Я припарковал мотоцикл за квартал до особняка. Мы с Дидье остались ждать на тихой стороне улицы. Сквозь деревья луна слагала строфы на асфальте. Дорогу, располосованную штрихами света и тени, перебежал черный кот.

– Вот уж подарок судьбы, – вздохнул Дидье. – Черная кошка.

Мы подошли к воротам. Я оглядел длинную улицу – редкие машины, все спокойно.

– Дидье, может, ты меня здесь подождешь?

– Да как ты смеешь! – возмутился он.

– Ну прости.

Я толкнул створку ворот, пересек двор и уже собрался нажать кнопку звонка, как Дидье меня остановил и, помедлив, позвонил сам.

За витражными стеклами возникла чья-то фигура – к дверям медленно, опираясь на палку, шел громила Хануман.

Он открыл дверь, увидел меня и сощурился:

– Ты опять пришел?

– Расскажи про Пакистан, – попросил я.

Он сдавил мне плечо, как грейпфрут, и втащил меня в коридор. Из дверей в конце коридора высыпала толпа здоровых парней. Хануман толкнул меня в спину.

– Магачуд! Баинчуд! Ганду! Сала! – Парни бешено вращали глазами и сгорали от желания накинуться на меня.

Любое оружие несет смерть. Вооруженные здоровяки своих намерений не скрывали, и мне стало страшно: я не ожидал такого приема, но бандиты, по определению, не играют по правилам.

Волосатый толстяк в белой майке медленно наставил на меня обрез двенадцатого калибра. Хануман обыскал меня, удостоверился, что пистолета нет, задрал мне рубаху на спине, открыв перевязь с ножами, и нарочито зевнул. Бандиты расхохотались. Хануман обернулся к Дидье. Мой приятель предостерегающе воздел руку, вынул из кармана самозарядный пистолет и протянул его Хануману.

Чуть дальше по коридору приотворилась дверь.

– Ты мне порог не обил, а напрочь в пыль стер, – сказал Вишну. – Ну заходи уж, не волнуй людей почем зря. – С этими словами он вернулся к себе в кабинет.

Хануман снова толкнул меня в спину, и мы вошли.

В кабинете стоял письменный стол красного дерева, два мягких кресла для посетителей и ряд деревянных стульев под стенами, оклеенными политическими и религиозными плакатами. Книг не было. Наружные камеры наблюдения передавали изображения на монитор компьютера.

У порога Вишну сказал что-то Хануману, тот согласно закивал и вышел.

Вишну остался с нами наедине – смелое, но рискованное решение. Он налил в бокалы бурбона со льдом, протянул нам с Дидье и уселся за стол в офисное кресло. Мы с Дидье заняли кресла для посетителей.

– Мсье Леви? – осведомился Вишну. – Рад наконец-то встретиться с вами. Премного наслышан.

– Enchanté, monsieur, – ответил Дидье.

– Моя жена больна, – заявил мне Вишну. – С ней врач и две сиделки. Я хочу быть рядом с ней. Мои люди вызверились на тебя, потому что моя жена здесь, с нами. Я бы и сам тебя с радостью убил. Ты что, с ума сошел? Зачем ты сюда приперся?

– Прости, я не знал, что твоя жена больна. Не буду нарушать ее покой. – Я встал и направился к двери. – Поговорим в другом месте. В другой раз.

– Сядь! – остановил меня Вишну. – В чем дело?

– Я понимаю, ты волнуешься, как бы с твоей женой чего дурного не случилось, – начал я, снова усаживаясь в кресло. – Видишь ли, с моей подругой кое-что случилось. Она умерла. От таблеток, которые ей дал человек, пользующийся твоей протекцией. Я пришел к тебе просить разрешения на разговор с этим человеком – на улице, на нейтральной территории.

– Ну и ждал бы его на улице.

– Я не привык околачиваться в подворотне, лучше в парадную дверь позвонить. Вот поэтому я и решил прийти к тебе, надеясь, что ты позволишь мне с ним поговорить, – он же на тебя работает.

