Глава 7

Выросший перед ним величественный трехэтажный дом принадлежал семье Леше, Клаус был в этом уверен. На то, чтобы его найти, ушло полночи, но он все равно не смог бы заниматься чем-то другим. На уме у него была одна лишь Вивианн. Он крепко сжал кулаки, ощущая на ладонях твердые участки, – это были мазки подсыхающих красок. В попытке забыться он занялся было рисованием, которое обычно успокаивало и увлекало его, но каждый холст, которого касалась его кисть, становился тусклым и безжизненным. Весь мир стал тусклым и безжизненным, потому что вдохнуть энергию в его бесконечные ночи могла лишь Вивианн – ее облик, ее запах.

Несмотря на смелые надежды Клауса, он не встретил полуведьму снова, а его брат с сестрой по необъяснимым причинам будто повредились умом. Паломничество Элайджи, совершенное с целью обзавестись домом, сделало его еще более меланхоличным и замкнутым, чем обычно, а Ребекка, судя по всему, решила завербоваться во французскую армию: ее не было уже около недели, и она не озаботилась прислать весточку, как идут дела. Не было ничего, что могло бы отвлечь мысли Клауса от отсутствия Вивианн, и поэтому он решил взять инициативу в свои руки и найти ее самостоятельно.

Он часами кружил по кварталу, где обитали ведьмы, прятался, подслушивал, выслеживал, и наконец его поиски сузились до единственной улицы, а потом и до единственного особняка. И теперь он колебался, решая, что делать с этим открытием. Клаус почему-то воображал, что, когда он явится, Вив будет сидеть у освещенного окна, с тоской глядя на улицу, но, конечно, не увидел ничего подобного. Стучать в дверь было неразумно, но совсем уж глупо стоять перед домом молодой женщины в надежде, что та вдруг решит его покинуть.

И это если еще Вивианн вообще дома. Она могла куда-то выйти, точно так же, как он вышел, это нормально. Строго говоря, она могла сейчас быть вместе со своим удручающе серьезным женихом. Кулаки сжались сильнее, ногти впились в перепачканные красками ладони. Может, Арманд Наварро и совершенно никчемное существо, но даже он способен расчувствоваться настолько, чтобы жарким летним новоорлеанским вечером украдкой поцеловать Вивианн.

Тут Клаус увидел, как во дворе мелькнуло что-то белое. Прежде чем его сердце успело пропустить удар, он уже взобрался на решетчатую ограду и спрыгнул с другой стороны. Это была она, Вивианн, тайком пробиравшаяся к дому. Похоже, девушка только что проникла во двор через заднюю калитку. Видимо, родители не в курсе, что она выходила. Определенно, Вив принадлежит к его типу девушек. Это сокращенное имя очень идет полной жизни ведьмочке, ведь оно, собственно, и означает «жизнь».

Чтобы не споткнуться в потемках, Вивианн смотрела под ноги, аккуратно ступая по влажной траве; Клаус понадеялся, что ласковая улыбка на ее лице предназначается ему. Но тут она подняла взгляд и застыла. Переменилась вся ее манера держаться. При виде его на место радости пришел испуг. Мысль о ее страхе повергла Клауса в странный, тайный трепет, но в следующее мгновение Вивианн нервозно глянула в сторону дома, а потом снова быстро перевела взгляд на него. Потом она сделала жест в сторону ворот, словно безмолвно заклиная его уйти.

Она боялась вовсе не его. Ей не хотелось, чтобы ее заметили те, кто полагал, что сейчас она мирно спит у себя в постели. Клаус не мог припомнить, когда женщина в последний раз делала выбор не в его пользу, выбирая между ним и своей репутацией. Такое положение вещей привело его в исступление, это было неописуемо притягательно.

Конечно, Клаус не собирался уходить. Вместо этого он быстрее, чем мог бы заметить ее глаз, покрыл разделяющее их расстояние и встал между нею и элегантным особняком.

– Я пришел только поговорить. – В качестве извинения за эту ложь он адресовал девушке свою самую ослепительную улыбку, но та явно была не в том настроении, чтобы поддаваться его чарам.

– Мне нечего вам сказать, – торопливо шепнула она, – а теперь идите, пока вас не заметили.

