Книга: Тень горы
Назад: Глава 55
Дальше: Часть 10

Глава 56

Мы с Навином обогнули толпу людей, бегущих из трущоб к пожару в бухте, и оставили мотоциклы у бетонного разделителя посреди шоссе. Горящие лодки видны были даже с трассы. Рыбацкие хижины теснились на темном берегу, но неподалеку от бухты находился ярко освещенный перекресток, и холодный свет фонарей оттенял буйство пожара. Прочные, надежные рыбацкие лодки уже превратились в сморщенные, почерневшие развалины. По краям деревянных бортов окровавленными губами тлели угли.
Лодки спасать было поздно, но пожар еще не перекинулся на хижины. Мы с Навином повязали лица носовыми платками и присоединились к цепочке людей, передававших друг другу ведра с водой. Я стоял между двумя женщинами; ведра мелькали с такой быстротой, что за ними трудно было уследить. С берега доносились крики людей, отрезанных полосой огня, – дети и женщины искали спасения на мелководье. Пожарные бросились к ним на помощь, они вбегали в горящие хижины, выводили жителей. Там и сям вспыхивали лужи пролитого масла и керосина, огонь лизал защитные костюмы пожарных. Неподалеку от меня из вихрящихся клубов дыма выскочил охваченный пламенем человек с ребенком на руках. Мне хотелось броситься на помощь, но я не мог разорвать цепь водоносов.
Сколько страданий и катастроф можно перенести за одну жизнь? Ответ прост: достаточно одного раза, но лучше, если этого не случится никогда.
Внезапно подача ведер прекратилась. Кто упал на колени, кто с надеждой смотрел в небо. Я даже не заметил, как начался дождь. Запах гари и обожженной кожи почему-то напомнил мне об отрубленной голове на обочине дороги в Шри-Ланке. Меня преследовали воспоминания о джунглях.
Дождь превратился в ливень; огонь зашипел под хлещущими струями. Пожарные разламывали остовы хижин. Пожар потушили. Все вокруг заплясали от радости. Я бы тоже заплясал, если бы со мной была Карла.
Я пошел вдоль берега, мимо сожженных лодок, к деревьям в дальнем конце пляжа, где в клубящихся тенях мелькали, приближаясь, чьи-то серые силуэты: то ли призраки, то ли демоны. Вокруг все еще витал иссиня-черный дым – тлели остовы деревянных лодок, за десятки лет насквозь пропитавшихся рыбьим жиром. Из черного дыма и дождя нам навстречу шли люди, посеревшие от дыма и пепла, – это они подожгли лодки, а потом спрятались за деревьями. Потеки ливня оставили черные полосы на перепачканных физиономиях, – казалось, серые тигры вышли на охоту в дымных джунглях. Я с удивлением сообразил, что это «скорпионы». Верзила Хануман, прихрамывая, вышел из тени последним.
Когда страх и любовь сливаются с историей, пусть даже с историей крошечного рыбацкого поселка в Колабской бухте, время по-настоящему замедляется. Биение сердца становится ударами молота, и видишь все одновременно. Здесь тебя уже нет, ты в ином мире, среди мертвых, однако замечаешь мельчайшие подробности, каждую черточку, каждый завиток дыма.
«Скорпионы» шли к нам. За нашими спинами плясали люди. На песке сидели дети, старики и собаки. Среди обугленных хижин стояли пожарные, от обгорелых защитных костюмов струился дымок.
До нас «скорпионам» оставалось метров шестьдесят. Они были вооружены ножами и тесаками. Пожар был первым актом пьесы, и «скорпионы» жаждали достойно завершить представление. Я выхватил ножи и побежал навстречу врагам, не соображая, что делаю. В тот миг мне хотелось предупредить остальных, дать им время убежать, укрыться от нападения. Я отчаянно завопил, сделал три или четыре шага, и все мысли меня покинули. Все звуки исчезли. Я ничего не слышал. Бесплотные крылья напрасных желаний пронзили меня копьями света. Сжимая рукояти ножей, я несся по призрачному беззвучному туннелю, не слыша даже собственного дыхания. Время замерло, превратившись в вечность. Я знал, что, как только достигну цели, все ускорится.
