Книга: Душа зла
Назад: 55
Дальше: 57

56

Тридцать шесть часов.
Больше Джульет выдержать не смогла Она не видела Джошуа с того памятного утра и чувствовала себя так, словно он уже очень давно не предпринимал попыток завоевать ее. Но разве можно было так сильно влюбиться всего за два дня? Нет и нет, повторяла она без конца, это не любовь, а простая связь. Желание как можно скорее оказаться вместе, радоваться возможности открывать друг друга, наслаждаться друг другом, прижиматься друг к другу.
Как же это назвать?
Привязанность?
В очередной раз с момента пробуждения сегодня утром она дала своим мыслям воображаемый пинок, пытаясь заставить себя сосредоточиться на другой теме, которая наполняла тревогой ее грудь.
Лиланд Бомонт.
Что стало с этим монстром? Джошуа рассказал ей о результатах ДНК-экспертизы и о том, что за этим последовало. От одной лишь мысли, что Бролен был на кладбище и выкапывал тело Лиланда, Джульет лишилась сна; только поздно ночью, устав от попыток поглубже зарыться в большие подушки, она наконец смогла кое-как заснуть, напрасно прождав Джошуа.
Все следующее утро Джульет провела у телефона. Бролен позвонил ей только вечером, с трудом скрывая усталость и растерянность. Он ничего не захотел ей рассказать, но Джульет догадалась: что-то идет не так. Девушка спросила, из-за чего он переживает — может быть, все дело по-прежнему в могиле, оказавшейся пустой? Но Бролен не стал ей ничего толком объяснять, добавив только, что приедет к ней вечером поужинать.
И вот теперь Джульет пыталась получить свою небольшую порцию внимания, оказавшись дома у Камелии, зная, что подруга сполна окружит ее заботой в обмен на историю отношений с инспектором.
Была половина седьмого вечера, ночь стала заволакивать небеса своим темным покрывалом.
За окнами расположенного на вершине Вест-Хиллз особняка, подобно рождественской елке, сошедшей со страниц произведений Диккенса, светился огнями Портленд.
— Я удивлена, что твои родители не вернулись поддержать тебя, это на них не похоже, — заметила Камелия, радостно захрустев яблоком.
Свернувшись калачиком на софе, Джульет обхватила руками колени. Она пожала плечами:
— Честно говоря, я не все им рассказала. Ты ведь знаешь, они страдали из-за меня весь прошлый год. Я не хотела, чтобы они вновь пережили это.
— Я знаю, что ты любишь одиночество, милая моя, но они вернули бы в твой дом жизнь и веселье, которых тебе не хватает, можешь мне поверить. Тебе не стоит жить настолько… уединенно.
— Ой, перестань, ты же все про меня знаешь…
Камелия с дружеским укором покачала головой.
— А что с инспектором Броленом? Как обстоят дела с ним?
Она специально упомянула должность Бролена, коварно растянув каждый слог.
— Полагаю, все нормально.
— И ты больше ничего не добавишь? Мне тут звонил Энтони Дезо и сказал, что, по словам мажордома, вы ушли из его замка уже под утро; кстати, вы ничем там таким не занимались, кроме своих изысканий?
Приподняв бровь и улыбаясь краешками губ, Камелия ждала, что подруга сама подтвердит ее предположение и расскажет все подробности.
Стон, пот, струящийся по телам, огонь наслаждения — все это вдруг возникло в памяти Джульет сладкими, хрупкими осколками воспоминаний. Ее мысленному взору, затуманенному опьянением любви, предстали старинные гримуары, но почти сразу же она ощутила беспокойство. И постаралась взять себя в руки, понимая, что подруга сразу же заметит любое, даже самое незначительное волнение на ее лице, истолковав его как доказательство своей правоты.
— Какая ты болтушка! — сказала Джульет. — Представь себе, мы нашли то, что оба искали. От этого просто мороз по коже…
— Уж мне-то не заливай, Ну, и каков он?
Испытывая скорее стыд, нежели смущение, Джульет потупилась.
— Нежный, — единственное, что слетело с ее губ.
