна бандероль, — сказал он, передавая пакеты.
Взяв письмо и передав бандероль Джордино, Питт отошел от стойки.
— От Корсова, — бросил он через плечо.
— Сгораю от нетерпения узнать, каких ужасов понаписал нам наш дорогой кагэбэшник.
— Его вызывали на беседу в местное министерство иностранных дел. Сейчас он в Иркутске. Передает тебе привет, надеется, наш променад на юг оказался продуктивным. Свяжется с нами через несколько дней, после того как вернется в Улан- Батор.
— Очень любезно с его стороны, — заметил Джордино с плохо скрытым сарказмом в голосе. — Интересно, Тереза и Джим могут себе позволить такую роскошь, как ожидание его прибытия? — Он надорвал подарочную упаковку на пакете, под которой оказалась старинная книга в кожаном переплете и банка витаминов. Из-под бумаги на пол вылетела красочная открытка. Джордино поднял ее и протянул Питту, спросив: — От жены?
Питт кивнул, молча прочитал написанные от руки строки:
Высылаю твою любимую книгу и еще витамины для поддержания здоровья. Витамины очень сильные, будь с ними осторожен, любовь моя.
Наши дети шлют тебе наилучшие пожелания с Гавайев.
Они нашли останки древнего корабля, что вызвало ажиотаж
в научном мире. Без тебя в Вашингтоне страшно скучно, возвращайся поскорее домой.
Лорен.
— Книга и витамины. Никакой романтики. Не узнаю миссис Питт, — недовольно пропел Джордино.
— Ничего ты не понимаешь. Мой любимейший роман. Всегда поднимал мне настроение. — Питт взял увесистый том и показал Джордино корешок.
— «Моби Дик» Мелвилла. Да, неплохой выбор. Хотя лично мне ближе приключения Арчи и Вероники.
Питт раскрыл книгу, начал листать и наконец обнаружил то, что искал, — вырез в страницах, в котором покоился автоматический «Кольт» сорок пятого калибра.
Джордино присвистнул.
— Прости, я ошибался. Твоя супруга и сейчас не лишена романтики.
Питт потряс баночкой витаминов, открутил крышку, посмотрел внутрь — там лежало десятка два патронов к «кольту».
— Для работницы конгресса довольно оригинальное почтовое отправление. И не боится же отправлять за полсвета огнестрельное оружие, да еще с патронами, — уважительно произнес Джордино.
— Нет, не боится. Наверное, потому, что пока не попадалась, — усмехнулся Питт. Он закрыл баночку и сунул книгу под мышку.
— С такими горячими подарками нам нет необходимости сидеть и ждать Корсова, — сказал Джордино.
Питт едва заметно кивнул.
— Я тоже так думаю. К тому же нам просто небезопасно оставаться здесь надолго. Рано или поздно Боржин узнает о гибели своего лжебуддийского монаха и сразу все поймет. Так что быстренько сделаем кое-какие приготовления и отправляемся.
— Душ и пиво входят в нашу программу восстановления сил?
— Несомненно, но сперва факты, — отозвался Питт, направляясь к бизнес-центру, находившемуся в дальнем углу холла и свободному в такой час от посетителей. Сунув руку в карман, он выудил оттуда серебряный кулон, прихваченный им из лаборатории в штаб-квартире Боржина, и положил его в копировальную машину. Получив листок с копией, он нацарапал на нем несколько корявых строк и сунул в стоявший рядом факс, на память набрав длинный международный номер. Затем он запустил в факс страницы, вырванные из немецкой инструкции по эксплуатации непонятного сейсмического устройства, возможно, преобразователя сейсмической записи в изображение среды, и набрал второй номер.
— Дадим бездельникам возможность потрудиться над игрушкой из сатанинской мастерской, — пробормотал он под нос и направился в свою комнату.
