Хотя они двигались напрямик через горы, для того, чтобы попасть в Гардейл, все же потребовалось несколько дней. За это время всех, кроме Митта, начало тошнить от маринованных вишен. А Митта тошнило от самого себя. Графиня настолько выбился из сил, что сделался покорным, так что парень неспешно трусил в хвосте отряда, скользя отсутствующим взглядом по окрестным пейзажам. Он видел облака, сползавшие вниз по склонам, ручьи, опоясывавшие, подобно серым шарфам, остроконечные черные горные пики, за которыми вырастали другие горы. Он смотрел, как низвергались водопады, а ниже проблескивали нагие громады утесов, угадывался тощий мох, сухой кустарник… Нетрудно было заметить, что зеленая дорога плавно взбирается все выше и выше, проводя путников через самую высокогорную центральную часть Севера.

Юноша согласен был признать, что все это очень красиво и величественно, хотя лично его горный ландшафт ничуть не привлекал. Горы раздражали своей резкостью, в отличие от морского горизонта. А еще пугало их безлюдье. Во время одной из остановок Навис отметил, что на всем пути им не попалось ни единой живой души.

– Насколько я понимаю, все сидят дома и празднуют Вершину лета, – предположил он. – Поэтому мы не могли бы найти лучшего времени, чтобы путешествовать втайне.

– Хорошо, – глупо брякнул в ответ Митт: он не мог думать ни о чем другом, кроме обещания, данного Алку.

Всю дорогу его мысли против воли возвращались к тем словам. Это сильно тревожило его. Казалось бы, как легко спрятаться от ответственности: мол, я слово дал. Болван! Достаточно сказать себе, что не будешь совершать неверных поступков, и очень скоро ты не станешь делать вообще ничего. А это означает крах всех планов. Обещание давило на него так же крепко, как то злосчастное кольцо на палец. И это пугало. Куда ни кинь, всюду клин. Его положение, похоже, стало еще хуже, чем после разговора с Керилом и графиней.

Маевен то и дело потирала печатку красного камня. Это уже вошло у нее в привычку. Голос велел ей добыть это кольцо, и она его добыла. Но почему-то это достижение заставило ее тревожиться еще сильнее, чем прежде. Она испытывала то же самое щемящее ощущение, как еще недавно при случайных встречах с Вендом. Девочка безотчетно старалась никогда не удаляться от своих спутников настолько, чтобы они не могли ее слышать. Маевен подозревала, что стоит ей оказаться в одиночестве, как она вновь услышит голос, а эта мысль путалась с чрезвычайно противным подозрением: голос – порождение ее собственного разума, с которым, возможно, что-то произошло, когда ее зашвырнуло на двести лет назад. Даже предположить, что твое воображение играет с тобой дурные штуки, было унизительно.

Она с удовольствием обсудила бы это с Миттом или Морилом. Но Митт или ехал с хмурым видом в стороне от всех, или отпускал шутки, по которым чувствовалось, что он не испытывал ни малейшего желания разговаривать. Морил же по большей части сидел в повозке, играя на различных инструментах упражнения и отрывки мелодий. Когда он все-таки появлялся из-под тента, то устраивался на козлах и брал в руки вожжи, а Хестеван перебирался на задок повозки, садился на край и тоже упражнялся в музицировании. Сопровождаемый почти непрерывными музыкальными трелями, маленький отряд забирался все выше и выше к центральным пикам. То и дело приходилось нырять в тучи, обдававшие их пронизывающим сырым холодом. По ночам никому не удавалось как следует выспаться и отдохнуть.

Большую часть времени Маевен оставалась в обществе Нависа. Он ей все больше нравился: чрезвычайно деловитый и совершенно невозмутимый. Ее восхищало, что он каждый вечер обязательно начищал сбрую своей лошади и собственные сапоги. По утрам же старательно причесывался, чистил одежду, а после этого при любых обстоятельствах брился, даже когда приходилось пользоваться обжигающе-ледяной водой из горного ручья. К тому же Навис был очень умен. Однажды утром он порезался во время бритья и, вскрикнув, стал искать, чем бы остановить кровь, чтобы не дать ей запачкать кружевной воротник рубашки. Венд тут же разыскал где-то паутину и протянул ему комочек.

