Яр укрыл мотор старым полушубком, и все вошли в тёмный подъезд. Поднялись по шаткой дощатой лестнице, которая сделала два поворота среди тесных кирпичных стен. От кирпичей несло холодной сыростью. Ступеньки прогибались. Где-то очень высоко светила пыльная лампочка. Ребята и Яр остановились у двери, обитой порванным дерматином. На двери они разглядели тёмную, видимо, медную табличку. Она была туго привинчена по углам и сильно вдавилась в дерматин. Яр пригляделся и различил слова:

– Ну что же, всё сходится, – бодро сказал он. И ощутил какое-то сосущее, беспомощное беспокойство. Поискал глазами кнопку или рычажок звонка. Не нашёл. Сильно постучал кулаком по косяку. Было тихо. Он снова поднял кулак…

Чёткий, неожиданно близкий голос спросил:

– Кто вам нужен?

Наверно, за дерматином был динамик.

Чувствуя себя ужасно глупо. Яр сказал двери:

– Мне нужен… Глеб Сергеевич…

Прошла ещё очень долгая минута. Игнатик и Алька переминались рядом с Яром. Наконец, голос неприветливо отозвался:

– Входите.

Дверь еле заметно шевельнулась. Яр потянул её, она отошла. За ней оказалась ещё одна дверь, дощатая. Она открылась сама. Яр качнулся вперёд, но Тик и Алька опередили его.

В глаза ударил встречный свет. Яр зажмурился и не сразу разглядел, где он. Комната была длинная и узкая. В дальнем конце за столом с зелёной лампой (она тоже горела) сидел, пригнувшись, человек. Яр увидел блестящие очки и бородку. Руки сидевшего были спрятаны за стопкой книг.

Все довольно долго молчали. Наконец Яр спохватился :

– Здравствуйте…

– Чёрт возьми… Здравствуйте, – сказал хозяин комнаты высоким, но хрипловатым голосом. – Подойдите сюда… пожалуйста.

Верхний свет плавно угас. Яр, моргая, пошёл к столу. Тик и Алька – по бокам. "Как посольство какое-то. Ужасно глупо", – подумал Яр. Они остановились у стола.

– Меня вы, судя по всему, знаете, – всё тем же высоким, но с хрипотцой голосом произнёс литератор Дикий. – Может быть, представитесь сами?

– Представимся, – ответил Яр и как-то сразу успокоился. – Я директор Ореховской средней школы номер семь. А это мои… мои дети.

Глеб Дикий снял очки, протёр их, абсолютно чистые, уголком белого широкого ворота, надел и со вздохом сказал:

– Ну и манеры у вас, директор… Чёрт возьми… – Левой рукой он выдвинул ящик, а правой убрал из-за книг очень длинный блестящий револьвер.

Тик и Алька вытянули головы.

– Это "мортон", – сказал Алька.

– Ничего подобного, "форт-капитан", – сказал Тик.

Хозяин комнаты коротко засмеялся и растёр ладонями лицо. Это было лицо очень пожилого, но крепкого человека – худое, с тёмной кожей и чёткими красивыми морщинами. В бородке блестела проседь.

– Садитесь, – пригласил Глеб Дикий. – Вы поближе, директор, а вы, добры молодцы, вон туда. Кресло большое, влезете вдвоём… Господи, какие вы молодцы, ребята, что вошли первые. Иначе ситуация сейчас могла быть са-авсем иной… Кой леший дёрнул вас, директор, называть меня столь старинным способом? Вы, наверно, знаете, к т о любит так обращаться.

– А как мне было вас называть? – усмехнулся Яр. – Писатель Дикий? Слишком церемонно… Или… – он усмехнулся снова, – может быть, Стрелок?

Хозяин крепким ногтем поцарапал сукно на середине стола.

– Просто Глеб, – сказал он. – Как здесь водится между людьми… А теперь всё-таки признайтесь, директор. Это о н и послали вас ко мне?

– Ну естественно, – охотно отозвался Яр и поудобнее устроился на плетёном скрипучем стуле. – Один тип весьма интеллигентной наружности, именующий себя Магистром. Не знакомы?

Глеб покачал головой. Сказал тихо и без всякой рисовки:

– Знакомых среди этой падали у меня нет. Живых…

– Но ведь пули их не берут, – заинтересованно откликнулся Яр.

