17
Миновав тростники, компания вышла к маленькому полю. Посреди него стояло каменное корыто. Вокруг бродили куры. Немного дальше паслись на привязи две козы, а еще дальше виднелся огород. Приземистый каменный дом у скалы окружали плодовые деревья и кусты сирени. Здесь было тепло и приятно пахло цветами, видимо, потому, что скалы подковой огораживали хутор, оставляя открытой лишь дорогу западному ветру.
Венд широкими шагами прошел через сад и постучал. Дверь распахнулась почти моментально, и на пороге появилась старуха, опирающаяся на палку.
– Его сестра? – удивился Навис, глядя, как эти двое сразу же заговорили.
– Скорее, его любимая бабушка, – отозвался Митт. – Впрочем, может быть, нам удастся провести эту ночь в кроватях.
«И в спальнях с дверями и засовами, которые можно задвинуть на тот случай, если Канкредин уговорит Норет не откладывать убийства в долгий ящик», – добавил он про себя.
«О да! – с радостным предвкушением подумала Маевен. – И ванна!» Навис тревожно оглянулся.
– Никто нас здесь не найдет, – успокоил его Морил.
– Ты обещаешь? – Навис взглянул на квиддеру. Он так до конца и не поверил, что они попали в надежное убежище.
Венд такими же широкими шагами вернулся к своим спутникам. Он казался даже более беззаботным, чем в тот день, когда ему была поручена квиддера.
– Она говорит, что вы можете располагаться на этом поле, – бодро объявил он. – А если молодежь зайдет в дом, после того как позаботится о лошадях, она угостит всех молоком, яйцами и сыром. – Что-то негромко насвистывая, он отвязал коз и увел их за угол дома.
Митт и Маевен оказались крайне разочарованы, хотя и по разным причинам.
– Ну, по-видимому, старая леди очень дорожит своим покоем, – хмуро сказал Хестеван.
Похоже, что он тоже рассчитывал поспать в кровати.
– Все-таки домик-то маленький, – заметил Морил, выпрягая мула.
Кроме Венда, он был единственным, кто радовался тому, как все завершилось. Навис продолжал поглядывать на дорогу и настаивал на том, чтобы лагерь разбили в таком месте, где его нельзя заметить от озера. Это означало, что придется долго тащиться по высокой траве к корыту, и, как казалось Митту, было совершенно излишней предосторожностью. Его больше всего привлекала вода, а корыто так просто очаровало. В него все время вливалась идеально чистая вода, по-видимому, из бойкого родника. При этом корыто почему-то не переполнялось, хотя никакого стока видно не было.
Когда лошадей вычистили, вытерли и накормили, Морил кивнул, указывая на дом. Митт подмигнул в ответ, и, предоставив Навису возможность доделывать все остальное, мальчики направились туда. Они оказались немного обескуражены, когда в саду их догнала Норет. Они как-то не подумали, что «молодежь» относилось и к ней тоже. Маевен это заметила и поняла, что для мальчишек она слишком старая, но было поздно. Кроме того, ей очень хотелось познакомиться с сестрой Венда.
– Входите. – Венд открыл дверь. – Сюда.
Он быстро провел их через кухню в заднюю часть дома. Маевен с любопытством осмотрела кухню, но не успела заметить ничего, кроме выскобленного дочиста деревянного стола и горящего в очаге дымного торфа, над которым висел, негромко напевая, медный чайник. Разглядеть что-нибудь в комнате оказалось сложно. Ее освещало только одно окно, да и то было наполовину загорожено большим ткацким станком с натянутой на нем шерстяной пряжей. Пахло теплым деревом и чуть маслянистой шерстью. Низкий потолок подпирали массивные балки, а стены были облицованы старинными – это было видно с первого взгляда – деревянными панелями, богато изукрашенными резьбой. К сожалению, узор был почти не виден в полутьме. Остальную часть помещения занимали высокие штабеля длинных толстых деревянных… штуковин; Маевен так и не смогла обнаружить в памяти их название. Это от них исходил запах шерсти. Когда глаза девочки привыкли к полумраку, она все-таки разглядела, что это большие катушки, на которые намотаны шерстяные нитки всех цветов, какие только можно вообразить.
