9
Во время этого скоротечного сражения убит был лишь один камнеметчик и ранены четверо: два арбалетчика и два бродника.
Всех смельчаков перед общим строем Дарник наградил медными фалерами, а Корнею досталась и серебряная. В войске царило всеобщее воодушевление. Больше всех приревновали к славе бортичей и бродников луры. Их сотские явились к князю с настоятельным требованием: – Дай и нам проявить себя!
– Хорошо, – чуть подумав, согласился Рыбья Кровь. – В эту ночь мне нужны две ваши сотни. Пусть ложатся сейчас спать, а когда стемнеет, чтобы были наготове.
Огромное любопытство вызвали привезенные трупы абориков, и особенно их раненый. Кутигуры рвались расправиться с ним, но янарцы не позволили – пленный князю пока нужен был живым. Сначала архонты внимательно осмотрели убитых абориков и их доспехи. Все трое, включая принесенную Корнеем голову всадника, были светловолосыми тридцатилетними мужчинами с голубыми глазами и коротко постриженными бородами. Доспехи из белого железа в самом деле были хороши: гладкие, изогнутые, ладно пригнанные по фигуре. Вблизи их шлемы еще больше походили на собачьи головы, сверху были даже два отверстия с козырьками для проветривания, очень напоминающие маленькие собачьи ушки.
Затем князь с архонтами занялись раненым. У того камнем была сильно повреждена рука, и несколько кровоподтеков он получил уже в рукопашной с бродниками.
Раненый не говорил ни по-хазарски, ни по-ромейски, ни по-арабски. Но несколько произнесенных им слов напомнили Дарнику готский язык, это подтвердил и Сигиберд. Задал пленнику несколько готских фраз и стал почти без затруднений переводить.
– Аборики, оказывается, родственное нам племя, – объяснил варагесец, коротко поговорив с пленником. – Они когда-то ушли с Сурожского моря, но не на запад и юг, а на север, в Рипейские горы, а с гор уже по Яику спустились сюда.
Звали пленника Бавидо. Он был каменных дел мастер, вытачивал из дорогого зеленого камня шкатулки, чашки и вазы. В Хемоде, по его словам, тысяча воинов, всевозможных припасов у них больше чем на год, а при необходимости они всегда могут пополнить их, отправившись на своих лодках на Торговый остров в дельте Яика. За что они так казнят кутигурских детей? А за дело. Кутигуры уже второй год истребляют все их береговые посевы пшеницы, овса и ячменя, а этой весной убили хемодских переговорщиков, вот и решили отомстить так, чтобы навсегда запомнили.
Дальше князь слушать не стал, отправился за объяснениями к Калчу.
– Что же ты мне не сказала, что вы убили их переговорщиков? – спросил, гневно глядя на тысячскую.
– Убили потому, что они этого заслужили, – невозмутимо отвечала Калчу. – Ты бы тоже их казнил на нашем месте. Так дерзко, как они, еще никто не говорил с нашим каганом.
– Ты понимаешь, если бы я сразу узнал об этом, никакого бы похода сюда не было. Мои воеводы и воины никогда не согласились бы помогать тем, кто убивает послов.
– Разве ты сам вчера не видел, что они делают с нашими детьми, и только что ты сам наградил своих воинов за спасение одной-единственной девочки?
Пробить эту стену непонимания было невозможно.
Как бы там ни было, а осаду отменять, особенно после смерти Леонидаса, было уже поздно.
– Что делать с мертвяками? – спросил Корней.
– Порубить на куски, зарядить в пращницу и отправить назад в Хемод, – распорядился князь.
Этому неожиданно воспротивился Сигиберд:
– Нельзя так поступать, князь. Не оскверняй свои знамена. Аборики уже слышали о тебе. Я могу попробовать договориться с ними о мире.
– О каком мире? О выплате нам отступной дани? Мы сами ворвемся туда и все возьмем.
– Возьмешь не ты, а кутигуры. Заодно они полностью разрушат Хемод. Ты же хотел тут жить и покупать шерсть. Хочешь, чтобы рядом жили не искусные ремесленники, а дикие пастухи?