– Разные бывают пули, директор, – объяснил Глеб. – Разные… Спросите это у вашего друга Магистра, он подтвердит.

Яр засмеялся:

– Глеб! Ну что за чепуху вы несёте! "Друг"! Магистр явился непрошеный, уговаривал заключить союз, мы его послали подальше… Но всё-таки я ему благодарен: он дал ваш адрес.

– Но почему он пришёл именно к вам?

– Да потому что мы земляки.

– Вы и… Магистр?

– О, ёлки-палки… – сказал Яр. – Вы и я.

Глеб снова помянул чёрта и опять протёр очки. Потом очками этими вопросительно уставился на Яра.

– Я всего два месяца директор школы, – сказал Яр. – А до этого был преподавателем физкультуры и математики. А ещё раньше – диспетчером рыбачьего порта, бродягой, робинзоном. Потому что занесло меня сюда с планеты Земля. И земляки мы с вами весьма близкие. Вы как-то связаны со Старогорском, а я уроженец Нейска, это недалеко друг от друга… И зовут меня Ярослав Игоревич Родин. Скадермен-разведчик… Ныне – директор Яр.

Глеб крепко сжал и распрямил крепкие пальцы.

– С ума сойти… – проговорил он тихо. – Что-то я… Сейчас… Чаю, что ли, согреть, а?

– Ага, согрейте, – довольно нахально сказал из полутёмного угла Алька. – А то у Игната от холода уши звонкие… Уй-я… – В кресле послышалась возня, оно скрипуче запело.

Глеб откинулся на спинку стула и засмеялся.

Стены комнаты были дощатые, некрашеные. Вдоль одной – книжные стеллажи. На другой – не то рисунки, не то гравюры в рамках, а среди них – узкая сумрачная маска из тёмного металла. Очень длинная кровать с резными деревянными спинками, у изголовья – трёхствольное курковое ружьё с тонким прикладом.

Стол был только один – письменный. За ним и пили чай – Глеб убрал на пол груды книг.

– …А почему он сказал, что ты был террористом?

– А я и был им, – спокойно разъяснил Глеб. – По крайней мере, с точки зрения т е х, к о т о р ы е в е л я т… Я появился здесь, когда война между Берегами формально была окончена, но в окрестностях городов и в лесах было ещё неспокойно. Я был тогда почти мальчишка и, естественно, ввязался в эту кутерьму… Я научился хорошо стрелять, несмотря на очки. Отсюда и прозвище.

– И… в кого же ты стрелял?

– Естественно, в т е х… Они возглавляли "отряды умиротворения". Война им была уже не нужна, и они решили срочно навести порядок на Полуострове. Они сначала стравливали между собой боевые группы с разных берегов, а потом ослабевших после стычки стремительно разоружали. Оружие сжигали, а людей… ну, с людьми было по-всякому. Кого-то отпускали, а тех, кто начинал что-то понимать… в общем, по-всякому. Я насмотрелся. И стал стрелять метко.

– А пули…

– У нас был человек, который умел отливать нужные пули. И заговаривал их… Как в средневековье против нечистой силы, да?.. Но, Яр… Мы стреляли не только в них. В тех, кто им помогал, – тоже. Никуда не денешься…

– А потом?

– Потом… Если есть время, а человек не совсем дурак, он приходит к какой-нибудь здравой мысли. Вот и я понял: воевать с н и м и бесполезно.

– Почему? – спросил Тик и со стуком поставил чашку. Алька тоже поставил, но бесшумно.

– Сейчас объясню, хлопцы, – ласково сказал Глеб. – Сейчас… Вот представьте, что у вас на кухне завелись тараканы. Их можно давить, морить разными порошками. Можно их на какое-то время вывести. А потом они опять… Надо не тараканов морить, а чтобы на кухне была чистота. А если там грязь и плесень, они разведутся снова… Разве не простая мысль?

– Простая… – сказал Яр. – Но…

– Разве они – тараканы? – перебил Алька.

Глеб жёстко сказал:

– Я не знаю, откуда они взялись и какие они в своей природной сущности, хотя бился над этим много лет. Может, пришельцы из других пространств, а может, наша собственная плесень. Только точно знаю: это цивилизация паразитов… Если их можно назвать цивилизацией… Они – тараканы и клопы. Посудите сами. Сколько сил надо положить, чтобы развести пчёл или, скажем, шелкопряда. А клопы лезут из щелей сами – стоит хозяевам только зазеваться или стать ленивыми… Вот и в человеческой жизни: когда люди становятся равнодушными, ленивыми или слишком сытыми, когда им наплевать на свою планету, появляются те, которые велят. И кое-кто из людей – не против: так спокойнее и проще… Яр! В истории вашей Земли разве не случалось такого?