– И что ты хочешь знать?

– То, что ему известно, – имя человека, который дал моей подруге таблетки.

– А что мне за это будет?

– Что пожелаешь. По справедливости.

– Одолжение? – ухмыльнулся он.

– Для меня это не пустяк, – ответил я. – Если позволишь мне поговорить с этим человеком, я сделаю все, что попросишь. По справедливости. Обещаю.

– Не желаете ли сигару? – предложил Вишну.

– Нет, спасибо, – отказался я.

– С удовольствием. – Дидье взял сигару, вдохнул ее аромат. – Ах, Вишнудада, если вы собираетесь нас убить, то в такой обстановке я почти готов принять смерть.

Вишну рассмеялся.

– Когда мне было семнадцать, я что-то похожее учудил, – сказал он с неприятной улыбочкой. – Принес чай в гостиную местного главаря банды, опустил поднос на стол и приставил нож к горлу мерзавца.

– А потом? – с любопытством спросил Дидье.

– А потом предупредил, что, если его люди не прекратят приставать к моей сестре, я вернусь и перережу ему горло.

– Он вас наказал? – спросил Дидье.

– Да. Он взял меня в свою банду. – Вишну пригубил бурбон. – Но хоть ты и напоминаешь мне о днях бесшабашной юности, Лин, я не одобряю твоего поступка. Ты явился ко мне домой. Кого именно ты разыскиваешь?

– Ирландца. Конкэннона.

– Увы, ты опоздал. Его здесь нет.

– Он сегодня днем здесь был, мсье, – негромко заметил Дидье.

– Да, мсье Леви, был. Но он не сидит на месте – дела, понимаете ли. Ирландец ушел отсюда три часа назад. Меня не интересует, куда он отправился.

– В таком случае прошу прощения, что мы нарушили покой твоей жены, – сказал я. – Нам пора.

Он повелительно махнул рукой, не позволяя мне подняться:

– Говорят, ты ушел от Санджая.

– Да.

– С вашего позволения, Вишнудада, – сказал Дидье, пытаясь сменить тему разговора. – Вы не были знакомы с погибшей, но я имел честь с ней дружить. Она была человеком достойным, весьма необычным. Драгоценным, редким цветком. Ее утрата для нас невыносима.

– А для меня невыносимо то, что вы вторглись в мой дом, мсье Леви. Порядок есть порядок. Правила игры следует соблюдать.

– Увы, вы правы, – ответил Дидье. – Однако любовь – одновременно и богач и бедняк, и хозяин и раб. И обе ее ипостаси одинаково плохи.

– Позвольте мне объяснить вам кое-что о бедняках, – сказал Вишну, снова наполняя наши бокалы. Краем глаза он следил за мной.

– Да-да, конечно, – кивнул Дидье, затягиваясь сигарой.

– Если построить им дом, то они сломают пол, чтобы сидеть на земле. Если пол будет прочным, то они принесут землю в дом. Я – хозяин строительной фирмы, мне это знакомо. Так что скажешь, Шантарам?

Сказать ему: «Ты – мегаломаньяк и умрешь насильственной смертью»?

– По-моему, это слова человека, который ненавидит бедняков.

– Между прочим, бедняков никто не любит, – возразил он. – Даже сами бедняки. Дело в том, что некоторые рождены повелевать, но большинство рождены, чтобы подчиняться. Ты сделал шаг в верном направлении.

– Какой шаг?

– Ты ушел от Санджая. Да, конечно, это крошечный шажок. Если присоединишься ко мне и расскажешь все, что тебе известно о Санджае, то станешь повелителем, а не подчиненным. Вдобавок я тебя щедро награжу.

Я встал:

– Еще раз прошу прощения за неожиданное вторжение. Знай мы, что здесь твои близкие, мы бы сюда не пришли. Твои люди нас выпустят? Без шума, чтобы никого не потревожить?