Дарнику самому уже приходило все это в голову, но он рассчитывал, что сумеет захватить в плен достаточно хемодских мастеров, которые передадут команде Ратая все свои умения и навыки. Однако в доводах Сигиберда было больше смысла.
– Хорошо, – уступил варагесцу князь. – Тела закопать, а головы выставить на пиках городу на виду. Про мое знамя рядом тоже не забудь.
Против такого Сигиберд не возражал. И рядом с тремя пиками с насаженными головами на одной из пращниц было прикреплено Рыбное знамя. Необходимости скрывать себя больше не было, и повсюду среди осаждающих замелькали дарникские и ромейские блестящие стальные шлемы с развевающимися султанами.
Теперь главной задачей было не прекращать работу хотя бы одной Пращницы. К той, на которой возвышалось знамя, свезли все имеющиеся камни и десять кутигурских телег отправили по окрестностям на поиск любого вида камней, включая мелкий щебень. Ратая же князь направил на левый берег, с тем чтобы он сделал оттуда несколько пристрельных выстрелов из пращниц, дабы показать аборикам, что беззубая кутигурская осада для них уже полностью закончилась, дальше будет настоящая осада по-дарникски. Двести ополченцев с лопатами и кирками были загнаны в окопы вести траншеи от безопасной черты как можно ближе к воротам. В них князь хотел разместить несколько камнеметов и сосредоточить силы для главного штурмового броска.
Сигиберд продолжал настаивать на переговорах с Хемодом. Дарник его осаживал:
– Нам пока еще не с чем идти на эти переговоры. Аборики должны для них получше созреть и сами запросить мира.
Кутигуры после первого урока, преподанного на их глазах непобедимому врагу, окончательно признали главенство князя над осадой Хемода, и Дарник как следует этим воспользовался. Приказал собрать по стану все кожаные бурдюки для воды какие есть. Потом вместе с кутигурскими сотскими повел первые пять сотен ордынских воинов к броду и велел с надутыми воздухом бурдюками преодолевать реку туда и назад. Сначала на мелком месте, потом там, где поглубже, и наконец на глубине и с оружием.
– Мое дело разрушить стены Хемода, а резню там вы будете устраивать сами, – перевели его слова и сотским, и простым ордынцам.
С этим трудно было не согласиться, и кутигуры добросовестно принялись готовить себя к первому штурму, который Дарник назначил на следующий день. Собрав архонтов и кутигурских тясячских, он объяснил им, что сначала всем им предстоит переправиться на соседние с Хемодом острова, как следует там окопаться, перевезти туда камнеметы и, как только в городских стенах появятся проломы, – с трех сторон идти на приступ Хемода. Никто против такого плана не возражал.
Когда стало смеркаться, Рыбья Кровь вызвал к себе лурских сотских и объяснил им их ночное задание. Как только стемнеет, бортичи заберут с ристалища всех убитых людей и лошадей, выроют камнеметы и отойдут к стану. Пращница со знаменем будет продолжать стрелять всю ночь. Аборикам непременно захочется ее уничтожить, и они вышлют отряд с топорами. Первая сотня луров должна хорошо затаиться в окопах и встретить абориков уже возле Пращницы. Если им на выручку аборики пошлют второй отряд, тогда им в бок должна ударить вторая сотня луров. Если первый отряд абориков будет маленький, вторая сотня из засады не выходит, дает первой сотне самой справиться с хемодцами. И пусть луры берут как можно больше пленников. Сейчас специально для них повсюду собирают все сети и мотки веревок. Бросайте все это на абориков и сразу вяжите их. За каждого пленника будет награда. А еще, чтобы не перепутать в ночной рукопашной своих и чужих, повяжите себе на шею и кисти рук белые ленты.
Заданием остался недоволен только сотский второй сотни: а вдруг его отряду вообще не придется сражаться?
– Зато при переправе на острова твоя сотня пойдет первой, – утешил его князь.
