Между тем ее собственные финансовые дела оказались в плачевном состоянии. Катерина жила на широкую ногу, не думая о завтрашнем дне. Только за отель она заплатила тысячу фунтов и оставалась еще должна сто шестьдесят. Родс выручил Катерину деньгами за сутки до того, как ее должны были выселить. В письме, поблагодарив, Катерина попросила его быть гарантом ее кредита в Стандарт Бэнк на сумму три тысячи фунтов стерлингов. Если бы он согласился стать ее финансовым гарантом, да еще на такую крупную сумму, то ее положение могло бы круто измениться. Судя по всему, Родс проигнорировал просьбу, испугавшись планов Катерины навсегда поселиться в Кейптауне, если найдет у него поддержку. Вот уж чего Родс никак не хотел. Не хватало только, чтобы эта прилипчивая дама, и без того изрядно ему надоевшая, осуществила свое намерение. Проще говоря, не чаял от нее избавиться.

Но как заставить эту особу собрать манатки? Он решил использовать ее угрожающее положение с деньгами и предъявить нечто вроде ультиматума. «Я дам указание своему адвокату, — заявил Родс, — и если она уедет из страны, оплачу все ее счета». Что и было сделано. Катерина временно переехала в дом своих друзей Шольцев. Видимо, она дала обещание покинуть Кейптаун. И действительно, скоро объявилась в Лондоне. Верная себе, принялась всячески афишировать свое знакомство с Родсом. В газете «Ревью оф ревьюс» опубликовала статью «Сесиль Д. Родс. Впечатления княгини Радзивилл», выступала в защиту Родса, которого некоторые считали главным виновником развязанной войны против буров. В связи с этим встретилась даже со своим старым знакомым лордом Солсбери.

Но уже через два месяца, забыв о данном обещании, Катерина вместе с сыном Николаем и служанкой Франчиной объявилась в Кейптауне. Родс, узнав об этом, с ужасом воскликнул: «Я заплатил за ее счета, и она покинула страну, но вот возвращается снова…» Он попытался было спастись от нее за плотной стеной «секретарей» или, как их еще называли, «телохранителей», но это не остановило ее. Она снова стала бывать в Хрут-Скер. И, надо сказать, что Родс, словно смирившись с натиском этой дамы, был с ней теперь всегда вежлив, даже устроил ее сына на приличную работу. Может быть, он оценил ее активное желание и борьбу за то, чтобы сделать его премьер-министром, а то и президентом будущей федеративной Южной Африки, о чем втайне сам мечтал. На этот период как раз приходится большая часть сомнительной корреспонденции, полученной ею якобы от Родса. И все же он старался большей частью ее избегать, для чего использовал различные уловки. Держал, например, в конюшне запряженную лошадь на случай, если надо будет незаметно улизнуть от княгини. Ей давали понять, чтобы не вмешивалась в личные его дела. Она возмущалась, говорила, что без так называемых этих своих друзей и советчиков Родс стал бы величайшей фигурой своего времени, но, к несчастью, атмосфера лести и поклонения оказалась настолько ему необходимой и он так привык к ней, что даже не представлял, как могли все эти подлизы и доносчики обходиться без него.

Желая помочь своему кумиру, Катерина решила организовать собственную газету, на страницах которой могла бы пропагандировать идеи Родса, выступать в его поддержку. Когда она сообщила ему об этом, он поддержал ее затею, но отказался финансировать издание. То ли не был уверен в успехе, то ли испугался еще большей зависимости от Катерины. У нее находились некоторые его письма и кое-какие другие бумаги, возможно похищенные из кабинета. В руках такой ненадежной союзницы они в любой момент могли оказаться оружием, повернутым против него. Тем более что теперь она будет располагать трибуной. Родс выразил желание заполучить эти бумаги обратно. Ее отказ вызвал у него ярость, в гневе он пообещал, что все равно получит их. Было ясно, что он опасается быть серьезно скомпрометированным содержанием этих документов.

На что же рассчитывала Катерина, затевая газету? Ее собственные средства находились в плачевном состоянии. Небольшой доход приносило поместье на Волге, некоторую сумму она выручила за свою книгу «Воскресение Питера».

