Дядя Хасан. Когда я узнал, что Сулейман нашел женщину старше себя – певичку, да к тому же беременную, – и теперь собирается на ней жениться, я ничего не сказал. Мы и так были уже очень огорчены из-за Мевлюта. Когда я вижу бедствия, от которых страдают окружающие, я говорю Сафийе, как я рад, что никогда не желал ничего в жизни, кроме своей маленькой бакалейной лавки. Просто сидеть в своей лавке, складывая кульки из газеты каждый день, – этого мне достаточно для счастья.

Ведиха. Может, оно и к лучшему, думаю я. Иначе кто знает, нашел бы Сулейман женщину. Именно я с Коркутом пошла в дом в Юскюдаре просить у отца госпожи Мелахат ее руки. Сулейман надел лучшую одежду. Меня поразило, что он никогда не предпринимал подобных усилий ради любой из девушек, к которым мы ходили вместе. Он поцеловал руку будущего тестя – правительственного чиновника на пенсии – с подлинным почтением. Сулейман, должно быть, по-настоящему любит Мелахат. Когда она наконец появилась, то выглядела степенной, стильной и ухоженной, эта сорокалетняя женщина, которая подавала нам кофе, будто юная девочка, встречающая своих сватов. Мне понравилось, что она не относилась ко всему происходящему как к шутке. Напротив – была учтивой и вежливой. Она взяла кофе и себе. Затем обошла всех с пачкой «Самсуна». Она подала одну сигарету своему отцу, а потом сама закурила и выпустила дым прямо на середину маленькой комнаты. Мы все сидели молча. В этот момент я увидела, что Сулейман вовсе не стыдится быть вынужденным жениться на забеременевшей от него женщине, он гордился ею. Пока дым от сигареты госпожи Мелахат кружился по комнате как синеватый туман, Сулейман выглядел таким довольным собой, будто сам выдохнул этот дым в лицо Коркуту, и я смутилась.

Коркут. Конечно, родители невесты находились не в том положении, чтобы диктовать какие-то условия. Это были небогатые, скромные, благонамеренные люди современных взглядов. Однако, к сожалению, они совершенно не разбирались в религиозных вопросах. Люди на Дуттепе обожают сплетничать. Мы решили избежать Меджидиекёя и провести свадьбу где-нибудь подальше. Так что мы с Сулейманом сняли маленький, но первоклассный свадебный зал в Аксарае. Сделав это, я сказал: «Давай пойдем выпьем, просто ты и я, брат с братом, мужчина с мужчиной», и мы отправились в ресторан в Кумкапы.

– Сулейман, – сказал я после второй рюмки, – как твой брат, я собираюсь задать тебе очень серьезный вопрос. Нам нравится эта дама. Но ты абсолютно уверен, что госпожа Мелахат соответствует нашему образу жизни?

– Не волнуйся, – сказал он. – Конечно соответствует…

Ферхат. Пока они были заняты женитьбой Сулеймана, я отправился на разведывательную миссию в клуб «Солнечный свет», притворяясь обычным клиентом. Это еще одна особенность работы: вам надо пропустить пару стаканчиков, пока вы осматриваетесь вокруг в поисках свидетельств того, что хозяева могут воровать электричество. Надо видеть лица этих самодовольных владельцев, совершенно не ожидающих надвигающегося возмездия! За столом у нас были Демир из Дерсима, два подрядчика, один бывший левый активист и еще один трудолюбивый инспектор.

Каждый ночной клуб имеет своеобразные запахи – жареного мяса, ракы, плесени и несвежего дыхания, – эти запахи пропитывают ковры и занавески. Вы в конце концов привыкаете к ним до такой степени, что вам начинает их не хватать, и если вы однажды ночью снова ловите их дуновение после долгого отсутствия, ваше сердце начинает биться. Той ночью мы покорно слушали бархатный голос турецкой классической музыки – голубоглазую Мухтерем. Мы смотрели комедийный дуэт Али и Вели, которые разыгрывали последние телерекламы и изображали политиков, а также танцовщицу живота Месруре, которая «также известна и в Европе». Той ночью в клубе пелось много классических песен, царила меланхолическая атмосфера, и за каждым столом мне виделась Сельвихан.