Как все планировалось, почти так и случилось. С той лишь разницей, что аборики пошли в атаку сразу двумя отрядами. Из проток между островами бесшумно выплыли хемодские лодки, с них сошли на берег больше ста бойцов и с двух сторон устремились к Пращнице. Появление луров из-под земли прямо в их рядах стало для латников полной неожиданностью. Тяжелым и неповоротливым, им трудно было отбиваться от быстрых и ловких горцев, привыкших именно к такому виду рукопашной. Поняв по звукам, что схватка идет нешуточная, вторая сотня луров бросилась своим на выручку. Хорошие доспехи спасали абориков от смертельных ударов, но вовсе не от сетей и мотков веревок, а упав, латник подняться уже не мог. Из ворот спасать своих вышел и третий отряд абориков. Как потом оказалось, опустив подъемный мост, они просто положили на остов сгоревших мостков новые доски и по ним перешли на берег.
Не дремали и дарникцы. Корней в конном строю уже скакал со своей дозорной сотней. В общем, схватка вышла что надо. Поняв, что численное превосходство не в их пользу и неожиданность вылазки не сработала, аборики стали быстро отступать, панического бегства не было, но сутолока у ворот и лодок получилась порядочной. Мечами отбиваться от всадников с пиками и сулицами было невозможно, и часть хемодцев поневоле бросилась к городу вплавь; выплыть в доспехах, хоть и на короткое расстояние, удалось не каждому, поэтому успех луров и дозорной сотни был полным. Корнею со своими дозорными удалось даже захватить одну из лодок, которую он тут же увел с собой вниз по течению.
Утром перед князем стояли двадцать семь пленников, и больше сорока абориков лежали мертвые, сложенные рядком без оружия и доспехов. Потери луров составили девять человек, троих дозорных потерял Корней.
– Ты, конечно, молодец, но награды не получишь, – журил его Дарник. – На тебя никаких фалер не напасешься. Будешь получать только по одной фалере за два подвига.
Корней на это лишь широко ухмылялся – довольный уже тем, что его бедовую физиономию узнавали теперь не только в дарникском, но и в ордынском стане.
Зато сполна свое получили луры: по серебряной фалере оба сотских и двадцать семь медных фалер за каждого из пленных остальные их бойники.
Самым большим удивлением для захваченных абориков было обнаружить среди дарникского войска целую сотню своих дальних соплеменников. Да и Сигиберд считал, что получил хороший козырь в своих переговорах о мире, на которых он продолжал настаивать.
– Ты пойми, даже если они отдадут нам всех кутигурских детей, просто так мы отсюда не уйдем, – пытался образумить варагесца князь.
– Ну и не уходи. Я просто объясню, что на подходе у тебя еще пять тысяч головорезов и что ты муж моей двоюродной племянницы.
– Хорошо, попробуй, – разрешил Дарник.
Сигиберд и попробовал. С зеленой веткой, древним готским символом переговоров, разделся по пояс и в таком виде направился к воротам Хемода. Возобновившая с утра свою стрельбу Пращница по приказу князя остановилась. Толпа дарникцев и кутигур наблюдала, как старый воин подходит к мосткам, машет веткой и что-то кричит, как подъемный мост опускается и варагесец входит в город.
Обеспокоенная этими переговорами Калчу подошла к князю:
– Почему ты не сказал мне, что ты задумал?
– Это не я, это мой сотский решил обменять ваших детей на пленных. Если ты возражаешь, переговоров не будет.
Калчу недоверчиво посмотрела на князя и задала новый вопрос:
– Если они вернут нам наших детей, ты с ними замиришься?
– Не знаю, я об этом еще не думал.
– А что ты собираешься делать потом?.. – Она взмахнула своей беспалой рукой, мол, вообще после всего этого.
– Я же тебе говорил – буду покупать твоих овец и стричь их себе и вам на пользу.
Вид у Калчу был слегка озадаченный, видимо, прежде эти слова как-то не совмещались у нее с действительностью.
– Я так понимаю, что назначенного на сегодня первого приступа не будет? – чуть погодя поинтересовался Корней. – Надо бы Ратая предупредить, а то, пока ты ведешь переговоры, он возьмет и захватит Хемод с левого берега.
Дарник лишь хмуро глянул, и Корней уже сам послал к Ратаю своего дозорного, рассказать, какое у них тут веселье было ночью и продолжилось утром.
