Василий испытывал волнение в этот день. Шутка ли – первый боевой вылет на реактивном истребителе…

– Альбатрос. Я Беркут. Как слышно? Прием, – раздался в наушниках голос командира разведгруппы.

– Я Альбатрос. Слышу тебя хорошо. Прием.

– Вижу рой. Высота восемь. Дистанция десять. Курс триста сорок. Направление сто десять. Как понял? Прием.

– Понял ясно. Захожу на цель, – ответил Василий, принял штурвал на себя и стал набирать высоту, а за ним потянулись остальные одиннадцать тяжелых истребителей-перехватчиков, несколько минут назад поднявшихся с бетонированного аэродрома недалеко от Ла-Манша.

Впереди под машиной Василия уходила вперед целая дивизия поршневых истребителей Конфедерации. Полковник и сам не раз ходил вот так на армады англо-американских бомбардировщиков и знал, как это опасно и тяжело. Особенно сейчас, когда для сопровождения противник стал выделять большое количество истребителей – по четыре на один бомбовоз. Конечно, по отдельности каждый истребитель что американцев, что англичан уступал «И-300», но их было слишком много. Да еще и бомбардировщики поддерживали плотным огнем из многочисленных крупнокалиберных пулеметов.

Самым неприятным в сложившейся ситуации было то, что чем дальше уходила война, тем масштабнее и кровопролитнее становились воздушные сражения над Европой. Прямо-таки полномасштабные битвы, в которых англо-американские силы старались что-то разбомбить, идя туда целой армадой, а части ПВО всемерно этому мешали. По пятьсот машин в одном сражении с каждой стороны стало нормой, доходя иногда до тысячи и более. Издалека это напоминало какой-то рой, бурлящий, гудящий и огрызающийся огнем, время от времени исторгающий из себя на землю умирающих мошек.

Василий встряхнул головой, отгоняя совершенно ненужные мысли, застегнул маску и включил подачу дыхательной смеси. На альтиметре уже значилось десять километров, а его отряду нужно было забираться еще выше – на законные тринадцать тысяч метров, чтобы их сразу не заметили, отвлекаясь на бой с армадой поршневых истребителей.

Конечно, такой удар вряд ли покажет все боевые качества машин, но как-никак первый бой, и рисковать было просто глупо.

Секунды тянулись очень медленно. Вот альтиметр показал тринадцать километров, и эскадрилья Василия выровняла горизонтальный полет. Еще несколько тягостных секунд, и они прошли группу самолетов противника, пройдя на очень приличных встречных скоростях. Их не заметили, сосредоточив все внимание на привычном противнике, который играл, стараясь потрепать истребители, не подлетая близко и выманивая их подальше от плотного огня бомбовозов. Но они упорно не желали показывать свою «молодецкую удаль» и далеко не отлетали.

Василий хмыкнул, скользнув взглядом по творящейся внизу каше, и повел свою эскадрилью в атаку. Обратный иммельман, плавно переходящий в пикирование, повторяли следом за ним один истребитель за другим, наращивая скорость и заходя на цель сзади. За всей этой аккуратной игрой никто так и не заметил совершенно неожиданного нападения на замыкающие машины строя.

Так как перехватчики нагоняли бомбардировщики, то скорость сближения выходила вполне приемлемой для прицельной стрельбы из пушки – что-то около шестисот километров в час. На пределе, конечно, но цель была слишком велика, и потому по несколько тридцатимиллиметровых тонкостенных фугасных снарядов с короткой очереди четырех автоматов шли точно в свои цели. А потом истребитель, прошедший через горизонтальную плоскость строя, новым обратным иммельманом уходил по контркурсу с понижением, стараясь как можно скорее выйти из зоны действенного огня.

Прошло несколько секунд, и Беркут подтвердил сбитых. Все машины в порядке. Преследования нет. Да и вообще – враг в замешательстве из-за неожиданности как самого нападения, так и его характера. Скорости новых перехватчиков произвели шокирующее впечатление. В принципе, Василий может уже уводить перехватчики на базу, так как испытания прошли успешно, но полковник решает не бросать начатого и ведет эскадрилью на новый заход.

– Орел. Я Альбатрос. Как слышно? – запросил Василий Иосифович командира авиадивизии.

– Я Орел. Слышу тебя хорошо.

– Иду на второй круг. Как понял?

– Понял тебя. Второй круг. Готов принимать.

Второго удара перехватчиков строй англо-американцев не выдержал. Шутка ли – две дюжины стратегических бомбардировщиков оказались сбиты за несколько минут. Треть от тяжелобомбардировочной дивизии, идущей на цель. Причем истребители прикрытия оказались совершенно бесполезны и не смогли ни сорвать атаку, ни подбить атакующие машины конфедератов. И ничто не говорило о том, что остальные бомбардировщики доберутся до цели даже такой ценой. Впрочем, начали сильно нервничать и истребители, веселой стайкой взъерошенных воробьев едва ли не в половину наличного парка бросившись вдогонку за уходящими на бешеной скорости перехватчиками.