Для редакции газеты, получившей название «Великая Британия», княгиня арендовала через адвоката Биссе дом вместе с лошадью и упряжкой. В качестве аванса с нее потребовали 4650 фунтов стерлингов. Не задумываясь она выписала чек на всю сумму и готовилась переехать в новое здание. Но тут Биссе предупредил, что чек ее не акцептирован и он подает на нее в суд. В этом не было ничего удивительного — на банковском счету княгини находилось всего лишь четыре фунта девять шиллингов и девять центов. Что было делать? Она уговорила Биссе принять расписку, гарантирующую выплату денег после их получения из России, не приминув предъявить письма, полученные оттуда, с упоминанием якобы принадлежащих ей там огромных богатств. Сама же тем временем заложила бриллиантовые серьги. На часть вырученных денег купила в книжном магазине на главной улице Аддерли-стрит большую фотографию Родса с его личной подписью через все фото и повесила ее в редакции… Спустя два дня княгиня вошла в комнату своего управляющего редакцией Ловгрува и торжественно заявила, что у нее в руках незаполненный вексель, обеспеченный господином Родсом. С этими словами она протянула лист бумаги, на котором стояла подпись Родса. Затем предложила заполнить свободное место над подписью цифрой в три тысячи фунтов, после чего отнести вексель в Бэнк оф Африка, где его должны были дисконтировать (учесть). Однако вексель не приняли к оплате. Тогда княгиня предъявила новый вексель, но и по поводу его были высказаны сомнения в достоверности. Родс в тот момент находился где-то в Родезии. Ему послали запрос, подписывал ли он такой вексель, он ответил отрицательно. Ничего не подозревавшая Катерина продолжала свою активную деятельность. Но адвокат Биссе не терял бдительности, он заявил ей, что показал вексель одному из друзей Родса и тот сказал, что это не его подпись. Так что без дополнительных гарантий не сможет принять этот вексель. Над головой Катерины вновь сгустились тучи. Она помнила, что в случае неудачи ей грозит судебное разбирательство.

Тогда она решила увеличить процент заимодавцу и начала поиски нужного ей человека. Вскоре такой нашелся — ростовщик Жозеф Фридион. Готов ли он акцептировать этот вексель, спросила она. Тот проявил к документу интерес, но потребовал доказательства, что подпись не подделана. «Нет ли у нее какого-нибудь письма от Родса, — спросил он, — в котором была бы ссылка на этот вексель?» Она ответила, что вроде есть, и обещала отыскать его. На другой день Катерина явилась с двумя отпечатанными на машинке письмами, под которыми стояла подпись Родса. В одном из них, посланном из Кимберли, говорилось: «Как обстоят финансовые дела? Вкладываю вексель, если случится что-то непредвиденное, думаю вы всегда найдете друга, который выдаст вам деньги под этот вексель, поскольку вы отказываетесь их брать от меня. Только не закладывайте его в банке и ничего об этом не пишите; нет необходимости ставить об этом в известность Джордана. Любой друг может прийти вам на помощь, например Шольц. Я отдам вам деньги для выкупа векселя, как только вернусь, где-то в октябре, ноябре… Не берите больше тысячи для себя лично, а остальное направьте для нужд вашей газеты…» То же самое приблизительно было и во втором письме.

Осторожный Фридион ответил, что он лично не знаком с господином Родсом, так что хорошо бы иметь поручительство под вексель от какого-либо его друга, ну, скажем, от доктора Шольца. Княгиня согласилась и тут же отправилась к Шольцу. Объяснив причину своего визита, она попросила подтвердить достоверность подписи Родса и показала его письма, намекнув, что деньги ей необходимы для защиты интересов Родса. Шольц ни в чем дурном ее не заподозрил и выписал сертификат, свидетельствующий, что подпись достоверна, а также расписался на оборотной стороне векселя. По условию вексель в одну тысячу фунтов подлежал оплате через два месяца, при этом Катерина получала семьсот фунтов, а заимодавец целых триста! Получить чек от Фридиона на причитающуюся ей сумму Катерина отказалась, потребовав выплаты наличными. Теперь она могла оплатить хотя бы часть долга Биссе и приступить к выпуску своей еженедельной газеты.