Я вновь встретился с Мевлютом в Бешикташе два дня спустя, чтобы продолжить его обучение.

– Наш первый урок сегодня теоретический, – сказал я. – Видишь тот ресторан? Я там бывал; давай пойдем и посмотрим. Не беспокойся, никакой ракы, мы, в конце концов, на работе. Ничего, что расстроит твоих друзей из «Праведного пути».

– Я не читаю «Праведного пути», – сказал Мевлют, когда мы уселись в полупустом ресторане. – Я просто взял статью про «Свояки» и один тот рисунок.

– Теперь послушай меня, Мевлют, – сказал я, устав от его непорочности. – Ключ к этой работе – читать людей… Ты всегда должен быть настороже, так чтобы никто не мог запудрить тебе мозги. Обычно люди начинают хныкать, как только меня увидят: «Ох, это инспектор!» Это спектакль, они проверяют меня… Ты должен уметь замечать это. Тебе также надо знать, как прикинуться и разыграть милого парня, если это нужно. В других случаях при необходимости тебе нужно быть злым и способным перерезать провода бедной вдове… Ты должен вести себя так, как будто ты один из гордых и неподкупных турецких правительственных служащих. Деньги, что ты собираешь, по праву принадлежат «Семь Холмов Электрик» и тебе. Я покажу тебе все ходы и выходы. Есть парни с миллионами в банке под проценты и с пачками долларов под матрасом, но в ту минуту, как они видят у двери бедного инспектора, они трясутся от страха. В конце концов они даже начинают верить в свои жалостливые рассказы и, поверь мне, рыдают громче, чем ты, оплакивающий Райиху. Они в конце концов и тебя убедят в своей бедности. Пока ты что-то пытаешься прочитать в их глазах и ищешь следы правды на лицах их детей, они следят за тем, как ты ходишь и что говоришь, и заглядывают тебе в душу, пытаясь понять, платить ли. И если да, то как много, а если нет, под каким предлогом от тебя избавиться. Эти двух– и трехэтажные здания на задних улицах теперь по большей части населены мелкими служащими, уличными торговцами, официантами, кассирами и студентами университета. В отличие от больших зданий, у них нет круглосуточного привратника. Обычно владельцы и жильцы таких мест имеют серьезные разногласия по поводу того, как делить стоимость солярки или угля и насколько разогревать бойлер, и поэтому их центральное отопление чаще всего вообще выключено. Все они пытаются согреться от электрообогревателей, и большинство незаконно подключается к сети. Если они увидят твое детское лицо и поймут, что ты слишком сердоболен, они не заплатят ни лиры. Ты слушаешь меня? Теперь скажи, как обогрев работает здесь, в этом ресторане?

– Он работает отлично, – сказал Мевлют.

– Это не то, о чем я спрашиваю. Откуда идет обогрев? Ресторан использует печь или радиаторы?

– Радиаторы!

– А если проверить?

Мевлют потрогал решетку радиатора рядом с собой и почувствовал, что она холодная.

– Тогда это значит, что где-то есть печь, – сказал он.

– Хорошо. Где печь? Видишь ее где-нибудь? Нет. Это потому, что работает электропечка. Они прячут ее, потому что прицепили к сети напрямую, в обход счетчика. Они и радиатор включают ненадолго, но лишь настолько, чтобы никто не заметил, что происходит. Я заходил посмотреть и видел, что их счетчики крутятся очень медленно. Это значит, что в этом здании должны быть духовки и холодильники, которые используют ворованное электричество.

– Что мы собираемся делать? – спросил Мевлют, как ребенок, с широко раскрытыми глазами.