Очень удобный момент! И им незамедлительно воспользовалась авиадивизия, только и ждавшая подобной оплошности…

– Сэр, мы завершили опрос экипажей.

– И?

– Судя по полученным сведениям, это немецкие самолеты «Me-262», которые разрабатывали в Рейхе с сорокового года.

– Насколько я помню, у них там шло не все ладно с двигателями. Как за полгода они смогли устранить старые проблемы?

– В Советском Союзе также до войны начали работу над реактивными двигателями и смогли достигнуть определенных успехов. По крайней мере, Jumo-004 был доведен очень быстро именно благодаря советским разработкам. Это единственное объяснение того, что «Me-262» оказался значительно более быстрым. Кроме того, доработан был и сам планер.

– Зачем?

– Они подняли крыло в положение высокоплана, вероятно, для того, чтобы защитить двигатели при взлете и посадке, так как они раньше располагались очень близко к земле. Однако изменилось не только их расположение, но и форма. В общем, самолет довольно сильно изменился, что в общем-то и наблюдалось в произошедшем бою. Летчики отмечают, что новые перехватчики Конфедерации двигались на больших скоростях, чем должен был выдавать «Me-262».

– Насколько больших?

– Мы полагаем, что в пикировании перехватчик преодолевал с запасом отметку скорости в тысячу километров в час, не теряя при том управления. В частности, во время первой атаки все двенадцать истребителей прошли сквозь строй бомбардировщиков на пределе и, проведя обратный иммельман, ушли по контркурсу. И все это на предельных скоростях. Конечно, было видно, что им непросто и особой верткости не наблюдается, но они шли в этом вираже на треть быстрее любого нашего истребителя.

– Если с планером проведены такие изменения, то можно ожидать и замены начинки?

– Да. Тем более что вооружение заменили. Теперь в носовой части фюзеляжа стоят тридцатимиллиметровые автоматические пушки. Четыре штуки. Их характеристики пока уточняются, но полагаю, что эта советская пушка «ТАУ-30-40», сведения о разработке которой мы получали по разведывательным каналам. Разработка этого орудия была завершена еще в сороковом году, однако на вооружение ее пока не ставили. Советские истребители обходились крупнокалиберными пулеметами и двадцатитрехмиллиметровыми автоматами. По всей видимости, это вызвано тем, что достойных целей для тяжелой авиапушки просто не было, ведь истребителям СССР приходилось сражаться с фронтовой авиацией.

– Почему советская? У немцев тоже была тридцатимиллиметровая пушка.

– Советская пушка лучше, причем в ее боекомплект также входят М-снаряды, сделанные по более простой и дешевой технологии. Фактически русские смогли довести до ума немецкую пушку, несмотря на то что их разрабатывали разные коллективы в разных странах, находящихся в состоянии войны.

– Вы ведь понимаете, что это катастрофа? – тихо произнес генерал. – Этот истребитель ставит жирную точку в наших бомбовых ударах по промышленным объектам на территории Германии.

– Конечно, сэр.

– Хм. Эти самолеты были серийными?

– Сложно сказать, сэр. Учитывая первое упоминание, рискну предположить, что это фронтовые испытания новой машины.

– И через несколько месяцев они начнут поступать в полки ПВО Конфедерации, – раздраженно произнес генерал.

– Скорее через полгода, сэр. А то и позднее. Дело в том, что у семи из двенадцати истребителей после второй атаки наблюдались проблемы с двигателями. Все-таки они еще очень сыры.

– Это не могли быть случайные попадания?

– Маловероятно, – неуверенно произнес штаб-офицер.

– А я так не думаю, – настоял на своем генерал. – Так и запишите, что семь реактивных истребителей было повреждено огнем.

– И один сбит?

– А он был сбит?

– Из-за неисправности двигателя один реактивный самолет противника потерял тягу, и пилот его покинул, выпрыгнув с парашютом.

– Отлично. Значит, один сбит, семь повреждены, остальных отогнали. И не забудьте найти тех, что смогли пропустить заход этих машин с тыла. За разгром дивизии кто-то должен ответить. Также предоставьте мне наградной список для тех, кто повредил и сбил. В общем, постарайтесь не допустить паники и максимально завуалировать результативность новых самолетов Конфедерации.

– Так точно, сэр, – козырнул штаб-офицер.

– И еще, – задумчиво произнес генерал. – Нам нужно разработать новую тактику для борьбы с этими самолетами противника. Кроме того, подготовьте приказ о наградах за каждый сбитый реактивный истребитель Конфедератов.

– Сколько?

– Тысячу фунтов стерлингов.

– Ого!

– А что вы хотели? Пилоты побитой авиадивизии уже сейчас пускают самые поганые слухи о новых машинах Конфедерации, подрывая и без того отвратительный боевой дух. Нам нужно дать серьезный стимул личному составу подтягиваться и думать о том, как сбивать этих птичек. Инструкции – это хорошо, но без разумной инициативы на местах нам не обойтись. Они должны хотеть сбить эти перехватчики.