ГЛАВА 27
— Все надо спланировать тщательно, как военную операцию, — изрек я, оглядев свое войско. К нашей компании на мостике присоединился Томас, став разумным пополнением нашей команды. — Инженер Штрамм, насколько велик прибор, который нам надо выгрузить?
— Вместе с контейнером гравитонов, я бы сказал, не больше капитанского кресла.
Все развернулись и уставились на кресло.
— Такой маленький?
— Конечно, ведь это электроника. И работает на молекулярном уровне.
— А сколько весит? — осведомился Томас.
— На первый прикид кило двадцать. Взвешу, скажу поточнее.
— А сколько он будет весить с полным грузом гравитонов? — поинтересовался я, щегольнув своей технической компетенцией.
— Да ровно столько же, конечно, — отрезал он, блеснув своими познаниями. — Ведь гравитоны не имеют массы. — Намекая, что этого не знает только полный дебил.
— Но на планете аппарат все равно весит шестьдесят кило, — молниеносно парировал я. — Поднять его не так-то просто.
— Нет проблем, — не уступал Штрамм и вроде бы даже вздернул губу. — Я прилажу к нему колесики.
Я мысленным взором увидел нижний шлюз — и очередную проблему.
— Значит, вы приладите колесики, и мы скатим его через открытый шлюз на пандус. Который, насколько помню, идет сверху вниз под углом. И как нам удержать его, чтобы он не укатился?
— Наклон пандуса около пятнадцати градусов. Я прилажу блоки, чтобы получилась тормозная система. С мономолекулярным тросом. Прочность на разрыв свыше тысячи кило.
Прежде чем протрубить отход, я двинул в бой последний вопрос.
— А реактивная масса?! Для приземления вам ее потребуется ужасно много, а потом еще и для взлета, преодолевая тяготение в три g!
— У нас ее более чем достаточно. Свинобразы переполнили бак.
Остался лишь один последний вопрос Томаса.
— В атмосфере недостаточно кислорода для поддержания жизни…
— У нас есть кислородные аппараты. Вам придется их надеть, — парировал Штрамм.
— Тогда можно садиться. Я и мои люди идем на эту операцию добровольцами, — с улыбкой сказал Томас. — Полагаю, их технические познания предпочтительней фермерских.
— Еще бы! — откликнулся я. — Я содрогаюсь при одной мысли…
Еще один чрезвычайно важный вопрос поднял капитан Сингх:
— А по окончании трех месяцев, когда вернемся, как мы найдем машину?
— Я прилажу к ней транспондер, — самодовольно бросил Штрамм, одержав окончательную техническую победу.
— Мы пойдем подготовим конденсатор, — сказал Томас. — Я пособлю инженеру.
После их ухода капитан Сингх поставил в списке галочку. Я же подумал о другой проблеме.
— А вас не тревожит утечка воздуха через наружный люк нижнего шлюза? Когда мы впервые сели на ту взбаламученную планету, его пришлось резать горелкой.
— Нет. Пока мы стояли в космопорту, Штрамм установил на люке новый уплотнитель, так что целостности атмосферы корабля ничего не грозит. Сейчас мы легли на курс к этой грузной планете…
— Вот! Планета Грузная. Нам как раз требовалось название.
— Мы выйдем на орбиту вокруг Грузной часа через три.
Что-то грызло меня на периферии сознания, что-то важное. Вот мы сели. И что потом?
На планете мы все будем весить втрое больше.
Пассажиры перед посадкой улягутся в противоперегрузочные кресла. Пусть там и остаются. Неудобно, но необходимо. Но животные-то! Перед моим мысленным взором нарисовалась чудовищная картина…
— А как насчет свинобразов, когда мы сядем? Кабаны будут весить по три тонны! Если они попытаются пройтись… переломанные ноги… скрежет клыковный… ни за что! — Я включил интерком. — Эльмо, на мостик незамедлительно. Эльмо, на мостик…
Когда я изложил ему грядущую проблему, Эльмо побледнел.
— Божечки… это вовсе скверно… вообще скверно. С матками-то проблемов не будет. Будут лежавши, жуть ленивые. И поросенки, с которыми они нянчатся…
— Но кабаны…
— Угу, кабаны… — эхом отозвался он, побледнев еще больше.
