Глава XIII. КАРЛ I И БЭКИНГЕМ

Среди многих описаний характера и внешности Карла I в первые годы его правления ни одно не привлекает так, как образ, созданный немецким историком Л. Ранке. «Карл был, — пишет он, — в расцвете сил, ему только что исполнилось двадцать пять лет. Он хорошо смотрелся верхом на коне; все замечали, что молодой король уверенно правил лошадьми, справиться с которыми было нелегко; Карл мастерски владел рыцарскими искусствами; он отлично стрелял как из лука, так и из ружья и знал, как нужно заряжать пушку. На охоте король без устали преследовал зверя, не уступая в этом увлечении своему отцу. Он не мог соперничать с ним в интеллекте и кругозоре, как и со своим покойным братом Генрихом в живости характера, энергичности и общительности. Однако по моральным качествам Карл превосходил их обоих. Он принадлежал к тем молодым людям, о которых говорят, что у них нет изъянов. Строгое соблюдение приличий в поведении граничило у него с девичьей застенчивостью. Король имел прирожденный дар разбираться даже в самых сложных вопросах и хорошо писал. С юности он проявил себя бережливым, не склонным к расточительности, но в то же время и не скаредным, а также точным и аккуратным во всех делах». Единственный недостаток, который имел монарх, — несколько запинающаяся речь, последствие перенесенного в детстве полиомиелита.

Англия стояла на пороге тяжелого политического и религиозного кризиса. Уже при Якове парламент начал играть более важную роль не только в решении вопросов налогообложения, но и в обсуждении самых разнообразных дел, особенно тех, которые касались внешней политики. Примечательно, что в этот период образованная часть английского народа проявляла широкий интерес к Европе, а ее позиция и действия влияли на мнение огромной массы людей. События в Праге или Мюнхене теперь представлялись англичанам столь же важными, как и то, что происходило в Йорке или Бристоле. Границы Богемии, положение в пфальцграфстве задевали их не меньше, чем многие внутриполитические вопросы. Столь пристальное внимание к Европе объяснялось уже не династическими притязаниями английских королей, как это было при Плантагенетах, а вопросами религиозной борьбы. В Англии чувствовали, что дальнейшая судьба государства тесным образом связана с победой идей Реформации, и внимательно наблюдали за каждым событием, свидетельствующим о ее успехах или, наоборот, неудачах. Страстное желание видеть Англию защитницей протестантского дела в Европе придало парламентской оппозиции импульс столь мощный, что он во много раз превосходил тот, который мог вызвать любой из остро стоящих внутренних вопросов. Религиозные мотивы в XVII в. играли огромную роль как во внутренней, так и во внешней политике Англии.

Тем не менее и светские вопросы по-прежнему имели огромную значимость. Абсолютная власть Тюдоров после анархии, царившей во времена войны Роз, была воспринята англичанами как умиротворение, но теперь она перестала соответствовать потребностям и характеру постоянно развивающегося общества. Англичане обращались к своему далекому прошлому. Великие юристы, такие как Кок и Селден, направили внимание современников на те права, которыми, по их мнению, пользовался парламент при ланкастерских королях. Заглядывая еще дальше в глубь веков, они с гордостью говорили о деяниях Симона де Монфора, о Великой Хартии вольностей и даже о более древних правах, которыми пользовался английский народ в англосаксонский период. Занимаясь исследованиями английской истории, юристы пришли к убеждению, что являются наследниками фундаментальных законов, основанных на древних обычаях и как нельзя более пригодных для решения нынешних жизненно важных проблем. Им казалось, что у них в руках чуть ли не писаная конституция, которую корона вот-вот нарушит. Но корона тоже обращалась к прошлому и находила множество прецедентов противоположного характера, особенно в последние сто лет, говоривших в пользу как можно более полного употребления ею своих прерогатив. И король, и парламент опирались на политические доктрины, причем каждая сторона была искренне убеждена в своей правоте.

В Англии формировалось новое общество, более сложное, чем то, которое существовало в тюдоровский период. Расширялась торговля, как внешняя, так и внутренняя. Быстро развивались угледобыча и другие отрасли промышленности. Основывалось много компаний, вкладывающих деньги в крупные проекты. Лондон, вечный защитник свободы и прогресса, с его тысячами активных подмастерьев, богатыми гильдиями и компаниями Сити, находился в авангарде деловой активности. За пределами Лондона многочисленное поместное дворянство, представители которого заседали в парламенте, все более связывало себя с бурно развивающейся промышленностью и торговлей.