– Я прошу лишь о нескольких минутах вашего времени, мадемуазель, – настаивал Клаус, не давая ей пройти. Впрочем, он заметил, что она не слишком-то и пытается. Похоже, любопытство победило-таки ее упрямую благовоспитанность. – Возможно, вы предпочтете, чтобы мы вошли в дом, дабы укрыться от любопытных глаз и болтливых языков?

Раздумывая над этим предложением, Вивианн молчала дольше, чем ему бы хотелось.

– Пять минут, – согласилась она наконец, но, несмотря на эту уступку, тон ее был деловитым и сухим. – Можно пройти в гостиную, там нас никто не заметит. Я оставила дверь незапертой.

Клаус шагнул в сторону, и девушка легко побежала по траве. Мелькнула мысль, что она может обмануть его и скрыться в доме, но, добравшись до двери, Вивианн обернулась, и он разглядел у нее на лице улыбку.

– Войди в мой дом, Никлаус, – сказала она со всей возможной для шепота официальностью.

Вивианн еще только тянулась к дверной ручке, а он уже оказался в прихожей и со всем куртуазным лоском придержал для нее дверь. Ведьмочка улыбнулась еще шире и, чтобы скрыть это, опустила голову, входя в дом.

Прийти сюда было очень умно – ведь противостоять обаянию Клауса практически невозможно.

Вивианн зажгла свечи в подсвечнике и повернулась к нему, ожидая продолжения. Клаус улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой и потянулся к руке девушки, желая поцеловать ее.

– Я сказала, пять минут, – напомнила она, отступая от его протянутой руки, – но буду очень признательна, если вы уложитесь в более краткие сроки.

– Не могу поверить, что вы это всерьез, – возразил Клаус. – И не верю, что женщина с такой душой и таким умом, как у вас, может быть счастлива жизнью, которая ей тут уготована. Думаю, в глубине души вы понимаете, что встреча со мной сулит вам многочисленные новые возможности.

Что-то мелькнуло в черных глазах Вивианн, и Клаус почувствовал уверенность в том, что она с ним согласна.

– Многочисленные возможности открылись передо мной с самого рождения, но недостойная жизнь в их число не входит, – парировала она. Слова были убедительны, а вот интонации – нет, и Клаус повнимательнее вгляделся в ее лицо. Как она, такая умная и пылкая, так спокойно и покорно согласилась стать пешкой в чьей-то игре? – Для меня большая честь положить конец войне и смертям в этом городе.

Он понимал, что кто-то сказал ей эти слова и, вероятно, далеко не один раз. Клаус подошел поближе, чувствуя, что его тянет к ней так сильно, что даже не описать. Но, если у нее и были какие-то сомнения, она никак этого не показала.

– Это ваша жизнь, сударыня, – сказал он, – а не какая-то там абстрактная честь.

– Моя жизнь, – повторила она, и на ее побледневшее лицо упала тень. Почти не осознавая своих действий, Клаус поднял руку к ее щеке, но она снова отступила. Пол гостиной устилал толстый синий ковер, заглушивший звук ее шагов. Он опустил руку, которая вся горела от несбывшейся надежды на прикосновение. – Она должна казаться вам такой незначительной! По сравнению с вами мы живем и умираем очень быстро.

– Это не так. – Он говорил честно, и голос его звучал серьезно. Если причина отстраненности Вивианн в этом, нужно заставить ее понять свою неправоту. – Для меня год – это год, а жизнь – это жизнь. То, что у меня больше времени, не делает ее менее яркой или важной.

– И все же вы направо и налево забираете эти жизни, чтобы поддержать собственную. – Уголки ее губ неодобрительно опустились. – У меня нет никакого желания связываться с такими, как вы, какими бы благими ни были нынче вечером ваши намерения. Я хочу положить конец кровопролитию, а не завести дружбу с существом, которому оно нужно для выживания.

