МАГИСТР
1
Ёлка была большая, украшали её долго. За окнами давно стемнело. Директор наконец сказал дежурным пятиклассникам, что они могут идти домой. Их учительницу он тоже отпустил. Она в глубине души была довольна, однако суховато спросила:
– Как же так? Дети не кончили работу.
– Ничего. Я останусь, и мы кончим.
Она не удержалась:
– Простите, директор Яр. Вы и… кто ещё?
– Мои ребята.
Учительница поджала губы. То есть она улыбнулась, но мысленно поджала губы. Но даже мысленно она не позволила себе произнести слово "любимчики". Это была пожилая опытная учительница, строгая к другим и к себе. Она гордилась тем, что всегда была справедливой. Другой вопрос, что справедливость эта часто была причиной ребячьих слёз. Зато никто не мог упрекнуть её в необъективном отношении к людям. Вот и сейчас она одёрнула себя: "Вовсе не любимчики. Просто давние знакомые директора. Он был дружен с этими детьми, когда ещё не работал в школе. (Хотя странно, конечно: как это можно дружить с детьми?) Говорят, они много испытали во время нашествия, спасали друг друга. Естественно, он позволяет им немного больше, чем другим школьникам…"
Впрочем, подумала она, директор и другим позволяет бог знает что. Он разрешил девочкам являться на занятия без лиловых форменных фартуков, заявив, что девочки должны быть похожи на девочек, а не на юных послушниц из монастыря кармелиток. (Кстати, необходимо узнать, кто такие кармелитки.)
Он смотрит сквозь пальцы на то, что дети приносят этих ужасных бормотунчиков и пользуются их подсказками на уроках математики.
Когда учитель естествознания не сдержался и закатил болтливому четверокласснику оплеуху, директор Яр самолично содрал с его форменного сюртука нашивку старшего преподавателя и предложил немедленно покинуть школу. И это на глазах учащихся! Конечно, оплеухи – не лучший и даже запрещённый метод. Но всё-таки учитель был у ч и т е л ь…
В коридорах теперь на переменах вместо чинных прогулок – беготня, гвалт и хохот младших учеников. На школьном дворе до самого снегопада было то же самое. Эти любим… эти юные друзья директора научили третьеклассников и четвероклассников какой-то дикой игре с мячиками. Мячики надо катать через ямки, а потом куда-то швырять. Причём ямок должно быть пять! Один из директорских мальчишек, сумрачный очкастый подросток с непонятным прозвищем – не то Чила, не то Чира – даже организовал в младших классах соревнования по бросанию мячика в цель. Соревнования были командные. Это вообще не одобряется нынешними правилами, а тут ещё каждая команда состояла из пяти человек! Дети, конечно, веселились, а каково педагогам? Никто не спорит, надо бороться с предрассудками, но нельзя же нарушать приличия! Да и что за глупая игра – мячики? Чего с её помощью добились? Порядка? Хороших оценок? Только того, что любой мальчишка теперь попадает мячом с тридцати шагов в открытую форточку…
Впрочем, эти мысли не очень тревожили наставницу пятиклассников. Они были не новыми и потому привычными. Гораздо больше её беспокоили семейные дела. Дома больной муж и взрослая дочь, которая успела выйти замуж и развестись, а в короткий период супружеской жизни родила учительнице внучку. Это, конечно, радость, но хлопот от такой радости выше головы. Вот и разрываешься между работой, домом и магазинами… Бакалейная лавка на Южной ещё открыта, надо забежать, купить хоть чего-нибудь для новогоднего вечера. Если, конечно, удастся. После нашествия прошло пол-года, а в магазинах всё ещё пусто. Может быть, к празднику подбросят продуктов?.. Праздник! Одно название. Скорее бы уж он миновал. Так хочется думать, что следующий год окажется счастливее минувшего. Кстати, на собрании учителей директор говорил, что так и будет… Он всё-таки ничего директор, хотя и с причудами. Не заставляет заниматься лишней писаниной, добился, чтобы все учителя получали дрова, пока в Орехове не восстановят центральное отопление. Говорят, что не боится никакого начальства. Говорят даже… но это уж не её дело! Мало ли что говорят в учительской женщины! Главное, что директор отпустил её пораньше.