Первый номер вышел 11 июня 1901 года. Трудность состояла в том, что ей пришлось делать газету практически в одиночку, быть и репортером и издателем. Журналисты, которые вначале согласились было с ней сотрудничать, стушевались. Писала она на вполне сносном английском, хотя была, как заметил У. Стед в лондонской «Ревью оф ревьюс», наполовину полька, наполовину русская, но владела пером, словно родилась в Англии. Однако газета, что называется, не пошла. Пришлось уменьшить ее стоимость, а это означало, по существу, провал и лишало ее всякой надежды на выкуп данного Фридиону векселя. Семьсот фунтов были давно истрачены.

Любым способом ей необходимо было найти тысячу фунтов или пойти на риск своего разоблачения. Сорок пять фунтов, вырученных ею за старинную табакерку, не могли ее спасти. И вот однажды она снова явилась в контору Фридиона с новым векселем на 4500 фунтов стерлингов. Получила она его якобы от Родса перед тем, как тот отплыл в Англию. В нем говорилось: «Я обещаю княгине Катерине Радзивилл выплатить 3 апреля будущего года сумму в 4500 фунтов стерлингов. Вексель подлежит оплате в ее доме „Крейл“ на Кенилуорт. С. Д. Родс». Для достоверности она показала письмо Родса, адресованное Шольцу. В нем Родс сообщал, что передал княгине несколько векселей для оказания помощи в издании газеты, но просил не распространяться об этом.

Фридион принял вексель, но за неимением в тот момент таких денег отказался тотчас его дисконтировать.

Между тем время шло и княгиня все больше волновалась: подходил срок выплаты по векселю. Это толкнуло ее обратиться в кредитную компанию «Острэлиен Лоан энд Дискаунт». Управляющий Мейер Вольф выслушал ее трогательную историю о Родсе, который выдал ей вексель на 4500 фунтов, чтобы поддержать газету, и согласился его принять с таким условием: пусть его удостоверит мистер Мичел — управляющий Стандарт Бэнк и близкий друг Родса. Княгиня нехотя согласилась, но с условием, что ее имя не будет при этом упомянуто. Она, видимо, знала, что Мичел находился в отъезде и его заменяет мистер Гардинер. Однако и он, и Нэшнл Бэнк отказались идентифицировать подпись. Не признали ее подлинной и в других местах. Тогда Вольф предложил обратиться к доктору Шольцу. Катерина понимала, что новый вексель не мог не вызвать у него подозрения. Тем не менее согласилась отправиться к нему. На другой день она явилась к Вольфу и протянула вексель, на обороте которого стояла подпись: «Уильям К. Шольц». Это был, конечно, отчаянный шаг с ее стороны, она балансировала над пропастью. Как и следовало ожидать, произошло худшее — Вольф отправился к Шольцу и показал ему вексель с его подписью на обороте. Шольц заверил, что никогда не подписывал его и вообще в глаза не видел княгиню.

Когда Вольф рассказал Катерине об этом, гневу ее не было конца. Потребовав возвратить вексель, она вырвала его из рук Вольфа и бросилась из комнаты. А встревоженному Шольцу объяснила, что произошла ошибка — речь шла все о том же первом векселе в тысячу фунтов, на обороте которого он еще раньше поставил свою подпись. И даже посоветовала, если к нему вновь обратятся с подобной просьбой, обратиться в полицию.

Однако срок выплаты тысячи фунтов неумолимо приближался. На банковском счету Катерины не было ни пенса. Каково же было удивление заимодавца, когда точно в назначенный день и час княгиня выкупила вексель. Но самое удивительное, что деньги заплатила не Катерина, а сам Фридион.

