Глава 6. НА ПОСТУ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КГБ СССР
В сентябре 1988 года после совещания в ЦК КПСС, кажется, по афганской проблеме, Горбачев попросил меня задержаться.
В своей обычной манере он начал издалека говорить о значении органов госбезопасности, необходимости активизации их деятельности, повышения эффективности. Он неплохо отозвался о человеческих качествах тогдашнего председателя КГБ Чебрикова, я поддержал это мнение. Затем Горбачев спросил, как я отношусь к тому, чтобы занять должность председателя КГБ СССР.
Не скажу, что разговор был совершенно неожиданным для меня, слухи ходили, но тем не менее подобное назначение означало новый этап в моей жизни и работе, и я, конечно, понимал его серьезность.
Откровенно ответил, что с нелегким сердцем отношусь к этому предложению, не поздно ли по возрасту — 64 года, стоит, видимо, подумать и все взвесить.
Последовала нередкая в таких ситуациях реплика, что думать, мол, некогда, а если и стоит поразмышлять, то только в плане согласия. На мой вопрос относительно дальнейшей работы Чебрикова Горбачев ответил, что он перейдет на работу секретарем ЦК (членом Политбюро ЦК КПСС он уже являлся) и будет курировать работу правоохранительных органов.
После такого разъяснения я дал согласие.
В то время у меня не было каких-либо особых сомнений в линии Горбачева, в добронамеренности его устремлений. Я с доверием относился к его многочисленным заявлениям укрепить государство, Союз, придать развитию более динамичный характер и выйти на новые рубежи. Поэтому было огромное желание ему помогать.
Идеи обновления общества мне импонировали, обостренное изложение проблем я принимал за искренность, простота в общении подкупала. Как и многие лидеры его уровня, он поддавался влиянию, внимательно прислушивался к тому, что говорили о нем в стране и особенно за рубежом.
Мне кажется, в ту пору Горбачев и мысли не допускал, что в 1991 году произойдут такие кардинальные изменения, что страна окажется в таком плачевном, трагическом положении, сам он в личном плане будет так беспомощен, а его популярность упадет до нулевой отметки. Ведь на словах он клялся, что не допустит развала Союза, что ни одна из республик, включая Прибалтийские, не уйдет, постоянно подчеркивал, что этого нельзя допустить. «Да мы просто не сможем разойтись!» — не раз восклицал он. Сколько раз он заверял, что не мыслит будущее страны вне социалистического выбора, боготворил партию, называл себя ее воспитанником.
Как-то в одном частном разговоре решительно заявил, что если ему вдруг придется выбирать между главой государства и лидером партии, то он, конечно, выберет второе. Занимал позитивную позицию по отношению к социалистическим странам, видел в них важнейший позитивный фактор с точки зрения интересов Советского Союза, был полон благих намерений развивать и крепить с ними отношения. Работал много, проявлял огромный интерес к информации, был, можно сказать, жаден до нее.
Когда при таких обстоятельствах появлялись сомнения в его искренности, становилось даже как-то неловко.
К сожалению, я, как и многие, поверил его словам и, как оказалось, сильно ошибся.
Дома жена встретила известие о моем предстоящем назначении с огромным волнением, смятением. Реакция была однозначно отрицательной. Тогда она с уважением относилась к Горбачеву, но с нетерпением ждала моего ухода на пенсию, настаивала на этом. Пост председателя КГБ казался ей трудным, ответственным, к тому же был отягощен нелегкими воспоминаниями из прошлой истории органов госбезопасности. Зная мой характер, она говорила, что теперь я весь уйду в работу и меня вообще не будет дома. Но главное, о чем я думал не раз, — она с какой-то внутренней тревогой восприняла весть о моем назначении. В дальнейшем это чувство у нее постоянно присутствовало и усиливалось.
Вспоминая ее слова по этому поводу и многое другое из нашей совместной жизни, проникаюсь особым уважением к женской интуиции. Мне кажется, что женская интуиция, женское предчувствие — еще не разгаданная способность человека, тем более что сам человек, по выражению Эйнштейна, является самой большой загадкой природы. И в большом, и в малом, и в том, что касалось друзей, товарищей по работе, их поведения, отдельных поступков, интуиция жены неоднократно подтверждалась. Плюс к этому природа наградила ее острым умом, великолепным слогом, смелостью суждений, правда, преимущественно среди своих друзей и родных.
Она в свое время писала дневники о внуке и внучке. Я советовал ей опубликовать их, они доставили бы удовольствие читателям своей непосредственностью, остроумием, тонким восприятием и пониманием детской души, безмерной любовью к внукам. А если кому и доставалось, то больше всех мне, как деду. Но последнее, по-моему, придает им дополнительный колорит и выразительность, тем более что критикует она меня с юмором и звучит это по-доброму.
…1 октября 1988 года я приступил к исполнению обязанностей председателя КГБ СССР. В Комитете проработал к тому времени 21 год — помощником председателя КГБ, начальником секретариата Комитета, первым заместителем начальника Первого Главного управления и последние 14 лет — начальником. С 1978 года одновременно — заместителем председателя КГБ.
Комитет государственной безопасности представлял довольно сложную, но вместе с тем стройную структуру во главе с председателем Комитета и его заместителями, количество которых доходило до 10, в том числе 2 первых. Председатель и его заместители осуществляли также руководство территориальными органами — республиканскими комитетами госбезопасности, краевыми и областными управлениями.
Коллегия Комитета госбезопасности СССР состояла из 15–17 членов. Обсуждала наиболее важные вопросы, принимала по ним решения, вводимые в действие приказом председателя КГБ. После этого они становились обязательными для исполнения всеми органами госбезопасности. В состав Коллегии входили председатель Комитета, его заместители, начальники ведущих подразделений, а также руководители некоторых местных органов госбезопасности. Назначение членов Коллегии оформлялось решениями Совета Министров СССР.
Так повелось, что традиционно в Коллегию входили председатель Комитета госбезопасности Украины, начальники управлений КГБ по Москве и Московской области, по Ленинграду и Ленинградской области. По положению, Коллегия проводилась один раз в месяц, но иногда и чаще, в зависимости от вопроса, его срочности и значимости.
Коллегия утверждала кадры по перечню, установленному приказом по Комитету госбезопасности. Иногда заслушивались сообщения о наиболее тяжелых чрезвычайных происшествиях, имевших место в стране, в органах и войсках КГБ, обсуждались важные решения высших органов власти и по ним принимались соответствующие постановления. Обсуждение вопросов, как правило, происходило с участием довольно широкого круга приглашенных лиц, число которых достигало иногда ста и более человек.
Коллегия являлась руководящим органом Комитета госбезопасности, своего рода школой управления, формой рассмотрения и обсуждения наиболее крупных вопросов. Основополагающие постановления, принятые Коллегией, действовали в течение длительного времени и могли быть отменены только решением самой Коллегии.
Для меня Коллегия была опорой, возможностью узнать мнение достаточно широкого круга ответственных лиц Комитета, полезной формой и способом принятия решений и, главное, определения путей их реализации и контроля за исполнением. Решения рассылались во все органы и войска КГБ, где становились основой практической деятельности в рамках соответствующего подразделения.
Подготовка вопросов к обсуждению на Коллегии занимала длительное время, сопровождалась выездами на места созданных по указанию председателя Комитета групп, которые там разбирались с обстановкой, готовили сообщение для Коллегии и проект решения. Как правило, ни один проект решения на Коллегии не утверждался после первого обсуждения. Создавались комиссии для доработки, и лишь после этого принималось окончательное решение.
Для того чтобы понять, как функционировал КГБ СССР, необходимо дать некоторые пояснения к структуре центрального аппарата.
Первое Главное управление Комитета — внешняя разведка. Оно осуществляло руководство резидентурами за рубежом, вело разведывательную работу с территории Советского Союза и курировало первые (разведывательные) подразделения тех территориальных органов, где они были. Тот факт, что это подразделение называлось Первым, как бы подчеркивал первостепенное значение борьбы с внешним противником нашего государства.
Второе Главное управление занималось контрразведывательной работой. За последние три-четыре десятилетия контрразведка то разукрупнялась, то объединялась — в зависимости от того, какая линия в отношении государственного аппарата доминировала в нашей стране. В последние годы постепенно пришли к тому, чтобы не концентрировать всю контрразведку в одном подразделении, рассредоточить ее по нескольким — в зависимости от конкретной линии работы. И все же Второе Главное управление всегда оставалось заглавным подразделением контрразведки, занималось борьбой со шпионажем, работой по иностранным представительствам, на туристском канале, а также проводило некоторые разведывательные операции с территории Советского Союза.
К 1991 году контрразведывательной работой на всех видах транспорта занималось Четвертое управление. Контрразведывательное обслуживание объектов оборонной промышленности, некоторых научно-исследовательских центров осуществляло Шестое управление.
Борьбу с идеологическими диверсиями вело Пятое управление, преобразованное в 1989 году в Управление «3». Это был далеко не формальный шаг. Теперь оно уже не занималось идеологическими диверсиями в той направленности, в какой это было присуще Пятому управлению, а сосредотачивало свою работу на выявлении и пресечении террористических акций, подрывной деятельности иностранных спецслужб с использованием всевозможных зарубежных организаций и центров, занимавшихся деятельностью, противоречащей нашему законодательству.
Было еще одно контрразведывательное подразделение — Третье Главное управление, которое вело работу по пресечению подрывной деятельности иностранных спецслужб в отношении советских Вооруженных Сил, руководило работой особых отделов соответствующих воинских подразделений и частей. Главным оно стало в 70-е годы. Это вызывалось большим объемом и значением проводимой им работы во взаимодействии с Министерством обороны страны.
В структуру Комитета госбезопасности входило также Главное управление пограничных войск. Оно осуществляло руководство пограничными округами, отрядами, заставами. Центральный аппарат погранвойск был невелик, однако их общая численность достигала 220 тысяч человек. Для такой огромной страны, как наша, со значительной протяженностью границ, это была минимально допустимая численность. В последнее время была настоятельная необходимость в увеличении погранвойск, их материальных и финансовых возможностей. На погранвойска уходило более половины всех расходов из бюджета органов госбезопасности. Значительная часть расходов шла на техническое оснащение границы: военная техника, строительство объектов, связь, содержание огромного хозяйства.
Седьмое управление КГБ осуществляло наружное наблюдение за объектами, представлявшими интерес для КГБ. Это было важное оперативное подразделение, в котором нуждались все направления оперативной деятельности Комитета. По численности управление было значительным, его главной особенностью была необходимость поддержания постоянной боевой готовности для круглосуточного выполнения задач. Благодаря деятельности именно этого подразделения нередко удавалось обнаруживать и пресекать агентурную деятельность иностранных спецслужб, фиксировать их преступные контакты, попытки проникновения на наши секретные объекты, связи с советскими гражданами, проведение тайниковых операций, стремление к добыванию информации визуальным путем.
Восьмое Главное управление осуществляло шифрованную секретную переписку центра с местными органами, а также разведки с зарубежными резидентурами. Оно располагало современной технической и научной базой, отработанной системой шифросвязи, которая полностью гарантировала секретную связь Комитета госбезопасности, ее бесперебойную круглосуточную работу на любом удалении от центра. Получить доступ к шифрованной переписке можно было только одним путем — агентурным. Труд радистов и шифровальщиков за рубежом был особенно тяжел. Один, два, максимум три человека обеспечивали связь загранрезидентуры с центром в любое время суток на любой удаленности. Условия работы были нелегкими, а жизнь полна неудобств и лишений из-за необходимости соблюдения строгого режима, поскольку к радистам и шифровальщикам спецслужбы проявляли повышенный интерес.
К этому подразделению довольно близко примыкало Шестнадцатое управление КГБ, обладавшее наибольшим интеллектуальным потенциалом для решения технических и научных задач. Оно занималось съемом открытой и закрытой информации, решало сложнейшие задачи по проникновению в интересующие наше государство объекты других стран. На его счету было немало изобретений высочайшего уровня, что требовало глубоких знаний, необходимой технической вооруженности и средств. В этом подразделении работали крупные специалисты, которые вполне могут составить гордость советской науки и техники. Подразделение не замыкалось в своих рамках, оно имело широкие связи с советской промышленностью, научными учреждениями, использовало их потенциал и вместе с тем помогало последним решать научно-технические задачи.
При обсуждении конкретных задач я всегда поражался требовательности, настойчивости, изобретательности, смекалке, огромному устремлению к вечному поиску и, главное, нахождению решений задач, которые, на первый взгляд, казались просто фантастическими для человеческого разума. Это одно из тех подразделений Комитета госбезопасности, которое было в постоянном поиске, стремлении к более высоким уровням и, что самое важное, находило оптимальные практические пути к разгадке научно-технических головоломок, без чего обеспечить безопасность государства в наше время было просто невозможно.
Девятое управление выполняло охранные функции. Оно занималось обеспечением безопасности высшего руководства страны, государственных мероприятий на высшем уровне, иностранных делегаций и выездов советских делегаций за рубеж. В его задачу входила охрана правительственных учреждений Кремля, зданий Совета Министров и некоторых других, в том числе объектов, расположенных в местах, удаленных от Москвы, — в районах Черного моря, Прибалтики и некоторых других.
В 1990 году Девятое управление было преобразовано в Службу охраны, структурно изменено, были четко определены подразделения службы, которые занимались хозяйственными вопросами, и те, которые осуществляли оперативную деятельность.