Внешне дом со звучным названием «Джорджтаун керридж» ничем не отличался от остальных, расположенных в богатом квартале Вашингтона, округ Колумбия: такой же претенциозно величественный, чопорный и очень старый — потемневшие от времени кирпичные стены, свежевыкрашенный карниз, сверкающие чистотой стекла в окнах девятнадцатого века, ухоженный дворик с идеально подстриженной травой. Безыс- кусность архитектуры с лихвой компенсировалась изяществом интерьера, напоминавшего книгохранилище Нью-Йоркской публичной библиотеки. Почти все стены в доме от пола до потолка были заняты полками полированного дерева, забитыми книгами по истории кораблей и мореплаванию. В идеальном порядке и навалом книги стояли и лежали везде — на обеденном столе, на кухонных столах и подоконниках. На кухонных полках они тоже стояли. Кособокими неустойчивыми пирамидами они тут и там лежали на полу. Эксцентричный владелец дома Джулиан (Сен-Жюльен) Перлмуттер считал внутреннее убранство своего жилища и царившую в нем разновидность порядка вещами само собой разумеющимися и иного не потерпел бы. Книги были не просто основной страстью известнейшего историка мореплавания, собравшего уникальную по своей информативности библиотеку, при одном упоминании о которой его коллеги-коллекционеры жадно глотали слюну. В отличие от других собирателей Перлмуттер был человеком щедрым и не только охотно делился знаниями, но и позволял пользоваться своим архивом; впрочем, исключительно тем, кто, как и он, обожал море, бредил морем.
Писк и тихое бормотание факса разбудили Перлмуттера, заснувшего в глубоком кожаном кресле за чтением вахтенного журнала знаменитого корабля-призрака «Мария Целеста». Он поднял с кресла свое грузное, весом почти четыреста фунтов, тело, подошел к рабочему столу и вытянул полученный факс. Почесал густую седую бороду, ознакомившись с коротеньким текстом:
«Джулиан, с меня бутылка свежеприготовленного айрака, если сможете идентифицировать вот это. Питт».
— Айрак, — повторил Перлмуттер и усмехнулся. — Вот чертов шантажист.
Он был страшным гурманом, о чем красноречиво свидетельствовал его шарообразный живот. Обещанный Питтом монгольский напиток из перебродившего кобыльего молока задел его за живое, за кулинарную струну. Перлмуттер принялся изучать следующую страницу факса, содержавшую копию реверса серебряного кулона.
— Дирк, я не ювелир, но знаю человека, который мог бы тебе помочь, — сказал он, затем поднял телефонную трубку, набрал номер и стал ждать ответа.
— Гордон? — заговорил он, услышав ответ. — Это Джулиан. Послушай, мы договорились пообедать в четверг, но я хотел бы встретиться с тобой раньше. Срочно потребовалась твоя помощь. Скажи, ты сегодня свободен? Отлично, отлично, тогда до встречи. Ровно в полдень. Нет, заказ я сделаю сам.
Перлмуттер повесил трубку, снова взглянул на изображение. «Судя по тому, что факс пришел от Питта, за кулоном прячется какая-то тайна. Невероятная и опасная», — раздумывал он.
* * *
«Монокль» возле Капитолийского холма кишмя кишел посетителями, заскочившими на ленч. Ресторан, пользовавшийся большой популярностью среди политического бомонда, был переполнен сенаторами, лоббистами и сотрудниками с Холма. Перлмуттер быстро заметил своего друга Гордона Итена. Поскольку синего костюма на нем не было, сидел он не в зале, а в боковой кабинке.
— Джулиан, друг мой. Как я рад снова видеть тебя, — сказал, поднявшись, Итен, высокий, дородный, с мягким характером писателя-юмориста и цепким наблюдательным взглядом детектива.
— Я вижу, мне придется тебя догонять, — усмехнулся Перлмуттер, оглядывая стоявший перед Итеном почти пустой бокал мартини.
Перлмуттер подозвал официанта и заказал себе бокал джина. Затем каждый заказал себе ленч. В ожидании официанта Перлмуттер вручил Итену полученный от Питта факс.
— Прости, друг, боюсь, придется начать со скучного дела, а не с удовольствий, — сказал он. — Один мой друг наткнулся в Монголии вот на эту вещицу и хотел бы иметь представление о том, насколько она значима. Не мог бы ты просветить его на этот счет?