В эти годы палата общин не столько занималась законотворчеством, сколько старалась добиться признания короной старинных обычаев и таким образом сохранить экономические достижения последних лет.

Те, кто возглавлял парламентское движение, были заметными фигурами своего времени. Кок вооружил парламент Якова I аргументами, на которые он мог опираться, и методами, с помощью которых он мог одержать верх над короной. Его знание общего права было уникальным: Он раскопал в архивах целый арсенал прецедентов и, интерпретировав их в духе своей эпохи, заставил работать на парламент. Наряду с ним достойны упоминания два провинциальных джентльмена: сэр Джон Элиот , корнуоллец, и Томас Уэнтворт, йоркширский помещик. Оба они обладали в высшей степени сильным характером. Элиот и Уэнтворт сначала сотрудничали, потом стали соперниками, а некоторое время даже были врагами. Никак не уступали им в мужестве вожди пуританского джентри — барон Дензил Голлиз , Артур Хейзелригг, Джон Г. Тим. Последнему суждено было пойти далеко. Юрист Ним, уроженец Сомерсета, проявлял глубокий интерес к колониальным предприятиям и был резко настроен против официальной церкви. Этот человек глубоко разбирался во всех аспектах политической игры и в своем движении к цели был бескомпромиссен.

При Карле парламент, так же, как и при Якове, выступал за участие Англии в военных действиях на континенте. Члены парламента пытались толкнуть короля и министров на этот опасный путь, так как хорошо понимали, что трудности войны вынудят корону, нуждающуюся в средствах, обратиться за ними к палате общин. Таким образом парламентарии стремились использовать силу денег, понимая, что власть общин возрастет, если они смогут навязать свою политику короне. Миролюбие Якова I, которое многие считали постыдным, позволило ему избежать этой ловушки. Но король Карл и Бэкингем были людьми молодыми, горячими и пылкими. Короля глубоко оскорбляло подобострастное отношение его отца к Испании, и он был недоволен стремлением Якова женить его на испанской инфанте. Кроме того, он не забывал, какой прием встретил в Мадриде. Карл стремился к войне с Испанией. Он даже хотел собрать парламент без проведения новых выборов, как это полагалось в случае вступления на трон нового монарха. Карл также незамедлительно взялся за доведение до конца переговоров о своем браке с французской принцессой Генриеттой-Марией. Ее прибытие в Дувр в окружении толпы французских папистов и католических священников нанесло первый серьезный удар по популярности короля. Новый парламент вотировал выделение средств для войны с Испанией, но тут же выдвинул свое требование — пересмотреть вопрос о косвенном налогообложении. Он принял решение о том, что впредь после долгого перерыва палата общин будет голосовать за определение размеров таможенных сборов, без которых королю было затруднительно сводить концы с концами даже в мирное время. Правда, ограничение это вводилось не на весь период правления Карла, а только на один год. Тем не менее оно оскорбило и уязвило короля, хотя и не смогло поколебать его стремления к войне. Таким образом, он уже в самом начале поставил себя в положение исключительной зависимости от парламента и в то же время постоянно возмущался его все возрастающими притязаниями.

Война с Испанией шла плохо. Бэкингем, пытаясь повторить подвиги времен королевы Елизаветы, возглавил экспедицию в Кадис, но так и не смог добиться успеха. После его возвращения парламент твердо вознамерился сместить Бэкингема, министра столь же расточительного и некомпетентного, сколь богатого и блистательного. Палата общин обратилась к Карлу с прошением, указывая в нем, что из-за вмешательства Бэкингема в государственные дела деньги, выделяемые на войну, тратятся не по назначению и в результате наносится урон королевству. Парламентарии требовали отстранить герцога от занимаемых постов. Бэкингему предъявили обвинение в государственном преступлении, и король, стремясь спасти фаворита, распустил парламент.

Вскоре Карл столкнулся с новым внешнеполитическим осложнением. Он надеялся заключить союз с Францией против Габсбургов, правивших Испанией и Священной Римской империей. Но Франция не проявляла желания воевать за восстановление Рейнского пфальцграфства, в чем была заинтересована Англия. Между Парижем и Лондоном возникли также споры по поводу выполнения Карлом брачного договора с королевой Генриеттой-Марией . Отношения между двумя государствами обострил гугенотский вопрос. Влиятельный французский министр кардинал Ришелье твердо вознамерился положить конец независимости гугенотов во Франции и в первую очередь покорить их морской порт Ла-Рошель. Англичане, естественно, симпатизировали этим французским протестантам, которым они помогали при Генрихе Наваррском. Обе страны постепенно приближались к войне. В 1627 г. на подмогу ла-рошельцам отправились значительные силы под командованием Бэкингема. Высадившись на острове Ре, англичане предприняли неудачную попытку штурма крепости и в беспорядке отступили. Таким образом, Бэкингем еще раз продемонстрировал, что все его военные авантюры приводят только к напрасной трате средств и не имеют успеха. Кроме того, острое недовольство англичан вызвало размещение солдат в деревнях на постой. Ситуация стала еще более серьезной, когда для разрешения споров между солдатами и гражданскими лицами стали использовать законы военного положения.

