Книга: Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца»
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5

ГЛАВА 4

4 июля 1939 года. Монголия.
Сражение на реке Халхин-Гол.

 

В ночь на третье июля 1939 года войска генерал-майора Кобаяси начали наступление на предварительно разведанные позиции советских пограничников, перейдя от беспокоящих к решительным действиям. Однако никакого героического сопротивления «до последнего патрона» японцам не оказывали, что вызывало у них раздражение и удивление. Ведь в прошлом 1938 году РККА действовала очень прямолинейно и предсказуемо. А потому совершенно непривычные действия пограничников давали неплохой «урожай».
Советские пограничники использовали доработанную тактику партизан, смысл которой сводился к спорадическим обстрелам с заранее подготовленных позиций и оперативному отступлению, дабы не оказаться под ударом. Когда на позиции, откуда десять-пятнадцать минут назад работало несколько минометов и пулеметов, врывались японские солдаты, их ждали только обычные, противопехотные мины. Не помогали даже попытки навести на позиции пограничников артиллерию, которая просто не успевала отреагировать. Причем на всех запасных позициях имелись небольшие запасы продовольствия, боеприпасы, вода и медикаменты, для того чтобы отошедшие на них советские пограничники могли немного отдохнуть и продолжить свое нелегкое дело. Например, те же мины для новейшего шестидесятимиллиметрового миномета, который еще только проходил испытания в войсках, находились в укладках на позициях, а потому бойцам необходимо было перетаскивать во время отступления только сам миномет.
Сорок восемь часов непрерывно продолжался этот ужас, доводящий японцев до исступления. И днем и ночью им не давали покоя легкие, но от того не менее злые мины, которые подкреплялись кратковременными обстрелами из пулемета. Из-за чего войска генерал-майора Кобаяси продвигались очень медленно, неся постоянные потери, а также находясь в постоянном напряжении, которое чрезвычайно изматывало и утомляло. Доходило до того, что японские солдаты время от времени открывали ураганную стрельбу по любым подозрительным кустикам. Но надежда их не покидала. Они были убеждены — череда запасных позиций не может длиться вечно и уж тогда-то они доберутся до этих ненавистных гайдзинов…
Михаил Николаевич находился на одном из самых удачно расположенных командных пунктов, откуда можно было прекрасно просматривать практически всю зону готовящейся артиллерийской засады.
Но вот, уставшие и измотанные японские бойцы окончательно заняли заранее намеченную территорию перед хорошо замаскированным заслоном, и маршал дал отмашку начинать «концерт». Заработали новейшие полевые пушки, выстрелы которых переплетались с тяжелыми басами полевых гаубиц, а на «back-вокале» задавали тон композиции могучие минометы. Японцы бросились врассыпную, стараясь найти укрытие хоть где-нибудь — пусть даже в канаве или за камнем. Но там их ждали заранее установленные противопехотные мины. Дивизия генерал-майора Кобаяси оказалась в натуральном огненном мешке, когда постоянно что-то взрывалось, а осколков в воздухе было больше, чем капель воды во время дождя.
Впрочем, не все шло настолько гладко, как хотелось бы, и часть японских солдат, испуганных обстрелом, рванули вперед — прямо на заслон, который оказался слишком слаб, чтобы сдержать всех. Именно в этот момент шальная пуля попала Михаилу Николаевичу в левое плечо по касательной. Из-за чего маршала тут же перевязывают и, несмотря на протесты, по настоянию врача отводят в эрзац-блиндаж при командном пункте, где на всякий случай развернули полевой медпункт. Причем не просто так, а напичкав лекарствами, вызывающими в том числе повышенную сонливость. Врачи имели на этот случай особенные инструкции, дабы оберегать маршала от неприятных случайностей, а потому сильно перепугались из-за этого случайного ранения. Шутка ли — враг еще далеко, а все равно зацепило. Поэтому, достигнув «горизонтального положения», Тухачевский сразу заснул, повинуясь фармацевтической магии.