Итен с каменным лицом рассматривал фотокопии. Через руки этого известнейшего специалиста по старинным предметам, привлекавшегося в качестве оценщика аукционным домом «Сотбис», прошли в буквальном смысле тысячи исторических реликвий. Без его мнения ни один предмет не выставлялся на аукцион. Друг Перлмуттера с детства, он частенько доверительно сообщал о продаже вещиц, стоивших его внимания.
— О качестве сказать трудно, — уклончиво начал Итен. — Как можно оценить стоимость по бумажке?
— Зная моего друга, я бы предположил, что интересуют его как раз не стоимость кулона, а его возраст и исторический контекст.
— Так бы сразу и сказал, — с облегчением ответил Итен, словно у него явно гора с плеч свалилась.
— Так тебе знаком этот предмет?
— Думаю, да. Я видел нечто подобное в перечне лотов на аукционе несколько месяцев назад. Разумеется, желательно увидеть вещь вживую, иначе невозможно проверить подлинность.
— Что можешь о ней рассказать? — спросил Перлмуттер, вытаскивая из кармана ручку и записную книжку.
— Кулон по происхождению сельджукский. Двуглавый орел — элемент уникальный, излюбленный династический символ.
— Если мне не изменяет память, сельджуки — это какая-то шайка турецких мусульман, контролировавшая громадный кусок древней Византии, — сказал Перлмуттер.
— Да, примерно в первом тысячелетии нашей эры они наводнили Персию, на тысяча двухсотый год приходится расцвет их могущества, но вскоре они пали под ударами своего главного соперника, хорезмского шаха Мухаммеда Второго Ала-ад- Дина. Сельджуки известны как прекрасные ремесленники, особенно им удавалась резьба по камню, хотя и в изделиях из металла они тоже слыли неплохими умельцами. Какое-то время они даже чеканили серебряные и медные монеты.
— Иначе говоря, подобные кулоны они делать умели.
— Несомненно. Для сельджуков становится характерным на поздних своих изделиях из металла делать мелкие каллиграфические надписи — мусульманские молитвы или изречения. Есть у меня знакомый, профессор Колумбийского университета, он мог бы перевести надпись. Стиль письма скорее всего куфический. Кто знает — возможно, здесь выведен личный девиз султана.
— Хочешь сказать, не исключена его принадлежность столь высокому роду?
— Конечно. Видишь ли, сельджуки в своей повседневной работе серебром и золотом пользовались крайне редко. Эти металлы считались роскошью, а роскошь несовместима с исламскими традициями, культивирующими идеалы простоты. Конечно, на султанов подобные ограничения распространялись не всегда, и многие из них носили как серебряные, так и золотые украшения. Если кулон сделан из серебра, а по-видимому, так оно и есть, то очень высока вероятность принадлежности его султану или его ближайшему окружению.
— Значит, так и запишем. Кулон сельджукской работы, изготовлен в одиннадцатом или двенадцатом веке, возможно, для самого султана, — подвел итог Перлмуттер, делая пометки в книжке.
— Совершенно верно. Недавно мне довелось оценивать несколько вещиц, появившихся на аукционе вследствие обнаружения тайника Мелик-шаха, султана сельджуков, умершего в тысяча девяносто втором году. Говоришь, твой друг нашел кулон в Монголии? Очень занятно. Как я уже упоминал, сельджуков разбил Мохаммед Второй Ала-ад-Дин, но его, в свою очередь, примерно в тысяча двести двадцатом году
сокрушилЧингисхан. Кулон этот, может быть, попал в Монголию в качестве военной добычи.
Подошел официант, принес и расставил на столе тарелки с ленчем — порционный стейк из спинки для Итена и телячью печень для Перлмуттера.
— Кстати, вспомнил, Гордон. По-моему, на аукционы очень нечасто попадают изделия азиатской работы двенадцатого-три- надцатого веков.
— Ты прав. Я бы сказал, крайне редко приходится иметь дело с предметами того времени. Но вот странность. Лет во- семь-девять назад к нам на «Сотбис» обратился один брокер из Малайзии и предложил поставлять нам изделия именно той эпохи. С тех пор мы регулярно получаем от него самые разные предметы, но главным образом украшения. Продали уже миллионов на сто долларов, не меньше. И по моим сведениям, примерно на такую же сумму наторговал аукцион «Кристис».
— Вот это да! И откуда же он берет все эти реликвии?
