Глава 55
Мы с Дидье договорились встретиться на концерте. Я завел мотоцикл и поехал к району Кафф-Парейд. У полицейского участка Колабы посреди дороги стоял Аршан, размахивая кухонным ножом и оглашая округу пронзительными воплями. Я остановился и подошел к нему. Вокруг собиралась толпа, но приближаться к нам боялись. Полицейские то ли не замечали, то ли решили не обращать внимания.
– Как дела, дядюшка? – учтиво поинтересовался я, протягивая ему руку.
– Трус! Подлый трус! – выкрикнул Аршан. – Он сына моего избил! Фарзада в больницу увезли с кровоизлиянием в мозг. Выходи, Дилип-Молния, я тебя изувечу!
– Аршан, не нарывайся. Успокойся, не кричи…
С полицейскими бороться бесполезно: если одного припугнуть, он с собой друзей приведет, а если и от них отобьешься, то столько копов набежит, что живым уйти не удастся. Полиция побеждает в любой схватке, иначе им нельзя. С городскими властями у полиции существует негласный договор: копы, как бандиты, каждый день рискуют жизнью и всегда дают отпор прямому нападению. И копы, и бандиты огрызаются, если их задевают, – это закон. Только копы всегда побеждают.
Я медленно увел Аршана с дороги на обочину, вынул нож из ослабевших пальцев и передал какому-то уличному мальчишке. За углом стояло такси. Я усадил в него Аршана, попросил таксиста подождать, оставил байк в надежном месте под надзором еще одного мальчишки. В салоне такси Аршан разрыдался. Я сел рядом с водителем и назвал адрес в районе Кафф-Парейд. Аршан сгорбился на заднем сиденье, закрыв лицо руками. Такси тронулось с места. Я оглянулся: у входа в полицейский участок, грозно подбоченившись, стоял Дилип-Молния.
Аршан остановил машину за квартал от дома и потребовал поговорить со мной наедине. Мы устроились под синим навесом в той самой чайной, где я встречался с Конкэнноном после драки со «скорпионами».
Аршан рассеянно прихлебывал чай.
– Что случилось с Фарзадом? – спросил я.
– У него последнее время голова все время болела. Я рассердился, пришел с Дилипом разбираться, но в тот раз ты меня увел. А у Фарзада головные боли усилились. Мы заставили его пройти обследование, ну и обнаружилось массивное кровоизлияние. Подозревают, что от удара по голове.
– Ужас какой! Мои соболезнования…
– Он у врача сознание потерял, его сразу в реанимацию увезли, он там уже трое суток. Ни на что не реагирует.
– Как это?
– Он в коме.
– В какой больнице?
– Бхатия.
– Там отличные врачи. Все будет хорошо, – сказал я.
– Он умрет, – вздохнул Аршан.
– Ничего подобного. Его спасут. А если Дилип тебя убьет, Фарзаду незачем будет жить. Обещай мне больше так не делать.
– Я… Нет, не могу.
– Можешь и должен. На тебя многие надеются.
– Ох, ты не понимаешь… Я его нашел.
– Кого?
– Не кого, а что. Сокровище.
– Что ты нашел?
– Сокровище.
До нас донесся перезвон – в местном храме начиналась молитва, монахи звонили в колокольчики.
– То самое сокровище?
– Да.
– Когда?
Он невидящим взглядом уставился себе под ноги. Пустой стакан выпал из дрожащих пальцев. Я поймал стакан и поставил на стол.
– Две недели назад.
– Прекрасная новость, Аршан. Родные, наверное, обрадовались?
– Я им ничего не сказал.
– Почему? – удивился я.
– Сначала не стал говорить, чтобы не потерять то, что есть… – медленно произнес он. – Нам было так интересно сокровище искать… всем вместе. Мы были счастливы. Я знал, что если его найти, то все изменится. Не может не измениться. Поэтому и держал все в секрете.
– А теперь что случилось?
– Когда Фарзаду стало плохо, я понял, что не говорил о сокровище из жадности, – в душе не хотел ни с кем делиться, будто оно только мне принадлежит. Сначала мне это нравилось.
– На твоем месте любой себя повел бы точно так же. Но ты, Аршан, настоящий мужчина, знаешь, как поступать правильно.