Сестра Венда поднялась с высокого табурета перед ткацким станком и, обходя штабеля катушек, подошла к гостям. Высокая и стройная, она двигалась на удивление легко. Когда же подошла ближе и ее удалось как следует разглядеть, все трое в первый момент подумали, что женщина, открывшая дверь, была старой матерью Венда. Но потом они поняли, что это один и тот же человек. Только сейчас она выглядела намного моложе, хотя все же казалась постарше брата. На коже ее худощавого, с тонкими чертами лица проступили лишь несколько морщинок. Густые волнистые белокурые волосы были уложены в тяжелую корону, которая держалась на голове только благодаря множеству блестящих черных гребней.
Митт решил, что она очень похожа на графиню, но ее глаза смотрели гораздо добрее. Маевен тоже показалось, что эта дама напоминает ей кого-то, но никак не могла понять, кого именно. Она думала, что в молодости эта женщина была ошеломляюще хороша и что тогда ее волосы сияли льняным блеском. А глаза у нее и теперь поражали воображение – огромные и сине-зеленые.
– Очень приятно встретиться со всеми вами. – Речь у нее оказалась намного более правильной, чем у Венда, и этим она еще сильнее напомнила Митту графиню. – Слышала, что вы ищете меч Адона.
– То есть Венд рассказал вам об этом? – уточнила Маевен. – Да. Мы уже разыскали его кубок и, – она подняла руку с надетым на большой палец кольцом, – вот это.
– А это значит, что один из вас на самом деле едет Королевским путем, – сказала дама, с неподдельным интересом оглядев по очереди Маевен, Морила и Митта. – Наконец-то! Я уж думала, что на этом пути никто и никогда не появится! Вот и прекрасно. Меч здесь. Вам остается попытаться забрать его.
– Меч здесь?! – Морил был настолько изумлен, что его голос сорвался и вместо последнего слова раздался лишь слабый писк.
Леди полуобернулась и взглянула на него:
– А почему это так тебя удивляет?
– Ну, – промямлил Морил, – я слышал… Менестрели говорят… говорят, что Маналиабрид, жена Адона, спрятала его меч, когда возвратилась к Бес… к своему народу.
– Так оно и было, – подтвердила сестра Венда. – Моя несчастная дочь. Она думала, что ее Адон тоже Бессмертный, и я говорила ей то же самое – судя по тому, что мы знали, он мог быть одним из нас. Но, став королем, человек превращается в мишень для убийц, и рано или поздно одному из них удается нанести точный удар. Существует много способов убить Бессмертного, хотя, конечно, мы умираем не так легко, как большинство людей.
– Маналиабрид ваша дочь? – с совсем уже отрешенным видом осведомился Морил.
– Совершенно верно, – подтвердила женщина. Она скрестила руки на груди и с доброй усмешкой взглянула на исполненное благоговения лицо Морила. – А обо мне ты тоже мог слышать. Меня зовут Кеннорет. Тебе знакомо это имя?
– Значит, вы ведьма? – поинтересовался Митт.
– Вы Ткачиха? – уточнил Морил.
Они оба повернулись и уставились на Венда.
– Да, моя сестра, если можно так сказать, и то и другое, – разъяснил он.
– Да уж наверное, – фыркнула Кеннорет.
– В таком случае вы… – с трудом выдавил из себя Морил, глядя на Венда.
– Танаморил, – ответила за него Кеннорет, – Осфамерон, Орил, Венд, маг Маллард… Когда человек живет достаточно долго, имен становится все больше и больше. И хватит об этом. Нужен вам этот меч или нет? Вот он.
Легко и быстро она прошла между катушками в глубину комнаты к сложенному из валунов камину напротив окна. Его покрывала такая же изумительная резьба, как и панели на стенах. А над камином, на этих самых панелях, висел длинный темный предмет. Маевен и Митт с первого взгляда приняли его за чучело рыбы. Но когда все пробрались гуськом по узкому проходу, то увидели, что это на самом деле меч, вероятно из самых простых, в почерневших кожаных ножнах.
Узнать в этом предмете меч было так трудно не столько потому, что он висел в глубине полутемной комнаты, сколько из-за того, что ножны крепились к стене неисчислимым множеством кожаных ремешков и примерно сотней ржавых гвоздей. Ремни переплетались, завязывались в узлы, снова переплетались и снова завязывались. Меч будто висел в своеобразной кожаной корзинке.
– Эй, Морил! – позвал Митт.