Король разрывался между настоятельной необходимостью найти деньги на продолжение войны и стремлением защитить своего друга и фаворита от нападок парламента. Нерешенные военные проблемы побудили Карла прибегнуть к весьма сомнительным способам сбора денег.

Он потребовал провести принудительный заем, а когда многие известные лица отказались платить требуемую сумму, бросил их в тюрьму. Пятеро из этих арестованных, вошедшие в историю как «пятеро рыцарей», воззвали к правосудию. Однако суд Королевской скамьи постановил, что Habeas corpus нельзя применять в тех случаях, когда тюремное заключение стало результатом «особого приказания короля». Общественное возмущение, вызванное этими событиями, привело к появлению знаменитой «Петиции о праве» .

Средств, собранных благодаря принудительным займам, явно не хватало, чтобы пополнить казну, и король, добившись от оппозиции обещания, что Бэкингем не подвергнется преследованию, согласился созвать парламент. Вся Англия бурлила. Выборы в парламент дали возможность жаловаться на самовольные действия короля. Парламент, собравшийся в 1628 г., выражал волю нации. Он хотел поддержать войну на континенте, но не желал выделять деньги королю и министру, которым не доверял. Знать и поместное дворянство, палата общин и палата лордов. — все твердо стремились к защите собственности и свободы. Король пригрозил перейти к деспотическим действиям. Он заявил, что должен иметь «такие средства, которые бы надежно защитили нас самих и спасли наших друзей от неминуемого краха. Каждый должен сейчас действовать по велению своей совести, но если вы (не приведи Господь) не исполните вашего долга, который заключается в том, чтобы содействовать тому, в чем нуждается сейчас государство, я должен буду применить другие средства, которые вложил мне в руки Господь, чтобы спасти то, что можно потерять в противном случае из-за глупости других людей. Не воспринимайте это как угрозу, потому как я не снизойду до угроз кому-либо, кроме тех, кто равен мне, но как предостережение».

Не следует, однако, полагать, что только король поступал несправедливо. Парламент, одобряя и субсидируя войну, в то же время вел против короля свою игру, иногда довольно жесткую. В итоге Карл I предал дело гугенотов — позор для королевской чести! — и был вынужден отказаться от тех исключительных прав, которыми долгое время пользовались его предшественники. Тактика парламента может показаться беспринципной, но мы поймем ее, если учтем убеждения многих его членов, стремящихся противостоять произволу короля. Парламент предлагал выделить пять субсидий на общую сумму 300 тысяч фунтов стерлингов, которые надлежало предоставить в течение двенадцати месяцев. Этого было достаточно, чтобы вести войну, но, прежде чем законодательно вотировать средства, парламентарии добились от короля удовлетворения своих требований.

Единодушно были приняты четыре следующие резолюции: ни один свободный человек не может быть задержан или заключен под стражу без предъявления законного основания для такого решения; даже если человек задержан или заключен под стражу по приказанию короля или Тайного совета, ему должно быть предоставлено предписание Habeas corpus; если законного основания для заключения под стражу не представлено, лицо должно быть освобождено или отпущено под поручительство; каждый свободный человек наделен старинным и неоспоримым правом на полное и абсолютное владение собственностью, поэтому никакие налоги, займы и поборы не могут быть введены королем или его министрами без общего согласия, выраженного постановлением парламента.

По настоянию Кока парламент перешел далее к составлению «Петиции о праве». Ее цель заключалась в том, чтобы урезать исключительные права короля. В этом документе перечислялись жалобы на принудительные займы, заключение под стражу без суда, расквартирование солдат и введение военного положения. Эти деяния короля осуждались как «противоречащие правам и свободам подданных, законам и установлениям нации».