С этого момента история приобретает все более загадочный характер. В оборот был пущен еще один вексель в две тысячи фунтов. По словам Фридиона, когда вышел срок векселя в тысячу фунтов, к нему явилась княгиня и заявила, что не может выплатить деньги, вместо этого предложила ему акцептировать еще один вексель на сумму две тысячи фунтов, который, как она сказала, тоже получила от Родса. Вексель был принят, и почти тотчас же в контору Фридиона явился адвокат Джон Бернард, заявивший, что действует от имени некоего господина Лоува, и что его клиент готов немедленно оплатить вексель в две тысячи фунтов. Сделка состоялась, и княгиня получила обратно свой первый вексель на тысячу фунтов. Все это выглядело весьма странно.

Но кто же был этот господин Лоув, отдавший в долг деньги человеку, которого никогда даже не видел?! Притом не потребовал никаких гарантий! Все это оставалось загадкой.

Но главный сюрприз преподнесли газеты на другой день. На страницах «Кейп Аргус», а затем и в «Кейп таймс» появился набранный крупным шрифтом заголовок: «Господин Родс предупреждает: подпись его подделана». Далее приводилось сообщение лондонской «Таймс», опубликованное на ее финансовой странице: «Насколько нам известно, предпринимаются различные попытки вести переговоры об оплате векселей, под которыми якобы стоит подпись Сесиля Родса. К нам обратились с просьбой заявить, что если появятся в обращении подобные документы, то их следует считать поддельными».

Это означало, что Родс начал действовать против княгини. Ей следовало быть более осторожной. Но могло ли ее что-либо спасти?

Буквально на следующий же день после того, как появилось сообщение в «Кейп Аргус», Бернард пригласил княгиню Радзивилл к себе в контору. С ним вместе был Джон Кейзер, который представлял интересы Фридиона.

Бернард заявил, указывая на газеты, что испытывает большое беспокойство в связи с займом, сделанным от имени его клиента господина Лоува. И предложил направить телеграмму Родсу, находившемуся в Англии, с просьбой лично подтвердить вексель. Катерина не возражала. Но как вступить с ним в контакт, ведь он путешествует где-то в Шотландии. Не послать ли телеграмму Хоуксли, стряпчему Родса в Лондоне. Адвокаты согласились и тут же составили текст: «Пожалуйста, вышлите тысячу пятьсот фунтов. Крайне необходимо заплатить за вексель». Об ответе княгиня обещала тотчас известить адвокатов.

Газетные сообщения встревожили и Шольца. Катерина успокоила его, сказав, что ждет из Лондона подтверждения подлинности векселя. Она действительно отправила телеграмму Хоуксли, которого хорошо знала еще по Лондону и переписывалась с ним. Но это была не единственная телеграмма, отправленная ею в тот день. Другая телеграмма была адресована в Кейптаун, княгине Радзивилл. Получив ее, зашла к знакомому начальнику почты своего района и наплела ему о каком-то розыгрыше, который задумали ее друзья. Для этого, мол, нужно переделать на бланке место отправления. Почтмейстер отказался выполнить ее невинную просьбу. Но младший клерк, к которому она обратилась с тем же на другой день, оказался более сговорчивым. Он стер слово «Кейптаун» и вместо него вписал «Лондон». В телеграмме говорилось: «Сообщите, когда срок. Сколько? Постараюсь уладить пересылку из Лондона. Если невозможно, попросите друзей. Вряд ли они откажут. Пишите».

С этим текстом Катерина явилась к Бернарду. Но тот, на ее беду, сразу же заподозрил подлог, заметив, что слово «Лондон» написано на месте другого, стертого, которое начиналось на букву «К».

Настало, казалось, время положить конец всему этому мошенничеству и уличить княгиню Радзивилл. Ведь все несомненно указывало на то, что векселя фальшивые. Однако Бернард, как видно, не столько заботился о клиенте, сколько хотел втянуть княгиню еще глубже в мошенничество, чтобы она изобличила самое себя. Он предложил отправить еще одну телеграмму такого содержания: «Две тысячи фунтов к 20 сентября. Держатель требует телеграфного подтверждения. Сообщите о высылке». Катерина прибегла все к той же процедуре. Хоуксли она телеграфировала: «Завтра отсылаю письмо и все необходимые документы». После чего отправилась на почту и, проделав тот же трюк с помощью того же клерка, которому дала десять шиллингов «на конфеты», доставила Бернарду ответ от Хоуксли и почтовую квитанцию. Ответ из Лондона был лаконичным: «Хорошо. Скажите, что подтверждаю».