Мальчик все так же стоял у двери, со страхом и благоговением глядя на Венда. У Митта язык не повернулся бы упрекнуть его в этом. Это ведь тот самый человек, в честь которого Морил получил оба своих имени, герой самое меньшее половины тех сказаний, которые певцы заучивали наизусть, а еще и прямой предок Морила. А Венд застенчиво потупился, точно так же, как повел бы себя любой обычный человек, не зная, как ответить на чрезмерную похвалу. Ему стало много легче, когда Митт отвлек Морила от его персоны.
Пока юный менестрель с застывшей улыбкой, глядя прямо перед собой, словно лунатик пробирался через груды катушек с пряжей, Венд с усилием выговорил:
– Такое случается, если… если живешь достаточно долго. Не думай об этом или, во всяком случае, не придавай этому большого значения.
– Легко сказать: не думай! – откликнулся Морил. Он уже задрал голову и рассматривал меч. – Это вы слишком много хотите! Да уж, сколько всяких узлов и петель. Здесь должен быть какой-то подвох.
– Совершенно верно. – Кеннорет стояла перед камином, все так же скрестив руки на груди. – Ты наблюдательный мальчик. Но я здесь ни при чем. Вбивала гвозди и завязывала все эти узлы моя дочь. Не забывайте, что у нее тогда помрачился рассудок от горя. Хотя, полагаю, вы все слишком молоды для того, чтобы понять, что это значит. Попытайтесь простить ее. К тому же ее глубоко разочаровали родные дети. Она ожидала от них слишком многого, но я всего лишь ее мать, и мои слова мало что значили для нее. Вот она и подвесила сюда этот меч и навязала узлы и петли, как сказал ваш рыжик, чтобы его снял кто-то из ее прямых потомков. Таких стало сейчас слишком уж много, впрочем, это еще одна из тех вещей, которые она не пожелала слушать, когда я попыталась рассказать ей о том, что случится спустя много лет.
– Так в чем же здесь подвох? – спросил Митт.
Кеннорет пожала плечами:
– Нужно развязать узлы, не прикасаясь ни к мечу, ни к ножнам, и вынуть меч, прежде чем ножны или рукоять коснутся дерева, камня или земли. Если хотите узнать мое мнение, – добавила она, – моя дочь возлагала слишком большие надежды и на потомков. Впрочем, со мной никто не советовался.
Все уставились на меч в плетеной кожаной колыбели. Ремни от времени почернели и покрылись густым слоем пыли. Маевен хорошо видела, что все узлы были затянуты с отчаянной силой. За прошедшие годы – сколько лет прошло? двести? – ремни пересохли и затвердели, так что теперь их почти невозможно развязать. Даже думать о том долгом мучительном страдании, в результате которого возникло это переплетение, и то было больно. А интересно, можно ли размочить кожу и таким образом попытаться ослабить узлы?
– Что случается, если нарушишь правила? – уточнила девочка.
– Этого она не сказала, – отозвалась Кеннорет.
– Думаю, госпожа, это можно понимать так, что, нарушив правила, вы не получите меч, – добавил Венд.
Они снова уставились на меч. Тот висел слишком высоко для Маевен. «Допустим, я заберусь на каминную полку и встану там на колени… А если кожа настолько ветхая, что рассыплется, едва я к ней прикоснусь? Как бы там ни было, на самом деле этот меч мне не так уж и нужен, хотя, пожалуй, стыдно отказываться от него, уже имея кольцо и кубок».
Морил немного подумал, затем сел на ближайший штабель катушек и принялся расстегивать футляр квиддеры.
– Что ты делаешь? – полюбопытствовал Митт.
– Когда все началось, ремни были новыми и прямыми, – ответил Морил. – Квиддера может вновь распрямить их.
А ведь и впрямь может! Истинное положение вещей постепенно прояснялось в голове Митта. Теперь парень понимал: и он сам, и Морил оказались настолько застигнуты врасплох, что не успели подумать о дальнейших действиях. «Почему я не подумал?!» – гневно поправил он себя. Если Норет слушалась Канкредина всю жизнь, то им, очевидно, не стоит помогать ей в обретении короны. Это означало бы отдать всю страну под власть Канкредина! Ведь вряд ли они с Морилом смогут воспрепятствовать колдуну – даже Единый не сумел покончить с ним. Из всего этого следует лишь один вывод: необходимо как можно скорее нарушить правила!
Из всех присутствовавших в комнате только Митту рост позволял дотянуться до меча.
– Нет. Если даже что-то и выйдет, это будет слишком долго, – сказал он Морилу.
