Глава 4
Пока мы ехали по городу, я, попыхивая сигарой, исследовал электронную начинку салона внедорожника, обнаруживая все новые и новые приятные сюрпризы, а Дега, сосредоточенно чавкая жвачкой, вертел в руках травматический пистолет (боевой Макс у него отобрал), прицеливаясь в пролетающих за окном прохожих, очевидно, представляя себя самым что ни на есть старшим старшаком.
Но когда автомобиль выкатил на загородную трассу, мы побросали свои игрушки и прилипли к окнам.
Перед нами, впервые в жизни вырвавшимися из тесного города, вдруг распахнулся необъятный простор. Больше всего меня поразило небо – ничем не заслоненное, оно было похоже на перевернутое море, которого я, впрочем, тоже никогда не видел, разве что только по телевизору. Необъятность – вот правильное слово. Небо не имело конца; там, где взгляд мой упирался в линию горизонта, небо не кончалось, это чувствовалось явственно – оно простиралось дальше и дальше, просто взгляд мой не мог проникнуть в ту нескончаемую даль. Я раньше никогда и не думал, что в этом мире есть что-то поистине необъятное и нескончаемое.
У меня закружилась голова, словно я вдруг оказался на крыше многоэтажки. Наверное, полчаса я только и смотрел на небо, вывернув голову и приникнув макушкой к стеклу. Лишь после того, как охватившее меня ощущение бесконечности стало утихать, утрачивая волнующую новизну, я стал смотреть по сторонам.
Вокруг нас расстилалось поросшее жесткой серой травой дикое поле, тоже казавшееся необъятным. Мы ехали и ехали, а оно все не кончалось, оставаясь все время одинаковым… Лишь мелькали по обочинам дороги поваленные столбы и проржавевшие остовы давно брошенных автомобилей. От этого зрелища у меня почему-то закопошился неприятный холодок в животе. Подняв взгляд к небу, я понял почему. Простор неба выглядел живым. Земной же простор был пустынно мертв. Когда впереди, на горизонте появилась темная тучка лесопосадок, я даже облегченно выдохнул. Наваждение засасывающей пустоты исчезло.
– А где это место распрекрасное, куда мы направляемся, находится, кстати? – услышал я голос Деги.
– Да недалеко… – рассеянно (он задумался о чем-то своем) отозвался Макс. – Только еще одного товарища мне нужно навестить.
– Тоже лобстера? – спросил мой кореш.
– Факт.
Дега поежился. Да и во мне воспоминание о Лешем отозвалось колким ознобом.
Нас ощутимо тряхнуло. Брахман сбросил скорость и свернул чуть в сторону. Объехал по обочине – по накатанной в грунте колее – кривой излом, пересекавший дорожное полотно. Через пару минут нам снова пришлось ненадолго съехать с дороги – из-за глубокой выбоины, преграждавшей путь.
Чем больше удалялись мы от города, тем хуже становилась дорога. Выбоины и ямы попадались все чаще, а уж мелких трещин в асфальте, которые внедорожник мог проскочить, не сбрасывая скорость, было и вовсе не счесть. Трещин мы не боялись. Все знают: автомобиль – это тот же дом, так же имеющий стены, потолок, окна, двери; то же самое жилище, только передвижное. А пока ты в своем жилище, тебе опасаться нечего. Ну… почти нечего…
– А далеко нам ехать? – спросил я. – До товарища-то?
– Часа два…
В допущенной брахманом инверсии чувствовалась неуверенность. Это мне не очень-то понравилось, и я насел на Макса с расспросами. Отвечал он, впрочем, охотно, хоть и как-то вяло. Видно было, что утреннее происшествие или, может быть, сеанс гадания на камешках – а скорее всего, и то и другое вместе – порядком вымотали его. Ничего удивительного, и у нас с Дегой уровень адреналина, хлынувшего в кровь от последних ярких впечатлений, стал спадать. Дега уже откровенно клевал носом. Да и я ощущал немалую усталость.
Вот что поведал нам Макс. Товарища его зовут Трофим, пару лет назад он поселился в одной из крохотных деревушек нашего Заволжского округа. Деревушка та называлась Моршанкой и на карте, которая имелась у Макса в рюкзаке, не была обозначена. Зато на той карте присутствовали две деревни покрупнее, между которыми и находилась искомая Моршанка, – Мироновка и Питерка.
– Доберемся либо до той, либо до другой, – закончил шептун, – спросим, как в Моршанку проехать.
Я успокоенно пожал плечами. Этот план показался мне разумным. А Дега, снова взявшийся крутить свой травмат, поинтересовался:
– А зачем вам все они?
– Кто? – уточнил Макс.
– Ну, другие лобстеры. Леший и этот… Трофим?
Макс промолчал, пожевал губами, оторвал руку от руля, заправил волосы за уши. Я подождал немного, но он все не отвечал.
– Наверное, у них мероприятие какое-то намечается, – сказал я Деге. – Типа слета чародеев. А наш Макс – вроде посыльного.
– Приблизительно так, – неожиданно серьезно ответил брахман. – Только, детвора, пока не лезьте в это дело. Не надо. Потом, когда уж…
И снова замолчал.
– Когда – что? – не выдержал я.
– Что надо, – отрезал Макс.
Дега хмыкнул и отвернулся к окну. А мне опять стало не по себе. Что же это получается? Мы, в общем-то, к нему в сопровождающие не напрашивались. Он сам предложил вместе поехать, а теперь темнит… Нет, понятно, что он вроде как от опасности нас уберечь хочет, потому и увез из Заволжска, но все-таки… Как-то все слишком быстро получилось, слишком нервно, словно так и рассчитано было, чтобы мы не успели получше пошевелить мозгами.
А теперь времени для раздумий у меня было хоть отбавляй. И стал я прикидывать и так и сяк, и выводы у меня получались не сказать что уж очень оптимистичные…
Жизнь – она ведь как устроена? Она устроена очень просто. Никто за простое «спасибо» тебе никаких услуг оказывать не будет. А если уж и норовит кто тебе предложить безвозмездную помощь, то будь готов за это заплатить втройне. И ничего такого ужасного тут нет. Жизнь есть жизнь. Каждый – и я в том числе, и Дега вот – норовит отхапать побольше, отдать поменьше. Это абсолютно нормально, так все люди делают.
А вот с этим Максом я что-то сплоховал. Да и как тут не сплоховать? Начиналось-то у нас все как надо: по принципу «ты мне, я тебе». Мы его к Лешему сопровождать взялись, а он нас от Чипы с ватагой отмазать помочь обещался. А потом все закрутилось, завертелось…
Размышлял я таким образом и, пока размышлял, заметил, что Макс несколько раз внимательно взглянул на меня через зеркало заднего вида.
– Ты эти мысли брось, – вдруг проговорил он.
От неожиданности я аж закашлялся.
– Какие еще мысли?
– Нехорошие. В моем направлении.
– Вы… и в мозги заглядывать, что ли, умеете? – удивился я, не успев испугаться.
Он рассмеялся:
– Было б куда заглядывать! У некоторых мозговая деятельность настолько нехитрая, что ее и по лицу прочитать можно. В какой-то гадости меня подозреваешь, да? Мол, увез шептун пацанов… Я ведь и на самом деле помочь вам хочу. ЛОПСы человекам помогать должны, так было и так будет…
Я промямлил что-то в том смысле, что ничего дурного даже и не предполагал…
– ЛОПСы, детвора, – заговорил Макс громче, уже не для одного меня, но и для Деги тоже, – не вполне обычные люди, факт. Даже более того – не совсем люди. Потому как обладают сверхчеловеческими способностями. Сверхчеловеческими, понятно? А для чего нам дается такая сила, вы когда-нибудь задумывались?