Ему снился странный сон — будто он в сильно потрепанной одежде стоит на холме с огромным дубом на его вершине. А вся земля вокруг завалена трупами воинов в старинных доспехах или без них. Отрубленные руки, ноги, головы, кишки, раскиданные по траве, кровь… и много оружия, что совершенно ржавого, что относительного приличного на вид. Небо было пасмурным и серым. А летающие на его фоне большие черные вороны создавали тяжелую гнетущую атмосферу с эффектом сказки. Мистика.
Вдруг Михаил Николаевич краем глаза заметил какое-то движение, резко обернулся и замер — в сотне метров от него стоял человек в старом сером балахоне, укрывающем его с головой, и большим посохом в руке.
— Кто вы?! — крикнул маршал, пытаясь перекричать легкий шелестящий ветер и карканье ворон. — Что это за место?
Но незнакомец никак не отреагировал. Как будто и не услышал слова. А вокруг уже творилась жуть — призрачные девы с мертвенно-бледными, но очень красивыми лицами и ужасающими черными провалами, вместо глаз, уносили одного за другим погибших людей. Куда-то вверх… в низкие серые тучи, буквально нависающие над холмом. И все это сопровождалось непонятным шепотом. Как будто тысячи, десятки тысяч голосов о чем-то беседовали, но понять, о чем и даже на каком языке, Тухачевский не мог. Он начал крутить головой с нарастающей тревогой, пока не наткнулся на того самого незнакомца в балахоне. Только теперь он уже стоял прямо перед ним — в паре шагов.
— Кто вы?!
Но незнакомец не ответил, а лишь поднял капюшон и посмотрел на маршала ледяным взглядом одного-единственного ярко-голубого глаза. Потом перед глазами маршала поплыли картинки из обеих жизней — что Агаркова, что Тухачевского. Моменты слабости, нерешительности, трусости. Особенно сильно ударил по нему эпизод, в котором он увидел себя в августе-сентябре 1991 года и то, как он боялся выступить против государственного переворота. А поток продолжался, но уже из этой жизни. Пока, наконец, все не пропало, оставив Михаила Николаевича на негнущихся ногах и с жутким ужасом внутри, густо перемешанным со стыдом и чувством позора.
Незнакомец лишь усмехнулся с легким оттенком презрения и отрицательно мотнул головой, отчего призрачные девы, уже стоявшие рядом с маршалом, удалились.
— Но это несправедливо! Я же старался! Всю жизнь боролся за свою Родину!
— Справедливость? — удивленно спросил одноглазый мужчина. — Ее нет. И никогда не было. Вот, — кивнул он на меч, лежавший в траве перед Тухачевским, — единственное мерило. Победишь — сам скажешь, что справедливо, а что — нет. Проиграешь? Сам виноват. Историю пишут победители.
Михаил Николаевич побледнел и поджал губы.
— А теперь возвращайся. Шанс был дан не для того, чтобы ты так глупо умер. — И, прежде чем маршал смог что-то возразить, вся окружающая картинка померкла, как будто затянувшись серой мглой, а потом взорвалась такой болью, что Тухачевский не сдержался и закричал. Скорее даже заревел, ибо болело не только тело, но и все нутро, как бы его не называли. Боль, обида, ярость — все перемешалось в нем, взывая к первозданным эмоциям.
— Товарищ маршал! Что с вами? — донесся откуда-то сбоку голос санитара.
— Что происходит? — сквозь зубы процедил Михаил Николаевич.
— Товарищ маршал, вы ранены. Не вставайте!
— Где японцы?
— Там. Идет бой. Лежите. Товарищ маршал. Вы ранены. Вам нельзя вставать.