Пальцы Морила, уже начавшие перебирать струны квиддеры, замедлили движение и остановились. Когда Митт отвернулся и вынул нож, то уже понимал, что юный менестрель тоже осознал грозившую опасность. Митт протиснулся между Маевен и Кеннорет, вскинул руки ипринялся быстро полосовать ножом по ремешкам и узлам.
– Приготовьтесь ловить! – весело выкрикнул он.
Он рассчитывал предупредить с опозданием. Но, к его немалому сожалению, ему не удалось сразу перерезать все одеревеневшие от старости ремни. Пришлось рубануть ножом еще, а потом еще раз, но и этим он смог освободить лишь заостренный кончик ножен. Митт с тайным злорадством смотрел краем глаза, как ножны сползали к каминной доске, а сам, будто не видя этого, продолжал резать ремень за ремнем.
Первой опомнилась Маевен.
– Осторожней! – завопила она и кинулась вперед, вытянув руки.
Девочка еле-еле успела подхватить конец ножен. Морил поспешно положил квиддеру – та загудела, недовольная неосторожным обращением, – и ринулся к камину, как будто хотел помочь. Он вцепился в ножны выше рук Маевен и очень натурально споткнулся. Но Маевен крепко держалась на ногах. Морилу удалось лишь повалить каминную щетку с длинной железной ручкой, прислоненную к решетке.
Та с грохотом упала им под ноги.
«Что же делать?! – подумал Митт. – Хаддовы портки!»
Он вцепился в рукоять меча, прихватив и один из оставшихся ремней, и сильно дернул. Это движение обязательно должно было сорвать меч со стены, и тогда он неизбежно коснется стены или каминной полки.
Щетка своим падением породила целую лавину. Каминные принадлежности с оглушительным грохотом посыпались на пол: ковши, вилки для жарки, большой тяжелый половник, совки, две кочерги, толстый почерневший вертел, набор крюков для котлов. Кеннорет будто специально собрала возле своего камина все, что мог сделать умелый кузнец.
Маевен и Морил споткнулись о подставку для дров. У Митта между ногами оказались длиннющие щипцы, и он качнулся в сторону, с трудом устояв. Это движение оборвало последний ремень. Маевен и Морил рухнули прямо под ноги Кеннорет: оба пытались сохранить равновесие, цепляясь за ножны. Митт удержался на ногах; в руке у него остался обнаженный меч.
Теперь парень видел, что клинок и на самом деле был очень простым.
– Боюсь, что мы успели нарушить все правила, – сказал он, изо всех сил стараясь изобразить сожаление.
– Ты задел самое меньшее полдюжины узлов, – с надеждой в голосе выдохнул Морил.
А у Кеннорет на лице застыло странное выражение. Можно было подумать, что она старалась сдержать смех.
– Нет, не задел. Я следила очень внимательно. Кому из вас должен достаться меч?
– Ей, – ответил Морил и кивнул на Норет.
– В таком случае отдайте его и, будьте добры, приведите в порядок мой камин. Я думаю, сейчас самое время посмотреть на мои ткани.
Норет встала на колени и протянула ножны. Митт, даже не пытаясь скрыть недовольство, резким движением вдвинул в них меч. Все равно, с какой стороны ни взгляни, это должно было казаться настоящей церемонией. Митт нисколько не сомневался: Маналиабрид сочтет, что меч добыла Норет. Испытывая отвращение ко всему на свете, он отвернулся, чтобы помочь Морилу собрать каминные принадлежности и расставить их возле решетки. Звяк. Да, расстроить планы Канкредина оказалось совсем не простым делом. Бряк, бах! Ну а как иначе? Канкредин принадлежит к числу Бессмертных, а это означает, что он обладает большой силой. Но ведь и Старина Аммет настолько силен, что одно лишь упоминание его име… О, горелые портки! Митт застыл на месте с прижатой к груди кочергой и уставился на висевшие безобразной бахромой изрезанные ремни и вырванные гвозди. Так вот почему Колебатель Земли напомнил ему об этих именах! А он даже и не подумал произнести ни одно из них. Звяк. Горелый… ТАРАРАХ! Теперь-то что рассуждать.
Ощущая себя раздавленным, Митт поплелся следом за Морилом и Маевен к окну. Венд стоял там, облокотившись на ткацкий станок, и смотрел на Кеннорет, которая неторопливыми движениями расправляла свежевытканный кусок материи.