— Ну вот! Если б ты меня слушала, то не потеряла бы столько времени! Я же тебе давно говорила: пришла пора действовать, а ты все отнекивалась! Ладно, а когда вы опять с ним увидитесь?
— Сегодня вечером.
— Сегодня вечером? И ты сидишь тут со старухой Камелией? Ты уже должна быть в душе, затем надо выбрать то, что наденешь, высушить волосы и надушить постельное белье, — поджав губы, словно на что-то немного рассердилась, добавила Камелия.
— Не знаю… Я в принципе могу оставаться такой, какая я есть, и не накладывая косметику на те места, где обычно ее не бывает. Мне не надо никого обманывать.
Камелия даже подпрыгнула в кресле.
— Порой ты напоминаешь мне какую-то старую кочергу! Быть чистой и приятно пахнуть вовсе не означает кого-то обманывать, это значит просто усилить свои чары. А красивая одежда нужна для того, чтобы подчеркнуть красоту, которая и так у тебя есть, а вовсе не для того, чтобы прятать под ней что-то неприличное, хотя… Впрочем, у тебя-то таких проблем не существует. Стань еще краше; будучи привлекательной, стань просто неотразимой!
Пылкая речь подруги, которая была старше ее почти на десять лет, невероятно позабавила Джульет. Все должно быть наоборот: это ей, двадцатичетырехлетней девушке, надо ободрять Камелию. Но в их дуэте именно старшая подруга, разведенная женщина, давала уроки соблазнения младшей.
— Мы сейчас не говорим о том, что вам предстоит прожить много лет вместе, Джульет, тебе всего лишь необходимо стать такой желанной, что он не сможет устоять. Ты еще никогда не проводила вечер в компании нового мужчины, пуская в ход все средства обольщения, заставляя его во время ужина изнывать от желания и злиться, что время тянется так медленно? Поверь мне, нет большего удовольствия, чем наблюдать, как он постепенно распаляется, играть с ним до тех пор, пока он не начнет дрожать от вожделения. У тебя еще никогда не было той великолепной ночи, которая всегда случается потом, — доверься своей старой подруге-ведьме!
На лице Джульет появилась усмешка.
— Не знаю, хочу ли я этого…
— Давай ты будешь вести себя, как девушка твоих лет. Как женщина! Само собой, ты хочешь именно этого, просто ты боишься смотреть правде в глаза. И если желаешь знать мое мнение, то мне кажется, что ты бежишь от счастья потому, что чувствуешь: предаваться удовольствиям в сложившихся обстоятельствах не совсем корректно.
— Камелия, ведь именно сейчас кто-то убивает этих женщин! А ведь убийца может… оказаться другом Лиланда Бомонта, именно это заставляет меня беспокоиться.
— И выкинуть свою жизнь на помойку? Каждую минуту кто-то где-то насилует женщин, убивает детей… Как ты на это реагируешь? Мучаешь себя угрызениями совести? Будь хоть иногда немного эгоистичной — в этом и скрыт ключ к наслаждению.
— Ну, не знаю…
Камелия приблизилась к подруге.
— Джульет, — произнесла она мягко, прикоснувшись к ее щеке ладонью. — Я не хочу видеть, как ты портишь себе жизнь из-за этого засранца. Несколько месяцев назад ты сама сказала: «Я не дам этому типу уничтожить меня». Однако, когда я услышала твои слова сегодня, у меня создалось впечатление, будто зло вернулось обратно. Вдохни поглубже, избавься от своих старых призраков и получай от жизни удовольствие. Будь счастливой.
Джульет положила голову на плечо Камелии.
— Прямо как в рекламе общества сайентологии, — прошептала она.
— Идиотка!
Несколько минут спустя, Джульет открыла дверь и, сев в машину, поехала по Шенандоа-террас, намереваясь заняться собой и подготовиться к приходу Бролена.
* * *
Камелия выключила свет в кухне и, завернувшись в одеяло, устроилась перед телевизором. Ее пальцы бегали по кнопкам, пока наконец ее не утомила тупая картинка на экране. Женщина походила кругами по гостиной, размышляя, не разжечь ли огонь в камине.