– Понимаешь, когда Фарзада избили, я не стал жаловаться, боялся, что мне помешают сокровище искать. Из-за этого проклятого сокровища я сыном пожертвовал!
– Ну, не ты же его по голове бил. Мне вот тоже от Дилипа досталось… К счастью, мерзавец меня не изувечил, а Фарзаду просто не повезло. Твоей вины в этом нет.
– Я… я только о себе думал.
– А сейчас самое время вспомнить об остальных. Да и сокровище пригодится: наймешь для Фарзада самых лучших врачей, его вылечат.
– Думаешь, пригодится?
– Не знаю. Я вообще ничего не знаю, но, по-моему, попытаться стоит. В любом случае ты обязан сказать родственникам, что нашел сокровище. Чем дольше скрываешь, тем меньше тебе доверяют. Прямо сегодня им и расскажи.
– Да, ты прав, – вздохнул Аршан, расправляя плечи.
– Только мне больше ничего не говори. Не обижайся, просто я о сокровищах знать ничего не желаю. Понимаешь почему?
– Да. Странный ты человек, Лин, но хороший.
Я проводил его до дома. За дверью Анахита, жена Аршана, громогласно выражала свое недовольство:
– Я для храма семь хлебов испекла, за Фарзада помолиться! А ты, как всегда, опаздываешь! – Она приоткрыла дверь, взглянула на мужа, охнула и бросилась его обнимать. – Что, что случилось, любимый мой?
– Я должен вам кое-что рассказать, возлюбленная моя. – Он оперся на плечо жены и скрылся за алыми занавесями. – Позови остальных.
– Да-да, конечно, милый, – ответила она.
– Прости, что опоздал, – рассеянно пробормотал Аршан.
– Ничего страшного, милый.
Моего ухода никто не заметил. Я принялся ловить такси. Из особняка доносились восторженные восклицания и счастливые выкрики.
Я расплатился с мальчишкой, сторожившим мой байк, но он вернул мне деньги и прибавил горсть мелочи. Похоже, юнец был из дрифтеров и на жизнь зарабатывал тем, что приторговывал наркотой с автомобилей и мотоциклов, оставленных под присмотр. Когда я слыл человеком Санджая, подобная наглость была немыслима. Мальчишка знал, что наглеет, но решил проверить, знаю ли об этом я, поэтому и делился со мной выручкой. Я ухватил его за ворот и запихнул деньги в карман:
– Тебе кто позволил с моего мотоцикла торговать, а, Сид?
– Линбаба, времена трудные, на Мохаммед-Али-роуд афганцы засели, «скорпионы» повсюду шныряют, вот и не знаешь, где наркоту сбывать.
– Немедленно проси прощения.
– Ох, прости меня, Линбаба.
– Не передо мной извиняйся, а перед мотоциклом. Я же оставил тебя за ним присматривать. Ну, проси прощения! – прикрикнул я, крепко держа его за рубаху, – вертлявый парень в любой момент мог сбежать.
Он наклонился к мотоциклу, почтительно сложил ладони, прижал их ко лбу.
– Прости меня, уважаемый мотоцикл-джи, за дурной поступок. Я больше так не буду, – сказал он и потянулся погладить сверкающую приборную панель.
– Эй, руки не распускай! – одернул его я. – Смотри, чтобы больше этого не повторилось.
– Не повторится, сэр.
– И дружкам своим скажи, чтобы на мой байк не зарились.
– Обязательно скажу, сэр.
К заливу Бэк-Бей я отправился в объезд – не хотелось снова проезжать мимо дома Аршана, думать о сокровище и о Фарзаде. Мне было грустно – в самый раз для джаза. Я припарковал байк рядом с мотоциклом Навина, неподалеку от толпы студентов, рассевшихся на берегу. Люди, возбужденные музыкой, восхищенно перешептывались. Я стоял, сунув руки в карманы, слушал джаз и думал, что Карле понравилось бы представление.
– Музыканты, черт бы их побрал, – пробормотал Навин у меня за спиной.