– Большое спасибо, – искренне сказал Навис.

И тут девочка заметила, что, прикладывая паутину к порезу на подбородке, он, прищурившись, бросил быстрый взгляд на гладкий подбородок Венда. На его лице не дрогнул ни единый мускул, но Маевен не составило труда понять: он задумался, почему Венд, не настолько уж юный, никогда не бреется и при этом у него не растет борода.

Маевен это тоже интересовало. Возможно, это одно из отличительных свойств Бессмертных. Но она слишком не любила Венда, чтобы обращаться к нему с вопросами.

В один из дней зеленую дорогу скрыли облака. Кругом все было белесым и влажным. Митт видел впереди скользящие серые тени. Влага оседала на его лице, и с кончика носа свисала крупная капля. При иных обстоятельствах он посмеялся бы над собой.

– Это отвратительно! – пробурчал он своему коню, не сомневаясь в том, что на сей раз Графиня с ним согласится.

Морил вылез из повозки и пошел рядом с лошадью Маевен. Она не стала упрекать его в том, что он задерживает их: в таком тумане все равно нельзя было ехать быстро. Через некоторое время девочка сама спешилась и присоединилась к певцу, ведя лошадь в поводу. Маевен удивилась и обрадовалась тому, с какой готовностью Морил вступил в беседу. Он рассказывал ей о том, что такое жизнь менестреля, и о том, как ему хотелось бы обработать старые песни, и о своих планах на будущее. А она старалась подбадривать его. Еще когда она смотрела во дворце на портрет юного менестреля, ей всегда казалось, что тот старается скрыть боль, и вот теперь, не отдавая себе отчета в том, что может таким образом изменить историю, старалась утешить его. Было бы прекрасно, если бы, вернувшись во дворец Таннорет, она обнаружила, что мальчик на портрете улыбается, а не скорбно взирает на мир.

Митт тащился сзади и честно пытался не вслушиваться в разговор. Тем более что тот скорее напоминал шушуканье. У парня даже возникла мысль протиснуться мимо этой парочки и выехать вперед, туда, где огромным серым пятном угадывалась в тумане повозка. Увы, дорога здесь проходила по узкому ущелью, с обеих сторон ее сдавливали влажные черные камни, а это означало, что ему придется проехать вплотную к собеседникам и дать Морилу и Маевен повод считать, что он подслушивает.

Парень мог различить бледный профиль Морила, когда тот рассказывал Норет об опасностях жизни на Юге, где менестрелям часто приходится переносить тайные послания. «Что-что, а уж внушать доверие Норет хорошо умеет, – почему-то с горечью подумал Митт. – Точно так же она сумела разговорить меня». И вот уже Морил выложил ей, как попал на Север в прошлом году, после того как убили его отца.

На этом месте голос юного певца дрогнул. Митт натянул поводья, заставив Графиню остановиться. Если бы он рассказывал Норет о своем отце, то предпочел бы делать это без свидетелей. Однако конь двинулся дальше, и Митт очень скоро опять нагнал собеседников. Морил как раз объяснял, что Хестеван вовсе не приходится ему родственником.

– Он приехал в Ханнарт, когда я уже был там. И я попросился с ним. Мы ушли тайком, ведь я знал, что Керил хотел меня там оставить.

Имени Керила оказалось достаточно, чтобы Митт снова сдержал Графиню. На сей раз парень решил слезть с коня – пешком все же будет медленнее. Он старался брести так, чтобы собеседники и лошадь впереди оставались тремя смутными тенями, а из беседы нельзя было ничего разобрать. Но шаги Митта оказались почти такими же широкими, как у мерина, и вскоре он вновь стал четко понимать каждое слово.

– Я сказал Хестевану, что последую за вами даже и в том случае, если он не захочет сделать то же самое, – говорил Морил. – Но он ответил, что должен ехать, потому что предстоят великие события, которые необходимо записать, и для этого нужен менестрель. Жаль, что он держится так отчужденно. Я не такой. Мне кажется, что примерно так все происходило, когда Осфамерон последовал за Адоном. Вы знаете, что Осфамерон был моим предком? Моя большая квиддера когда-то принадлежала ему.

