Глава 8

Элайджа подозревал, что городские окраины сулят больше всего шансов на удачу. Ведьмы и оборотни держали под наблюдением центр города, новые кварталы были слишком заметными, чтобы покупка там жилья могла остаться без внимания. Но на окраине, где город растворялся среди девственного леса и болот, оставались еще райские полудикие места, которые идеально подходили для того, чтобы стать домом вампиров.

Он пускался в путь ночью, когда Клаус тонул все глубже в своих любовных страданиях, а Ребекка заигрывала с французской армией. Хоть один из Микаэльсонов должен заниматься их истинными целями, и, как обычно, этот жребий выпал ему.

Когда дома и магазины частично уступали место полям и фермам, Элайджа, не слезая с коня, осматривался по сторонам и иногда очень осторожно осведомлялся о землях на продажу. Пока что он не достиг успеха. По сути, подозрительные местные жители изгоняли его. Но ведь достаточно, чтобы повезло всего один раз, а мест, где он до сих пор не побывал, оставалось еще много.

Солнце уже зашло, но небо пока не потемнело, однако тут и там в домах уже зажглись свечи, отмечая места, которые Элайджа намеревался посетить этой ночью. Какой-то сгорбленный седовласый человек еще не ушел в дом и пытался закрыть широким кустом холстины бочки, громоздившиеся на самом краю его земли (во всяком случае, так решил Элайджа). Горизонт был плотно затянут тяжелыми тучами, и вампир, с минуту понаблюдав за стариком, направился к нему.

– Вам помочь? – окликнул он, когда был уже довольно близко.

Старик оглянулся и отрезал:

– Стой, где стоишь.

Лицо его, как заметил Элайджа, было морщинистым и усталым, но синие глаза смотрели остро и пытливо. Дом за его спиной выглядел скромным, но крепким, а земля вокруг была расчищена от деревьев, хотя лес подступал к участку с трех сторон. Этот человек явно был не из тех, чья старость проходит на перине в окружении правнуков.

Элайджа спешился, чтобы они оказались на одном уровне, и многозначительно продемонстрировал пустые руки.

– Прошу прощения, что напугал вас, – мягко сказал он. – Я ищу где-нибудь в этих краях место, чтобы поселиться там вместе с семьей, и увидел, что вы до сих пор работаете, вот и все. Кажется, вам не помешала бы еще одна пара рук.

– Да и не только рук, – признал старик, смерив взглядом широкие плечи Элайджи. – Чтоб товар не подпортился, надо было сразу переставить бочки в погреб, но я подумал, что легко будет при нужде прикрыть их от дождя. – Он криво усмехнулся. – Я ошибся.

– Я могу переставить бочки, если хотите, – предложил Элайджа. Семь бед, один ответ, а завести друга из местных не повредит. К тому же этот человек, так терпеливо пытавшийся решить явно непосильную задачу, произвел на него впечатление.

– Это работа для двоих. – Старик посмотрел на бочки. Элайджа понял: его собеседник имеет в виду, что не может быть одним из этих двоих, ведь у него, очевидно, не хватит сил поднять свой край бочки. На самом деле это не имело значения, потому что Элайджа был гораздо сильнее обычного человека, но все равно ранило гордость старика.

Элайджа подошел к бочкам, ухватился за ближайшую и легко оторвал ее от земли.

– Вообще-то да, – согласился он. – Поэтому, пожалуйста, покажите мне дорогу и откройте дверь в погреб. Я не хотел бы держать эту штуку дольше, чем надо.

Выражение лица старика стало сперва недоверчивым, а потом – обрадованным. Энергичным шагом он пересек свой маленький участок, направляясь к пню, который, судя по всему, раньше был впечатляющих размеров дубом. В земле возле пня обнаружилось железное кольцо, старик потянул его на себя, и пласт дерна поднялся, обнажив зияющее отверстие. Погреб был выкопан меж широко раскинувшихся корней срубленного дерева, и Элайджа старательно нащупывал ногами каждую неровную ступень уходящей вниз земляной лестницы, балансируя прижатой к груди большой бочкой. Следующие четыре захода прошли так же гладко, а потом старик закрыл лаз и вытер о штаны ладонь.

– Меня зовут Хьюго Рей, – протягивая руку, пробурчал он низким от эмоций голосом.

Элайджа попытался вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь из людей пытался обменяться с ним рукопожатием, но не смог. Он тепло пожал протянутую руку и представился, к собственному удивлению назвав свое настоящее имя.

– Могу ли я сделать для вас что-то еще, пока я тут? – вежливо спросил он в надежде, что Хьюго поймает его на слове.

– Можешь зайти со мной в дом и выпить, сынок, – решительно сказал старик. – Это была тяжелая работа, ты просто спас меня, и самое меньшее, что я могу сделать, – это предложить в ответ свое гостеприимство. У тебя небось в глотке пересохло после всех этих перетаскиваний.

В обычной ситуации такое случайное приглашение раздразнило бы аппетит Элайджи, но сейчас ему даже в голову не пришло причинить Хьюго вред.