Труд сотрудников Службы охраны тяжелый: постоянная бдительность, собранность, полная самоотдача — неприятных сюрпризов можно ожидать в любую минуту и в любом месте — и, конечно, приспособление к особенностям работы и самой личности охраняемого, обстановке вокруг объекта, безопасность которого должна быть обеспечена. Особенно непростые задачи, как правило, возникают при выездах за рубеж, поскольку там мы не были хозяевами, а ответственности с нас никто не снимал. Полагаться же на охрану принимающей стороны полностью невозможно, потому что в конце концов в случае чрезвычайного происшествия основную ответственность несли мы, и не только служебную, но и моральную.
Осуществление охранной функции — сложная профессия, требующая умения, способности и высокой физической подготовки. Сотрудники в этой службе, как правило, долго не задерживаются, и по истечении определенного времени переводятся на другие направления оперативной деятельности, где нервная и физическая напряженность несколько ниже.
В Комитете госбезопасности был Десятый отдел, за которым в разговорах между сотрудниками закрепилось наименование «архивный». В этом подразделении были сосредоточены документы оперативного учета, архивные материалы, накопленные за время работы органов госбезопасности в советский период и до него.
Комитетские архивы — цельная система хранения самых разнообразных материалов со строгим порядком классификации их по тематике и времени при безусловной сохранности и возможности быстрого обнаружения нужного документа. До августа 1991 года сотрудники подразделения благодаря строгой системе обращения с архивами в нашем государстве обеспечивали сохранность государственных секретов, и тут каких-либо проблем не возникало.
В то время, к сожалению, в архивной политике, в архивном законодательстве были серьезные упущения и недостатки: не было четкой регламентации сроков хранения тех или иных материалов и их публикации, использования в научной работе. Однако это исключало вседозволенность, закрывало лазейки для использования архивных материалов, составляющих государственную тайну, в целях политической спекуляции, для неоправданной передачи их в средства массовой информации, последствия чего могут быть непоправимы.
В последнее время сотрудники Десятого отдела серьезно занимались аналитической работой по отдельным проблемам, событиям и эпизодам деятельности государственных органов и иных организаций. Их анализы, обобщения и выводы были важными и докладывались руководству государства, на их базе принимались соответствующие решения по отдельным актуальным вопросам.
Архивные материалы помогли заполнить многие белые пятна, внести ясность в довольно деликатные проблемы и, оперируя правдой, рассматривать и решать вопросы, касавшиеся как отдельных граждан нашей и других стран, так и интересов государства в целом. Утечка архивных материалов из Комитета госбезопасности после августа 1991 года породила массу серьезных проблем для государства. Многие материалы были использованы в чисто спекулятивных целях, а их недобросовестное толкование еще более запутало правильное видение отдельных исторических событий.
Подразделения Комитета имели цифровое обозначение и шли как бы в номерном порядке, причем читатель обратит внимание на то, что отдельные порядковые номера отсутствовали. Это не было стремлением скрыть какое-то подразделение, просто традиционно в Комитете сложилось так, что в нумерации подразделений имелись пропуски. Иногда они заполнялись, иногда возникали снова, когда в структуре Комитета происходили организационные изменения.
Итак, следующим шел Двенадцатый отдел, тот самый, о работе которого было невероятно много слухов, всякого рода измышлений и работу которого преподносили как «тотальный контроль» органов госбезопасности в отношении советских граждан и иностранцев. Речь идет о слуховом техническом контроле, используемом органами госбезопасности при проведении особо важных оперативно-розыскных мероприятий.
Подобный метод используется специальными службами иностранных государств, применяется он и у нас.
Надо сказать два слова о «тотальности». Насколько я знаю, возможности Двенадцатого отдела ограничивались 2000 абонентов, одновременно контролируемых, в то время как служба безопасности Швейцарии может одновременно контролировать до 10 тысяч абонентов!
Проверка по делам, касающимся важнейших сторон жизни государства и затрагивающим интересы его безопасности, требует неординарных форм и способов проведения оперативных мероприятий. К числу таких относится и слуховой контроль. Он проводился в строго определенных условиях в соответствии с инструкцией, утвержденной в свое время вышестоящими инстанциями и введенной в действие приказом по Комитету госбезопасности. Слуховой контроль неоднократно способствовал выявлению особо опасных действий преступных элементов, помогал выйти на интересующие органы госбезопасности связи и контакты, позволял получать информацию, которую иным путем добыть было невозможно.
До последнего времени этот вопрос в правовом отношении должным образом не был отрегулирован, и поэтому использование полученных по этому каналу сведений носило конфиденциальный характер, органам прокуратуры и суду они не предъявлялись. Эти сведения проверялись другими следственными действиями, когда это, разумеется, удавалось сделать. Особенно полезными были сведения при расследовании таких дел, как убийства, хищения государственного и общественного имущества в особо крупных размерах, контрабандные и валютные операции, незаконный доступ к важным государственным секретам и их передача представителям иностранного государства.
Работа Двенадцатого отдела требовала специального технического оснащения, профессиональной подготовки, умения фиксировать нужную информацию и оперативно ее обрабатывать. Сотрудники службы знали порой больше, чем обычные оперативные работники, и восполняли пробелы в оперативно-следственной деятельности. Возможности службы часто являлись единственным средством получения информации, которая иным путем в органы госбезопасности никогда бы не попала.
Деликатность этой работы состояла в том, что в ходе ее проведения по отдельным объектам к оператору совершенно случайно попадала информация, касавшаяся лиц, разрешение на работу по которым не испрашивалось или которые занимали высокое должностное положение в государстве, в связи с чем законы запрещали контролировать их разговоры. Как тут быть? С одной стороны, существовал запрет на проведение работы в отношении таких лиц, а с другой, мы порой получали явное доказательство их неправовой и даже преступной деятельности, мимо чего пройти было нельзя.
В таких случаях приходилось докладывать информацию высшему должностному лицу в Советском Союзе, запрашивать разрешение на ее использование и дальнейшую работу. Подобный подход вытекал из требований государственных интересов и, как правило, не нес никаких служебных последствий для лица, о котором шла речь, до тех пор пока на этот счет не принималось соответствующее решение. Не видел и не вижу в этом ущемления прав человека, поскольку это диктовалось интересами государства и общества.
Пятнадцатое управление Комитета существовало многие годы и занималось работой по проектированию, созданию, эксплуатации в нужном режиме объектов, подготовленных на особый период, т. е. на случай военных действий и других чрезвычайных обстоятельств.
В средствах массовой информации уже писалось об этом, и хотелось бы внести ясность в этот вопрос.
В Москве, ее окрестностях и некоторых других точках Советского Союза есть глубоко законспирированные объекты на особый период. Они включают в себя помещения для запасных командных пунктов управления страной, вооруженными силами, хранения необходимых запасов, узлов правительственной связи и других сооружений для поддержания жизни государства в чрезвычайной ситуации, обеспечения его более или менее нормального функционирования, короче, выживаемости государства как такового.
Сооружение объектов требовало соответствующих научных и технических решений по принципу минимальной необходимости. Некоторые объекты были рассчитаны на то, чтобы выдержать ядерное нападение. Однако, разумеется, при прямом попадании больших ядерных боезарядов их выживаемость была бы под вопросом. Тем не менее определенная часть объектов, несмотря на это, сохранилась бы и тем самым в какой-то мере была бы обеспечена управляемость государством.
Обеспечить безопасность государства, его важнейших объектов без упомянутых сооружений невозможно. Исходя из возможностей нашей страны, мы не стремились во всем догнать Соединенные Штаты Америки с их большим потенциалом и мощью. Но это был тот минимум, без которого не обойтись.
Оперативно-техническое управление Комитета являлось головным подразделением по проектированию, разработке, производству и эксплуатации специальных технических средств. Это было сосредоточение достижений научной мысли, высочайших технологий, уникальных технических решений. Среди продукции этого управления было сравнительно немного технических средств, разрабатываемых и производимых большими партиями, сериями. Часто это были единичные изделия, предназначенные для решения строго определенных оперативных задач. Оперативно-техническое управление использовало научные и технические достижения советской науки и промышленности в целом, внимательно присматривалось к новинкам в этой области за рубежом и все наиболее ценное стремилось использовать.
Продукция этого направления носила сугубо секретный характер. Утечка информации немедленно приводила к тому, что противник разрабатывал меры по противодействию и тем самым лишал эффективности наши технические возможности.
Сотрудники управления были по-своему одержимыми людьми. Комитет госбезопасности щедро делился своими новинками с гражданскими отраслями промышленности, не требуя ничего взамен, коммерческой практики в то время не существовало. Вот уж поистине можно сказать, что без изделий этого управления ни разведка, ни контрразведка, ни другие подразделения Комитета госбезопасности, ни прежде всего пограничные войска не смогли бы решать стоящие перед ними задачи. У подразделения было и, я уверен, остается большое будущее, однако это реализуемо при одном условии — если оно будет вбирать в себя отечественный и зарубежный опыт, находиться в поиске научных и технических решений всякий раз на более высоком уровне.
Комитет имел вспомогательные, как называли их в органах госбезопасности, подразделения, хотя они выполняли далеко не второстепенную роль, а крайне нужную, без которой органы обойтись не могли. Я имею в виду Военностроительное управление, Хозяйственное управление, Медицинское управление, Финансово-плановый отдел.
Наиболее сложные объекты, в которых оперативные управления остро нуждались, строились с помощью Военно-строительного управления.
Оперативная деятельность Комитета обслуживалась Хозяйственным управлением. Эффективная работа при выполнении сложнейших оперативных мероприятий немыслима без материально-хозяйственного обеспечения, особенно в чрезвычайной обстановке.
Хватало работы и для наших медицинских учреждений. Сотрудники органов госбезопасности, выполнявшие служебные задания здесь, в Советском Союзе, и за рубежом, часто страдали от болезней, не характерных для нашей гражданской жизни.
Приведу только один пример. Часто за рубежом отдельные наши сотрудники подвергались какому-то особому воздействию со стороны спецслужб иностранного государства, на территории которого они работали, что приводило к необычным заболеваниям. У некоторых ухудшались показатели крови, появлялись головные боли, расстраивалась нервная система. Тяжелые, непривычные климатические условия в некоторых странах неизбежно отражались на состоянии здоровья сотрудников. Это относится прежде всего к некоторым странам Латинской Америки, Африки, Азии. Отсюда необходимы были профилактика, постоянное наблюдение и своевременное лечение. Были даже разработаны рекомендации по физической подготовке сотрудников перед их выездом в страны с неблагоприятными климатическими условиями.
Комитет госбезопасности располагал отличной сетью учебных заведений, где слушатели получали высшее образование, а на специальных курсах сотрудники проходили подготовку и переподготовку для получения соответствующих профессиональных знаний.
Высшая школа имени Дзержинского давала высокую языковую подготовку почти по пятидесяти иностранным языкам, знания по специальным предметам, а также готовила специалистов по высшей математике, физике и другим дисциплинам.
КГБ готовил кадры пограничников, связистов, шифровальщиков, отдельных технических специалистов, обеспечивал подготовку и защиту кандидатских и докторских диссертаций.
После августа 1991 года, когда многим тысячам сотрудников органов госбезопасности в силу тех или иных причин пришлось уйти из системы Комитета, их охотно принимали на работу в гражданские организации, учреждения, предприятия как специалистов высокого класса.
Я не раз слышал от многих руководителей различных организаций весьма лестные отзывы о профессиональной подготовке, личных качествах сотрудников органов госбезопасности. Отмечалась их исполнительность, дисциплинированность, прилежность, глубина общих и специальных знаний. Кадровый урон будет, пожалуй, наиболее трудно восполним при восстановлении боеспособности органов госбезопасности в центре и особенно на местах.
Как и подобает такой организации, в КГБ было Управление кадров и соответствующие ячейки во всех его подразделениях. Подбор сотрудников, прием на работу, их расстановка, продвижение по службе, решение многих вопросов, связанных с материальным обеспечением, оформление на заслуженный отдых, направление на подготовку и переподготовку — вот далеко не полный перечень вопросов, которыми занимались кадровики Комитета.
За свою жизнь мне не раз приходилось сталкиваться с работой кадровых аппаратов разных организаций, и должен сказать, что сотрудники соответствующих подразделений Комитета отличались всесторонней подготовкой, высокими профессиональными и личными качествами и, самое главное, объективностью в работе с людьми. Они были в меру строги, но и справедливы при разборе личных дел, располагали, как правило, объективной информацией о сотрудниках любого звена, нередко ставили перед руководством принципиальные вопросы, касавшиеся как отдельных сотрудников, так и подразделений в целом, разрабатывали основополагающие документы текущего и перспективного плана. Конечно, наиболее трудный этап работы с кадрами — подбор, изучение кандидатов для работы в органах, потому что ошибка здесь может стоить очень дорого на любом этапе деятельности сотрудника в органах.
Управление кадров оказывало необходимую помощь подразделениям Комитета при разборе дел, связанных с чрезвычайными происшествиями, такими как предательство отдельных сотрудников, нарушение ими воинской дисциплины, совершение общеуголовных преступлений, нерадивое отношение к выполнению служебного долга.
Подразделения Комитета госбезопасности имелись далеко не во всех городах и районах страны, хотя просьб, предложений об их создании поступало с мест немало. Координация оперативной деятельности осуществлялась по линиям работы: разведывательной, контрразведывательной, защите конституционного строя и другим. Однако непосредственное руководство в территориальных органах по всем направлениям осуществлялось начальником органа и дополнялось кураторством по линиям из центра.
Такой подход двойного управления формировался десятками лет, большинством сотрудников в общем-то воспринимался и поддерживался, но имели место и дискуссии, отстаивались различные точки зрения: от строгой централизации по линиям работы до передачи всех управленческих функций на места.
В целом пробивала себе дорогу линия на расширение полномочий местных органов при неослабевающем контроле со стороны центра. Взаимодействие этих двух начал в управлении органами госбезопасности представляется оптимальным вариантом. Проверка, контроль, определенная степень централизации необходимы, поскольку речь идет в конечном счете о судьбах людей.