Похоже, что после этой фразы Норет почему-то смутилась и попыталась сменить тему. Митт не мог не обратить на это внимания. Он снова немного выждал, прежде чем зашагать дальше. Ущелье расширилось, и туман, казалось, стал гуще. Путники миновали цепочку смутно различимых небольших озер, каждое из которых сквозь туман походило на лужицу слабо кипящего молока. Через три озерца Митт счел, что ему удалось достаточно отстать, но не тут-то было. Как ни старался он плестись, а все равно догнал Норет и Морила. Парень услышал голос певца, судя по всему завершавшего какую-то неприятную фразу. Ответ девушки прозвучал очень ясно:

– Когда Навис застрелил Дэппла, скорее всего, он ничего не знал про Олоба. Морил, постарайся рассуждать разумно.

– Знаю, – ответил мальчишка. – Я и не говорил, что это разумно. И все равно он сын графа Хадда, и я его за это ненавижу.

– Родителей не выбирают, – терпеливо возразила Маевен. – А уж Митт определенно не из благородных, и он не стрелял в вашу лошадь. Так что ты не можешь равнять его с Нависом.

– Да неужели? – огрызнулся Морил. – Я вообще ненавижу всех южан.

Некоторое время оба молчали. Митт неторопливо брел по мягкой траве по берегу молочного озера и уже подумал, что они оторвались от него, но тут опять заговорил менестрель:

– Я скажу вам, почему на самом деле не люблю Митта. Он все вышучивает. Даже самые серьезные вещи.

«Но я же ничего такого не делаю!» – с негодованием подумал Митт. И тут его осенило: Норет, может, и забыла, что он находится поблизости, но Морил-то наверняка помнит об этом!

– Так ведут себя многие южане, – продолжала защищать его девочка. – Однако это вовсе не означает, что они несерьезно относятся к жизни.

– Митт никогда не бывает серьезным, – надменно отрезал Морил. – Вспомните, как он шутил, когда свидетельствовал о находке статуи. Это так разозлило меня, что я нарушил свое правило. Я уже говорил вам, что поклялся не использовать могущество моей квиддеры. Ну а я-то знал, что все это очень важно, и вы правда получили знамение, указывавшее, что вас ждет Королевский путь. И поэтому, когда вы призвали народ следовать за вами, я не просто заиграл песню, а обратился к силе, чтобы люди поняли, насколько это значимо, и не смогли отправиться с вами, если только не стремились к этому всей душой.

Норет не стала указывать на то, что такая песня должна была пригасить порыв даже у тех, у кого он мог появиться, – напротив, она сказала:

– Ты правильно поступил.

Морил, скорее всего, так и не понял, что это из-за него они едут по зеленым дорогам лишь вшестером.

– Вам стоило бы повнимательнее понаблюдать за Миттом, – продолжал Морил. – Он пытается подлизаться к вам, как это делают все южане. К тому же он очень хитер. Может быть, северяне приставили его к вам как шпиона.

«Правильно! – воскликнул про себя Митт. – Так оно и есть». Ну а Морил об этом знает – теперь в этом нет никаких сомнений.

Но Норет не пожелала согласиться с этим обвинением:

– Ну подумай, Морил, это же просто смешно. Если ты намерен и дальше говорить подобные глупости, я не стану тебя слушать.

Митт подумал, что это очень мило с ее стороны, но все же ничуть не успокоился.

Туман поредел и превратился из ярко-белого в мутно-желтый, когда Навис впереди прокричал, что нашел хорошее место для привала. Все это время Митт твердил себе: пусть только этот змееныш скажет хотя бы еще одно слово! Выйдя из туманной завесы, он обнаружил, что все остальные уже расселись на мокрых камнях и достают хлеб, сыр и маринованные вишни. Ущелье с озерами здесь резко расширялось, образуя обширное луговое плато. Лошади бродили неподалеку, пощипывая траву, которая была почти не видна в золотистом тумане. Путники словно оказались на вершине облака. Впрочем, возможно, так оно и было.

Хлеб заплесневел. Выбрав съедобные куски, все быстро поели и принялись заново укладывать вьюки.