— Могу только догадываться, — ответил Итен, — отправляя в рот кусочек стейка. — Этот малайзиец довольно таинственный парень — наотрез отказывается раскрывать свои источники. Мне не раз поручали встретиться с ним тет-а-тет, я так и эдак его расспрашивал, но ничего не добился. Причем обрати внимание — за столько лет ни единой подделки. Все подлинное, до последней мелочи.
— Кажется немного необычным, — согласился Перлмуттер. — В подобном объеме все подлинное и все из Малайзии.
— Да, но купить-то он мог все где угодно. Брокер все-таки, наверняка имеет связи по всему миру. Только название его фирмы звучит как-то не по-малайзийски.
— И как же оно звучит? — поинтересовался Перлмуттер, заканчивая еду.
— Название загадочное — «Бурят трейдинг компани».
38
Тереза даже почувствовала некоторое облегчение, когда дверь в ее комнату открылась и появившийся стражник жестом приказал ей выходить в коридор. «Если они собираются убить меня, так пусть убивают побыстрее. Уж лучше мгновенная смерть, чем заключение и бесконечный страх ожидания», — подумала она.
Прошло два дня с того момента, когда ее, ничего не объясняя, стали держать под замком. Никто к ней не заходил, если не считать слуги с подносом еды. Она, естественно, ничего не знала о визите китайской делегации, но шум подъезжавших и отъезжавших машин слышала. Большое волнение вызвала у нее сильная стрельба, внезапно начавшаяся в дальней части поселка. Тереза бросилась к окну, попыталась хоть что-нибудь разглядеть, но окно было слишком маленьким, погода ветреной, и, кроме пыли, она ничего не увидела. На следующий день, стоя от безделья у окна, она заметила, как мимо здания проскакала группа всадников, правда, небольшая, обычно на охрану поселка их выезжало много больше.
Столкнувшись с Уоффордом, она обрадовалась. Тот стоял, опираясь на трость. Он мягко улыбнулся ей и сказал:
— Каникулы закончились. По-моему, нас возвращают к работе.
Его слова оказались пророческими — их снова провели в рабочий кабинет. За столом в ожидании, попыхивая толстой сигарой, сидел Боржин. Он казался не таким злым, каким они видели его в прошлый раз, зато более высокомерным и самоуверенным.
— Заходите, садитесь, друзья мои, — проговорил он, жестом приглашая их к столу. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули от работы.
— Вне всякого сомнения, — ответил Уоффорд. — Четыре стены и запертая дверь очень способствуют отдыху.
Пропустив колкое замечание мимо ушей, Боржин ткнул пальцем в стопку новых сейсмических данных.
— Ваша работа подходит к концу, — сообщил он. — Осталось только выбрать подходящие места для нефтяных скважин вот в этом районе. И сделать это нужно срочно. — Он развернул топографическую карту района площадью двести квадратных миль.
Тереза и Уоффорд сразу поняли — в него входит участок пустыни Гоби, расположенный на территории Китая, к юго- востоку от монгольской границы.
— Вы уже предоставляли аналогичную информацию относительно участков с перспективными залежами нефти. Должен сказать, вы очень проницательны. Полученные практические данные подтверждают ваши оценки. Как видите, здесь, на карте местности, исследованные вами точки уже отмечены. Весь регион крайне перспективен. Прошу вас наметить зоны приоритетного бурения пробных нефтяных скважин. Мы хотели бы не терять время на мелочи, а сразу начать крупную промышленную добычу.
— Я смотрю, отдельные районы расположены в Китае, — заявил Уоффорд, проводя пальцем по карте.
— Да, есть и такие, — ответил Боржин равнодушным голосом, не затрудняя себя дальнейшими разъяснениями.
— Непонятно, как китайцы могли просмотреть регионы с такой перспективой? — спросил Уоффорд.
— У них не было соответствующего оборудования. У нас оно есть, — нетерпеливо отозвался Боржин. — Дело не в китайцах. Мне нужно в ближайшие шесть месяцев пробурить двести скважин в местах, богатых залежами нефти. Найдите мне их.
Высокомерие Боржина в конце концов вывело Уоффорда из себя. По тому, как покрылось краской его лицо, Тереза поняла — он может наговорить монголу грубостей, и тот обозлится. Она решила опередить его.