Маевен теперь хорошо видела сходство между ними, хотя Венд все же казался много моложе. Но заметила она и кое-что другое. Кеннорет, расправлявшая материю мечтательными, задумчивыми движениями, очень напомнила ей маму, осматривающую новую статую.
И в фигурах, и в лицах у них было много общего, хотя волосы у мамы были прямее и темнее. Кеннорет прищелкнула языком, покачала головой, вновь разгладила рукой ткань и сделалась еще больше похожей на маму. Гребень выпал из ее волос, и она, не глядя, нетерпеливым движением всадила его на место. «Она сделала это точь-в-точь как мама!»
– Да, забавный узор получается! – проговорила Кеннорет.
Это была очень странная ткань, даже более странная, чем скульптуры мамы, которые Маевен втайне считала совершенным безумством. На первый взгляд казалось, будто ведьма наугад использовала все нитки со всех катушек, меняя цвет настолько часто, что узор сливался в красновато-бурую путаницу. Но если присмотреться получше, то в этой путанице начинали появляться какие-то письмена, мелкие, очень тесно посаженные, которые вроде бы вот-вот должны сложиться в слова. Однако стоило лишь подумать, что видишь слово, как вместо него снова возникали спутанные узоры. Большие и маленькие, хаотично разбросанные и прихотливо растекающиеся по всему отрезу, они сочетали множество различных ярких цветов. В узоре, который так внимательно рассматривала Кеннорет, преобладал ржаво-апельсиновый цвет, но вдруг он сменился на ярко-красный. Да, он стал красным так внезапно, что алая пряжа все еще оставалась в челноке, и нитка тянулась из незавершенного края туда же, где лежало множество других челноков, приготовленных для следующего ряда.
– Да не смотрите вы так изумленно, – сказала в конце концов Кеннорет. – Мой дед велел мне продолжать ткать. Моей вины в том, что получается, нет. Выходит то, что выходит. Вы только взгляните сюда! Я не могу понять, что ты, молодая женщина, делаешь с мечом моего зятя. Ты вообще не та, кем должна быть. Как тебя зовут на самом деле?
Четыре лица обратились к Маевен, и на трех из них было написано потрясение. В сумрачном свете оно казалось особенно сильным. У Морила отвисла челюсть. Венд побелел как бумага. И он, и Митт отодвинулись подальше от Маевен. Митт хмурился, очевидно что-то напряженно обдумывая, и при этом у него был такой вид, будто он разгадал сразу несколько загадок, представлявшихся ему доселе неразрешимыми.
Маевен тоже попятилась, крепко стиснув обеими руками ножны с мечом. Она чувствовала, что вот-вот начнет паниковать.
– М-маевен, – пробормотала девочка. Кеннорет пристально смотрела на нее, и под обвиняющим взглядом этих сине-зеленых глаз Маевен поняла, что ей следует поправиться. – Э-э-э, если полностью, то Майелбридвен Менестрель.
– Ммм… Звучит как имя моей дочери в каком-то иностранном варианте, – проговорила Кеннорет. – И откуда ты?
– Из настоящего… я хочу сказать, из вашего будущего, – призналась Маевен.
Все изумились еще больше, хотя казалось, что больше некуда.
– Это невозможно… – простонал Венд.
– О да… но тем не менее это чистая правда, – ответила Кеннорет. – Этот красный клубок смотан из ниток, каких нет ни на одной из катушек, имеющихся в этой комнате. Я думала о том, как окрасить пряжу именно в такой цвет, но пока еще не сделала этого, хотя теперь вижу – со временем у меня получится. Я подумала, что чувствую нечто странное, когда на днях продевала челнок, но день выдался очень туманным, так что освещение было просто никудышным. Я действительно не видела этого до сих пор.
Венд, казалось, был полностью убит всем услышанным. Его лицо теперь сделалось много старше, чем у сестры.
– Распусти это! – выпалил он. – Пока еще не слишком поздно, Танакви, распусти эту ткань!
– Не будь дураком, – резко ответила сестра.
– Ты ведь уже распускала ткань прежде, – настаивал Венд.
– Очень редко, раз в несколько столетий, – парировала она. – И лишь в тех случаях, когда об этом просил Единый.
– Но в последний раз ты сделала это по моей просьбе! – выкрикнул Венд. Он пришел в полное отчаяние. – Неужели ты не помнишь? Я попросил тебя в тот день, когда этот вонючий предатель убил Адона. И ты распустила ткань!
– Утенок, в тот раз я распускала смерть, – очень серьезно пояснила Кеннорет. – Ты же не хочешь, чтобы я распустила живого человека.