Заслуживает внимания вопрос о бюджете Комитета госбезопасности СССР.
Различных слухов и домыслов вокруг бюджета было невероятно много. Назывались мифические цифры, перед которыми «бледнели» расходы спецслужб западных стран, в том числе и США. На самом деле в 1990 году все расходы органов госбезопасности в центре и на местах, включая погранслужбу, все виды связи, содержание медицинских учреждений, учебных заведений, строительство объектов и Жилья, короче говоря, все, что подчинялось Комитету госбезопасности, — составляли 4,9 миллиарда рублей. А еще за несколько лет до этого, при стабильной экономике и отсутствии инфляции, бюджет КГБ не превышал 3 миллиардов рублей.
В печати, особенно зарубежной, высказывались сомнения в правдоподобности этой цифры — слишком скромным казался наш бюджет. Для сравнения: ассигнования на разведывательные цели в США в то время приближались к 30 миллиардам долларов.
Однако это точные данные. В Комитете старались беречь каждую копейку, да и зарплата была относительно небольшой. Средний ее размер в 1990 году составлял немногим более 300 рублей в месяц. Если бы по уровню заработной платы сотрудников органов госбезопасности сравнять с их американскими коллегами, то одно это потребовало бы увеличения бюджета КГБ в несколько раз.
Удивила после предания гласности и численность сотрудников органов госбезопасности, которая в 1989 году составляла около 490 тысяч человек, включая 220 тысяч пограничников и 60 тысяч служивших в войсках правительственной связи. Не изменились эти цифры и к августу 1991 года.
Данные о численности вызывали наибольшее недоверие, поскольку некоторые излишне ретивые средства массовой информации приводили совсем другие сведения о числе сотрудников КГБ СССР — миллион (притом только оперативных работников) и даже больше. На этом строились спекуляции, мы же в Комитете сожалели лишь о том, что раньше не предали гласности все эти цифры.
Кстати, многие специальные службы западных и других стран не только не раскрывают статьи расходов по отдельным направлениям оперативной деятельности, но не открывают вообще бюджета своих служб, исходя из соображений секретности, деликатности этих государственных структур, видя в этом угрозу для своей безопасности.
Американцы объявляют общий бюджет специальных служб в целом и по отдельным их направлениям — внешним и внутренним, но не открывают расходов по тем видам оперативной деятельности, по которым можно прийти к конкретным выводам об их эффективности и направленности. И это вполне понятно. Знать полностью бюджеты специальных служб, их расходы по статьям и направлениям — значит получить возможность судить о приоритетности их работы, целях и даже конкретных задачах.
Другое дело, представлять расходы специальных служб для соответствующего лица в государстве или той ячейки в законодательном органе, которая по Конституции или другому законному акту имеет право знать и контролировать деятельность специальных служб в целом и в отдельных ее аспектах.
Не знаю ни одного случая, чтобы в какой-либо капиталистической стране закрытые статьи расходов специальных служб были предметом гласного обсуждения в законодательных или исполнительных органах. Там в этих вопросах полное понимание, поскольку речь идет о важных государственных секретах, раскрытие которых затрагивает интересы безопасности государства.
В условиях радикальных перемен в Советском Союзе да и в мире органы госбезопасности остро нуждались в совершенствовании своей работы на путях структурных изменений, освоения новых форм и методов деятельности, более рационального распределения сил и средств — кадровых, финансовых, материальных. Для меня, как нового председателя Комитета, эта задача была очевидной, к ней я был готов внутренне еще до вступления в должность.
Но больше всего меня тревожило другое — политическое, морально-нравственное состояние сотрудников органов госбезопасности, их обеспокоенность по поводу положения дел в стране. Способность и готовность чекистского коллектива в целом и каждого сотрудника в отдельности вскрывать собственные недостатки, говорить о них в открытую, признавать промахи и ошибки, не пытаться скрывать негативные стороны своей деятельности, искоренение даже малейших проявлений круговой поруки — вот те морально-нравственные категории, без чего острое оружие, каким, безусловно, являлись органы госбезопасности, могло быть обращено не в том направлении, в каком требовали интересы народа и государства. Все эти мысли у меня возникали особенно под влиянием одного случая, имевшего место в органах госбезопасности несколько лет назад. Мне представляется важным остановиться на нем подробно.
В мае 1980 года исчез сотрудник шифровальной службы КГБ Виктор Шеймов, 33 лет от роду. Исчез вместе с семьей — женой и шестилетней дочкой.
Для Комитета это было чрезвычайным происшествием.
Немедленно начались поиски пропавшего сотрудника и его семьи.
По словам его родителей, в ночь на субботу он собирался выехать на дачу, к одному из своих товарищей, а в понедельник вернуться и выйти на работу. В понедельник на работе он не появился, не было его и в собственной квартире.
Начались поиски. Были задействованы возможности Комитета госбезопасности и Министерства внутренних дел СССР. Расследовались, как обычно в таких случаях, все версии: возможное убийство, несчастный случай, задержка у знакомых или родных, похищение, бегство за границу, т. е. предательство.
Ни одной из этих версий не было основания отдавать предпочтение. Правда, были два обстоятельства, которые не могли не настораживать.
Первое — относительно спокойное отношение родителей к факту исчезновения их сына и его семьи. Ведь в таких случаях — переживания, расстройство настолько очевидны, что не обратить внимание на это невозможно. В данном же случае высказывалось недоумение, но носило оно, скорее, наигранный характер.
И второе — накануне исчезновения Шеймов передал родителям на хранение одну дорогостоящую вещь.
Бросалось в глаза еще одно обстоятельство: в холодильнике на квартире Шеймова находился значительный запас продуктов, приготовленных впрок, причем сделано это было нарочито, дабы специально обратить внимание тех, кто будет проводить расследование, сбить их с толку.
В это время в Москве расследовалось другое тяжкое преступление. Группа сотрудников милиции, состоявшая из трех человек, совершала грабежи, акты насилия, убийства. Их последней жертвой был сотрудник органов госбезопасности, который под надуманным предлогом был задержан на станции метро, избит, вывезен под Москву и там ограблен и убит.
В ходе расследования двое из троих сотрудников милиции дали показания о том, что ими примерно в мае 1980 года было совершено убийство семьи, состоящей из мужа, жены и дочери. По совпадающим признакам предположили, что речь идет о семье Шеймова, и началось расследование именно этой версии, хотя несовпадающих признаков также было немало. Преступники давали противоречивые показания о квартире, где было совершено убийство, указывались разные места захоронения, были противоречия в описании жертв, давались неточные показания о времени совершения преступления.
Следствию иногда казалось, что эпизод с убийством семьи из трех человек был придуман подозреваемыми в силу каких-то не до конца выясненных обстоятельств и причин. Короче говоря, вменить в вину подследственным убийство семьи не представлялось возможным, и уголовное дело пошло в суд без включения в обвинительное заключение этого эпизода.
Состоялся суд, вина подсудимых по другим преступлениям была доказана, все они были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение.
А тем временем случай с исчезновением Шеймова не раз был предметом обсуждения у председателя Комитета госбезопасности Андропова, а позднее у тех, кто сменил его, и каждый раз в ходе обсуждения возникали новые моменты, новые признаки, указывающие на то, что дело с исчезновением Шеймова до конца так и не выяснено. Правда, контрразведка настаивала на том, что убийство было все-таки связано с упомянутыми преступниками, другие версии в расчет не принимались.
Конечно, кому приятно «вешать» на себя бегство за границу, т. е. предательство сотрудника органов госбезопасности? Случай ложился бы пятном на контрразведку со всеми вытекающими последствиями. И вот желание пойти по наиболее приемлемому варианту, а не по версии предательства, мне кажется, было мотивом, объяснявшим всю последующую цепь неверных действий.
В мае 1982 года Андропов перешел на работу в ЦК КПСС, его сменил Федорчук. Спустя короткое время новый председатель КГБ решил вернуться к вопросу об исчезновении семьи Шеймова и вынести его на обсуждение.
Совещание было длительным и бурным. Друг другу противостояли две точки зрения на происшедшее. Одни утверждали, что Шеймов стал жертвой преступных действий бывших сотрудников милиции и был убит вместе с семьей, другие настаивали на том, что дело все-таки не выяснено до конца и что, вполне возможно, Шеймов был вывезен из Советского Союза.
К тому времени в подтверждение второй версии поступил сигнал о том, что спецслужбам Соединенных Штатов Америки удалось нелегальным путем вывезти из Советского Союза некоего сотрудника КГБ. Информация не носила достоверного и конкретного характера, и потому к ней можно было отнестись по-разному.
Поступил также сигнал о том, что из Советского Союза примерно в тот же период, когда исчез Шеймов, самолетом была вывезена какая-то семья. Более того, один из советских граждан, находившихся в самолете, по фотографии опознал Шеймова. Позже он не давал таких твердых показаний, и потому к его рассказу можно было отнестись с сомнениями.
Расследование выявило настораживающие моменты поведения Шеймова как во время пребывания в Советском Союзе, так и в период командировки в Польше. Во всяком случае, поводов усомниться в версии убийства семьи Шеймова было более чем достаточно.
Однако контрразведка продолжала настаивать на своем, и мне показалось, что в их утверждениях было много неискренности. Просматривалось желание представить дело не таким тяжелым, каким оно было на самом деле, дабы избежать выводов, разумеется, весьма неприятных.
Надо отдать должное Федорчуку, он проявил принципиальность: дело не было закрыто, расследованию было придано новое направление.
К сожалению, именно то время было весьма тягостным для органов госбезопасности, особенно для разведки. Предательства происходили одно за другим, каждый случай измены приносил огромный политический и оперативный ущерб.
Разведка честно докладывала о каждом случае, проводила тщательные расследования, ничего не утаивала, делала соответствующие выводы. Мы искали выход из создавшегося положения, пытались наладить работу внешней контрразведки, о чем я подробно говорил в другой главе.
Кое-что нам удавалось сделать, а кое в чем мы явно недорабатывали. В частности, нам не удавалось заблаговременно выявлять и пресекать случаи предательства, не говоря уже о том, чтобы доводить подобные дела до логического завершения и выводов.
Прошло еще два года, и сначала в 1984 году, а затем в 1985 году были получены достоверные данные о том, что Шеймов вместе с семьей был действительно нелегально вывезен из Советского Союза и проживает в Соединенных Штатах Америки. Информация не вызывала сомнений: ее получила внешняя разведка, а также разведывательная служба дружественной нам страны.
К сожалению, этой информации не было придано должного значения. Правда, меры по локализации возможного ущерба от измены шифровальщика были приняты, по насколько они были эффективны — сказать трудно. К тому же это была только одна сторона медали, нас интересовало, что же произошло на самом деле, когда и как Шеймов встал на путь предательства? И почему наша контрразведка просмотрела факт вывоза сотрудника органов госбезопасности и его семьи из Советского Союза?
В 1985 году англичане вывезли из Советского Союза Гордиевского. Этого могло бы не произойти, если бы мы в свое время должным образом отнеслись к факту исчезновения Шеймова и расследовали бы дело со всей объективностью и глубиной.
Так одна беда порождает другую по нашей же собственной вине из-за нежелания выяснить правду, сколь бы горькой она ни была! Ложно понятая честь мундира оказалась выше интересов государства.
И вот час расплаты наступил: в 1993 году в Соединенных Штатах Америки выходит книга бывшего майора КГБ Шеймова под названием «Башня секретов»! В ней Шеймов описывает историю своего предательства, обстоятельства нелегального выезда из Советского Союза вместе с семьей.
Правда, как теперь установлено, описанные им обстоятельства выезда из Советского Союза не соответствуют действительности; Шеймов не называет подлинный канал вывоза из нашей страны, чтобы скрыть, уберечь этот канал. Но дело не в этом, а в том, как неверный, порочный шаг в расследовании дела об исчезновении Шеймова обернулся для нас не только политическим и оперативным ущербом, но и нравственными потерями.
В конце концов правда вышла наружу, да она и не могла не выйти! Более того, она повлекла за собой еще один серьезный для нас провал. И самое неприятное — душевную травму у сотрудников органов госбезопасности из-за того, что такое возможно в их среде.
Учитывая все это, с первых шагов пребывания на посту председателя Комитета госбезопасности я прежде всего думал о том, как поддерживать и укреплять соответствующую морально-психологическую атмосферу в коллективе, как быть во всем честными и чистыми, как не убегать от правды. Что касается меня, то я не уходил от правды ни 17 июня 1991 года, когда выступал на закрытой сессии Верховного Совета СССР и откровенно говорил о положении дел в стране, ни в августовские события того же года, когда выступил в защиту общественно-политического строя, Конституции СССР и самого Союза.
К 1989 году обстановка в стране стала заметно осложняться по всем направлениям: политический накал настроений возрастал, все острее стали ощущаться трудности в экономике, сильнее с негативной стороны давали о себе знать межнациональные отношения и даже кровавые конфликты, увеличивалась общая напряженность в обществе.
В КГБ СССР поступали достоверные сведения о действиях спецслужб западных стран против Советского Союза и всех его союзных республик. Почувствовав, что «запахло жареным», спецслужбы противной стороны резко усилили работу по добыче информации о положении в нашей стране. Использовались самые различные каналы — от агентурных до открытых.
Многократно увеличилось число иностранных делегаций и отдельных лиц, посещавших Советский Союз, возрос интерес к глубинке.
Заметно возросло количество приглашений в западные страны советских делегаций и лиц на частной, общественной или государственной основе.
Поездки, естественно, осуществлялись за счет принимающей стороны, сопровождались богатым приемом и соответствующими знаками внимания. Хотя немало таких акций предпринималось и с добрыми намерениями, в рамках проявления здорового интереса, из желания чем-то помочь.