Рядом со мной кто-то бежал. Навин нагнал меня, схватил за футболку, потянул на землю. Я с размаху упал на песок и от боли вернулся в действительность. Крики, сирены и вопли оглушали. Навин, споткнувшись, повалился на меня, вытянул руку, тыкал куда-то пальцем. Я поглядел в том направлении и увидел толпу полицейских. Копы бежали и стреляли на ходу. «Скорпионы» падали наземь, просили пощады. Дилип-Молния уже кого-то пинал.
Мы с Навином по-прежнему лежали на песке. Навин плакал и смеялся одновременно, придерживая меня за плечо. После этой ночи он стал моим настоящим, верным другом. Иногда подвиг – всего лишь отважное безрассудное намерение, и часто именно эта искра отваги разжигает в мужчинах костер дружбы, связывает их крепкими братскими узами.
Мы патрулировали бухту до тех пор, пока не приехали Абдулла, Ахмед и Дылда Тони. Я рассказал им о случившемся, и мы вернулись на концерт, к заливу Бэк-Бей.
Музыканты уже уехали, но студенты остались и передали нам весточку от Дидье, любимца курильщиков, – он отправился навестить Джонни Сигара.
Мы помчались в трущобы, в хижину Дивы.
– Идиот, ты лучше ничего не придумал?! – воскликнула девушка.
– Все в порядке, – ответил я.
– Да я не тебя спрашиваю, а другого идиота. Какого черта ты бросился пожар тушить? У тебя мозги совсем расплавились?
Навин счастливо улыбнулся.
– И с чего это ты такой веселый? – не унималась Дива.
– Ты обо мне волнуешься, – объяснил Навин, шутливо грозя ей пальцем.
– Конечно волнуюсь. Ты только сейчас сообразил? А еще сыщик! Болван ты!
– Ого! – удивился Навин.
– Тебе больше нечего сказать?
– Ого!
– Повтори еще раз, горшком по башке получишь! – завопила Дива. – Лучше заткнись и поцелуй меня.
Поцелую помешал внезапный звон посуды и громкие голоса на улице: по трущобам кто-то шел не разбирая дороги.
Навин велел Диве оставаться с Ситой и в случае опасности уходить из трущоб на берег. Джонни Сигар, Дидье, Навин и я заняли оборону на единственной тропке, ведущей к центру трущоб. В общем гомоне выделялся женский голос, выкрикивавший что-то по-английски. К хижине Дивы, в окружении восторженной толпы, подошла Кавита Сингх.
– Вот, специально для тебя, – сказала журналистка, протянув Диве газету. – Только что из типографии. Я решила, что ты должна первой об этом узнать.
Дива прочла статью на первой полосе, увидела фотографии отца, отдала газету мне и обессиленно прильнула к Навину.
Убийц Мукеша Девнани поймали и посадили в тюрьму. Преступники признались в содеянном. В убийстве обвиняли китайско-африканскую преступную группировку, специализирующуюся на транспортировке наркотиков из Бомбея в Лагос. Полицейские с гордостью объявили о полном уничтожении банды. В раскрытии преступления участвовали правоохранительные органы разных стран. Раджеш Джайн, временно возглавивший группу компаний Девнани, умолял пропавшую наследницу объявиться и вступить в свои законные права. Диве больше ничего не грозило – из мира керосиновых ламп она могла вернуться в мир электрического света.
– Лин, выпить хочешь? – предложил Дидье, отрываясь от разговора с Кавитой.
Журналистка недовольно взглянула на меня.
– Кавита, откуда ты знаешь, что Дива здесь? – спросил я.
– Вы с Карлой связаны незримыми духовными узами, – усмехнулась она, взяла у Дидье фляжку и сделала глоток. – Сам догадайся.
– Что ты имеешь в виду?