— А что это за звуки? Ворвались на позиции?! — задал вопрос Тухачевский, на который не мог ответить ни санитар, ни кто бы то ни было в блиндаже. Подождал несколько секунд в полной тишине. Потом, зарычав от боли, поднялся и двинулся к выходу из блиндажа. Санитар уже не причитал, тоже отчетливо слыша звуки близкого боя.
Возле выхода из блиндажа лежало много всякого имущества, снятого с раненых. Поэтому, забыв про свой пистолет, Тухачевский подхватил малую пехотную лопатку здоровой правой рукой, повернулся к остальным раненым и тихо произнес, медленно и тщательно выговаривая каждое слово:
— Не хочу ждать, пока японцы ворвутся сюда и заколют меня штыком. Кто может держать в руках оружие и драться — за мной. — После чего повернулся к двери и, открыв ее левой раненой рукой, взревел не то от боли, не то от ярости и ринулся куда-то наружу. Туда по траншее, откуда доносились звуки сражения. А за ним из блиндажа потянулись иные раненые бойцы, с холодными, полными злобы и боли глазами. Уж больно стыдно им стало, что маршал не чурается идти в последний свой бой раненым, а они разлеглись. Что он будет для них последним, никто не сомневался. А потому шли с уверенностью и спокойствием трупов, которые хотят только одного — забрать с собой как можно больше врагов…

 

11 июля 1939 года.
Москва. Кремль.

 

— Здравствуй, Лаврентий. Что у тебя?
— Товарищ Сталин, были получены предварительные сведения об инциденте «Вьюга».
— Слушаю тебя.
— Во время наблюдения с командного пункта номер семь за артиллерийским налетом на японские войска Лазарь был ранен в левое плечо. Опрос очевидцев подтвердил случайность ранения пулей, прилетевшей со стороны противника. Версия снайпера нами была отработана и не подтверждена. Криминалисты остановились на версии шальной пули. После ранения ему была оказана вся необходимая помощь без промедлений. Пуля удачно прошла навылет в мягких тканях, не повредив ни крупных сосудов, ни костей, ни сухожилий.
— Навылет? Это ведь не пуля на излете.
— Все верно. По мнению криминалистов, стреляли примерно с пятисот-шестисот метров из стандартной винтовки японской армии. Этот прецедент случился по той причине, что Лазарь планировал отрезать артиллерийским огнем противника и заставить его залечь, дабы увеличить потери из-за повышения времени обстрела. Японцы отреагировали сначала, как и ожидалось, бросившись врассыпную, а потом, когда в укрытиях стали взрываться мины, побежали вперед — туда, где не было видно взрывов. Их ждал заслон, но часть бойцов противника все-таки прорвалась к командному пункту. И это едва не обернулось трагедией. Выиграть, конечно, японцы не могли, но крови попортить — вполне.
— То есть Лазарь ошибся, не ожидал от японцев такой отваги, разместив основные силы на флангах, выставив по фронту небольшой заслон?
— Нет. Офицеры из штаба армии, присутствующие на КП в момент инцидента, в один голос твердят, что атака японцев — жест обреченных. И командир все сделал правильно.
— Хм… защищают своего маршала. Почему?
— Политработники докладывают, что уважение к Лазарю в войсках высоко, прежде всего, как к профессионалу. Офицеры штаба отдельной Дальневосточной армии считают этот эпизод неприятной случайностью, которая вполне нормальна на войне. Тем более что во всем остальном разработанный Лазарем план сработал безукоризненно. Такого решительного военного успеха Красная Армия еще никогда в своей истории не имела.
— Хорошо. Допустим. Что было дальше?
— По свидетельству санитара и ряда других раненых, Лазарь, будучи спящим, вдруг взревел, пришел в себя и стал порываться идти в бой. После недолгих препираний с санитаром он, прихватив малую пехотную лопатку из чьей-то амуниции у двери, с громкими криками бросился по траншее в сторону шума боя.
— Что на него нашло? — удивился Сталин.