— Мы готовы сделать эту работу, — выпалила она и добавила: — Нам потребуется дня три-четыре. — По ее расчетам, этого времени им должно хватить.
— У вас есть сутки, — отрезал Боржин. — Завтра днем с вами встретится мой главный инженер, и вы познакомите его с детальным исследованием местности.
— Когда закончим, мы сможем вернуться в Улан-Батор? — спросила Тереза.
— На следующий же день вас отвезут на машине.
— Тогда нам лучше начать работу немедленно, — сказала Тереза, схватила папку и рассыпала ее содержимое по столу. Несколько минут Боржин с недоверчивой гримасой наблюдал за ней, затем поднялся и вышел из кабинета. Как только его шаги затихли в коридоре, Уоффорд повернулся к Терезе и покачал головой.
— Демонстрация желания к сотрудничеству выглядела малоубедительно, — прошептал он. — Начинаем все сначала?
— Пусть лучше думает, будто мы ему верим, — отозвалась Тереза, прикрывая губы листком с данными. — Кроме того мне вовсе не хотелось, чтобы ты взорвался и разозлил его, в результате чего нас обоих убили бы.
Уоффорд застенчиво улыбнулся, только теперь начиная понимать, как близко подошел к опасной черте.
Все еще опасаясь камеры слежения, Тереза развернула перед собой первую попавшуюся диаграмму — ею оказалась самая нижняя в стопке, — быстро подсунула под нее чистый лист бумаги, взяла ручку и написала: «Варианты побега».
Сделав ниже несколько быстрых пометок, она передвинула лист Уоффорду. Он приподнял карту и с интересом углубился в ее комментарии. Пока он их читал, Тереза обратила внимание на обратную сторону карты, на ней был изображен Персидский залив. Через него проходил ряд красных пунктирных линий разной толщины. В двух местах, обозначенных толстым пунктиром, Тереза увидела два красных круга. В центре одного из них находилась Рас-Таннура, в другом лежал маленький остров, расположенный неподалеку от иранского побережья.
— Джим, взгляни-ка на эту карту, — прервала она Уоффорда и повернула ее обратной стороной к нему.
— Карта разломов, — сказал Уоффорд. — Красными пунктирами отмечены границы тектонических плит и отходящие от них основные зоны разломов.
Изолированные от окружающего мира с момента похищения, они ничего не знали о разрушительных землетрясениях, потрясших залив совсем недавно. Уоффорд продолжал изучать территорию, отмеченную кругами, а Тереза решила взглянуть карты. Просмотрев их, она вытянула две подобные. На первой был изображен крупный вид озера Байкал в Сибири.
— Джим, ты посмотри, что я нашла, — сказала она, держа карту. Палец ее указывал на верхнюю часть окрашенного в голубой цвет озера, а выше, у северной его оконечности, был тоже нарисован красный круг, и как раз над зоной разлома. Севернее, в полутора милях от него, проходил недавно построенный нефтепровод, тоже отмеченный на карте.
— Тебе не кажется, что они могли как-то воздействовать на разлом, чтобы вызвать сейшу? — спросила она.
— Разве что заложить где-нибудь рядом ядерный заряд, — ответил Уоффорд и прибавил не совсем уверенным голосом: — Иных способов я не знаю.
Тереза развернула другую карту, и они сразу же узнали побережье Аляски, от Анкориджа вниз, к Британской Колумбии. Яркой желтой линией на ней был отмечен Трансаляскинский нефтепровод, тянувшийся от порта Валдиз в глубь штата. Сюда с Арктической низменности, из богатейших нефтяных полей залива Прудхоу-Бей трубы диаметром четыре фута несли сырую нефть, выбрасывая на внутренний рынок США миллион баррелей в сутки.
С нарастающей тревогой Тереза провела пальцем по толстой пунктирной линии, совпадавшей с линей разлома, тянувшейся вдоль побережья. Город-порт Валдиз, под которым она проходила, был отмечен темно-красным кружком.
В тихом ужасе они взирали на метку, гадая, какую трагедию Боржин приготовил для Трансаляскинского нефтепровода.