– Не-а, – отозвался Дега.
– Ничего в этой жизни не дается просто так, за «спасибо», – сказал брахман, и я вздрогнул: неужели он на самом деле прочитал, о чем я думал? – Все имеет свою причину, свое следствие. И свою цену, – продолжил Макс. – Логично?
– Логично, – пробормотал я. – Получается, вы, лобстеры… то есть ЛОПСы, чем-то должны платить за свои паранормальные способности?
– Во-первых, да, должны, факт. А во-вторых… если рассудить, то эти самые способности, эта самая энергия, эта самая наша сила – они не только наши.
– А чьи же еще? – повернулся к нему от окна мой кореш.
– Ваши, – просто и спокойно ответил Макс. – Ваши. Твоя, Умник, твоя, Дега. И других нормальных людей. Словом, общие. Всего человечества. Только вот распределены они неравномерно. Кому-то больше – таких немного. Кому-то меньше – таких большинство. И лишь единицам силы отведено сверх всякой меры. Настолько сверх меры, что это как раз тот случай, когда количество переходит в качество. А почему так, детвора, все устроено, а? В чем тут замысел Всевышнего?
Мы молчали, не зная ответа.
– Очень просто, – сказал Макс. – Естественный ход вещей. Я вам на примере… Вот представьте: группа людей карабкается в гору. Достигает уровня, выше которого продвигаться невозможно. Все, приехали, казалось бы, стоп машина. Но среди этой группы есть один, чьи способности несопоставимо превышают способности остальных. И он преодолевает препятствие, которое другим нипочем не преодолеть, достигает вершины. Вбивает крюк и спускает веревку. Группа идет дальше.
– Ну, допустим, – согласился я. – Только вот какая штука… Те, кто добирается до вершины, как правило, веревку отстающим не спускают. Потому что на любой вершине места для всех не хватит.
Брахман усмехнулся.
– А ты представь, что гора бесконечна, – проговорил он. – И места на ней невообразимо много. И настоящей вершины у нее, в общем-то, нет. Только тебе покажется, что вот – предел, дальше некуда, как вдруг налетает ветер, уносит облака и обнажает новые крутые уступы, уходящие еще выше… Понимаете, что такое бесконечность?
Это я понимал. Это я хорошо понимал. Не я ли только что смотрел как зачарованный, на никогда не виданное мною необъятное небо?
– Те, кому дано больше других, обязаны тянуть остальных выше и дальше, – договорил Макс. – Обязаны. Почему? Потому что именно для этого им и дано больше других.
– Другими словами, – сказал я, – вы, ЛОПСы, рождены, чтобы сделать мир лучше?
– Ничего сложного, да? – подмигнул мне брахман в отражении зеркала заднего вида.
– Что-то не больно шептуны торопятся простым людям веревки сбрасывать, – включился в разговор Дега. – Нет, я не про вас сейчас, Макс, я так, в общем… – моментально спохватился он. – Но… правда же! – Он обернулся ко мне за поддержкой. – Никто же из шептунов никакие великие дела не совершает. Никакие там… новые лекарства не придумывает, никакие… приборы, например. Всяких мировых злодеев не изничтожают целенаправленно. Маловато среди них обладателей таких… земных талантов.
– Земные, как ты выразился, таланты – это человеческое, тут ты прав, – сказал Макс. – Среди гениев-изобретателей ЛОПСов почти нет, факт. Мы – орудие, понимаете? Сверхоружие для человечества. И вся суть в том, как именно это орудие использовать. Вот динамит… им можно, например, скалы взрывать, чтобы железные дороги прокладывать, а можно конкурентов по бизнесу в пыль разносить. Или, скажем, телескоп. Кто-то с его помощью новые звезды открывает, а кто-то в окна женской бани подглядывает. А если более конкретно… Чем нынче занимаются… лица, обладающие паранормальными способностями?
– Ну, мало ли, – ответил я. – В будущее человека смотрят, предсказывают ему грядущую беду, советуют, что делать, чтобы ее избежать. Ну, как вы с нами… Прошлое отгадывают, ну это для потехи больше – или те, кто на копов работает или бандосов. Присушивают любимых, отсушивают – наоборот – нелюбимых. Проклинают и проклятия снимают. Заговоры там всякие творят: на деньги, на удачу в делах… Лечат. Зверье отгоняют, кто посильнее… Ну и все такое… Кто на чем специализируется, в общем…
– А почему они всем этим, тобою перечисленным, занимаются?
– В смысле? – пожал я плечами. – Потому и занимаются, что им такую работу дают. Им… то есть вам, брахманам, тоже ведь кушать хочется, как и всем остальным.
– Кушать хочется… Если только в пропитании дело, вот лично я мог бы просто зайти в любой банк, отвести глаза охране и клеркам, набить себе карманы деньгами и всяким там золотом-бриллиантами. Вселиться в какой-нибудь уединенный замок, внушив бывшим хозяевам, что никакие они не хозяева, а мои верные слуги. Завести гарем из первых красавиц мира и жить-поживать в свое удовольствие. Вы когда-нибудь слышали, чтобы хоть один ЛОПС так поступил?
– Не-э-э… – протянул на выдохе Дега, которого, видимо, очень впечатлили обрисованные Максом гипотетические перспективы.
– Нет, не слышали, – сказал и я. – Так ведь, если б кто из ЛОПСов такой план осуществил, он бы все усилия приложил к тому, чтобы об этом никто не узнал.
– Разумно! – фыркнул со смехом Макс. – Забавный ты парень… Одно слово – Умник. Но, знаешь, шила в мешке не утаишь, есть такая пословица…
Я вдруг задумался. А ведь действительно… Что мешает всем этим брахманам просто брать все, что им захочется, не считаясь с окружающими?.. То есть с такими окружающими, кто опасности для них не представляет? Задружились бы с копами или с бандосами, делились бы с ними, те бы их прикрывали, имея свою долю. А ведь не бывает такого… Конечно, шептуны работают и на полицию, и на бандосов, но в таком случае именно шептуны находятся на содержании у работодателей, а не наоборот.
– Ни один ЛОПС, – наставительно произнес Макс, – не может использовать данные ему возможности ради собственной выгоды, своего обогащения. Это непреложный закон. Те из нас, кто его нарушает, кончают жизнь быстро и страшно. Нам даже гадать на себя нельзя, непременно неправда выйдет. На других – пожалуйста. А на себя – нельзя… Все, что мы делаем, мы делаем не для себя, а для блага остальных… Себе – ничего, остальным – все. И по-другому никак. Ни один ЛОПС, – повторил Макс, напирая на каждое слово, – не может использовать данные ему возможности ради собственной выгоды. В этом, кстати, и различие между истинным ЛОПСом и шарлатаном. Сейчас, правда, ни одного шарлатана не осталось, времена не те. Шарлатаны враз раскусываются… – Макс коротко посмеялся, явно вспомнив о чем-то своем. Потом снова посерьезнел. – Понимаете, да? С одной стороны, наши возможности – великий шанс, дарованный Богом, чтобы человечество добилось большего. Вскарабкалось выше по бесконечной горе. А с другой стороны, все мы – лобстеры, брахманы, шептуны – рабы человеческих желаний. Орудие. Или инструмент, если хотите… Ничего для себя, но что угодно для клиента. Каковы желания – такова и наша деятельность. Не меньше, не больше.
– А если… – снова подал голос Дега, – люди начнут… ну… это самое… использовать вас как раз, чтобы человечество… того… добилось большего? Не за бабами подглядывать и конкурентов мочить, а наоборот?