Он уныло смотрел на Диву, сидевшую у ног Рагхава, красавца-гитариста. Мы с Рагхавом поддерживали приятельские отношения – хороший парень, таланта ему не занимать, но я прекрасно понимал, что Навин имеет в виду.
– Да уж, – вздохнул я.
О присутствии Дивы знали только мы и ее подруги-Дивушки, устроившиеся рядом с Дидье на лужайке. Дива преобразилась до неузнаваемости: ни грамма косметики, на лбу – граненая стекляшка-бинди, медные серьги в ушах, пластмассовые браслеты на запястьях, сари и сандалии – из дешевого ларька, последний писк трущобной моды. Как ни странно, наряд ей шел, как, впрочем, и всем обитателям трущоб. Больше всего меня беспокоили Дивушки.
– А они зачем увязались?
– Я их пытался отогнать, – вздохнул Навин. – Сам попробуй, может, получится. Они поклялись держать все в секрете. Диву жалко, она две недели в трущобах безвылазно сидит, понимаешь? Тяжело ей.
– Да, твоя правда. Ну, студенты Диву вряд ли узнают. Считай, трущобный маскарад удался.
– Знал бы ты, как она теперь ругается! Я на днях ненароком подслушал, как девчонки учили ее парней отваживать. Впечатляет, ничего не скажешь.
– Догадываюсь. Не забывай, я сам в трущобах жил, прекрасно помню, что тирада начинается с лауда лехсун и заканчивается сала лукка. Нет уж, избавь меня от этого сомнительного удовольствия!
– Амин.
– А Дивушки в трущобы не заглядывали?
Он рассмеялся. Я нахмурился – меня заботила безопасность Джонни Сигара и его родных, поэтому было не до смеха.
– Смешно, да? – спросил я.
– Ага, – ухмыльнулся он.
– Это почему еще?
– Да мы с Дидье поспорили, придут Дивушки в трущобы или побоятся.
– Почему, я тебя спрашиваю?
– Дидье пригласил их в трущобы, мол, проведем ночь с привидениями, – смущенно признался Навин. – Только похоже, трущобы Дивушек пугают больше, чем привидения. Вот мы с Дидье и поспорили: если они все-таки придут, то я с Бенисией гонки устрою.
Навин хорошо ездил на мотоцикле, а колабские гонщики научили его всяким трюкам, но на гонки с Бенисией мало кто решался. Эта испанка уже несколько лет жила в Бомбее, покупала раджастханские украшения и перепродавала их в Барселоне. Держалась она особняком, ни с кем не дружила, но, когда садилась на свой винтажный мотоцикл, обогнать ее не удавалось никому.
– Ты с Бенисией знаком? – удивился я.
– Нет пока, – ответил Навин.
– Так ты всерьез собрался с ней гонки устраивать?
– Конечно, – улыбнулся он и подозрительно уставился на меня. – Ты что, сам решил Дивушек в трущобы заманить?
– Туда никого лучше не приглашать, – объяснил я. – Диву приютила семья Джонни Сигара, так что им всем грозит опасность, пока убийц не нашли.
– Да-да, ты прав, – смутился Навин. – Прости, я как-то об этом не подумал… Может, я Дивушек отговорю, пока Дива их не уболтала…
– Ничего страшного. Если они все-таки в трущобы заявятся, а Бенисия согласится на гонку, я сам на тебя тысячу долларов поставлю.
– Ты серьезно?
– Вполне, – ответил я, протягивая ему купюры.
– Заметано! – воскликнул Навин, и мы обменялись рукопожатием. – Слушай, как там Карла?
– Нормально, – неохотно ответил я. – А как у тебя с Дивой идут дела?
– Она меня с ума сведет.
– А она об этом знает?
– Знает ли она, что сводит меня с ума? – забеспокоился он.
– Что ты в нее влюблен, – пояснил я, следя за его реакцией.
Он ничем себя не выдал, только покрепче сжал челюсти и посмотрел на Диву, которая радостно хлопала в ладоши.