Учительница вышла на школьное крыльцо. Над ним качалась от ветра голая лампочка, но в пяти шагах было уже темно. И вьюжно было, и холодно. Учительница поёжилась: до лавки три квартала. "Не опоздать бы", – подумала она. И ощутила крайнюю досаду, когда из темноты шагнул заснеженный бородатый человек и сказал:
– Прошу прощения. Не смогли бы вы проводить меня к директору?
Бестолковые пятиклассницы порвали ёлочные бусы. Теперь Данка сидела на ящике из-под игрушек и надевала блестящие шарики и висюльки на новую капроновую нитку. Алька торчал на трёхметровой стремянке. Он развешивал на ветках стеклянные сосульки и звёзды из жёлтой фольги, похожие на подсолнухи. Повесив игрушку, он обязательно спрашивал с высоты:
– Яр, ну как?
– Нормально. Только не загреми, – с беспокойством отзывался Яр и поглядывал на дверцу у сцены. Там была комнатка, в которой ребята готовили гирлянду. Наконец появился Чита. Он сказал:
– Переключатель искрит, надо перепаять. Ничего, это быстро…
Открылась большая дверь, и недовольный голос учительницы произнёс в коридоре:
– Директор Яр, к вам пришли.
В зал шагнул человек в барашковой шапке и заснеженном пальто. Бородатый. Борода была светлая, подстриженная аккуратным квадратом. Пахнуло холодом.
Пахнуло холодом не из открытых дверей, а словно отовсюду. Яру показалось, что кто-то незаметно и быстро вынул из окон двойные стёкла. У Данки посыпались с нитки бусины (к счастью, не на пол, а в подол). Сверху, от Альки, упал и глухо лопнул на полу серебристый шар.
– Растяпа. Уже четвёртый, – быстро сказала Данка, хотя это был первый разбитый шар.
– Ничего подобного, третий, – отозвался Алька и стал сбивчиво насвистывать.
Яр посмотрел на Читу. Чита коротко зевнул и прислонился к стене у дверцы. Он стоял в небрежной позе и разглядывал ёлочную верхушку. Левую ладонь держал за спиной, правую – у брючного кармана. Карман кругло оттопыривался, будто в нём лежало яблоко.
– Прошу прощения, директор Яр, – хрипловато сказал в бороду незнакомец. – Я не решился бы на это бесцеремонное вторжение, если бы не крайняя нужда.
– Проходите, – сказал Яр, стараясь задавить в себе тоскливое ожидание беды. – Можете раздеться… Можете даже снять бороду, если она вам мешает. На роль Деда Мороза вы всё равно не тянете.
– Не тяну, – согласился гость. – Но борода натуральная… насколько это возможно.
Он снял шапку, стряхнул с неё капельки. Размотал шарф. Медленно, по-стариковски, стянул пальто. Вешалки в зале не было, он положил одежду на стулья у входа. Выпрямился. Теперь он был похож на пожилого профессора: аккуратная седоватая прическа, отутюженный пиджак, что-то вроде университетского значка на лацкане. Широкая борода наполовину закрывала тёмно-малиновый галстук.
Бледноватое лицо "профессора" было добродушным, голубоглазым и вполне живым. Однако и в лице, и в речи его была та излишняя правильность, которая резанула тревогой Яра и ребят. Даже Данку и Альку, хотя они знали т е х только по рассказам.
– Где мы можем побеседовать, Ярослав Игоревич? – осведомился "профессор".
– Здесь, – сказал Яр.
– Но… – "Профессор" посмотрел на ребят.
– Ничего, – сказал Яр. – Они в курсе. Это те, кто был в крепости.
– А! – произнёс "профессор" с чисто человеческой ноткой. С уважением и сдержанной грустью. – Это ваши бойцы…
– Да, – сказал Яр. Он шагнул к окну, снял с шахматного столика коробку с ёлочной мишурой, придвинул два стула.
– Садитесь.
– Благодарю… – Гость сел, аккуратно поддёрнув на коленях отглаженные серые брюки. Стало тихо. Чита смотрел на ёлочную верхушку. Алька с очень беззаботным видом укреплял на ветке золотистого петуха. Данка вновь собирала бусы.
"Профессор" наконец сказал:
– Я понимаю, что мой визит слегка портит вам предпраздничное настроение…
– Не скрою, портит, – отозвался Яр. – Но ещё больше удивляет. Не думал, что после того… инцидента на почтамте кто-то из вас решится на прямой контакт с нами.
Гость задумчиво похлопал по столику узкой ладонью.