– За конкурентами подглядывать и баб мочить?
– Да не! Ну вы же поняли, что я хотел сказать!
Макс помолчал немного.
– Так ведь не используют, – негромко проговорил он наконец. – Кому нужно благо для всех? Каждый желает блага для себя одного. И чтоб у других этого блага поменьше было.
Теперь по обе стороны трассы высились стеной голые деревья густо разросшихся лесопосадок, закрывающих от нас пространство. Переплетенья черных сучьев царапали небо, мы ехали словно в туннеле с дырявой крышей. Вот интересно, в городе деревья еще не облетели, ярко-разноцветные, аж глаз режет, а здесь – будто обглоданные и обсосанные кости. Может, из-за того, что на просторе ветер сильнее?
– А все-таки машинку эту вы для себя увели, – заметил, помолчав, Дега. – Не так разве?
– Не так, факт, – ответил брахман. – Не для себя, детвора. Для дела. Для общего дела.
– Какого?
– Опять двадцать пять, – покосился на него Макс. – Для такого дела, в которое вам пока лезть нежелательно.
– А цена? – вдруг вспомнил я.
– Какая цена? – не понял Макс.
– Вы говорили, что брахманы должны платить за свои паранормальные способности.
– Ага, говорил, да… – Голос Макса потускнел. – Мы и платим. Вот Агалай уже заплатил.
Мы с Дегой притихли.
– Да, к чему я все рассказывать-то начал! – встрепенулся снова Макс. – К тому, что людям ЛОПСов опасаться не нужно. ЛОПС человека никогда не обидит… как солдат ребенка. Нам, если хочешь знать, даже настоящее боевое оружие в руки брать не полагается. С целью его использования по прямому назначению, я имею в виду. Потому как мы принуждены Всевышним служить человекам, а не истреблять их… Служить, понимаете? Людям друг друга опасаться следует. И зверья, конечно. Но все же друг друга – в первую очередь…
– Так ведь ЛОПСы людей проклинают, – не понял я. – Сплошь и рядом такое. Навредить не только с помощью оружия можно. А вы говорите: людям вас бояться не нужно…
– Если действия ЛОПСов приносят людям вред, – сказал на это Макс, – ЛОПСы в том не виноваты. Они ведь просто заказ выполняют. А всю ответственность за возможные последствия берет на себя заказчик – его об этом обязательно предупреждают заранее. К тому же ЛОПС всегда может отказаться от предлагаемой ему работы, если таковая претит его моральным принципам. Хоть мы и орудия, мы орудия мыслящие. У нас тоже ведь есть свобода выбора.
– Ловко… – коротко заметил Дега. И ничего больше говорить не стал.
На обочине, в мешанине черных веток засинел дорожный указатель на столбе.
– Мироновка! – прочитал Дега. – Ого, та самая, да?
Наш брахман кивнул. Через пару минут мы свернули на проселочную дорогу, убегавшую в темную чащу лесопосадок.
Несколько километров мы тряслись по грунтовке, то извивающейся между зарослями камышей, сквозь которые изредка поблескивала свинцовая вода прудов, то выскакивающей на поле, покрытое, словно шерстью, серым бурьяном, то ныряющей в небольшие лески, где корявые ветви упруго хлестали по бортам и стеклам. Собственно, эту дорогу и дорогой-то назвать можно было только с большой натяжкой – так, едва различимая колея…
Почти сразу же, как мы свернули с асфальтированной трассы, в салоне внедорожника противно загудела невесть откуда (окна все были закрыты) возникшая муха.
– О! – буркнул Дега. – Весточка из родного города.
Я согласно вздохнул. Известное дело, подобная пакость всегда появляется, когда о тебе кто-нибудь говорит плохое, проклинает вслух или желает зла. Не каждый раз это мухи. Бывают и слепни, и муравьи, и жуки. Но чаще всего почему-то мухи.
Я опустил стекло, и противное доставучее насекомое быстро выдуло наружу. Но стоило мне закрыть окно, как в салоне загудели еще две такие же. Пришлось нам какое-то время ехать с опущенными стеклами.
Наконец впереди замаячили деревенские дома. Поначалу я, вглядываясь, ничего не понимал: дома выглядели как-то странно. Черные, необычно маленькие, какой-то изломанной причудливой формы… И заборами не окруженные.
Когда мы подъехали поближе, я сообразил, в чем дело. Все мы сообразили.
Макс въехал в деревню, на малой скорости прокатился немного по центральной улице. И остановил машину у случайного дома. Не дома, вернее, а обугленного, обвалившегося остова. Одного из многих. Деревня Мироновка была сожжена дотла. И явно давно – на пепелищах пробивались сквозь угли чахлые, иссушенные осенним холодом кустики.
– Н-да, – сказал брахман, выбираясь из автомобиля. – Незадача вышла, факт…
Мы вылезли вслед за ним. Закряхтели, разминая ноги и спины. Небо было чистым, но в воздухе пахло дождем и мокрой землей. И было очень тихо.
Брахман достал из кармана пистолет, тот самый Макаров, найденный Дегой в бардачке, и, вдруг размахнувшись, зашвырнул его в ближайшие черные развалины.
– Вы чего? – возмутился Дега. – Нужная же вещь! А если вдруг что-нибудь?..
– Смерть к смерти, – непонятно высказался Макс. – Садитесь, поехали отсюда. Никто нам тут дороги не подскажет.
Только я повернулся к машине, как вдруг меня накрыло волной дымного смрада, в ушах зазвенело множество переплетающихся друг с другом отчаянных криков: мужских, женских, детских… а сердце стиснуло явственное ощущение большой беды. Волна пронеслась мгновенно, оставив только саднящий привкус гари во рту и почему-то влагу в глазах. Я мотнул головой, уцепившись за автомобильную дверцу. Рядом со мной, болезненно морщась, надсадно кашлял Дега.
– Садитесь, говорят вам! – повторил Макс. Он провел ладонью по губам, посмотрел на руку, словно предполагал ее увидеть чем-то испачканной. И, хоть там ничего такого не было, вытер ее о джинсы. – Эхо… – пояснил он, как будто мы и сами не понимали, в чем дело, – да какое сильное… Долго еще это место будет помнить, что здесь произошло… Ну, поехали, поехали! До Питерки, если верить карте, километров восемнадцать – двадцать…
– Эгей! – крикнул Дега, приложив руки рупором ко рту. – Живые есть тут?
Никто ему не ответил. Деревня Питерка, до которой мы добрались за час с небольшим (пришлось делать остановку, чтобы убрать с дороги, проходящей через лесок, поваленное дерево), была безмолвна и, кажется, необитаема. Покинутой выглядела деревня. Черные провалы окон посверкивали клыкастыми стеклянными осколками в свете начавшего уже тускнеть солнца, поднявшийся ветер трепал застрявшие в щелях покосившихся заборов полиэтиленовые пакеты, какие-то тряпки и обрывки бумаги. И ни из одной трубы не вился дым, и было очень тихо. Ни тявканья собак, ни куриного квохтанья, ни, главное, человеческого голоса… Ничего. Только ветер посвистывал, шурша полиэтиленом и бумагой, гоняя мусор по пустынной улице.
Макс открыл багажник остановленного наискось посреди улицы внедорожника, загремел в багажнике чем-то.
– Ну и что нам теперь делать? – поинтересовался у него Дега. – У кого дорогу-то спрашивать?
Брахман вышел из-за автомобиля с двумя металлическими канистрами в руках, поставил их на землю, открыл одну, понюхал крышку. И удовлетворенно кивнул:
– Бензин…
– А что же там еще может быть? Бражка? Заправки – большая редкость, теперь все топливо с собой возят.
