Ферхат. Лето 1995 года я провел на улицах и в архиве «Семь Холмов Электрик» в поисках следов Сельвихан, моей электрической любви. Я потерял счет сигаретам и чашкам чая, пока сидел с двумя упорными архивариусами в комнате с бесконечными полками картотек, скрепленных металлическими кольцами и запертых на замок, среди полинялых конвертов и папок, полных восьмидесятилетних пачек грязной бумаги. «Семь Холмов Электрик» несколько раз меняла название, но в пыльных архивах сохранилась полная история производства и распределения электроэнергии в Стамбуле начиная с 1914 года.

Новые владельцы «Семь Холмов Электрик» намеревались продать архивы на макулатуру торговцам, которые покупали бумагу на вес, или сжечь их. «Им придется сжечь это вместе с нами!» – сказал один из стариков в ответ на эти слухи, а второй заявил, что если и есть что-то хуже капитализма, то только такая разбогатевшая деревенщина из Анатолии. Вскоре секретари переменили тон и решили, что еще лучше будет отправить меня с жалобой к нашим новым владельцам из Кайсери и заставить их понять, что архивы являются ключевым и незаменимым инструментом для сбора счетов; может быть, это спасет бесценный клад от уничтожения.

Мы начали с самых старых записей, которые были покрыты рукописными пометками на арабском и французском. Затем перешли к записям тридцатых, перечислявших, какие районы были подключены к сети и где потребление было наибольшим. Пара моих историков сообщила мне, что в те годы в Стамбуле все еще жило очень много немусульман. Старики перелистывали желтые страницы журналов, в которые предыдущие секретари заносили подробные записи про остроумные воровские хитрости, которые были обнаружены, объясняя мне, что введенная в пятидесятых система выделила каждому инспектору конкретный район для надзора и что это новшество позволило инспекторам установить наблюдение за жизнью людей, подобно полиции.

Эти потертые и подранные журналы имели цветовую кодировку: белые для жилых домов, фиолетовые для магазинов, красные для фабрик. Магазины и фабрики обычно были самыми злостными нарушителями, но, если «молодой инспектор господин Ферхат» посмотрит повнимательнее в колонку «разъяснения» на каждой странице и ознакомится с героическими попытками старых правительственных инспекторов записать то, что они видели, он заметит, что после семидесятых бедные районы Зейтинбурну, Ташлы-Тарла и Дуттепе, а также их окрестности стали плодородной почвой для воровства электричества. Старики еще много чего показывали и объясняли. Моя интуиция подсказывала, что эти знания ведут меня все ближе к Сельвихан.

Отметки вроде «новый холодильник» или «замечена вторая электроплитка» помогали инспекторам оценивать, сколько киловатт-часов дом должен потреблять в конкретный период. Два секретаря верили, что, основываясь на записях, можно было уверенно установить дату, когда любой данный дом приобрел холодильник, утюг, стиральную машину, электроплиту или любую другую домашнюю технику. Другие пометки – «вернулся в деревню», «уехал на свадьбу на два месяца», «уехал на дачу» – обеспечивали учет движения потребителей в город и из города, что также могло влиять на плату за электричество. Но если я находил показания счетчиков из ночного клуба, кебабной или бара с турецкой музыкой, принадлежавших Сами из Сюрмене, я интересовался только ими и игнорировал все прочие разъяснения. Тогда два старых секретаря начинали привлекать мое внимание к еще более интригующим замечаниям: «Прибил счет гвоздем к дверной ручке»; «Иди вдоль стены к водяному фонтану – счетчик за фиговым деревом»; «Высокий человек в очках псих. Избегать»; «Берегись пса в саду. Его зовут Граф. Не нападает, если позвать по имени»; «Свет на втором этаже клуба подключен вторым проводом, идущим снаружи здания».

Тот, кто написал последний комментарий, был, по мнению моих поводырей, героем, храбрецом, воистину преданным своей работе. Обычно, если инспекторы находили, что ночной клуб или тайный игорный притон (я слышал, что Сами из Сюрмене был вовлечен и в такие дела) тайно ворует энергию, они избегали делать об этом официальную запись и брали взятки за спиной у начальства. Я представлял себе свою внезапную инспекцию в кафе, ресторан или ночной клуб, предаваясь фантазиям о том, как я побеждаю Сами из Сюрмене и спасаю мою любимую Сельвихан из его когтей.

