13
Кейти

Эд вел машину, выставив локоть в окно, и в полуденном солнце его рука казалась красновато-коричневой. Кейти смотрела, как мимо ярко-зелеными полосами проносились виноградники Маргарет-Ривер; гуляющий по салону ветерок слегка ворошил ее волосы.

– Есть винодельня, – начал он, нащупывая возле рычага переключения передач брошюрку, – которая устраивает экскурсии, включающие весь цикл производства – вплоть до розлива по бутылкам. Здесь где-то об этом сказано. – Он протянул брошюрку Кейти. – Глядя на то, как мы потребляем это зелье, было бы интересно узнать, как оно делается. Как считаешь? А в конце предполагается дегустация. Может, заказать? – с надеждой спросил он.

Кейти в данный момент думала о том, что целью ее приезда в Маргарет-Ривер была совсем не экскурсия на винодельню, а Миа. Но вслух она сказала:

– Да, давай.

До отъезда Эда оставалось всего три дня, и она хотела, чтобы они провели их хорошо.

– Я тут думал насчет вина для нашей свадьбы. Из белых сомелье из Хайдаун-Мэнор предложил пино-гриджио. Думаю, калифорнийское. Пока тебя не было, я как-то заказал бутылку, и, должен тебе сказать, оно оказалось лучше, чем я ожидал. И, кстати, никакого похмельного синдрома.

– Отлично, – отозвалась она, глядя на обочину, где лежал мертвый кенгуру с раздувшимся животом; возле его безжизненных черных глаз роились мухи.

– Да, забыл сообщить: Джесс сказала, что получила платье для подружки невесты. И подправлять ничего не надо. Она предложила заняться поиском туфель, если у тебя будет плохо со временем.

– Она должна была стать одной из двух подружек невесты.

Эд взглянул на нее. Она даже не поняла, что произнесла это вслух.

– Ты случайно не раздумала готовиться к свадьбе?

Из-за этого неожиданного вопроса ход ее мыслей прервался.

– Конечно, нет.

– Но что?

Кейти свернула брошюрку про винодельни в трубочку, затем вновь разгладила ее.

– Просто тяжело сознавать, что Миа больше нет.

Она представляла, как они готовятся вместе: Миа подтрунивает над ней из-за скрупулезно составленного графика с жесткими временными рамками на завтрак, маникюр, стилиста-парикмахера и визажиста. Их прошлые неурядицы оказались бы на день забытыми, и они бы выпили из высоких фужеров шампанского за свою мать. Миа помогла бы ей облачиться в свадебное платье, сказала бы, какое оно красивое, а потом проклинала бы тридцать пуговок из слоновой кости, которые ей пришлось бы застегивать.

– Я понимаю, милая. Я много думал, не имеет ли смысл все отложить. Но что бы изменилось, если бы мы отложили свадьбу – ну, скажем, на год? Миа бы от этого не воскресла. И я пришел к выводу, что нам не стоит менять того, что мы запланировали, потому что это поможет нам сосредоточиться на чем-то позитивном. Ведь жизнь продолжается – правда? И наша свадьба могла бы стать первым тому подтверждением.

Вот в этом-то состояла проблема: она не была готова к тому, что ее жизнь продолжится без Миа.

Эд свернул на бензоколонку.

– Заправлюсь. – Он заглушил двигатель и, наклонившись к ней, поцеловал ее в щеку. Беседа на этом завершилась.

При выключенном кондиционере машину окутала жара. Кейти одернула платье – подкладка противно приставала к телу. Ей очень хотелось побыстрее добраться до гостиницы и встать под холодный душ. В автомобильных поездках ей неизменно становилось неуютно и липко – то ли от липких кожаных сидений, то ли от чрезмерно сладких, обволакивающих зубы традиционных дорожных «перекусов». Опустив стекло, она вдохнула бензиновые испарения.

К параллельной заправочной колонке подкатил обшарпанный пикап – из окон с опущенными стеклами доносилась музыка. В кузове лежали доски для серфинга, а на пассажирском сиденье, положив ноги на приборную панель, сидела девушка в возрасте Миа. Ногти на ее ногах были накрашены ярко-синим лаком. Из кабины появился парень в стоптанных шлепанцах с грязными потрескавшимися пятками. Открыв горловину бензобака, он с грохотом вставил туда заправочный шланг. Наблюдая за происходящим, Кейти невольно подумала, не похож ли он на Ноя – загадочного персонажа, который то и дело появлялся в записях Миа.

Она чувствовала себя непрошеным гостем, без разрешения подглядывавшим за интимными подробностями их романа, но не могла оторваться от чтения страниц, на которых сестра описывала свои чувства. Кейти прочла, что на следующий день после того, как Миа вновь повстречала Ноя, она забралась на пассажирское сиденье его микроавтобуса, в котором пахло неопреном и подогретой смазкой для досок, и они, поднимая пыль, понеслись по грунтовым дорогам на пустынный пляж. Они доплыли до крохотного островка и, раздевшись догола, улеглись на горячие от солнца скалы. Ной рассказывал ей о подводной охоте и о том, как косяк испанской макрели, собравшись у него над головой серебристой вороной, своей красотой отбил всякое желание охотиться. Она рассказывала ему о путешествиях, и об океане, и о книгах Хемингуэя, благодаря которым ощутила страсть как к одному, так и к другому.