Макс достал из заднего кармана пластиковую воронку, которую, верно, тоже отыскал в багажнике.
– Что нам?.. – начал было снова Дега.
– Вам? – отозвался брахман. – Вы можете пока пройтись по деревне, поискать, может, тут и есть кто… Только смотрите – в помещения не вздумайте заходить!
– Дураки мы, что ли? – хмыкнул Дега. – Идем, Умник?
– Погодите!
Макс заглянул в салон, растянул горловину своего рюкзака и, порывшись, достал оттуда пухлую книжицу отрывного календаря, потрепанную и истертую:
– Та-а-ак… Какое у нас число нынче? Ага… – Он пошелестел разлохмаченными страничками, остановился на нужной и тут же глянул на свои наручные часы. – Закат через два часа двадцать две минуты, – сообщил брахман. – Хорошо бы нам за это время до Моршанки добраться. Значит, двадцать минут вам на поиски. Даже двадцать две. Никого не найдете – сразу возвращайтесь, я вас здесь ждать буду. Надо все-таки до темноты до Моршанки добраться, – повторил он и прищурился, глянув на меня. – Тебе отец не рассказывал, каково это – ночью на трассе?
Еще бы он не рассказывал! «Хуже нет, – говорил папахен, – чем нужда в ночное время ехать. Такого насмотришься… И хорошо, если только в роли зрителя придется побывать».
– Ага, – сказал я. – Веселого мало.
– Вот именно. Поэтому не опаздывайте. Давайте часы сверим.
Я удивленно моргнул. Какие еще часы? Откуда у нас с Дегой часы? Сроду не носили. Те, которые я год назад подрезал, давным-давно сменены на курево в шалмане.
– Давайте-давайте! – потребовал Макс, уставившись почему-то на Дегу.
Тот с деланым смущением пожал плечами и вытащил из кармана желто поблескивающий браслетик с круглым выпуклым циферблатом. Увел-таки из бардачка, не устоял.
– Я не виноват, – привычно пояснил мой кореш. – У меня болезнь такая, клептомания называется.
Брахман осмотрел часы, подкрутил там что-то и вернул Деге, который неторопливо пристроил легализованную добычу на запястье.
– Двадцать две минуты! – напомнил Макс. – То есть уже девятнадцать с половиной. Шагом марш!
Он бросил календарь в рюкзак, точно угодив в открытую горловину. Дега, проследив глазами траекторию полета книжицы, вдруг спросил:
– А почему бы вам опять за камешки ваши не взяться? Чего зря мотаться по дорогам? Давно бы погадали на правильное направление, сейчас бы мы уже, наверно, на месте были. Ужинали бы с этим вашим Трофимом, чай пили… Может быть, даже с сахаром.
– Помечтай, – буркнул Макс, прилаживая воронку к отверстию бензобака. – Чтобы что-то отыскать, надо об этом чем-то хоть какое-то представление иметь. Образ искомого должен быть, понимаешь? А я в Моршанке ни разу не был.
– А этот Трофим? – напомнил я. – Вы же говорили, что он ваш товарищ? Его-то образ у вас…
– Все ЛОПСы друг другу товарищи, – не дал мне договорить Макс. – А также друзья и братья.
– Вы что, его никогда раньше не видели?
– Не-а, – ответил брахман, берясь за канистру.
– А Лешего? – зачем-то спросил я. – То есть Агалая?
– И с ним лично знаком не был. Первый раз ты мне его показал, а второй… лучше бы я первым разом ограничился. Порченый от Агалая мало чего оставил.
Мне это почему-то показалось тревожно странным – что наш брахман никогда раньше не встречался с теми собратьями по ремеслу, которых разыскивал.
– Ну, идите уже, времени мало.
И мы пошли.
– Как он все замечает, а? – пробормотал на ходу Дега, любовно поглядев на поблескивающие на запястье часы. – Ведь я чисто сработал, а он все равно засек… Одно слово – лобстер!
Мы дошли до конца улицы, наугад пиная калитки и прислушиваясь. Я кинул обломком гнилой деревяшки в одно из немногочисленных невыбитых окон, но и на это никто не отозвался. Мы свернули на соседнюю улицу.
Ветер, поднявшийся недавно, усилился. Небо, совершенно потеряв цвет, стало блеклым, как застиранная тряпка. Что-то тоненько засвистело. Дега вздрогнул, заозиравшись.
– Ветер, – поспешил объяснить я, – в окнах свистит…
– Угу… – неопределенно отозвался мой кореш.
Хоть и было нам о чем поговорить, разговор не клеился. Сами собой поднимались со дна сознания воспоминания о том, как забредали люди в такие вот оставленные жизнью места… и не возвращались. В нашем мире не только ночью нужно держать ухо востро… Сначала мы еще кричали, аукали, но скоро замолчали. Как-то не кричалось здесь. Такая тревожная тишина стояла, напитанная шорохом и посвистываниями тишина, что казалось: нарушишь ее – и случится что-нибудь нехорошее.
Мы свернули еще раз.
– Эгей! – негромко воскликнул вдруг Дега, резко остановившись у очередного дома, который смотрелся не таким заброшенным, как остальные. – Гляди!
Я остановился. Стекла в этом доме были целы. И забор, отделявший двор от улицы, выглядел ровнее, чем другие. Калитка, между прочим (я подергал), оказалась заперта изнутри.
– Что такое? – спросил я.
– Вроде там есть кто-то… – шепотом ответил Дега.
Минуту или две мы вглядывались в мертво поблескивающие окна, потом Дега опять вздрогнул:
– Смотри! Видел?
На этот раз я увидел. Что-то мелькнуло в окне дома. Дега свистнул, замахав руками и подпрыгнув:
– Люди! Эй, люди!
– Не ори ты так! – одернул я его.
– А как же еще их внимание привлечь?
Я бросил в окно подобранный на дороге осколок кирпича. Стекло, тонко тренькнув, выдержало. И тут же за окном, мутным от пыли, показалась бледная физиономия.
– Выходи, дружище! – позвал Дега. – Чего боишься? Мы только дорогу спросим! Дорогу нам подскажешь – и все дела.
– Не бесплатно, между прочим, покажешь! – сообразил добавить я. – У нас бабки есть! Заплатим!
– Ты не очень-то… – толкнул меня Дега. – Про бабки-то… А то сейчас как высунется этот дружище – с дробовиком! И придется ему не только бабули отдать, но и тачку со всем содержимым. Место глухое, а оружия настоящего у нас нет…
Это он верно заметил. Мы еще немного потоптались под окнами, намереваясь, если что, сразу дать деру.
В окне появилась вторая физиономия. Теперь на нас смотрели двое – молча, не двигаясь. Черт лица из-за пыли на стекле было не разглядеть, но мне почему-то показалось, что эти двое (мужики вроде бы, и молодые) напуганы. Вряд ли у них был дробовик… Скорее всего, тоже, как и мы, думают сейчас: «Место глухое, а тут какие-то два барбоса подозрительного вида шляются…»
– Сколько времени у нас осталось? – спросил я.
– Пятнадцать минут, – ответил Дега, взглянув на часы.
– За Максом смотаемся? – предложил я.
– Обделался уже? Чуть что – сразу к брахману бежать.
– Ты же не думаешь в дом заходить?
– Зачем заходить? В дверь постучимся – и все.
Лица в окне заколыхались – видно, эти двое о чем-то коротко друг с другом переговорили. А потом один куда-то скрылся, а другой вдруг со звучным шлепком припечатал к стеклу пятерню и, корытообразно раззявив рот, проорал:
– А ну пошли отсюда…
Окончание сильно приглушенной закрытым окном фразы мы не услышали, но общий смысл высказывания угадать было нетрудно.