Махинур Мерйем. Мне было почти сорок, когда я забеременела от Сулеймана. В таком возрасте женщине надо задумываться о своем будущем и о том, как она будет жить оставшуюся жизнь. Мы были вместе десять лет. Я, может быть, несколько наивно верю всем уверткам и отговоркам Сулеймана, но мне кажется, что мое тело лучше знает, что нужно делать, чем я сама.

Как я и ожидала, Сулейману новость не понравилась. Вначале он обвинил меня в попытке заставить его жениться. Но когда мы кричали друг на друга в той квартире в Джихангире, он начал понимать, что я и в самом деле ношу ребенка, и испугался. Он сильно напился и учинил разгром, что было очень обидно, но я видела еще и то, что он доволен. После того мы спорили каждый раз, как он приходил, хотя я старалась задобрить его. Однако его угрозы и пьянство только усиливались. Он угрожал, что перестанет поддерживать мою карьеру певицы.

– Забудь про музыку, Сулейман, я умру ради этого ребенка, – сказала я ему.

Мои слова смягчили его, и он снова стал нежен. Но даже когда он и не был таким, у нас все равно был безумный секс после каждого спора.

– Как ты можешь так заниматься любовью с женщиной и после этого просто уходить? – спрашивала я.

Сулейман опускал взгляд в смущении. Но иногда, уходя, он говорил, что если я не перестану запугивать его, то больше никогда не увижу снова.

– Тогда это наше прощание, Сулейман, – говорила я, закрывая за ним дверь со слезами на глазах.

В последнее время он начал приходить каждый день, и в то же время ребенок продолжал расти в моей утробе. Это не остановило его от нескольких попыток дать мне пощечину.

– Ну давай, Сулейман, ударь меня, – сказала я. – Может быть, ты сможешь избавиться от меня тем же способом, как вы избавились от Райихи.

Иногда он выглядел таким беспомощным, что я испытывала к нему жалость. Он сидел в сторонке – ТИХИЙ и ВЕЖЛИВЫЙ, – переживая за свою жизнь, подобно купцу, чей корабль отправился на дно Черного моря, и пил ракы словно воду, а я говорила ему, как счастливы мы будем.

– Твой брат достаточно понукал тобой, но, если ты уйдешь от него, Сулейман, ты станешь новым человеком. Нам нечего и некого бояться.

Эта тема уводила нас к разговору о том, собираюсь ли я начать носить платок.

– Я подумаю об этом, – говорила я. – Но есть то, что я могу сделать, и то, чего просто не могу.

– Я тоже, – говорил Сулейман удрученно. – Так скажи мне, чтó, как ты чувствуешь, ты можешь.

– Иногда женщины соглашаются на никах в мечети сверх гражданской регистрации, просто чтобы избавить своих добропорядочных мужей от головной боли… Это я могу. Но вначале твоя семья должна прийти в дом в Юскюдаре и формально попросить у моих родителей моей руки.

Осенью 1995 года, после того как Мевлют вернулся с дочерьми в Стамбул, он приступил к своей работе на парковке рекламного агентства. Дамат вернул ему все его обязанности, которые на время его отсутствия были поручены привратнику. Мевлют увидел, что за эти три месяца, когда его не было, Кемаль из зонгулдакской банды расширил свою территорию, сдвинув ее границы с помощью двух цветочных кадок и нескольких свободно стоявших тумб. Более того, он стал агрессивен по отношению к Мевлюту. Но Мевлют не обращал на это внимания. После смерти Райихи он был постоянно зол на всех, но по какой-то причине не мог вызвать в себе это чувство по отношению к наглому юнцу из Зонгулдака.

Ночью он все так же ходил продавать бузу, а остаток своих сил посвящал дочерям. Но его внимание никогда не шло дальше нескольких простых вопросов: «Домашнее задание сделали?», «Вы голодны?», «Все в порядке?». Он знал, что дочки теперь больше времени проводят с тетей Самихой, но что с ним об этих визитах они говорить не хотят. Однажды утром, после того как Фатьма и Февзие ушли в школу, зазвонил дверной звонок. Открыв дверь, Мевлют увидел Ферхата.

– Ты больше не можешь жить в этом районе, – сказал Ферхат. – Наркотики, проститутки, трансвеститы, банды всех сортов… Мы найдем тебе и девочкам другое место…

– Мы здесь счастливы; это дом Райихи.