– Пришлось, Ярослав Игоревич… А почему бы и нет? Мы же не враги. Нас столкнули роковые обстоятельства, но, если разобраться, нам совершенно нечего делить в этом мире. Мы можем жить, не мешая друг другу и даже помогая…
– Да? – ровным голосом сказал Яр.
– Я понимаю… Были горькие эпизоды, были потери… Но в итоге вы оказались победителями! Ярослав Игоревич! В последнем конфликте вы ликвидировали одного из наших… гм… представителей. Хотя со всех точек зрения он был неуязвим.
– Сам полез, – подал голос Чита.
– Разумеется! – воскликнул "профессор". – Кто же спорит, что ваши действия были логичны и справедливы!
– Мы звали его "Наблюдатель", – без улыбки сказал Яр. – По-моему, он был большой дурак.
– Безусловно! – весело согласился "профессор". – Безнадёжный болван. Это и понятно, всего единица.. Не его жаль, а то, что он так бездарно провалил манёвр. А главное, что не успел проинформировать нас, какое оружие вы применили. Казалось, что такого оружия не существует. Увы, оно есть, и нас это до сих пор озадачивает. Говорю вам это вполне откровенно.
Яр незаметно взглянул на Читу. Чита смотрел на верхушку ёлки. Но губы у него чуть шевельнулись.
Яр с усмешкой спросил:
– А что значит "единица"? Какая-то мера интеллекта?
– В известной степени… Если интересно, я могу пояснить.
Яр сел поудобнее, давая понять, что ему интересно.
– Видите ли, мы во многом отличаемся от гуманоидных цивилизаций, к которым принадлежите вы, – доброжелательно и чуть печально сказал гость.
– Это заметно, – с ехидцей отозвался Яр. Его тоскливое беспокойство приутихло, и теперь ему было по-настоящему любопытно.
– Я имею в виду не мораль и не цели нашей деятельности, а чисто физическую сущность, – терпеливо разъяснил "профессор". – Наша осознавшая себя общность состоит как бы из атомов разума. Из сгустков энергии мысли… Есть представители, которые, как простейшие молекулы, состоят из одного такого атома. А есть "молекулы", напоминающие колоссальные скопления… Я, конечно, упрощаю, чтобы объяснить доступнее…
– Вы объясняете вполне популярно, – сказал Яр. – А позвольте поинтересоваться: сколько этих самых сгустков разума заключено лично в вас?
"Профессор" улыбнулся, как улыбаются взрослые, когда слышат бестактный вопрос ребёнка. Но ответил почти без задержки:
– Не вижу смысла скрывать: семьсот двадцать девять.
– Ого, – сказал Яр.
– Чего ж такое неровное число? – высказался наверху Алька. – Хотя бы до семисот тридцати дотянули…
– Число ровное, – вежливо объяснил "профессор". – Просто у нас другая система, не десятичная.
– Тогда ещё вопрос,– жестковато произнес Яр.– Как прикажете вас именовать? Чин у вас, очевидно, не рядовой. Не хотелось бы использовать прозвища или местоимения.
Гость кивнул:
– Зовите меня Магистр. Это в какой-то степени будет отражать истину.
– Тогда к делу, Магистр, – сказал Яр.
2
Пока они говорили, Чита вынул из кармана мячик. Мячик был синий с белыми полосками. Чита рассеянно играл им: легонько бросал об пол у своих ботинок и ловил на уровне пояса. Удары мячика были негромкие: туп… туп… туп… Особенно слышны они были, когда в разговоре наступала пауза.
– Тогда к делу, Магистр…
Магистр молчал. Собираясь с мыслями, он морщил лоб. Кожа на лбу его была совершенно человечья, не то что на глазированном лице Тота.
Вспомнив про Тота. Яр с усмешкой сказал:
– Надеюсь, вы не собираетесь уговаривать меня вернуться на крейсер…
– Упаси господи! С чего вы взяли?
– Тот уговаривал.
– Тогда были иные обстоятельства… К тому же Тот не отличался гибкостью ума, всего двадцать две единицы. Хотя был исполнителен и точен.
– Был? – сказал Яр.
– Да… Его кончину вы тоже можете отнести к числу ваших побед.
– Что же с ним случилось?
Магистр усмехнулся и шевельнул мохнатыми бровями.