– Он нас послал! – удивился Дега. – Вот гнида… Нет, надо все-таки зайти в гости, потолковать. Да не переживай ты! Люди они, люди! Сам, что ли, не видишь? Зверье матом орать не умеет. Самые обыкновенные человеки. Невежливые только…
– Идем! – решился я.
Мы перемахнули невысокий – по грудь нам – забор, пересекли двор, вбежали на крыльцо. Дверь оказалась хлипкой, деревянной, покрытой давно облупившейся коричневой краской. И – вот странно – меня вдруг коснулось легкое чувство, будто бы я уже когда-то видел эту дверь…
Дега постучал. Сначала костяшкой согнутого указательного пальца, потом кулаком. А потом несколько раз двинул дверь коленом. И дернул за ручку.
Что-то слабо хрустнуло, и дверь открылась, позвякивая сорванным проволочным крючком. Пахнуло пылью и прелыми тряпками. За дверью белел в полутьме угол печки, угадывались очертания большого обеденного стола.
– Темно… – прошептал Дега.
– Потому что окна – только в соседней комнате, – объяснил я. – Где невежливые человеки находятся…
– Эй, селяне! – позвал мой кореш, не торопясь переступать порог.
– Потолковать надо! – подал голос и я.
Несколько секунд было тихо. Потом из глубины дома долетел до нас безобразный истерический вопль:
– Уйдите, гниды! Уйдите отсюда!
– Как он нас назвал? – задохнулся от возмущения Дега.
У меня непроизвольно сжались кулаки. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы нам не входить в дом. В нас снова сработал рефлекс – оскорбления прощать нельзя. Если смолчишь, оставишь без последствий, значит, ты согласен с тем, как тебя назвали. Значит, ты и есть тот, кем тебя назвали.
Почти одновременно мы рванулись вперед, ударившись плечами. Проскочили полутемную комнату с печкой и влетели в следующую комнату…
И как только мы оказались там, со мной опять случилось нечто необъяснимое: в ушах загудело, пол качнулся под ногами, перед глазами зарябили мельтешащие белые точки… Все это длилось какую-нибудь секунду, а когда в ноги вновь вернулась сила и зрение восстановилось, я увидел обшарпанные стены с пожелтевшими от времени обоями, рисунок на которых было уже не разобрать… Слева, у стены, стоял комод с вывалившимися ящиками, посреди комнаты лежал стул. Больше ничего в комнате не было. Ничего и никого.
– Где эти гады? – прошипел Дега.
Я пожал плечами. Комната имела только один вход – тот, через который мы сюда и попали. Оба окна оказались закрытыми. Более того, деревянные рассохшиеся рамы были наглухо заклеены полосками из газет – и заклеены, судя по состоянию этих полосок, не один год назад.
А на густо запыленном стекле одного из окон четко был виден отпечаток человеческой ладони…
Дега пихнул ногой стул, шагнул к комоду, с трудом просунул руку в щель между ним и стеной, точно подозревая, что в этой щели кто-то умудрился спрятаться.
– Что за ерунда? Ничего не понимаю…
Я тоже ничего не понимал. Кроме, пожалуй, одного. Если ты попал в ситуацию, когда происходит нечто, чего нельзя объяснить, нужно немедленно ретироваться – и желательно подальше. Я сориентировался быстрее своего кореша.
– Валим отсюда!
Я метнулся к выходу, у порога оглянулся, чтобы убедиться: поспевает ли Дега за мной. Дега не поспевал. Он стоял, чуть согнув ноги в коленях, у окна и не двигался.
– Ты чего?
– Там…
Я глянул в окно. И понял, что никуда мы уже отсюда не валим. По затылку пробежала ледяная дрожь, ожгла шею, скользнула вниз по позвоночнику. Обмирая от страха, я подошел ближе к окну, у которого стоял Дега.
Снаружи было очень светло – как-то неестественно светло, словно окна были вовсе не окна, а два телевизора, транслирующие светящиеся картинки. На пустынной улице стояли два человека, с интересом разглядывая окна комнаты, где мы находились. Нет, не человека…
– Двойники… – прошептал Дега и проворно присел на корточки, потянув и меня за собой. – Спрячься, а то увидят! Меня, кажется, увидели…
Двойники! Это было невероятно. Это было дважды невероятно. Во-первых, зверье никогда не показывается при солнечном свете. Во-вторых… сразу два двойника! Мой, видать, пришел к Деге. А двойник Деги явился, получается, по мою душу…
На улице что-то коротко прокричали. Крик этот проник через закрытые окна невнятным отзвуком. Потом о стекло что-то клацнуло.
И все стихло. Ушли?..
Я выпрямился. Как же, уйдут они… Оба двойника, увидев, что я смотрю на них, зазывающе замахали руками, нацепив на свои гнусные рожи гримасы дружелюбия, загомонили с новой силой. Слышно было плохо, но, по-моему, они предлагали нам денег, если мы выйдем.
Ну да, ждите…
Дега тоже поднялся. Мы стояли бок о бок, пытаясь утихомирить разрывающую грудь одышку, стояли и не знали, что нам делать.
– В конце концов, – придумал я, что сказать, – Макс, когда мы в срок не вернемся, пойдет нас искать. Пойдет, правда же? А он ведь брахман, он знает, как со зверьем справиться. Даже с таким ненормальным… которое при свете дня гуляет… Сколько уже прошло с тех пор, как мы с ним разделились?
Дега посмотрел на часы. Ничего не ответил.
– Так сколько?
– Полтора часа… – дрогнувшим голосом сообщил он.
– Как это может быть?!
– Да почем я знаю?..
Лицо его исказилось.
– Чего вам от нас надо, твари?.. – простонал Дега и вдруг, с размаху шлепнув ладонью по пыльному стеклу, проверещал так отчаянно, что у меня зазвенело в ушах: – А ну пошли отсюда!..
Я схватил его за руку:
– Успокойся! Не хватало еще, чтобы…
Двойники побежали во двор дома. Дверь! Мы же не закрыли дверь! Без слов я сорвался с места, в несколько прыжков достиг входной двери. Проволочное колечко, в которое должен входить крючок, оказалось разогнутым – ну да, мы же это и сделали…
Я едва успел согнуть колечко, накинуть крючок, как в дверь застучали. Сначала несильно, а потом забухали так, что дверь заплясала в петлях. Я отступил назад, ища глазами, чем бы забаррикадировать вход, но вспомнил, что дверь открывается наружу… Я рванулся обратно в комнату.
Дверь слетела с крючка. И сразу прозвучало:
– Эй, селяне!.. Потолковать надо!..
– Нашими словами говорят… – выдохнул Дега. И тут нервы у него снова сдали. – Уйдите, гниды! – взвизгнул он, подхватив с пола стул. – Уйдите отсюда!..
Двойники уже вошли в дом.
Решение влетело мне в голову мгновенно. Я отнял у Деги стул и изо всех сил шарахнул им в окно, вышибив вместе со стеклами перекрестье рамы…
– Давай! – хрипнул я. – Быстрее!
Дега не заставил себя упрашивать. Рыбкой он нырнул в оконный проем. И я бросился следом за ним.
Я упал, неудачно приложившись о землю подбородком. От боли у меня потемнело в глазах, но я нашел в себе силы подняться.
Первый приступ боли схлынул, но темнота в глазах не рассеялась. А спустя секунду я понял, что боль тут совсем ни при чем…
Только что улица была залита дневным светом. А сейчас меня окружала сырая и холодная, непроглядная тьма…
– Умник, ты где?.. – услышал я совсем рядом испуганный шепот Деги.