Я лихорадочно выуживал основательно забытые воспоминания о моем прискорбном прошлом житье на ферме, нашаривая среди обрывков… Смутные видения больных свинобразов… есть!
— Свиная лихорадка… у нас однажды была эпидемия!
— По счастью, те дни давно прошедши, кузен Джим. Прививка новорожденным напрочь ее стерши и…
— Заткнись, — порекомендовал я. — Теперь помню, нам приходилось колоть их в рыло, где нет игл. И матки-то были не сахар, но…
— Уж хряки-то навряд порадуются, скажу я тебе! Надоть их сперва вырубить.
— Как?
— Ну, известно как. Транкером.
— Это еще что?
— Малехонькая машинка. Навряд уразумеешь, как она работает, но распрекрасно работает что ни раз. Токмо поднеси к загривку и нажми крохотулечную кнопочку. Бам! Какое излучение или чего, и старина хряк бряк и дает храпака!
— А у тебя этот транкер с собой? — Я скрипнул зубами, подавляя желание удушить его.
— Кто его знает… — Скрючившись, мои пальцы потянулись к глотке родственничка. — Должон быть, в ветаптечке. Ежли мы не выкинули…
Схватив Эльмо за плечо, я чуть не волоком погнал его на свинарную палубу, не слушая писклявых протестов, мимо дремлющих свиноматок к складу в дальнем конце. Сорвал крышку с ветаптечки… заглянул…
— Толком не уверен, но вон та штукенция смахивает на его.
Я благоговейно извлек сверкающий металлический аппаратик и взялся за рукоятку.
— Угу, ен самый, будь спок!
Я едва удержался, чтобы не испытать его на загривке Эльмо…
От свинского хрюканья и поросячьего визга я сбежал в мир и покой машинного отделения. Работники как раз заканчивали свои труды над конденсатором гравитонов. С прикрепленными теперь крепкими колесами он очень смахивал на мобильный картотечный шкаф, привязанный к крепким талям. И с металлической коробкой для завтрака, прилаженной сверху.
— Валяй, — сказал Штрамм, и Томас нажал кнопку на небольшом радио, которое держал в руке. На коробке для завтрака мигнула лампочка, и она издала гудок.
— Транспондер работает отлично, — заключил Томас.
— Готов в путь, как только капитан скажет, — сказал Штрамм. — После того, как мы откатим его в шлюз и закрепим снаружи.
Вскарабкавшись по лестницам на мостик, я доложил капитану:
— Конденсатор готов в путь. Когда прикажут, пассажиры улягутся в противоперегрузочные кресла. Эльмо и его фермеры улягутся на свинарной палубе. Он сказал, что ему понадобится около часа, чтобы утихомирить животных.
— А вы?
— Я буду с командой конденсатора на нижней палубе. Для посадки мы приготовили там матрасы. Чем быстрей будет покончено с делом, тем раньше мы сможем взлететь.
Я не стал уточнять, что Анжелина, неохотно признав, что ей в предстоящей операции роли не найдется, останется в противоперегрузочном кресле.
— Отлично. Велите начинать готовить животных. Как только они закончат, садимся.
Дело с кабанами прошло куда более гладко, чем мы ожидали. Поглядев на меня, Скрежетун хрюкнул свой свинский привет — и грохнулся на палубу, когда Эльмо оглушил его транкером, включив его у загривка великана. Просто рухнул — и захрапел. Остальные не обратили на него ни малейшего внимания и быстро последовали его примеру, сонным хором выводя булькающие трели.
Я присоединился к добровольцам на нижней палубе, где те лежали на матрасах у внутреннего люка. Конденсатор был прикреплен к переборке. Трос уже был прицеплен одним концом к нему, а вторым — к скобе на полу. На стене повыше были смонтированы полдюжины кислородных баллонов. Я активировал радио.
— Все готовы, капитан. Настенные громкоговорители ожили.
— Начинаю заход на посадку. Занять противоперегрузочные кресла. Начинаю торможение.
Посадка тянулась нескончаемо. Когда ракетные двигатели наконец смолкли, мы поняли, что находимся на Грузной. Вот только чувства этому противоречили: при тройной силе тяжести казалось, что ускорение продолжается и продолжается.