– Да… Почему "вашей"? Нашей, Глеб…

– Конечно, Яр… Земля есть Земля…

– Глеб… И ты перестал стрелять и стал бороться за чистоту "кухни"?

– Как мог…

Яр осторожно спросил:

– А как? Для меня это очень важно…

– По-всякому, Яр… Честно говоря, я делал это неумело и без большого успеха. Одни люди были запуганы, другие закормлены. Те, кто умел бороться, или погибли, или устали… Яр, не было союзников на этой замороченной Планете. То есть очень мало их было. Это страшнее всего.

– И всё же?..

– Я мотался по Планете, кричал, убеждал, получил кличку Дикий. Писал книги… Кстати, выражение "люди, которые велят",– это моё. Так называлась одна моя книга, её очень быстро сожгли…

– Кто? О н и сожгли?

– Нет. Те, кто считали, что и х нет. Вернее, делали вид, что и х нет. Многим так спокойнее и безопаснее жить… Иногда я опять начинал стрелять. Потому что когда чистишь кухню, тараканов тоже надо выметать. Не ждать же, когда они вымрут… Тем более что кусачие тараканчики-то: сколько раз пытались меня прихлопнуть или упрятать за проволоку. Не сами они, конечно… Здесь на всех материках ужасно безалаберная система управления, никаких строгих юридических норм, но всё же меня дважды приговаривали к виселице "общественные штабы по борьбе с эпидемиями"…

– За книги? – спросил Тик.

– Да. И за стихи. Особенно за одну песню… "Пять пальцев в кулаке годятся для удара. Годятся, чтоб держать и молоток, и меч…"

Алька вскинул ресницы – они золотились от лампы. Он звонко спросил:

– Из-за этой песни они и боятся цифры пять?

Глеб засмеялся:

– Спасибо, Алька… за такое допущение. Знаешь, я считал бы себя ужасно счастливым, если бы это было так… Нет, они боятся пятикратности не потому.

– Почему же? – спросил Яр. – Никто не мог мне до сих пор объяснить.

– Я, наверно, тоже не объясню толком… Но мне кажется, дело здесь в свойствах пятиугольника. В том, что он чем-то похож на круг…

– Пятиугольник? – воскликнул Алька.

– Да. Некоторыми свойствами. Я имею в виду пятиугольник с равными углами и сторонами… Вот такой… – Глеб концом чайной ложки нацарапал на сукне фигуру. На ворсе остался заметный след. Пятиугольник был чётко вписан в окружность.

– Ну и… – с любопытством сказал Яр.

– В конце концов, что такое круг? – увлекаясь, проговорил Глеб. – Тоже равносторонний многоугольник, только с бесконечным числом сторон. Кое в чём они с пятиугольником схожи.

– Движением? – спросил Игнатик.

Глеб вскинул на него очки:

– Ты читаешь мысли?

– Он может… – хмыкнул Алька.

– Я догадался, – сказал Игнатик.

– Да… – Глеб скатал из хлебного мякиша горошину. – Если мы пустим по периметру пятиугольника шарик… Ну, скажем, по желобку с такими вот поворотами, он будет катиться, пока есть инерция… В треугольнике шарик застрянет в остром углу. В квадрате – отскочит на повороте и пойдёт назад. А здесь – неохотно, со скрипом, но будет продолжать путь. По рикошету…

– Ну и ладно… Ну и что? – озадаченно спросил Яр. – Пусть продолжает. Им-то что, этим манекенам? Жалко, что ли?

– Наверно… – Глеб развёл руками. – Видимо, они боятся всяких построений, которые приближаются к кругу. Боятся, что будут раскрыты или нарушены какие-то законы их развития.

– Но есть многоугольники, которые гораздо больше похожи на круг!