– Лин, шел бы ты домой, а? – вздохнула она. – У тебя же дом есть.
Я так и не понял, что ее рассердило, пожал плечами и ушел. Едва я уселся на байк, ко мне подъехал Рави, один из людей Санджая.
– Меня Абдулла прислал, – сказал он, сжимая высокий руль мотоцикла. – «Скорпионы» Амира убили. И Фарид погиб.
– Да снизойдет на них покой, – ответил я. – Что случилось?
– «Скорпионы» волоком вытянули Амира из дома, на улице прирезали.
– Черт возьми!
– А Фарид взбесился, ворвался в полицейский участок и…
– Что?
– Копы разбежались, а Фарид пристрелил трех «скорпионов», которых за поджог в кутузку посадили. Вишну чудом удалось спастись: Хануман его своим телом прикрыл, шесть пуль от Фарида принял. Данду-усача тоже прикончили.
– А сам Фарид как?
– Копы вернулись с подкреплением и в перестрелке убили Фарида. Говорят, шестьдесят пулевых ранений…
– Й’алла.
– Тебе лучше не высовываться, дружище. Там такая заваруха, прямо ковбои и индейцы. Лучше уж я индийцем побуду.
Он завел мотоцикл и уехал, как вестовой в зоне военных действий, – встревоженный и озлобленный. Такие люди, как Рави, есть в каждой банде. До этого он не ведал страха и всегда был невозмутим, однако сейчас его напугала и смерть сорвиголовы Амира, который первым лез в любую драку, и гибель боксера Фарида, доверенного человека Санджая. Да, «скорпионов» убили, но погибли и люди Санджая. Кровавый водопад смертей не прекращался. Сам Рави жил от ночи к ночи. Шла жестокая, бессмысленная война.
Я вернулся в «Амритсар» – сначала надо было выспаться, а потом узнать, что еще происходит в городе, кто из моих торговцев продолжает работу, а кто сбежал. Байк я оставил в переулке за гостиницей – я часто там парковался и на этот раз тоже не заметил ничего подозрительного. Как выяснилось, напрасно. Я стер с боков мотоцикла дорожную пыль и пепел пожара, разогнулся – и передо мной возникла мадам Жу со своими близнецами-телохранителями. Чуть поодаль, сунув руки в карманы курток, стояли два невысоких худощавых парня с голодными глазами: плескуны.
– Мадам, не сочтите за дерзость, – начал я, – но, если ваши плескуны шевельнутся, я за себя не отвечаю. И неизвестно, кто из нас останется в живых.
Она рассмеялась и включила под черной кружевной вуалью фонарик – гибкую светящуюся трубку на батарейках, ожерельем обвивавшую шею. Вуаль крепилась к высокому узорному гребню из чего-то блестящего и черного – наверное, из панцирей громадных пауков. Черное кружево ниспадало на черное шифоновое одеяние, окутавшее мадам Жу от ворота до самых пят. По-видимому, на ногах у нее были туфли на высоченной платформе, потому что скрытое вуалью лицо находилось на уровне моих глаз. Сквозь кружевную завесу струился призрачный свет, призванный подчеркнуть легендарную красоту мадам Жу, но, по-моему, тщетно. Смех не прекращался.
– Мадам, я очень устал, – вздохнул я.
– Сегодня ночью умер твой приятель Викрам, – заявила она, выключая фонарик.
И тут меня осенило: фонарик служил не для освещения, а для выключения. Внезапная темнота превратила лицо мадам Жу в живую, дышащую тень.
– Викрам?
– Он самый, ковбой. Умер.
Я злобно уставился на черное пятно ее лица, думая о плескунах – и о Карле.
– Мадам, я вам не верю.
– Чистая правда, – сказала она, склонив голову набок и следя за мной невидимыми глазами.
Я внимательно наблюдал за плескунами. Их жертвы были мне хорошо знакомы – смазанные черты, туго натянутая кожа, неподвижные лица, жуткие провалы на месте носа и рта, выжженные глаза. Несчастные просили подаяния на улицах города, общались прикосновениями. Я рассердился еще больше – злоба подавляла страх.