— Он сам позже пояснил, что ему, дескать, показалось, что японцы врываются в блиндаж и начинают резать и пытать раненых, издеваясь и насмехаясь над ними.
— Предчувствие? Да еще в состоянии без сознания…
— Вероятно. И надо заметить — его появление помогло нашим бойцам. До двух взводов японской пехоты смогли пройти через заградительный огонь и ворваться на командный пункт, вступив в бой с охранным взводом, связистами и штабными офицерами. Шансов у личного состава командного пункта было немного, и если бы не Лазарь, буквально вылетевший из-за поворота траншеи с дикими глазами, нечленораздельным ревом и лопаткой в руках, то наших бы могли перебить. Его вид сильно деморализовал врага. Тем более что вся левая часть его кителя была в крови. Да что японцы, даже советские офицеры и те перепугались, увидев Лазаря в таком виде. Он был настолько неординарен, что пережившие бой солдаты и офицеры говорят в один голос о схожести Лазаря с живым мертвецом. Чему способствовал не только внешний вид, но и громкие, неразборчивые, негативно окрашенные крики. Благодаря чему японцы не выдержали и отступили. Лазарь же получил еще два легких ранения и снова потерял сознание сразу после того, как обстановка стабилизировалось. Очнулся он только через сутки.
— Это открывает нам Лазаря с неожиданной стороны, — произнес Сталин, задумчиво набивая трубку. — Лаврентий, что нам дает это?
— Очередное подтверждение того, что мы имеем дело с чем-то необъяснимым, — пожал плечами Берия. — Мы тщательно изучили все его контакты за последние шесть лет. Даже девиц, с которыми он расслаблялся в командировках раньше, и тех нашли. Нам известна с точностью до дня большая часть его жизни в течение этих лет. И… это ничего нам не дает. Вообще. Изменения с Лазарем начались внезапно и немотивированно. А главное — знания. Он чудесным образом оказался компетентен в очень многих вопросах. Хотя раньше в них разбирался не лучше, чем свинья в апельсинах.
— Мистика какая-то…
— Согласен. Был человек и вдруг стал другим. Не только характером, но и жизненным опытом. С тем же успехом опытный сапожник, всю жизнь делающий и ремонтирующий обувь, в одно прекрасное утро проснулся опытным генералом, прекрасно разбирающимся не только в организации, тактике, стратегии, снабжении и прочих насущных армейских задачах, но и в массе других смежных областей. Мы обобщили сведения за период с ноября 1935 года по настоящий момент. Так вот — от Лазаря в той или иной форме поступило четыре тысячи семьсот сорок два предложения. И надо заметить — дельных предложений. Причем армия в этом перечне занимает далеко не первое место.
— А где он отметился больше всего?
— Промышленность и разведка. Как по конкретным технологиям, так и по административным решениям. Причем, что любопытно, Лазарь старается действовать не от своего имени, а подталкивает к нужным выводам или дает бесплатные подсказки. Так, при работе со Слуцким, он смог ему оформить цели наших научно-технических интересов с указанием фамилий и характера работ. Откуда Лазарь этой информацией владеет, нами выяснено не было. Но проверка раз за разом давала устойчивый положительный результат, поэтому грех было таким источником не пользоваться. Например, по проекту «Альта-72» Лазарь дал описание технологии производства бензина по циклу Эжена Гудри еще до того, как Слуцкий получил эти сведения из источника. Причем дал их детально и безошибочно. Грубо говоря, пользуясь его сведениями, мы могли бы и своими силами в достаточно разумные сроки развернуть производство этого бензина. А ведь он Слуцкому дал даже описание тех или иных агрегатов — как они должны выглядеть и для чего служат. По слухам, разумеется. И так по очень многим вопросам. Да и ко мне Лазарь обращался не раз, с запросом по той или иной группе или персоне. Причем без дела не тревожил никогда — каждый раз что-то интересное выявлялось и полезное.