– Да, но у них много вершин, они склонны к дроблению. А пять – это прочный и опасный для манекенов минимум. Пятиугольник вписывается в круг, а потом рвёт его колючими углами… Яр, а как прекрасно в пятигранник врисовывается звезда с пятью лучами? Она всегда была эмблемой тех, кто дрался за свободу…

– Ну… это красивое объяснение, – сказал Яр. – Может быть, не хуже других… Но уж какое-то оно начерченное, бумажное. Как теорема в учебнике для шестого класса. При чём здесь всё-таки манекены, при чём их развитие? При чём круг?

– Но развитие всякой цивилизации, развитие Вселенной идёт не по прямой, это и дети знают…

– Да, но не по кругу же! По спирали!

– Ага! – торжествующе сказал Глеб и кинул в чашку зазвеневшую ложечку. – Вот именно! А наши милые глиняные друзья не прочь замкнуть спираль в круг. Хотя бы какой-то виток! Чтобы всё вертелось бесконечно!

– Зачем?

– Я считаю, что им надо выиграть время. Цель-то у них, прямо скажем, крупномасштабная. А Галактика наша не будет ждать, когда они напичкают её своим разумом, возьмёт да и разовьётся по-своему.

– Она может, – усмехнулся Яр. – Послушай, Глеб… А эта их бредовая идея о разумной галактике… Они в самом деле её как-то осуществляют? Или это просто религия какая-то? Философия?

– В том-то и дело, что осуществляют! Отсюда и все заварухи. Нашествия эти, и прочее…

– Но, может быть, это что-то вроде ритуала? Просто какой-то символ? Жертвоприношения?

– Нет, они уверены, что работают научно…

– Но как?

– Очень примитивно… Ты же сам заметил, что могущество и примитивность у них рядом. К тому же они паразиты. Недаром у них нет даже своей оболочки, они лезут в статуи и манекены. И в работе своей… Тьфу ты, даже неловко говорить про это "работа"… тут они тоже действуют чужими руками…

– Нашими? Как?

– Теория у них крайне наивная. Мне пришлось беседовать с одним глиняным философом, прежде чем его… – Глеб неловко глянул на ребят. – В общем, такая теория: галактика – это громадный мозг, только пока пустой. Не заполненный информацией. И они эту информацию посылают в пространство самым простым способом – с помощью взрывов.

– То есть?

– Ну, просто взрывов. Начиная от гранат и мин и кончая теми термоядерными взрывами, которые в своё время корёжили Землю…

– Ты считаешь, что эти взрывы – их рук дело? – с сомнением спросил Яр.

– Конечно, нет… Увы, это дело рук человеческих. Но т е очень умело их использовали… Как мы используем, например, энергию рек или ветра… Они, как могли, способствовали войнам. Потом – ядерным испытаниям. А когда люди малость поумнели, отыскали себе этот забытый богом угол Вселенной. И здесь развернулись вовсю. Сами начали организовывать войны, стравливать города и Берега.

– Но пока без атомных взрывов, – сказал Яр.

– Зато с нашествиями, – неожиданно сказал Игнатик. – И с эпидемиями. Это ведь тоже взрывы. Когда горе у людей взрывается… Это им тоже подходит…

Глеб с полминуты молча смотрел на Игнатика. Тот засмущался и сунул нос в чашку.

– А ведь прав малыш, – сказал Глеб.

– Ещё бы, – с дерзкой ноткой подал голос Алька. – Тик зря не говорит… Можно, я возьму ещё конфетку?

– Куда в тебя лезет, – сказал Яр.

– У меня кишечник спиральный и бесконечный. Как галактика, – объяснил Алька.

– Ещё один теоретик, – усмехнулся Яр. – Вот замкнём тебе кишечник в кольцо, тогда хватит одной конфеты на всю жизнь.

Тик фыркнул в чашку.

Алька сказал:

– Смотрите лучше, чтобы манекенчики не замкнули спираль Галактики. Они могут. Вот тогда повертимся…

– В самом деле… – полусерьёзно сказал Яр.

Глеб опять зацарапал ложкой сукно.

– Меня всегда занимала природа спиральных явлений, – заметил он. – Их закономерности. От громадной галактики и до улитки. Или до маленького вихря на дороге.

– Это ты про ветерки? – спросил Яр.

– Про ветерков, – тихо поправил Игнатик. – Они живые.

– Мне сначала казалось, что это легенда, – сказал Яр.

– Может быть, и легенда… – отозвался Глеб.

– Да нет же! – сказал Игнатик. – Яр, ты же сам знаешь. Вспомни Город!