Миа посвящала Ною страницу за страницей, украшая свои записи рисунками на полях. Она описывала все их разговоры и дословно изложила беседу о музыке. В некоторых записях сквозило сомнение: она недоумевала, почему по ночам Ной предпочитал спать один, и была склонна трактовать его молчание как охлаждение. О Финне упоминалось лишь мимолетом, и Кейти ловила себя на том, что ей не хватает эпизодов с его участием.

Эд наклонился к окну.

– Хочешь что-нибудь?

– Нет, спасибо.

Она смотрела, как он, вращая на пальце ключи от машины, подошел к киоску. Развернувшись на сиденье, она дотянулась до дневника Миа, положив его себе на колени, открыла запись, на которой остановилась. Ее внимание привлекла дата: Рождество.

Она вспомнила, что в тот день они разговаривали. Телефонный звонок застал ее буквально на пороге, и она побежала по прихожей с бившей по ногам сумочкой. Услышав голос сестры, Кейти обрадовалась. Однако их беседа, обещавшая стать радостно-праздничной, обернулась полным разочарованием. Сделанная в дневнике запись могла передать мнение Миа о том разговоре, и от мысли об этом Кейти вдруг стало страшно. Осознав, что этот телефонный звонок послужил лишь своего рода прелюдией к их последней жуткой размолвке неделями позже, она прикусила губу.

Эд вернулся и высыпал между ней и собой пригоршню ментоловых конфеток.

– Здешний парнишка сказал, что мы всего в паре километров от гостиницы.

Она кивнула.

Запустив двигатель, он посмотрел на дневник.

– Что случилось?

– Да так, ничего, – ответила она, убирая его в сторону.

– Кейти?

Она сглотнула.

– Я думаю, что в следующей записи Миа опишет нашу с ней размолвку. Я помню, как она звонила мне из Маргарет-Ривер.

Выехав со станции, Эд резко газанул, чтобы вклиниться между стремительно несущимися машинами. Перестроившись в нужный ряд, сказал:

– Боишься, что тебе будет тяжело читать?

– Не знаю.

– А что случилось?

Она замялась.

– Так, сестринские разборки.

– И когда это было?

– В Рождество.

Он приподнял брови:

– Это после того, как я попросил твоей руки?

– Разве? – удивилась Кейти, стараясь придать своему тону непринужденность.

Остаток пути они проехали в молчании. Эд остановил машину перед высоким особняком с солидной зеленой дверью и медным дверным кольцом. Здесь уж точно не предполагалось ни двухъярусных коек, ни гитарного бренчания.

– Пойду получу ключи и подниму вещи. Может, пройдешься по городку, проветришься?

– Пожалуй, я бы приняла душ и отдохнула.

– Прогуляться было бы неплохо. Взглянула бы на рестораны. Посмотрела, куда бы ты хотела пойти поужинать.

– Хорошо, – согласилась она, отстегивая ремень безопасности.

– Может, прочтем ту запись в дневнике вместе, когда ты вернешься, если тебе так будет легче?

Кейти улыбнулась в ответ, но у нее не было ни малейшего желания читать дневник вместе с Эдом. Да и как можно читать вместе, если разговор тогда был о нем.

Кейти бродила по маленькому городку под названием Маргарет-Ривер, глядя на витрины магазинов. Жар исходил от раскаленных солнцем тротуаров и кузовов припаркованных машин, и она чувстововала, как пот выступает даже под коленями.

Проходя мимо художественной галереи с элегантным синим фасадом и выставленными в окнах картинами белых парусников, она остановилась, восхищенная плавными линиями наполненных ветром могучих парусов и мастерством, с которым художнику удалось запечатлеть отраженные в воде вечерние отблески.

Возвестивший о ее приходе в галерею звон колокольчика заставил рыжеволосого мужчину оторваться от книги. Улыбнувшись ей в знак приветствия, он вернулся к чтению.

Снежно-белые стены были увешаны картинами, и Кейти принялась рассматривать ту, что располагалась под решеткой кондиционера, с наслаждением ощущая на шее холодный воздух. Картина представляла собой абстракцию с женской рукой. Исходя из тонюсеньких линий, разбегавшихся по костяшкам пальцев, и бороздок на коротких ногтях, Кейти предположила, что рука принадлежала женщине в возрасте пятидесяти-шестидесяти лет. Рука держала дешевенькую шариковую ручку с обгрызанным пластиковым концом, что совершенно противоречило вальяжной манере, с которой эта ручка была занесена над качественной бумагой для письма. Художник скрыл бо́льшую часть слов, и в глаза бросалась лишь одна строчка: «Когда мы были молоды».