– Но почему? – продолжал наседать Венд. – Она самозванка. Распусти ткань! Отошли ее назад! Я не хочу видеть ее здесь!
Маевен еще крепче стиснула меч и обвела испуганным взглядом всех находившихся в комнате. Похоже, что Венд в конце концов на самом деле спятил.
– Но ведь вы же как раз и захотели, чтобы я оказалась здесь! – выкрикнула она. – Вы своими руками отправили меня сюда! Вы заявили мне во дворце, что я должна занять место Норет!
Венд всем телом обернулся к ней. Он был таким высоким, разъяренным и исполненным странной мощи, что Маевен снова попятилась.
– Ты мне не нужна! С какой это стати я должен был отправить тебя сюда?
– Потому, – нерешительно ответила Маевен, – что настоящая Норет исчезла и вы решили…
– Исчезла? – заорал Венд.
Маевен теперь видела – его глаза не были безумными. В них бурлила такая смесь печали, потрясения и гнева, что их взгляд словно огнем прожигал пространство, как будто Венд совершенно не видел ее.
– Я думала, вы знали, – пробормотала она. – Когда вы сказали, что все знаете, там, возле путеводного камня… около Аденмаута…
– Что?! – рявкнул Венд. – Столько времени? – Он резко повернулся к сестре: – Где Норет Крединдейлская?
Кеннорет пробежала пальцами по ржаво-оранжевому узору, по вихрю алой шерсти вплоть до нити, свисающей с края материи.
– Та часть еще не соткана. – (Венд издал невнятный, очень недовольный звук.) – Утенок, как ты не понимаешь: я этого тоже не знаю.
Маевен готова была поклясться, что Венд прослезился. Впрочем, очень скоро он опять повернулся и впился взглядом в мальчиков:
– А вы знали?
Морил и Митт покачали головами.
– Да и откуда вам знать! – презрительно бросил Венд. – Вы же думаете только о себе. Неужели вы не понимаете? Все мои надежды были связаны с Норет. Страна могла вновь обрести королеву!
– Нет, не могла, – брякнула Маевен. – Появится ко…
Венд так же резко обернулся и заорал на нее:
– Что ты можешь об этом знать? Ты не Норет! Ты никто! Не для тебя я все эти века сохранял и исправлял зеленые дороги! Да пусть тебя повесят, пусть заодно провалятся все зеленые дороги! Ни с кем из вас я больше не сделаю ни шагу!
Он отвернулся, стрелой кинулся к выходу, каким-то чудом не посшибав по дороге штабеля катушек, и громко захлопнул за собой дверь.
Совершенно потрясенная, Маевен украдкой взглянула на Митта и Морила. Она очень боялась, что они, как и Венд, будут злиться на нее, но на обоих лицах увидела совершенно искреннее облегчение. Митт даже криво улыбнулся ей, прежде чем обратиться к Кеннорет:
– И часто ваш брат устраивает такое?
Кеннорет хмуро глядела в окно, из которого открывался вид на яблони и скалы, а ее руки тем временем нашли челнок с темно-зеленой ниткой, висевший рядом с ярко-алым, и принялись пропускать его сквозь нити основы. «Совсем как мама, – подумала Маевен, – когда ее что-то расстраивает». Услышав вопрос Митта, Кеннорет вздрогнула и, прежде чем ответить, взглянула вниз, будто хотела узнать, что успели наделать ее руки.
– О-хо-хо… – неожиданно по-крестьянски протянула она. – Вы должны извинить моего брата. Порой ему кажется, что все смертные строят против него козни. Он ведет себя таким образом, если у него на сердце становится очень тяжело. Мне кажется, брат отправился разыскивать настоящую девочку. – Она снова вздохнула. – Я думаю, что вам пора пойти и забрать продукты; они на столе в кухне. Ваши друзья уже заждались.
Хозяйка повернулась к своему станку. Митт и Морил переглянулись, и все трое, неслышно ступая, направились к двери. На столе их дожидались кувшин с молоком, дощечка с большим куском сливочного масла, миска с яйцами и головка сыра. Маевен застыла на месте, пытаясь понять, неужели Венд мог во время своего яростного бегства, невзирая ни на что, приготовить для них еду, но тут же заметила многозначительные взгляды Митта и Морила, стоявших напротив нее по другую сторону стола. «Ну вот, началось!» – подумала она.