– Да, – согласился Яр. – Глеб, а ты слышал про восстание в Морском лицее?

– Да, – насупленно сказал Глеб. – Я знаю… Это было вскоре, как я здесь оказался. Мы даже были потом с отрядом в сгоревшей крепости. Ну… не хочется про это, ребята. Я после этого и начал стрелять без колебаний. И много лет потом не мог разговаривать с мальчишками – будто в чём-то виноват был перед ними.

– В чём? – шёпотом спросил Тик.

– Не знаю. Может быть, в том, что меня там не оказалось, когда они поднялись… У них-то пули были обычные…

– А в Пустом Городе ты бывал? – спросил Яр.

– Нет… Я бывал во многих местах на Планете. Смотрел, как люди живут… По-всякому живут. Есть громадные города, где жизнь кипит, и никто, кажется, не боится никаких л ю д е й, к о т о р ы е в е л я т… Но это на первый взгляд…

– А в Пустом Городе и вправду не боятся, – вмешался Тик.

– Но он же пустой…

– Нет, Глеб, не совсем, – сказал Яр. – Туда ушли те, кто уцелел в крепости.

– Разве кто-то уцелел? – быстро спросил Глеб.

– Говорят, да…

– "Говорят"… – Глеб грустно посмотрел на мальчишек. – Сказки я слышал и сам. Песню одну написал тогда. Было время, её пели. Даже пластинка была…

– Стоп… – сказал Яр. – Это что? "Когда мы спрячем за пазухи ветрами избитые флаги"?

– Ты слышал? Она же запрещена.

– Ну и что же? Кое-где играют.

Глеб на глазах помолодел. Улыбнулся по-мальчишечьи. Потом серьёзно спросил:

– Яр, тебе не приходило в голову вернуться на Землю и привести сюда десантные отряды? Чтобы вытравить здесь всю нечисть.

– Сначала нет… – медленно сказал Яр. – Потом да… Потом опять нет… Глеб, я понял, что нужно самому становиться человеком этой Планеты. Пришельцы не смогли бы изменить мир. Взорвать, наверно, смогли бы, а спасти нет… Такая попытка ведь была.

– Ты имеешь в виду сказки про народ, который ушёл на истинный полдень?

– Это не совсем сказки. Племя, которое строило крепости, но никогда не воевало… Крепости-то стоят до сих пор.

Стоят, – согласился Глеб. – Но кто докажет, что их строили пришельцы? Я за сорок лет не смог выяснить, что это было за племя…

– Глеб… – осторожно сказал Яр. – А ты сам пробовал вернуться домой?

– Нет, – быстро ответил Глеб. – Я не пробовал и не хотел. Мне казалось, что я нужен здесь, и этого мне хватило на всю жизнь. Здесь у меня всё… В конце концов, здесь та же самая Земля.

Яр задумчиво поскрёб подбородок.

– Да… В чём-то та же самая. Но до сих пор не могу себе сказать: одна это планета или нет?

– Одна, Яр… Просто разные измерения. Ты слышал, наверно, о теории параллельных пространств.

– Ну, Глеб… это же наивная теория. Старый сюжетный крючок для детских фантастических рассказов. И потом – это именно теория, не больше…

– А собственно, почему наивная? Посуди сам: если могут быть параллельные линии и параллельные плоскости, почему не может быть параллельных трёхмерных пространств?

Яр покачал головой:

– Чёрт его знает… Я себе это объяснял как-то по-другому.

– Я тоже пытался объяснить по-всякому. Но всё равно в голове застревает детская картинка: понимаешь, пространства вроде прозрачных кубиков, плотно прижатых друг к другу… И вот наши друзья-манекены своими взрывами и экспериментами что-то сдвинули, нарушили в этой кристаллической решётке. Кубики сдвинулись, проломили друг друга, по ним пошли трещины… В одну такую трещину и занесло сюда по рельсовой колее начинающего журналиста Глеба Вяткина…

Яр кивнул на Альку:

– Вот от этого теоретика я слышал что-то подобное. Во время летнего плавания на плоту…

– Можно, мы посмотрим ружьё? – кротко спросил Алька и показал на стену.

– Ещё чего! – сказал Яр.

– Мы осторожненько, – пообещал Тик.

– Пусть, – сказал Глеб.