– Госпожа, мы находимся на высшей точке всех зеленых дорог, – сообщил Венд. – Дальше будем все время спускаться до самого Гардейла.

– Чудесно! – воскликнула Маевен. – Появится настоящая еда. Если мне придется съесть еще одну маринованную вишню, то я, наверно, разрыдаюсь. Кто знает – их можно как-нибудь приготовить?

– Я, кажется, знаю, – сказал Митт. – Их можно насадить на прутики и поджарить с сыром и кусочками бекона.

Путешественники уложили вещи. Морил взглянул на Маевен с таким видом, будто у них была общая тайна.

– Вот видите: как раз то, о чем я говорил. Подлизывается к вам.

Митт с ревом бросился на Морила:

– А ну возьми эти слова назад, маленький слизняк!

Морил резко повернулся, немного не дойдя до повозки. Несомненно, он был готов к тому, что должно было случиться. Квиддеру мальчик держал перед собой, словно щит.

– Что я должен взять назад? – холодно ответил он. – Разве ты не получил приказ подлизаться к ней?

В этих словах было слишком много правды, что еще сильнее разозлило Митта. Квиддера представляла собой хрупкий и ненадежный щит. Но за год, проведенный в Аберате, Митт хорошо усвоил, насколько ценным может быть такой красивый старый инструмент. Он знал, что свернуть Морилу шею было бы меньшим грехом, чем сломать квиддеру.

– Ты, поганый трусишка! – рявкнул он, протягивая руку, чтобы схватить юного менестреля.

Морил метнулся в сторону, пытаясь одновременно взять аккорд на квиддере. В тот же самый миг рука Митта задела струны. Квиддера загудела. Прозвучал глубокий звук, который, как ни странно, не стихал, а, напротив, нарастал, заполняя всю округу. Волосы на протянутой руке Митта встали дыбом. Конечно, он не имел ни малейшего понятия о том, что почувствовал Морил, но что-то менестрель точно почувствовал. На его белокожем лице явственно выразилось потрясение. Самому Митту показалось, будто он ударил не по хрупкому деревянному инструменту, а по копии квиддеры, сделанной из несокрушимого гранита.

А в следующее мгновение они оба очутились по плечи в стремительно несущейся холодной воде.

Остальные четверо путешественников кинулись к перепуганным насмерть животным. Венд и Хестеван вцепились в вожжи. Они вдвоем потащили мула и телегу через пенившуюся на отмели воду к изумрудно-зеленой полосе травы возле скал. Лошади оказались на более глубоком месте. Маевен мгновенно промокла до нитки, но, когда конь Митта тяжелым галопом пронесся мимо нее к берегу, она не растерялась и успела ухватить его поводья. А еще изловчилась поймать свою лошадь, прежде чем та последовала за Графиней. Навис мгновенно оказался рядом с ней; он заботливо вел свою кобылу через могучий поток, кативший по дну крупные камни, при этом успокаивая животное. Они с Маевен почти одновременно выбрались на сушу к гряде утесов, потом обернулись и уставились на стремнину, неожиданно возникшую там, где только что зеленела трава.

Перед ними простерлась река шириной в добрых полмили; она представляла собой один из тех хитрых, злобных потоков, в которых всегда на дне полно камней. Такие реки изобилуют коварными водоворотами и мчатся с невероятной скоростью – даже на ногах не устоишь. Митт и Морил барахтались очень далеко от берега. Маевен видела, как они метались взад-вперед и, невзирая ни на что, продолжали осыпать друг друга оскорблениями. Когда девочка выбралась на берег и оглянулась, Морил стоял в воде по плечи, а Митт по грудь. Ученик музыканта обеими руками держал квиддеру, поднимая ее как можно выше над головой. Пытаясь добраться до ближайшей скалы, он качнулся в сторону, подняв волну, которая чуть не захлестнула его, и едва не упал, ступив в невидимую под водой яму. Даже сквозь оглушительный шум воды Маевен могла уловить голос Митта, который яростно выкрикивал что-то в адрес Морила.

– Кто-нибудь, остановите их! – потребовала она.