Первым заговорил Морил:
– Так кто же вы на самом деле? Вы сказали – менестрель…
– Это фамилия, – объяснила Маевен. – Мой папа говорил, что у нас в роду были менестрели, хотите верьте, хотите нет, но вечером, накануне того дня, когда я попала сюда, он показал мне часть нашего генеалогического древа. Правда, за прошедшие столетия многие сведения утратились, так что я понятия не имею, может быть, мы даже родственники, а может быть, и нет… – Было настолько приятно снова почувствовать себя самою собой, что Маевен могла тараторить без остановки несколько минут. – Хотя моя фамилия Менестрель, петь я почти не умею…
– Насколько далеко в будущем? – перебил ее Морил.
– Что? Ах да. Думаю, лет двести.
Митт и Морил снова переглянулись.
– Большой срок, – заметил Митт. – Раз так, вы должны знать, что тут произойдет. Верно?
– Не очень хорошо, – созналась Маевен. Она была слишком разбита, чтобы сразу понять – ребят прежде всего интересует их собственное будущее. Ей хотелось поразить их рассказами о самолетах, компьютерах и телевидении. – В истории ничего не говорится ни о Бессмертных, ни о зеленых дорогах, ни вообще о чем-нибудь таком, – объяснила она. – Там все больше рассказывают о королях и политиках. Про Норет я не слышала ни слова, зато могу сказать, о ком говорят все историки. Его зовут Амил Великий. Я почти уверена, что его время начнется очень скоро.
– Кто-кто? – переспросил Митт.
– Амил, – вместо Маевен ответил Морил, чуть ли не обвиняющим тоном. – Но ведь это не королевское имя. Это одно из имен Единого.
– А что известно о нем? Расскажите, – потребовал Митт.
Маевен напрягла память:
– Ну… было большое восстание, и Амил Великий получил корону и объединил весь Дейлмарк. Он правил целую вечность, отстроил Кернсбург и очень сильно изменил всю страну.
– Ага, – сказал Митт. Это его устраивало. Ему и Навису оставалось лишь как-то дотянуть до этих событий, и можно было бы послать графа Керила и графиню куда подальше. – И когда же начнется это восстание?
– Дату вспомнить не могу, – призналась Маевен. Это было с ее стороны великой глупостью, если подумать, как часто она слышала ее во дворце. – Но до его начала никак не больше года. Я все это время думала, что буду путешествовать только до тех пор, пока не появится Амил.
– А где он объявится? – Митт должен был знать, куда ему идти.
Маевен еще сильнее напрягла память. Она чувствовала себя глубоко обиженной тем, что стоило ей освободиться от необходимости врать, как ей устроили экзамен по истории. Девочка так и сказала бы об этом, если бы не чувствовала, что находится в долгу перед ребятами. Увы, все, что она помнила, успело перемешаться.
– Думаю, восстание началось на Юге, где-то на побережье… Все-таки мне кажется, что в нем участвовали также Северный Дейл и Водяная Гора. И если я не ошибаюсь, Кернсбург. Да, я почти уверена, что хотя бы один из главных очагов был около Кернсбурга.
– Кернсбург. – Мальчики в очередной раз переглянулись. Маевен видела, что они напряженно размышляют. – Киалан собирался привезти Йинена и встретиться с нами в Кернсбурге, – сообщил Митт Морилу. – Если у него получится.
– Из Киалана, – отозвался Морил, – выйдет хороший король.
– А я поставлю на Йинена, – заявил Митт. – У Киалана, конечно, очень внушительный вид, но зато у Йинена потрясающий характер. – Оба взглянули на Маевен. – Мне кажется, – заключил Митт, – что мы обязаны отправиться туда и передать одному из них кольцо, кубок и меч.
– Да, – согласился Морил. – Думаю, нам нельзя останавливаться. Тем более что Единый собственной персоной заинтересован во всех этих делах. А это точно? Давай вспомни-ка имя короля! – Он хмуро посмотрел на головку белого козьего сыра на столе. – Но я все-таки не понимаю: что же случилось с Норет?
Разговор подошел к той теме, которой Маевен больше всего страшилась. Мальчики пристально рассматривали ее, пытаясь определить те черты, что не соответствовали бы их воспоминаниям о настоящей Норет. Или даже решая, может ли она оказаться убийцей.
– Не знаю. Честно. Когда я попала сюда, она уже исчезла. Я нашла ее лошадь – по крайней мере, я думаю, что это ее лошадь, – бродящей около того самого путеводного камня. Думаю, ее мог похитить кто-нибудь из графов.