Принимая все это во внимание, Комитет опубликовал ряд свежих материалов об агентурной деятельности западных спецслужб против Советского Союза. Конкретные аргументы призваны были показать, и это в какой-то мере удалось, насколько серьезны и опасны для нас действия спецслужб через агентов из числа советских граждан.
Стали шире освещаться факты расхищения народного достояния путем контрабанды, незаконных сделок с иностранными гражданами и организациями, а то и просто заключения невыгодных для нас соглашений. Разворовывание принимало такие масштабы, что в 1990 году Верховный Совет СССР специальным постановлением обязал Комитет госбезопасности наряду с МВД и Прокуратурой СССР принять активное участие в борьбе с экономическим саботажем.
Чекисты и ранее занимались этой проблемой, но после упомянутого постановления задача борьбы с экономическими преступлениями стала для нас одной из приоритетных.
Для выполнения этой задачи КГБ усилил соответствующие направления работы и создал в центральном аппарате специальное подразделение — Управление по борьбе с организованной преступностью. Там, где это вызывалось необходимостью, создавались структурные подразделения и в территориальных органах.
Конкретных дел было немало, их количество росло, но удовлетворения мы не испытывали, поскольку пресекалась преступная деятельность отдельных лиц или групп, а причины, порождавшие преступность, не только не устранялись, но, напротив, их становилось даже больше: отсутствие надлежащего законодательства, рост спекуляции, в том числе организованной, групповой, слабый финансовый контроль, несовершенная налоговая система, отсутствие правовых норм, предусматривавших декларацию доходов, не говоря уже о вседозволенности и распущенности государственных чиновников, и другие.
Из регионов страны все интенсивнее поступала информация о назревании межнациональных конфликтов. Обозначившиеся тенденции к обострению межнациональных отношений прямо были связаны с политикой определенных кругов и лиц в национальных образованиях, стремлением в борьбе за власть использовать эти проблемы и обострить их.
Одни хорошо понимали, к чему могут привести национальные вспышки, видели весь трагизм ситуации, которая ждет страну в целом, и сознательно, целеустремленно шли на это. Другие наивно полагали, что таким путем можно будет разом решить политические, экономические и иные проблемы, считая, что все это обойдется без особых жертв и осложнений, без большой крови.
Немало было и экономических проблем, но главную скрипку играли политические. Из Комитета руководству страны шла объективная информация о действиях центробежных сил, разрушавших, размывавших Союз, разваливавших дружбу, единение народов.
Рост межнациональных конфликтов, организованной преступности обусловил заметное увеличение террористических акций: убийства должностных лиц, общественных деятелей, угоны транспортных средств, взрывы, диверсии в общественных местах, похищения людей, захват заложников. Можно, конечно, спорить, все ли эти преступные действия подходят под квалификацию террористических акций, но дело ведь касалось человеческих жизней, которые становились объектом торга, разменной монетой, жертвами наиболее жестоких преступлений.
Борьбе с террористическими проявлениями необходимо было придать новые импульсы, и она стала важнейшим направлением в работе Управления «3» — по защите конституционного строя как в центре, так и в территориальных органах КГБ.
Террористические акции трудно предупреждать, поскольку они не всегда заранее проявляются, готовятся втайне, нередко одним лицом или узкой группой лиц, носят в основном целевой характер — т. е. дважды по одной схеме, как правило, не совершаются. Созданная система борьбы с террористическими проявлениями давала результаты и, что особенно важно, позволяла в подавляющем большинстве случаев устанавливать носителей угроз и исполнителей акций.
Особенно сложными были операции по спасению заложников, нейтрализации действий преступников и их задержанию. Один неосторожный шаг мог повлечь гибель ни в чем не повинных людей, сотрудников правоохранительных органов, провал операции со всеми вытекающими отсюда оперативными и политическими издержками.
Длительное время действия по освобождению заложников нередко сопровождались жертвами. Применение огнестрельного оружия и других средств для обезвреживания преступников всегда несет в себе большой риск, но на это шли сознательно, хотя при этом нередко были раненые и даже убитые среди заложников и работников органов МВД и КГБ. Для всех было очевидно, что в таком подходе есть элемент неоправданного риска и негуманного отношения к тем, ради спасения которых проводятся операции.
В конце 1988 года в городе Орджоникидзе (ныне Владикавказ) трое вооруженных бандитов захватили автобус с большой группой школьников — более 30 детей — вместе с учительницей Ефимовой и, угрожая их убийством, потребовали предоставить самолет для вылета за рубеж. Они показали пистолет (никто не знал, что в нем всего два патрона), ножи, канистры с бензином для поджога автобуса вместе с детьми в случае попытки освободить заложников.
К месту происшествия немедленно была направлена группа захвата, в КГБ был создан штаб по руководству операцией. Оценка обстановки показала, что освободить заложников можно за одну-две минуты, но исключить при этом возможность гибели хотя бы одного школьника никто, разумеется, не мог.
И тогда я принял решение: удовлетворить все условия преступников, выдать им требуемую валюту, продукты питания, автобусом доставить до аэропорта, предоставить самолет, передать пистолеты, автоматы, бронежилеты, что тоже было их условием.
Возникли трудности с валютой. Преступники согласились заменить недостающую часть долларов другой свободно конвертируемой валютой.
Все решения принимались в считаные минуты. Из Москвы в аэропорт Минеральные Воды были отправлены два грузовых самолета «Ил-76». По новому требованию захватчиков нам предстояло погрузить в самолет автобус вместе с детьми.
Не скрою, были споры по поводу моих решений. Ведь прежде, как я уже говорил, при проведении подобных операций шли на уничтожение преступников, не исключая возможности того, что могут пострадать и заложники. Я отказался от такого варианта, поскольку существовал риск гибели детей. По существу, впервые предлагалось пойти на полное удовлетворение всех требований угонщиков, и, естественно, не каждый сразу проникся целесообразностью такого подхода.
Наибольшие дискуссии вызвал вопрос о выдаче преступникам затребованного оружия. Кто даст гарантии, что преступники не употребят его и не принесут в жертву школьников, сопровождавших лиц, сотрудников органов госбезопасности и экипаж самолета? Но коль скоро мы пошли на удовлетворение остальных требований преступников, то нельзя было исключать и этот пункт, поскольку он сразу срывал бы достигнутые договоренности в целом. В данном случае риск с нашей стороны был огромным. Но я пошел на него опять-таки ради самых высоких целей — освобождения ребят, исключения всякой возможности их гибели.
Соображение было одно: преступники дорожили своей жизнью, не случайно они втянулись во все эти авантюрные переговоры. Поэтому если с нашей стороны не будет предпринят какой-либо неосторожный шаг и не будет дан повод применить оружие, то все может обойтись без стрельбы, и цель будет достигнута. Так оно в общем-то и получилось.
Уже после проведения операции, освобождения всех детей, учительницы, после возвращения самолета в Советский Союз зарубежная и отечественная печать положительно отнеслась к действиям сотрудников Комитета госбезопасности, потому что они позволили избежать жертв в борьбе с отъявленными преступниками, а это, пожалуй, самое главное. Материальные затраты тут, разумеется, не в счет.
После этого случая в нашей стране была прекращена практика неоправданного, неприемлемого риска при освобождении заложников и в центр внимания ставилась задача их спасения.
Нет смысла во всех деталях описывать операцию, поскольку она в свое время получила широкое освещение. Напомню лишь, что детей и учительницу удалось освободить перед самым вылетом самолета в Тель-Авив. Наиболее драматический момент — переход преступников из автобуса в самолет: они шли среди детей, одному из них приставили пистолет, другому — нож. Предупредили, что малейшая попытка освободить детей кончится стрельбой!
С аэродрома доложили обстановку. Была реальная возможность обезвредить бандитов, но вдруг они успеют сделать свое черное дело и пострадает хотя бы один ребенок? Решили операцию на поражение не проводить. В самолете преступники окончательно поверили в то, что их замысел сбывается: проверили, нет ли оружия у экипажа, лихорадочно пересчитали деньги в долларах, западногерманских марках и швейцарских франках, убедились в исправности затребованного оружия, произвели из него выстрелы.
С каждым часом у преступников возникали все новые и новые требования. Уже на аэродроме они потребовали, чтобы вместе с ними в самолете находился и летел за рубеж наш сотрудник Шереметев.
Я попросил связать меня с ним по телефону и лично переговорил с ним. Спросил, как относится он к тому, чтобы стать заложником, на что получил ответ о его полной готовности. Он сказал, что готов рискнуть, готов пожертвовать собой ради спасения детей и считает это своим гражданским и чекистским долгом.
Я не почувствовал в его голосе какой-то наигранности, это был голос бойца, смелого человека, хорошо понимавшего, на что он шел. Что не менее важно, он верил в успех операции, его оценки отличались практичностью. К тому времени он уже успел несколько раз переговорить с бандитами, «срисовать» их и обстановку, подобрал ключи к каждому из них. Все переговоры с ними вел таким образом прицельно, предметно.
Положительную роль сыграла жена главаря. Она вошла в самолет и помогла уговорить преступников отпустить детей и учительницу. В конце концов они согласились, дети оказались на свободе. Сама жена на уговоры мужа не поддалась и с ними в дальний путь не отправилась.
Последним самолет покинул подполковник Шереметев, бывший в то время начальником отдела Управления КГБ по Ставропольскому краю. Ему досталось больше всего. Он был в контакте с бандитами с самого начала, почти сутки. В самолете его заставили лечь на пол, грозили застрелить, в доказательство серьезности своих намерений произвели выстрел. Он выдержал и это. В полет с собой не взяли, не свой человек, а значит — дополнительный риск.
Когда Шереметев покинул самолет, то сказались суточная усталость и напряженность. Он неважно себя почувствовал и, как только прибыл в аэропорт, попросил дать ему какое-нибудь сердечное лекарство. Его встретили как героя.
За проявленное мужество Шереметев был награжден орденом Красного Знамени. Эту высокую награду он заслужил, выполняя служебный долг, рискуя своей жизнью.
Трудно передать радость встречи с освобожденными детьми. Дети проявили выдержку, характер, не пресмыкались перед бандитами и не раз заступались за свою учительницу. Первый вопрос, заданный ими, когда они оказались на свободе: «Что с нашей учительницей?» Ефимову также. встретили в аэропорту с цветами, она попала в объятия детей и их родных. Глядя на хрупкую, худенькую учительницу со стажем работы всего один неполный год, люди поражались: откуда у нее взялись силы, выдержка?
А тем временем самолет с угонщиками взял курс на Израиль, в Тель-Авив. Этот город был выбран не случайно. В числе стран, куда был возможен вылет самолета, угонщики назвали и Израиль.
С самого начала я решительно высказался именно за эту страну, будучи уверенным в том, что Израиль выдаст бандитов. Должен заметить, что такую твердую уверенность никто, кроме меня, не разделял.
Через Министерство иностранных дел СССР мы немедленно вступили в контакт с израильскими властями и спецслужбами в Тель-Авиве, и с самого начала меня не покидала надежда в благоприятном исходе дела — израильтяне были с нами откровенны, с пониманием отнеслись ко всем нашим просьбам, действовали четко и оперативно. С согласия израильской стороны мы направили в Тель-Авив второй самолет для вывоза угонщиков и вообще в порядке подстраховки, поскольку наш первый самолет мог быть там по тем или иным обстоятельствам задержан.
Конечно, мы понимали, что можем смутить израильскую сторону, и потому, прежде чем решать вопрос о направлении самолета в Израиль, уточнили, что среди угонщиков не было лиц еврейской национальности. Этот вопрос, естественно, возник в Тель-Авиве, и, получив на него ответ, израильская сторона действовала смелее и увереннее. Был еще один момент. Положительное решение о выдаче угонщиков могло иметь место только при гарантии советской стороны, что в случае судебного преследования к указанным лицам не будет применена высшая мера наказания, т. е. расстрел. Такие гарантии Тель-Авиву были даны Министерством иностранных дел СССР, и таким образом все препятствия для решения вопроса о выдаче угонщиков были сняты.
Успешному исходу всей операции помогли сами угонщики. После выхода из самолета в Тель-Авиве они решили показать себя политиками и обратились к встречавшим их израильским представителям со словами: «Приветствуем фашистское государство Израиль!» Нетрудно представить, каково было изумление и возмущение представителей этой страны. Подобное обращение «гостей» явилось убедительным дополнением к нашей информации, характеризовавшей угонщиков как отпетых преступников, которую к тому времени мы уже успели передать по телефонной связи.
На следующий день появились признаки американского вмешательства в это дело. Израильские представители и здесь поступили честно, неофициально посоветовав нам быстрее вывезти угонщиков и тем закрыть вопрос, намекнув, что американцы проявляют к нему интерес. Израильская сторона передала советским представителям отобранные у преступников оружие, деньги, личные вещи, а также их первые показания.
Так завершилась одна из драматических, но с успешным концом операция по освобождению детей, получившая название «Гром». Она послужила эталоном проведения мероприятий по освобождению заложников, исключающих их гибель.
Одна из смелых, можно сказать, дерзких операций по обезвреживанию была проведена в Саратове в мае 1989 года. Вторые сутки город буквально терроризировала группа преступников. Им удалось захватить оружие, автомашину, взять заложников.
Преступники обосновались в квартире, в которой проживала семья: муж, жена и двухлетняя дочь. Отсюда пошли их дополнительные требования — деньги, самолет для вылета за рубеж. Появилась реальная опасность для жильцов; прекратив переговоры, преступники угрожали выбросить с четвертого этажа сначала хозяина квартиры, затем его жену и дочь.