Кейти совсем забыла, что Миа превосходно писала письма. Когда Кейти училась в университете, она была ее постоянным корреспондентом. Встречаясь лицом к лицу, они могли ссориться, их телефонные разговоры порой заканчивались размолвками, но в письмах у них возникал легкий и непринужденный диалог. Миа писала в разговорном стиле, перескакивая с одной мысли на другую, ее отступления восхищали сестру, и она увлеченно вчитывалась в них. Кейти отвечала на ее письма, рассказывала о своих влюбленностях, о походах в ночные клубы, красочно описывала университетскую жизнь в надежде на то, что Миа ею заинтересуется. Однако при встрече – даже если она происходила вскоре после прочтения очередного теплого и доверительного письма, – они вновь принимались за старое, ругаясь по любому поводу.

Кейти переходила от картины к картине, наслаждаясь разнообразием произведений, выставленных в маленькой галерее. В конце помещения разместились три стеллажа со всевозможными художественными принадлежностями, и ей вдруг захотелось выбрать себе акриловую краску. У нее неожиданно возникло желание окунуть в краску кисть и провести ею по чистому холсту. В школе она проявляла склонность к рисованию – способность отразить на бумаге то, что не представлялось возможным в реальной жизни. Ей нравилась тишина помещения для художественных занятий с его прямоугольными столами и резким запахом растворителя. Миа расстроилась, когда Кейти бросила занятия, решив, что они не помогут поступлению в университет так, как отличная оценка по истории. Похоронив свой талант вместе со своими картинами, она больше о нем не вспоминала.

Кейти выбрала набор из двенадцати акриловых красок в серебристой жестяной коробочке, альбом для рисования, две кисти и прошла к кассе. Отложив перевернутую книгу, рыжеволосый мужчина пробил выбранные ею товары. Она вернулась в гостиницу с покупками под мышкой, словно желая сохранить их втайне.

Портье выдал ей ключ от номера.

– Ваш супруг уже ждет вас, мадам.

Оторопев, она невольно моргнула.

– Простите, – оговорился портье, – я проявил бестактность?

– Нет-нет. Все в порядке, – ответила Кейти, коснувшись ключицы. – Благодарю вас.

В номер вела толстая дубовая дверь. В комнате оказалось светло и просторно, в центре стояла массивная кованая кровать. Притулившись к кровати, лежал ее рюкзак с расстегнутыми пряжками, а из него торчала персиковая блузка. Ее удивило, что Эд вдруг решил распаковать ее вещи. Он стоял к ней спиной, немного согнувшись.

Она вошла в номер и закрыла за собой дверь.

– Кейти! – воскликнул он, резко обернувшись.

Теперь, когда он оказался к ней вполоборота, она увидела, что он хотел спрятать то, что было у него в руках. Она заметила нечто цвета морской синевы и тут же поняла, что это дневник Миа.

Теперь ей стала видна картина происходящего: в одной руке он держал дневник, в другой – ворох кремовых страниц.

– Что здесь происходит?

Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Кейти резко открыла ее, словно это могло как-то дополнить происходящее, и увидела горничную с двумя пухлыми белыми подушками.

– Вы просили дополнительные подушки, мадам.

Кейти не шевельнулась, чтобы взять их, и не сдвинулась с места, чтобы позволить горничной пройти в номер.

Не прошло и секунды, как раздался голос Эда.

– Да, благодарю вас. Оставьте их, пожалуйста, возле двери.

Горничная, казалась, была несколько обижена такой просьбой, и, прежде чем дверь захлопнулась, Кейти услышала, как подушки с тихим шлепком приземлились у порога.

Она повернулась к Эду. Он, точно ребенок в песочнице, прятал руки за спиной.

– Я задала тебе вопрос.

Открыв было рот, он тут же его закрыл, так ничего и не сказав.

Кейти поставила бумажный пакет с кистями и красками и, подойдя к нему, протянула руку.

Он покачал головой:

– Я не отдам.

– Не отдашь?

– Прости, я понимаю, что это выглядит…

– Отдай мне эту чертову тетрадь, Эд.

Он сглотнул:

– Кейти, ты мне не доверяешь?

Ей вспомнилось, как еще в Лондоне она застала Эда листающим дневник Миа. Тогда она решила, что он хотел проверить, нет ли в нем чего-то такого, что могло бы ее расстроить, но теперь усомнилась в истинности его намерений.

– Доверяла, пока не вошла в комнату. А теперь – нет.

– Ты и так уже напереживалась из-за этого.

– Да, ты прав – абсолютно верно. Так что я прошу тебя в последний раз: отдай мне дневник и все, что ты из него выдрал.

Он колебался.

– Сейчас же!

Эд неохотно протянул ей все, что было у него в руках.

При виде вырванных из дневника страниц, исписанных аккуратным почерком сестры, у нее заныло сердце – словно Эд выдрал волосы из головы Миа.

– Что ты наделал? – дрогнувшим голосом произнесла она.

Он не ответил. Кейти опустилась на кровать со страницами в руках и стала их бережно расправлять.

– Прошу тебя, – взмолился он, – не надо это читать.