– Мои люди? – рассмеялся Вишну.

– Да, твои люди.

– Мои люди вас не тронут. Обещаю, – сказал он.

Я направился к выходу, но Вишну меня остановил:

– Ирландец – не единственный, который знает, что произошло.

Я обернулся к нему. Дидье подошел и встал рядом.

– С ними был шофер, – сказал Вишну. – Мой шофер. Они приехали в моем черном лимузине.

– В твоем?

– Да. Ирландец попросил машину на вечер, потому что его недавно ранили, но он хотел прогуляться. Я дал ему своего шофера.

– И где теперь шофер?

– Он тебе ничего не скажет.

– Посмотрим, – процедил я.

– Он умер, – заявил Вишну. – Но перед смертью рассказал мне все, что знал.

– Чего ты добиваешься?

– Ты знаешь чего. Я не желаю, чтобы Санджай наводнил бомбейские улицы пакистанским оружием и боевиками.

– Не преувеличивай… – начал я.

– Отрицать это бесполезно, – оборвал он меня и, распаляясь, повысил голос. – Арабские деньги, учебные центры в Пакистане. Исламские воины уже маршируют по миру, вот-вот захватят Афганистан. Это будет первый, но далеко не последний шаг священного воинства. Если ты не понимаешь, что это означает, то ты полный идиот.

– Не кричи, жену разбудишь, – ответил я. – Вишну, я не собираюсь вести с тобой политические дебаты. Мне нужен ирландец.

– Оставь в покое мою жену. И ирландца тоже. Не о них речь. Скажи, что ты обо всем этом думаешь? Вы здесь оба не первый год, ощутили на себе любовь матери-Индии. Какую позицию вы занимаете?

Я посмотрел на Дидье. Он пожал плечами.

– Главный конфликт происходит между суннитами и шиитами, – неохотно ответил я. – Мусульмане убивают куда больше собратьев по вере, чем неверных. Бомбы рвутся в мечетях и на рынках. Мы в этом конфликте не участвуем, и вмешиваться нам не следует. Это междоусобная вражда, которую не остановят бомбежки и введение вооруженных сил других стран.

– А у индийцев есть причина участвовать в этом конфликте, – серьезно заявил Вишну, сжимая кулаки. – Кашмир. Поэтому они на нас и наседают, хотят превратить Кашмир в независимое исламское государство. Ты-то что думаешь насчет Кашмира?

– Кашмирский конфликт неразрешим. В нем победителей не будет. Туда надо послать миротворческие силы ООН для защиты местного населения и начать переговоры.

– А если бы такое происходило на твоей родине? Ты бы тоже так считал?

– Он прав, – заметил Дидье, махнув сигарой.

Я посмотрел на него и перевел взгляд на Вишну:

– У меня больше нет ни родины, ни любимой женщины. А у тебя есть информация о человеке, который убил мою подругу?

Он рассмеялся и мельком поглядел на стенные часы. Внезапно я сообразил, что он тянет время.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Дилип-Молния в сопровождении шести полицейских. Два копа схватили меня за локти, еще два сгребли в охапку Дидье.

Дилип-Молния подошел ко мне вплотную. Жирное пузо выпирало из рубашки.

– Я тебя искал, Шантарам, – заявил он. – Вопросы поднакопились.

Вишну ухмыльнулся. Дилип-Молния подтолкнул меня к выходу.

– Погодите! – окликнул Вишну и ткнул пальцем в Дидье. – Мсье Леви останется, мы еще не закончили обсуждать кое-какие дела.

– Джарур, – кивнул Дилип.

Копы выпустили Дидье, и он вопросительно посмотрел на меня, будто спрашивая, стоит ли сопротивляться. Я помотал головой, и он едва заметно улыбнулся, вселяя смелость в пустыню моего сердца, где уже заметался страх. Мы и прежде попадали в лапы Дилипа-Молнии и знали, что нас ждут пинки и удары дубинки, – он не успокоится, пока не устанет.