Сотрудники группы захвата (всего участвовало 18 человек) совершили, казалось, невероятное — с крыши дома на канатах совершили прыжок на два этажа ниже, буквально вышибли окна квартиры и влетели в нее. Первое, что было сделано, — один из сотрудников накрыл своим телом двухлетнюю девочку и тем уберег ее от возможной гибели. Выстрелы бандитов чекисты приняли на себя, спасли бронежилеты.
Позже один из преступников на допросе показал, что он успел произвести два выстрела, а парень, словно робот, не падал, более того, свалил его и обезвредил. Жители города тепло благодарили героев операции, их поздравляли представители коллективов, газеты опубликовали о подвиге чекистов подробные сообщения.
И еще об одной операции подразделения «Альфа» следует рассказать. 13 августа 1990 года группа преступников в количестве семи человек захватила следственный изолятор в Сухуми. Помимо арестованных, они взяли в заложники четырех сотрудников изолятора, в последующие двое суток выдвинули ряд условий освобождения заложников: машина, деньги, самолет, свобода. В противном случае угрожали расправой как над арестованными, так и над сотрудниками изолятора.
Переговоры шли день и ночь, но к успеху не привели. Тем временем в Сухуми была направлена группа сотрудников «Альфы» в количестве 22 человек. Они на месте оценили обстановку, изучили особенности изолятора, подходы к нему, окрестности, возможные варианты действий.
На третьи сутки — 15 августа — началась операция. Расчет строился на внезапности и мгновенности действий. Направленным взрывом были выбиты двери, через образовавшиеся бреши во внутренние помещения изолятора ворвались сотрудники «Альфы», и спустя буквально несколько секунд все семь преступников оказались лежащими на полу со связанными руками. Вскоре появились освобожденные заложники, которые за двое с лишним суток перенесли неимоверные страдания и муки, находились на волоске от смерти и были еще не в состоянии оценить, что же произошло в действительности.
А тем временем около изолятора собралась большая толпа наблюдателей, люди выглядывали из окон близлежащих домов, с балконов. В городе хорошо знали ситуацию, и потому почти все двое суток люди не покидали место, где разыгрывалась драма. Сама территория изолятора была оцеплена нарядами милиции. И вдруг стихийно, как-то одновременно раздались аплодисменты в честь победителей этой операции. Люди выкрикивали приветственные слова, от души чествовали героев, а родственники и близкие захваченных не могли скрыть своих слез.
Спустя месяц я вручал участникам операции высокие правительственные награды. К счастью, она обошлась без жертв с нашей стороны, но одного нашего товарища пуля все-таки задела, касательно прошла под кожей на шее, чудом не задев артерию. Его прооперировали, сотрудник был спасен и, более того, вскоре встал в строй, хотя рана давала о себе знать; раненый был еще далек от выздоровления, но врачи заверили, что со временем все пройдет без последствий. Это, пожалуй, была наиболее опасная, рискованная операция, к счастью для нас завершившаяся с минимальными издержками.
После вручения наград я спросил у награжденных, готовы ли они выполнить аналогичные, а может быть, даже более трудные задачи? Все без колебаний ответили утвердительно. И это не было фразой, это отражало их внутреннюю готовность, говорило об их отношении к служебному долгу, о воспитании, сознательном выборе ими боевого пути, на котором в любое время может потребоваться и самопожертвование. А ведь они не получали больших денег, их денежное содержание колебалось в пределах 300–350 рублей. Надо отдать должное журналистам, они обратили внимание на это обстоятельство и подняли в печати вопрос о повышении зарплаты тем, чья работа связана с риском для жизни и здоровья. Вопрос был решен, материальное положение сотрудников группы «Альфа» было улучшено.
К сожалению, число попыток угонов транспортных средств, и прежде всего самолетов, захвата заложников увеличивалось, их география расширялась, случаи становились все более сложными и тяжелыми. Требовались дополнительные силы, повышение оперативности, быстрая реакция на преступные проявления.
В 1990 году было принято решение о создании в ряде регионов небольших подразделений групп захвата — в Краснодаре, на Дальнем Востоке, в Сибири, на Урале. Ничего другого, кроме как стремления усилить борьбу с террористическими проявлениями, за этим не скрывалось.
К нашим многочисленным бедам прибавилась еще одна — наркомания. Эта проблема многогранна, ее причины носят политический, экономический, социальный, национальный характер.
Наркотики, особенно слабые их разновидности, довольно широко употребляли в некоторых национальных районах. Должного внимания этому опасному явлению у нас не уделялось, полного учета не велось, статистика была несовершенной, не отражала действительного положения дел. Серьезных обобщений и выводов не делалось. Но как только кризисные явления в Союзе стали все острее давать о себе знать, наркомания получила небывалое распространение.
Заметно возросло выращивание и производство наркотического сырья. Большие размеры принял завоз и транзит наркотиков через Советский Союз, особенно из Афгани-» стана. Количество употребляющих наркотики в 1990 году исчислялось уже сотнями тысяч, а оборот достигал порядка 10–15 миллиардов рублей.
В борьбе с наркоманией КГБ СССР пошел на сотрудничество со спецслужбами ряда капиталистических стран. Так, благодаря контактам со спецслужбами Англии, Канады, Голландии удалось перекрыть важный канал транспортировки наркотиков из Афганистана и изъять большую партию весом несколько тонн на сумму сотни миллионов долларов.
К сожалению, в Союзе дело так и не дошло до разработки комплексной общегосударственной программы борьбы с наркоманией и наркобизнесом. Уже тогда дело заходило далеко, появились наркомафиозные структуры, действовавшие в национальном и международном масштабе, и с этим злом так просто не справиться, если не устранить его причины или, по крайней мере, не свести их до минимума.
Медицина, образование, средства массовой информации, правоохранительные органы, весь диапазон воспитательных и административных мер воздействия — все оправдано в интересах борьбы с этим явлением, способным разложить общество и государство.
В интересах борьбы с наркоманией необходимо самое широкое и глубокое сотрудничество с любой специальной службой любого государства, которое проявляет интерес и готово к этому. Самые развитые капиталистические страны в недалеком будущем окажутся под угрозой гибели, если им не удастся пресечь такое зло, как наркомания, поражающее не только ныне живущие поколения, но и закладывающее генные основы разрушения, разложения многих будущих генераций. Начинать надо с воспитания в детских садах, школах, в печати, по телевидению, в кино. Примеров убийственного воздействия наркотиков на здоровье человека более чем достаточно.
Ни у одного государства в мире границы не имели такой значимости, как у Советского Союза. Рубежи нашей великой державы формировались более десяти веков — через войны, добровольное присоединение к нам многочисленных народов со своими землями, через переговоры, договоренности, а также в результате насильственного передела территорий. Отдельные участки границ менялись естественным путем.
Россия прирастала в основном новыми землями, а если и лишалась некоторых районов, то по прошествии времени вновь воссоединялась с ними. На протяжении всей тысячелетней истории государственное обустройство происходило на федеративной основе, что убедительно показал выдающийся русский историк-исследователь Костомаров. На огромных просторах Европы и Азии создавалась, росла и крепла большая держава, где совместно жили многочисленные народы и этнические группы.
Исходя из исторических, этнических особенностей, географических условий, потребностей внутреннего развития, внешнего окружения на протяжении веков формировалась концепция охраны границы протяженностью 62 тысячи километров, из которых две трети приходилось на морские рубежи. Одно это предопределяло невозможность обеспечения надежной физической охраны границы на протяжении всего периметра.
Так, до революции 1917 года охрана границ России осуществлялась по принципу создания на некотором удалении от пограничной линии опорных баз с ответственностью за определенную территорию. В случае необходимости с опорной базы направлялись маневренные группы на тот или иной участок. Таким образом, пограничные заставы не являлись основным звеном в системе охраны границ, что делало их довольно уязвимыми для проникновения, или, как сейчас говорят, прозрачными.
После Октябрьской революции, особенно в условиях гражданской войны, обстановка на границах кардинальным образом изменилась. Практически на всей ее протяженности имели место постоянные провокации враждебных советской власти сил. Конфликты часто приобретали характер боевых действий с потерями, жертвами с обеих сторон.
Через границу на территорию Советского Союза проникали специально подготовленные группы, совершавшие акты террора и диверсий. Нарушители границы активно занимались контрабандой, чем наносили серьезный экономический ущерб стране.
Какое-то время население, проживавшее в приграничной зоне, не чувствовало себя в безопасности, мирный труд людей не был обеспечен. Сама ситуация заставляла Москву подумать и принять необходимые меры, обеспечивавшие надежную охрану границы, по крайней мере, на ее значительной части. И такие меры стали приниматься. Центр тяжести в охране границы был перенесен на заставу, т. е. на постоянное физическое, техническое присутствие непосредственно на пограничных рубежах и обеспечение их неприкосновенности.
Фактическое положение дел, анализ данных, практика и весь опыт подтверждают обоснованность такого подхода. Даже в мирный период нарушения границы носили значительный по количеству и весьма опасный характер. В обоих направлениях нарушения исчислялись тысячами и нередко выливались в вооруженные конфликты, в ходе которых были потери в личном составе.
Итак, в течение нескольких десятков лет в Советском Союзе сформировалась стройная, цельная система охраны рубежей — сухопутных, речных и морских по схеме: застава (главное звено), отряд — на некотором удалении от границы, пограничный округ, главное управление пограничных войск.
За охрану воздушной границы отвечала противовоздушная оборона (ПВО) страны.
На обустройство границы были израсходованы значительные средства — многие сотни миллиардов рублей, создана солидная материально-техническая база, налажена подготовка кадров различных специальностей и уровней, сколочен коллектив пограничников, приобретен, обобщен и использовался ценный опыт.
Пожалуй, наиболее важным достижением явилась сложившаяся практика взаимоотношений между пограничниками, населением и органами власти на местах. Население приграничной зоны в первую очередь страдало от нарушителей границы, от их преступных действий и было кровно заинтересовано в спокойствии и порядке в районах проживания. Оно чувствовало себя увереннее в присутствии пограничников, всегда рассчитывало на их помощь, в частности, при стихийных бедствиях, в хозяйственных работах.
Общение между населением и пограничниками было постоянным, отличалось дружбой и взаимной помощью. Пограничники помогали поддерживать общественный порядок в районах, примыкавших к границе.
Огромную роль играла политическая, воспитательная работа среди населения и личного состава погранвойск. Выигрывали от этого все. До сих пор мы живем еще багажом дружеских отношений, сложившихся между пограничниками и населением, хотя процесс размывания после 1985 года и особенно с образованием СНГ начался, приобретая все большие темпы и масштабы.
Этому способствовала обостряющаяся в последнее время криминогенная обстановка в приграничье. — контрабанда, незаконные торговые сделки, хищения, наркобизнес и т. п. Ситуация с охраной границы, положение в прилегающих к ней районах становились все более нестабильными, что порождало все большую неудовлетворенность у пограничников и населения.
В октябре 1974 года перед назначением на пост начальника ПГУ я попросил предоставить мне краткосрочный отпуск. Решил провести его на Дальнем Востоке. Побывал в Хабаровске, Владивостоке, на острове Сахалин, на Малой Курильской гряде.
Впечатление от поездки осталось неизгладимое. Просторы, чарующая природа, еще не тронутая активной деятельностью человека, крупные города, мощная промышленность поражали воображение, не оставляли равнодушным.
В Хабаровске все напоминало о российских первопроходцах, об их многовековой борьбе и труде по освоению дальневосточных земель. Город жил активной жизнью, но село находилось в запустении.
На пограничном катере прошлись по небольшому участку на реке Амур. Наш берег представлял безрадостную картину. От некогда богатых сел мало что осталось. Раньше некоторые села и деревни насчитывали сотни, а то и тысячи домов, теперь на их месте оставалось по нескольку десятков, а о некоторых жилых постройках напоминали лишь остатки домов, сплошь заросшие бурьяном. Вблизи границы, в зоне так называемой безопасности, строительство, хозяйственная деятельность не поощрялись, более того, ограничивались.
Обращала на себя внимание рыболовецкая активность китайцев на реке Амур. На нашей же части реки — почти никого и ничего. Ничем иным, как результатами соответствующей политики, такое положение не объяснить.
По возвращении в Москву у меня состоялся разговор по этим вопросам с Андроповым. Он с интересом и пониманием отнесся к высказанным соображениям о необходимости принять меры по хозяйственному освоению приграничных районов. По этому поводу я имел разговор в ЦК КПСС, Совете Министров СССР, но, к сожалению, до соответствующих решений дело так и не дошло.
Одним из первых моих шагов после назначения на должность председателя КГБ явилась постановка вопроса о значительном сокращении пограничной зоны — с 3,6 миллиона квадратных километров до 360 тысяч, т. е. в десять раз. Соответствующее решение было принято в 1990 году.
Правда, последовало и немало нареканий, мол, открыли для браконьеров большие участки, угодья. Но ведь с ними следует бороться с помощью иных организаций и возможностей, а не путем использования полувоенных методов пограничных войск. С помощью политических и экономических мер можно в сравнительно короткие сроки исправить ненормальное положение и ввести в народнохозяйственный оборот для нужд промышленности и сельского хозяйства огромные массивы земель в районе приграничья, и не только Дальнего Востока.
Кстати, во время той памятной поездки удалось побывать на островах Кунашир и Итуруп. Стратегическое значение этих островов невозможно переоценить, что признается и нами и другими странами. Сами острова, прилегающие к ним просторы по своему богатству уникальны. Леса, сельхозугодья, термальные источники, рыбные запасы делают их исключительно ценными и перспективными для народного хозяйства. Население невелико, природные возможности позволяют увеличить его многократно.
Тогда жители островов испытывали, а сейчас тем более, серьезные опасения за будущее и потому весьма неохотно шли на расширение хозяйственной деятельности и закрепление своего проживания в тамошних местах. То же самое можно сказать и о властях.