Подготовка к приступу тем не менее шла своим чередом: уже чуть не во всем кутигурском войске закончились мешки, поэтому брали просто овечьи шкуры и связывали комом их веревками, везли и везли камни, готовили вязанки из сухого тростника и бурьяна, чтобы забрасывать их потом в речной завал из кустов, продолжали копать и траншеи в сторону ворот.
Наконец, ближе к полудню подъемный мост опустился во второй раз, выпустив наружу Сигиберда в целости и сохранности.
Калчу настояла на своем присутствии при докладе переговорщика. Впрочем, Сигиберду рассказывать было особенно нечего:
– Они согласны прислать своего главного переговорщика, если мы пошлем в Хемод десять заложников.
– Вот десять своих тервигов и посылай, – ответил на это князь.
Как уж это Сигиберду удалось, только десять заложников среди своих он все же набрал, сам же счел более полезным остаться толмачом при князе.
Заложники ушли, а, пока ждали главного переговорщика, Сигиберд рассказывал князю о своих впечатлениях от Хемода:
– Все дома в два, а то и в три яруса, окна редко из бычьих пузырей, в основном из стекла и свинцовых рам, улочки хоть и узкие, но прямые, от ворот расходятся лучами, вымощены вертикально поставленными деревянными чурбачками. В первом ярусе домов либо конюшня, либо мастерская, лавка или склад для товаров и припасов. Золотые цепи и украшения с камнями не только у женщин, но и у мужчин. Грохот от мастерских и кузниц большой, но каждые два часа раздается звон малого колокола и все на некоторое время замирает, в это время всюду разносят ячменное вино и еду, все пьют и едят. Потом снова колокол, и все снова начинают работать…
Дарник слушал это и все тверже убеждался в том, что нельзя допустить, чтобы в Хемод ворвались тысячи кутигур и всё там разрушили и поубивали. Было жалко даже не накопленных в городе богатств, а того, что аборики умеют делать своими руками. Как хорошо еще, что все они находятся в одном маленьком месте и не разъезжают по свету, удивляя всех своим ремеслом.
По приказу князя из его двуколки достали шатер и установили на середине пути между кутигурским станом и городом так, чтобы с городской стены его хорошо было видно. С усмешкой смотрел, как мечется возле полотнища шатра Афобий, нигде не находя подходящих кольев – всё деревянное давно было использовано на другие цели.
Перехватив взгляд Дарника, заинтересовался муками оруженосца и Корней.
– Как думаешь, догадается или нет? – участливо спросил он у князя. – Свирь бы давно сообразил.
Увидев, что на него смотрят высокие архонты, Афобий засуетился еще больше и, пробегая мимо княжеского телохранителя, споткнулся о его копье, и ромея тотчас же осенило: ну конечно, копья и пики! Тут же помчался к повозкам оружейников и вернулся с охапкой копий и пик, клещами срывая с них наконечники.
Как только шатер был поставлен, появились и переговорщики. Двое крупных сорокалетних мужчин в расшитых золотом и с собольей окантовкой великолепных плащах. Один был совершенно лыс, у второго на голове тонкий серебряный обруч не давал расчесанным волосам приходить в беспорядок от легкого ветерка.
Вопросительно глянув на князя и получив его молчаливое согласие, Сигиберд пошел навстречу переговорщикам, поравнявшись с ними на последней трети пути до княжеского шатра. Действовал как хорошо вышколенный ромейский придворный.
Подойдя к князю с архонтами, переговорщики с холодными улыбками поклонились и произнесли свои приветствия.
– Скажи от меня тоже что-то хорошее, – попросил Дарник варагесца, – только не слишком сладкое.
На стоявшую неподалеку группу пленных абориков переговорщики только искоса глянули и молча пошли за князем и Сигибердом в шатер. Кроме них, четверых, в шатер вошли еще четверо заранее оговоренных советников: Калчу, Буним, Корней и Ираклий. Буним заодно должен был переводить Калчу со словенского на хазарский, а Корней Ираклию на ромейский. Несколько дорожных сундучков, покрытых сайгачными шкурами, служили сиденьями. Едой не потчевали. Афобий наливал в кубки лишь сильно разбавленное водой вино. Того, что с обручем, звали Гадор, он был за главного, а лысого звали Вало, он служил для Гадора сдерживающим началом, потом обоим наверняка придется отчитываться перед более важными отцами города, ведь вряд ли к незнакомым пришельцам пошлют самых ценных воевод.