– Бедняге Тоту запала в мозги ваша идея, что каждый человек – это целая галактика. Возможно, для вас это была просто фраза, но он на ней свихнулся. Он не смог опровергнуть эту идею логически, утерял смысл существования и распался… Видите, я от вас ничего не скрываю, Ярослав Игоревич. И от ваших друзей… И я надеюсь на ответную откровенность.
– Гм… – сказал Яр.
– Что "гм"? – спросил Магистр с чисто человечьей досадой.
– Смотря какая откровенность, –объяснил Яр. – Если вы захотите узнать об оружии, которым грохнули Наблюдателя…
– Да упаси господи! Ярослав Игоревич, я же понимаю!.. Да и зачем нам это? Мы не собираемся воевать с вами, это во-первых…
– А во-вторых?
– Ну… не сочтите за дерзость, но вы же, наверно, догадываетесь: в случае крайней необходимости мы сможем перемешать с космической пылью всю Планету. Вместе со всеми, кто на ней находится, и с вашим оружием…
"Тихо, – сказал себе Яр. – Тихо. Только не горячись…"
Он помолчал и сдержанно улыбнулся.
– Вы в чём-то сильны, – сказал он. – А в чём-то очень опрометчивы и наивны. Почему вы решили, что мы дадим вам перемешивать Планету с пылью? Вы же не знаете наших сил и наших возможностей…
"Ну и нахал я, – ахнул он про себя. – Что я могу?"
– Но, Ярослав Игоревич… – снисходительно начал Магистр.
– Что "Ярослав Игоревич"? Ярослав Игоревич уже не тот лопоухий новичок на Планете, каким он был летом. Он больше не уповает на семизарядные пистолеты устаревшей системы "викинг". Он уже кое в чём разобрался. И, кстати, успел кое-что посчитать. Ваши фокусы с нашествиями, извержениями и прочими грандиозными мероприятиями повторяются с периодичностью в двенадцать-тринадцать лет. Чтобы сделать очередную гадость, вам надо сперва подкопить энергии. А чтобы размолоть Планету – тем более. Да и размалывать её – себе дороже. Что будет с вашими базами, с производством гипсовых манекенчиков? Один вокзал на побережье чего стоит! Не так ли, Магистр?
Магистр нерешительно мигал, и смотреть на это было приятно.
"Вот сейчас я его неплохо зацепил, – подумал Яр. – Но всё же нельзя так. Пока нельзя…"
Магистр сказал без особой уверенности:
– Вы же не знаете… У нас есть другие способы.
Яр коротко зевнул. Кажется, это получилось нарочито, но Магистр не заметил. Яр заговорил опять:
– Не будем пугать друг друга. Способы есть и у вас, и у нас. Но, может быть, перейдём к вашему делу?
– Я этого и хочу! – обрадовался Магистр. Потом замялся, оглянулся на Читу. – Простите… Не мог бы мальчик перестать стукать мячиком? Меня это отвлекает.
– Мальчик, не стучи мячиком, – попросил Яр. – Это нервирует гостя.
– Я больш не буду, – сказал Чита голосом, каким обычно говорил провинившийся Алька.
Алька на стремянке неприлично хихикнул. Данка коротко усмехнулась.
– Итак? – проговорил Яр.
Магистр сказал негромко и торжественно:
– У нас к вам, Ярослав Игоревич, очень большая и очень серьёзная просьба. Просьба о помощи.
Сделалось совсем тихо. Даже Данка перестала позванивать бусами.
– Любопытно, – отозвался наконец Яр.
– Ярослав Игоревич, вы не единственный человек, пришедший на Планету из вашего мира. Много лет здесь живёт ваш… одноземлянин. То есть земляк. Так это принято говорить?
– Так, – полушёпотом сказал Яр. И удивился – как беспорядочно и глухо застучало сердце. "Ну и что? – сказал он себе. – Что такого? Почему бы и нет?.." Но от волнения заболел затылок и перехватило горло.
Магистр постучал пальцами по столику и наконец сказал:
– Мы очень хотим, чтобы вы с ним встретились.
"Я тоже! – подумал Яр. – Я очень-очень хочу!.. Но, конечно, не затем, зачем это надо вам…"
– Какая цель? – не то сказал, не то прокашлял он.
– Цель серьёзная. У вашего земляка с давних пор хранится крошечная модель галактики. Она нам очень нужна.
– Ясно, – сказал Яр, хотя почти ничего не было ясно. – Она нужна вам, а ему тоже нужна. И он её вам не даёт. Так? А отобрать не можете…
– Не можем, – согласился Магистр. – По многим причинам… И договориться не можем. Этот человек ненавидит нас гораздо больше, чем вы. Хотя причин у него гораздо меньше, чем у вас.