– Но, Глеб! Ты же знаешь: если ружьё висит на стене, оно когда-нибудь выстрелит. А эти пираты…

– Оно вообще не стреляет, – успокоил Глеб. – Оно без пружины. Это так, музейный экспонат…

Тик и Алька двинулись к стене.

– Кр-ромешная некр-ритичность! Не ходите по кр-ромке до пяти р-раз! – прозвучал механический и очень знакомый Яру голос.

Яр вскочил. Снял с лампы зелёный абажур. В углу, у потолка, вцепилось в натянутую верёвку маленькое смешное существо: тугой мешочек с проволочными ручками и ножками. Ножки весело дёргались. На мешочке улыбалась нарисованная белилами рожица.

– Бормотунчик! – весело удивился Яр.

– Яр-р! Привет! – сказал бормотунчик. – Как дела, скадермен? Всё ещё карабкаешься по песчаному обрыву?

У Яра коротко и сильно, как чужой холодной пятернёй, сжало сердце.

– Ты… – переглотнув, сказал он. – И оглянулся на Глеба. – Глеб, можно его спросить? Он не разрядится?

– Я не р-разряжусь!! – радостно завопил бормотунчик. – Задавай хоть тр-риллион вопросов! Во мне вечная энергия!

– Заткнись, болтун! – виновато сказал Глеб. – Яр, не обращай на него внимания. Он то и дело несёт всякую чепуху. Он живёт у меня уже девять лет и до сих пор не поумнел.

– Это ты не поумнел! – ответствовал бормотунчик. – У тебя в жизни только одно умное дело: запихал в меня искорку!

– Это правда? – спросил Яр у Глеба.

Глеб засмеялся и кивнул:

– Да, она там. Самое надёжное место… И, кстати, Магистр зря домогался, чтобы я отдал искорку. Теперь она принадлежит этому субъекту, а он с ней никогда не расстанется.

– Никогда! – подтвердил бормотунчик. – И пока она во мне, меня ни р-распороть, ни р-рассыпать!

– И не заставить замолчать, – грустно сказал Глеб. – Такое трепло… Правда, иногда он подаёт дельные советы.

– Я помню, как однажды… – начал Яр. И в комнате грохнуло!

Грохнуло так, что лампа подпрыгнула на полметра, бормотунчик сорвался на пол, а чашки полетели со стола. По глазам ударил тугой синий дым. Из этого дыма, из гулкой звенящей тишины донёсся виноватый голос Игнатика:

– А говорили, не стреляет…

– Кар-раул! – завопил из-под стола бормотунчик. – Грандиозный скандал! Пр-редставление!

Глеб рванулся к мальчишкам, выхватил у них ружьё. Кашляя, он закричал:

– Это же чёрт знает что! В нём же ни патронов, ни замка! Как это?!

– Это Тик, – самодовольно сказал Алька. – Он ещё и не такое может.

– Глеб, у тебя найдётся чем их выпороть? – печально спросил Яр.

– Пр-рекратить безобразие! – заверещал бормотунчик и, цепляясь за трещинки в досках, полез в свой угол у потолка. – Сами дали детям игр-рушку, а тепер-рь…

– Из той же компании, – сказал Яр.

– Мы исправимся, – невинным голосом пообещал Алька.

Глеб упал в кресло, вскинув худые колени, и начал хохотать…

Открыли форточку, но дымный запах не выветривался.

– Душегубы, – сказал Яр Альке и Тику. Они виновато сопели. Почти всерьёз.

– Чёрт, чёрт и чёрт, – проворчал Глеб. – Я хотел оставить вас ночевать у себя. Надо ещё про столько разного поговорить… Мне-то к пороховому дыму не привыкать, а вы, наверно, задохнётесь…

– Нам нельзя оставаться, – объяснил Яр. – Данка и Чита будут беспокоиться.

– И мама, – торопливо сказал Алька.

– А знаешь что, Глеб? Поехали к нам! – предложил Яр. – Младенцев уложим, а сами можем говорить до утра.

– Мы не хотим спать, – подал голос Алька. – Я только маме позвоню и тоже…

– Молчи, террорист… Поехали, Глеб!

– Ну… если это можно… – Глеб снял очки и почесал ими затылок.– Как-то всё неожиданно… И не хочется так сразу расставаться.

– Ура… – шёпотом сказали Алька и Тик.

– А я?! – завопил бормотунчик. – Бросаете одного, да?!