Студенты бродили по лужайкам, смеялись, разговаривали, сидели парочками на траве, зачарованно перешептывались, украдкой обнимались, держались за руки, а самые смелые даже целовались – в те годы бомбейская молодежь вела себя вполне невинно по современным меркам. Юные влюбленные, не задумываясь о тяжелом наследии города, наслаждались музыкой, эхом отражавшейся от высоток неподалеку. Эти юноши и девушки носили модную одежду, курили марихуану, пили дешевый ром и слушали джаз у моря, однако учились прилежно и старательно, получали отличные оценки. Детей, в отличие от родителей, нисколько не волновало, какую веру исповедуют их сокурсники и к какой касте принадлежат. В Городе семи островов они были первым признаком грядущих перемен. В будущем, став промышленниками и политиками, они начнут прокладывать свой жизненный путь по иным звездам.
Подруги Дивы с хохотом льнули к Дидье. Музыка их не интересовала. Они слушали Дидье, сдавленно прыскали и корчили удивленные гримасы. Дидье заметил меня, извинился и, поднявшись, пожал мне руку:
– Ты почему задержался?
«Почему? Потому что Аршан нашел сокровище и решил напасть на полицейский участок», – подумал я, а вслух произнес:
– Потом расскажу. Как дела?
Дидье, не обращая на меня внимания, обернулся к Дивушкам и возбужденно жестикулировал.
– Как дела, спрашиваю, – повторил я.
– Мои очаровательные спутницы желают с тобой познакомиться, – объяснил он, картинно взмахнув рукой.
На лицах Дивушек возникло нечто, отдаленно напоминавшее улыбку. Я поморщился. Видимо, девушкам вспомнились какие-то россказни Дидье, и страх постепенно сменился любопытством. Дивушки вскинули ладони и изобразили приветствие, робко шевеля пальцами. Впрочем, может быть, они пытались отвести дурной глаз. Внезапно улыбки снова стали напряженными – я так и не понял почему. Мужчинам всегда сложно понять, что именно означает выражение хорошенького женского личика в тот или иной момент. Дивушки на удивление ловко вскочили и медленно двинулись к нам, ритмично раскачиваясь и в такт музыке шаркая босыми ногами по траве, залитой лунным светом. Я мгновенно оценил превосходно отрепетированный танец – соблазнительные движения женских бедер всегда вызывают у мужчин предсказуемую реакцию.
– Если спросят, кого ты убил, я им все объясню, не волнуйся, – шепнул мне Дидье.
– Я никого не убивал! – возмутился я.
– Правда, что ли? А почему мне всегда кажется, что убивал? – недоверчиво осведомился он.
– Привет! – воскликнула одна Дивушка.
– Привет! – эхом повторила вторая.
– Ах, как я рад вас видеть! – улыбнулся я. – Подождите, моя жена вот-вот из церкви вернется.
– Твоя жена? – переспросила одна.
– Из церкви? – удивилась вторая.
– Ну да, она с детьми туда ушла. У нас четверо малышей, от года до четырех лет. Хороших нянь найти трудно, а дети нам с женой все нервы измотали.
– Фи-и-и! – завизжали обе.
– Мне вас рекомендовали, – с невинным видом продолжил я. – Дидье сказал, что вы свободны по понедельникам, средам и пятницам, за двадцать рупий в час.
Они фыркнули и вприпрыжку отбежали к двум симпатичным парням, игравшим у Рагхава на таблах.
– Что ты наделал! – огорчился Дидье.
– Ты же собирался им объяснить, кого я убил, – напомнил я.
– Я хороший рассказчик, это всем известно, – недовольно забормотал он. – Подумаешь, преувеличил немного, из любви к искусству. Приукрасил. Если бы я про тебя только правду рассказывал, то никто, кроме меня, тобой бы не интересовался. Ну, может быть, еще Навину ты был бы любопытен, но в этом я не уверен.
– Что происходит, Дидье?! – с притворной обидой спросил я. – Что, на этой неделе положено Шантарама пинать почем зря? Прекрати, с меня на сегодня хватит.
Ответить он не успел.
– Пожар! – раздался пронзительный крик.
На берегу, чуть поодаль, плясали языки пламени.
– Рыбацкие хижины горят! – воскликнул Навин.
Я бросился к мотоциклу.
– Оставайся с Дивой! – велел Навин Дидье.
– Со мной они в безопасности, – воскликнул Дидье и сгреб в охапку Диву и Дивушек. – А вы поосторожнее там!