– С удовольствием зайду, – искренне согласился он, и они вместе двинулись к стоявшему в центре участка дому.

Уже стемнело, собирался дождь. Хьюго зажег свечи и расчистил от хлама грубо отесанный кухонный стол. Какие-то железяки, листы бумаги со списками и четкие, кропотливо выполненные чертежи были сметены в сторону, прежде чем Элайджа успел сообразить, что на них. Пришлось переключить внимание на толстые глиняные стаканы, которые поставил на их место хозяин дома.

В них оказался простой, но годный к употреблению напиток – несколько хуже виски, но значительно лучше самогона. Элайджа осторожно отхлебнул из своего стакана, а Хьюго единым духом ополовинил содержимое своего. При свете свечей он выглядел даже старше, чем сперва показалось Элайдже. Удивительно, что в таком преклонном возрасте он еще жил тут в полном одиночестве, содержа в надлежащем порядке и дом, и землю, да к тому же пытался носить тяжести.

– Это пойло не дает стареть, – сказал Хьюго, поднимая в качестве пояснения полупустой стакан.

Казалось, он следил за ходом мыслей Элайджи, словно тому не было нужды говорить вслух, чтобы быть понятым.

Бывало ли ему когда-нибудь так же легко с собственным отцом? Конечно, этот человек куда моложе Микаэля, но он гораздо старше, чем Микаэль был в те времена, когда Элайджа все еще оставался его любимым сыном, обычным человеческим ребенком. И все же в этом старике было что-то, напомнившее ему отца. Примерно так отцы и ведут себя с подросшими отпрысками, когда те уже выбрали свой жизненный путь. Невелик труд для Древнего вампира – бочки ворочать, но, кажется, Хьюго был не просто ему благодарен. У Элайджи сложилось ощущение, что старик им гордится.

– Вы давно тут живете? – вежливо спросил он, снова делая глоток из своего стакана.

– Да не меньше двадцати лет уже, – расплывчато ответил Хьюго. – Сейчас город ближе к моему порогу, чем был вначале. – Это прозвучало так, словно он не одобрял таких изменений.

– Я и сам люблю уединение, – заявил Элайджа. – На самом деле я ищу тут себе землю. Мои брат и сестра любят городскую ночную жизнь, но я думаю, нам было бы удобнее жить где-то в глуши, чтобы возвращаться в тихое место.

Хьюго отстраненно улыбнулся.

– Я всегда думал, что у меня будут дети, – внезапно сказал он, и Элайджа удивленно моргнул. – В моей жизни никогда толком не было места для семьи, – продолжал старик, – но, полагаю, какая-то часть человека никогда не перестает строить планы на будущее, как будто оно еще возможно.

Элайджа задался вопросом, что сказал бы на это Микаэль, считавший, что в том будущем, которое он хотел построить, определенно нет места его детям. Мечтал ли он о каких-то иных наследниках, или бессмертных со временем вообще перестают беспокоить подобные вопросы? Сам Элайджа всегда думал о будущем, хотя, возможно, иначе, чем Хьюго. Глядя в будущее, он всегда видел в нем себя.

– Семья – это благословение, – уклончиво пробормотал он, – но благословение может принимать разные формы.

Хьюго кивнул, снова наполнил свой стакан и выразительно протянул бутылку гостю, предлагая добавку. Элайджа, чей стакан все еще был почти полон, вежливо взял бутылку и долил себе несколько капель. Опыт говорил, что отказываться от угощения никогда нельзя. Нужно как минимум притвориться, что угощаешься.

– Подозреваю, меня изрядно благословили, – задумчиво ответил Хьюго. Покачав жидкость в своем стакане, он некоторое время смотрел в нее, а потом сделал еще один долгий глоток. – В работе я применял все свои таланты, создал и на всю жизнь сохранил хорошую репутацию и владею этим клочком земли с тех пор, когда тебя, верно, еще и на свете не было.

Элайджа был не склонен поправлять его в последнем пункте и вместо этого просто кивнул. Ему было ясно, что шестеренки в мозгу старика вращались без устали, и он подозревал: если подождать, Хьюго скажет больше. На миг стало тихо, а потом это предположение подтвердилось.

– У человека должен быть дом, который он может назвать своим. – Его низкий, сильный голос напоминал рык. – Плыть по течению противоестественно, семья там или нет.

Ну вот опять – «противоестественно». «Гадость».

– За это я выпью, – отозвался Элайджа и подкрепил свои слова действием. – Раз уж речь зашла, не подумывает ли кто-нибудь из ваших соседей продать дом? Когда мы попытались действовать по официальным каналам, у нас возникли кое-какие затруднения, поэтому мы готовы предложить хорошую цену тому, кто без промедлений и лишних формальностей подпишет купчую.

Морщины на лице Хьюго сложились в понимающую улыбку.