Я нашел номер ресторанного счетчика в фиолетовом журнале и показал его Мевлюту:

– Прочитай, что сказано в комментариях.

– Счетчик за дверью… – прочел Мевлют. – Кабель для морозильной машины…

– Отлично, значит, ресторан продает летом мороженое. Больше половины морозильных машин летом в Стамбуле не подключены ни к каким счетчикам. Похоже, что инспектор, который был здесь в прошлый раз, что-то подозревал, но техники не обнаружили незаконного подключения. Или, может, нашли, но великан за кассой дал им каждому чек на десять тысяч лир, чтобы подмазать. Некоторые заведения находят такие хитрые способы прицепиться к линии, что думают, будто их никогда не поймают, так что, когда ты приходишь, они даже не делают тебе маленького подарка в приветствие. Эй, официант, сюда, радиатор не работает, мы немного мерзнем.

– Я поговорю с управляющим, – сказал официант.

– Он может знать, а может, и нет, – сказал я Мевлюту. – Поставь себя на место управляющего. Если его официант в курсе, что они воруют электричество, он может донести на них. Поэтому им очень трудно его уволить или даже просто приказать прекратить лениться и припрятывать чаевые. Вот почему лучше всего для хозяев позвать электрика, который специализируется на неучтенных подключениях, и отдать ему все заведение на ночь, когда никого нет. Эти парни могут так замаскировать незаконную линию, что иногда приходится просто аплодировать гениям. По сути, наша работа похожа на игру в шахматы с подобными ребятами. Они умно спрятали, но ты должен быть умнее и найти.

– Я включил обогреватель, простите за неудобство, – сказал толстяк-управляющий, вплывая в комнату.

– Он даже не потрудился сказать «радиатор», – шепнул Мевлют. – Что мы делаем теперь? Будем отключать им энергию?

– Нет, друг мой. Ты понял уловку. Теперь ты ждешь подходящего момента, чтобы вернуться и взять их деньги. Сегодня не надо спешить.

– Ты хитер как лис, Ферхат!

– Мне нужен и ягненок вроде тебя, мне нужна твоя доброта и твоя честность, – сказал я, чтобы ободрить Мевлюта. – Твоя искренность и твоя непорочность есть достояние этой компании, всего мира по сути.

– Хорошо, но мне кажется, что у меня ничего не получится с этими большими управляющими и опытными мошенниками, – сказал Мевлют. – Я лучше займусь домами гедже-конду в бедных районах.

Зиму и лето 1996 года Мевлют провел, впитывая премудрости Ферхата. Два или три раза в неделю он отваживался выбираться в бедные кварталы и переулки центра города, вооруженный только старыми показаниями счетчиков, самостоятельно охотясь за незаконными подключениями. Центр города разваливался: сломанные и заброшенные старые здания, среди которых он жил, когда был официантом, работавшим на Бейоглу двадцать лет назад, теперь были гнездом воров электричества. Ферхат сказал Мевлюту держаться подальше от таких мест – ради собственной безопасности. Так что Мевлют в итоге перешел в Куртулуш, Ферикёй, Бешикташ, Шишли, Меджидиекёй, а иногда заходил на другую сторону Золотого Рога, в Чаршамбу, Карагюмрюк и Эдирнекапы, собирая оплату с домохозяек, как один из тех вежливых государственных служащих, которые захаживали к ним в старые добрые времена.

Работая продавцом бузы, он привык получать небольшие подарки сверх того, что должен был получить, – пару шерстяных носков или немного лишних монет от людей, которые говорили ему: «Оставь сдачу себе!» Это никогда не смущало его совести и не задевало гордости. Небольшое вознаграждение за то, что он не отключил кому-то электричество, выглядело всего лишь благодарностью за услугу, которую он оказал, и он без всякого опасения клал деньги в карман. Он хорошо знал эти места и этих людей. Однако никто из них не узнавал в вежливом тихом инспекторе Мевлюта, того самого торговца бузой, который ходил по их улицам раз в неделю зимой. Возможно, потому, что хорошие люди, покупающие бузу, отличаются от плохих людей, которые воруют электричество.