Снова Митт и Морил переглянулись.
– Это вполне возможно, – согласился Морил. – Здесь, на Севере, есть один-единственный граф, который не стремится остановить ее, – Лютан.
– Тогда мы поищем ее… потом, – предложил Митт.
Наступила тишина. Ее нарушало лишь негромкое посвистывание большого медного чайника, продолжавшего кипеть на слабом огне. А еще – постукивание ткацкого станка, доносившееся из соседней комнаты. Где-то в глубине сознания Маевен промелькнула мысль о том, что она должна иметь хоть какой-то ответ на этот вопрос.
– Я вспомнила! Когда Венд во дворце морочил мне голову, чтобы отправить сюда, он сам сказал, что Канкредин каким-то образом сумел добраться до Норет.
Они оба так и вскинулись, услышав эти слова.
– Голос, – прошептал Морил.
– А теперь мы кое-что вам расскажем, – заявил Митт. – Этот голос, который вы слышите. Вы думаете, что это Единый?
– Но это не он, – подхватил Морил. – Это Канкредин.
– Откуда вы знаете? – виновато спросила Маевен.
– Главным образом из того, что он от вас требует, – ответил Митт.
– Но ведь я единственная, кто может его слышать! – возразила Маевен.
– Мы оба его слышали, – сообщил Морил. – И точно знаем, что это Канкредин.
Они с Миттом в очередной раз переглянулись.
– Если он избавился от Норет, – произнес Митт, очевидно приняв решение, – значит колдун поставил вас на ее место, рассчитывая на то, что вы будете исполнять его приказы. Вам этого хочется?
– Нет! – категорически заявила Маевен. – Тем более что вы уверены… Нет!
– Значит, ни слова о Канкредине за пределами этого дома, – велел Морил.
Девочка оторвала взгляд от миски, где вперемешку лежали крупные бело-голубоватые утиные и желтые куриные яйца – она только сейчас заметила, что давно уже смотрит на них, – и окинула взором кухню. Низкий потолок. С толстых темных балок свисают гирлянды лука и медные кастрюли. Стулья с вязаными подушками. Вдоль стены тянутся полки со стеклянными банками, заполненными разноцветными жидкостями – вероятно, красками для пряжи, – это все принадлежит Кеннорет. Нетрудно поверить в то, что Канкредин не мог слышать их здесь, даже если он, как ей казалось, был повсюду. Она содрогнулась. Этот голос. Теперь девочка и сама поняла, что это был действительно Канкредин. Это тот же самый голос, который так напугал ее в поезде, когда появился гадкий старикашка, – напугал тем, что, казалось, исходил вовсе не от говорившего человека. Но она до сих пор не осознавала этого – вероятно, из-за того, что не видела лица, с которым можно было бы связать его звучание.
– Нет, – выдавила она. – Я не скажу ни слова. Вы знаете, я… Если честно, то я боялась, что схожу с ума.
– Кто угодно, но только не вы! – горячо успокоил ее Митт. – Так что давайте вести себя так, чтобы он думал, будто мы не знаем, кто он такой на самом деле. Верно?
– Верно! – согласилась Маевен.
И внезапно все трое развеселились. Девочка чувствовала себя как человек, которого долго мучил нарыв под ногтем, и вдруг кто-то пришел и ловко выдернул занозу. Митт громко расхохотался, прижимая к груди миску с яйцами и сыр.
– Знаете что?! – воскликнул он. – Готов спорить – ту идею, которую вы присоветовали шахтерам, вы взяли из книг по истории! Когда рассказали им, как нужно топотать.
– Бастовать, – поправил его Морил и так рассмеялся, что ему пришлось поставить на стол кувшин с молоком.
Маевен осталось только взять со стола хлеб и вприпрыжку устремиться к двери, выкрикивая на бегу:
– Топотать! Гоготать! Бастовать! – Маевен весело бежала через сад, размахивая руками; в одной она держала меч, а в другой хлеб. – Мы добыли меч! – кричала она.
Ребята были вынуждены следовать за ней гораздо медленнее, чтобы не пролить молоко и не разбить яйца. Морил первым сделался серьезным.
– Ну и о чем ты думаешь? – осведомился Митт.
– Она ничего не слышала о Норет, – заметил Морил. – Но тогда что же случится с ней самой? Ведь ее тоже не может быть в истории.