— Странно…
— Очень странно, товарищ Сталин. Особенно в свете его научно-технической подкованности. Инженеры и конструкторы, с которыми он последние полтора-два года работал, говорят о том, что у Лазаря как минимум хорошее высшее техническое образование. А по факту его у него нет и быть не может. Мы проверили литературу, которую он заказывал себе для чтения. Ее остро недостаточно для подобного уровня технической грамотности. Тот же Люлька имел с Лазарем несколько бесед, показывающих у объекта высокий уровень теоретической подготовки и хорошую осведомленность в вопросах, касающихся турбореактивных двигателей… с которыми он столкнулся впервые.
— Получается какой-то сюрреализм, — покачал головой Сталин. — Один и тот же человек до ноября тридцать пятого и после с точки зрения биометрии. И два разных человека с точки зрения жизненного опыта и характера…
— И поэтому мы пришли к выводу о том, что имеет место подмена высочайшего уровня исполнения. С прекрасно подобранным двойником. Но кем и зачем она была сделана, нам пока не ясно. Сейчас Лазарь в госпитале и за ним установлено круглосуточное наблюдение. Даже звукозапись ведем.
— И что ты предлагаешь? — пыхнув трубкой, спросил Сталин. — Да и разве существуют люди, столь точно совпадающие внешне? Кроме того, ты докладывал о том, что проверка по фактам прошлого дала стопроцентный результат.
— В том то и дело, что так не бывает, — рассеянно произнес Берия. — Люди, как правило, не могут помнить все свое прошлое. Что-то забывается, что-то искажается под воздействием эмоций. А тут, когда мне принесли протоколы проверки, я пришел в ужас. Так не бывает. Лазарь помнит все. Какая-то аномалия. При этом раньше он позволял себе забывчивость, что подтверждается людьми, которые с ним работали.
— Каковы твои выводы?
— Я считаю, что Лазарь не тот, за кого себя выдает. Но за последние годы он сделал очень многое для укрепления Советского Союза и раз за разом демонстрирует абсолютную лояльность. То есть мы считаем, что Лазарь странный, но очень полезный для нас фигурант. Но тут есть два неясных момента. Во-первых, совершенно не понятно, откуда он вообще взялся и для чего. А во-вторых, он ведет свою политическую игру. Формально, да, он способствует укреплению ваших позиций, но игра самостоятельная. Свои шаги он не всегда с нами согласует, а по некоторым пунктам, так и вообще в известность не ставит. Так, например, нам стало известно, что Лазарь во время Мюнхенской конференции беседовал около получаса с Гудерианом. О чем — неизвестно. Однако в ходе последующего путча немецкий генерал необычайно быстро сориентировался, так, будто знал обо всем и готовился. Причем не просто так, а заработав очень большое доверие у Гитлера и его окружения. Кроме того, месяц назад случился большой скандал в Кригсмарине с заменой адмирала Редера на Деница и серьезным пересмотром военно-морской программы.
— И что? Это как-то связано?
— За две недели до того с Деницем имел большой разговор Гудериан, ранее флотом вообще не интересовавшийся, а потом Дениц записался на личную встречу с Гитлером и провел у него несколько часов.
— Думаешь, что они работали заодно?
— Возможно, но никаких сведений у нас нет. Однако совпадение странное. Еще интереснее оказывается то, что новая программа судостроения несет серьезную угрозу Великобритании, позволяя в случае войны буквально парализовать деятельность ее флота. Для нас же она носит в целом нейтральный характер.
— То есть?
— То есть наши эксперты считают, что Лазарь тонко сыграл на дипломатическом поле. Кроме того, почти все специалисты, которые имеют полный допуск по операции «Локи», сходятся во мнении, что Лазарь полезен нам только при сохранении за ним наибольшей свободы действия из-за его стиля работы. Мы можем взять его, закрыть и обработать, с целью выяснить все. Но в этом случае имеем хороший шанс провала. Эпизоды в Испании, Чехословакии и Монголии говорят о том, что Лазарь — человек с очень крепким духом, высокой инициативностью, предприимчивостью и достаточно непредсказуем.