Митт кинулся вслед за Морилом, сердито размахивая руками, оступился, попав в ту же самую яму, и скрылся под водой. Впрочем, он вынырнул почти сразу же, взметнув фонтан брызг и яростно вопя что-то нечленораздельное.

– Трудновато что-то предпринять, когда до них так далеко, – заметил Навис.

Морил тем временем добрался до скалы. Он аккуратно пристроил квиддеру на сухое место и, с трудом цепляясь пальцами, умудрился сам взобраться на камень. Издали мальчик казался бурым и тощим, как утонувшая ласка. Южанин все еще брел по прибывающей воде, и вокруг его шеи белел воротник из пены. Морил опустился на колени и что-то насмешливо кричал в его сторону.

Хестеван подошел к Навису.

– Если хотите прекратить все это, – сказал он, – то кому-то необходимо пробраться туда и забрать квиддеру. Этот инструмент обладает великой мощью. Нельзя было доверять ее Морилу.

Навис пожал плечами:

– Да что вы говорите! Я и предположить ничего подобного не мог. Но как, по-вашему, мы сможем забрать эту квиддеру? И как бы вас ни тревожил этот вопрос, не стоит недооценивать Митта. У меня есть основания считать, что он и сам может призвать могущественные силы.

Маевен подумала, что эти двое абсолютно бесчувственны, и оглянулась на Венда, молчаливо призывая его на помощь. Тот был бледен, подавлен и, совершенно очевидно, сильно испуган.

– Госпожа, тут все мы бессильны, – проговорил он в ответ на ее невысказанную мольбу. – Они вверили свои судьбы в руки Единого.

– Да неужели?! – недоверчиво воскликнула Маевен, беспомощно глядя на окруженную водой скалу. – Чепуха!

– И что, по-твоему, я заставил тебя сделать? – неожиданно спокойно сказал Митт, стоявший по шею в воде. – Валяй, выдумай что-нибудь похлеще. Ведь все это сотворила твоя горелая квиддера!

К его удивлению, Морил казался слегка пристыженным. Но на его лице, которое сделалось даже белее обычного, сохранилось упрямое выражение.

– Почти все то, что я хотел, – огрызнулся он. – А если ты попробуешь влезть на этот камень, я спихну тебя в воду!

– Ну и хороши мы будем, сидя орлами каждый на своем камне! – рявкнул на него Митт. – Мы угодили в эту реку вместе. Поэтому стоит подумать, что мы оба можем сделать, чтобы выбраться на сушу.

Морил обвел взглядом невероятную реку от берега до берега. А Митт уже успел осмотреться. Он отлично знал воду. Парень вырос на берегу, и от него не могло быть тайн ни у соленой, ни у пресной воды. Он понимал воду даже не умом, а сердцем. Вот только с этой рекой все обстояло не так. Сейчас Митт надеялся, что окружающий пейзаж приведет юного певца в чувство. Клочья тумана тут и там висели над бурлящими водами, частично закрывая вид, но все же можно было разглядеть крутые темные утесы, спускающиеся к реке с обеих сторон. Кое-где за уступы цеплялись тощие деревья, но и они росли настолько высоко, что с первого взгляда их можно было принять за кустарники. И кроме этих деревьев, вокруг не было ничего живого. Ни следа присутствия Нависа, Хестевана, Венда или лошадей и мула. Когда это дошло до Морила, на его лице отразилась неподдельная тревога.

Вот и замечательно. Митт уже стучал зубами, причем не только от холода, но и от страха. Как ни странно, этой реки он до ужаса боялся. Он уже видел ее однажды, когда оказался с Норет возле путеводного камня, перед тем как начать спуск к Аденмауту. Эта река имела точно такой же запах, вызывала то же самое чувство, а больше всего Митта пугало то, что она, судя по всему, не могла существовать в реальности.

– Послушай, – окликнул Митт менестреля, – я могу рассказать историю моей жизни, если от этого тебе станет легче. Я знаю, что ты ненавидишь нас, южан, – я слышал, как ты говорил об этом Норет, – но клянусь Амметом, у тебя нет никакого повода ненавидеть меня!