– Что, мой мальчик, начальство недолюбливает? В местной политике победителей не бывает, ну или, во всяком случае, они не побеждают надолго. Как ты думаешь, почему я тут осел? Я не имею дела с теми, кто не ценит мое время и мою работу, потому и предпочел такой путь.

– Думаю, мне есть чему у вас поучиться, – признал Элайджа.

Хьюго резко отодвинулся на своем стуле от стола. Встал, и Элайджа заметил, что старика шатает. Это было неожиданно. Хотя Хьюго и неоднократно прикладывался к своей чарочке, Элайдже казалось, что обычно он пьет не меньше. По идее, хозяин дома должен был бы привыкнуть к таким возлияниям, но, пересекая комнату, он качался, будто под ним была палуба корабля. Вернувшись с украшенной затейливой мозаикой деревянной шкатулкой, он молча поставил ее в центр стола, посередине между двумя стаканами, а потом с долгим вздохом открыл ее. Внутри оказались старые, пожелтевшие, бумаги. Элайджа уставился на них, не понимая, можно ли взять их в руки и поизучать.

– У меня есть дом, но я не особо-то в нем нуждаюсь. Тебе нужен дом, но у тебя его нет. – Хриплый голос Хьюго звучал грубовато, но его голубые глаза избегали взгляда Элайджи, словно он внезапно застеснялся. – Если угодно, походи по моим соседям, поищи, но, если хочешь, после моей смерти этот дом станет твоим. – Он извлек из одного из своих многочисленных карманов авторучку, и Элайджа впился в нее взглядом. Такие ручки с резервуаром для чернил, аккуратно спрятанным внутри металлического корпуса, были редкостью – еще одна интересная неожиданность, встретившаяся ему в этом скромном маленьком домике. Хьюго разложил бумаги перед собой и размашисто написал внизу каждой страницы свое имя. – Я долгое время не встречал человека, которого мне захотелось бы сделать своим наследником, – буркнул он, закончив, – но я даже сейчас не могу перестать думать о будущем. И вот он ты, явился…

Он умолк, по-прежнему не сводя глаз с лежащих перед ним бумаг. И Элайджа понял, что они одного поля ягода.

– Я почту за честь, – сказал он старику, – и буду очень вам благодарен. Вечно благодарен, – добавил он немного печально. Если Хьюго хочет, чтобы его дом и память о нем самом продолжали жить, он едва ли мог сделать лучший выбор. – Но я надеюсь, что пройдет еще много времени, прежде чем мы сможем воспользоваться вашим замечательным подарком. Я лучше стану навещать вас тут, и часто, если вы мне позволите.

Хьюго, улыбнувшись, тяжело опустился на стул, хоть вовсе не был грузным человеком.

– Мне бы тоже этого хотелось, – тихо сказал он, и его взгляд устремился вдаль, на что-то, чего не мог видеть Элайджа. В свете свечей его морщинистое лицо выглядело покрасневшим. – Но, думаю, время для посещений почти прошло. Хотя оно было таким радостным. И таким хорошим.

Элайджа, нахмурившись, снова уставился в свой стакан. Может быть, Хьюго болен? Может, он знает что-то о своей смерти, но предпочитает не делиться этим знанием? Взгляд Элайджи переместился на бумаги, которые лежали между ними на столе. Он приехал сюда с целью обзавестись землей, но сейчас, добившись успеха, был, скорее, глубоко опечален. Как ни сложно Микаэльсонам было закрепиться в Новом Орлеане, найти друга все равно еще сложнее.

– Тогда я использую все время, что еще осталось, – пообещал он.

На лице Хьюго появилась улыбка, он снова налил им из более чем наполовину опустошенной бутылки, и Элайджа в безмолвном тосте поднял свой стакан.

Их разговор затянулся за полночь. Чем больше проходило времени, тем длиннее становились паузы. Несколько раз Элайдже даже показалось, что Хьюго задремал. В такие моменты взгляд Элайджи бродил по комнате, подмечая мельчайшие детали. Он представлял, каково будет снова иметь свой собственный обжитой дом вроде этого. Потом старик взбадривался, и разговор возобновлялся. Щеки Хьюго неестественно раскраснелись, а мысли порой блуждали неведомо где, но, казалось, ему хотелось, чтобы вечер продолжался, а Элайджа был только рад ему в этом потворствовать.

Когда в конце концов снова наступила тишина, острый слух Элайджи сказал ему, что на сей раз она полнее, чем прежде. Начался и закончился дождь, снаружи стрекотали цикады и квакали лягушки-быки, вдалеке лениво плескалась река. Но в доме не раздавалось ни звука.

Хьюго Рей сидел на стуле, одной рукой сжимая стакан, но его глаза были пусты и безжизненны. Когда Элайджа в последний раз отвлекся, грудь старика перестала вздыматься. Он тихо и мирно ушел из жизни, находясь в своем доме и в обществе друга. Элайджа знал, что не многим людям так везет, но сейчас, собирая со стола бумаги и возвращаясь к своему коню, он ощущал, как грудь терзает боль сожаления.