— То есть только добрая воля? — переспросил Сталин. — Рискованно.
— Рискованно, — кивнул Берия.
— А если прямо поговорить?
— Не уверен, что он не уйдет в отрицание. Дескать, головой ударился, вот и озарило.
— Вариант, по которому мы взяли на крючок Ягоду, не подойдет?
— Вполне, но тут могут быть непредсказуемые последствия. Мы просто не можем просчитать, что он хочет и чем дорожит. Если имела место подмена, то дочь не его, а потому он не станет ради нее кидаться в петлю. Это косвенно объясняется и его поступком с любовницей — Кузьмичевой. У них была настоящая страсть. Любовь. Он был без ума от нее. Когда Лазарь вернулся из госпиталя, то эмоций уже не было — лишь холодная рассудительность и техничность.
— И других любовниц Лазарь не заводил?
— Нет. Он крайне осторожен в связях. Наблюдение показало, что он имеет интимную близость только со своей женой. И все. Хотя до ноября тридцать пятого вел весьма распущенную личную жизнь и старался не пропускать симпатичных девушек.
— Кто же он такой? — задумчиво произнес Сталин, выбивая трубку. — Попробуйте найти того, кто сможет ему залезть в душу. Неужели он не оказывал знаков внимания каким-нибудь красавицам? Или ему не нравятся женщины? Может быть еще что-то необычное? Поищите к нему подход. Эта темная лошадка должна раскрыть себя, так или иначе.
— Наши аккуратные попытки подложить ему смазливую девицу проваливаются раз за разом. Он достаточно умен, чтобы все понять. Хотя мы работаем достаточно аккуратно.
— Тогда давайте попробуем его открыто женить с явным политическим подтекстом, дескать, нужно для дела и в этом партийным товарищам нужна его помощь. Но подобрать такую особу, чтобы рано или поздно он растаял, даже понимая, что делает важное дело. Подменим цели, выпятив то, чего обычно стесняются. Кроме того, нам нужно расположить Лазаря к себе. Притупить его бдительность.
— Тогда его можно наградить. Допустим вторую звезду Героя за Монголию и орден Ленина за Чехословакию. Тем более что он заслужил. Никто в здравом уме не будет репрессировать дважды героя СССР, по крайней мере, без длительной и тщательной подготовки этой процедуры. Кроме того, нужно разыграть определенную заботу. Ваш обеспокоенный звонок, мой визит с не менее обеспокоенным лицом и так далее.
— Хорошо, тогда так и поступим. Главное, не вызвать у Лазаря подозрения. И наградить его действительно стоит. Враг он или друг, а сделал для СССР очень много. Даже более того — распорядитесь провести у него в кабинете и дома ремонт, завезите новую мебель. Скромность — это хорошо, но вы правы, мы должны показать, что его ценим.
— Товарищ Сталин, — чуть помедлив, спросил Лаврентий Павлович, — а зачем нам собственно его выводить на чистую воду? Он ведь может что-то почувствовать и выкинуть фортель. Лазарь и сейчас хорошо работает, а пристальное наблюдение позволяет контролировать ситуацию.
— Ты сам видишь, Ворошилов совершенно не справляется с возложенными на него задачами. Просто образования и ума не хватает. Чего уж тут стыдиться.
— И вы хотите поставить на его место Лазаря?
— Да. Но только после серьезной проверки. Пока он в звене наркомата формально ведомый, его статус темной лошадки вполне допустим. Но ставить такого человека на пост наркома… — Он пожал плечами. — Поэтому ты и должен разобраться в том, что это за фрукт. Нам все равно с ним придется поговорить по душам. Так что готовь папку. Все-таки попробуем вариант Ягоды.
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5