Морил опустился на четвереньки, высунулся за край камня и взглянул на него. Вообще-то, Митт втайне надеялся, что вредный парень поможет ему выбраться из воды, но Морил лишь кивнул:

– Да, я так и думал, что ты нас слышал. Я нарочно злил тебя.

Эта откровенность огорошила Митта так, что тот взвыл:

– Горелый Аммет! Что с тобой случилось? Ты умом повредился, не иначе! Ты ведешь себя так, будто за тобой охотится весь мир!

Его слова, похоже, отрезвили Морила. Он съежился и посмотрел на противника так, словно ему сделалось больно, но тут же перевел дух и снова обрел спокойствие.

– А ты ревнуешь, – неожиданно бросил он. – Я в этом уверен.

«Я ревную?» После этого слова Митту показалось, что все оставшееся тепло разом покинуло его тело. Он чувствовал себя таким же холодным, как вода, пытавшаяся сбить его с ног. Но спустя мгновение тепло вернулось десятикратно усиленным. Митт явственно ощутил, как вспыхнуло лицо, и даже удивился, что пена вокруг шеи не начала шипеть и испаряться. Парень поспешно сказал себе, что не имеет представления о том, почему какое-то одно слово может так сильно задеть его, но если какое-то из его собственных слов смогло так же больно задеть Морила, то почему же и с ним не могло случиться того же самого? У Морила действительно ум зашел за разум. А что касается его собственных чувств, то причин для них множество: веселое веснушчатое лицо Рита, их мужские разговоры наедине, а затем Норет, молодая леди в роскошном платье, донельзя взволнованная тем, что ей предстоит сделать. И вот перед ним уже девушка, которая пытается сплотить народ. Мысленно перечисляя все это, Митт вглядывался в сморщенное от напряжения и позеленевшее лицо Морила и видел, что путаница в мозгах менестреля во многом порождена теми же самыми причинами. Да, теми же самыми! Они оба чувствовали себя глубоко несчастными. И оба стремились повергнуть свою жизнь и судьбу к стопам одной и той же молодой леди. «Оба! – горько сказал себе Митт. – Что за горелая глупостъ!»

– Ладно! – крикнул он Морилу. – Пусть я ревную! Но ведь и ты тоже! Любой, у кого есть в голове мозги, сказал бы: юношеское увлечение, и все дела. И оно никуда не приведет ни тебя, ни меня!

Лицо Морила медленно порозовело. Он замигал:

– Я… я злился не только поэтому.

– Точно так же, как и я! – крикнул в ответ Митт. – Позволь мне вылезти из воды, и давай спокойно во всем разберемся.

К великому облегчению Митта, мальчишка после непродолжительного раздумья все же протянул свою тонкую мокрую руку, чтобы помочь ему выбраться. Крепко уцепившись за его запястье, Митт пытался окоченевшей левой рукой нащупать какие-нибудь зацепки в камне. То и дело оскальзываясь, он наконец с трудом выкарабкался на вершину валуна. Сапоги словно свинцом налились, а кожаная одежда, казалось, впитала в себя половину всей воды в реке. Когда Митт, с которого текло ручьями, задыхаясь, тяжело опустился на камень, Морил поспешно загородил собой квиддеру:

– Только не намочи ее!

Разумно. Если квиддера испортится, они останутся посреди этой реки навсегда. Митт отодвинулся к краю скалы, где вода могла стекать с него, не причиняя никакого вреда инструменту. Он сильно замерз, его бил озноб, но, к своему удивлению, парень скоро почувствовал, что воздух очень теплый. От его одежды почти сразу же повалил пар.

– Ладно, так что же тебя так задевает? – спросил он.

Морил опустил голову и принялся ковырять каменную крошку в трещине скалы.

– Я… Нет, я не думаю, что за мной охотится весь мир. Я знаю, что весь Юг хочет прикончить меня. Я… я в прошлом году убил их ужас сколько.

– Убил? Этой квиддерой? – удивился Митт.

Морил кивнул:

– Они тогда попытались вторгнуться на Север. Квиддера может двигать горы. Я закрыл перевал Фленн.

– В таком случае ты оказал Норет великую услугу. Причем заранее. Они не смогут добраться до нее сейчас, когда она не готова к встрече с ними, зато, если судить по тому, что я слышал, она сможет обрушиться на них, пройдя по горным тропам, когда захочет.