В том, 1974 году тревога, сомнения за судьбу островов то и дело возникали в разговорах на разных уровнях, да и центральные органы давали для них повод, не удовлетворяя даже в минимальной мере потребности островов в средствах на капитальное строительство.
Принадлежность Малой Курильской гряды — далеко не автономный вопрос, прояви к решению его неосторожный, невзвешенный подход, и он породит цепочку аналогичных проблем в других районах государства. Нетрудно предположить, что нам будет практически невозможно остановить нежелательное развитие событий с далеко идущими последствиями.
Пришел момент, когда принципиальная позиция по островам Малой Курильской гряды стала неизбежной, какой бы она ни казалась трудной в данный момент. Видимо, выход из положения заключается в совместном использовании природных ресурсов данного региона, с точным определением условий и доли, получаемой каждой из сторон — российской и японской и, разумеется, сроков действия соглашений.
Однако при решении вопроса одно должно быть очевидно и бесспорно: полный суверенитет Российского государства над Малой Курильской грядой, как ни больно будет пережить это другим странам региона и тем, кто их сегодня поддерживает. В вопрос должна быть внесена абсолютная ясность для того, чтобы со временем окончательно его закрыть.
Вместе с тем мы, разумеется, должны учитывать интересы соседей при разработке международных соглашений по совместному использованию территориальных вод, морских путей, вообще по использованию территории и акватории Малой Курильской гряды. Уверен, что можно договориться о заключении соглашения, взаимовыгодного для всех сторон, которые бы в этом участвовали.
Помимо этого, хотелось бы еще раз подчеркнуть огромное стратегическое значение для России этого района. Потеряв суверенитет над островами Шикотан, Кунашир и другими, входящими в Малую Курильскую гряду, Россия лишается свободного, беспрепятственного выхода в Тихий океан. Огромный восточный регион нашего государства оказывается закрытым для свободного прохождения надводных и подводных судов.
Никто не может предсказать, как сложится ситуация в этом районе через пять, десять, пятнадцать лет, вполне возможно, могут наступить времена с осложнениями, и для России это будет иметь далеко идущие негативные последствия. Должна быть соответствующая подстраховка для огромного восточного региона нашего государства, судьба и безопасность которого связаны именно с Малой Курильской грядой.
Короче говоря, основополагающими должны быть наши национальные интересы. Ни одно государство в мире не проявляет легковесного подхода к решению территориальных вопросов, и это в полной мере должно относиться к России.
Дискуссии о концепции охраны границы активизировались в погранвойсках в конце 60-х годов. Часть руководящего состава во главе с тогдашним начальником Главного управления погранвойск генерал-полковником Зыряновым предложила вернуться в принципе к старой системе охраны границы, т. е. упор сделать не на заставу, а на погранотряды, придать последним большую маневренность, полагая, что это позволит сделать охрану границ более эффективной, экономичной, существенно улучшить социально-бытовые условия личного состава, и прежде всего семей. При этом имелось в виду, что пограничники будут нести службу на заставе посменно, в течение двух-трех месяцев, а затем возвращаться в отряды, где постоянно будут жить их семьи.
Тогдашнее руководство комитета сочло возможным дать добро на переход к охране границы в рамках этой концепции. В числе доводов, которые приводили ее сторонники, была возможность широкого использования современных технических средств: если раньше от опорных пунктов пограничных отрядов до границы можно было добраться за несколько дней, то сегодня с учетом технических возможностей это можно сделать буквально в считаные часы.
Вместе с тем концентрация сил и возможностей пограничных войск в опорных базах большего масштаба позволяла бы не только успешно решать текущие задачи, но и обеспечивать локализацию более крупных конфликтов, которые могут возникнуть на том или ином участке государственной границы.
Вроде все было логично, но при этом сбрасывалась со счетов одна «маленькая» деталь. В результате такой реорганизации на самой границе оказывалось значительно меньше пограничников, чем того требовала обстановка, хотя и до введения этой концепции в жизнь на рубежах СССР явно не хватало личного состава, постоянно испытывался дефицит. А тут получалось, что примерно 30–40 процентов военнослужащих погранзастав постоянно находились бы на удалении от границы, в так называемых опорных пунктах.
Более глубокое изучение проблемы, проведенные на ряде отрядов и застав эксперименты показали несостоятельность этой концепции, и спустя два года от нее отказались. И тем не менее потеря даже двух лет отрицательно сказалась на положении дел, поскольку немедленно отразилась на боеспособности застав как основного звена системы охраны госграницы.
В начале 70-х годов был твердо восстановлен курс на охрану границ на базе застав. Это было исторически верное решение, что еще раз подтвердили события на границе Таджикистана с Афганистаном.
С развалом Советского Союза проблема охраны границ и вообще вопрос о них приобрели совершенно иное звучание. Если сохраняет свое значение задача возрождения Союза и мы от нее не отказываемся, то проблема границы может или помогать союзному фактору, или, наоборот, содействовать его дальнейшему ослаблению.
Все зависит от того, как подойти к этому вопросу! Создается впечатление, что в России и некоторых других странах ближнего зарубежья к проблеме внешних границ бывшего Союза, а также в рамках Содружества Независимых Государств подошли, руководствуясь не желанием сделать все необходимое для сохранения союзных структур, а стремлением покончить с ними и расчистить еще одну дорожку на пути полного разобщения.
Проблема ликвидации прежней границы СССР по своему значению и тяжелым последствиям многогранна. Политический аспект ясен: еще одно подтверждение разрушения Союза, устранение основы для совместных действий в такой важной области обеспечения безопасности и государственности, как граница. Присутствие союзных или хотя бы российских подразделений пограничников на бывших рубежах бывшего Советского Союза упраздняется. Националистические силы такое решение, разумеется, устраивает. Из независимых теперь государств — бывших союзных республик — уходят российские военные подразделения, которые при известных обстоятельствах, как некоторым представляется, могут сыграть роль «промосковской» силы и таким образом подорвать «завоеванный» суверенитет.
Главное — в политике. Все остальное подчинено этому. Граница создавалась веками, материальные затраты огромны, значение ее еще больше. После развала Союза поставлена задача создания границы со странами ближнего зарубежья. Расходы очевидны — это не одна сотня миллиардов рублей в прежнем их стоимостном выражении.
Для России, находящейся в глубоком кризисе, с огромным внешним долгом
— это непозволительная роскошь, дело неподъемное. И хотя экономический фактор в расчет как бы не принимается, он неизбежно заставит о себе заговорить.
С появлением новых границ возникает масса трудностей, неудобств, проблем. Нарушаются нормальное привычное общение между людьми, между родными и близкими, связи между организациями, предприятиями, учреждениями внутри СНГ. Становятся проблемой даже почтово-телеграфная связь, культурный обмен, медицинская помощь и все остальное.
Таким образом, создание границы между Россией и другими странами СНГ — определяющий шаг в разъединении и разобщении бывшего Союза, закрепляет его развал, создает еще одно препятствие на пути его возможного возрождения.
Конечно, сохранение прежних границ весьма сложное дело, тут совершенно недостаточно одного лишь доброго намерения России или другого государства. Нужны соответствующие посылки, и прежде всего понимание необходимости сохранения условий если не для возрождения Союза, то хотя бы для создания подлинного содружества бывших республик, стремление и решимость добиваться этого. Были ли проявлены такие стремление и решимость? Во всяком случае, заметных усилий со стороны властей к сохранению прежних границ Союза и к их совместной охране предпринято не было.
Обустройство новых границ займет время, потребует огромных затрат. В отдельных регионах создавать ее придется по живому, и многие, видимо, плохо представляют себе, что это будет означать в действительности. Местами граница пройдет по окраинам городов, по селам и деревням, производственным площадям, карьерам, поделит автодороги и железнодорожные пути, зоны отдыха, сельскохозяйственные угодья, леса, водные просторы. Это будет в значительной части искусственное деление, которое неизбежно породит невиданные до сих пор по масштабам территориальные проблемы.
Исключение составляют, пожалуй, новые границы с прибалтийскими государствами, поскольку в силу исторических причин они более очевидны, чем в других районах России, — они обозначены определенными, известными рубежами, правда, не по всей линии протяженности.
Другое дело, экономические, хозяйственные связи — тут уже проявляются серьезные трудности, ощутимо ударившие в первую очередь по интересам народов Литвы, Латвии и Эстонии. Тем не менее все три прибалтийских государства в той или иной мере заявили о территориальных претензиях к России и муссируют этот вопрос.
Со многими государствами — Украиной, Белоруссией, Азербайджаном и другими — новые границы могут каждодневно порождать массу конфликтных ситуаций, обусловят рост правонарушений со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Обозначена лишь часть проблем, которые возникнут в результате появления новых границ. На самом деле проблем будет значительно больше.
Но во всем этом есть и позитив: трудности, неудобства даже в чисто житейском плане обусловят рост настроений против искусственных препятствий к общению, появление более серьезных проблем, что, в свою очередь, усилит движение за возрождение Союза. Вот только жаль, что окажутся напрасно потраченными силы и средства на обустройство новых границ — контрольных пограничных пунктов, таможенных постов, технических сооружений, затрат на содержание личного состава.
В последнее время в печати появляется все больше сообщений о том, что население приграничных районов фактически не признает новых границ, игнорирует их и активно общается между собой, не обращая внимания на формально установленные запреты и попытки этому помешать. Взаимные посещения, торговля, совместная хозяйственная деятельность, массовые мероприятия по случаю праздников, дней рождения и других дат делают новые границы фактически не существующими. Никто не спешит проводить демаркацию границ, т. е. устанавливать точную линию ее прохождения.
Короче говоря, власти думают, замышляют одно, а люди ведут себя часто так, как будто бы ничего не произошло. Кто возьмет на себя ответственность пойти против естественного стремления людей, ограничить их потребность в общении, помешать привычному порядку вещей в жизни, сложившемуся в течение многих веков?
Я хорошо понимал, что у Комитета госбезопасности и у его органов на местах невероятно много проблем. Была острая потребность в обновлении, совершенствовании, развитии, в отказе от отживших форм и методов работы, способов решения задач, острая нужда в поиске новых подходов к решению проблем безопасности Советского государства.
В первые же дни пребывания на посту председателя Комитета я особенно остро все это ощутил. Да, собственно говоря, не скрывал этого и мой предшественник, потому что он тоже понял, что нельзя стоять на одном месте, нужно движение вперед, но от меня, как от нового руководителя органов госбезопасности, люди, естественно, ждали каких-то сдвигов, решений, заметного стремления к совершенствованию их деятельности.
Высшее руководство страны, общественность, органы управления в центре и на местах ожидали от меня первых шагов. Я понимал, что в столь ответственный период времени, каким уже заявил о себе 1988 год, тянуть было нельзя, поэтому стал шаг за шагом разбираться в отдельных направлениях оперативной деятельности органов госбезопасности. Важно было инициировать активную работу личного состава, по возможности придать ей новые импульсы.
Я стал регулярно собирать Коллегию Комитета; раз в неделю, самое большее — в две недели, проводить совещания по назревшим вопросам. Совещания тщательно готовились, заранее рассылалась повестка дня, определялись докладчики и содокладчики.
Проведение совещаний в отличие от прежней практики оформлялось соответствующими протоколами и решениями, которые рассылались не только в подразделения центрального аппарата КГБ, но и во все местные органы. Стали практиковать вызов руководителей местных органов на заседания Коллегии и отдельные совещания. Совещания проводились в узком и расширенном составах. Важно было придать заседаниям Коллегии и совещаниям остроту, деловитость. Для достижения этого осуществлялся строгий контроль за выполнением принятых решений. С нарушителей строго спрашивалось.
На первый взгляд все это может показаться ничего не значащей формальностью, даже показухой. Нет! Смысл всех этих мероприятий заключался совершенно в другом. Вся деятельность органов госбезопасности самым непосредственным образом соприкасается с правами человека, так или иначе затрагивает его интересы. Порой на первый взгляд безобидные указания в практической работе могут неверно преломляться, истолковываться и повлечь за собой нарушения законности. Поэтому важно придать строгий правовой характер любой деятельности органов госбезопасности, исключив всякую двусмысленность, лазейки для обхода законов, возможности для злоупотреблений.
В числе многочисленных проблем, трудностей, с которыми мы тогда сталкивались, особенно беспокоило одно: вопрос о связях чекистов с общественностью, с народом. Было очевидно, что для начала необходимо было сделать все возможное для преодоления отчужденности, устранения враждебного отношения к КГБ со стороны определенной части населения и особенно некоторых категорий интеллигенции. Нужно было организовать регулярное информирование народа, именно народа, о деятельности Комитета, в как можно более доступной и широкой форме, открыто признать прежние ошибки, а главное — подвести под всю деятельность органов строгую юридическую основу, исключающую как злоупотребления, так и вольность в использовании сил и возможностей КГБ. Именно на этих задачах мне, как новому председателю, и суждено было сосредоточить свое внимание и усилия чекистского коллектива.
После августа 1991 года, знакомясь с материалами, появившимися в средствах массовой информации, я особенно остро ощутил деликатность и сложность одной проблемы, связанной с органами госбезопасности. Речь идет о соотношении категорий: КГБ и гласность.
Эта проблема имеет свое звучание для общества, органов госбезопасности и человека, непосредственно ради которого эта гласность материализуется. Сложность проблемы заключается в сугубо секретной в основном деятельности органов по самой своей природе. Поэтому гласность применительно к службам безопасности — совсем другая категория, нежели гласность в работе обычной гражданской организации.