Машина опять рыскала и ныряла, а снег летел в жёлтом луче. Глеб сидел рядом с Яром. Тик и Алька мотались сзади. Бормотунчик устроился между ними. Он ворчал, когда на ухабах мальчишки валились друг на друга и прижимали его.

– У меня теперь квартира при школе, – рассказывал Яр. – Вполне приличная… Правда, её оккупировали вот эти пираты. Но мы запрём их в комнате, а сами засядем на кухне. У меня есть бутылочка "Вероны", очень подходящая для встречи земляков.

– "Верона" – это вещь, – серьёзно согласился Глеб. – Только вот что, Яр… Хочу уточнить сразу. Мы с тобой всё-таки не земляки. Не совсем земляки.

– То есть… – озадаченно сказал Яр. – Ты же рассказывал про Старогорск.

– Я жил там, правда. Не очень долго… Я не больше месяца был на в а ш е й Земле. Моя Земля – другая. Они в чём-то беспокойнее, неустроеннее и, наверно, моложе… Впрочем, теперь это не имеет значения. Потом я расскажу всё подробно…

– А всё-таки… Что же случилось?

– Поезд. Странный поезд, идущий до станции Мост…

– Опять эта станция Мост…

– Слышал?

– Да… Значит, этот поезд бежит через все пространства? Интересно, зачем?..

– О господи, – сказал Глеб. – Если бы это было единственное "зачем"… Кстати, мы тридцать пять лет назад пытались найти этот Мост и взорвать его.

– Для чего?

– Трудно объяснить. Мы знали, что он для чего-то очень нужен и м, значит, вреден людям… Найти не смогли. А во время стычки на рельсовых путях погибла моя жена.

– У тебя была жена?.. Ох, прости за глупый вопрос.

– Была… Недолго.

– А… дети? – осторожно спросил Яр.

– Нет… Знаешь, Яр, я до сих пор жалею, что не отговорил своего попутчика, когда он решил вернуться. Понимаю, что правильно сделал, а всё равно жаль.

– Какого попутчика?

– Юрку… Это был мальчик двенадцати лет. Мы вместе ушли из Старогорска… искать неведомое. Но через час он вернулся. У него в городе остались друзья. Он сперва шёл со мной, а потом вдруг говорит: "Нет, не могу оставить Гельку…" Это когда нас догнал бумажный голубок с искоркой…

Яр сказал немного виновато:

– Знаешь, я ничего не понимаю.

– Конечно. Я потом расскажу все детали.

– Я не про детали… Я про главное: что за мальчик? Тоже с т в о е й Земли?

– Нет. Он-то как раз был бы твой настоящий земляк.

– А почему он пошёл с тобой?

– Долгая история. И странная… Он рос без отца и ничего про него не знал. А потом вдруг решил, что отец у него был звездолётчиком. И говорит: "Где же его искать, как не в этой путанице пространства и времени". Я не точно его слова передаю, но мысль такая… В чём-то он был прав. По крайней мере, здесь, на Планете, есть один скадермен… Яр! А у тебя были дети?

Яр крутнул баранку, объезжая снежный бархан. И вдруг почувствовал, как прилипли к пластмассе вспотевшие ладони.

– Нет… – медленно сказал он. – Нет. Т а м не было. – Он спиной почувствовал взгляды Игнатика и Альки.

Глеб задумчиво проговорил:

– Хороший был Юрка. Только немного сумрачный…

– А откуда он узнал, что его отец – скадермен?

– Да ничего он не узнал. Это была его фантазия. Мать как-то сказала сгоряча: "Никто на Земле не знает, где этот барабанщик…"

– Яр-р, осторожнее! – сказал сзади бормотунчик. – Не дёргай руль.

Яр с трудом вывернул машину с обочины в заснеженную колею.

– Почему барабанщик? – тихо спросил он.

– Юрка увидел у матери фотографию. Там были ребята. В одном Юрка угадал отца. Уловил сходство с собой…

– Глеб… Ты видел фотографию?

– Нет. Но Юрка рассказывал… Старый двор, девочка, а по бокам от неё мальчишки с деревянными саблями. И ещё один, чуть в стороне…

Яр усилием воли растолкал почти остановившееся сердце. Тогда оно взорвалось отчаянным ритмом.

– С барабаном? – сипло спросил Яр.

– Да… Яр, значит, мы встретились не зря?

– А барабан… он из старой кастрюли?

– Да.