Он смотрел сверху вниз на опущенную голову Морила, на его мокрые волосы, сделавшиеся из рыжих каштановыми, и почти сочувствовал ему до тех пор, пока менестрель не заговорил снова:

– Ты ничего не понимаешь. Я не смею даже приблизиться к Водяной Горе – там полным-полно южан, – и я не уверен, что тебя и Нависа не послали, чтобы убить меня. Наверно, единственный человек, которому я могу доверять, – это Хестеван.

– Не пори чушь! – отозвался Митт. – Я слышал, как ты сказал Норет, какие вы друзья с Керилом. Вот это взбесило меня так, что дальше некуда.

– Да, но он считает меня ребенком, – пояснил Морил. – А ведь я сделал… сделал такую ужасную вещь, и мне позарез нужно было уйти и разобраться со всем этим самому.

– Ну а вместо этого ты стал разбираться со мной, – заметил Митт. – Если тебя это успокоит, могу, не покривив душой, сказать, что вовсе не считаю тебя ребенком. А сколько тебе лет?

– Будет тринадцать почти через два месяца, – произнес Морил с таким видом, словно выдавал постыдную тайну. – А тебе сколько?

– В Урожай исполнится пятнадцать, – ответил Митт.

– Я думал, ты гораздо старше! – удивленно воскликнул Морил. – Ты, наверно, вырос в каких-нибудь трущобах, да? У тебя такой одновременно и молодой, и старый вид, как у очень многих в Холанде и других тех местах. Но я-то думал, что ты, по крайней мере, не моложе моего брата.

– Там приходится начинать зарабатывать на жизнь, как только научишься стоять на ногах. Но, насколько я понимаю, это относится к нам обоим.

После такой откровенности Митту уже не пришлось взвешивать каждое свое слово. Он преспокойно сел на край скалы и, болтая ногами в мокрых сапогах над стремительно мчавшейся водой, принялся рассказывать Морилу о своей жизни в Холанде, о поездке на Север, а под конец о графине и Кериле. Тут Морил нахмурился.

– Керил мне нравится, – задумчиво и с сомнением произнес он. – Может быть, за всем этим кроется какой-то более глубокий план?

– Нет, – возразил Митт. – Всего лишь устранить Норет, прежде чем она сможет стать королевой.

Лицо Морила вдруг просветлело, как тогда, когда он разговаривал с Норет в тумане.

– Она должна стать королевой! Это очень похоже на старинные предания об Энблит и Танамориле. Я хочу помочь ей. Древние предания во все времена хранят правду!

– Ну-ну, ладно, – прервал его Митт. – Ты заставляешь меня чувствовать себя стариком. Я хотел сказать, что страна должна объединиться, потому что Север беден, как старая бочка, в которой нет ничего, кроме мышей, а Юг богат, вернее, был бы богат, если бы графы не забирали все себе. Норет хочет всех объединить, поэтому я – за нее. Очень простой политический расчет.

Морил рассмеялся:

– Значит, из-за политического расчета ты, как рыцарь из старинной легенды, отправился среди ночи, чтобы украсть для нее кольцо Адона?

– Ну, – смутился Митт, чувствуя, что к его щекам и ушам прилила кровь, – это, думаю, доказало, что я не собираюсь вонзить в нее нож, верно?

– Это вызвало у меня дикую ревность, – честно признался Морил. – Ты должен позволить мне украсть для нее чашу! Помимо всего прочего, у меня тоже политические расчеты. Она считает, что королеве следует взять менестрелей на жалованье, чтобы они жили на одном месте и сочиняли музыку гораздо лучше той, которая может получиться, когда разъезжаешь по всей стране на телеге. Это будет называться Королевской академией. По-моему, потрясающая затея.

– У нее и впрямь полно хороших идей, – согласился Митт. – Мне очень понравился тот выход, который она придумала для шахтеров. Ну ладно, в общем, мы оба на одной стороне. Лучше скажи: ты чувствуешь себя достаточно счастливым для того, чтобы попытаться придумать, как нам выбраться из этой реки?