…И эта тьма была обитаема.
Что-то двигалось во тьме, что-то приближалось, кругами, с тяжелым шелестом волочась по земле. Откуда-то с высоты, может быть, с крыши одного из невидимых теперь домов раздавались странные чмокающие звуки, словно бы кто-то щелкал языком. И в этом щелканье почему-то ясно слышался призыв.
– Умник, ты где?.. – плачуще повторил мой кореш.
Я протянул было руку на голос… но сразу и отдернул ее. Кто знает: Дега меня зовет или не Дега?
– Умник…
– Умник! Умник! – застучало-запрыгало по крышам громкое издевательское эхо. – Умник, ты где?!
Позади меня кто-то то ли всхлипнул, то ли хихикнул. Я рывком обернулся, но, конечно, ничего не увидел.
– Эй, селяне! – пронзительно, будто пущенная с увеличенной скоростью магнитофонная запись, завыло сверху. – Надо потолковать! Надо потолковать!
Это… шелестящее… подползало ближе, сужая круги. Не торопясь. Даже, скорее, намеренно не торопясь. Нарочно растягивая время неумолимого преследования. Я услышал, как оно с хлюпаньем втягивало воздух… и выпускало его коротким кашляющим спазмом.
– Помогите… – безнадежно пролепетал невидимый Дега.
– Помогите! – моментально подхватило глумливое эхо. – Помогите! Помогите!.. Эй, селяне!.. Надо потолковать!..
Где-то опять то ли всхлипнули, то ли хихикнули.
«Кажется, охота для них не столько необходимость, сколько развлечение…» – вдруг подумал я. Ноги мои подкосились, и я осел на землю.
В тот момент с поразительной четкостью отобразилась в моем сознании истинная природа зверья. Я понял, что глупо ждать от них пощады или жалости, хотя бы сочувствия… В душе самого свирепого маньяка, самого кровавого душегуба может шевельнуться тень сострадания, причина которого – в похожести охотника и жертвы, убивающего и убиваемого. У любого человека, даже у последнего закоснелого негодяя, когда-то была мама и было детство, было хоть что-то неоспоримо хорошее, родное и дорогое, что может в решающий момент проснуться, тронуть сочувственную струну человечности, удержать занесенную для удара руку. Зверье же не принадлежит к роду людей. Зверье – нелюди, абсолютные чужаки. У них нет с нами ничего общего. И поэтому они в принципе не способны чувствовать к нам сострадание. И вообще, могут ли они хоть что-то чувствовать?..
Мою руку нащупала и стиснула другая рука – живая, человеческая.
– Я вдруг вспомнил… – быстро-быстро затараторил Дега, заглушаемый беснующимся вокруг нас жутким шабашным гвалтом. – Твой папахен ведь давно овдовел, а моя мамка всю жизнь одна, я своего родителя вообще не помню. Я часто думал: «А что, если их свести?» Мы бы с тобой тогда как братья были б. Я тебе об этом никогда не говорил…
– Можно было бы попробовать… – сказал я и поразился. Что я несу?! Что Дега несет?! Дикость какая-то…
В звуковую кипящую кашу ворвался рев автомобильного двигателя. И почти сразу же на нас с Дегой обрушился сноп желтого света, в котором вспыхнула мгновенно вырванная из тьмы пыльная земля. И нечто шероховато темное, похожее на ожившее дерево с кривыми разлапистыми ветвями, распластанное по этой земле, дернувшись и зашипев, с невероятным проворством метнулось за пределы светового пятна.
Что-то металлически клацнуло надо мной, и голос брахмана Макса, необычно громкий и яростный, пролился на меня ледяной водой:
– Залезайте! Быстро!
– Я вам говорил не заходить в помещения?! Говорил или нет, бараны?! Говорил?..
Макс выглядел по-настоящему взбешенным. Скалясь, он выкручивал руль то в одну сторону, то в другую, резко тормозил и снова давил на газ. Автомобиль подбрасывало, как лодчонку в разбушевавшемся море. Мы давно уже сбились с дороги и неслись наугад через поле – стебли сухого бурьяна хлестали бампер внедорожника, будто волны. А темнота вокруг была не та, что в деревне, непроглядная и смертельная, а вполне обыкновенная, ночная. Скошенный диск луны, летевший за нами, серебрил верхушки бурьяна, высвечивал контуры деревьев недалекого леска по левую руку…
– Как отпустил вас, идиотов, почти сразу же понял: не надо было! – орал брахман. – Заправился по-быстрому, поехал искать… Всю деревню исколесил – нигде нет! Дебилы! Ведь чувствую, что вы где-то недалеко, а где?.. А время-то идет, солнце к земле клонится. Темнеть стало! Отправил ребятишек дорогу спросить, называется… Так я ж думал, что вы нормальные люди, а не тупорылые олигофрены, у которых дерьмо в черепушках вместо мозгов булькает, как выяснилось!..
Мы молчали, трясясь и подпрыгивая на трясущихся и подпрыгивающих задних сиденьях. Не знаю, как Дега, а я все еще до конца не верил, что мы спасены. Макс орал, брызгая слюной на приборную доску, беспрестанно оборачивая к нам пунцовое лицо с прилипшими ко лбу и щекам мокрыми волосами… Господи, да пусть орет, пусть обзывает как хочет! Бараны? Идиоты? Олигофрены? А кто же мы еще?.. Они самые и есть. Пусть хоть по рылам нам настучит, лично я даже руки не подниму защититься… Главное, что он не бросил нас. Рулил по улочкам мертвой деревни до последнего, даже когда уже стемнело…
– Так ведь мы ж не предполагали, что в такую хитрую ловушку угодим… – робко подал голос Дега, когда Макс малость подустал и утих. – Я вообще не знал, что зверье способно подобные ловушки расставлять. Там ведь вот как было…
Он начал сбивчиво объяснять, но брахман не дослушал.
– Какая еще ловушка? – фыркнул Макс. – Банальная петля Хроноса, временной нахлест. Аномалия типа шумелки. Зверье в таких местах пасется, это у него вроде рыбного места… где лучше клев, значит. Я надеюсь, вы уже доперли, что никаких не двойников видели, а самих себя?
Я-то это уже понял. И Дега наверняка догадался. И про петлю Хроноса мы, кстати, тоже слышали раньше. Не такие уж мы темные, просто вовремя не сообразили – как-то недосуг было в те волнующие минуты предаваться воспоминаниям… Но вместо того чтобы просто ответить утвердительно, мой кореш продолжал играть дальше: ахнул с показушным изумлением и, поймав в зеркале заднего вида взгляд брахмана, состроил умильно почтительную физиономию:
– Везет вам, какой вы умный! Вы бы сразу все поняли и точно не попались бы. А мы… эх… – и сокрушенно вздохнул, демонстрируя глубочайшее сожаление по поводу собственной непроходимой тупости.
Макс, подтверждая слова Деги, не попался и на эту уловку.
– Хватит придуриваться-то! – криво усмехнулся он.
Мы, украдкой переглянувшись, облегченно вздохнули. Гром отгремел. А тут еще впереди в свете фар мелькнула насыпь федеральной трассы. Внедорожник, взревев, взлетел на асфальт, развернулся и понесся ровно и быстрее.
– Хорошо то, что хорошо кончается, – вякнул еще Дега.