— Поехали. — Томас с трудом поднялся на ноги, доковылял до кнопки люка и нажал ее. Покачнулся, чуть не упал, затем нажал и кнопку пандуса, как только — с ужасающим протестующим скрежетом — внутренний люк распахнулся. Придавленный тяготением к переборке, Томас вдруг рухнул на колени, взахлеб втягивая воздух в легкие. Я добрел до переборки, отцепил кислородную маску и протянул ему. И сграбастал еще одну для себя: дыхание тут требовало немалых усилий.
Как только внутренний люк открылся, мы двинулись в шлюз. Легче всего было скатиться с матрасов и перемещаться на четвереньках. В шлюзе мы нацепили кислородные баллоны и маски, катя с собой ставшую вдруг тяжеловесной машину. Внутренний люк медленно закрылся.
— Открываю наружный люк. — Томас нажал на кнопку. Уплотнитель резко хлопнул — как и наши барабанные перепонки; это давление в шлюзе уравнялось с наружным. Медленно отползший люк открыл взорам серую пустошь — безжизненный каменистый грунт на фоне зловеще черного небосвода. Ледяной ветер вздымал пыль вокруг нас. — Ладно, за дело, — проговорил Томас. — Сначала мы с Вольфи, а если не сможем довести до конца, подхватит следующая пара.
Он отпустил хомуты машины, и та поехала, но была тут же остановлена полиспастом. И медленно покатилась вниз по пандусу по мере вытравливания троса. У основания пандуса, достигнув земли, она прекратила спуск.
— Не отцепляйте трос… — с трудом переводя дыхание, произнес Томас. — Пригодится, когда… вернемся… тащить его… на корабль. — Не пытайтесь встать. — Голос его сквозь кислородную маску звучал глухо, — оставайтесь на четвереньках, распределяйте вес равномерно.
Склонившись вперед, они совместными усилиями покатили неповоротливую махину прочь от корабля. Эта изнурительная работа требовала предельного напряжения сил. Продвинувшись метра на три, Томас с трудом поднял руку.
— Теперь… следующая… команда…
Я дополз до них на четвереньках и принял эстафету, толкая конденсатор по грунту с волокущимся следом кабелем.
Пожалуй, такой тяжкой работы мне не выпадало еще ни разу в жизни. Искренне надеюсь, что больше ни разу и не выпадет. Мы толкали ужасную тяжесть, преодолевая чудовищное бремя тяготения… и остановились. Пошла следующая пара. На четвереньках, как младенцы, мы налегали на упирающуюся машину, сдвинули ее на несколько бесконечных сантиметров…
— Говорит капитан… — раскатился эхом голос у меня в черепушке, и спустя долгие мгновения отупения я осознал, что это мое радио.
— Да, — пропыхтел я.
— Штрамм говорит, вы продвинулись достаточно: взлетный выхлоп туда не достанет.
Говорить было трудно, но в конце концов я донес мысль до остальных.
— Готово. Возвращаемся на корабль…
Остановиться нам не дал лишь инстинкт выживания. Если не будешь двигаться — на разбитых в кровь коленях и ладонях, — погибнешь. Тут уж никто не в силах помочь.
Проталкиваясь сквозь красную пелену боли, я вдруг ощутил, как мне что-то вталкивают в ладонь. Карабин на конце троса. Я лишь пялился на него, не понимая.
— Передай дальше… — пропыхтел Томас. — Заднему… пусть положит вне пределов выхлопа!
Сунув карабин ползшему за мной, я снова двинулся вперед.
Ладонями ощутил холодную шершавость пандуса. Оставляя на металле смазанные кровавые пятна, я упорно продвигался вверх, на корабль. Дотянул до матраса и без сил рухнул на него, хрипло втягивая воздух легкими.
А потом из чудовищной дали долетел голос. Томас?
— Закройте люк… пересчитал… все вернулись…
— Включить радио… — просипел я. — Закройте люк…
Должно быть, я тут же потерял сознание. Лишь смутно осознал навалившуюся на грудь дополнительную тяжесть. Вероятно, взлет.
Когда я открыл глаза снова, то тут же почувствовал себя почти невесомым, дышать было легко, сорвал кислородную маску, и это далось почти без усилий. Я медленно сел, тут же ощутив головокружение, увидел Томаса, глядевшего на меня. Он улыбался.
— Мы справились, правда?
Я лишь безмолвно кивнул в знак согласия.