Теперь, думала Катерина, ее дело в шляпе. Но Бернард снова заметил подчистку. На почте, куда он отправился, без особого труда выяснил все обстоятельства «розыгрыша». Не долго думая, он сообщил княгине, что намерен предать дело прокурору. Катерина бросилась к ростовщику и под именем Мисс Смит заложила свои часы, золотую цепочку и брелок — все, что у нее осталось, но спасти ее это не могло, требовалась крупная сумма, чтобы выкупить вексель. Бернард наседал, грозил судебным преследованием, если она не покроет свой долг его клиенту Лоуву. К этому добавились требования кредиторов ее газеты, которая дышала на ладан. В отчаянии она бросилась к управляющему газеты Лавгроуву. О чем же она его просила? Ни больше ни меньше как подыскать человека, который смог бы оплатить новый вексель, якобы полученный ею от Родса. И что совсем уж странно, он, несмотря на газетное предупреждение, согласился ей помочь. Человека, которого он рекомендовал, звали господином Фоксом. Однако сам он не захотел дисконтировать вексель на сумму 6 тысяч фунтов стерлингов, предъявленный Катериной, а рекомендовал ей купца Дэвида Бенжамина. Это был весьма достойный джентльмен, игравший видную роль в финансовом мире и даже состоявший одно время вместе с Родсом в каком-то комитете. Он строго следил за своей репутацией и отказался обсуждать с княгиней дела у нее дома, пригласив пожаловать к нему в контору. Вот как он описывает то, что произошло там. «После короткой беседы, — свидетельствовал он, — княгиня сообщила мне, что находится в стесненных обстоятельствах в связи с изданием своей газеты, а затем вытащила из сумочки вексель, который якобы был составлен в ее пользу господином Родсом, бывшим премьер-министром. По-моему, он был датирован апрелем 1901 года. Я сказал ей, что это весьма любопытный документ. Прежде всего потому, что главная часть его заполнена очень небрежным почерком. Во-вторых, время выплаты установлено в девять месяцев, хотя обычно подобные финансовые документы составляются на три или, в самом крайнем случае, на шесть месяцев. Кроме того, там было сказано, что вексель подлежит оплате на дому у княгини, но я никогда не видел, чтобы вексель на такую значительную сумму подлежал оплате на дому какой-то женщины. Я не сказал ей о том, что видел предупреждение, помещенное Родсом в газете, но я все же знал о богатстве Родса и его безупречной финансовой репутации, тем не менее все эти обстоятельства показались мне весьма странными.

Затем княгиня сказала, что из этой суммы хочет получить три тысячи. Я ответил ей, что я не ростовщик и не оплачиваю векселей, и как бы невзначай, возвращая ей вексель, поинтересовался у нее, считает ли она эту подпись Родса подлинной. Она, в свою очередь, спросила меня, что я имею в виду. Я ответил, что если это и не подпись Родса, то очень хорошая подделка. После чего я спросил ее, каким образом она предполагает выкупить этот вексель, и тут она нетерпеливо вскочила со своего места, сказав мне, что я задаю слишком много вопросов, и покинула мой кабинет».

В этот день, 24 августа 1901 года, княгиня Радзивилл получила еще один удар: вышел последний номер ее газеты, просуществовавшей ровно десять недель.

О том, что предпринимала княгиня в последующие дни, проследить довольно трудно. Известно лишь, что она посылала срочные телеграммы своей семье, требуя от них прислать денег, чтобы расплатиться с Бернардом. Но и тут ее ждала неудача: оказалось, что счет ее в банке арестован и никакие финансовые операции с ним не могут быть осуществлены. Стоит отметить, что управляющим этого банка был Льюис Мичел — близкий друг Родса и будущий автор его двухтомной биографии.