Мевлют не показывался на Кюльтепе или Дуттепе, где его знал каждый, он брал свои журналы, сумку и отправлялся на другие холмы, которые тоже прошли тот же путь от нищеты к развитию: Куштепе, Хармантепе, Гюльтепе и Октепе. Их теперь с трудом можно было назвать бедными районами. Одноэтажные саманные домики, когда-то покрывавшие эти холмы, были снесены за прошедшие двадцать пять лет, и теперь эти места считались частью самого города, подобно Зейтинбурну, Гази-Османпаша и Умранийе. Каждый район имел свой центр – обычно у автобусной остановки, где двадцать пять лет назад были созданы первые регулярные маршруты в город и вокруг которой теперь находились мечеть, новая статуя Ататюрка и маленький грязный парк. Здесь также начиналась главная улица района, длинная дорога, которая, казалось, уходила к самому краю света, с бетонными блоками в пять или шесть рядов с каждой стороны. В зданиях размещались разные кебабные, бакалеи и банки, на верхних этажах обитали жители, которые подумывали о бесплатном электричестве, и их уловки не отличались от уловок обитателей любого обычного района в центре Стамбула: та же ложь, та же простодушная невинность… В этих местах, может быть, больше опасались Мевлюта, но в здешних горожанах было намного больше сердечности.

Древние кладбища, что выросли в старых частях города, в новых районах отсутствовали. Современные кладбища, лишенные кипарисовых деревьев и вообще любой растительности, обычно располагались достаточно далеко от новых кварталов и были окружены высокими бетонными стенами, подобно заводам, военным базам и клиникам. Бродячие псы, которые преследовали Мевлюта во время утренних проверок, проводили ночи в маленьком парке напротив статуи Ататюрка.

Мевлют всегда приходил в новейшие и беднейшие районы города с лучшими намерениями, но обнаруживал, что самые злобные псы живут именно здесь. Сойдя с автобуса, Мевлют старался игнорировать провода, которые люди прицепляли – даже не стараясь скрыть их – к большим кабелям, он закрывал глаза на топорную проводку, питающую кебабную напротив остановки. Он чувствовал, что в каждом из этих районов есть свои лидеры и главари и что за ним следят. Собаки преследовали его. «Моя работа заключается в осмотре официальных счетчиков, – хотелось ему крикнуть этим проклятым псам. – Нечего бегать за мной». Но собаки нападали на него, и Мевлют пугался.

Новые дома и сады на краю города были построены из современных материалов, чем бедные лачуги мевлютовского детства. Саманные кирпичи сменились более качественными, пластик использовался повсюду вместо металлолома, а водосточные желоба и трубы были сделаны из ПВХ. Дома постоянно росли, как это всегда делалось в гедже-конду, и это значило, что счетчики электричества помещали куда-то во внутренние комнаты, так что, если нужно было снять показания или отключить энергию, у Мевлюта не оставалось выбора, кроме как стучаться в дверь. В некоторых новых районах линия питания могла быть закинута и прикреплена на столб, кусок бетона, стену или даже на старый платан на местной маленькой площади, и иногда именно там можно было найти счетчики. Эти электрические узлы, напоминавшие общественные источники-чешме османского времени, которые снабжали район водой, также были под постоянным присмотром маленьких стай из трех или четырех собак.

Однажды Мевлют стоял на крыльце дома с садом, когда на него напал черный пес. Он проверил записи своего предшественника в журнале и позвал пса по кличке, но Черныш не обратил на это никакого внимания: он облаял Мевлюта и вынудил его ретироваться. Месяц спустя Мевлют сумел спастись от разъяренного сторожевого пса только потому, что собачья цепь была не слишком длинной. В эти минуты он всегда думал о Райихе. Подобные вещи случались только потому, что ее больше не было.