– Откуда вы знаете?
– Дело передали в полицию, там провели расследование и объявили смерть самоубийством, – ответила она.
– Не может быть.
– Может, – прошептала мадам Жу. – Так оно и есть. Он вколол себе недельную дозу героина. Оставил предсмертную записку, могу показать копию.
– Мадам, мы встречались всего дважды, но я уже отчаянно жалею о нашем знакомстве.
– Героин ему дала я, – заявила она.
«Нет, только не это!» – мысленно взмолился я.
– Его смерть обошлась мне очень дешево, – со смехом продолжила мадам Жу. – Если бы все мои враги были наркоманами, мне было бы гораздо проще.
Дыхание давалось мне с трудом. Приходилось следить сразу за четырьмя, нет, за пятью противниками, если считать паучиху размером с крохотную женщину по имени мадам Жу.
В темном переулке не было ни души. Город будто вымер.
– Он меня обманул, – прошипела мадам Жу. – Обжулил с драгоценностями. Меня никто не обманывает, особенно насчет драгоценностей. Шантарам, я тебя предупреждаю – оставь ее в покое.
– Послушайте, почему бы вам с Карлой лично не встретиться? Мне интересно посмотреть, как пройдет ваша беседа.
– Дурак, я не о Карле говорю, а о Кавите. Оставь в покое Кавиту Сингх.
Я медленно вытащил ножи. В ладони близнецов скользнули дубинки, спрятанные в рукавах. Плескуны переступили с ноги на ногу, готовясь облить меня кислотой. Мадам Жу стояла на расстоянии вытянутой руки. Я мог схватить мерзавку и бросить ее в плескунов. А что, отличный план. Еще миг – и…
– Давайте разберемся – раз и навсегда, – предложил я.
– Не сегодня, Шантарам. Впрочем, тебе такое часто говорят. – Мадам Жу медленно попятилась, шелестя шифоновым подолом по асфальту.
Ее черная тень распугала крыс в переулке. Плескуны растворились в темноте. Близнецы, сверкая грозными оскалами, отступали шаг в шаг с мадам Жу.
Странно: сначала она угрожала Карле, а теперь переключилась на Кавиту. Пока я боролся с желанием пойти по следу мадам Жу, она скрылась. Я вернулся к себе в номер, выпил, выкурил последние крохи Лизиной божественной дури, потанцевал под музыку и раскрыл блокнот.
Фарид и Амир погибли. Хануман и Данда погибли. Лодки и хижины на берегу сгорели. Викрам умер. Викрам, который любил пародировать Ли Ван Клифа и ездить на поезде. Викрам умер.
Перемены – кровь времени. Мир менялся, истекал временем, колыхался подо мной, как кит, всплывающий на поверхность из морских глубин. Двигались шахматные фигуры. Ничто не оставалось прежним. Я осознал, что перемен к лучшему ожидать пока не стоит.
Недавно умершие – тоже предки. Цепь жизни и любви внушает уважение, когда радуешься жизни, а не скорбишь о смерти. Это всем известно. Так говорят, когда уходят наши близкие.
Осознание того, что смерть – великая истина в бесконечном повторении историй, не умаляет боли утраты, а ранит заботливой лаской. Слезы помогают. Никакой логики в этом нет. Слезы – это безрассудная чистота, суть нашего естества, зеркало того, чем мы станем. Любовь…
Я оплакивал Викрама. Его не убили, а отпустили на свободу; он был узником души, вечный беглец. Я наполнял высохший колодец скорби слезами и танцем. Я стенал и бредил, покрывая страницы блокнота странными строками о том, какой должна быть правда. Рука металась по бумаге, как зверь в клетке. Слезы застили глаза, черная вязь слов становилась черным кружевом вуали мадам Жу. Я уснул, и зловещие сны окутали меня липкой паутиной. Я ждал, когда ко мне медленно подберется смерть.
Назад: Глава 55
Дальше: Часть 10