Катерина металась как рыба, угодившая в сети, но ей и в голову не могло прийти, что ловушка была тщательно подготовлена. Кое-что стало понятным, когда к ней пожаловал человек Родса и предложил определенную сумму, достаточную, чтобы выкупить векселя, в обмен на бумаги, которыми она владела: письма Родса, документы и т. п. Катерина решила перехватить инициативу и сыграть на этом. Проще говоря, задумала шантажировать Родса.

Но не успела она обдумать план действий, как узнала, что Верховный суд приступил к разбирательству судебного иска Лоува против Сесиля Джона Родса и Катерины Марии Радзивилл, обвиняемых в попытке всучить ему поддельный вексель на сумму две тысячи фунтов. Ни один из обвиняемых в суд не явился. Была удовлетворена просьба представителя Родса отложить разбирательство. Но по требованию Лоува суд вынес предварительное осуждение княгини Радзивилл, которая как держательница векселя несла всю ответственность за своевременную выплату денег.

Катерине оставалось надеяться на чудо.

В этот момент к ней явилась жена доктора Шольца Агнеса и без обиняков заявила, что если княгиня согласится выдать имеющиеся у нее бумаги, то можно будет уладить все дело, включая вексель, переданный Бернарду.

Вот уж чего Катерина не хотела, так это лишиться своего последнего оружия защиты. А если ее надуют — бумаги возьмут, а дело не прекратят? Нет, решила она, и отослала эти бумаги в Англию. Похоже, готова была пережить самое худшее, но не отдавать их. Кажется, она начала понимать, что против нее выступают какие-то объединенные мощные силы и ей, несмотря на всю свою ловкость и изворотливость, не одолеть их. Катерина стала подумывать, не исчезнуть ли ей, иначе говоря, не бежать ли из Кейптауна. Как будто читая ее мысли, ей написал теперь уже сам Шольц письмо с предложением помочь покинуть страну. За это она должна была расплатиться все теми же письмами, которых так опасался Родс. Ей же гарантировали оплаченный билет в Европу плюс двадцать пять фунтов на личные расходы.

В это время в игру вступило новое лицо — сам верховный комиссар Милнер. Его вынудило к этому письмо Катерины. В нем она жаловалась на Родса, который будто готов признать свою подпись на векселях, если она передаст ему свою переписку с ним, Милнером. Скорее всего, это был очередной шантаж. Но Милнер клюнул на приманку и подослал своего человека с целью заполучить бумаги. Этим человеком был капитан Барнс Бегг, начальник секретного отдела военной полиции. Катерина вспоминала об этом визите. «Мы одни с вами в доме?» — спросил капитан. «Конечно», — отвечала она. «Мадам, — начал он, — английскому правительству известно о том, что вы располагаете документами, представляющими для него интерес. Я пришел сказать вам, что если вы их передадите мне, то мы добьемся для вас вполне приличного вознаграждения». Княгиня выразила свое возмущение и в резкой форме заявила о своем твердом отказе, как отказывала в этом прежде и Родсу. «В негодовании, — писала Катерина, — полицейский покинул мой дом». Стоит добавить, что она сообщила ему, будто интересующие его бумаги находятся не у нее, а у германского консула. Тем не менее через несколько дней передала Милнеру несколько писем, имеющих отношение к Родсу, и два документа, по ее словам, составленные им же. Все эти бумаги касались главным образом послевоенного устройства Южной Африки. Речь в них шла о предложениях Родса, сделанных им некоторым лидерам буров. Ничего компрометирующего в этих документах не было, как не содержалось и каких-либо секретов. Однако не случайно же Милнера так обеспокоило наличие у этой иностранной авантюристки каких-то его бумаг. Более того, заставило проявить такую заинтересованность к ним. Вероятно, в интриге, затеянной Катериной, было что-то пугающее его, как, впрочем, и Родса.

Между тем весь Кейптаун был взбудоражен слухами о схватке Родса и княгини Радзивилл. Газеты и журналы уделяли этому скандалу первые полосы, публиковали карикатуры, писали, что княгиня подделала векселей на 20 тысяч фунтов стерлингов, и призывали до конца расследовать это мошенничество.

Катерина, находившаяся под домашним арестом, заявляла донимавшим ее журналистам, что близка к безумию, грозила покончить с собой.