Без секретности службы безопасности любой страны мира работать не могут. Конкретное содержание, формы, многие методы деятельности, личный состав, в определенной мере структура — все это может открываться для широкой общественности в дозированных, целесообразных рамках. В противном случае службы безопасности будут не в состоянии выполнять свои задачи. Секретность распространяется прежде всего на оперативные разработки, конкретику решения задач, технические средства.
Особо оберегаемое направление деятельности органов госбезопасности — агентура. Последнее понимал даже Бакатин, известный своим негативным отношением к органам, в чем он сам неоднократно признавался.
Острейшей и важнейшей является проблема архивов. В 1992 году было принято решение об их опечатывании, они были взяты под строгий контроль. Решение вполне оправданное, но несколько запоздалое. И главный вопрос: кто будет иметь к архивам доступ, на каком уровне будет соблюдаться ответственность за сохранность секретов, за их неразглашение или, наоборот, предание гласности?
Неосторожное обращение с архивами может нанести непоправимый ущерб не только всей системе органов госбезопасности, но и государству в целом. Возможные негативные последствия ущерба трудно переоценить. Под угрозой могут оказаться организации, лица, когда-то с большим риском для себя решившие помогать нашему государству.
После августовских событий в средствах массовой информации были опубликованы многочисленные документы Комитета госбезопасности, его органов на местах, которым в период их подготовки были присвоены грифы «Совершенно секретно», а то и высший гриф секретности — «Особой важности». В печати появились доклады органов госбезопасности руководству страны и отдельных республик по самым различным вопросам. Были преданы гласности сведения, полученные в результате разведывательных и контрразведывательных операций. Под удар поставлены ценные источники, люди, помогавшие нашей стране. Практика беспрецедентная!
Практически вся деятельность органов госбезопасности является необычной с точки зрения простого человека. Их формы и методы работы могут вызывать неоднозначное и притом нередко негативное восприятие. Поэтому при опубликовании материалов о деятельности органов, его сотрудников учет этого аспекта необходим, нужны объективные, добросовестные пояснения, комментарии.
Оперативная сторона деятельности спецслужб не случайно строго оберегается во всех странах. Предание гласности сокровенных оперативных тайн может породить массу вопросов, вызвать недоумение у совершенно непосвященной части людей, привести к тяжелым последствиям.
И дело даже не в том, что перед общественностью вдруг открываются какие-то стороны работы органов, а в том, что оперативная информация попадает в распоряжение недобросовестных, тенденциозно настроенных лиц. Последние же не жалеют красок и интерпретируют ее в спекулятивных политических целях.
Исходя из своих принципов, я стремился показать всему личному составу, что общество, государство нуждаются в честной работе органов госбезопасности. Однако важно было также осознать и другое: речь идет не об одностороннем движении от общества, от государства к органам госбезопасности, должна быть строгая в своей взаимозависимости подотчетности обратная связь — от органов к обществу, к государству, поскольку органы госбезопасности являются структурной частью государства и ни в коей мере не автономны в своей деятельности.
Было признано необходимым решительно встать на путь гласности в работе органов госбезопасности всех уровней и направлений. С этой целью был создан Центр общественных связей, чекисты пошли в трудовые коллективы, двери Комитета, его органов на местах были широко открыты для делегаций, отдельных лиц, встреч с представителями государственных, общественных организаций, средств массовой информации, деятелями искусства, учеными.
У меня были опасения относительно реакции сотрудников органов госбезопасности на необходимость их широкого выхода на общественность, выступлений в средствах массовой информации, потому что никогда ранее органы госбезопасности не были открытыми, и жизнь и работа сотрудников была упрятана от глаз народа за семью печатями. Сомневающиеся были, но в целом выход чекистов на простор гласности и открытости перед обществом был встречен с пониманием.
Мне думается, что работа с общественностью, трудовыми коллективами, встречи с многочисленными делегациями, группами, представителями общественных организаций, посещавшими органы госбезопасности в центре и на местах, придали работе Комитета как бы второе дыхание. Мы вдруг сами ощутили в этом глубокую потребность.
Во время встреч задавалось множество вопросов, из них мы поняли: о нас настолько мало знают, что верные суждения о деятельности органов госбезопасности являются исключением. Вместе с тем такие встречи повышали нашу ответственность перед народом. Мы отдавали себе отчет в том, что интерес к работе органов и вместе с тем контроль за их деятельностью будут неизбежно возрастать, и потому наши действия должны точно соответствовать законам и интересам народа, чтобы в любое время можно было не стыдясь отчитаться перед ним.
Мы решили приоткрыть чекистские залы, своего рода музеи, где экспонировались весьма ценные материалы об истории и деятельности органов государственной безопасности. Заявок было настолько много, что пришлось установить очередность. С другой стороны, важно было не выдать в потоке информации и важные секреты, которые до поры до времени должны оставаться достоянием лишь органов госбезопасности и соответствующих государственных структур.
Вскоре у нас возникла потребность во встречах с представителями общественности по профессиям, интересам, отдельным вопросам. Вошли в практику встречи с редакциями газет, журналов.
В Комитете госбезопасности стали принимать зарубежные делегации, приезжавшие в нашу страну по различным линиям. Это были группы предпринимателей, представители политических партий и течений. К нам потянулись видные общественные и государственные деятели, посещавшие Советский Союз с официальными и неофициальными визитами. Это были интересные встречи, которые давали много полезного и позволяли в ходе обмена мнениями приходить к определенным выводам и учитывать их в работе.
Из этих многочисленных встреч становилось яснее, где органы госбезопасности недорабатывают, где оставляют вне поля своего зрения важные процессы, происходящие в нашем обществе и государстве. Для нас стало очевиднее, чего ждут от нас общественность, простые советские люди. Мы поняли, что без широкой разумной гласности нам не стать ближе к людям, к обществу, тем более рассчитывать на его поддержку.
Внедрение гласности в нашей работе стало важной школой, этот процесс все больше приобретал необратимый характер, и речь могла идти только о дальнейшем развитии и совершенствовании этой работы.
До 1988 года Комитет принадлежал к небольшому числу почти полностью закрытых организаций. Так повелось, что секретность и гласность считались несовместимыми категориями, между ними существовал как бы непреодолимый барьер. А снимать его время пришло. И вот начался поход в мир гласности.
За время работы председателем Комитета — с октября 1988 по август 1991 года — мне пришлось выступить в печати, по телевидению, дать интервью, принять различные делегации, отдельных деятелей в общей сложности более 300 раз. Все это требовало большой подготовки, времени, напряжения, здоровья. В гласность постепенно вовлекались сотрудники всех уровней в центре и на местах. Лед отчужденности между органами госбезопасности и обществом начал таять.
Я почувствовал это сам, когда в августе 1989 года состоялось мое утверждение в должности председателя КГБ. Впервые в истории органов госбезопасности председатель КГБ публично утверждался на сессии Верховного Совета СССР. Это был не только мой личный экзамен, проходил проверку, сдавал экзамен коллектив Комитета. До этого я отчитывался на заседаниях комитетов Верховного Совета, где тоже было совсем не просто.
При утверждении я более двух часов стоял на трибуне Верховного Совета, отвечал на многочисленные вопросы. И за этой процедурой в прямом телевизионном эфире наблюдали многие телезрители. При шести голосах против сессия утвердила меня председателем Комитета госбезопасности.
Отвечая на вопросы окруживших меня после заседания журналистов, я заметил, что это был самый трудный экзамен в жизни. Сейчас могу сказать, что на тот момент это соответствовало действительности, а вот сегодня следует уточнить: судебный процесс — испытание посложнее и потруднее. Тут и морально-политический экзамен, и борьба за правое дело, за которым — вся жизнь.
Расширение гласности в работе органов госбезопасности проявлялось в проведении многочисленных встреч с зарубежными и отечественными представителями общественно-политической жизни. Так, в 1989–1991 годах я, как председатель Комитета, имел беседы с известным американским деятелем Эдвардом Кеннеди, бывшим президентом США Ричардом Никсоном, с большой группой американских бизнесменов-республиканцев, представителями Индии, Афганистана, Южной Кореи, многих арабских стран, Африки, Латинской Америки. Это были действующие и бывшие государственные деятели, руководители политических партий и движений, представители крупных международных организаций.
В соответствии с поступившими просьбами в Комитете были приняты руководители специальных служб и органов, министерств внутренних дел таких стран, как Италия, Испания, Германия, Франция, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Болгария, Австрия, Южная Корея и многих других. В ходе этих встреч обсуждались возможные вопросы сотрудничества на двусторонней основе по борьбе с терроризмом, контрабандой, наркобизнесом и другими. В большинстве своем это были первые контакты с руководителями специальных органов по линии Комитета госбезопасности.
Я принимал послов США, Турции, Швеции и других стран, аккредитованных в Москве. Дал многочисленные интервью корреспондентам зарубежных печатных изданий самых различных политических направлений и ориентации.
Что было характерно для этих встреч? Собеседники проявляли огромное желание поглубже ознакомиться с процессами, происходившими в нашей стране, с обстановкой, возможными перспективами ее развития. У многих из них чувствовалась нескрываемая тревога за положение дел в Советском Союзе. Судя по вопросам и репликам, они далеко не всё понимали, с недоумением относились ко многим политическим и экономическим мероприятиям в стране, и в частности, шагам, предпринимавшимся Президентом СССР Горбачевым. Многие из них прямо говорили, что мир катится к однополярному состоянию и что это вряд ли будет отвечать интересам человечества.
Такая озабоченность особенно чувствовалась со стороны представителей арабских стран. Многие из тех, кого мы относили далеко не к прогрессивному направлению, высказывали серьезную озабоченность возможным усилением влияния Соединенных Штатов Америки и некоторых западных стран в арабском мире. Отбрасывая в сторону общественно-политический строй в Советском Союзе, коммунистическую идеологию, они смотрели на развитие событий в мире, в СССР с сугубо прагматических позиций.
Многие говорили, что если сойдет с политической арены Советский Союз, то его место в арабском мире займут Соединенные Штаты Америки со всеми вытекающими негативными последствиями для арабских стран. Отмечая наличие противоречий во взглядах на международные проблемы у Москвы и у некоторых арабских стран, они подчеркивали, что такие противоречия в еще большей степени присутствуют между ними и американцами. С особой тревогой высказывались об этом представители африканских и некоторых латиноамериканских государств.
Примечательными были отдельные высказывания Эдварда Кеннеди. Он подчеркнуто высоко отзывался о достижениях Советского Союза в социальной области. Говорил, что в СССР примерно решены проблемы, связанные с образованием и медицинским обслуживанием. Их бесплатный характер, подчеркивал он, — огромное достижение советских людей. Как сенатор, он десятки лет борется за то, чтобы обеспечить бесплатное медицинское обслуживание для всех групп населения США, но из этого у него ничего не получается.
По его словам, около 40 миллионов американских граждан лишены возможности пользоваться медицинским обслуживанием, что, естественно, отражается на их здоровье, на общем демографическом состоянии населения страны. Однако все попытки добиться прогресса в этом вопросе оказываются тщетными. Он говорил, что страшным бичом для Соединенных Штатов являются безработица, наркомания и преступность и что по этим показателям Советский Союз выгодно отличается от США.
Из этих встреч нетрудно было вынести одно впечатление: за рубежом отчетливо понимали, к чему идут дела в Советском Союзе, пытались прозрачно сказать нам об этом и в меру своих сил предупредить нежелательное развитие событий. Многие с благодарностью вспоминали роль Советского Союза в послевоенное время, когда наша страна помогла многим государствам и народам обрести независимость и самостоятельность.
Представители ряда государств со ссылкой на свое руководство заявляли, что готовы рассмотреть вопрос о предоставлении Советскому Союзу выгодных кредитов, дабы помочь ему выйти из трудного положения, в котором он оказался.
Разумеется, вся эта информация докладывалась Горбачеву. Она не могла не настораживать. Только не желающий видеть не видел того, что происходило в нашей стране, в то время когда каждый зрячий видел, куда идет дело.
Об одном зарубежном представителе мне хотелось бы рассказать несколько подробнее в связи с широкими спекуляциями, пересудами, которые имели и еще имеют место на Западе вокруг его имени. Мое желание продиктовано также стремлением дать объективную справку о нем в той части, которая касается советской стороны, и в частности Комитета госбезопасности.
Речь идет о Роберте Максвелле, известном общественно-политическом деятеле, крупном бизнесмене, подданном Великобритании, неоднократно посещавшем Советский Союз в течение ряда лет.
Осенью 1991 года мир облетело печальное сообщение о гибели Роберта Максвелла во время плавания на принадлежащей ему яхте. Я узнал об этом, находясь в «Матросской тишине». Тело его нашли в море, куда он упал при обстоятельствах, полностью еще не выясненных.
Как гласит одна из версий, находясь на палубе яхты, он почувствовал себя плохо и, видимо, упал в море. Пошли слухи о том, была ли его смерть насильственной или естественной, не было ли в данном случае самоубийства?
Прошло какое-то время, и стали обыгрываться сообщения о том, что Максвелл неоднократно бывал в Советском Союзе, поддерживал связи с Комитетом госбезопасности. Дело даже не в попытках увязать его гибель с КГБ. Дело в другом. Он действительно посещал нашу страну, а раз так, то стоит поспекулировать на этом, дабы у читателей появился к трагическому случаю еще больший интерес.
Действительно, Роберт Максвелл на протяжении многих лет неоднократно бывал в Советском Союзе, где встречался с представителями общественно-политических кругов, политологами, экономистами, ответственными сотрудниками аппарата ЦК КПСС и Совета Министров, журналистами. Посетил многие города Советского Союза, немного знал русский язык. Словом, приезжал сюда, как давнишний знакомый, подчеркивал, что является другом Советского Союза. В последнем сомневаться, пожалуй, нет оснований.