– Да что ты! – опять повернулся к нам Макс. – До рассвета, детвора, еще далековато, факт. А ночка нам предстоит веселая. Лучше, конечно, остановиться где-нибудь, переждать. Сейчас выберем местечко потише и…
Он резко замолчал, подался вперед всем телом, навалившись грудью на руль и высматривая что-то на убегающей под колеса нашего автомобиля трассе.
– Кончается, говоришь?.. – выдавил он сквозь зубы. – Нет, детвора, все только начинается…
Они неподвижно стояли у обочины. Черные, почти сливающиеся с темнотой, похожие на людей, грубо и поспешно слепленных, – конечности неодинаковой длины, бесформенные головы: у двоих слишком большие, у одного – чересчур маленькая. Их можно было принять за припозднившихся прохожих, ожидающих последнего автобуса. Вот только что делать прохожим так далеко от города, в месте, где автобусы уже лет десять как не ходят?
Когда мы подкатили к ним поближе, они колыхнулись на дорогу, беспорядочно размахивая тем, что у людей называется руками. Когда мы поравнялись с ними, они кучей бросились под колеса.
Макс, понятное дело, и не подумал притормаживать. Напротив – только увеличил скорость, рискуя влететь в какую-нибудь очередную коварную ямину в асфальте.
Я оглянулся назад.
Они бежали за нами. Вроде бы неуклюже бежали, но отдалялись как-то уж очень медленно.
Вот один, словно споткнувшись, опустился на четвереньки, потом опустились второй и третий. Они не останавливались, они продолжали бежать, и бег их стал стремительней и ловчее, словно такой способ передвижения для них был более привычным.
– Бесы… – определил я. – Ох, попали мы…
Бесами у нас обычно назывались те из зверья, что являлись людям в человеческом же обличье, но не в безукоризненно точном, как двойники, а в таком… мало того что небрежно карикатурном, так еще и легко изменяющемся. Поэтому способности бесов возможностями человеческого тела не ограничивалась. Им, например, достаточно какой-нибудь крохотной щелочки, чтобы пробраться в жилище, а если уж на дороге увяжутся (папахен рассказывал), то остается только молиться. Не отстанут, пока не рассветет. Или пока не настигнут, или пока на более лакомую добычу не отвлекутся…
– Догоняют… – пролепетал Дега. – Макс! Догоняют!..
– Не слепой, – ответил ему брахман, снова став собранным и деловитым – словно и не он только что метал молнии, брызжа слюной и ругательствами. – А вы отвернитесь, не смотрите на них. Маленькие, что ли, Правила не знаете? Если уж совсем невтерпеж, глядите краем глаза – боковым зрением. Так они зрительного контакта установить не смогут.
Дальше мы наблюдали за преследователями как полагается – боковым зрением. И видели, как черные силуэты бесов, все приближаясь, начали увеличиваться. И дело тут было вовсе не в играх перспективы. Они и вправду росли, становясь больше, массивнее, еще страшнее.
Макс сунул руку в рюкзак, лежащий, словно верная собака, на сиденье рядом с ним. Вынул связку колец – ту самую связку, которую вчера едва не увел у него Дега. Удерживая руль локтями, брахман ловко развязал шнурок, освободил одно кольцо и, вновь завязав шнурок, бросил связку обратно в рюкзак. Затем он, держа кольцо в зубах, вытащил из воротника рубашки тонкую иголку и уже было приготовился кольнуть себе зачем-то палец, но тут внедорожник тяжело подпрыгнул на выбоине – иголка выпрыгнула из руки брахмана, сверкнула напоследок и пропала где-то под сиденьями.
– Гадство… – косноязычно промычал Макс. – Последняя была. Дайте-ка ножик, детвора. У вас есть, я знаю.
Я сначала не понял, что он попросил. Ножик? Ножик – это чем на хлеб масло по праздникам намазывают. А у нас – джаги! Боевое оружие! Ножик… Надо ж было так выразиться!
Дега протянул Максу свою джагу. Тот чиркнул себе по пальцу остро наточенным клинком и тут же приложил к мгновенно окровавившемуся надрезу кольцо. Пробормотал несколько неразборчивых слов и, опустив на секунду стекло (бесы, видно, почуяв донесшийся из салона человеческий запах, молниеносно сократили расстояние до нескольких метров), подбросил кольцо вверх.
Оно чуть слышно стукнуло по крыше автомобиля и упало позади него на дорогу, вдруг вышибив из асфальтового покрытия сноп неестественно ярких, ослепительных искр.
Тотчас раздалось такое громкое шипение, будто на огромную раскаленную сковородку опрокинули ведро воды. Бесы исчезли сразу же, а шипение еще долго затухало, словно продолжало тянуться за нами развеивающимся шлейфом…
Макс отдал Деге джагу.
– Только и всего? – восторженно изумился мой кореш. – Вот так просто: серебро, кровь и пошептать – и нету тварей?..
– Ну, во-первых, совсем не просто, – проворчал Макс. – А во-вторых, рано еще ликовать.
Тем не менее мы с Дегой от великого облегчения закурили по сигаре. Брахман сбросил скорость. Через несколько минут мы углядели ответвляющуюся от трассы грунтовую дорогу. На развилке торчал столб, но указательный щит на нем был рвано отломлен – будто откушен чьей-то чудовищной пастью, – сохранилась только часть с двумя последними буквами: «…ка». Макс свернул на грунтовку.
– Моршанка! – возрадовался Дега. – Почти добрались!
– Сколько здесь в округе деревень? – спросил я у брахмана.
– Судя по карте, около десятка.
– Значит, один шанс из восьми, – сообщил я корешу. – Питерку и Мироновку мы уже навестили.
– Один шанс из восьми – тоже неплохо, – покладисто откликнулся Дега. – Будем надеяться, что мы едем все-таки по направлению к Моршанке, а не к какой-нибудь Завалинке или там Навозинке… Тем более, – вспомнил он, – на тебе счастливая футболка! Значит, точно повезет!
– Ага, – усмехнулся я. – Последние два дня только и делаем, что купаемся в везении. Удача ну прямо во всем нам сопутствует…
– Так живы же до сих пор, – резонно возразил Дега.
Грунтовка оказалась езженой – в свете фар хорошо просматривались две ровные отчетливые колеи. Но Макс почему-то ехал все медленнее и медленнее. Морщился, хмурился, внимательно смотрел по сторонам, хотя что он там мог увидеть? Луна скрылась за облаками, и над землей повисла мгла, чуть подкрашенная сверху сумрачным фиолетовым свечением.
– Нехорошо тут как-то… – пояснил он в ответ на мой вопрос. – Повернул бы я обратно, да примета плохая. А приметы нынче – это не кошка чихнула, а прямое руководство к действию…
– А кошки что – чихают, что ли? – шепотом спросил меня зачем-то Дега.
– А я почем знаю? Я уж и забыл, как они выглядят, кошки-то…
Только я это договорил, как с черного неба снова выпучился рыбий глаз белой луны. И в ее свете мы – все трое – увидели поодаль от дороги большое, растянувшееся, наверно, на полкилометра кладбище, молчаливо поблескивающее ровными рядами крестов и оградок.
– Что и требовалось доказать, – с мрачным удовлетворением констатировал Макс и, вывернув руль, нажал на газ.
Мы съехали с грунтовки.
– Объедем подальше, – объяснил брахман.
И наш внедорожник снова запрыгал по бездорожью.
На очередном ухабе я выронил сигару, а когда поднял ее, обнаружил, что она потухла.
– Прикуришь, дай и мне огоньку, – попросил я у Деги, который щелкал зажигалкой у своего окурка, тоже почему-то переставшего тлеть.
– Да не работает что-то… – промычал тот.