Однажды Мевлют вновь оказался в том же районе в поисках места в парке, где он мог бы присесть с тяжелой сумкой в ожидании автобуса. К нему метнулась собака. Вторая и третья последовали за первой. Вдалеке Мевлют увидел еще одного черного пса. Они все лаяли одновременно. Сможет ли он защититься от них своей инспекторской сумкой? За всю жизнь он не был так испуган.

Вечером он вошел в дом Святого Наставника в Чаршамбе. Он оставил на кухне немного бузы. Святой Наставник был более оживлен, чем обычно, и свободен от обычной толпы прилипал. Когда Мевлют понял, что внимание учителя обращено на него, он рассказал о своей боязни. В 1969 году, в то время, когда Мевлют еще только начал работать уличным торговцем, отец отвел его повидаться со святым шейхом в деревянном доме в закоулках Касым-Паша, чтобы излечить страх мальчика перед собаками. Тот человек имел белую бороду и огромный живот и по сравнению с учителем был старомодным и наивным. Он дал Мевлюту немного леденцов и сказал ему, что собаки – это глухие, немые и слепые создания. Затем раскрыл свои ладони как бы в молитве, приказал Мевлюту сделать то же самое и заставил повторить следующие слова девять раз: «САММУН, БУКМУН, УМЬЮН ФЕ ХУМ ЛЯ ЙЕРДЖИЮН…»

Мевлют осторожно спросил Святого Наставника: может ли человек в самом деле изгнать страх или мысль из своей головы одной только силой воли? Ведь если пытаешься забыть о чем-то, то еще больше начинаешь думать об этом.

– Способность забыть зависит от ЧИСТОТЫ верующего СЕРДЦА, ИСКРЕННОСТИ его НАМЕРЕНИЙ и СИЛЫ его ВОЛИ, – сказал Святой Наставник. Ему понравился вопрос Мевлюта, и он благоволил ему весомым ответом, достойным бесед.

Осмелев, Мевлют виновато рассказал историю, как маленьким мальчиком снежной лунной ночью, когда улицы сияют чистотой и белизной, словно киноэкран, он видел, как стая собак загнала кошку под машину. Он и его покойный отец прошли мимо в молчании, будто не видя ничего, делая вид, что не слышали предсмертных воплей кошки. За время, что прошло с тех пор, город вырос, наверное, вдесятеро. Мевлют совсем не пугался собак в течение двадцати пяти лет. Но в последние два года он начал бояться их снова. Они тоже это чувствуют, иначе почему они лают на него? Что ему делать?

– ДЕЛО НЕ В МОЛИТВАХ И НЕ В СТИХАХ, А В НАМЕРЕНИИ ТВОЕГО СЕРДЦА, – сказал Святой Наставник. – Торговец бузой, делал ли ты что-нибудь в последнее время, что могло встревожить людские жизни?

– Нет, – сказал Мевлют. Он не упомянул, что оказался втянут в электрический бизнес.

– Может быть, делал, но не замечал этого, – сказал Святой Наставник. – Стамбульские псы лают на всех, кто не является истинным турком. Вот почему люди, которые хотят копировать европейцев, всегда боятся собак. Махмуд Второй казнил янычар, основу Османской империи, и это позволило Западу растоптать нас; он также перебил уличных псов и выгнал тех, кого не смог убить, на Хайырсыз-Ада, Неудачливый остров. Жители Стамбула организовали петицию о возвращении псов. Во время последовавшего за Первой мировой войной перемирия, когда город был под властью чужеземной оккупации, уличных псов истребили еще раз для удобства англичан и французов. Но вновь добрые люди Стамбула просили, чтобы им вернули их собак. Вот почему все наши собаки теперь проницательно чувствуют, кто их друг, а кто враг.