"Что вы знаете о моей ненависти", – подумал Яр. И вспомнил, как шлёпались о пальто невозмутимого Тота пули из "викинга". И как сыпалась крепость. И как плакала на могиле матери Данка…
– Нужны подробности, – сказал Яр.
– Вот подробности. Глеб Сергеевич Вяткин. Появился на Планете около сорока лет назад. Чем занимался до этого и кем был у вас, мы не знаем. Здесь известен под именами Стрелок и Глеб Дикий. Бывший террорист, нынче малоизвестный писатель. Живёт недалеко от Орехова, в посёлке Холмы на улице Лучников в доме номер одиннадцать на втором этаже. Одинок и по характеру нелюдим…
– Почему? Тоскует по Земле? – спросил Яр.
– Не думаю. Насколько известно, он никогда не делал попыток вернуться…
– А что за модель?
– Он очень дорожит ею, хотя практически она ему ни к чему. Видимо, просто память. По некоторым данным, эту модель сделали дети в городе Старогорске. Ещё там… у вас. Сделали для игры и потом подарили… Глебу Сергеевичу. Подробностей не знаю.
– Дети сделали, а вы не можете, – сказал Яр.
– А мы не можем. Мы многого не можем из того. что могут ваши дети. В этом причина целого ряда наших несчастий. И ваших, к сожалению, тоже.
– Это верно, – глухо сказал Яр.
Магистр очень натурально по-стариковски вздохнул.
– Что за модель и зачем она вам? – спросил Яр.
– Ярослав Игоревич… Я могу быть уверен, что сведения, которые вам сообщу, не будут использованы против нас?
– Не знаю. Вам придётся рискнуть.
– Мы рискнём… Ради прекращения вражды и, может быть, ради будущего союза.
– Судя по всему, вам очень нужна модель, – заметил Яр.
– Очень… Дело в том, что это не просто модель. Это… я не могу подобрать нужного термина. У нас есть понятие, которое можно перевести приблизительно как "зеркальный фактор". Но "зеркальный" – это неточно… Вы не знакомы с теорией близнецов?
– Увы… – произнёс Яр.
– Тогда самый простой пример. Два близнеца всегда удивительно похожи. Не только внешне, но и мыслями и чувствами. Бывают случаи: один обожжёт палец, а у другого тоже вскакивает на пальце волдырь… Модель, о которой мы говорим, и настоящая наша Галактика – такие вот близнецы. Носители зеркального фактора… Я, кажется, крайне бестолково объясняю.
– Ничего, я улавливаю, – вежливо сказал Яр.
– Собственно, это даже не близнецы, а как бы одно целое, хотя галактика по нашим понятиям колоссальна, а модель – это просто искорка. Её в просторечии так и зовут – "искорка". Но дело не в линейных величинах, здесь вступают в силу иные понятия…
– И, воздействуя на "искорку", вы надеетесь изменить что-то в нашей грешной Галактике?
– Вы уловили суть…
– Уловил… Но не уловил, почему я должен становиться вашим сообщником? Помогать тем, кто принёс Планете столько горя! И уверен, что не только этой планете! Не так ли, Магистр?
Магистр опять побарабанил пальцами по шахматному столику.
– Я понимаю вас… Но никакое развитие, никакая история не обходится без жертв. Их нельзя было избежать. Люди часто гибнут во имя высшей цели…
– Во имя в а ш е й цели н а ш и люди… – Яр кивнул на Данку: – Объясните этой девочке, ради чего во время нашествия погибла её мать.
– Я приношу свои соболезнования, – тихо сказал Магистр.
Чита стукнул об пол мячиком и спросил:
– От имени всех семисот двадцати девяти единиц интеллекта?
– Да, мальчик, – сказал Магистр.
– Не думаю, что мы договоримся, – сумрачно произнёс Яр.
– Но почему? Ярослав Игоревич! Если у нас будет модель, мы как раз сможем избавить Планету от нашествий, эпидемий и других нежелательных явлений, которые вызывает эксперимент! Мы будем работать не с Галактикой, а только с её моделью!
– Да! И однажды воткнёте в искорку булавку. Ради эксперимента. И в центре Галактики к чёртовой бабушке разлетится ядро с тысячами обитаемых миров…
– Ярослав Игоревич… Извините, но нельзя же мыслить так примитивно.