«Джульет просто невыносима, — думала Камелия. — Такая экстраординарная девушка имеет все шансы провести остаток жизни в одиночестве, не найдя никого, достойного ее! Разве есть на свете справедливость? Почему одни рождаются красивыми и умными, а другие нет?»
Мысль о высшей справедливости всегда будоражила Камелию. Человек может родиться с избытком лучших качеств, но рано или поздно природа восстанавливает равновесие, воздвигая на пути этого человека какое-нибудь препятствие: невозможность иметь детей, необходимость жить холостяком на протяжении почти всей жизни или тяжелую болезнь, перенесенную в молодости… Нельзя обладать какими-то преимуществами и не заплатить за них — в глазах окружающих это совершенно непозволительно. Природа все тщательно предусмотрела, дабы не расстраиваться на сей счет. Она не производила бы на свет столь совершенные существа, зная, что их будут побивать камнями менее удачливые собратья, если бы по умолчанию не придерживалась одного правила: рано или поздно всеобщее равновесие должно восстановиться.
И Джульет не была исключением из правил.
Мысли Камелии сосредоточились на обложке книги, пылившейся на буфете. «Сговор остолопов» Джона Кеннеди Тула.
Эту книгу подарила ей Джульет, пообещав, что после ее прочтения Камелия станет другой. Автор, вложивший в текст весь свой писательский пыл, покончил с собой, узнав, что все, кому он посылал рукопись, отказались ее издать. Когда его матери удалось заставить какого-то издателя все-таки прочитать роман, книгу сразу же напечатали, она получила громадное признание и Пулитцеровскую премию.
Ирония судьбы.
Равно как и природное равновесие.
Камелия пообещала себе посвятить вечер чтению книги и поднялась в ванную комнату, чтобы принять ванну, а затем забраться в постель. Расслабляющую, горячую ванну.
* * *
Джульет накрыла стол в гостиной большой темно-синей скатертью. Как следует поразмышляв, она решила, что сегодня не будет пиццы или китайской еды с доставкой на дом, ей захотелось приготовить что-нибудь самой. В течение десяти минут она искала два подсвечника, которые ее мать когда-то ставила на каминную полку, и наконец нашла их в недрах шкафа. Затем убедилась, что у нее есть из чего приготовить правильный ужин на двоих, и составила план дальнейших действий.
Джошуа должен был приехать через час, и, чтобы все успеть, девушка быстро поднялась наверх — выбрать не слишком откровенный, но в то же время соблазнительный наряд. Джульет собралась пойти в ванную, когда вдруг спохватилась и выдвинула ящик с нижним бельем. Им тоже не стоило пренебрегать, ведь надо было позаботиться обо всем, если уж она решила идти до конца. Она выбрала черный простой комплект, но с глубоким декольте.
Толкнув дверь ванной, Джульет быстро разделась и включила душ.
* * *
Квартал вовсе не был безлюдным. Однако дома в нем казались слишком большими, и их окружали необъятные палисадники, наглухо отделявшие здания друг от друга О присутствии жизни тут можно было догадаться по озаренным светом окнам первого этажа. Прохожих на улице не было.
Очень хорошо.
Он открыл дверцу машины и вылез, быстрым движением надев на голову матросский берет. Он очень дорожил этим беретом — гениальная находка.
Он пошел по тротуару, засунув руки в карманы, восхищаясь далеким светом огней у подножия холма. Это было красивое и одновременно отвратительное зрелище. Мириады земных звезд, блестевших всевозможными цветами; но самое главное, они свидетельствуют о том, что где-то там, повсюду, находятся люди, живущие в постоянной круговерти работы, общественных устремлений, добра и зла. Что они знают о добре и зле? Кто они такие, чтобы устанавливать непреложные законы, отделяя хорошее от плохого. Они что, боги?
Нет, но очень хотят быть ими. Стать ими.
Именно это ему часто твердили: «Человек, в своем желании заменить ускользающий и непонятный образ Бога, создал научный прогресс. Наука — способ стать богом для человека». Само собой, человек, идущий сегодня вечером по асфальту тротуара, не пользуется их словами. Он лишь пытается полностью воплотить собственный замысел, облечь его в свои собственные слова, но не может этого добиться. И от этого его бешенство только усиливается.