– Почему знаменитый князь Дарник находится здесь? Разве наш город причинил ему какое-то зло? – заговорил через Сигиберда Гадор.
– Нет, Хемод мне никакого зла не причинил, – любопытства ради Дарник решил отвечать пока только на заданные вопросы.
– Разве достойно благородного воина помогать тем, кто убивает наших послов?
– Нет, это недостойно благородного воина.
Гадор чуть помолчал, ожидая более подробных княжеских объяснений, но не дождался их.
– Князь Дарник собирается взять приступом наш город?
– Да, завтра или послезавтра ваш город падет.
Оба аборика переглянулись между собой.
– Князь Дарник не боится ради подлой кочевой орды потерять очень много своих воинов?
– Нет, не боится.
– Что надо князю Дарнику, чтобы не нападать на наш город?
– Обменять всех кутигурских детей на двадцать восемь ваших пленников.
– Это все, что ему надо?
– Нет, не все. Я хочу, чтобы Хемод взял меня с моим войском себе на службу.
Аборики быстро заговорили с Сигибердом, видимо уточняя, правильно ли он перевел слова князя.
– Для чего князь Дарник хочет быть у нас на службе?
– Для того, чтобы защитить Хемод от кутигуров.
– Но мы и сами умеем защитить себя от кутигуров.
– Боюсь, что завтра, когда Хемод лишится своих стен, вы поймете, что это не совсем так, – Рыбья Кровь был по-прежнему сама невозмутимость.
Даже его советники слушали их разговор, округлив от изумления глаза, не решаясь вставить в непонятную словесную игру князя ни слова.
– Мы считали, что князь Дарник пришел сюда защищать кутигур, или это не так?
– Это именно так. У кутигур я беру серебро и баранов, чтобы защищать их от вас, у вас я буду брать золото и самоцветы, чтобы защитить вас от кутигур.
В шатре воцарилось тяжелое молчание.
Вало что-то шепнул на ухо Гадору. Тот сделал нетерпеливое движение плечом, потом все же, глядя на напарника, спросил:
– Сколько именно золота хочет взять князь Дарник за свою службу Хемоду?
– Сто тысяч дирхемов.
– Но во всем нашем городе не наберется и половины этой суммы.
– Эта сумма может быть выдана не только золотом, но и чем-то другим. Например, хорошими бревнами для строительства моего города неподалеку от Хемода. Я ведь собираюсь хорошо и долго защищать Хемод от кутигуров.
Последние слова князя окончательно добили переговорщиков.
– Мы должны передать твои предложения старейшинам Хемода. Завтра в полдень ты получишь наш ответ.
Аборики поднялись и откланялись, собираясь уходить. Но Дарник был в боевом расположении духа, чтобы дать им уйти просто так.
– Наши переговоры никак не должны помешать нашим военным делам. Если ваши воины попытаются исправлять повреждения, которые мы вам нанесли, наши камнеметы снова начнут стрелять. Лучше, если и вы и мы до завтра ничего не будем делать.
С этим пожеланием переговорщики в сопровождении Сигиберда покинули шатер.
Пока слышны были их шаги, Корней еще крепился, а потом все же расхохотался в полный голос. Глядя на него, засмеялись и остальные, хотя им было вовсе не до смеха.
– Почему ты сказал, что будешь защищать абориков от кутигуров? – первой возмутилась Калчу. – Ты же хотел захватить их город?
– Я и сейчас хочу, – не возражал князь. – Но зачем сражаться, когда все что нужно можно получить и без сражения. Или тебе сожженные трупы ваших детей дороже этого?
– Ты самый лучший переговорщик на свете, – от души похвалил Буним. – Я получил несравненное удовольствие. Если аборики согласятся, буду смеяться неделю подряд.
– А как именно мы будем защищать Хемод от кутигуров? – растерянно полюбопытствовал Ираклий.
Ответом ему был общий хохот, смеялась даже Калчу.