Всего мгновение ушло на то, чтобы понять, что она имеет в виду, а когда это произошло, Клаусу пришлось сделать усилие, чтобы удержать себя в руках. Сравнивать безвестных людей, которых он осушал, используя как пищу, с сияющим, искрящимся костром ее жизни показалось ему так нелепо, что ему едва удалось не рассмеяться. Но Вивианн, очевидно, обуревали моральные терзания относительно способа его существования, и Клаус постарался ответить со всей серьезностью:

– Подобные мне не такие, как вы думаете. И я сам не такой, как вы думаете. Да, я должен убивать, чтобы жить, но благодаря вам мне захотелось стать другим. После десятилетий опустошения вы заставляете меня снова ощутить себя наполненным. Вивианн, я словно знаю вас всю свою жизнь и могу понять так, как не сможет никто другой, – сказал он и одной рукой приподнял подбородок девушки, пока ее бездонные глаза не встретились с его. На этот раз она не отпрянула, и он чувствовал под теплой упругой плотью тонкие косточки ее нижней челюсти. – Я знаю, у вас доброе и участливое сердце, но я так же знаю, что вы жаждете быть свободной.

На один долгий миг глаза Вивианн закрылись, и Клаус уловил ее дыхание.

– Я помню, как вы прибыли в город, – наконец сказала девушка. Клаус удивленно нахмурился и отпустил ее подбородок, продолжая ощущать пальцами тепло нежной кожи. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. – Вы уничтожили тут все, что оставалось еще от мира и порядка. И это до сих пор не изменилось.

Должно быть, она была тогда ребенком, поспешно подсчитал он.

И конечно, должна была бояться слухов, которые стали распространяться с его прибытием. Он действительно первую пару лет активно сокращал численность оборотней – которые были семьей ее отца. Пожалуй, это было опрометчиво, хотя в Новом Орлеане, очевидно, все равно предостаточно зверья. Но эта маленькая бойня осталась для него в прошлом, она должна быть прощена и забыта.

– Вивианн, а знаете ли вы, почему мы с Элайджей и Ребеккой сюда прибыли?

– Вас нигде больше не принимали? – ехидно предположила она, напомнив тем самым, что ему не слишком-то рады в этом доме.

– За нами охотился наш отец, – объяснил Клаус, и Вивианн прикусила пухлую нижнюю губу. – Он не успокоится, пока мы не будем мертвы. Мы прибыли сюда и были встречены подозрительностью и нескрываемой враждебностью. Ведьмы были столь любезны, что приняли нас, но от оборотней мы подобной любезности не дождались. Они увидели в нас своих природных врагов, вот мне и пришлось ими заняться. Я не мог допустить, чтобы они вынудили нас уехать, Вивианн, вот и все.

Ее лицо совсем чуть-чуть смягчилось.

– Но и потом ничего не изменилось, – возразила она, хотя и не слишком уверенно. – Вы… мы с вами до сих пор естественные враги, разве нет?

Клаус понял, что это благоприятная возможность, и притянул Вивианн ближе к себе, грудью ощущая, как бьется ее сердце.

– А разве да? – бормотнул он, наклоняясь и дыша ей в волосы. – Если мы с вами придем к взаимопониманию, то, я уверен, остальных наших родственников тоже удастся уговорить. Мы сможем стать для них примером сотрудничества и сосуществования и создадим мирный завет, который станет маяком для всего мира.

Она была почти убеждена, Клаус это видел. Если сейчас ее поцеловать, она поцелует его в ответ. Ее губы приоткрылись – влажные, ожидающие. Но он знал, что она, возможно, быстро пожалеет о том, что изменила свое мнение. Если слишком поспешить, она усомнится и в цене этого поцелуя, и в своем решении. Умнее будет заставить ее ждать. Пусть она думает о нем, скучает по нему, ждет его… и сравнивает с ним этого придурка Арманда каждый раз, когда тупой оборотень раскроет рот.

Когда Клаус завоюет ее, он завоюет ее всецело.

Он нагнулся и поднес к губам ее податливую руку, совершая тот более формальный поцелуй, в котором ему было отказано прежде, и ощутив, как она легонько дрожит. Почувствовав эту дрожь, Клаус про себя улыбнулся.

– Думаю, мои пять минут уже истекли, – прошептал он. – Не смею больше причинять вам беспокойство. Но знайте, Вивианн Леше: если вы позволите, я подарю вам весь мир.

Прежде чем Вивианн успела ответить, он развернулся и вышел. Он вдруг ощутил прилив вдохновения и решил снова взяться за кисть, потому что точно знал, что последний холст его уже заждался.