Вдалеке залаяла и сразу же замолчала, повинуясь воле хозяина, собака. Человек в матросском берете замер неподвижно, пока не убедился, что его никто не мог увидеть. Ему сказали, что свидетелей быть не должно, это основное условие для успешного продолжения обряда.
Он прошел вниз по улице около ста метров и остановился, созерцая огромный дом — его цель. Дом действительно был гигантским, с большими, широкими окнами. Наверняка днем в них буквально врывается солнечный свет, заполняя все пространство внутри.
Но сейчас в доме было темно, лишь маленькое оконце на втором этаже — без сомнения, окно ванной комнаты — слабо светилось в ночи.
Он продрался через заросли бирючины и обогнул дом сбоку. Да, именно так, надо войти с черного входа, подальше от любых случайных взглядов.
Он натянул перчатки, это очень важно! Так его научили. Перчатки защищают тебя от отрицательной энергии, когда ты освобождаешь чью-то душу. И все же он едва преодолел искушение в те оба раза, когда работал, стянуть их хотя бы на краткий миг и прикоснуться к коже. Он так хотел погладить ее, ощутить пальцами, почувствовать ее шероховатость. Но это было очень опасно, это могло испортить все, что он сделал раньше. Всю Их работу.
Он обошел огромный дом слева, и, как Он ему и говорил, обнаружил маленькую металлическую коробку, от которой по стене карабкался толстый провод. Лезвие ножа блеснуло в мерцающем свете пугливой луны, напоминающей ледяной сталагмит, и провод оказался перерезанным. Телефона больше не существовало.
Задняя дверь была заперта. Здесь его не хотели. Он сжал зубы, но ему не удалось полностью преодолеть порыв бешенства.
Он быстро заклеил оконное стекло в кухне толстым коричневым скотчем, и, когда вслед затем разбил его рукояткой ножа, никто в округе не услышал ни малейшего шума.
Он проник в кухню. Кожа перчаток ласково прикасалась к фотографиям, висевшим на дверце холодильника. Он глубоко вздохнул.
Водопроводные трубы свистели и глухо бормотали, под давлением пропуская через себя горячую воду.
На втором этаже эта вода, вытекая прямо в ванную, образовывала облака пара; там, напевая, мылась женщина.
Она не слышала ни скрипа паркета, ни медленных шагов по ступенькам лестницы.

 

Позже, ночью, он положил руку на влажную грудь. Кожа была вялой, но перчатки мешали это почувствовать. Он снова попытался справиться с желанием прикоснуться к груди голой рукой, потискать ее, сжать в ладони.
Он поднял глаза и увидел сморщенное от страха, искаженное агонией лицо, затем поглядел на сожженный кислотой лоб, скрывавший пентакль, его тайну. Их тайну.
Рядом с ним была никакая не женщина — обычный предмет. Вещь без права на собственную жизнь. Она безвольно подчинялась силе его желания, была инструментом воплощения его фантазий, словно игрушка, которую ревностно прячут, чтобы в полном одиночестве насладиться-обладанием ею. Он не заметил, что ее сердце еще слабо бьется, и судорога сводит мышцы. Нет. Значение имел только символ, который он начертил у нее на лбу. Теперь ее душа больше не существовала, осталась лишь оболочка, кожа и плоть. Он мог делать с ней все, что хотел, она полностью принадлежала ему.
Совершенно бестелесная.
Холодная сталь ножа скользнула по коже бедра. Медленно проведя лезвием вверх, очень мягко, он почувствовал, как напрягся его член. Нож срезал несколько волосков-пушинок, попавшихся на его пути вверх по блестящим от влаги ногам.
Стон, почти короткий писк, вырвался у той, что лежала на полу ванной комнаты. Он не обратил на это никакого внимания. Он не видел, как слезы текут по щекам женщины, когда из-под его ножа брызнула кровь.
Он не чувствовал ничего, кроме собственного наслаждения.
Назад: 55
Дальше: 57