Зажигалка в его руках вхолостую скрежетала кремешком, не высекая даже малой искорки. И я заметил, что в салоне вдруг стало ощутимо холоднее, и холод этот крепчал с каждой секундой.
– Опять пошло-поехало, – буркнул Макс и принялся зачем-то расстегивать рубашку.
Не успел я спросить у брахмана, что же конкретно «пошло-поехало», как крыша над нашими головами громко скрипнула, явственно просев, словно сверху опустилось на нее нечто невообразимо тяжелое, и автомобиль пошел медленнее, хотя Макс не сбрасывал скорость. Напротив, как только это невидимое и непонятное нечто оседлало внедорожник, он сильнее надавил на газ – двигатель взревел, колеса завыли, плюясь комьями земли, но скорость машины неуклонно продолжала снижаться.
Брахман распахнул рубашку, поймал в горсть что-то, болтавшееся на груди, стиснул в кулаке и, прикрыв глаза, снова начал почти неслышно бормотать. Облачка пара вырывались из его рта.
– Да что же это такое, а? – с тоской пробормотал Дега, принявшись растирать ладонями исколотые морозом щеки. – Кончится это когда-нибудь или нет?.. Почему мы в Заволжске не остались? Там уж точно хуже бы не было!
Макс взвыл сквозь зубы и, разжав кулак, затряс рукою в ледяном воздухе. От его ладони, на которой алело крестообразное пятно ожога, валил пар.
– Уже кончилось… – с шипением втягивая воздух, ответил он. – Как же больно-то, ч-черт…
Внедорожник, качнувшись, рванул вперед. И холод в салоне начал истаивать. Дега попробовал зажечь зажигалку – у него это получилось с первого раза.
– Работает… – констатировал он. – А что это было-то, Макс?
– Какая тебе разница? – неохотно и не сразу откликнулся тот. – Было и было. И уже нет. И хорошо, что нет. Наше счастье, что вовремя от кладбища отвернули, факт.
На этот раз мы с Дегой не спешили радоваться очередному избавлению от очередной твари. И – как выяснилось через несколько минут – очень даже не зря.
Автомобиль вдруг повело в сторону, брахман крутанул руль, но положение спасти не успел – внедорожник, сильно накренившись вперед, ухнул передними колесами в кривую и длинную рытвину. И заглох.
Завестись снова Максу, впрочем, удалось. Но вот выехать обратно на более-менее ровное место – нет, не получилось. После нескольких безуспешных попыток он заглушил двигатель и обернулся к нам:
– Все, встряли. Толкать нужно.
Дега обреченно посмотрел на меня и взялся за ручку двери.
– Да не сейчас, дурак! – остановил его брахман. – Как рассветет!
– А-а-а… – расслабился Дега. – Точно! А сейчас нам что делать?
– А что вы обычно ночью делаете? Занавешиваем окна и ложимся спать.
– Чем же нам их занавешивать? – удивился я.
– Куртки свои снимайте. Чехлы снимайте с сидений. Не хватит – срезайте обшивку, что под чехлами. Меньше разговоров, больше дела, – добавил Макс, ловко заматывая обожженную руку бинтом, который достал из своего рюкзака. – Шуруйте, шуруйте! И в окна старайтесь не смотреть.
– Да знаем мы! – откликнулся Дега. – Не маленькие.
И мы начали «шуровать». Сразу возникла проблема – как укрепить одежду и чехлы с сидений на автомобильных окнах, но Макс вытащил из рюкзака рулон скотча, и дело пошло веселее. Я еще подивился тому, сколько разных вещей вмещает его тощенький на вид рюкзак, – не иначе это какая-нибудь брахманская хитрость… Самым сложным оказалось, как ни странно, не обращать внимания на то, что творилось снаружи. Мы, естественно, отлично были осведомлены относительно Главного Правила, но почему-то нас так и тянуло выглянуть и посмотреть…
Потому что ночное поле вокруг нас – только что пустынное и безжизненное – стало оживать.
Сначала далеко, а затем все ближе и ближе вспыхивали и гасли бледные голубые огоньки.
Потом я увидел колесо. Обыкновенное автомобильное колесо. Ничего бы в нем не было странного, если бы оно не катилось в нашем направлении, подпрыгивая на кочках, ничем и никем не подгоняемое. Не докатившись до внедорожника нескольких метров, колесо остановилось, точно в раздумье… и снова тронулось с места, уже медленнее, огибая нашу машину…
Ойкнул Дега, и я отвлекся, обернувшись к нему. С его стороны к нам неторопливо приближалась собачья стая. Пять или шесть здоровенных косматых псов поднялись на пригорок шагах в десяти от нас, уселись, повернув к нам морды, оскаленные совсем не по-собачьи, – полураскрытые, словно в улыбке, пасти обнажали белые, слишком уж ярко блестевшие в тусклом лунном свете зубы, ровные, будто человечьи. Я поспешно отвел глаза, но все равно успел заметить, как один из псов без усилий встал на задние лапы, задрал морду вверх, но вместо ожидаемого воя из его пасти вырвался короткий визгливый смешок…
– Быстрее! – прикрикнул Макс. – Чего копаетесь?!
Вынырнувшее откуда-то колесо с тугим стуком врезалось в борт внедорожника – он аж качнулся. Ударилось колесо и легко откатилось назад, снова пропало где-то. По борту с другой стороны вкрадчиво поскребла собачья лапа.
Старательно зажмуриваясь, я заканчивал работу почти вслепую. Впрочем, мы с Дегой управились почти одновременно.
– Готово! – обернувшись к Максу, сообщил я.
И обмер.
На нас шел – не по земле, а прямо по воздуху, в полуметре над землей – мужик громадного роста в длинной белой рубахе, рукава и полы которой развевались, точно навстречу мужику дул сильный ветер. И большая косматая голова мужика раскачивалась, как маятник, при каждом шаге. А вместо лица у него кустилась сплошная черная борода, узкий и верткий конец которой проворно ощупывал воздух…
– Шатун… – ахнул Дега.
– И у меня готово, – откликнулся Макс, накидывая на незакрытый еще участок лобового стекла большой лоскут ткани и тут же укрепляя его крест-накрест двумя лентами скотча. – Тушу свет.
– Не тушите! – жалобно попросил мой кореш.
– Я ненадолго. Надо же выяснить, не осталось ли где щели? Вон как луна лупит, пары секунд хватит, чтоб это проверить. Готовы? Раз…
Темнота стиснула нас.
– И два!..
– Чисто сработали, без изъяна, – проговорил Макс, пока мы с Дегой моргали от вспыхнувшего вновь света. – Ну что, ребятки, скорого рассвета? Постарайтесь уснуть. Я лично попытаюсь.
– Скорого рассвета… – вразнобой пробормотали мы в ответ.
Что-то вскочило на внедорожник, заклацало когтями по крыше… Тупой удар в борт заставил нас с Дегой дернуться и прижаться друг к другу… Заскрипел натужно металл переднего бампера, хрустнуло стекло задней фары – кажется, автомобиль пробовали на зуб… Под днищем глухо заворочалась какая-то тварь, с мерзким мокрым хрюканьем жадно вынюхивая возможную лазейку…
Какой уж тут сон!
Да и Макс, вопреки своему обещанию, не торопился укладываться. Он достал из рюкзака увесистый матерчатый узелок, положил его себе на колени, подумал немного и вытащил еще и календарь. Пошуршал страничками и объявил:
– До восхода – четыре часа тридцать четыре минуты…
После чего еще долго шептал что-то, бросая время от времени из узелка щепотки крупной желтоватой соли по углам салона. А внедорожник, облепленный зверьем, все вздрагивал и раскачивался…
До самого рассвета.