Парламентарии заявили, что до тех пор, пока король не примет «Петицию», он не получит никаких субсидий и будет вынужден вести войну (заметим в скобках, к которой они же сами его и склонили), опираясь исключительно на свои собственные финансовые возможности. Карл, которому пришлось маневрировать, втайне проконсультировался с судьями, и те заверили короля, что даже его согласие принять эти положения никак не скажется на его монарших прерогативах. Не вполне убежденный в этом, Карл дал парламенту весьма уклончивый ответ, адресовав его палате лордов. Недовольство охватило не только палату общин, но и большую часть верхней палаты. Положившись на мнение судей, король, явившись в палату лордов, произнес: «Да будет это законом, как вы того желаете» , — сохранив, однако, за собой путь к отступлению. «Теперь, — сказал Карл, — я сделал то, что от меня хотели. Если этот парламент не придет к верному заключению, грех будет на нем, не на мне». За этим последовало всеобщее ликование. Палата общин проголосовала за выделение королю всех субсидий, и таким образом каждая сторона добилась своих целей.

«Петиция о праве» закрепила одно из важнейших оснований свободы английского общества. Правительству было отказано в праве заключать под стражу любого человека, будь он низкого или высокого звания, — какими бы государственными интересами это ни оправдывалось. Право личности на неприкосновенность было завоевано в нелегкой борьбе. Во все времена и в любой стране это является признаком свободы личности. Инструментом, который обеспечивает свободу, является суд присяжных, причем он должен разбирать только преступления, зафиксированные в законе. Карл чувствовал, что Habeas corpus будет помехой ему, и не сомневался, что при желании всегда можно будет найти благовидный предлог для ограничения свободы оппозиционеров в случае необходимости. Тогда еще не существовало таких формул, как «защитительный арест» или «убит при попытке к бегству», появившихся в позднейшие века.

Причиной роста парламентской оппозиции было усиление абсолютной монархии. Этот процесс затронул все страны Европы, что заметили английские парламентарии. Генеральные Штаты во Франции не созывались после 1614 г., и вновь собраться им было суждено лишь в судьбоносный для этой страны 1789 год. Создание регулярных армий, состоявших из солдат, обученных владению огнестрельным оружием, широкое применение артиллерии лишило и знатных, и простых людей привычных средств защиты своей независимости. Как бы ни были жестоки и суровы прежние времена, «топор и лук» являлись для англичан последним средством обезопасить себя, и не многие короли осмеливались провоцировать народ обратиться к нему. Парламент теперь не имел достаточно сил противостоять короне.

* * *

Обе стороны продолжали упорно двигаться по избранному ими пути. Король, получив деньги, излишне полагался на мнение судей, уверявших его в нерушимости его прерогатив. Палата общин выдвигала новые жалобы на укрепление католицизма и арминианства — религиозного течения, приверженцы которого были сторонниками официальной церкви, — на плохое руководство военными действиями, на ущерб для торговли и коммерции из-за слабости английских военно-морских сил, находящихся в Ла-Манше. Возобновились атаки на Бэкингема. Короля все чаще спрашивали, способствует ли его личной безопасности или безопасности всего королевства то, что виновник столь многих бед и несчастий по-прежнему занимает высокую должность и остается вблизи священной особы монарха.

Теперь Карл и Бэкингем связывали свои надежды со второй экспедицией в Ла-Рошель, успешное осуществление которой облегчило бы положение гугенотов. Король распустил парламент, полагая, что к тому времени, когда это собрание понадобится ему снова, он и оберегаемый им министр смогут добиться таких военных и дипломатических успехов, которые обрадуют всех. Карл считал, что лучше защищать протестантов в Европе, чем преследовать католиков в Англии, а освободив Ла-Рошель, он наверняка сможет заполучить право проявить снисходительность к английским папистам. Однако судьба расстроила планы короля и его фаворита.

Сам Бэкингем глубоко сознавал, что его ненавидят очень многие, и потому ясно, что, становясь во главе новой экспедиции к французским берегам, он рассчитывал снова обрести хоть какую-то поддержку. Это могло по меньшей мере расколоть его противников. Но в тот самый момент, когда он уже собирался покинуть Портсмут, будучи главнокомандующим внушительной армии, оснащенной новыми орудиями для преодоления заграждений, выставленных Ришелье вокруг осажденной бухты, его заколол кинжалом некий лейтенант-фанатик Джон Фельтон.

Джон Фельтон, похоже, был одним из тех людей, которых сама судьба, безжалостно подвергая различным превратностям, готовит для совершения подобных деяний. Он служил под началом Бэкингема во флоте, и, когда его обошли в продвижении по службе, затаил обиду. Его задевало потворство тем офицерам, которые никогда и нигде не воевали. Протесты парламента против расточительности и взяточничества Бэкингема глубоко запали в его душу.