О Максвелле ходило много мифов. Один из них — что это был миллиардер, обладавший огромным состоянием, и что стоило ему пожелать, как он мог осчастливить любую страну, в том числе и Советский Союз, значительными кредитами, в которых мы тогда так нуждались. Он доверительно, ненавязчиво мог намекнуть, что у него большие связи в мире всемогущих, что он влиятельное лицо в международных делах и что грешно было бы это не использовать. Его преподносили как человека, склонного к благотворительности, в основе которой не только знаки внимания, но возможность оказать щедрую помощь и поддержку.
Словом, интерес к нему был большой, некоторые на этом спекулировали, в том числе и в нашей стране, чрезмерно завышая его возможности и порывы. Среди них особенно отличался Яковлев, именно в этом плане он влиял на Горбачева, пытаясь убедить последнего в полезности контактов с Максвеллом.
В 1989–1991 годах у меня, как у председателя КГБ, было три или четыре встречи с Максвеллом. Всякий раз они проходили по инициативе последнего. Вот о них-то и о впечатлениях, которые я вынес от этих встреч, мне и хотелось бы поведать читателю, исходя из того, что это имеет определенное значение в плане объективного представления о возможностях, достоинствах и качествах этого человека.
Прежде всего я хотел бы подчеркнуть, что в целом у меня сложилось о Максвелле положительное впечатление.
Наша первая встреча состоялась в 1989 году во время его очередного приезда в Москву. В кабинет председателя Комитета в сопровождении трех своих ближайших сотрудников вошел человек больших размеров (весил он значительно больше сотни килограммов), улыбающийся, с протянутой для приветствия рукой. После нескольких слов на русском языке он вдруг перешел на венгерский язык, заранее узнав, что я по специальности венгровед и говорю по-венгерски.
Я поддержал разговор, и потому в услугах переводчика мы больше не нуждались. Должен сказать, что он хорошо владел бытовым венгерским языком, что касается литературного, то, видимо, судьба не позволила ему заниматься этим языком основательно.
Он подчеркнул, что имеет родственников в Венгрии (кстати, об этом я хорошо знал). Так, один из его родственников по линии отца когда-то работал венгерским послом в Москве.
Он сказал, что, во-первых, пришел познакомиться с главой Комитета госбезопасности, с которым прежде никогда не имел чести быть знакомым; во-вторых, из первых рук получить информацию о ситуации в стране и обсудить некоторые вопросы, представлявшие, как он полагал, взаимный интерес для обеих сторон.
В течение этой и последующих встреч с Максвеллом разговоры велись в основном вокруг четырех проблем.
Первая — он пытался получить информацию о том, что же происходит в Советском Союзе, какие перестроечные процессы у нас идут, что для них характерно и каковы их перспективы.
Вторая — будучи специалистом в области бизнеса, Максвелл хотел глубже изучить, обсудить проблему бизнеса и получить поддержку от Комитета госбезопасности в организации курсов, школы для начинающих советских предпринимателей, которых он считал неопытными, необразованными, в связи с чем их легко будет обмануть в больших и малых сделках.
Несколько отступая от беседы с Максвеллом, хотелось бы сказать, что здесь он в своих суждениях проявил чрезмерную однозначность. Дело в том, что наши бизнесмены, войдя в мир предпринимательства, нередко показывают изрядные способности так отделать своего контрагента, что последний ахнуть не успеет, как лишается значительной части своего богатства, если не всего. Так что в мире к нашим бизнесменам начинают подходить порой с опаской, по поговорке: «Палец в рот не клади, может откусить».
Но по сути Максвелл был прав: наша неопытность при заключении сделок нередко оборачивалась для нас ущербом. Бизнес — дело для нас новое, и для того, чтобы не ошибиться, нужно не только желание, нужен еще и опыт, которого наши предприниматели тогда еще не успели приобрести.
Спустя некоторое время по инициативе Максвелла Кабинет Министров СССР принял специальное решение о создании школы для советских бизнесменов, где Максвелл согласился прочитать курс лекций сам и где готовы были выступить те, кого он для этого порекомендует. Это, бесспорно, было делом полезным.
Третий вопрос, которым Максвелл постоянно занимался, — издательские дела. Он оказывал помощь, правда не такую большую, на какую рассчитывали наши представители, в издании политической и иной литературы за рубежом, в частности, отдельных книг, выступлений Президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева. В издательском мире у него были широкие связи, и он имел тут реальную возможность оказать нам помощь, причем не рассчитывая на какие-то серьезные для себя финансовые выгоды.
Последний, четвертый вопрос, которому Максвелл придавал исключительно большое значение — и было видно, что он в нем кровно заинтересован, — это вопрос об отношениях между Израилем и Советским Союзом, положение евреев в Советском Союзе, а также проблема их выезда из нашей страны. Максвелл не скрывал того, что в этих переговорах представляет израильскую сторону и, как еврей, хотел бы помочь этой стране. Остро переживал случаи, как ему казалось, проявлений антисемитизма в Советском Союзе, с болью говорил об антиеврейских настроениях в арабском мире. Вместе с тем Максвелл никогда враждебно не отзывался об арабах, подчеркивая, что мир для Израиля можно обеспечить только в том случае, если этой стране удастся наладить всесторонние деловые, полезные отношения со странами арабского мира.
Бывая в других советских организациях, Максвелл обсуждал вопросы кредитной политики, но всегда уходил в сторону, когда речь заходила о заключении конкретных сделок, связанных с выделением кредитов под те или иные цели. Он никогда не давал конкретных обещаний, и было видно, что речь идет не о том, что он не желает пойти на этот шаг, а потому, что он не обладает кредитными возможностями, что лишний раз подтверждало: разговоры о его неимоверном богатстве — один из мифов, одно из преувеличений возможностей Максвелла.
По характеру Максвелл был доброжелательным человеком, исключительно внимательным к собеседнику, старался угадать его желания, и, если речь шла о чем-то практически выполнимом, он, как правило, старался пойти навстречу собеседнику, оказывал конкретную помощь и поддержку. Он обладал связями в международных кругах, и поэтому его оценки положения дел в мире, в отдельных регионах и странах представляли несомненный интерес.
Он давал дружеские советы, предостерегал от тех или иных шагов, подсказывал, какие опасности могут поджидать Советский Союз в его отношениях с ведущими капиталистическими странами. Он много ездил в треугольнике Тель-Авив — Вашингтон — Лондон, имел там контакты на самом высоком уровне, делился информацией и вместе с тем черпал необходимые сведения для себя. Оценки событий и людей были осторожными, он проявлял лояльность даже тогда, когда говорил о своих откровенных противниках. А последних у него было немало.
По информации, которой располагала советская разведка, у Максвелла были серьезные финансовые затруднения. Не рассчитываясь по долговым обязательствам, он играл, как водится в капиталистическом бизнесе, по правилу кто — кого. Вот на этом он мог нажить себе настоящих врагов.
К Советскому Союзу Максвелл относился более чем лояльно, можно сказать, дружески. Он высоко ценил вклад советского народа в борьбу с нацистской Германией, в победу над фашизмом. С благодарностью говорил об огромном вкладе советских Вооруженных Сил в освобождение значительного числа евреев, находившихся в плену в Германии, о поддержке Советским Союзом образования самостоятельного еврейского государства. В целом исключительно положительно оценивал роль Советского Союза в международных делах как фактора мира и стабильности, говорил, что не верит утверждениям некоторых, будто бы Советский Союз только и думает о том, как бы начать новую мировую войну.
Обращало на себя внимание его довольно осторожное отношение к перестроечным процессам в Советском Союзе. Он считал, что не все у нас просчитано хорошо, что не все может кончиться так, как хотелось бы организаторам перестройки, и что есть смысл остановиться, осмотреться и кое-что подправить, поскольку сохранение Советского Союза — главная задача, ради которой есть смысл пойти и на определенные издержки.
По его мнению, Соединенные Штаты Америки и Западная Европа не отдавали себе отчета в том, что будет с ними в случае исчезновения Советского Союза, потому что те опасности, которые поджидают Советский Союз, в одно прекрасное время могут стать губительными и для западного мира.
Последняя встреча с ним состоялась летом 1991 года. Она проходила у Горбачева. Помимо Максвелла и меня, на встрече присутствовал переводчик. Круг вопросов, который обсуждался, был тот же, что обозначен выше. Каких-либо конкретных договоренностей зафиксировано не было, но в этом не было и потребности. Для Максвелла встреча нужна была скорее по престижным соображениям, нежели для решения вопросов по существу. Тогда было обусловлено не делать публикаций о состоявшейся встрече, чтобы не вызывать вокруг нее ненужного ажиотажа.
Уже после освобождения из «Матросской тишины», в 1993–1994 годах, я дал несколько интервью представителям английской, французской, германской телекомпаний и ряда изданий. Основная тема бесед, главный интерес — личность Максвелла, его визиты в Советский Союз, встречи с нашими деятелями, и в частности, со мной как председателем КГБ. Им хотелось получить информацию, проливающую свет на причины смерти Максвелла, и найти какие-то отправные точки, побудительные мотивы, которые помогли бы поиску ответов на вопросы, занимающие общественность.
Я не имел и не имею возможности пролить свет на причину смерти Максвелла. Если говорить о самоубийстве, то в этом я глубоко сомневаюсь и сегодня. Максвелл был человеком оптимистического склада и, несмотря на трудности, которые он испытывал в своей работе как политический деятель и бизнесмен, вряд ли предпочел жизни смерть — слишком сильно было в нем жизнелюбие.
Положим, финансовое положение Максвелла было не блестящим, он имел долги, по которым не так-то легко, видимо, было расплатиться. Однако изворотливость, глубокое знание правил и игры без правил, обычаев и нравов мира бизнеса, широкие связи Максвелла вряд ли не помогли бы ему в решении даже самых запутанных ситуаций. Потом, как известно, за деньги убивают, но не умирают.
Далее — у него была семья, о которой он неизменно говорил с гордостью, и самое главное — у него было дело, в том числе и политическое, которому он посвящал всего себя и находил, как мне казалось, в этом удовлетворение. Возможно, его уход из жизни был естественным, однако на этот вопрос должно ответить следствие. Только оно может вынести окончательное заключение, потому что обстоятельства происшедшего, видимо, могут стать известны лишь ему.
Максвелл был патриотом Великобритании. Для него не безразлична была Америка, он был большим патриотом Израиля и желал ему счастья. Он хотел видеть Израиль в окружении дружественных арабских государств и понимал, что рано или поздно с ними надо договариваться. Максвелл был интересным собеседником и, видимо, мог быть неплохим личным другом. Все сказанное заставляет сожалеть о его безвременном уходе из жизни, и дело не столько в возрасте, сколько в тех планах, которыми он был полон и которые стремился реализовать.
К 1988 году перед органами КГБ стояло немало проблем, которыми следовало безотлагательно заняться. Так, предстояло поднять еще один огромный пласт — приведение законодательства, по которому жили и работали Комитет и все его органы, в соответствие со временем, с новыми условиями, со всей общегосударственной правовой базой.
Прежде всего нужен был основополагающий закон об органах госбезопасности, и мы стали его готовить, добиваться его рассмотрения в Верховном Совете СССР. К подготовке проекта закона подключились многие сотрудники органов, ряд организаций, ведомств, институтов, опытные юристы, правоведы.
В новых условиях органы госбезопасности могли органически вписаться в систему государственности только через новое, соответствующее времени законодательство. Проблем с законодательством было много, а если говорить точнее — целина.
Правовой акт, по которому существовал и действовал Комитет госбезопасности, был принят ЦК КПСС и Советом Министров СССР еще в 1959 году. За истекшее время он не раз дополнялся, корректировался, но в основе оставался действующим, более того, единственным и главным.
За 30 лет было принято немало постановлений ЦК КПСС и правительства по ряду направлений чекистской деятельности, свыше трех тысяч подзаконных ведомственных актов. Они создавали широкую правовую базу, регулировали работу органов, что уберегало их от произвола. Но чего не хватало? Прежде всего органической увязки деятельности КГБ, органов и войск с общесоюзным законодательством, полного соответствия и строгой подчиненности правовых норм, по которым работал КГБ СССР, союзным законам.
В условиях гласности, открытости общества происходили кардинальные изменения во всех сферах жизни страны. Проблема создания правового государства предопределила необходимость выработки и принятия союзного закона об органах госбезопасности. Эта задача стала очевидной и безотлагательной.
Спустя месяц после назначения председателем Комитета, в ноябре 1988 года, мною был поставлен вопрос о подготовке проекта закона об органах госбезопасности. Среди личного состава двух мнений на этот счет не было. Разгорелись споры на страницах печати, в политических кругах, среди депутатского корпуса о том, что чему должно предшествовать — общий закон о безопасности государства или закон о КГБ СССР.
В руководстве Комитета считали, что спор этот беспредметен. Если раньше будет готов общий законопроект о безопасности, то можно обсудить и принять его. Однако такого законопроекта никто не подготовил и пока не собирался готовить, в то время как разработка закона об органах госбезопасности началась, приобрела вполне реальные очертания, и его первый вариант КГБ вскоре был готов представить в комитеты Верховного Совета на обсуждение.
В жизни так и произошло.
Проект закона был внесен в Верховный Совет СССР уже в 1989 году и по поручению его председателя Лукьянова начал путь длительного, основательного обсуждения в комитетах Верховного Совета. Обсуждение проходило заинтересованно, высказывалось много заслуживающих внимания предложений, замечаний, пожеланий. В комитетах выступали ответственные сотрудники КГБ, неоднократно приходилось выступать и мне.
Назад: Глава 5. ПЕРЕСТРОЙКА: «АРХИТЕКТОРЫ» И «ПРОРАБЫ»
На главную: Предисловие