Ферхат сказал, что хочет поговорить с другом, и повел Мевлюта в одно из новых кафе на площади Таксим. Они долго смотрели на текущую по Бейоглу толпу. В конце концов Ферхат предложил Мевлюту работу – что-то вроде ученика инспектора по электричеству.

– Эта работа сделает тебя счастливым, она сделает девочек счастливыми и даже сделает Райиху счастливой, ибо твоя жена беспокоится о тебе даже там, в раю. Ты собираешься зарабатывать хорошие деньги?

На самом деле зарплата, которую Мевлют мог получить от «Семь Холмов Электрик», была не очень большой, но Мевлют чувствовал – для того чтобы достичь «хороших денег», надо отрезать немного от того, что он сможет собрать с клиентов.

– Принеси свой школьный аттестат, справку о регистрации, паспорт и шесть фотографий, и мы оформим тебя за три дня, – сказал Ферхат. – Мы сначала походим вместе, и я научу тебя всему, что нужно знать. Ты честный, беспристрастный человек, Мевлют, вот поэтому я и хочу, чтобы ты присоединился ко мне.

– Да вознаградит Аллах твои добрые дела, – сказал Мевлют и, пока они ходили вокруг парковки, думал о том, что Ферхат даже не заметил сарказма в этих словах.

Три дня спустя он позвонил по номеру телефона, который оставил ему Ферхат.

– Впервые в своей жизни ты принял верное решение, – сказал Ферхат.

Через два дня они встретились на автобусной остановке в Куртулуше. Мевлют надел свой лучший пиджак и незапачканные брюки. Ферхат принес сумку, которая когда-то принадлежала одному из двух старых архивариусов.

– Тебе нужна такая инспекторская сумка, – сказал он. – Это пугает людей.

Они пошли по улице на окраине Куртулуша. Мевлют раньше приходил в этот район продавать бузу. Ночью неоновые лампы и свет телевизоров придавали этой улице более современный вид, но в своем непритязательном дневном облике она выглядела так же, как и двадцать пять лет назад, когда он ходил в школу. Они провели в этом районе все утро, проверив двести пятьдесят счетчиков.

Первым делом, войдя в здание, они должны были проверить счетчики на лестнице возле комнатки привратника.

– У номера семь полно неоплаченных счетов; хозяева получили два предупреждения за последние пять месяцев и все еще не заплатили, но глянь: их счетчик все равно вертится, – говорил Ферхат менторским тоном. Он доставал из сумки журнал. – Номер шесть подал жалобу на два завышенных счета с того же времени в прошлом году. Похоже, что мы никогда не отключали ему электричества. И все равно их счетчик неподвижен. Давай посмотрим.

В одном из домов они поднялись на третий этаж и позвонили в дверь номер семь. Не дожидаясь ответа, Ферхат крикнул: «Электрическая компания!» – как беспощадный инквизитор.

Инспектор по электричеству поверг дом в панику. В уверенной и напористой манере Ферхата держаться было нечто, что могло разворошить личную жизнь семьи и заставить жильцов вспомнить о реальности. Возможно, не только из-за честности Мевлюта Ферхат позвал его на помощь, но и из-за его опыта обращения с интимным миром частных жилищ – например, способности говорить с женщинами, не создавая у них впечатления домогательств.

Дверь в квартиру с неоплаченными счетами могла открыться, но могла и остаться запертой. Если шаги, приближавшиеся к двери после того, как они позвонили, внезапно стихали после крика «Электрическая компания!», это означало, конечно, что хозяин квартиры совершенно не желает разбираться со своими долгами. Однако обычно дверь открывалась, и они оказывались лицом к лицу с тетушкой среднего возраста, пытающейся запахнуть свой платок, с женщиной с ребенком на руках, с похожим на привидение старым дедом, с сердитым лоботрясом, с женщиной в розовых перчатках для мытья посуды или с очень старой дамой, которая еле видела.

– Электрическая компания! – вновь говорил Ферхат официальным тоном. – У вас есть неоплаченные счета!

Некоторые сразу отвечали: «Приходите завтра, инспектор, у меня нет даже мелочи» или «У нас сейчас нет никаких денег!». Другие говорили: «О чем ты, сынок, мы оплачиваем счета в банке каждый месяц». Попадались наглецы, которые настаивали: «Мы оплатили только вчера!» или «Мы каждый месяц отдаем деньги за электричество привратнику вместе с квартирной платой».