Яр устало вздохнул:
– Что поделаешь. У меня всего одна единица интеллекта. Она не может понять, почему ради вашей бредовой цели…
– Цель не бредовая, – сухо перебил Магистр. – Вы просто не в состоянии осознать. Мыслящая галактика – это пик развития. Высшее достижение… Это даёт нам ощущение вечной жизни и полного удовлетворения. В этом мы видим смысл нашего существования.
– Вы – это вы! – бросил Яр. – А другие видят смысл по-своему.
– Вот именно! Каждый из вас по-своему, – с явной насмешкой отозвался Магистр. – Мы, по крайней мере, знаем, зачем живём. А вы, люди?
– Люди живут для счастья, – сказал Яр. – Вы, Магистр, этого не поймёте. Несмотря на семьсот двадцать девять…
– Действительно, не пойму. У вас у каждого своё счастье. Один счастлив, когда женится на любимой девушке, другой – когда на вдовушке с хорошим счётом в банке. Третьему достаточно купить мотоцикл, четвёртый счастлив благодаря солидной зарплате и красивой даче…
– Есть кое-что и помасштабнее…
– Не спорю. Один считает целью жизни выиграть как можно больше сражений, другой посвятил себя тому, чтобы сражений никогда не было. Третий мечтает открыть неизвестную планету…
"Не в планетах дело, – подумал Яр. – Когда-то мне казалось так же, а теперь знаю – не в них дело. Счастье – когда счастливы те, кого любишь. И когда они есть – те, кого ты любишь… Вот этого ты, глиняная дубина, не поймёшь никогда".
Но Магистр что-то понял. А может быть, просто уловил мысли Яра.
– Ну, что же, – примирительно сказал он, – каждому своё. Смысл человеческих привязанностей для нас действительно неясен… Но раз они так сильны, может быть, именно это заставит вас согласиться?
– То есть? – жёстко сказал Яр и взглянул на Читу. Чита оттолкнулся лопатками от стены и стоял к Яру вполоборота, руку с мячиком держал, слегка отведя от бедра.
Магистр сказал негромко и раздельно:
– Ярослав Игоревич, давайте так: вы достанете нам искорку, а мы возвратим вам мальчика.
Стало опять очень тихо. Сверху снова сорвался шарик, но никто не обратил на это внимания.
Яр встал и медленно спросил:
– Какого мальчика?
– Ну, того… Вашего приёмного сына. Которого звали Игнатик Яр.
Яр молчал.
– Я понимаю, – осторожно сказал Магистр. – Вы видели его могилу. Но он… он не мёртв. По крайней мере, в наших силах вернуть его вам целым и невредимым.
Яр молчал.
– Так что же? – тихо, но нетерпеливо спросил Магистр.
Тогда Яр громко сказал:
– Тик!
Дверца у сцены открылась. Игнатик шагнул через порог, на шее у него висели провода с цветными фонариками.
– Яр! Я всё перепаял, только надо сменить лампочку…
– Тик, – сказал Яр, – посиди с нами, мы тут беседуем… Итак, я вас слушаю дальше, Магистр…
3
С утра была оттепель, но сейчас холод покрыл подтаявшую дорогу крепкой ледяной коркой. Эту корку заметала сухая мелкая метель. Слой снега был ещё тонким и непрочным, он срывался под колёсами, и стёртые шины скользили на ледяных буграх. А во вмятинах, где намело уже порядочно, колёса увязали, и мотор тогда выл с отчаянием угодившего в яму волка.
Старый школьный "козлик" с фанерными дверцами двигался по окраинной дороге к посёлку Холмы. Яр вертел баранку, стараясь удержать машину в колеях. Её кидало. Горела только одна фара, и жёлтый конус луча потерянно метался над заледенелыми рытвинами. В луче летела справа налево колючая вьюга.
На заднем сиденье мотались, подпрыгивали и валились друг на друга Игнатик и Алька.
Алька вдруг засмеялся:
– Как у него отвисла челюсть! Будто у настоящего, у живого! От удивленья…
– У кого? – не понял Яр.
– У Магистра! Когда Тик появился…
Яр усмехнулся, вспоминать об этом было приятно. Яр крутнул влево и сказал:
– Хорошо отвисла… Совсем как у меня тогда, в сентябре, когда Тик шагнул из соседней комнаты. Хотя, конечно, чувства у меня и у Магистра были разные…
– А вид похожий, я помню, – хихикнул Алька. – Тик, а как это у тебя получилось?