Фельтон полагал, что благополучие народа — это высший закон, данный Богом, и что все, совершаемое во благо народа, следует считать законным. Вместе с тем дошедшие до нас документы свидетельствуют, что он был пешкой в игре гораздо более значимых фигур. Совершив убийство, Фельтон смешался с толпой, но когда услышал, как кто-то поносит убийцу, называя его злодеем, погубившим благородного герцога, он вышел вперед и сказал: «Не злодей совершил это, но честный человек. Я тот, кто сделал это». Когда люди обрушились на него с криками, он заявил им: «В сердцах своих вы радуетесь тому, что я сделал». И действительно, на некоторых кораблях моряки прославляли его имя. Впоследствии, перед лицом смерти, Фельтон пришел к выводу, что ошибался. Он согласился с тем, что «общественное благо не может быть предлогом для отдельного злодеяния», и перед казнью попросил засвидетельствовать это.

Смерть Бэкингема стала для молодого короля сокрушительным ударом. Он так и не простил Элиота, чьи обличительные речи толкнули, по его мнению, Фельтона на преступление. В то же время убийство министра в огромной степени облегчило его положение — гнев парламента утих. Кроме того, в его семейной жизни впервые наметились перемены. Прежде Карл находился под моральным и интеллектуальным влиянием Бэкингема, милого друга детства и юности, которому он поверял все свои самые сокровенные мысли. На протяжении трех лет его отношение к королеве было холодным и отчужденным. Говорили даже, что он ни разу не исполнил супружеский долг. Карл отправил на родину всех ее французских слуг, что доставило королеве огромное огорчение. Смерть Бэкингема стала рождением его любви к жене. Впереди их ждала буря, но отныне супруги шли навстречу ей вместе.

Хотя парламент выделил королю пять субсидий, в его распоряжении оставался еще один источник влияния на монарха — таможенные сборы. По истечении года, на который распространялось действие ограничений, парламентская партия оказалась перед фактом, что король продолжает делать то, что было обычаем на протяжении многих предшествующих правлений. Против тех, кто отказывался платить таможенные сборы, использовались такие меры, как опись имущества в счет долга и тюремное заключение. Все это рассматривалось как неуважение королем «Петиции о праве» и его намерение нарушать ее. После того, как были отпечатаны копии «Петиции», стало ясно, что к ней приложен первый, уклончивый, ответ короля, а не второй, содержавший недвусмысленное ее признание. Экспедиция в Ла-Рошель закончилась неудачей: французам удалось не допустить английские корабли в бухты, ее заграждения выстояли, и отчаявшиеся гугеноты в конце концов сдали город французскому королю. Столь печальный исход вызвал горечь во всей Англии.

Таким образом, когда в начале 1629 г. парламент собрался снова, недостатка в критике в адрес внутренней и, внешней политики короля не было. Поводом для столкновения стали религиозные вопросы, причем палата общин проявила непримиримость в отношении официальной церкви, а долгие дебаты по поводу мягкости и слабости законов, применяемых против католиков, только накалили страсти. Именно обсуждение церковных дел сплотило пуритан, при всей своей нетерпимости страстно стремившихся очистить коррумпированную, на их взгляд, англиканскую церковь, и защитников свобод английского народа. Они образовали большинство в парламенте. Палата общин приняла пространную резолюцию, где заявила, что тот, кто содействует папистам, кто собирает или помогает собирать таможенные пошлины до принятия парламентом соответствующего решения и даже тот, кто платит их, является врагом общества. Все обвинения, выдвигавшиеся прежде против Бэкингема, были переадресованы теперь государственному казначею Ричарду Уэстону, которого назвали папистом и чуть ли не иезуитом, занимающимся незаконным сбором налогов. В итоге палата общин решила принять так называемую Ремонстрацию — протест против беззаконных действий короля. Второго марта 1629 г. спикер Джон Финч, незадолго до этого перешедший на сторону короля, объявил, что король приостанавливает заседания парламента до 10 числа. Разумеется, это было сделано намеренно, с целью сорвать вынесение Ремонстрации. Нижнюю палату охватил гнев. Когда спикер поднялся, чтобы уйти, его заставили вернуться и насильно усадили на место. Двое крепких депутатов, Дензил Голлиз и Бенджамин Валентайн, удерживали его за руки. Двери забаррикадировали , и Голлиз прочел Ремонстрацию по памяти, после чего документ был принят . Двери открылись, и парламентарии беспорядочной и шумной толпой устремились из зала. Прошло немало времени, прежде чем некоторые из них снова встретились в Вестминстерском дворце . Всем уже стало ясно, что король и представители общин уже ни при каких условиях не смогут работать вместе. На следующей неделе парламент был объявлен распущенным, и начался период беспарламентского правления Карла I.