– Я ничего не знаю, здесь написано, что у вас есть просроченные платежи, – говорил Ферхат. – Сейчас все автоматизировано; все делает компьютер. Нам придется отключить вам электричество, если вы отказываетесь платить.

Ферхат бросал взгляд на друга, гордый своей властью и довольный демонстрацией тонкостей работы. Иногда он молчал, заставляя таким образом Мевлюта общаться с жильцами.

– На этот раз я вас оставлю, но помните, сейчас все приватизировано, вы не уйдете от ответственности! – миловал Ферхат очередного неплательщика. Или: – Когда я отключу, вам придется платить дополнительно за повторное подключение, так что лучше подумайте и об этом тоже. – Иногда вердикт всесильного Ферхата звучал как: – Я не отключу вас сегодня, поскольку вижу беременную женщину в доме, но это в последний раз!

– Если вы не собираетесь платить за свое электричество, по крайней мере, постарайтесь не тратить его так много! – мог сказать Ферхат, на что человек в дверях с облегчением отвечал:

– Храни вас Всевышний!

Иногда Ферхат указывал на сопливого ребенка в коридоре и говорил:

– Я оставляю вам свет на этот раз только ради него. Но я не буду таким великодушным в следующий раз.

Иногда дверь открывал мальчик и хныкал, что никого нет дома. Некоторые дети сильно нервничали, оказавшись в подобном положении, в то время как другие вели себя так же нахально, как и взрослые, уже усвоив то, что ложь легко может быть ловкостью. Ферхат уже знал, когда ребенок лжет, но часто он подыгрывал, чтобы не ранить чувства мальчика.

– Ладно, парень, – говорил он, как добрый дядюшка. – Скажи своим, когда они вернутся, что у вас есть неоплаченные счета за электричество, хорошо? А теперь ответь мне, как тебя зовут?

– Талат!

– Хороший мальчик, Талат! Теперь закрывай дверь, чтобы волки не забрали тебя.

Но все это было представлением, которое Ферхат устраивал Мевлюту в первые дни, чтобы работа казалась более легкой и приятной, чем была на самом деле. Они встречали пьяных, твердивших заплетающимся языком: «Мы должны только Всевышнему, инспектор»; людей, кричавших: «Правительство превратилось в ростовщиков, вы обираете нас, ублюдки!»; восьмидесятилетних стариков, шамкавших вставной челюстью: «Эти взятки, что вы берете, отправят вас на дно ада», а также нахальных бездельников, спрашивавших: «Откуда мне знать, что вы на самом деле из электрической компании?» Ферхат даже глазом не моргал, выслушивая целые потоки лжи: «Моя мать на смертном одре», «Наш отец отправился на военную службу!», «Мы только что переехали, эти счета, должно быть, на предыдущих жильцов».

Когда они выходили из здания, он подробно объяснял Мевлюту правду: человек, который ругался: «Вы обираете нас!» – всегда утверждает, что каждый раз вынужден давать взятку новой команде инспекторов. Старик со вставной челюстью – не религиозный ортодокс, а обыкновенный барыга; Ферхат множество раз видел его в баре на площади Куртулуш…

– Мы здесь не для того, чтобы мучить этих людей, а для того, чтобы заставить их платить, – говорил Ферхат позже в кафе. – Твоя работа заключается в том, чтобы понять, кто на самом деле не имеет возможности внести счет за электричество, кто может оплатить часть своих долгов, а кто легко может оплатить все, но не хочет этого делать. Боссы дали мне власть решать в таких случаях, как судье; это моя работа – делать нужные оценки. Твоя работа тоже, конечно… Понимаешь?

– Я понимаю, – кивал Мевлют.

– Теперь, мой дорогой Мевлют, два правила: первое – если ты не пошел и не проверил счетчик лично, никогда не придумывай показания, прикидываясь, будто снял их. Второе – мы никогда не должны заигрывать с женщинами. Компания дорожит своей репутацией; они не будут долго думать, что с тобой делать… А теперь как насчет того, чтобы отправиться в клуб «Бахар» и отпраздновать новую работу?

– Я иду продавать бузу сегодня ночью.

– Даже сегодня? Ты теперь будешь много зарабатывать.

– Я хожу продавать бузу каждую ночь, – сказал Мевлют.

Ферхат понимающе улыбнулся.