– Отстань. Я тыщу раз рассказывал.
– Ты рассказывал, когда меня прогоняли спать домой, я подробностей не знаю… Они тебя взаперти держали?
– Конечно… А главное – в полусне. Я просто ничего не хотел: ни есть, ни пить, ни думать. Открою глаза, погляжу на потолок и опять сплю. Комната какая-то белая, окно под потолком… Я даже не знал, что три месяца прошло. Они сказали, что Яр улетел, что вас тоже нет, и мне было всё равно… А потом ветерки прилетели, принесли снежинки. И тут голос по радио… Ну, ты же сам знаешь!
– Я не совсем знаю… Ты сразу ушёл?
– Сперва сделал чучело под одеялом, будто сплю. Не помню уже, из чего сделал. Потом дёрнул дверь – она заперта. Я тогда говорю : "Сейчас я её открою. И там Яр и ребята. Обязательно так и будет, потому что…" Ну, я знал, что мы все этого хотим. Дёрнул дверь и шагнул. Как тогда, в скадер…
Яр сказал:
– Одно непонятно: как они тебя не хватились до сегодняшнего дня?
– По-моему, понятно, – отозвался Игнатик. – Посмотрят в щёлку, видят – спит человек. Ну и пускай спит, забот меньше.
– С сентября спит…
– Ну и что? Они же меня под гипнозом держали… Ой-ёй!
– Ничего себе "ой-ёй"! – возмутился Алька. – Сам коленом по затылку меня трахнул да ещё ойкает! Дай-ка я тебя так трахну!..
– Надо было дома сидеть, – сказал Яр. – Сами напросились, липучки. Захотелось новогодней сказки и приключений.
– Сказка-то ещё не новогодняя, – падая на Тика, заспорил Алька. – Новый год ещё послезавтра. А ты, Яр, не обзывайся липучками, ты же рад, что мы с тобой поехали.
– Ага, – подтвердил Игнатик.
– Нахалы, – сказал Яр, который в самом деле был рад.
– Конечно, с Читой тебе было бы лучше, – самокритично заметил Игнатик. – Он мячики бросает без промаха.
– Нет уж… – пробормотал Яр, пытаясь укротить вздыбившегося "козлика". – Чита остался с Данкой и правильно сделал. Так спокойнее.
– Кому? – подал голос Алька.
– Данке… И мне…
– Ты боишься, что Магистр сделает какую-нибудь гадость? – спросил Игнатик.
– Не думаю. Это я так…
Яр обманывал. Он боялся. Правда, не столько за оставшихся у него дома Данку и Читу, сколько за незнакомого Глеба Сергеевича Вяткина. Вдруг Магистр что-то срочно предпримет против обладателя таинственной искорки? Поэтому и решил Яр махнуть в Холмы немедленно… Легко сказать "махнуть". На такой-то колымаге…
Впрочем, колымага всё же двигалась, мотор был приличный. Яр сам перебрал его две недели назад. Другие школы люто завидовали директору Яру – у них никаких автомобилей не было…
– По-моему. Магистр ничего не сделает, он слишком обалдел, – сказал Алька.
– Может быть, – согласился Яр. – Не болтай, не отвлекай меня.
Но Алька заговорил опять:
– А зря ты всё-таки не пустил за Магистром Читу.
Яр вспомнил, как растерявшийся, даже обмякший Магистр встал на шатких ногах и пробормотал: "Я… с вашего позволения, навещу вас ещё раз. Пока я не готов… к дальнейшему разговору…" Он неловко кивнул, напялил пальто и шапку и шагнул за порог. Бесшумный и гибкий Чита сжал в кармане мячик и двинулся за Магистром. Яр в ласковом голосе, как в тройном слое ваты, спрятал сталь приказа: "Чита, пожалуйста, останься…" Чита остановился. Обтянутая чёрным свитером спина его закаменела. "Не надо, Чита", – сказал Яр. Чита шагнул назад. "Зря", – тихо проговорил он. "Не зря, Чита. Мы пока про многое не знаем". Чита пожал плечами, стукнул мячиком об пол и молча сел…
Яр опять крутнул руль и вслух повторил:
– Мы пока про многое не знаем…
– Ага, – сказал Алька. – Интересно, из чего у него борода? Врёт, что настоящая…